Александр
Тарасов
заведующий отделом ювенологии Центра новой социологии и изучения практической политики «Феникс» О МОЛОДЕЖИ – В ЖАНРЕ ДОНОСА А.А. Кутьина, Г.А. Лукс, А.А. Матвеева. Неформальные объединения молодежи на рубеже тысячелетий. Под общей редакцией Г.А. Лукс, О.Б. Фурсова. – Самара: Издательство «Самарский университет». – 2002. – (104 с., 17 илл.). Скажу сразу: такого я не читал очень давно – наверное, со времен «перестройки», когда была опубликована милицейская «ориентировка» на «неформалов», где среди прочего бреда содержалась, например, такая замечательная фраза: «хиппи носят длинные волосы на голове» (а где же еще?). Но коллективный труд, сочиненный доцентом
кафедры социологии Самарского ГУ Г. Лукс и двумя сотрудницами какого-то
Международного Института Рынка А. Кутьиной и Начну с того, что книга Лукс с соавторами поражает безграмотностью. Может, это и не самая главная претензия к книге, но тоже – показатель уровня авторов и уровня их работы. Известный писатель Борис Васильев в книге упорно именуется «Сергеем» (с. 23). Брейк-данс характеризуется как «вид спорта» (с. 30). Остров Ивиса именуется «Ибицей» (с. 53 и далее) – да, конечно, наши безграмотные «туроператоры» так и пишут, но они же и «Тайланд» пишут, и «Египет» склоняют, не выпуская буквы «е»! Кандидаты наук могли хотя бы в справочную литературу заглянуть, не позориться. Нет в испанском языке звука «ц», понимаете, нет! На с. 71 можно узнать, что скинхеды «ненавидят тех, кто торгует наркотиками, называя их “пушерами”». Причем тут скинхеды и ненависть? Пушеров во всем мире зовут пушерами. На вкладке с иллюстрациями помещены фотографии турецкого коллектива народной музыки и танца, а также голого участника гей-фестиваля – и под фотографиями написано, что это «растоманы» (именно так, через «о»!). А еще к «молодым неформалам» смело отнесены «байкеры» (с. 32). Я понимаю, конечно, уважаемые женщины из Самары ни разу не присутствовали ни на байк-шоу, ни на байк-фестивалях и лично с Хирургом не знакомы, но заставить себя хотя посмотреть на байкеров по TV они могли бы. В таком случае они знали бы, что байкеры – это в подавляющем большинстве 30–40 (и свыше)-летние мужики. Если это – «молодежь», то почему бы и Советы ветеранов в неформальные молодежные объединения не записать? Дальше – больше. Вот как авторы кратко характеризуют байкеров: «Это романтически-эскапистская молодежная субкультура, имеющая определенную философию и четкую идентичность со своей субкультурой: это поэзия свободы, непривязанности, любви и секса, скорости, риска, близкой смерти. Имея мотоцикл, нельзя быть лентяем и лежать на диване, ничего не делая» (с. 32–33). Почему имея мотоцикл, нельзя лежать на диване, ничего не делая, понять, конечно, невозможно. Можно лежать на диване, имея не то что мотоцикл, а самолет! Но вообще же от приведенной выше характеристики этой мачистской, выраженно асоциальной и в значительной степени симпатизирующей фашизму субкультуры хочется просто плакать от умиления. Если байкеры – это романтически-эскапистская субкультура, тогда уголовники – субкультура еще более романтически-эскапистская. А уж чеченские боевики!.. И, говоря по совести, всякая субкультура имеет «определенную философию» (пусть квазифилософию) и «четкую идентичность со своей субкультурой» – иначе получается, что одна субкультура может иметь «четкую идентичность» с другой», возможно, даже ей враждебной. Например, хиппи идентичны скинхедам. Это, простите, даже не безграмотность. Это что-то из области психиатрии. Еще пример вопиющей безграмотности: «Существует три вида панков: панки-гопники, политизированные панки и поклонники «Гражданской обороны» и Егора Летова» (с. 45). Даже люди, далекие от изучения молодежных субкультур, знают, что все панки более или менее антибуржуазно и проанархистски настроены. То есть для того, чтобы «панк-гопник» (нет, кстати, такого понятия, и не советую я Лукс с соавторами его употреблять вслух: назвать какого-нибудь (абсолютно любого) панка «гопником» – это его смертельно оскорбить, нарваться на мордобой) превратился в «политизированного панка», всего-то и нужно, чтобы он встретился с анархистской группой или даже просто с любым «политизированным панком». А уж найти сегодня панка, не слушающего «Гражданскую Оборону», – это все равно что найти в 60-е хиппи, не слушавшего «Битлз» или «Грэйтфул Дэд»! Но это ведь не конец: «В Самаре, – сообщают нам авторы книги, – преобладает третья группа панков (поклонники «Гражданской обороны»). Внешне они ничем не выделяются из молодежной среды» (с. 46). Почему тогда это – именно панки, а не просто слушатели Летова? Как может панк «внешне ничем не выделяться из молодежной среды»?! В этом случае перед нами уже не панк, перед нами уже Штирлиц! Перед нами уже лягушка из анекдота, которая только внешне зеленая и мокрая, а на самом деле – розовая и пушистая! Безграмотность авторов доходит до того, что в качестве «доказательства» агрессивности панков в книге (с. 45) приводятся такие строки: Я иду, качаяся от ветра,
Выглядит очень «агрессивно», не правда ли? Особенно если знать, что строки тут вынуты из середины и что песня начинается со слов: Я иду расслабленной походкой,
а кончается словами: Чувствую себя стеклянной рыбкой,
И правда, что может быть агрессивнее, чем стеклянная рыбка или стеклянная птичка?! Перед нами – известная песня Умки (Анны Герасимовой), поэта, переводчика, рок-музыканта, человека достаточно «раскрученного» (о ней в газетах и журналах пишут, интервью берут, по TV показывают). И написана была эта песня 20 лет назад во времена, когда сама Умка, любимая певица советских хиппи, автор «народной хипповой» песни «Автостопный блюз», сама активно хипповала. Выдавать эту песню за сегодняшнее творчество панков – значит абсолютно ничего не понимать в том, о чем пишешь! Но особенной плотности феерическая безграмотность авторов достигает в двух местах: в изложении «генеалогического древа рок-музыки» (с. 38–41) и в помещенном в конце книги словарике «Уточнение и интерпретация основных понятий» (с. 96–97). Помещая в своей книге пресловутое «древо», авторы оказались не в состоянии даже правильно переписать названия музыкальных стилей: вместо «соул» они пишут «сеул» (по названию столицы Южной Кореи, видимо); вместо «фолк-поп-рок» – «фол-поп-рок» (это уже что-то спортивное или морское); вместо «хиллибилли» – «хилбилли»; вместо «соул-джаз-рок» – естественно, «сеул-джаз-рок»; вместо «атонально-хроматический» – «атенально-хроматический»; вместо «new wave» – «No wave» (и тут же, строкой выше, как отдельное направление – «Новая волна»; ну, и какая, интересно, между «новой волной» и «new wave» разница?); вместо «ска» – «эка»; вместо «ой!» – «ой»; вместо «фьюжн» – «фьюжи»; и т.д. При этом, переписывая сразу из нескольких источников, авторы сами плохо понимают, о чем идет речь – и потому у них «рэп», скажем, сначала записывается в ветвь «поп-рок», а затем возникает еще раз – но уже в качестве отдельной ветви «рэп – хип-хоп». Спросите их, как это может быть? – Не ответят. Точно так же не ответят и на вопрос, как это «новые романтики» попали в «панк», а «биг-бит» – в «поп-рок». Словарик «Уточнение и интерпретация основных понятий» можно цитировать подряд. «Байкеры – мотохулиганы» (надо же! – а еще недавно были «романтики-эскаписты»…). «Групповой эгоизм – своекорыстная мотивация деятельности неформальной группировки молодежи, которая наносит ущерб общественным интересам» (интересно, можно ли считать правительство Гайдара «неформальной группировкой молодежи»?). «Клабберы – клубная молодежь самых различных ориентаций: рейверы (кислотники), растоманы, металлисты, гопники и др.» Во-первых, бедные растаманы опять написаны через «о». Во-вторых, растаманы, «металлисты» (все-таки это слово надо писать в кавычках, потому что металлисты без кавычек – это работники металлопромышленности!) и особенно «гопники» в качестве «клубной молодежи» – это по-настоящему впечатляет. Представьте себе: ночной клуб (скажем, «Метелица» или «Пилот»), зал набит плохо одетой, пьяной вдребадан шпаной, за столиками – свечи горят, цветомузыка (не Паша, а обычная), с эстрады – группа «быков» прямо без микрофона, «в акустике» голосит: Там за красным столом, одурманенный
дымом,
