С этого номера «Левая Россия» начинает систематически освещать так называемое «дело НРА», очередное – после «Краснодарского дела», «дела А. Соколова» и «дела РВС» – дело о «левом терроризме в России». По обвинению в организации нескольких террористических актов и принадлежности к организации под названием «Новая революционная альтернатива» арестовано не менее 7 молодых людей, принадлежащих к левым кругам – начиная от анархо-экологистских и кончая комсомольскими.

«Дело НРА» сознательно окружается следственными органами завесой тайны. Арестованные отказываются признать себя виновными и отказываются признать сам факт существования организации под названием «Новая революционная альтернатива». Не известен ни один программный документ НРА, что абсолютно нехарактерно для левых организаций. Одна из арестованных – Лариса Щипцова (по мужу Романова) – уже отбыла срок по явно сфабрикованному «Краснодарскому делу».

Арестованные по этому же делу Илья Романов (муж Ларисы) и Александр Бирюков за отказ от «конструктивного сотрудничества» со следствием провозглашены «невменяемыми» и обречены на принудительное лечение, что нельзя охарактеризовать иначе, как факт карательной психиатрии. Практически все арестованные по делу – молодые женщины, страдающие тяжелыми заболеваниями и (или) имеющие малолетних детей. Видимо, поэтому они и арестованы – следствие надеется, что больные и боящиеся за судьбу своих детей женщины могут поддаться давлению и дать необходимые показания, оговорить себя и товарищей.

«Левая Россия» присоединяется к кампании защиты политзаключенных, арестованных по «делу НРА». Мы будем публиковать письма политзаключенных и информацию о развитии дела, справочные и аналитические материалы по «делу НРА» и другим аналогичным «делам». Мы полагаем, что, начиная с «Краснодарского дела», репрессивные органы буржуазного российского государства встали на путь политической провокации с целью выработки новых механизмов силового подавления левой оппозиции в стране, и «дело НРА» – всего лишь одно из звеньев в цепи этой провокации.

Проходящая по «делу НРА» (как и по «Краснодарскому делу») молодежь – комсомольцы, анархисты, экологисты, не входящие ни в какие организации сторонники социализма – выступают в роли «подопытных кроликов» буржуазного режима. Если методы политических репрессий, которые на них отрабатываются, оправдают себя – режим распространит эти методы на всех левых. Поэтому все, кто считает себя противником капитализма, должны включиться в кампанию борьбы за освобождение новых политзаключенных в России.
 

ПИСЬМО ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННОГО АЛЕКСАНДРА БИРЮКОВА В РЕДАКЦИЮ АНАРХИСТСКОГО БЮЛЛЕТЕНЯ «ПРАВА И ВОЛЯ»

Революционный привет всем питерским анархистам!

К моему искреннему сожалению, газеты не пропустили. Непонятно, чем руководствуется администрация СИЗО, нарушая таким образом закон. Вероятно, просто трусливо прогибается перед ФСБ и делает то, что велят ей «рыцари без страха и укропа».

Называя анархистов левыми, крайне левыми, я пользуюсь общепринятой для массового политического языка терминологией. Не скажу, что я в восторге от этой либерально-буржуазной лексики, но на данный момент ее употребление в моем общении с разными людьми наиболее эффективно для лучшего взаимопонимания. Поэтому я буду продолжать ею пользоваться.

Перейду к теме, наиболее для меня актуальной и важной. Дело НРА. Мои респонденты, как правило, избегают (личная ответственность!) высказывать в письмах свое отношение к НРА. Слов нет, я сердечно благодарен всем, кто оказывает поддержку мне и моим товарищам, но очень часто мне непонятна точка зрения, которой придерживаются люди, нам помогающие или высказывающиеся по этому поводу. Запутано все так, что черт ногу сломит. Попытаюсь вкратце обрисовать ситуацию так, как вижу ее я.

Есть уголовное дело по факту актов терроризма, ответственность за которые взяла на себя некая леворадикальная организация «Новая Революционная Альтернатива». Есть люди, которых обвиняют в причастности к НРА, в организации и исполнении актов террора. Таковых людей на данный момент шесть человек и все они заключены под стражу и сидят в разных московских тюрьмах.

