Ленин всегда живой
 

… Человеку моего поколения трудно вспомнить, когда именно в нашу жизнь вошел Владимир Ильич Ленин. Дома, в детском саду, в школе? Я, откровенно говоря, не помню какого-то одного дня или момента, начиная с которого, он стал её частицей. Ленин был составной частицей всего, окружающего нас, самой атмосферы вокруг меня, с самого раннего детства. 

В школе нам, детям,  представляли его как "дедушку Ленина" - а сегодня думаешь о том, что "дедушке" было всего-то 53 с хвостиком, когда он умер … В его возрасте современных политиков у нас называют "молодыми", "в самом расцвете сил" или даже ещё только "подающими надежды". 

Владимир Ильич никогда не вызывал у меня ни иконного преклонения, ни неприязни из-за того, какое большое место он занимал в наших официальных школьных программах, телепередачах, книгах…Если человек этого заслуживает... 

"Культ Ленина", о котором сейчас так много возмущенно кричат те, кто в свое время сам громче всех его восхвалял и кому он не дает покоя до сих пор, даже мертвый, не был, в моем восприятии, навязчивым или каким-то чрезмерным. О культе, например, Сталина я, ребенок конца 60-х, имела слабое представление. От души хохотала я над каждым номером журнала "Корея сегодня", на который у нас дома была подписка в начале 80-х (вместе с журналами "Куба" и "Азия и Африка сегодня"), не представляя, что когда-то в нашей собственной стране говорили вот таким же языком о Великом Вожде и Солнце Нации.

Владимир Ильич не был ни культовой фигурой, ни отцом нации: в моем сознании он был живым человеком. Никто не заставлял меня в детстве читать и перечитывать "Рассказы о Ленине" Бонч-Бруевича - я сама с удовольствием вновь и вновь бралась за эту книжку. Этот человек, - живой, эмоциональный, сильный, страстный, - был мне симпатичен: конечно, нам говорилось о нем не все, но о ком из исторических деятелей нам действительно все известно и даже действительно все, до последней мелочи хочется знать? 

Я не могу сказать, что я задумывалась о нем и о его роли в нашей истории каждый день, но чем старше я становилась, тем больше ловила себя на мысли, что при оценке происходящего вокруг меня мне так хотелось бы узнать его мнение, посоветоваться с ним. Не для того, чтобы бессловно воспринять как руководство к действию все, что он скажет  - а потому, что так не хватало вокруг людей, которых действительно волновало бы  то, что происходит в стране и в мире, и которые были способны бы по-настоящему глубоко проанализировать это. 

Учебники истории вселяли странное чувство: все разделялось на черное и белое, на "до" и "после", причем все то, что было "после", если верить им, было прекрасным и замечательным. В работах Ленина этого не было. Он оставался критичным - и к самому себе, и к своим соратникам, и к достигнутому…Наверно, он был нелегким человеком. А разве гении бывают легкими людьми?  И зачем обязательно надо быть легким?

Со дня смерти Ленина прошло почти 80 лет. С того, как его разрешено было ругать, - лет 15. Но и за эти 15 лет те ничтожества, которые больше всех получили от нашей Революции, от воплощения в жизнь ленинских идей, не успокоились и не вылили на него ещё всех словесных помоев. 

Он по-прежнему не дает им покоя. Они смертельно боятся его, даже мертвого. Глумятся над ним как только могут: опошляя его крепкую дружбу с Инессой Арманд (потому что им самим недоступны такие чувства, они сами могут реагировать на красивую женщину только нижней половиной своего тела), высмеивая его инвалидность после инсульта (а что, "демократическая гордость " новой России", Борис Николаевич Ельцин, выглядел лучше в те годы, когда он планомерно, шаг за шагом уничтожал нашу страну и все то, что сделала наша Революция для таких, как он сам?)… 

Глубина - и вместе с тем простота и всеохватность, практичность, слитность работ Ленина с жизнью не могут не поражать.

Он не дает им покоя потому, что они не способны его понять своими куриными мозгишками, которых хватает только на то, как бы побыстрее надуть доверчивых соотечественников, собрав с них денежки якобы на строительство несуществующих заводов  и положив эти денежки в собственный карман.

Он не дает им покоя потому, что они как огня боятся появления людей, хотя бы отдаленно его напоминающих; тех, кто возьмет на себя дальнейшее развитие ленинского учения и организацию новых сил, способных их уничтожить.

Он не дает и не даст им покоя потому, что он преследует их даже в  кошмарных снах, снах тех, у кого нечиста совесть. 

Он не даст им покоя даже если они наконец-то заставят нас его похоронить - потому что он всегда остается живым. И они подсознательно чувствуют это - точно так же, как это знаем мы, отмечая каждую весну его день рождения добровольными субботниками, на которые нас давно уже никто не выгоняет, тем более в тех странах, где субботников никогда и не было.

И сегодня далеко от дома, в полуфашистской Северной Ирландии, я выйду на улицу, подмету её и помою окна - готовясь к новому, светлому завтрашнему дню.
И думая о Ленине. Совершенно добровольно.
 

19 апреля 2003 года, Белфаст. 
 
 

Ваше мнение