|
|
| Ирина Маленко
“Глупый пингвин”
“And Ireland, our country, would be free long ago
Часть 1.
… Джо нервничал. Собственно говоря, нервничать было не из-за чего, но он ничего не мог с собой поделать. Он никогда ещё не был в подобной ситуации: встрачать на вокзале совершенно незнакомого человека, с которым встретился в интернете! Да ещё к тому же и иностранку! Да ещё русскую… Нет, конечно же, Анна Курникова – это здорово, но ему почему-то упрямо представлялась здоровенная бой-баба, вроде русских толкательниц ядра, что он в детстве видел по телевизору. А ещё где-то из глубины подсознания всплывала ехидная рожа Розы Клебб из фильма о Джеймсе Бонде, и никак от этой картинки было не отключиться, хотя у него и была Надина фотография, полученная по “мылу”, И на толкательницу ядра она никак не тянула…И все-таки… А вдруг? Его немного успокаивало, что она, судя по её письмам, была не из тех отчаявшихся найти мужа дома россиянок, о которых сейчас столько пишут в газетах, и которые назойливо, как стая летних мух, атакуют любого попавшего им под руку западного мужчину. Нет, Надя казалась вполне независимой, и в их переписке даже речь не заходила ни о чем. личном. Они просто подружились. Интересно было узнать о жизни в той стране, которая совсем ещё недавно была далека, как Марс! Все равно, что переписываться с инопланетянкой (Джо, как и большинство мужчин всех стран и народов, имеющих телевизор, обожал “Стар Трек”), хотя Надя жила и работала в Дублине. Но даже Дублин был совсем другим миром, чем. тот, в котором родился, вырос и жил Джо… Джо был северянин. “An Ulsterman, I am proud to be, from Antrim’s glens I come…”, как поется в песне. Не просто северянин, а католик. Не просто католик, а из Антрима. Только 2 графства остались на сегодняшний день на Севере, в которых католики продолжали жить “в осаде”: Даун и Антрим… Troubles начались в тот год, когда Джо родился. Он и не знал другой жизни: постоянная война, взрывы, заголовки газет с именами очередной жертвы…Он не верил, что все это когда-нибудь кончится. Всерьез не верил. Самым ярким воспоминанием детства был жаркий летний день, когда они с мамой возвращались домой по горной тропинке – в свою деревню, маленькую, живописную, мирную деревню на берегу моря, где католическое население было чуть-чуть многочисленнее протестантского, но рыбаки не считались с религией друг друга, и у Джо была закадычный приятель-протестант по имени Тим… Джо было тогда чуть больше 10 лет. Он, как настоящий мальчишка, увлекался всем военным и даже подумывал о том, чтобы пойти в армию. В британскую армию, конечно, - в ирландскую для северянина было попасть гораздо сложнее, а Джо так любил все военное – форму, учения, дисциплину… Но родители прозрачно намекнули ему, что это будет не очень-то разумный шаг с его стороны… а у него были ещё два брата И сестрa… … Так вот, в тот жаркий летный день они возвращались домой, - и вдруг, со стороны сверкающего под солнцем на горизонте моря послышалась глухая автоматная очередь. Мама молниеносно толкнула Джо на землю и упала сверху… Так они пролежали с полчаса, боясь пошевелиться. И только потом узнали, что произошло: лоялисты застрелили в их деревне прогрессивного протестанта, который пытался сблизить обе общины. За это он поплатился жизнью, и его молодя жена-японка стала свидетельницей его гибели… Этот день так и отпечатался на сетчатке глаз у Джо – и холодный ужас, связанный с ним, всплывал всякий раз, когда речь заходила о “политике”… Сколько раз после этого старый “товарищ Джо”, как называли их соседа-его тезку за любовь к CCСР, куда он ездил на отдых каждое лето, как другие ездят на Канары или на Кипр, говорил ему: “Джо, сегодня вечером the Boys соберутся. Приходи!” Но Джо