Сами обвиняемые свое участие в деятельности НРА категорически отрицают. Левый терроризм для нашей страны – редкость, и появление дела НРА вызвало вполне объяснимое брожение в анархических и коммунистических кругах. Высказываются мнения, выражается сочувствие или неприятие, проводятся различные акции на тему НРА. Диапазон мнений очень широк, и я хочу для примера привести наиболее распространенные из мнений, а также высказать свое суждение. Приводимые положения касаются как НРА, так и обвиняемых по этому делу.

1. Обвиняемые – жертвы политических репрессий. Я – не жертва! Думаю, мои товарищи тоже не согласны с таким статусом. Обычно под политическими репрессиями подразумеваются превентивные карательные действия со стороны правящего режима в отношении лиц или социальных групп, потенциально способных противодействовать проводимой государством политике. Вряд ли это определение подходит к тому, что происходило и происходит со мной и моими товарищами. Согласно моему пониманию, мы не жертвы, а политзаключенные.

2. Политзаключенные. Это определение наиболее объективно и подходит ко всем обвиняемым. Каждый из нас, обвиняемых, в разной степени и качествах участвовал в общественно-политической деятельности. Каждый из нас гласно утверждал, что: государство в нынешнем виде, или государство вообще, не несет пользы народу, служит тормозом социального прогресса, выступает орудием порабощения масс, служит интересам очень малочисленной социальной группы в ущерб всем остальным, словом – бесчеловечно. Поэтому можно уверено сказать, что наше заключение – это реакция государства на нашу борьбу, и поскольку эта борьба происходит в плоскости политической, то мы – политзаключенные. Мы боремся с государством, с режимом своими методами, а он борется своими. Мы сознательно вели и ведем войну с государством, и с точки зрения государства далеко не невинные агнцы.

Виноваты ли мы конкретно в том, в чем нас обвиняют – это уже другой вопрос, из области тактики борьбы.

3. НРА – террористическая организация. Сведения о НРА скудны и противоречивы. Однако из того, что имеется, можно сделать вывод, что для НРА террор – не самоцель. Будет правильным считать НРА организацией левой направленности, оказывающей сопротивление антинародной политике правящего режима, в том числе и радикальными методами, террористической деятельностью. О методах легальных, используемых НРА мы ничего не знаем, но это не значит, что организацией такой работы не ведется.

4. НРА – организация мифическая или провокационная. Тот, кто заявляет о мифичности НРА, обязательно также должен признать существование бесплотных духов, время от времени устраивающих взрывы в Москве. Факт взрывов и то, что ответственность за них взяла на себя Новая Революционная Альтернатива делает эпитет «мифический» ложным. Допускаю и то, что лица, этот эпитет употребляющие, просто безграмотны. А что касается провокации, у любой провокации должна быть цель. Говоря, что деятельность НРА имеет провокационный характер, подразумевают, что проведение террористических актов провоцирует государство на применение карательных, репрессивных методов против той среды, из которой организаторы террора вышли. Все абсолютно верно. Террор порождает реакцию. И не только террор. Действия оппозиции в любой стране мира вызывают реакцию властей. Только в одних странах власти предпочитают устранять причины, вызвавшие критику, а в других странах устраняют самих критиков. Россия идет по второму пути. Мне непонятно, как люди, обвиняющие НРА в провокационности, представляют себе политическую борьбу вообще (я имею в виду в России). В ней очень простая арифметика. Если ты представляешь угрозу для государства в лице правящего режима, то оно, руководствуясь обычным здравым смыслом, пытается тебя уничтожить, морально или даже физически, или делает все, чтобы ограничить твою дееспособность. Если ты реальной угрозы не представляешь, то можно надеяться на относительно спокойную жизнь в отведенной для таких, как ты, спокойных и безобидных, политической резервации...

Только если ты не представляешь угрозы, то кто ты вообще такой? Любитель околополитической болтовни? Ну и иди тогда с миром, не путайся под ногами, не пытайся, защищая свою задницу, даже находясь в безопасности, называть людей, реально что-то делающих, провокаторами!