Авторам рассматриваемой книги надо фантастику писать – в жанре «альтернативной истории». Цены им не будет. Рыбаков, Успенский и прочие конкуренты умрут от зависти. «Маргиналы – люди, имеющие особые черты сознания и поведения представителей социальных субгрупп, которые в силу некоторых причин не способны интегрироваться в большое общество; маргинальная личность тяготеет к созданию антиобщественных объединений с перевернутой системой ценностей». Потрясающе! Я, стало быть, читал множество книг про этих «маргиналов». Звали их так: Будда, Иисус Христос, Магомет, Леонардо да Винчи, Ян Гус, Галилей, Руссо, Вольтер, Джордж Вашингтон, Боливар, Гарибальди, Маркс, Ленин, де Голль, Ганди, Хо Ши Мин… «Национал-большевики – неформальные группы молодежи, сочетающие идеи отрицания фашизма с националистическими настроениями». Вы что-нибудь поняли? Похоже, это про «Идущих вместе»… Если же вспомнить, что самым первым и самым главным национал-большевиком у нас был тов. Сталин, отечественная история предстает совсем в другом, неожиданном виде: была такая неформальная группа молодежи – «Политбюро»… «Неофашисты – маргинальные слои молодежи, легко воспринимающие экстремистские призывы и способные действовать с антисемитских, националистических и даже расистских позиций». Почему это обязательно «маргиналы»? Почему обязательно «молодежь»? Почему «даже»? Почему «легко воспринимающие» и «способные действовать»? Они что, еще до призывов и до действий – уже неофашисты? От рождения? И в чем тогда их «неофашизм» выражается, если они никак не действовали? Просто плохо становится от таких «уточнений и интерпретаций». Остановлюсь, чтобы не переписывать весь словарик. На почве безграмотности авторов их книга пестрит нелепостями. Буквально в первых абзацах первого параграфа первой же главы мы узнаём, что «неформальные объединения молодежи (далее НОМ)» «существуют в двух основных формах: не имеющие организации-учредителя» и «находящиеся под опекой либо общественной (некоммерческой), либо государственной организации» (с. 6). Позвольте, но тогда получается, что Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи (ВЛКСМ) тоже был «неформальной организацией молодежи»! Какого же черта придумывали в 80-е само слово «неформалы» – чтобы как-то отличить эти группы от комсомола, если, по Лукс с соавторами, никакого отличия не было? А с другой стороны, если какая-то организация создана и курируется государством – почему же она «неформальная»? Этак и солдат срочной службы можно в «неформалы» записать! Еще вопрос: а кем считать молодежное объединение, созданное и патронируемое именно коммерческой организацией? Вон «ЮКОС» создал «под Ходорковского» скаутское движение «Новая цивилизация». Так это кто – «неформалы» или нет? Когда нелепости начинаются с первых же страниц, с базовых определений – это диагноз. Дальше – ничуть не лучше. На с. 10 вы можете прочитать, что «современные представители хип-хоп культуры (рэп-мюзикл, брейк-данс, граффити)» «имеют целью уход от проблем общества, не имеют с обществом никаких формальных отношений». Вот так. А как же ежегодные хип-хоп фестивали в Подмосковье, устраиваемые на государственные деньги? А как же аналогичные фестивали в Самаре и Тольятти, о которых авторы сами написали (с. 43)? Поистине, правая рука не знает, что пишет левая. Целая глава в книге (с. 28–37) посвящена «экстремальным видам спорта» – начиная с восточных единоборств. Почему это «НОМ»? Президент Путин – что, тоже член «неформального объединения молодежи»? Или даже двух (плюс горные лыжи)? На с. 31 в хип-хоп субкультуру зачислены… сноубордисты. Хип-хоп, по определению, субкультура подворотен, социальных низов, бедных окраин, городской шпаны, первоначально – негритянских гетто США. Записывать в нее богатых молодых лоботрясов, путешествующих по горным курортам с дорогой сноуборд-экипировкой – явная нелепость. Еще бОльшая нелепость – записывать сноубордистов в категорию «НОМ». И уж совсем плохо становится, когда читаешь «определение» сноубордистов: «катающиеся на лыжах на крутых склонах». На каких «лыжах»? Да сегодня даже дети знают, что сноуборд – это не лыжи, а доска. Видит бог, если бы «канд. истор. наук» просто перевела это слово (сама для себя) с английского на русский – и то ей многое стало бы понятнее… На той же с. 31 – еще одна нелепость: в субкультуру хип-хоп записали скейтбордистов. Скейтборд не сегодня-завтра станет олимпийским видом спорта. Почему же это «НОМ»? Почему тогда не отнесены к «неформальным объединениям молодежи» велосипедисты? Конькобежцы? Пляжные волейболисты? Такая же явная нелепость – отнесение к «хип-хоп культуре» ди-джеев (диск-жокеев) (с. 44). Современные ди-джеи родились как явление в «эпоху диско», когда на Западе активно насаждались молодежные танцевальные залы и клубы («дискотеки») и «культура» бездумного танца – как альтернатива «слишком опасному» (потому что «слишком социальному») року. Какое отношение эти богатые, холеные, зализанные диско-мальчики (многим из которых сегодня под 50) имеют к «хип-хоп культуре»? С какого бока это – «неформальное объединение молодежи»? Еще одна нелепость – сочинение некой «субкультуры клабберов», то есть «клубной молодежи». Клубам и «клубной молодежи» посвящен целый параграф (с. 52–60). Логика, в соответствии с которой молодых посетителей ночных клубов авторы записали в некую отдельную молодежную субкультуру, постороннему уму недоступна. Ночные клубы посещает обычная молодежь – та, которая днем где-то работает, учится (или не работает и не учится, а, например, ворует). Все атрибуты молодежной субкультуры – субъязык (жаргон), система опознавательных знаков («фенечки», одежда, прическа), понятная только «своим» музыка, исключительно «свои» танцы, непонятные «чужим» развлечения, специфическая, оппозиционная «официальной взрослой культуре» философия (идеология), сверхценность «своих» групп (объединений), собственная этика, не говоря уже о таких вещах, как обряды инициации и т.п. – все это в случае «клабберов» отсутствует начисто. «Клабберы» – это молодые недалекие и интеллектуально неразвитые обыватели, которые довольствуются тем суррогатом «отдыха», какой подсунут им «взрослым» буржуазным потребительским обществом. «Клубная молодежь» не создает (как полагается субкультуре) свои культурные продукты (песни, стихи, художественные и теоретические тексты, обряды и т.п.), она довольствуется тем, что ей предлагают владельцы развлекательной (клубной) индустрии. «Клубная молодежь», наконец, не объединена в группы в «обычной жизни» за пределами общения в клубах (как это должно быть в молодежной субкультуре). Говоря иначе, «клубная молодежь» – это официально приветствуемый мейнстрим молодежного досуга. Вообще, предпочтение частью молодежи того или иного места для проведения досуга не может служить основанием для изобретения субкультуры. Иначе получается, что те, кто ходит в театры – это «субкультура» (видимо, «субкультура театралов»); на выставки – тоже «субкультура» (должно быть, «вернисажники»). Аналогичным образом можно изобрести «субкультуру» посетителей кинотеатров («киношники»?), бань («банщики»?), спортивных состязаний («спортсмены»?), ярмарок («ярмарщики»?), магазинов («магазинщики»? «магазинеры»? «шопперы»?), пивных баров («пивняки»?), ресторанов и кафе («ресторанщики»?), а то и раздробить такие «субкультуры» на более мелкие: кто смотрит балет – «субкультура балетчиков», кто слушает оперу – «субкультура оперов», симфоническую музыку – «симфонистов» и т.д. Это уже – абсурд, а не социология, не ювенология и не культурология. Самое удивительное при этом то, что авторы имеют вполне адекватное представление, что такое клубная индустрия: «Под словом «клуб» мы понимаем молодежный вечерний или ночной клуб, в котором звучит электронная музыка, на входе в который стоит строгий face control, в котором работают ди-джеи, танцоры, музыканты, художники и обслуживающий персонал (промоутеры, директора, продюсеры, владельцы клуба). Клубы отличаются друг от друга дизайном интерьера, музыкальной политикой, принадлежностью посетителей клуба к определенным слоям общества, ценой входного билета, ценами в баре и многим другим… Ночные клубы на Западе – это целая коммерческая индустрия, где все направлено на то, чтобы человек проводил свой досуг в суперклубах и простоклубах» (с. 52–53). Это – соответствующее истине – описание клубной индустрии лишь подчеркивает нелепость стремления Лукс и ее соавторов записать в «неформалы» вообще всю молодежь. В книге ведь целый параграф посвящен и «субкультуре гопников» (с. 86–87). То есть, попросту говоря, шпане. Нелепо тут всё: и название, и смешение понятий «субкультура» и «НОМ». Сами «гопники» себя «гопниками» («гопотой») не называют: это презрительное наименование не входящей в специфические молодежные субкультуры шпаны придумали некогда хиппи – и слово прижилось. Авторы книги сами пишут: «Гопники ставят перед собой цель – всячески мешать разного рода неформалам и уничтожать это явление. Выйдя из подвалов и подворотен, они терроризируют панков, брейкеров, металлистов и других» (с. 86). Как вам нравятся «неформалы», целью которых является ликвидация «неформалов»? В действительности «гопники» – это не молодежная субкультура, а молодежный вариант (ученический, подготовительный) взрослой маргинально-профессиональной субкультуры – уголовной. Банды и бандочки шпаны, конечно, являются неформальными объединениями молодежи, но они не являются «неформалами». Здесь нелепость сочинения Лукс с соавторами прямо смыкается (как и в случае с «клубной молодежью») с их некомпетентностью. Авторы путают понятие социальной психологии («неформальное объединение» – притом совсем не обязательно молодежи; например, устойчивая компания старичков-доминошников – это тоже «неформальное объединение») с термином социально-юридическим («НОМ» – организованная группа, принадлежащая к определенной молодежной субкультуре, притом обязательно неофициальной: пионеры и комсомольцы 20-х – начала 30-х гг. тоже были представителями именно молодежной субкультуры, но не «НОМ», так как их субкультура была официальной). Не так давно по центральному телевидению в программе «В нашу гавань заходили корабли» среди прочих народных и самодеятельных песен исполняли песню про девушку, убитую в степи молнией. Так вот, эта песня приводится в книге Лукс как типичный пример «творчества» «субкультуры гопников»! Поняли вы теперь, кем являются детский писатель Эдуард Успенский и другие участники указанной передачи (включая народных артистов, оперных певцов и т.