ЗНАКОМЫЕ НЕЗНАКОМЦЫ
Ирина МАЛЕНКО Всех их я знаю в лицо, знаю имена некоторых или место работы, - но, хотя мы видимся каждый день, мы остаемся практически незнакомыми друг другу… Каждое утро я вхожу в двери самого первого автобуса на Белфаст, поеживаясь от холода и до конца не проснувшись. Каждое утро мы приветливо здороваемся я и невысокий мужчина средних лет чисто шотландской внешности, который уже сидит в автобусе, когда в него вхожу я - хотя нас никто друг другу не представлял. Я знаю, что его зовут Джим. Знаю потому, что в Баллинахинче в наш же автобус войдет другой мужчина, который всегда со мной здоровается, маленький круглый веселый старичок, судя по его форме - тоже работник автобусной компании, чьего имени я так до сих пор и не знаю, - и, поздоровавшись со мной, гаркнет на весь автобус "шотландцу": "Привет, Джим!" Мы никогда не разговариваем друг с другом, - но всегда здороваемся. И когда Джима или Водителя в автобусе не оказывается, я даже начинаю думать, а не заболели ли они? Или, может, у них отпуск? Около самой "озверелой" деревни в нашем районе, от которой остались практически одни руины, однако ее жители продолжают заниматься исключительно развешиванием флагов и подкладыванием взрывных устройств в деревни соседние, в автобус обычно входит молодой длинноносый жгучий брюнетик, тоже работник автобусной компании, - судя по внешности и месту жительства, один из тех, кто так усиленно пытается выдавать себя здесь за потомков шотландцев и англичан. Для себя я зову его Додиком. Он застенчиво улыбается и заливается румянцем до самых ушей, а я делаю потише свой walkman, чтобы не оскорблять его нежные чувства тем, какую музыку я слушаю… Флаги развеваются по ветру, 365 дней в году. Когда они вылинивают и
выветриваются, жители закупают партию новых в Тайване… Развалины главной
улицы деревни при этом выглядят так, словно по ней ударила по меньшей мере
американская крылатая ракета. Но это их не волнует. Они привыкли. Можно
жить без магазинов и без библиотек, - а вот без флагов… «Общество, в котором
нет цветовой дифференциации штанов, не имеет смысла!»
Католиков здесь нет. Ни одного. Автобус отчаливает, набирает скорость, а вдоль дороги бежит кошка. Я вспоминаю и перефразирую «Кондуит и Швамбранию» Льва Кассиля: «Мама, а наша кошка - тоже протестант?» Главная улица Баллинахинча - живой памятник апартеиду: практически все фамилии владельцев магазинов на ней - шотландские и английские. Ватсоны, Дугласы, даже есть Дж. Бонд. После Баллинахинча, где мы здороваемся с Водителем и не здороваемся с Блондинкой - дамой с постно-скучным лицом, которая тоже всегда ездит на нашем автобусе, дорогу иногда преграждает стадо сбежавших с фермы коров. Почему-то фермеры все еще спят, хотя уже почти 7 часов, и спросить, ЧЬИ именно это коровы, не у кого. Они трусят впереди автобуса, причем с резвостью лошади, и нет никакой возможности их объехать. Наконец водителю удается загнать их на обочину с помощью ловкого маневра - и мы продолжаем путь. К слову, о животных. Есть здесь и настоящая "заячья полянка", на которой летом - полным полно местных зайцев, греющихся на восходящем солнышке. Изредка дорогу перебегают лисы - маленькие, как дворняжки, и ужасно
симпатичные.
Вот и придумали: для тех бандитов, которые соглашались отправиться в
Ирландию, объявлялась амнистия, а еще им обещалась ирландская земля в награду…
Автобус останавливается вновь. В дверь бочком протискивается дорожный рабочий, похожий на старинную расистскую английскую карикатуру на ирландцев; выступающая челюсть, темно-красное от загара лицо, глубоко посаженные глаза: Его я вижу не каждое утро - видно, он работает по сменам. Потом за окнами автобуса начинаются пригороды Белфаста. "Карридафф говорит: "Нет!" - висит на столбе самодельная заржавевшая табличка. "Нет!" - это мирному соглашению 1998 года. С тех времен она здесь и висит… Около садового питомника из автобуса начинают выходить первые люди - спрыгивают с него две молодые девушки из Баллинахинча, видимо, работающие вместе. За поворотом после ресторана "Айвенго" в автобус, зевая, входит "Джон
Смит". Это я его так зову. Молодой высокий ослепительно красивый блондин
с чисто английским лицом. Он, как и каждое утро, совершенно сонный и часто
моргает своими длинными, пушистыми ресницами. Почему Джон Смит? Когда я
немножко поближе познакомилась с англичанами, я нашла их такими несимпатичными,
что совершенно не могла понять, как могла Покахонтас полюбить одного из
них. Когда я впервые увидела этого блондина из Карридаффа, я поняла, что
бывают и среди англичан исключения из правил - по крайней мере, в плане
внешности.
После Джона Смита в автобус поднимается пожилая пара. То есть, они не пара в традиционном смысле слова, - они просто ездят на работу из одного места и одновременно. Женщина - седовласая и не пытающаяся этого скрывать - всегда безукоризненно одета, просто, но с таким вкусом, что меня каждое утро разбирает любопытство, а в чем же она будет сегодня. Все на ней всегда в тон, все классическое и безукоризненное. Мужчина - истощенный, тоже седой, к квадратным неприветливым лицом и выступающим вперед, словно у канадского профессионала, подбородком, едет до первой остановки после моста Ормо. Это я уже тоже знаю. Заходят в автобус и еще двое мужчин из "лже-шотландцев". Оба они читают на ходу утренние газеты - исключительно английские, в которых почти ни слова нет о местных событиях. В автобусе тихо. Те, кто могут спать "на ходу", досыпают. Спит Додик, спит Дорожный Рабочий, борется со сном Джон Смит: Эдакая идиллия. На подъезде к Белфасту водитель (кем бы он ни был - а их я уже тоже всех знаю в лицо) обычно включает радио, где, как правило, читают бюллетень новостей. И идиллия разрушается - нам вновь напоминают о том, сколько поджогов
и взрывов было за ночь. В нас вновь разогревают горечь и враждебность.
Додик отворачивается от Дорожного Рабочего, "лже-шотланды" утыкаются в
свои газеты, делая вид, что они находятся не здесь, а через пролив. Только
Джим продолжает мне улыбаться. Но я же ведь не ирландка…
|