Чем еще руководствуются люди, называющие НРА провокационной организацией? Может, своим нежеланием страдать случайно, необоснованно? Дескать, мы сами повоевать не прочь, но за чужие деяния расплачиваться не намерены... Такой ход рассуждений также неприемлем для противников режима. Все акции НРА, насколько мне известно, сопровождались, мотивировались рядом требований и положений, типичных для большинства левых идейных течений. Партийность в этих требованиях не проглядывается, точно также может высказать и анархист, и коммунист. Методы НРА еще могут быть опротестованы, но цели – нет!

Следовательно, НРА нельзя рассматривать как нечто изолированное от левого движения, как нечто, стоящее особняком. Организация делала общее дело – сопротивлялась режиму, общее дело предполагает и общие тяготы.

Много копий сломано и в разговорах о том, являются ли арестованные действительными участниками НРА, или они просто стали объектами оговора, заложниками игры, которую ведет ФСБ.

На мой взгляд, сейчас это совершенно неважно. Все обвиняемые по делу НРА принадлежат к различным общественно-политическим движениям. Ракс, Соколова и Соколов – известные молодые коммунисты из РКРП-РКСМ(б), Невская – анархоэколог из «Хранителей Радуги», Лариса Щипцова (Романова) – активная участница Ассоциации Движений Анархистов, участница многих экологических и правозащитных проектов (вступив в 1999 году в РКСМ(б), Лариса автоматически выбыла из АДА, что не означает нашего отказа в поддержке ни ей, ни остальным политзаключенным. – Прим. редакции «Права и воли»). Я ни в какое движение не вхожу, давайте считать меня представителем прогрессивной молодежи. Каждая из названных организаций может рассматривать обвинение и арест своего члена как акт агрессии со стороны государства, режима, как переход от мирного противостояния в острую фазу конфликта. И посему вопрос о действительном участии обвиняемых в делах НРА не имеет принципиального значения. Если, предположим, например, что О. Невская и вправду что-то взрывала, то, арестовывая ее, государство бьет не столько по Невской, сколько по «Хранителям». Невская – только предлог для удара. А при предположении о том, что Невская ничего не взрывала, ее арест – это все равно предлог, но уже надуманный и означающий начало государством нового витка антиэкологической политики. То же самое относится ко всем обвиняемым и их организациям. Лишнее подтверждение тому, что дело НРА – это предлог для развязывания «легитимной» войны с левыми и крайне левыми движениями, можно найти и в таком факте, что первые боевые акции НРА провела в 1996 году, и на протяжении длительного времени совершала их неоднократно. Теперь, когда, по словам пресс-службы ФСБ, верхушка НРА арестована, выясняется, что обвиняемые никогда и никуда не прятались, вели активную общественную жизнь, не только не скрывали свои взгляды, но и пропагандировали радикальные методы борьбы. Однако в то же время оставались неуловимыми для спецслужб. Что это? Или в ФСБ «трудятся» исключительно тяжелые олигофрены, или НРА – это римейк «Красных дьяволят», воплощенный в жизнь...

Конечно же, не первое, и не второе. Правящий режим уже не может игнорировать различные проявления экстремизма. Реставрация капитализма в России имеет безобразные, чудовищные формы, и идет очень тяжело. Протестные настроения в массах медленно но верно растут и крепнут. Протестующие массы – благодатная почва – для роста левых, леворадикальных движений, способных капиталистическую реставрацию если не остановить, то сильно откорректировать не в пользу власть имущих. Все это очевидно, и власть, все-таки связанная своим собственным правовым полем, заранее ищет внешне законные пути для подавления левых.

Вот так я смотрю на НРА, и считаю, что НРА может и должна быть поддержана левыми силами (в кои я включаю и анархистов), может и должна стать символом протеста и школой солидарности. Совместные действия по поддержке обвиняемых по делу НРА – это очень хороший опыт координации правозащитных действий. Для этого даже не нужно одобрять или порицать действия НРА. Нужно только признать такую истину, что в настоящее время в России не действуют законные методы защиты своих прав, и в первую очередь права на жизнь, что возможность реализации таких прав целиком зависит от власти, совершенно в этом не заинтересованной, и что в политике, проводимой государством, легко обнаруживаются черты геноцида против собственного народа. Все перечисленное дает народу моральное право на вооруженное сопротивление в любых формах. Вот и все. Поддержка НРА – это поддержка сопротивления, беспартийного народного сопротивления.