п.)? Это всё – представители «неформального объединения молодежи», а именно «гопники»! И вся программа их – место встречи шпаны, так сказать, «малина». Правильно их власти целых три раза закрывали! Еще одной нелепостью является зачисление в «НОМ» сатанистов (с. 89–91). Если сатанисты – это «НОМ», тогда и католики – «НОМ», и хасиды, и уж тем более – кришнаиты. На с. 91 в «НОМ» записаны растаманы, то есть представители еще одной религии. Как приверженцы любой религиозной системы, растаманы могут быть, естественно, и молодыми, и старыми (одному из самых известных наших растаманов, Дмитрию Гайдуку, автору «Растаманских сказок», четвертый десяток). Но ведь Лукс с соавторами, как мы помним, вознамерились для всей молодежи найти свое «НОМ». Апофеозом нелепости можно считать зачисление в молодежные субкультуры и в «НОМ»… рэкетиров (с. 92)! Никакого «совпадения терминов» тут нет. Речь идет именно о тех самых рэкетирах, о которых все знают, не о каких-то других. Остается только недоумевать, почему не выделены отдельные «неформальные объединения молодежи», состоящие из, скажем, квартирных воров («домушники»), карманных воров («щипачи») или, скажем, содержателей притонов («коты»). А хотите знать, какое определение дано рэкетирам? «Рэкетиры – экономически активный слой молодых людей, занятый перераспределением доходов за счет обеспеченных групп населения» (с. 92). Под это определение, между прочим, подпадают и молодые сотрудники налоговой полиции и налоговой инспекции. Тоже, стало быть, представители «группы асоциального поведения», которые «представляют значительную опасность для общества» (с. 92). Что, впрочем, независимо от воли Лукс и соавторов, близко к истине: вся страна не раз наблюдала «маски-шоу» под названием «Наезд налоговой полиции (инспекции)»… Нелепости – и это явно не случайно – легко обнаружить и в том, что написал руководитель Департамента по делам молодежи администрации Самарской области О. Фурсов. Вот, скажем, принадлежащее ему открытие: «Программы большинства радикальных движений (сатанистов, неофашистов, скинхедов, национал-большевиков) базируются на асоциальной системе ценностей, реализация которой влечет за собой ущемление прав и свобод всех членов человеческого сообщества» (с. 93). Нелепо уже то, что О. Фурсов сваливает в одну кучу совершенно разнородные явления: религиозные культы (сатанистов), субкультуры (скинхедов) и политические партии и организации (неофашистов, национал-большевиков) – что само по себе является свидетельством глубокого невежества человека, который по должности обязан «заниматься» молодежью. Но это – лишь первая нелепость, содержащаяся в одном-единственном предложении. Другая, куда более вопиющая, заключена в утверждении, что может существовать «система ценностей, реализация которой влечет за собой ущемление прав и свобод всех членов человеческого сообщества». «Реализация» – это значит построение общества на основе такой системы ценностей. Не бывает общества, даже самого жестокого, где были бы репрессированы все, то есть где были бы ущемлены права и свободы всех. В классовом обществе (например, сегодня в России) права и свободы одних ущемляются для того, чтобы расширить права и свободы других. Чтобы «ущемить всех членов человеческого сообщества», необходимо, чтобы «ущемители» к человеческому сообществу не принадлежали. То есть были инопланетянами или богами. Или представителями другого биологического вида. И такую вот околесицу пишет ответственный областной чиновник. Но и это не все нелепости в одной фразе. Что такое «асоциальная система ценностей»? Это такая система ценностей, в которой игнорируются интересы, запросы, нужды и права общества, обществу в принципе отказывается в праве иметь такие интересы, запросы и нужды, которые оно, общество, может навязывать индивиду. «Асоциальная система ценностей» называется воинствующий индивидуализм. Индивидуализм, как известно – основа западного общества, основа рыночных отношений. Поздравляю государственного чиновника О. Фурсова, дописавшегося по недомыслию до крамолы! Что же касается сути написанного им, то, повторю, это нелепость: ни сатанисты, ни неофашисты, ни скинхеды, ни национал-большевики не асоциальны. Нельзя называть асоциальным ни одну «систему ценностей», имеющую (как в указанных О. Фурсовым случаях) альтернативный проект социального устройства. Можно назвать такую систему антисоциальной, антиобщественной – в случае если мы докажем, что предложенные образцы общественного устройства наносят вред развитию общества. Скажем, если мы считаем, что создание общества, основанного на расовой дискриминации и уничтожении людей по расовому признаку, на введении военной диктатуры, на подавлении прав «социальных низов», на утверждении кастового принципа, на насилии и агрессии, вредно и опасно для развития (и самого существования) человеческого общества, мы можем смело говорить, что неофашистская «система ценностей» антисоциальна. Но нельзя, не рискуя расписаться в невежестве, называть такую систему ценностей «асоциальной». Асоциальная система ценностей – у жулика, пьяницы или наркомана: они не создают общественных объединений и партий, не борются за власть, не ставят перед собой цели заменить существующее общественное устройство другим, по своим «образцам». Собственно, система ценностей у обывателя тоже асоциальна – по тем же причинам. Многие нелепости книги объясняются, судя по всему, элементарной некомпетентностью авторов. Вот лишь несколько примеров такой некомпетентности. Рассказывая о радикально-экологистском движении «Хранители Радуги» (которое в книге, разумеется, безграмотно именуется «радикально-экологическим», да и в названии слово «Радуга» пишется со строчной буквы – то есть авторы не понимают, о чем идет речь!), замечательные самарские женщины пишут, что в Москве в рядах «Хранителей Радуги» состоит «300 активистов-экологов» и добавляют: «Штатных работников движение не имеет и иметь не намерено» (с. 25). На самом деле «Хранители Радуги» являются организацией, по правилам которой каждый человек, принявший хотя бы раз в жизни участие в крупном проекте «Хранителей Радуги», имеет право называть себя «хранителем». Таких людей в Москве можно найти не то что 300, а и 500, и 700. Вот только «активистами» «Хранителей Радуги» они при этом не являются, и вообще могут никаких дел с организацией не иметь с середины 90-х годов прошлого века. В работе «Хранителей Радуги» в Москве участвует более или менее регулярно несколько десятков человек (от 20 до 80, число это постоянно меняется) – и «экологов» из них (то есть научных работников – специалистов по изучению окружающей природной среды, биогеосферы, и протекающих в ней процессов, в том числе и под воздействием антропогенных факторов) буквально единицы. «Штатных сотрудников» «Хранители Радуги» действительно не имеют, будучи незарегистрированным движением, но человек 10 «лидеров» являются де-факто «профессиональными революционерами от экологизма», поскольку ничем другим, кроме «радикально-экологистской» работы, не занимаются – и половина из них существует исключительно на деньги, выделяемые на экологистскую работу западными единомышленниками. Чем это отличается от «штатных сотрудников»? На с. 55 вы узнаете, что «звездами российской рок-сцены» являются «“Сплин”, “Чайф”, “Стрелки”, “Блестящие”». А ведь из перечисленных групп только «Чайф» имел когда-то в прошлом – до того, как продался шоу-бизнесу и принялся «чесать ботву» по городам СНГ, попутно участвуя в разных предвыборных концертах, – какое-то отношение к року. Все остальные – это откровенная «попса», «попсее» не придумаешь! На с. 57 сообщается, что «мажоры, хайлайфисты, «золотая молодежь» – неформальные объединения «элитарного образа жизни», сторонники “красивой жизни”». «Золотая молодежь» существовала всегда – с тех пор, как появились классовые общества. Никакой специальной «молодежной субкультурой» она, конечно, не является, никаких признаков отдельной «субкультуры» «золотой молодежи» нет. Попытка авторов «найти» такие признаки выдает как раз печальную некомпетентность Лукс со товарищи: ни владение дорогим автомобилем, ни дорогая одежда, ни манеры, ни «нездоровый образ жизни», ни «посещение английских клубов» не являются доказательствами существования отдельной «молодежной субкультуры мажоров» (кстати, и само слово «мажор» – всего лишь презрительная кличка, которой «неформалы» 80-х гг. наградили детей советской номенклатуры). На дорогих автомобилях ездят люди разного возраста, совсем не обязательно молодые и совсем не обязательно принадлежащие к какой-то субкультуре: и коррумпированные чиновники (а других у нас нет), и «звезды» шоу-бизнеса, и богатые бизнесмены, и «воры в законе». Сам президент Путин ездит на дорогих машинах, а не на «копейке»! Аналогично обстоит дело и с другими «признаками» вплоть до «нездорового