Виктор
Арсланов
О любви к литературе "Победителей не судят!" - изрекает телевизионный киллер. Эта фраза может
стать эпиграфом эпохи. Успех - любой ценой. Успех - значит, деньги, очень
много денег, которые рождают новые деньги. Деньги - единственная вещь,
которой никогда нельзя насытиться. Они обладают поистине волшебной властью.
Любого урода превращают в красавца, обожаемого женщинами. Дурака - в мыслителя,
каждое слово которого ловят миллионы. Самую пошлую жизнь они делают сказкой,
предметом зависти и примером для подражания.
Однако и в ХХ веке иногда любовь к деньгам уступала чему-то другому.
Например, любви к литературе.
Книга "Беседы на Лубянке. Следственное дело Дердя Лукача. Материалы к биографии" содержит ценные документы и комментарии к ним, заставляющие, в частности, задуматься и над поставленным выше вопросом. Решение не было простым. Ему предшествовали годы плодотворной интеллектуальной работы, когда был создан ряд книг, в том числе "Теория романа", которая ныне принадлежит к обязательному чтению аспирантов-филологов самых знаменитых западных университетов (следы влияния этой книги заметны и в концепции М.Бахтина). Но сам Лукач полагал, что оказался в интеллектуальным и нравственным тупике. И не только он, но и другие члены возглавляемого Лукачем Будапештского кружка, или "Воскресной школы", в которую входили будущие европейские знаменитости, такие как Карл Манхейм или Арнольд Хаузер. "Главная из дилемм, стоявших перед Лукачем и его единомышленниками, заключалась в этическом выборе: что предпочтительнее в моральном плане - бегство от общества или прямой вызов? В ходе дискуссий обсуждалась даже идея создания небольшой коммуны близ Гейдельберга как своего рода убежища от современной цивилизации" . (1) В декабре 1918-го года Лукач публикует статью "Большевизм как моральная проблема", в которой доказывал, что большевизм "в этическом смысле зиждется на том метафизическом допущении, что зло способно порождать добро, что именно через ложь пролегает дорога к истине, и что искоренить путем насилия угнетение во имя будущего бесклассового общества - более нравственный выбор, чем увековечить несправедливость классового строя" (2). Итак, Лукач все уже знал о большевизме в 1918-м году и самые радикальные современные авторы ничего принципиально нового не могли бы добавить к этому знанию. Но знают ли эти авторы то, что постиг Лукач, круто изменивший свою судьбу вскоре после публикации анти-большевистсткой статьи? Разумеется, речь идет не о некоем эзотерическом знании, хотя Лукача,
как и его друга и в известном смысле соавтора Мих.Лифшица, некоторые авторы
относят к разряду "эзотерического марксизма". Точнее было бы сказать -
о сохранении того знания, которые было ведомо Гете и Гегелю, Пушкину и
Шекспиру, а ныне утрачено. И даже не знания, а чего-то более широкого,
объемлющего все силы души.