Теперь о том, какую конкретную помощь можно казать заключенным товарищам. С мнением о том, что с «революционной точки зрения собирать деньги с протянутой рукой на адвокатов и еду глупо, ерунда» я позволю себе не согласиться. Оставить без адвокатов заключенных по этому делу все равно что оставить без помощи утопающих.

Я, как непосредственный участник процесса со всей серьезностью заявляю, что без адвокатской помощи шансов у арестованных увидеть волю практически никаких.
 

Следствие ведется без оглядки на закон, который нарушается даже там, где нет никакой причины его нарушать. Следователи знают, что через прокуратуру пройдет любая их писанина, а суд обязательно будет закрытым. Обвиняемых не спасет даже то, что они будут все следствие молчать, а на суде попытаются все опровергнуть. Без адвокатской помощи это невозможно, судьи просто не дадут обвиняемым говорить. Время от времени следователи устраивают подследственным режим полной изоляции, нет свиданий с родными, не проходят никакие письма и т.д. Адвокату тоже отказывают в свидании, но он в состоянии такое положение сломать.

Первые три месяца заключения я намеренно провел без всякой связи с волей, ни писем, ни адвоката. Это было необходимо, как мне казалось. И поверьте, тогда мне было неимоверно трудно, душевно тяжко из-за того, что возникали вопросы, требующие обязательного решения, и мне приходилось принимать такие решения вслепую. Будь у меня адвокат, то такой проблемы бы не возникло. Я сам хитрый, и все следовательские хитрости от меня не ускользнули. Но все равно мне было очень тяжко! А какого девчонкам? По сообщению ЦОС ФСБ в деятельности НРА принимало участие около 500(!) человек, из которых около 100(!) делали это активно и сознательно. Когда я прочел об этом в газете «Сегодня», там было интервью генерала Здановича, у меня в голове помутилось от такого аппетита «гестаповцев»! Конечно, эти цифры не соответствуют действительности. В противном случае уже бы полыхала гражданская война, будь эти цифры истинными. Но что они означают? Эти цифры – ни больше, ни меньше как разнарядка, лицензия на аресты, подготовка общественного мнения к ним, это свидетельство того, что из высших кругов власти пришло «добро» на такие действия.

И судьба этих 500 человек, наверняка уже обозначенных, определенных, зависит от правильности поведения уже арестованных. Поэтому, еще повторюсь, без адвокатской помощи арестованным не обойтись.

То же самое можно сказать и о материальной помощи. Помещение арестованных в обычные тюрьмы – это один из методов психологического давления. Следователи очень хорошо понимают, что трудно сохранять душевное равновесие и здравость мышления, лежа на грязном полу и покрываясь от этого плюс недостаток питания, гнойничками и язвами по всему телу. Это, кстати, делается не специально для политзаключенных. Это общая ситуация. И товарищи с воли в силах эту ситуацию облегчить, что в принципе и делается.

Что касается морального содействия арестованным товарищам, то тут думаю все понятно. Пишите больше писем, пишите знакомые и незнакомые. Было бы неплохо почаще публиковать адреса заключенных. К письмам в тюрьме отношение трепетное. Они ободряют, придают сил, и по большому счету это проявление человечности. Насколько я знаю, у всех заключенных большие сложности с получением злободневной информации. Практически не проходят газеты, даже те, на которые оформлена официальная подписка. Но такая информация может передаваться и в письмах. Предложение организовать с заключенными полемику по мировоззренческим вопросам совсем не цинично, а наоборот, очень дельное.

Такая полемика – это вид творческой революционной работы, и она доступна нам в тюрьме. Это, я думаю, принесло бы пользу делу революции, позволило бы нам не сидеть сиднем, бесполезно и тоскливо, не выпадать из общественной жизни. Я думаю, стоит поделиться сведениями о положении заключенных на тюрьмах. Оно достаточно серьезное у всех, кроме, пожалуй, меня.