образа жизни». Еще один пример вопиющей некомпетентности: глава «Социально-нейтральные неформальные объединения молодежи» (с точки зрения авторов, такое в природе бывает!) открывается параграфом «Митьки». Бедным женщинам невдомек, что «митьки» и вообще-то никогда не были молодежной субкультурой (на весь Советский Союз «митьков» было в лучшем случае человек 60), а к настоящему времени просто давно перестали существовать! Крошечная группа ленинградских художников-«митьков» (которым и в 90-е годы было за 40), сумевших «раскрутиться» за последние два десятилетия, отчаянно эксплуатирует свой «митьковский» имидж до сих пор. Но мало того, что все это – в прошлом, но ведь такая группа, как «митьки», никакого отношения к пресловутым «НОМ» не имела и не имеет. В противном случае в «НОМ» надо записывать и «передвижников», и импрессионистов, и фовистов, и кубистов, и «Бубновый валет», и «Могучую кучку», наконец! Этак само понятие «неформальное объединение молодежи» можно размыть до полной потери критериев. А вот еще пример некомпетентности. Тяготеющую к анархизму арт-группу «Дикобраз», насчитывающую полдюжины членов и функционирующую более чем спорадически, авторы книги уверенно описывают как солидную анархистскую организацию (50 человек в Москве), постоянно проводящую уличные акции и выпускающую «одноименную газету» (с. 67). Видели бы они эту группу, видели бы они эти «акции», видели бы они эту «газету» – этот жалкий самиздатский листок форматом в машинописную страницу, исполненный на загнанном пачкающем ксероксе! Но это еще что! А вот знаете ли вы, что «в России … насчитывается около 4-х миллионов» фашистов (с. 69)? Что за ерунда? Откуда такие бредовые цифры? Неизвестно. Могу лишь предположить, что Лукс со товарищи просто сложили численность армии, полиции, всех спецслужб и приплюсовали лично Путина. А вот еще: «В Москве есть Карательный Отряд Белых Патриотов – серьезная группировка бритоголовых» (с. 69). Не в Москве это есть, а исключительно в головах саратовских женщин – якобы исследовательниц «НОМ». К счастью. А вот еще: «Стратификация фашистов проста: в их среде есть «большевики» (экстремальный вид фашизма – нацизм) и «меньшевики» (представители «свободного фашизма»). Фашизм – это руководство массами со стороны “меньшинства”» (с. 69). Что ни предложение – то открытие. И зачем это у нас правительство поручало целой группе экспертов выработать определение фашизма? (А те, кстати, не справились.) Ведь всё просто: фашизм – это, оказывается «руководство массами со стороны “меньшинства”». Ну то есть все известные нам режимы – фашистские! Все – фашисты, кого ни тронь!.. Совсем недавно скандально известный «художник» Александр Бренер (все «художества» которого заключаются в том, что он то витрину какую расколотит, то подерется с кем – больше он ничего не умеет) выпустил в свет книжку «Фашистская планета». И там он написал, что все (кроме него) – фашисты. Ну то есть все: и Маркс, и Лукач, и Фуко, и Робеспьер, и Махно, и Штирнер, и Бухарин, и Сорос, и Жене – и так далее вплоть до Артемия Троицкого и Марата Гельмана. Оказывается, Бренер не одинок. Оказывается, у него есть единомышленники в Самаре. Замечательно также, что все многообразие фашизмов Лукс с соавторами превратили всего в два вида: в каких-то никому кроме них не известных «большевиков» и «меньшевиков». Да еще и «определили» этих «большевиков» как «экстремальный вид фашизма – нацизм». Экстремальный – это значит: наиболее опасный для его адептов. Чем и почему опасный – неизвестно. Вот почему прыжки с парашютом с Останкинской башни – это экстремальный (и глупый) вид спорта, это я понимаю: высота маленькая, если парашют вовремя не раскроется – уже ничего сделать не успеешь. А вот почему нацизм – «экстремальный» фашизм, этого понять невозможно. Невозможно понять, и что такое «свободный фашизм». Итальянский фашизм Муссолини? Франкизм? «Военный тэтчеризм» Пиночета? Хунгаризм? ЮАРовский расизм? Греческий православный фашизм Метаксаса? Неофашизм «Нового порядка» и Пино Раути? «Двубортный фашизм» Берлускони? Религиозный фашизм движения «Ках»? Никому не известно – боюсь, даже самим авторам книги. Еще пример некомпетентности. Рассказ о «прописке» у скинхедов: «Новичка вталкивают в круг и в течение неопределенного времени избивают всей толпой. Новичок должен защититься и «не распустить нюни». Прошедшим испытание выдается некий знак: нашивка, значок, после чего они чувствуют себя членами группировки. В некоторых группировках для вступления требуется участие в нескольких костоломных кровавых драках и избиениях инородцев (нерусских). «Отмеченный кровью» скинхед становится полноценным участником группы» (с. 70). На самом деле в скинхеды (как во все молодежные субкультуры) существует «самозапись». Обряд «прописки» (кстати, не такой, как у Лукс с соавторами) существовал только у группы «Объединенные бригады – 88» (сейчас группа формально самораспустилась, а центральное ядро ее ушло в подполье). Самарские женщины пишут – и даже не думают, что пишут: да кто же выживет, если его «в течение неопределенного времени избивать всей толпой»?! На с. 71–72 дается «пятислойная иерархия скинов» (не имеющая никакого отношения к реальности), разработанная «аналитиком скинхедского движения П. Казначеевым». Непонятно, что такое «аналитик скинхедского движения» – то ли «аналитик» из среды самих скинхедов, то ли «внешний» исследователь, занимающийся анализом скин-движения. Тем более что хорошо известно, кто такой П. Казначеев: это пламенный пиночетофил, бывший лидер «молодых гайдаровцев», который из-за своей любви к чилийскому диктатору-фашисту даже поссорился с Гайдаром и ушел дружить с Новодворской. Еще о скинах: «Тот, кто в «прикиде» скина, но не истинный скин, носит название «лох». Побоища в городах устраивают именно лохи» (с. 72). На самом деле «тот, кто в «прикиде» (т.е. одежде. – А.Т.) скина, но не истинный скин», называется «модником». И эти люди никогда ни в каких «побоищах» не участвуют. Еще пример вопиющей некомпетентности: «Национал-большевик-граффитчик написал аэрозолем лозунг, вмешалась милиция, и бомбера в милицейской машине увезли в РОВД» (с. 83). Нельзя все-таки использовать термины, если не понимаешь их смысла. И вообще-то слова «граффитчик» нет в природе, а уж тем более нельзя называть так всякого человека, который что-то написал на стене или заборе. Граффити создают представители хип-хоп субкультуры – и делают это они «по правилам», в определенной манере. То есть если вы видите на стене надпись «Свободу политзаключенным!» – это не граффити, это политический лозунг. Чтобы такой лозунг стал граффити, нужно, чтобы он был написан не во время демонстрации НБП, как в упомянутом случае, а отдельно, «для души», как «произведение искусства» – и в определенной манере граффити (хотя бы и в самой простой, bubble letter). И нельзя называть задержанного демонстранта «бомбером». «Бомбер» – это человек, который тайно, ночью, пишет граффити там, где это запрещено делать (например, в вагоне метро). Человек, который расписывает стены днем и открыто, называется «райтер». Национал-большевика же вообще обозвать «бомбером» – это оскорбить, национал-большевики сленга хип-хоп не знают, не употребляют и убеждены, что «бомбер» – это куртка без воротника, которую носят скины… Давно замечено: безграмотное злоупотребление жаргоном присуще именно тем, кто некомпетентен, но стремится это скрыть от неспециалистов или, говоря по-простому, смошенничать. К сожалению, некомпетентность авторов книги носит куда более широкий, можно сказать, фундаментальный характер, вовсе не ограничиваясь темой молодежных субкультур или даже молодежной проблематикой вообще. Вот пример: «Особую социальную прослойку в ночных клубах составляют охранники. Как видно из социологических опросов, эти люди очень далеки от культуры. Обругать, унизить посетителей… ругаться матом – для них обычное дело. Если в ночном клубе происходит кража, они не считают даже своим долгом помочь обворованным. Профессиональной этики у сотрудников охраны не существует. Не разрешается сообщать в милицию о краже» (с. 57). Вот так. А на заводах «особой социальной прослойкой» являются вахтеры. А в метро – контролеры. А в автобусах – кондукторы. А в столовых и буфетах – посудомойки. А еще есть такие «социальные прослойки»: уборщицы, регулировщики уличного движения, электромонтеры, мойщики окон… да мало ли, водители электрокаров, наконец… То есть наши самарские женщины просто не знают, что такое «социальная прослойка»! Увы, но приходится говорить не только о профессиональном, но и об умственном уровне авторов. Что я должен думать о людях, которые приводят в качестве самоописания «металлиста» такие вот строки (с. 48–49): Мой друг металлист
