Часть меня торжествовала тоже: 
западные левые, всеобщность морали и ненависть 

Это как рассматривать картины со слишком близкого 
или слишком далекого расстояния. Есть только одно 
правильное место . Остальные слишком близко, слишком 
далеко, слишком низко или слишком высоко. В живописи 
это решают законы перспективы, но как можно решить, когда 
дело идет об истине и морали?

Паскаль. Размышления.
 

Сначала плохие новости. "Международное сообщество" находится в состоянии легкой растерянности. Однако есть и хорошие новости: в период после 11 сентября господствующая у нас близорукость, жадность и корыстное лицемерие стали заметны  гораздо большему числу людей.  Сейчас достаточно только произнести два слова "Тони Блэйр", чтобы назвать по имени противоречие между гуманной личиной Запада и его смертоносными деяниями. Другая плохая новость, однако, состоит в том, что даже те жители Запада, которые сознают всю мерзость этого положения вещей, не имеют морального мужества, чтобы послать его к черту.

На Западе, два типа реакции на теракты в Пентагоне и ВТЦ быстро установили позволительные пределы их публичного обсуждения. В то время, как все соглашались, что это событие стало "сигналом к пробуждению для Америки", для неолиберальных правых "пробуждение" сводилось к тому, чтобы "разместить побольше охраны на границах империи, чтобы Америка и Свободный Мир могли снова спокойно спать!". Именно в этом заключались все оправдания новоизобретенной "войны с терроризмом" по всему миру. В то же время, гораздо более интересным, хотя и менее влиятельным, было требование левых либералов: "Америка должна начать спрашивать себя, почему такое могло случиться".

Эти первоначальные точки зрения,  говоря в целом, сформировали последующие споры вокруг американской бомбежки Афганистана, усиления мер безопасности в стране, ограничения гражданских свобод и т.д. Но я не собираюсь в этом участвовать. Я хочу снова вспомнить первые минуты и дни после террористических актов, чтобы сосредоточится на негодных моральных понятиях, в которых левые продолжают осмыслять события 11 сентября.

Какие это понятия? На предсказуемую реакцию правых - "укрепить госбезопасность", левые ответили, с одной стороны, решительно заклеймив теракт в моральном плане, а с другой - привлекая внимание к двойным стандартам американской внешней политики. "Ничто не оправдывает, ничто не может оправдать жестокий теракт, который способен  убить тысячи невинных мирных жителей", - писал американский политический аналитик Рахул Махаджан сразу после теракта (см. сайт Commondreams.org). Тем не менее, продолжал он, "где был праведный гнев комментаторов", когда США убили около 4000 человек, в основном мирных жителей, во время захвата Панама-сити? Где был он, когда четверть миллиона было убито при пособничестве США в Гватемале? Где был он во время не такой уж секретной войны против Никарагуа?

Все это вы уже слышали. И все это абсолютно правильно. Куда делось негодование в случаях подобных этим? Что если эти вопросы настолько важны, что надо попытаться найти на них ответ, а не относится к ним как риторическим? Разве от ответов на такие вопросы не зависит, без преувеличения, будущее цивилизации, не "западной, " а включающей в себя все человечество?

К сожалению, сам дух первоначальных декламаций ("ничто не может оправдать убийство невинных мирных жителей") сразу сделал невозможной любую попытку трезво разобраться в этом вопросе. Было бы трудно, конечно, найти хоть одного политического комментатора, который не согласился бы с (абсолютистским, христологическим, деонтологическим) подходом Махаджана к осмыслению значения смертей в Нью-Йорке и Вашингтоне. Но это говорит только о том, насколько далекой от действительности стала наша моральная самооценка.

На практике всеобщих моральных весов не существует.  Но почему? Почему смерть американского гражданина весит больше на весах западной морали, чем гражданина Гватемалы? Почему, на самом деле, они несопоставимые величины? И при каких обстоятельствах гватемалец может уравновесить чашки весов?