Об Андрее Соколове я ничего не знаю, кроме того, что его арестовали последним, в середине лета, и что он сидит в тюрьме «Матросская тишина».

Ольга Невская сидит в «Лефортово». От нее тоже ничего не слышно. Надя Ракс в московском СИЗО № 6. Она сидит в камере для бывших сотрудниц разных карательных органов, и сделано это, видимо, не просто так. С бытовой точки зрения условия содержания в СИЗО № 6 очень плохие, камеры переполнены. А тут еще такой контингент. Поскольку Надя уже не раз попадала в зону внимания ФСБ, проходила свидетелем по некоторым известным делам (дело Соколова, дело РВС), то теперь, целиком попав в лапы охранки, испытывает очень серьезный прессинг. Так, в течение последних двух месяцев ей полностью перекрыли всю почту, и не допускали на свидание никого, включая адвоката. И лишь совсем недавно положение немного улучшилось.

Таня Соколова (Нехорошева) тоже сидит на 6-ом Централе. Ее поместили на «спец» – это маломестные камеры, тоже, впрочем, переполненные в два-три раза. Таня – инвалид с детства, и очень болеет. Тамошние врачи в лучших традициях нацистских докторов типа Менгеле отказывают ей в медпомощи и добились снятия инвалидности. У Тани, как и у всех, очень большие проблемы со связью с волей. В октябре у нее было судебное заседание по поводу изменения меры пресечения, т.е. адвокат потребовал добиться Таниного освобождения под подписку о невыезде. Но все было тщетно. Не помогло даже поручительство двух депутатов Госдумы.

На 6-м изоляторе находится и Лариса Щипцова (Романова), вместе с годовалой дочуркой Наденькой. На их долю выпали такие серьезные испытания, что мне тяжело говорить об этом. В ноябре Ларисе продлили срок заключения под стражей до 23 февраля 2001 года. 

Стойкостью, крепостью духа девчонок можно только восхищаться, и я счастлив, что судьба свела меня с такими Настоящими Человеками. Несмотря на тяготы заключения, несмотря на самые мрачные перспективы (если будет доказано обвинение, то они получат по 13–20 лет), несмотря на предательские удары от тех, кто считался товарищем, но предпочел стать иудой – несмотря на все это девчонки держаться не пятная честь революционную, держатся железно.

О себе я расскажу чуть поподробней. В деле НРА я самый «старый» арестант. Меня арестовали 10 июля 1999 года. Не скажу, что это было для меня неожиданностью. После ареста Непшикуева началось «Краснодарское дело» против анархистов, и для многих, в т.ч. и для меня настали трудные времена. В то время я находился в Москве и принимал посильное участие в правозащитной деятельности и издании анархической литературы. Общение с ФСБ в мои планы не вписывалось, и я, почувствовав на себе их внимание, предпочел уехать на родину, на Урал. Однако, и там «органы» пытались навязать мне знакомство. Я знал, чем оно чревато, и это очень сильно меня нервировало. Я сделал попытку что-либо противопоставить складывающемуся положению, но видно ума не хватило, и я был 10 июля 1999 года арестован. Произошло это в Москве. На первом допросе мне сказали, что доподлинно знают о моем участии в организации взрыва приемной ФСБ на Лубянке 4 апреля 1999 года и предлагали написать чистосердечное признание. Я, естественно, искренне возмущался и от всего открещивался. Допрос начался в 9 утра, и мы препирались до 10 вечера. Безрезультатно.

И уже поздно ночью мне были предъявлены для опознания химическая лаборатория и большое количество химреактивов. Это изъяли в одной квартире, в подмосковном городе, и это было моим. Сделав такое признание, я, однако, показал, что в данной лаборатории я изготовлял сложные химические составы для художественных работ, а также занимался торговлей химическим оборудованием и реактивами, о чем и свидетельствует огромное количество и того, и другого. Лабораторию я признал своей, чтобы не ставить под удар хозяина квартиры. Впоследствии оказалось, что это он меня и сдал.