Деррида прекрасно знает, что имела в виду студентка, которой вместо занятия литературой предложено было исследовать образ телефона. Но не будет же он ей объяснять, что говорить сегодня о любви к литературе неприлично, если не знаешь, какой ценой она, эта любовь, должна быть оплачена. И даже если вы готовы заплатить эту цену , не каждому суждена, говоря словами французского философа, "весьма удавшаяся неудача" - катастрофа, равнозначная сказочному везению. А что прикажете делать тому, кому все это не суждено? Что прикажете делать в эпоху, когда мечты романтиков о голубом цветке стали прямой дорогой к невыносимой, тошнотворной болтовне, как было сказано Беньямином еще в начале ХХ века? Спасения нет нигде. Может ли кто-нибудь, имеющий остатки совести, всерьез писать о современной политике? Или искусстве? Нет, даже обмен тайными знаками уже невозможен - эта старая пифагорейская хитрость давно разгадана и тоже стала дорогой к пошлости. Протест против пошлости - что может быть пошлее? И вот те, кто еще сохранил способность любить литературу, кто может отличать ее от не-литературы, пишет исследования об образе телефона. Или объемистые философские труды о почтовой открытке, как это делает сам Деррида. В которых просто глупо было бы искать какой-то скрытый смысл, тайное знание, намек на что-то принципиально иное. Там нет ничего, кроме, пожалуй, рассеивания (термин философии Деррида) смысла, накопленного прошлыми эпохами. Рассеять смысл, чтобы посеять его - или рассеять, чтобы он окончательно потерялся, исчез? Вот этот естественный, казалось бы, вопрос, абсолютно недопустим с точки зрения позиции, занятой Деррида и его единомышленниками-постмодернистами. Ибо этот вопрос свидетельствует о том, что вы еще мечтаете о голубом цвете идеала. Нет, надо от всех этих идеалов обратиться к телефону, почтовой открытке, унитазу и писсуару, счастливой улыбке кинозвезды на обложке иллюстрированного журнала … Если вы еще любите литературу. Какое отношение имеет сказанное к допросу Лукача на Лубянке в 1941-м году? На этих допросах речь шла не о литературе. "Сколько бы вы ни упорствовали, - заявил Лукачу следователь, - как провокатор и шпион вы будете разоблачены, так и знайте", ибо "следствие располагает материалами, изобличающими вас…" (4) Документы, приведенные в книге, свидетельствуют как раз об обратном - дело Лукача было сфабриковано. Однако не только в голове следователя, лейтенанта НКВД, но и близко знавшего Лукача, бывшего наркома внутренних дел Советской венгерской республики Б.Ваго как-то не укладывалось и вызывало сомнение - зачем надо было сыну директора крупнейшего банка вступать в Компартию Венгрии? Не иначе, как с провокационной целью, намекает в своей информации в отдел кадров ИККИ Б.Ваго. Что мог возразить на эти прозрачные намеки Лукач? Ничего. Объясняться с ультра-левым коммунистом типа Бела Куна (люто ненавидевшим Лукача) так же бессмысленно, как и с шоуменом, кумиром экрана наших дней. Однако материалы, содержащиеся в книге - это своеобразные почтовые открытки, обращенные к нам, хотя никто не кидал их в наш почтовый ящик. С ними можно, конечно, обойтись так же, как это обычно делают постмодернисты с объектами своих деконструктивистских штудий. И все же, в отличие от бессловесного телефонного аппарата или банального почтового послания - они могут постоять за себя. Я не ставлю перед собой в короткой заметке недостижимую цель: поведать о диалоге, какой ведут между собой два типа "почтовых отправлений" - открытки Деррида и материалы "дела" Лукача, понимая под последними не только протоколы его допросов на Лубянке, но и гораздо шире, материалы его жизни в целом. Последние - настоящий роман, тем более удивительный, что создан он был главным героем этого романа в то время, когда литература, кажется, умерла. Чтобы прочитать этот роман, надо не разгадывать изощренные ребусы постмодернизма, а просто понимать литературу . Ибо никакой тайны и мистического смысла в рисунке жизни Лукача нет, однако есть фабула. Старшему следователю НКВД Лукач мог бы рассказать о том, как он круто изменил течение своей жизни потому, что почувствовал возможность возвращения фабулы в этот проклятый и богооставленный мир. Но что значит для человека, любящего литературу, возрождение фабулы, способен понять из нынешней читающей и пишущей публики, может быть, только Деррида. В одной из своих последних книг он бросает несколько брезгливых слов о "нео-либеральной риторике, одновременно ликующей и беспокойно-тревожной, маниакальной и растерянной, часто непристойной в своей эйфории" (5) - риторике победившего капитала, победа которого равнозначна концу истории, литературы, философии и человека. В этой атмосфере какой-либо диалог просто немыслим. Но бывает и так: когда умолкают философы и литераторы, начинают говорить вещи. Материалы жизни Лукача говорят не только о его любви к литературе, но
и любви литературы к нему. Не потому ли ФАБУЛА, умершая на страницах современных
литературоведов и писателей, обрела голос в таких сочинениях венгерского
мыслителя, как, например, "Исторический роман"? Если верить Томасу Манну,
то его "Доктор Фаустус" нашел наиболее адекватного истолкователя именно
в Дерде Лукаче.
|