Для начала примите во внимание, что практически все цивилизованные члены западного общества были по всей видимости в ужасе от этого теракта против США. Такой единодушной была реакция на опосредствованный телевизором терроризм, что можно говорить фактически о своего рода хорроризме (от англ. horror - ужас).  Этот неологизм позволяет различить потрясение устрашенных, т.е., прямо и лично вовлеченных в эти события людей, и выраженное публично потрясение тех, кто был только зрителем. Ужас сам по себе- это уже реакция сочувствия.

Были, конечно, и другие реакции, включая завороженность, недоверие, испуг, потрясение, возбуждение, отупение, удивление, печаль, депрессию, гнев, паранойю, горе, и, возможно, такие состояния, для которых нет подходящих названий. Но чувства, которые выражали большинство людей, так или иначе соответствовали этому публичному хорроризму. Так, встав над нашими личными эмоциями, властно подчиняя себе наши аффективные реакции, хорроризм в то же время стал автоматически определять моральную и даже политическую оценку терактов.  И эта оценка, естественно, была осуждающей.

По многим причинам - включая пережитый мгновенный ужас - я согласен с этой моральной и политической оценкой. Но не  умолчали  ли мы о чем-то, когда все как один твердили о нашем ужасе. Например, эти печально известные палестинцы, те самые, которые, очевидно, встретили известие о событиях 11 сентября  криками воодушевления. Множество прогрессивных мыслителей объяснило нам, совершенно правильно, что мы должны попытаться понять, почему такое оказалось возможным.  Теракты, объясняли они, несомненно будут продолжаться, если мы не постараемся понять корни широко распространенной ненависти к Америке и/или капитализму и/или Западу. Более того, это просто идиотизм смешивать поиск объяснений этой ненависти с ее оправданием.

Ладно. Но неужели это так самоочевидно, что мы можем приблизиться к "пониманию" или "объяснению" этой  ненависти, этой жажды мести, этого "бесчеловечного" счастья от чужих страданий, при всеобъемлющей самоцензуре наших ощущений при известии о терактах в Пентагоне и ВТЦ? Как примечательно и как неубедительно, что для наших проницательных авторов чувство ненависти всегда почему-то испытывают только другие.

Без сомнения, подобная разновидность вежливого чревовещания имеет свои преимущества для автора.  Его собственная моральная, политическая и эмоциональная позиция не подвергается опасности и анализу.  Но я убежден, что всеобщее стремление к самоидеализации (...у меня правильная реакция на теракты в США, я так же напуган, как и все, я подтвердил, что я лояльный гражданин...) является частью колективной неспособности граждан Запада ясно оценить их собственное общество. Страх говорить искренне и от собственного имени о своей реакции на массовое убийство помогает скрыть более глубокие источники лицемерия нашего общества и его неспособность преодолеть статус кво.

В такой ситуации я чувствую, что должен вызваться добровольцем, чтобы порвать с этим принуждением выражать "правильные" чувства по поводу теракта,  выглядеть хорошим. Если я настаиваю на  необходимости такого поступка, который может еще больше помешать скорби, это потому, что ставки чрезвычайно высоки. Зажатые между убийственным врагом и напуганным обществом, мы можем пустить в ход единственное оставшееся нам оружие: нашу волю говорить правду.

Важная часть моей реакции (которая также включает некоторые из перечисленных выше эмоций) такова: спокойное, но неискоренимое чувство радостного удовлетворения. Я не уверен, что в моей голове оно оформилось в конкретные слова, но если попытаться выразить словами мои мысли, когда я услышал новости по радио, то получится что-то вроде следующего: Так! Наконец-то эти подонки за что боролись, на то и напоролись! Потом, особенно когда я увидел телевизионные кадры терактов, я почувствовал глубокую вину за эти мысли. И, однако, они не торопились исчезать. Как только я отвернулся от экрана, они вернулись, на этот раз не такие эмоциональные, но те же самые. Как будто мне измениля моя способность сочувствовать несчастью других при помощи воображения. В результате я не знал, что и думать.

Из бесед  с другими, левыми и прочими, выяснилось, что я был отнюдь не одинок. Хотя многие из них предпочли избавиться от чувства вины за свою "неправильную реакцию", обвинив в ней удобно подвернувшихся празднующих палестинцев, этот защитный прием имел весьма ограниченный успех. Моральная неясность, которую постоянно игнорируешь, ведет к  политическому бессилию. Необходимость противостоять такой тенденции  к политическому параличу уже сама по себе является достаточной причиной  для того, чтобы публично исследовать эту неясность. Но это еще не все.  Дело не только в том, что левая политика основана на этике.   Моральная двусмысленность, отмеченная выше, содержит в себе незаменимый ключ к пониманию того, какой должна быть эта политика.

Это эссе началось как мучительное размышление о моей реакции на удары по Нью-Йорку и Вашингтону, и, несомненно, в нем остались следы его происхождения. Но чем больше я об этом думал, тем сильнее было мое подозрение, что ничто в моих противоречивых чувствах не оправдывало ощущения вины. Говоря точнее, и рискуя показаться софистом, я бы сказал, что момент удовольствия, которое я испытал в результате этого ужасного преступления, был невольным и мне не понравилось это удовольствие (это было, несомненно, неприятное чувство), но я подтверждаю его необходимость. Пока эту необходимость не признают и не обсудят, я сомневаюсь, что перспектива моральной равноценности для гватемальцев этого мира, и кого бы то ни было вообще, станет возможной.

Невинные мирные жители
 

После крупных "культурных потрясений", таких как в сентябре 2001 года, западные граждане (и многие другие, конечно), всегда пытаются заштопать чувство своей культурной нормальности, оценивая события и человеческие поступки с моральной точки зрения. Социальная и психологическая важность бытия, причем бытия, которое видится "хорошим", составляет одну из побудительных причин появления морально-этической теории (я не различаю мораль и этику в данном случае), что необходимо принять во внимание при политическом анализе. Поэтому, не претендуя на понимание самой сути Добра, имеет смысл рассмотреть с этой точки зрения условность наших самых казалось бы безусловных моральных категорий.

После терактов в Америке, выражение ужаса неизменно сопровождается ссылками на "несправедливость убийства невинных мирных жителей".  Именно к этим понятиям: невиновности, справедивости, и не столько цивильности, сколько цивилизации как таковой, нам следует обратиться. Анализ оказывается непростым, поскольку в такой ситуации эти категории не являются полностью фальшивыми. Они, говоря грубо, фальшивы только наполовину, что также делает их наполовину истинными, и поэтому их труднее подвергать анализу.

Причина, ради которой эти "смешанные чувства" должны быть обдуманы, а не подавлены, состоит в том, что они одни отозвались на мешанину правды и лжи самой действительности. Что же вызвало эти смешанные чувства? Вначале они кажутся отражением того раздвоения чувств, которые мы необходимо испытываем по отношению к незнакомцу в опасности. На "личном" уровне воображаемой близости мы знаем, что другие люди такие же, как мы сами: непрочные мешки из кожи, набитые хрупкими надеждами, постыдными страхами и неправдоподобными воспоминаниями. На этом уровне мы реагируем на мысли о тысячах людей, внезапно лишенных жизни, как на что-то крайне подавляющее. Мы уверены, по крайней мере большинство из нас, что их убийцы были жестоки и глубоко неправы.

Но что, если их собственные жизни были построены - и, в значительном смысле, при их участии - на периодических массовых убийствах и постоянной жестокости и немыслимы без последних? При такой постановке вопроса мы начинаем осознавать этих незнакомых нам людей как символы, как невольных "представителей" своих профессий, своих городов, своих стран, своих цивилизаций. И чем богаче и влиятельнее эти люди, тем больше мы склонны, возможно правильно, рассматривать их как несущих ответственность за то, что они представляют.

В данном случае, как нам известно, цивилизация, которую они "представляли" - именно та, под дудку которой танцует весь мир. Как объяснить характер этой цивилизации? Хотите немного статистики?

Три (3!) самых богатых человека в мире владеют имуществом, которое стоит больше, чем валовой национальный продукт самых неразвитых стран с населением в более, чем шестьсот миллионов (600 000 000) человек.

Подсчитано, что для того, чтобы в "развивающихся странах" можно было организовать общедоступное основное медицинское обслуживание,  гинекологическую помощь для всех женщин, полноценное питание, чистую воду и нормальные гигиенические условия для всех, нужно всего лишь около 40 миллиардов долларов в год. 

Эти цифры содержаться в ооновских Отчетах по человеческому развитию за 1998 и 1999 год. Эти цифры подвергались сомнению. Но никакие сомнения не избавят нас от признания, что мы согласны считать цивилизованным общество, в котором у одного только богача больше денег, чем сумма, необходимая для удовлетворения самых насущных потребностей миллионов людей, общество, в котором он, если захочет,  может потратить эти деньги на переделку своего двенадцатого или тринадцатого особняка.

Эта ситуация, надо признать, содержит некоторые тонкости. В конце концов все, говоря с этической точки зрения, зависит от исторического развития, не так ли? Пусть сейчас состояние дел в том мире не очень приглядно, но если дела улучшаются, стоит ли жаловаться? Согласно ООН, приблизительно в ста странах реальные доходы сейчас ниже, чем десять лет назад. Некоторые другие страны, правда, стали жить лучше. Всеобщее снятие ограничение на делание денег (т.н. неолиберализм) привело к экономическому росту в нескольких развивающихся странах, в основном, конечно, в Азии, где многие оказались достаточно осторожными, чтобы не следовать рецептам МВФ. Однако, даже если программы структурной перестройки  МВФ привели к росту, этот рост часто сопровождался ростом абсолютного обнищания и сужением местных рынков (снижения покупательной способности местного населения - пер.). Как заметил Мишель Чоссудовски в "Глобализации нищеты", согласно логике  программ структурной перестройки, единственный стоящий рынок - это рынок богатых стран. Если подумать, этим сказано все.

Господствующая тенденция - резкий рост неравенства почти в каждой стране, богатой, бедной, или средней. В отличие от 60-х и 70-х, когда неравенство сокращалось во многих странах ( а рост был гораздо выше), за последние двадцать лет, как показали тщательные исследования Дж.К.Гэлбрэйта и Морин Бернер "Неравенство и промышленные изменения", либерализация почти всегда усугубляет неравенство.

В этом нет ничего удивительного, так как растущее неравенство присуще изначально всей этой схеме. Что удивительно, так это то, как легко богатые выходят сухими из воды. Сейчас в США , например, 1% семей имеет большее богатство, чем 95% семей, считая снизу (см. Чак Коллинз и др. "Передвигая состояния"). В то же время, хотя по статистике ООН пропасть между 20% богатейших стран и 20% беднейших расширилась вдвое за последние 30 лет, доводы тех, кто выступал за  более равное распределение мирового богатства и доходов, отметаются в сторону. Призывы  Группы 77 развивающихся стран к новому международному экономическому порядку, направленному на изменение всемирного неравенства богатства и бедности, больше не слышны. Вместо этого нам предлагают "смягчение нищеты" и "реструктурирование долгов". 

Давайте вспомним еще кое о чем: начиная с 1989-91 года, капиталистическая система была практически единственным игроком на поле и могла делать все, что ей было угодно.  Ей предоставилась полная возможность доказать, насколько капитализм человечен, когда он предоставлен самому себе. И это в самом деле было доказано.