ни разу не откликнулся на эти приглашения. Живущий в насквозь прополитизированном уголке Зеленого острова, он, как и многие друзья, попытался изгнать политику из своей жизни, сделав вид, что её не существует. Он упрямо не хотел замечать, когда пытался устраиваться на работу, что его никуда не брали, а его друга, Тима МакКуэйда, брали сразу и практически вездe. Он продолжал уверять себя, что это просто вышло случайно. Он каждый раз аккуратно заполнял выдаваемую при поступлении на работу анкету о религии, надеясь, что то, о чем. ему говорит его внутренний голос (и горластые агитаторы-шиннеры, которых периодически отстреливали лоялисты!), ему лишь померещилось… По его имени нельзя было на 100% быть уверенным., что он католик, хотя оно среди католиков и преобладало, но фамилия с головой выдавала его. Она была ужасно ирландская. К 30-и годам, после нескольких лет работы на заводе в Ларне, где его протестантский коллега по цеху, стоявший за соседним станком, за 3 года ни разу не сказал ему ”доброе утро!”, Джо наконец-то нашёл цель в жизни: университетский диплом – как ключ к большой зарплате, на которую можно будет купить себе мотоцикл и всякие другие “игрушки” (“the older the boys, the faster the toys”, любил он повторять), который позволит тебе убежать от жизни, где тебе даже не грозило повышение по службе внутри цеха – из-за того, в чьих все было руках… В 30 лет он стал “взрослым студентом”: есть здесь такое понятие для обозначения человека, который сначала несколько лет проpаботал, а потом поступил на дневное отделение в университет. На кого? Конечно, на программиста! Это же кратчайший путь к ? 30.000! Решиться на такой шаг, отказавшишь от уже более или менее гарантированной зарплаты, могли далеко не все: пойти в университет означает здесь влезть в многотысячные долги и несколько лет прожить практически впроголодь (если, конечно, твой папа не из богатых, а папа Джо, школьный учитель , умер пару лет назад). Это свидетельствовало об определенной твердости воли, и Джо в глубине души гордился собой и своим временным спартанством. “Пусть убираются в свой Дублин!” – шептали по углам, а иногда и говорили вслух о католиках его протестантские сокурсники. Хотя Джо и такие, как он, родились и выросли на этой отобранной когда-то у их предков земле. (До сих пор ещё люди здесь помнят, какой семье принадлежал тот или иной участок до начала Колонизации!) Но Джо не собиралcя покидать Север. Он слишком любил свою родину для этого и даже в Дублине чувствовал себя слегка потерянным. И хотя ему хотелось увидеть объединенную Ирландию, но сделать для этого что-нибудь означало бы подвергнуть риску будущую зарплату в 30.000 фунтов стерлингов в год, а он уже так хорошо рассчитал, что он купит на эти деньги через 2 года… Ради этого он готов был потуже затянуть на себе пояс сейчас. Надя, конечно, ничего этого не знала. Несмотря на год жизни в Дублине, о Севере она не знала почти ничего. Южные друзья всячески отговаривали её туда ездить. Большинство из них никогда там в жизни не бывало. Но что-то в Севере влекло её к себе неумолимо – наверно, теплая память о детстве, из которой проклюнулась и упрямо тянулась к солнцу жажда узнать , а какие же они на самом деле, те “бесстрашные северные ветры”, прославляемые в ирландской республиканской балладе, североирландские католики, ибо выросла она с примером хрупкого и стойкого солдата ирландской свободы Бобби Cэндсa перед глазами, чья застенчивая улыбка с детства так врезалась Наде в память, что все эти годы продолжала обжигать её сердце. Надя была на два года старше Джо. В отличие от него, она не привыкла бояться – и потому не боялась ничего. Слишком уж в безопасном месте она выросла – в CCСР 70-х, где можно было до