не видя очевидного, то есть того, что это – сарказм и откровенное издевательство над «металлистами»? Что ж удивляться после этого, что авторы верят любым сказкам, напечатанным в бульварной прессе? Например, что в США существует страшная подпольная организация «Подразделение по защите животных Красной армии», в коей состоит ни мало ни много 15 тысяч «экотеррористов» («Красные бригады» удавились бы от зависти!), которые убивают ученых – вивисекторов и генетиков, атакуют ядерные объекты и вообще наносят ежегодный ущерб на 25 млн долларов. И ФБР их уже много-много лет не может «схватить за руку». И цель этих страшных «экотеррористов» – «сократить народонаселение на 99%» (с. 24–25)… Или вот: захваченных торговцев наркотиками скинхеды, оказывается, «подвязывают за руки и ноги, прожигают лицо сигаретами, заставляют облизывать осколки бутылок. Такие профашистские настроения регулирует определенная организационная сила» (с. 71). Интересно, как много зарегистрировано таких зверских расправ над «наркомафией»? – ведь это же обряд. Конечно, бульварные журналисты могут придумать что угодно. Но чтобы всему этому верить?! И что, интересно, за «сила» такая, «регулирующая» «профашистские (то есть антинаркотические? – А.Т.) настроения»? Еще пример – вновь о скинах: «У скинов есть четкая иерархия… Существует «высший» и «низший» эшелоны: «продвинутые» и «непродвинутые» скины. Высший – «продвинутые» скины, имеющие отличное образование, зовутся правыми скинами. Это элита движения, ее ядро. Ядро думающих людей, ранее входивших в РНЕ, умело управляет через горстку «авторитетов» недумающими подростками. «Ядро» организовывает различные акции, которые служат для «поднятия самосознания и пробуждения патриотизма в молодежной среде». Средний возраст – до 30 лет. «Непродвинутые» скины мало чем отличаются от дворовой шпаны, их костяк составляют подростки 16–19 лет» (с. 71). Не буду придираться к стилю, но как вам нравится страшная картина всероссийского «жидо-масонского заговора», организованного невероятно интеллектуально мощным и просто-таки всесильным РНЕ? А вот о сатанистах: «В России не менее нескольких тысяч последователей сатанизма… только в Москве насчитывается около 15 сатанинских сект» (с. 89). Приходится констатировать: рядом с бульварной прессой в России появилась бульварная наука. Самое печальное, что она числится не бульварной, а «серьезной». Поддерживается органами государственной власти и ее представителями. Г-ном О. Фурсовым, например. Чудовищный духовный провинциализм авторов иногда потрясает. Скажем, информацию о растаманах они почерпнули из откровенно «желтого», низкопробного, безграмотного журнала «Птюч» (с. 91–92)! «Птючи» из «Птюча» – люди безответственные, написать могут что угодно, способны даже изобрести несуществующий «девиз растаманов “Живи под солнцем, прожигая время, без трусов”» (с. 91) – а наши самарские женщины ахают, охают, верят и – что особенно поразительно – затем излагают это как научный факт! А вот о «золотой молодежи»: «Обеспеченная молодежь ведет праздную разгульную жизнь: спит далеко до полудня, ночами ест, пьет, иногда употребляет наркотики, предается разврату, разлагается морально и физически (ну да, прямо вот так ходит – и на ходу разлагается. И пахнет. – А.Т.), а главное, невыносимо скучает» (с. 57). Стойте, стойте! Да ведь это же: «Образ «лишнего человека» в романе А.С. Пушкина “Евгений Онегин”»!.. А ведь Самара – миллионный город, университетский центр, не Урюпинск вам какой-нибудь пресловутый, не Жмеринка и не воспетый Ильфом и Петровым Арбатов! Иной раз складывается впечатление, что авторам книги вообще безразлично, что писать – они не относятся всерьез к своей работе. Скажем, на с. 48 можно прочитать, что «металлисты» «увлекаются музыкой» «Пинк Флойд» и рэйвом. Даже люди, далекие от рок-культуры, понимают, что музыка «Пинк Флойд» (группы, начинавшей с прогрессивного рока и закончившей крайне сложной эстетически и интеллектуально музыкой на стыке арт-рока, симфо-рока и джаз-рока) очень далека от «металла» и в сферу увлечений наших «металлистов» входить никак не может. А простая логика подсказывает даже неподготовленному читателю, что «металлист», увлекшийся рэйвом, перестает быть «металлистом» и становится рэйвером. Такое же впечатление полной безответственности
вызывает помещенная на с. 74 после удивительно самоуверенной фразы «группировки
наци-скинов и фашистов легко отличимы» таблица таких «различий»:
Зачем это сделано? Чтобы запутать читателя и – особенно – милицию? Скинхедов с татуированными свастиками – видимо-невидимо. День рождения фюрера отмечают (с шумом на всю страну) именно скинхеды. Наци-скины являются, как правило, приверженцами национальной диктатуры, а не «национал-демократии». Дерутся все тем, что оказывается под рукой. Именно «германских шовинистов» (то есть антирусских) среди русских фашистов нет. Бруденбондовский и легионерский салюты совершенно равноправны. Поверить в то, что молодые фашисты – преданные слушатели классической музыки, могут лишь люди, готовые верить, что пресловутый «Бус» (С. Токмаков, лидер наци-скин группы «Русская цель») все свободное время посвящает чтению романов Достоевского. В начищенных сапогах и военной форме ходят у нас не молодые фашисты (если не считать специально переодевающихся для фотокорреспондентов людей из окружения «Дим Димыча» Васильева и Александра Баркашова), а ряженые «казаки» и «белогвардейцы». Короткая стрижка может быть и у скина, а бритая голова – у члена фашистской организации. Наконец, принадлежность к субкультуре не отменяет членства в партии. И самое главное: «группировок фашистов» (в смысле пресловутых «НОМ») нет вообще! Все фашистские группы (в том числе и чисто молодежные) – это не «НОМ», это политические организации, партии или протопартии (секты, кружки). Кстати, многие из таких небольших чисто молодежных фашистских групп состоят или поголовно, или в большинстве своем именно из наци-скинов. Но все эти претензии к книге Лукс с соавторами начинают казаться частностями, если задуматься над тем, зачем эта книга написана и опубликована, какую политическую линию она проводит, чей идеологический заказ выполняет, какие образцы пропагандирует. Авторы книги «Неформальные объединения молодежи на рубеже тысячелетий» почему-то свято уверены в следующих постулатах: 1) позитивно и «правильно» то, что служит интересам не общества и не страны, а существующей власти (применительно к Самарской области – это интересы самарских властей); неправильно и «негативно» то, что этой власти оппозиционно; 2) потребительство, мещанство, продажность, угодничество, конформизм и карьеризм должны приветствоваться и пропагандироваться как «норма»; 3) социальная апатия, эскапизм – «социально-положительное» явление, в то время как не зависимая от властей социальная активность – явление негативное, «экстремистское», всякая социальная активность молодежи должна осуществляться только по указке из Кремля или администрации Самарской области – и должна быть направлена на увеличение благосостояния представителей власти и облегчение их жизни; 4) единственной рационально оправданной линией поведения молодежи является карьерный рост, удовлетворение частных интересов индивидуума в рамках существующей социально-политической системы; все, что выходит за границы такой установки, – «негативно» (в частности, «негативны» поиски альтернативного социально-политического устройства – и тем более любые действия в этом направлении, а также и забота не о личном карьерном росте, а о развитии, прогрессе, совершенствовании общества, установлении социальной справедливости и т.п. – это уже «экстремизм»). Очевидно, подобные установки отражают не только суть социального заказа, выполняемого авторами, но и соответствуют их личным ценностным установкам. Иначе трудно понять, почему авторы с таким восторгом, доходящим до обожания и обмирания, с нескрываемым придыханием и плохо скрываемой завистью описывают «сладкую жизнь» богатой и сверхбогатой «клубной молодежи», веселящейся на дорогих средиземноморских курортах (с. 52–54). Зачастую чувство меры откровенно изменяет авторам, они забывают, что они – «научные работники», – и «исследование» превращается в откровенный рекламный текст: «По вечерам на центральных улицах собирается бурлящая толпа, будто специально собранная из самых экстравагантных персонажей со всего света. Особое зрелище – карнавальные шествия, которые устраивают большие клубы – это часть ежевечернего шоу. Здесь можно встретить разодетых трансвеститов, негров в шинели советского офицера, снегурочек-красавиц, накачанных молодых людей в серебряных плавках, танцовщиц неземной красоты, людей на ходулях. Один из клубов зазывает всех «в белом и прозрачном», другой эксплуатирует жесткую тематику садомазохизма. Клуб «Привилегия» (PRIVILEGE) – главный клуб на острове. Вечеринки собирают по 12000 человек. Огромный зал, ди-джейский пульт над бассейном, два танцпола поменьше, фантастический звук, потрясающие шоу и лучшие ди-джеи. Клуб «Человеческая миссия» (MANUMISSION) знаменит перекати-поле вечеринками, на Ибице – это шоу № 1. Он потрясает своими размерами и лазерными эффектами. В клубе каждую ночь маскарад в стиле unisex, фрики, черти, глотатели огня, живые секс-шоу на сцене, летающие над толпой воздушные акробаты – действие, не отпускающее пришедших ни на секунду… Максимальная концентрация татуировок, пирсинга, крашеных волос и девушек-топлесс» (с. 53). Прочитав такое, начинаешь подозревать, что туристические агентства, заманивающие клиентов на Ивису, заплатили авторам книги деньги за «скрытую рекламу». Самарские женщины убеждают читателя, что карьера – это единственная цель современной молодежи, и именно поэтому молодежь приходит в «НОМ»: «вступление в неформальную группу – это канал социальной (вертикальной, разумеется. – А.