Больше ничего я не признал. Ни своего участия в актах террора, ни своего знакомства с кем бы то ни было. Вообще, в тот первый допрос следователи неоднократно предлагали мне самому позвонить адвокату С. Маркелову, и кому-нибудь из московских друзей; сообщить об аресте. Мне такая говенная любезность не понравилась, и я решил вообще никому, кроме матери, не сообщать. Поэтому первые три месяца тюрьмы я провел в гордом одиночестве, до тех пор, пока товарищи на воле случайно не узнали о моем аресте, и не заслали адвоката.

Я знал, что мне делать говорить на следствии, и мою позицию следствию разбить не удалось, хотя иной раз они проявляли такую змеиную хитрость, что голова кипела, пока я разгадывал их ребусы. Я не отказывался от общения и на вопросы давал свои ответы. Но я говорил то, что мне было нужным и делал все так, как было нужно. Так мы пробились полгода. Повторю, что особого умственного напряжения я от этого не испытывал. Все было понятным и ясным, что тут загружаться?

Я плотно занялся своим самообразованием и подверг тщательной ревизии свое мировоззрение. Я искал для него прочную философскую основу, и нашел таковую в марксистской философии. Более подробно мировоззренческие вопросы и ответы я напишу отдельно. Слишком обширная тема.

Через три месяца у меня появился адвокат и стала налаживаться переписка с волей. Для меня это было большим облегчением. Каждое письмо от товарищей прибавляло сил. Со следствием все было без изменений. Основу обвинения составляли моя лаборатория и показания двух москвичей: Андрея Киселева – коммуниста из РКРП и Владимира Стрелко – свободного анархиста. Они прямо показали, что я готовил террористические акты, совершал их и привлекал для этого разных людей, в т.ч. и Киселева со Стрелко. Все это я знаю точно. С Киселевым у меня была очная ставка, в ходе которой всплыли и показания Стрелко. Также для обвинения были использованы показания Якова Кочкарева. Я называю только то, что знаю точно. Есть много догадок, чья достоверность почти несомненна, но их я оставлю при себе. Также Киселев и Стрелко дали показания на Ларису Щипцову, Илью Романова, Ольгу Невскую, и, конечно, эти показания сыграют в процессе свою крайне негативную роль.

В вопросах следователей прослеживался сильный интерес по трем направлениям: анархическом, радикально-коммунистическом и экологическом. Из этого можно сделать вывод, что эти движения сейчас – зоны риска, и всем, принимающим в них участие, я бы посоветовал серьезно подумать над этим, правильно оценить свою убежденность, свои силы.

Обвинение в проведении взрыва 4 апреля 1999 года я мог легко опровергнуть, и, выждав месяца полтора-два после предъявления обвинения, я сообщил следователям, что на момент теракта я находился в екатеринбургской тюрьме, правда, под чужой фамилией, это было железное алиби, я просидел там около месяца, в тамошней картотеке были мои пальцы. Но следователи не растерялись, и вместо исполнения теракта быстренько инкриминировали мне организацию оного. А еще через месяц было предъявлено обвинение во взрыве этой же приемной, только уже 14 августа 1998 года. К доказательствам прибавилось еще и то, что на стенках одной из колб был обнаружен тротил в виде расплава.

Как бы то ни было, я все равно утверждал, что не имею никакого отношения к террористической деятельности. Но я не скрывал того, что приветствую радикальные методы борьбы с режимом, поскольку считаю ресурс мирных способов исправления ситуации в стране и смены политического курса исчерпанным.

Товарищи на воле не оставляли меня своим вниманием. Большую помощь оказал Олег Федюков из Московского Советского Антифашистского Общества, Комитет Поддержки Политзаключенных и все арестованные ныне девчонки. Моя благодарность им не знает границ.

19 января 2000 года меня поместили в Институт имени Сербского на психиатрическую экспертизу. Там я провел 35 дней – и мнение врачей: «...параноидальная шизофрения, социально опасен, агрессивен, нуждается в лечении с интенсивным наблюдением». Такой вердикт мне вынесли врачи 4 отделения института. В свое время в этом отделении, «диссидентском», были признаны невменяемыми около 400 инакомыслящих. Традиция оказалась живучей...

Что меня сейчас ждет? Специальная больница – тюрьма, таких всего 7 в России, и дела там обстоят жестко. Меня повезут, скорее всего, на Сычевку. самую гиблую из этих дыр. 
3 февраля меня из института перевезли на Бутырскую тюрьму. В тот же день, если я не ошибаюсь, арестовали Невскую и Соколову, а 8 марта Ракс. Так мы все стали однодельцами.

На Бутырке меня поместили в самую большую, на 40 человек камеру. После Лефортовского санатория условия Бутырки выглядели ужасной помойкой. Так оно в принципе и есть. Наша камера, как и весь этаж, отведен под сумасшедших преступников, что придает особый колорит. Но не все так страшно. Серьезных больных в камере 10–15%, остальные вполне нормальные люди. Взаимоотношения, царящие среди арестантов, и вообще внутрикамерная жизнь показались мне неправильно устроенными, поэтому в первый месяц я взял тут все под свой контроль, переделал все тут как должно быть правильно и справедливо, и по сей день сохраняется такое положение. На местном арго это называется «смотреть за хатой».

Аресты девчонок меня возмутили, и 4 апреля я объявил голодовку и выдвинул ряд требований, среди которых было и освобождение девчонок. Все свои требования я оформил письменно и отправил по разным инстанциям. Голодовка длилась две недели, но с воли не было никакой поддержки, там просто не знали, и я ее снял. Некоторые результаты она принесла, но небольшие.

3 июня мое дело было передано в прокуратуру, а 3 июля, пробыв в прокуратуре максимальный срок, дело перешло в суд. Меня, как невменяемого, выделили в отдельное судопроизводство и будут судить одного.

Теперь дело находится в суде. Следствием «доказаны» два эпизода, два взрыва приемной ФСБ. Это статьи 205 (терроризм), статьи 222 и 223 (оружие, изготовление взрывчатых устройств). Мне, как больному, суд вынесет не приговор, а определение, и только тогда я буду отправлен на больницу-тюрьму.

Дело имеет гриф «секретно», и процесс будет закрытым. Когда он будет тоже неизвестно. Пока сижу. Собрал тут библиотеку, в основном коммунистическая литература. С книгами вообще беда, катастрофически не хватает. Обращаюсь ко всем, в т.ч. и ко всем питерским анархистам с просьбой прислать литературу, любую литературу политической направленности, в первую очередь, конечно, анархическую. Я заметил такой факт, что до меня доходит все, что высылается заказными бандеролями, в т.ч. и газеты. Так что имейте это в виду. Что касается литературы, то тут я всеяден. Мне интересно оценить, например, политическую ситуацию в мире со всех сторон, и для этого тоненьких брошюрок об опасности глобализации совершенно недостаточно. Поэтому с удовольствием и пользой читаю работы либеральных и неолиберальных экономистов и политологов.

Поддерживаю очень плодотворный для меня контакт с такой организацией как «Ученые за демократию и социализм», они снабжают меня своим теоретическим журналом «Альтернативы».

С анархистами контакты, общение такого уровня к моему величайшему огорчению не наладилось. Я не знал, кому написать, и ко мне ничего не приходило. Не знаю, почему так получается. Может, анархисты смущены тем, что я тесно связан с различными коммунистическими организациями – это зря. Да, я марксист, я определяю себя как вполне сформировавшегося анархо-коммуниста (на наш взгляд, отождествление этих понятий совершенно неверно. – Прим. редакции «Права и воля»).

Но мои политические воззрения не могут быть препятствием для общения, я открытый человек, абсолютно чуждый всякому сектантству. Я способен с уважением и здраво рассмотреть любое убеждение, и внятно передать свое. Так что милости прошу, пишите, буду очень рад. Сразу хочу предупредить, что с моей стороны возможны некоторые задержки с ответом, но не долговременные.

На этом я, пожалуй, закончу.

Желаю успехов в деле Революции

Александр Бирюков

***

ОБРАЩЕНИЕ ТОВАРИЩЕЙ ИЗ УКРАИНЫ

В настоящий момент в российских тюрьмах находятся активисты различных общественных организаций и инициатив, которые обвиняются в принадлежности к полумифической Новой Революционной Альтернативе (НРА), в отношении которой возбуждено и усиленно раздувается российскими спецслужбами дело № 772.

Причастность арестованных к «злодеяниям» не доказана , а сами они отрицают свою принадлежность к НРА и участие в ее акциях. На самом деле, эти молодые люди, находящиеся ныне в тюремных застенках, участвовали до ареста в различных проектах: правозащитных, экологических, антивоенных, анархических, контркультурных, некоторые из них члены РКСМ(б).

Вполне понятно, что такая активность была неугодна нынешнему правящему режиму и, на наш взгляд, именно поэтому они оказались под ударом.

Политические репрессии в России еще не приобрели массовый характер, но нам не может быть безразлична судьба даже одного человека, оказавшегося за решеткой по сфабрикованному делу и подвергающегося репрессиям за общественную и политическую деятельность и убеждения.

Необоснованное содержание под стражей нынешних молодых политзаключенных опасно для их здоровья и жизни. Татьяна Соколова (Нехорошева) и Надежда Ракс тяжело больны, а Лариса Романова находится в заключении вместе с малолетней дочерью.

Мы требуем:

- изменения арестованным меры пресечения с содержания под стражей – на подписку о невыезде;

- гласного и открытого ведения дела, прекращения кампании дезинформации, публичного опровержения сотрудниками спецслужб искаженных ими фактов. 

Можно не разделять взгляды арестованных и критично оценивать их деятельность, но мы просто обязаны проявить гуманизм и сострадание, и тогда в результате наших совместных действий победят СПРАВЕДЛИВОСТЬ и ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ.

Инициатива "Защита"
94100 Украина, Луганская обл., г. Брянка, а/я 10

Более подробную информацию о политических репрессиях и политзаключенных в России вы можете получить, обратившись по адресам:

http://WWW.ecoline.ru/POPR

Проект противодействия политическим репрессиям

Комитет поддержки политзаключенных – борцов за социализм

e-mail: newworld@admiral.ru; AnPress@admiral.ru

Комитет «Освобождение», Листок «Права и Воля»

109028 Москва а/я 13

e-mail:anti-rgb@mail.ru

antirepressant@hushmail.com

http://anti-kgb.da.ru

Группа противодействия политическим репрессиям

Издание «Антирепрессант»

e-mail: hright@glasnet.ru

телефон: (095) 923 34 66

Координатор правозащитных программ «Мемориала» Валентин Гефтер.

Мы обращаемся к вам с просьбой:

- поддержать политзаключенных своими письмами;

- распространять информацию о политических репрессиях и политзаключенных в России;

- направить запросы и письма протеста;

- организовывать и проводить различные мероприятия в поддержку политзаключенных;

- помочь в сборе средств на оплату адвокатов, издание информационных материалов, передачи политзаключенным.

Письма политзаключенным можно (и нужно!) отправить по адресам:

111020, Москва, Е-20, п/я 201, Невской Ольге Александровне

103055, Москва, ул. Новослободская,45, ИЗ 48/2, Бирюкову Александру Анатольевичу

603104, Н. Новгород , а/я 25 Бученкову Дмитрию (для Ильи Романова)

109388, Москва, ул. Шоссейная, 92, ИЗ 48/6, Романовой Ларисе Валерьевне

109388, Москва, ул. Шоссейная, 92, ИЗ 48/6, Ракс Надежде Георгиевне

109388, Москва, ул. Шоссейная, 92, ИЗ 48/6, Нехорошевой Татьяне Юрьевне

Свои запросы и письма протеста вы можете направить в следующие инстанции:

103048, Москва, ул. Мясницкая, 47,
Факс: (095) 206 48 55
Аппарат уполномоченного по правам человека в РФ

Генеральная прокуратура РФ
103793 ГСП Москва, К-9, ул. Большая Дмитровка, д. 15а, 
факс: (095) 292 88 48; 292 85 62

Прокуратура города Москвы
113184 Москва, ул. Новокузнецкая, д.23, корпус А,

Федеральная служба безопасности
103031, Москва, ул. Лубянка, 1/3
факс (095) 975 24 70, 928 72 96

Пожалуйста, пришлите нам копии ваших писем.
Редакция Лефт.ру 
editor@left.ru

Ваше мнение