утра гулять по улицам, не опасаясь никаких маньяков, не говоря уже о белых расистах-протестантах с плохим знанием ирландской истории и географии. Она узнала Джо на вокзале сразу – по фото и по испуганной физиономии, с которой тот то и дело вытирал холодный пот. Это рассмешило её, и она весело поздоровалась с ним. Джо облегченно вздохнул, убедившись, что Надя – не Фаина Мельник. Хотя до Анны Курниковой ей, конечно, и далеко: она даже не блондинка (при мысли об Анне он облизнулся). День на улице был на редкость теплый для апреля, и Джо повел её показывать город. Нет, не Белфаст Бобби Cэндсa, Кирана Доэрти и Джо МакДоннелла, - респектабельный южный Белфаст с его универcитетом и уютными маленькими кафе, в котором обосновались Тим и брат Джо, Данни. Они болтали без умолку, и к концу дня им казалось, что они знакомы целую вечность. Что-то в Джо действовало на Надю успокаивающе и расслабляюще – такой он был простой, так легко он относился к жизни, и таким интересным показался ей его рассказ о ней. А именно такое чувство ей и было сейчас нужно… Они расстались настоящими друзьями, и с тex пор Надя зачастила в Белфаст. Практически она проводила здесь чуть ли не все выходные. Джо слушал её жадные расспросы, что , как и почему – и мысленно гордился тeм, что поможет ей полюбить свой родной край. Джо открыл для неё новый мир. Он рассказывал Наде то, что для него было повседневным, будничным, - а она слушала его с неизменно широко раскрытыми глазами. Она училась, что здесь, в отличие от России, люди не говорят друг с другом о политике, что протестанта в баре или дискотеке можно узнать не только по имени, но и по какой-то внутренней большей скованности и замкнутости – и от души хохотала над рассказываемыми ей историями о том, как папа Джо, подавая документы английскому солдату на проверку, привязывал их резиночкой к собственному рукаву, так что когда солдат тянулся за паспортом, тот от него “убегал”, а солдат обиженно говорил: “Very funny, Sir…” Он не посмел бы, конечно, бить директора школы из антримской деревушки – это ему был не какой-нибудь безработный “тайг” из Западного Белфаста! Оказывается, отношения между католиками и протестантами здесь – совсем не такие однозначные, как она себе представляла! Надя убедилась в этом, когда совершенно невольно смутила Тима, чуть не до слез. Автоматические решившая, что раз три новых её знакомых были друзьями детства, а один из них был католиком, то католиками должны быть и два остальные, она вернулась в один день, вся разгоряченная, с лоялистского Шанкилла, где оказалась впервые, и заявила с порога: “ Какой ужас! Какие мерзкие, полные ненависти картины я там видела на стенах!” Тим покраснел до самых корней волос и замямлил, что он не поддерживает это, что он тоже против этого. С минуту Надя непонимающими глазами смотрела на него – о чем. это он, почему краснеет? И только когда Джо шепнул ей на ухо: “Ведь Тим – протестант!”, она поняла и сама стала такой же красной, как помидор. Она совсем не хотела его обидеть и вовсе и не думала сравнивать его с шанкильскими дебилами! У Нади был один большой – в глазах Джо – недостаток. Она слишком интересовалась
политикой. Сама она списывала это на своё происхождение и говорила о том,
что ей это вовсе не приятно, просто, к сожалению, политика определяет жизни
всех нас, а с несправедливостью надо бороться. Джо ненавидел всех политиков,
не верил никому из них (ну, кроме, может быть, такого уважаемого человек,
как Джон Хьюм!) и не верил, что кто-нибудь сможет или даже захочет изменить
жизнь. И так об этом Наде и сказал. “Who will guard the guards?”- задал
он ей свой любомый вопрос. “У политиков – своя жизнь, а у нас – своя. Я
не позволю им отравлять моё существование”.
Джо несколько раз приезжал к ней в Дублин и даже, раcчувствовавшись, совершил ради этой такой приятной ему женщины то, чего он никогда и ни для кого бы не сделал; прошёл в рядах антивоенной демонстрации (шли бомбардировки Югославии) по центру Дублина. Он шёл и сам себе удивлялся: чтобы он, -и вдрух шёл по О’Коннелл- стрит на политической демонстрации! Может, он заболел? Или, не дай бог, влюбился? Надо отдать Наде должное - она поняла, что Джо неприятна ”политика”, и она изо всех сил старалась на эти темы с ним не говорить. Но о чем., о чем было говорить тогда – о пиве? О “Стар Треке”? Она пыталась. Она ужасно мучалась, бывая у него в гостях, от того, что он целыми днями сидел у телевизора, точно как Илья Муромец просидел в избе З0 лет и 3 года, - не отрываясь, смотря неважно что, лишь бы его не выключать, до 3, 4,5, 6 часов утра. Она хотела посетить Западный Белфаст, где как раз шёл фестиваль, она хотела взойти на Черную гору, а не сидеть в прокуренной комнате. Но увы… Они в общем-то практически не ссорились. Но иногда её прорывало. Как, например, когда он сам начал пересказывать ей увиденную им вечером по телевизору программу, прославлявшую двух британцев, отправившихся в Косово воевать на албанской стороне. Он так и не понял почему она вдруг вся сжалась в комок: ведь это сербы уничтожали бедных албанцев? Разве не так? И почему она гневно выпалила ему в лицо: “Неужели ты не понимаешь, Джо, что албанцы – как ваши лоялисты, что сербы жили на этой земле раньше, чем. пришли они, много-много поколений? Неужели ты ничего не знаешь и не хочешь знать?” Она так расстроилась тогда, что вернулась к себе в Дублин и не писала ему почти две недели. В конце концов, он попросил у неё прощения, - хотя и сам не понял, за что. Ведь те британские бравые ребята и вправду были героями… Она решила переехать на Север и искала там жилье. Думала, что он поможет ей выбрать - ведь он же знает, какие районы хорошие, а какие - нет. Один раз она завела его так в такое логово, что он был рад уйти оттуда живым! Потом он объяснял ей, что самые страшные для католика места - это те, где бордюрчики тротуара выкрашены в цвета британского флага. Она поняла. Однажды Джо взял её с собой в родную деревню. Когда-то она была любимым местом отдыха “самого знаменитого британца всех времен и народов” – Черчилля, чья дача ныне превращена здесь в отель. Сам Джо шутил про свою деревню:” Мы окружены со всех сторон! Если что, уходить придется морем…”, намекая на то, что с севера, юга и запада она окружена протестантскими поселениями, да и не просто протестантскими. Неподалеку от неё проходил печально знаменитый “библейский пояс” Баллимины. -- бастиона сторонников Пейсли, воинственных протестантских фундаменталистов… Так что выбраться из неё, если что можно действительно было только морем. Да и то – за морем-то Шотландия… Он вдохновленно рассказывал Наде o своем детстве и о своей семье. Родители, школьные учителя, познакомились в Кении, где они учили масаев английскому. Мама, правда, оставила работу после рождния 4 детей – одной девочки и 3 упрямых, как быки, парней. Но на зарплату отца все-таки было прожить нелегко, и по его настоянию мама “завела своё дело” – прямо в доме они открыли магазинчик с мороженым, на главной улице, как раз там, где останавливались все автобусы с туристами-янки, разыскивающими могилы своих предков в антримских гленнах… До самой папиной смерти её жизнь протекала в его родной деревне – и, как поняла Надя из рассказов Джо, хотя он сам этого не понимал, так, как папе того хотелось… Возможно, именно поэтому после его смерти мама уже никого не стала слушать, продала опостылевший ей дом-магазин и вернулась в свой родной приморский городок в Южном Дауне, тоже больше католический и ужасно красивый. Джо родился не в деревне, а в Баллимине – ближайшем к ней городе, где была больница. Городе не только Пейсли, но и Лиaма Нисона, которого, кстати, в детстве учил боксу его родной дядя, тоже Джо…. Все здесь, казалось, знали друг друга! Когда они шли по деревенской улице, Надя вдруг неожиданно схватила его за руку: “Смотри! Смотри!” Джо поднял голову. На дорогу от церкви выезжала машина, за рулем которой сидел очкастый бородач. “Это же…”, - задохнулась Надя. Джо расхохотался: “Все так думают! Это наш здешный протестантский пастор! Ну и хватает же у него наглости ходить с бородой при таком внешнем сходстве с Джерри Адамсом!” Она отказывалась ему поверить, что это не Адамс, как он её ни заверял… Был хороший, воскресный день, и по улице степенно прогуливались семьи с детьми. В конце улицы была ярмарка с аттракционами, оттуда раздавались музыка и смех. Вдруг на дороге показалась вереница “воронков” – военных броневичков, которые имели обыкновение разьезжать здесь туда и обратно. Из каждого броневичка торчала фигурка английского автоматчика с закрытым наглухо маской лицом. Проезжая мимо толпы с детьми, они беззвучно и так обыденно нацеливали дула своих автоматов на людей…. Стояла весна 1999 года. Вокруг них кричали чайки, и сам воздух был, казалось, соленым от моря. Лицо Нади побелело от гнева. А Джо все говорил и говорил… О том, как он любит это море и этот ветер, как он когда-нибудь выкупит папин старый дом у его новых владельцев… или нет, он лучше построит себе новый, на берегу, такой, чтобы издалека был похож на скалу и естественно вписывался в природу… а ещё он купит себе мотоцикл и будет катать её, Надю, по всему северу! Не заезжая, конечно, в Ларн. И закажет ей, специально для неё, мотоциклетный шлем с серпом и молотом! Ему так нравятся её рассказы о спецназе, о котором он её спрашивал. Вот если бы она привезла ему к Халлоуину российскую военную форму! В прошлом году у них в университете два парня нарядились в американских солдат, и им все так завидовали… Так в этом году он заткнул бы их за пояс, с её помощью! Джо не замечал, как она мрачнеет, а если бы и заметил, то не понял бы, почему. Он ведь не был знаком с бессмepтной сказкой Салтыкова-Щедрина о премудром пескаре, которую она когда-то изучaла на уроках литературы в школе! Надя как-то странно на него посмотрела – и вдруг спросила, неужели ему совсем наплевать на то, что здесь творится, и неужели он не хочет увидеть свою родиму объединенной, без этих по-фашистски выглядящих солдат вокруг , без этих выкрашенных тротуаров, по которым он так панически боится ходить, без нужды надевать наушники, слушая исторические песни… “Конечно, хочу!”- горячо возразил ей Джо. “Знаешь, о чем. я мечтаю? Как здорово было бы взять дорожный каток – знаешь, ну такой, каким закатывают улицы, вымазать его тремя цветами ирландского флага и проехаться так от Дублина и до самого Дерри! Чтобы дорогу выкрасить триколором1 Представляешь, как разозлились бы лоялисты?” Но это не развеселило её. По-прежнему мрачная, как туча, и молчаливая,
Надя вошла с ним в паб. Джо так и не понял, чем. он её так расстроил.
Надя все молчала, и он попытался поправить положение. “Не подумай ничего,”- сказал он.” Меня воспитывала тетя Мельда из Ратфрайланда – помнишь, я тебе рассказывал? Так вот, у неё всю семью убили black and tans, включая её мужа и маленького сынишку. Я лучше тебя помню, какие звери англичане! Так вот, тетя Мельда потом всю свою жизнь посвятила нам. и долго ещё носила еду в горы, для the Boys. Но теперь они не те, знаешь? Они думают только о себе, зарабатывают всякими нехорошими способами, нелегальными сигаретами и горючим. Это уже не те герои, что были в 20-е годы, понимаешь?” В глазах Нади сверкнула отчаянная слеза. Но она так и не выкатилась наружу. “А откуда у вас-то, собственно говоря, такая информация? Уж не из британских ли бульварных газет? ” – насмешливо прозвучал у неё за спиной спокойный приятный мужской голос, и незнакомая рука обадривающе-дружески похлопала Надю по плечу. Она с удивлением оглянулась – ей показалось, что рядом с ней вдруг оказался старший брат, которого у неё вообще-то никогда не было. (окончание следует) При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна |
|
|