Т.) мобильности» (с. 7). В «подтверждение» своего мнения они даже ссылаются на Питирима Сорокина. Между тем, П. Сорокин ничего о «неформальных объединениях молодежи» не писал. А в своей работе «Социальная и культурная мобильность» (каковую и за уши не притянуть к изучению сегодняшних молодежных субкультур, поскольку опубликована работа в 1927 г., а написана еще раньше, то есть на безнадежно устаревшем к настоящему времени материале), которую только и могут иметь в виду Лукс с соавторами, сказано как раз нечто противоположное тому, что сочинили самарские женщины: а именно, что каналами вертикальной социальной мобильности являются официальные и традиционные общественные институты: армия, церковь, школа, «правительственные группы» и политические объединения, профессиональные корпорации, богатство, семья. И только в эпохи масштабных социальных потрясений возможно подключение и иных каналов вертикальной социальной мобильности – и то, по мнению П. Сорокина, лишь потому, что в эти периоды социальные верхи («элиты», как он предпочитает выражаться) несут численные потери и начинают просто физически нуждаться в пополнении «снизу». Все это – азы для профессионала, почему и возникает подозрение, что ссылка на П. Сорокина носит чисто ритуальный характер и помещена для отвода глаз. А подлинной причиной нелепого утверждения, что молодежь приходит в «НОМ» (скажем, в «металлисты» или скинхеды) из карьерных побуждений, является необходимость угодить взглядам начальства (то есть как раз карьерные соображения!). Дело в том, что О. Фурсов во вступлении к книге высказывает именно такое мнение. Если перевести с чудовищного бюрократического языка, которым пишет Фурсов, на обычный русский то, что им написано, получаем следующее: вся молодежь поголовно мечтает сделать карьеру, «утвердить себя» в обществе («почувствовать свою значимость») – притом обязательно в рамках уже существующих социально-политических институтов (на языке О. Фурсова это называется «позитивной вовлеченностью молодых граждан в процесс жезнедеятельности (так в тексте. – А.Т.) всего общества» (с. 3). Поскольку О. Фурсов лично отвечает за эту «вовлеченность в процесс жезнедеятельности», то он, естественно, тут же сообщает, что вверенный ему департамент с возложенными на него обязанностями справляется успешно: «Несмотря на существующие сложности (прекрасный образец тонкого бюрократического стилистического оборота: намек на «объективные трудности» на случай неудач и одновременно намек на то, что автор заслуживает награды за свой тяжелый труд. – А.Т.), позитивные тенденции в молодежной среде все же превышают негативные. Это касается и основных жизненных ценностей молодежи и оценки своих перспектив. В 2001 году 51% опрошенных жителей области от 14 до 30 лет назвали себя успешными, то есть теми, чья стратегия действий в обществе была им оценена… молодежь чувствует себя ценностно адаптированной группой. Если же говорить о системе ценностей, преобладающей в молодежной среде, то основой ее продолжают оставаться базовые традиционные ценности современного цивилизованного общества, к которым относятся хорошее образование, устойчивая семья, профессионализм» (с. 4). То есть, говоря по-простому: карьера, личное имущественное благополучие, конформизм. Идеальной, конечно, была бы ситуация, если бы вся молодежь поголовно записалась в «Молодежное Единство» и в «Идущие вместе» (отнесенные в книге к категории «социально-полезные НОМ»). Но пока этого, увы, не произошло – и (О. Фурсов, конечно, реалист) все еще, к сожалению, в Самарской области и вообще в России существуют и другие «НОМ», не столь «полезные». А потому, констатирует г-н Фурсов, «процессы по образованию неформальных объединений следует изучать, и с учетом возможностей государства, влиять на их переориентацию… Настоящее издание отвечает этим задачам и… должно явиться серьезным подспорьем организаторам работы с молодежью в распознавании неформальных объединений и эффективной работе с ними» (с. 4–5). Иногда язык становится предателем. Вот и здесь: слова «распознавание неформальных объединений» настолько откровенно отдают духом политического сыска, что даже можно не сомневаться, что значит выражение «эффективная работа с ними»: очевидно, это уничтожение «вредных» «НОМ» и «переориентация» тех, кто все-таки уцелеет. В разделе «Выводы» О. Фурсов сетует на «инертность в становлении активной гражданской позиции современной молодежи и ее неверие в целесообразность участия в политической жизни государства цивилизованными методами. Самарская молодежь практически не участвует в работе политических, экономических, юридических и экологических общественных организаций, что в свою очередь повышает риск вовлечения молодежи в действующие неформальные асоциальные движения» (с. 94). «Асоциальные», как мы уже знаем, это на языке О. Фурсова и других авторов книги – оппозиционно настроенные по отношению к существующей власти. Причем «инертность» и «неучастие в работе» О. Фурсов объясняет… растлевающей пропагандой со стороны взрослых, «негативными оценками политических партий как таковых со стороны старшего поколения» (с. 93–94). И это пишет человек именно из Самары, где совсем недавно ФСБ буквально разгромила Самарский анархо-коммунистический союз (САКС), вполне легальную и (что греха таить) безобидную организацию – разгромила, действуя методами запугивания, внесудебных репрессий и, как полагают некоторые, даже убийств (один из двух лидеров САКС был убит при загадочных обстоятельствах, другой бежал из области и перешел на нелегальное положение). И это пишет человек именно из Самары, откуда происходят два знаменитых теперь политзаключенных Максим Журкин и Сергей Соловей. Журкин и Соловей – это те самые молодые члены НБП, которые вместе с еще одним национал-большевиком, Дмитрием Гафаровым, 17 ноября 2000 г. забаррикадировались на верхней, смотровой площадке Собора святого Петра в Риге, вывесили на башне собора красные флаги, транспарант «Свободу нашим ветеранам!» и, скандируя «Фашизм не пройдет!», разбросали по окрестности листовки с требованием освободить из тюрьмы ветеранов Советской Армии и «красных партизан» Кононова, Фарбуха и Савенко, осужденных за борьбу с латвийскими фашистами в годы Великой Отечественной войны, а также с требованиями равных гражданских прав для всех 900 тысяч «неграждан» Латвии и невхождения Латвии в НАТО. В листовке сообщалось, что это – «политическая ненасильственная акция», направленная против режима апартеида в Латвии и возрождения в стране фашизма. За эту акцию Соловей, Журкин и Гафаров были осуждены как «террористы» на огромные сроки заключения. Причем из материалов суда над ними и из официального ответа зам. Патрушева г-на Шульца на письмо депутата Алксниса известно, что именно ФСБ посоветовала латвийским «коллегам» осудить национал-большевиков не по статье «хулиганство» (как те собирались), а по статье «терроризм». Добавлю, что Соловей и Журкин пользуются сегодня в Латвии огромной популярностью и уважением (и не только среди «русскоязычных» «неграждан») – после того, как им удалось поднять Рижский централ на всеобщую голодовку протеста. Дело в том, что тюремные власти в нарушение закона внезапно запретили в централе передачи с воли, оставив заключенным только «ларек». Это значило, что те заключенные, у кого нет денег (то есть бедняки), останутся голодными. Тюрьма покорно это терпела, пока Соловей и Журкин не начали сами голодовку протеста и не распропагандировали весь централ. Даже антирусски настроенные латвийские журналисты стали после этого отзываться о Соловье и Журкине с уважением. Кстати, именно пример Национал-большевистской партии, в которую с готовностью – несмотря на репрессии – идет молодежь, разрушает все «теоретические» построения г-на Фурсова, сетующего на то, что молодежь-де не идет работать в политические партии. Но, очевидно, это не та политическая партия, в рядах которой хотелось бы г-ну Фурсову видеть молодежь. Значит, дело обстоит так: сначала руководитель Департамента по борьбе с молодежью… пардон… по делам молодежи администрации Самарской области публично сетует, что молодежь не занимается политической деятельностью. А когда молодежь начинает заниматься политической деятельностью – на нее обрушивают репрессии! Лицемерие наших чиновников поражает. То, что задачей самарского Департамента по делам молодежи является именно подавление оппозиционной деятельности молодежи, то есть что работа департамента носит в первую очередь репрессивно-жандармский характер, видно даже из текстов самого г-на Фурсова: «В Администрации Самарской области была создана рабочая комиссия по работе с неформальными объединениями молодежи, в которую вошли представители областного УВД, городского УВД, ФСБ, аппарата Администрации Самарской области, департамента по делам молодежи Самарской области, заместители глав администраций городов Самары, Тольятти, Новокуйбышевска и Сызрани… В качестве одной из важнейших проблем выделена и проблема профилактики негативных воздействий неформальных молодежных объединений на молодежь… Департамент