Итак, куда же ведет нас всех капитал? В своей книге с таким названием американские экономисты Роберт Франк и Филип Кук расказывают поучительные истории о создании общества, в котором "победитель получает все". Общества, говоря иначе, разделенного на "звезд" и всех остальных. Хотя они писали об Америке, этот образец, как известно, широко экспортировался. Двойной рынок рабочей силы, ранее известный рок-музыке, кино и профессиональному спорту, теперь распространяется на авторов, манекенщиц, служащих компаний, бизнес-консультантов, ученых, оперных певцов, программистов, государственных  служащих  и практически всех остальных. 

Это значит, что доходы тех, кто находится на нижнем и среднем уровне, держаться под строгим контролем, чтобы предотвратить инфляцию и повысить прибыльность и конкурентоспособность. Одновременно, из тех же соображений прибыльности и конкурентоспособности ("мы должны быть в состоянии привлечь лучших"), победители на самом верху имеют возможность получать каждый год семизначные суммы.

И если Пентагон защищает этот международный рэкет, а Всемирный торговый центр в последнее время служил его символом, как поверить, что атака на них не может доставить никакого удовольствия? В конце концов, в основном эта ситуация известна каждому мыслящему "прогрессивно". Разве возможно всю жизнь критиковать и бороться с несправедливостью, и затем испытать только ужас, когда был нанесен удар по двум основным организациям, осуществляющим эту несправедливость?

Другое дело, что эти две организации отнюдь не были уничтожены с разрушением их зданий. И, конечно, в этих зданиях погибли люди. Что сказать о них? Они были  невинными жертвами, не так ли? Эта идея невинности людей должна заставить нас поверить, что  граница моральной оценки проходит точно и удобно между людьми и организациями. Только организации "виновны"? Но так ли это? Не проходит ли эта граница между самими людьми?

Некоторые, как многие в Пентагоне, были настолько пропитаны духом этих организаций, что были вполне готовы убивать от их лица. Вопрос о "невинoвности" в их случае сомнителен. Что с остальными? Оставим пока в стороне большинство погибших: пассажиров, пожарников, клерков, уборщиц, туристов, полицейских , прохожих и соседей. Как насчет банкиров, руководителей страховых компаний, консультантов, брокеров и других звезд - тех, коротко говоря, для кого эти здания и были построены: невинны ли были эти люди?

Конечно, мы нуждаемся в этом магическом слове "невинный", чтобы быть уверенными, что все люди, включая звезд, не станут жертвами произвольного убийства. Поэтому необходимо, независимо ни от каких теорий, признать, что теракт в Нью-Йорке ужасен с точки зрения морали. Никто не перестает быть человеком в "личном" смысле только потому, что он "представляет" отвратительную систему. 

Но, вопреки тому, во что нас обязывают верить и чувствовать, обратное тоже верно. Никто не перестает быть "представителем" только потому, что он также существует и в "личном" плане.  И в этом смысле называть этих звезд невинными - значит снисходительно оскорблять из. Добираясь до высочайших вершин власти и богатства, возможных в мире, эти люди приняли на себя обязанность участвовать в  распоряжении жизнью и смертью миллионов других людей. Совершенно очевидно, что, как правило, они делали это, совершенно не беспокоясь о судьбе этой человеческой плоти. Желаете вы видеть это, или нет, в мире, который всему назначает цену, такое управление и такое безразличие, как правило, требуются для накопления огромных состояний на рынке. 

Все это только начало. Но и этого уже достаточно, чтобы объяснить, если объяснения вообще нужны, почему мысль о смерти таких людей, которых мы рассматриваем как "представителей" их, нашей системы, не явилась на самом деле поводом  для чистой скорби, что бы каждый из нас ни чувствовал себя обязанным сказать по этому поводу.

(продолжение в след. номере)

Перевод Лидии Волгиной

 Обсудить статью на форуме