по делам молодежи самарской областной администрации проводит активную региональную молодежную политику. Одним из направлений его деятельности в регионе является нейтрализация экстремистски настроенной молодежи» (с. 94, 93, 2). Вот такая «работа с неформальными объединениями молодежи»: «областное УВД, городское УВД, ФСБ»! Вот такой замечательный департамент возглавляет г-н Фурсов – департамент, занимающийся нейтрализацией «экстремистски настроенной молодежи». До сих пор считалось, что нейтрализацией экстремистов занимается группа «Альфа», спецназ ГРУ, на худой конец ОМОН. Но в Самарской области «экстремисты» – это все те, кто имеет смелость обладать собственной – не совпадающей с точкой зрения властей – позицией, и особенно те, кто имеет смелость действовать в соответствии со своей совестью и своими убеждениями. Кстати, а что у нас с властями в Самарской области? Что мы о местной власти знаем? Это интересный вопрос. Прокурор Самарской области Александр Ефремов был героем многочисленных скандальных публикаций и даже специальных выпусков передачи «Момент истины» Андрея Караулова. В адрес Ефремова выдвигались следующие обвинения: что он покрывал колоссальные хищения на АвтоВАЗе, что он, пользуясь служебным положением, отнял и присвоил себе картонажную фабрику у ее прежнего владельца Голубева, что он вымогал деньги у академика Чертока и профессора Козлова, что он преследовал следователя прокуратуры Романа Зуева, что он фабриковал дело на преподавателя Самарского ГУ Владимира Котенева, преследовал личный интерес в «деле Водоканала» и т.п. Отвечать на эти обвинения прокурор не стал. Зато «перевел стрелки» на губернатора Титова: Генпрокуратура публично заявила о причастности губернатора к грандиозным хищениям автомобилей с АвтоВАЗа. Такая вот в Самарской области власть. Так, может быть, именно тот, кто такую власть поддерживает (и уж тем более – ей служит), негативен и аморален, а тот, кто с такой властью борется, – позитивен и морален? Г-н Фурсов, говоря о «рабочей комиссии», упоминает администрацию Новокуйбышевска. Это – еще одна скандальная история. О ней писала (не раз) «Новая газета» – а вслед за ней и другие. О ней рассказывало ЦТ. О ней – масса материала в интернете. Суть дела в том, что в Новокуйбышевске при полном поощрении и даже покровительстве местной власти в течение 10 лет процветала индустрия растления малолетних и детского порнобизнеса. Во главе индустрии стоял фотограф В. Тимофеев, гомосексуалист-педофил. Им были растлены и вовлечены в порнобизнес тысячи новокуйбышевских мальчиков – едва ли не поголовно все несовершеннолетние мужского пола! Все это делалось открыто, на глазах у городских властей, представители которых были, как утверждается в публикациях, близкими друзьями Тимофеева. Такое поведение властей Новокуйбышевска объяснялось очень просто: они были напуганы примером соседнего Чапаевска. Дело в том, что Чапаевск и Новокуйбышевск – города-близнецы: и там, и там населенные пункты выстроены вокруг химических комбинатов (частично оборонного характера), и там, и там – катастрофическая ситуация с состоянием окружающей среды. Но в Чапаевске в конце 80-х гг. появилось радикальное экологистское движение левой (и даже ультралевой) ориентации. И эти радикалы принялись активно отравлять жизнь местному начальству: требовать закрытия опасного и вредного химического производства, принятия мер для улучшения состояния окружающей среды в городе, выделения денег на очистные сооружения. Дальше – больше: экологисты-радикалы стали требовать, чтобы виновные в нарушении законодательства и причинении ущерба здоровью горожанам были отданы под суд. Наконец, когда городские власти согласились с проектом строительства в Чапаевске завода по утилизации химического оружия (представляете, какие деньги можно разворовать?!), местные экологисты выступили против, доказав смертельную опасность создания такого производства в Чапаевске. Для всех активных и самостоятельных подростков Чапаевска леваки-экологисты стали примером и центром притяжения. И городские власти Новокуйбышевска, заботясь о своем спокойствии, разумно решили: лучше педофилы, чем экологисты. Пусть лучше новокуйбышевские подростки будут поголовно вовлечены в гомосексуалистскую порноиндустрию, чем они станут политическими активистами – и начнут, по примеру Чапаевска, проводить перед городской администрацией бесконечные акции протеста, требовать отставки городских властей и – о ужас! – отдачи их под суд. Такая в Самарской области власть. Такую власть защищает г-н Фурсов. Такой власти прислуживает Лукс с соавторами. Именно потому, что перед авторами книги была поставлена задача защитить интересы такой власти, отвлечь молодежь от борьбы за свои права, за лучшее будущее, Лукс с соавторами в качестве примера «социально-полезных НОМ» приводит… «ролевиков», в частности «толкинистов», то есть людей, бегущих от действительности в иллюзорный мир «ролевых игр», представляющих себя «эльфами», «гномами», «колдунами», «королями» и т.п.: «Позитивной направленностью отличаются клубы ролевых игр… Во время ролевых игр происходит полное моделирование жизни, включая государственное и общественное устройство, культуру и историю, язык. Играющие попадают в разные миры: реальные, исторические, фантастические и т.д. Бывают и смешанные миры-перекрестки… В клубах ролевых игр происходит реконструкция образа мышления, внушение мировоззрения того периода, в который погружаются игроки, вживаясь в образы, реализуя их в жизни, а иногда и виртуально» (с.13–14). Во всем мире «ролевые игры» считаются формой эскапизма, ухода от реальности, «нехимическим» вариантом алкоголизма и наркомании. В 80-е гг. XX в. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) даже ввела термин «людомания», установив, что зависимость от игры является таким же вариантом патологической психологической зависимости, как и классическая наркомания. Но женщины из Самары считают людоманию «социально-полезным» поведением: действительно, люди, вообразившие себя «эльфами» и «гоблинами», за справедливое переустройство общества бороться не будут – они «выпали» из реального мира в мир иллюзорный, «виртуальный». Очевидно, если бы наркоманы не совершали преступлений в поисках денег на наркотики – и их бы Лукс с соавторами записали в «социально-полезные НОМ». А что: с властью они не борются, взятки брать не мешают… Поскольку авторы книги выполняют социальный заказ, защищают интересы власти, «социальная полезность» которой не доказана (и доказать ее не представляется возможным), «исследование» Лукс с соавторами, естественно, оказывается наполнено большим количеством политически и идеологически ориентированного обмана, лжи и прямой клеветы. Так, ультралевую молодежную организацию «Авангард красной молодежи» (АКМ) авторы клеветнически записывают в организации наци-скинов (с. 75). А вот «Идущих вместе», напротив, описывают в исключительно благостных тонах, как образцово-показательную организацию (с. 20, 23). Чтобы повысить притягательность образа «Идущих», Лукс с соавторами сообщают о них, например, такое: «В МГТУ им. Н.Э. Баумана (элитный вуз) в ряды «Идущих» вступило 300 человек» (с. 21). Относительно элитности «Бауманки» можно, наверное, спорить, но вот то, что из 300 записанных было в «Идущие вместе» «бауманцев» почти все в первый же месяц разбежались – широко известный факт. И стыдно становится за самарских женщин, когда читаешь такое: «Главнейший лозунг (у «Идущих вместе». – А.Т.) – уважение старших» (с. 20). Как, интересно, «уважение старших» (в смысле: уважение к старшим) сочетается с забрасыванием яйцами и прямыми словесными оскорблениями перед Госдумой бабушек и дедушек, протестовавших против введения нового Трудового кодекса? Это что у «Идущих», такая новая, особо современная форма уважения – яйцами в пожилых людей кидаться? И это ведь у «Идущих» не «отдельный случай» был, это система: когда 14 марта 2001 г. КПРФ предприняла в Госдуме заведомо провальную попытку вынести вотум недоверия правительству, «Идущие вместе» устроили перед Думой глумливую акцию: вылавливали среди пикетчиков – сторонников КПРФ – людей постарше и преподносили им (перед угодливо снимавшими это тележурналистами) «набор старого коммуниста»: тросточку, больничное судно и рулон туалетной бумаги… Как ни смешно, но авторы книги иногда проговариваются об истинных целях «Идущих». Вот пример: «Главное предназначение русских яппи – выметать идеологический мусор из голов молодежи» (с. 23). Обратите внимание на слово «яппи». Яппи (аббревиатура от young urban professionals) – это к настоящему времени сошедшая на нет субкультура богатых молодых предпринимателей и менеджеров, поставивших себе целью всеми способами разбогатеть, стать миллионерами. Даже на Западе, где во времена «рейганомики» и «тэтчеризма» и появились яппи, сегодня это слово рассматривается как оскорбление: яппи заслужили репутацию алчных, хитрых, эгоистичных, негуманных, лишенных человеческих чувств аморальных людей, готовых не задумываясь предать, если не убить лучшего друга и даже собственную жену ради лишнего десятка тысяч долларов. Показательно, что Лукс с соавторами определили «Идущих» (очевидно, на самом деле их вождей) как «яппи». Но самое главное здесь: «выметать идеологический мусор из голов молодежи». Очевидно, попытка собрать работы Маркса, чтобы затем «выслать» их в Берлин (первоначально планировалось уничтожить – сжечь, но кто-то объяснил «Идущим», что это будет выглядеть совсем уж неприлично), и устройство «последнего посещения Мавзолея на Красной площади» – чтобы «забыть навсегда о Ленине и марксизме», – это и есть такое «выметание». Отсюда легко понять, что «Идущие вместе» считают «идеологическим мусором». Чтобы подыграть властям на модном поле «борьбы с экстремизмом», Лукс с соавторами запугивают читателя «неимоверным количеством радикальной прессы» (с. 8), якобы выходящей в стране. Это – ложь. Нет у нас в стране «неимоверного количества радикальной прессы». Радикальных изданий совсем немного, выходят они смехотворными тиражами и, как правило, нерегулярно (исключениями были запрещенная теперь «Лимонка» да газета «Я – русский»). «Неимоверное количество» у нас в стране бульварной, «желтой», полупорнографической (а то и не полу-, а просто порнографической) прессы – и тиражи там огромные. Но Лукс с соавторами это не беспокоит. Порнографическая пресса ведь не покушается на права чиновников брать взятки да казенные деньги разворовывать. Чтобы дискредитировать оппозиционные молодежные группы (в терминах авторов книги – «экстремистов»), создать о них неблагоприятное впечатление, самарские женщины придумывают такие вот глупости: «Действия экстремистов преследуют цель добиться ситуации сверхнапряжения в коллективной деятельности, выделения адреналина» (с. 9). То есть, понимаете, если «экстремисты» требуют установления очистных сооружений на отравляющем город химкомбинате, или прекращения загрязнения Байкала, или отмены поборов в вузах, или освобождения политзаключенных, или пресечения милицейского произвола, или – упаси бог! – прекращения бойни в Чечне – они это делают исключительно для того, чтобы получить «выделение адреналина». Хотя любому дураку известно: куда проще добиться «выделения адреналина», пойдя во двор и поиграв там немного в футбол с соседями. До какой только глупой лжи не дописываются наши авторы в порядке «борьбы с экстремизмом»: «На экстремистские действия легче идут те, кто слабо интегрирован в систему, у кого нет дома, семьи, собственности. Среди этих людей большинство составляет молодежь. Именно ее легче подтолкнуть к асоциальным действиям» (с. 8). «Дома, семьи, собственности» нет у бомжей. Ни в какие экстремистские группы (как настоящие – неофашистские, скинхедские, так и мнимые – то есть просто оппозиционные режиму) бомжи не входят. А вот наши молодые неофашисты, напротив, все живут дома, а не на улице, в семье, у всех есть собственность (у некоторых – немаленькая: даже либеральная газета «Московские новости» вынуждена была констатировать, что националистические настроения особенно распространены именно у молодежи из семей предпринимателей). Иногда, впрочем, авторы книги, увлекшись «разоблачением» экстремистов, просто не замечают, что их описание этих «экстремистов» вызывает у читателя совсем иные, незапланированные чувства: «Группа объединенных экстремистов становится как бы бухтой, защищенной от всех бурь, от штормов большого мира. Группа привлекает тем, что имеет свой «субклимат». Здесь членов группы принимают … как людей. В экстремистских группах все делается, чтобы у людей появилось ощущение братства» (с. 8). Ну и что же в этом плохого? Просто диву даешься, сколько идеологически мотивированной лжи впихнули Лукс с соавторами в свою маленькую книжку! Вот, рассказывая о «попытке проведения» «в Москве 14 декабря 1994 года» оппозиционного режиму Ельцина «панк-фестиваля» «Русский прорыв», женщины сообщают: «Фестиваль закончился грандиозным побоищем панков и московской милиции» (с. 47). Во-первых, указанное событие имело место не 14, а 16 декабря, и не в 1994, а в 1993 г. А во-вторых, не было никакого «грандиозного побоища панков и московской милиции», а было вульгарное избиение ОМОНом группы панков, пытавшихся проникнуть в ДК «Правды» без билетов. Однако человек, который не знает, как все было на самом деле, прочитав книгу Лукс с соавторами, неизбежно придет к выводу, что Егор Летов «14 декабря 1994 года» лично спровоцировал московских панков на «грандиозное побоище» и массовое сопротивление милиции. В книге содержится и классическое для жандармской литературы измышление, в соответствии с которым всякая оппозиционная политическая деятельность объясняется исключительно «подрывной агитацией крамольников-пропагандистов». Как известно, эту точку зрения высмеивали еще Маркс с Энгельсом 150 лет назад. Но вот в книге Лукс с соавторами в параграфе «Анархисты» (почему-то это тоже – не политическое течение, а «НОМ»!) читаем: «Движение анархистов в Самаре развивалось под прямым воздействием москвичей. Они приехали в Самару «заражать» новыми идеями старших школьников и студентов младших курсов гуманитарных вузов» (с. 66). Это – ложь, придуманная, видимо, местными эфэсбешниками, чтобы оправдаться перед начальством. На самом деле САКС возник не вследствие «крамольной пропаганды» заезжих москвичей (фиг с два вы еще заманите московских анархистов по провинции ездить!), а совершенно самостоятельно, из остатков малоактивного Самарского общества анархистов, части активистов «Студенческой защиты» и сэволюционировавших к анархо-коммунизму комсомольцев из Коммунистического союза молодежи – Коммунистической инициативы (КСМ–КИ). Кстати сказать, о самарских комсомольцах (а в Самарской области действуют члены нескольких конкурирующих комсомольских организаций) в книге – ни слова. Очевидно, их не считают «неформалами», даже если они принадлежат к незарегистрированным организациям. Это при том, что в книге много написано – как о «неформалах» – о НБП, а по сравнению с самарским отделением НБП самарские комсомольцы – самые что ни на есть неформальные неформалы! НБП вообще для Лукс с соавторами – один из основных объектов измышлений и инсинуаций, переходящих в прямой донос. Видимо, самарские национал-большевики немало крови испортили местному руководству, а самарские эфэсбешники получили от начальства за НБП нагоняй. На с. 83 читаем: «Национал-большевики в Самаре – проповедники террора». Доказательств – никаких. Боюсь, мы скоро сможем увидеть процесс над самарскими национал-большевиками, обвиненными в «терроризме», а «доказательством» по делу будут служить именно эти строки из книги (как «экспертное заключение»). На с. 82 читаем: «Выручка от продажи этой книги («Книги мертвых» Лимонова. – А.Т.) планировалась на закупку оружия». Это, простите, предположение следователей, никакими фактами не подтвержденное и основанное исключительно на желании посадить Лимонова в тюрьму. Вообще, то, что Лукс с соавторами пишут об НБП, не может не удивлять: «Самарские лимоновцы (Журкин и Соловей) осуждены на 15 лет за поднятие красного флага над ратушей в Риге, где русскоязычное население подвергается жестокой дискриминации. Их патриотизм был не понят властными структурами латышского общества» (с. 82). Опять-таки не буду придираться к стилю, хотя, конечно, рассказ, что русскоязычное население подвергается дискриминации исключительно в Рижской ратуше, – это шедевр! Не буду «придираться» и к пренебрежению авторов к фактам: как я уже писал, события происходили не в здании Рижской ратуши, а в Соборе святого Петра – и дело не ограничилось поднятием одного-единственного флага. Но вот интересно бы узнать у милых самарских женщин, а сама «жестокая дискриминация» «русскоязычного населения» в Латвии – это тоже результат того, что «властные структуры латышского общества» что-то не поняли? На примере НБП видно, что поведение социально активной молодежи, отличающееся от канонов поведения обывателя, просто недоступно пониманию Лукс с соавторами и рождает в них искреннее удивление и возмущение: «Нацболы ведут себя довольно-таки вызывающе. Могут выстраиваться перед администрацией Президента, возле Белых домов в областных центрах. Выстраиваются там, где считают нужным» (с. 82). Действительно, вот ведь наглецы-то какие, вот ведь негодяи! И главное: чего им не хватает? Почему им больше всех надо? Какие-то права какого-то русскоязычного населения где-то в Латвии… Нет бы как все люди, купили бы пивка, пошли бы домой, сели бы перед телевизором… В общем, сочинили Г.А. Лукс, А.А. Кутьина и А.А. Матвеева некий «научный» текст, который можно использовать для выявления «неформалов» и расправы над теми из «неформалов», кто нелоялен существующей власти. А власть у нас, как нетрудно заметить, в последнее время склонна, разыгрывая «антитеррористическую карту», записывать всю не бутафорскую (вроде КПРФ или селезневской «России») оппозицию в «экстремисты». И книга «Неформальные объединения молодежи на рубеже тысячелетий» подводит под эти устремления власти «научную базу». Это в очередной раз заставляет задуматься о позорной роли наших гуманитариев-интеллектуалов, об их рептильности, конформизме, продажности. А также и об их ответственности за свои действия. А также и о мере такой ответственности – когда придется наконец за эти действия отвечать. 3–22 ноября 2002 При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна |