К началу 80-х годов более восприимчивые части неолиберального правящего класса поняли, что их политика поляризует общество и приводит к крупномасштабному социальному недовольству. Неолиберальные политики начали финансировать и поддерживать параллельное движение «снизу», поддерживать «народные» организацие с «антигосударственной» идеологией, чтобы внедриться в потенциально конфликтные классы, создать «социальную прокладку». Эти организации финансово зависимы от неолиберальных источников и прямо вовлечены в конкуренцию с другими социально-политическими движениями за преданность местных лидеров и сообществ активистов. К 90-м годам во всем мире насчитывались тысячи таких организаций, предполагающихся «неправительственными» и получали они ежегодно почти четыре миллиарда долларов.

Неолиберализм и НПО

Путаница относительно политического характера неправительственных организаций (НПО) берет начало в истории их происхождения в 1970-х годах, во времена диктатур. В этот период они действовали, оказывая гуманитарную помощь жертвам военной диктатуры, обнародовали факты нарушения прав человека. НПО поддерживали «передвижные кухни», которые позволяли семьям-жертвам пережить первую волну шоковой терапии, устроенной неолиберальными диктатурами. В этот период был создан создан положительный образ НПО, даже среди левых. НПО считались частью «прогрессивного лагеря».

Впрочем, даже тогда были очевидны их пределы. Они обрушивались на нарушения прав человека в местных диктатурах, но только изредка находили виноватыми своих патронов из США и Европы, от которых получали финансирование и указания. Не было сделано серьезных усилий связать неолиберальные экономические политики и нарушения прав человека с новым поворотом империалистической системы. Очевидно, внешние источники финансирования ограничивали сферу критики и действий в защиту прав человека.

По мере роста оппозиции неолиберализму в начале 80-х годов, американское и европейские правительства и Всемирный банк увеличили финансирование НПО. Существует прямая связь между ростом социальных движений, бросающих вызов неолиберальной модели, и попытками разрушить их, создавая альтернативные формы социального действия через НПО. Основная точка слияния НПО и Всемирного банка - их общая оппозиция «государственничеству». Внешне НПО критиковали государство с «левой» точки зрения и защищали гражданское общество, а фактически занимались этим лишь во имя рынка. В действительности Всемирный банк, неолиберальные режимы и западные организации взяли НПО под свое крыло и поощряли их на подрыв национального государства благосостояния путем предоставления социальных услуг для выплаты компенсаций жертвам транснациональных корпораций. Другими словами, пока неолиберальные режимы наверху разоряли сообщества, наводняя страну дешевым импортом, извлекая деньги на оплату внешнего долга, отменяя трудовое законодательство, создавая растущую массу низкооплачиваемых и безработных трудящихся, НПО получали деньги, чтобы предоставлять «проекты самопомощи», «народное образование» и переподготовку, чтобы временно поглотить небольшие группы бедных, вовлечь в эти занятия местных лидеров и подорвать борьбу против системы.

НПО стали «общественным лицом» неолиберализма, тесно связанным с верхушкой и дополняющим их разрушительную работу проектами на местах. Фактически неолибералы создали «клещи» или стратегию двойного захвата. К сожалению, многие левые обращают внимание только на «неолиберализм» сверху или извне (Международный валютный фонд, Всемирный банк), но не на неолиберализм снизу (НПО, малые предприятия). Главная причина такой оплошности - в переходе многих бывших марксистов к НПОшным формулировкам и действиям. Борьба с государством стала идеологическим пересадочным билетом от классовой политики к «развитию сообщества», от марксизма к НПО.

Обычно идеологии НПО противопоставляют власть «государства» «местной» власти. Власть государства, говорят они, удалена от своих граждан, автономна и деспотична; она склонна преследовать интересы, отличные от интересов граждан и противостоящие им, а местная власть по необходимости ближе и более отзывчива к людям. Даже если оставить в стороне исторические примеры, когда дело обстояло с точностью наоборот, эти рассуждения игнорируют неразрывную связь между государством и местной властью. Правда состоит в том, что властью государства владеет гегемон: класс эксплуататоров будет мешать прогрессивным инициативам на местах, а власть в руках прогрессивных сил может таким инициативам помочь.

Противопоставление государственной и местной власти использовалось для оправдания роли НПО как посредников между местными организациями, неолиберальными иностранными донорами (Всемирный банк, Европа или США) и местными режимами свободного рынка. Реально же НПО усиливают неолиберальные режимы, разрывая связи между борьбой и организациями на местах и национальными/международными политическими движениями. Упор на «местные действия» служит неолиберальным режимам, поскольку позволяет их хозяевам за пределами страны и внутри ее доминировать в макросоциоэкономической политике и направлять большинство государственных ресурсов на субсидии капиталистам-экспортерам и финансовым институтам.

Так что до тех пор, пока неолибералы передают выгодную государственную собственность в богатые частные руки, НПО не являются частью профсоюзного сопротивления. Наоборот, они развивают местные частные проекты, продвигая идею частного предприятия (самопомощь) в местных сообществах, сосредотачиваясь на малых предприятиях. НПО наводят идеологические мосты между мелкими капиталистами и монополиями, получающими выгоды от приватизации - все во имя борьбы с государством и построения гражданского общества. Богатые путем приватизации собирают огромные финансовые империи, а профессионалы из среднего класса, работающие в НПО, получают небольшие суммы на офис, транспорт и мелкие экономические действия.

С политической точки зрения важно заметить, что НПО деполитизируют целые слои населения, подрывают их приверженность государственным работодателям и вовлекают потенциальных лидеров в мелкие проекты. Когда неолиберальные режимы нападают на общественное образование и учителей, НПО воздерживаются от помощи борющимся учителям из общественных школ. Лишь весьма изредка НПО поддерживают забастовки и протесты против низких зарплат и урезания бюджета. Поскольку финансирование их образовательных акций идет от неолиберальных правительств, они избегают солидарности с борьбой преподавателей. На практике, «неправительственный» означает «противник социальных расходов». Это освобождает основную массу денег для неолибералов, чтобы они помогали капиталистам-экспортерам, а маленькие суммы тонкой струйкой текут от правительства в НПО.

На деле неправительственные организации не являются неправительственными. Они получают средства от иностранных правительств или действуют как частные субподрядчики для своих правительств. Часто они в открытую сотрудничают с правительственными учреждениями в стране или за границей. Такой «субподряд» устраняет профессионалов с постоянными контрактами, заменяя их на временно нанятых. НПО не в состоянии предложить долговременные исчерпывающие программы, которые может выполнять социальное государство. Вместо этого они предоставляют ограниченные услуги узким группам людей. Еще важнее, что их программы подотчетны не местным гражданам, а иностранным спонсорам. В этом смысле НПО разрушают демократию, поскольку забирают социальные программы из рук своих граждан и избранных ими официальных лиц, чтобы создать зависимость от никем не избранных иностранных чиновников и коррумпированных ими местных властей.

НПО переключают внимание людей и их борьбу с национального бюджета на самоэксплуатацию, чтобы обеспечить местные социальные услуги. Это позволяет неолибералам урезать социальные бюджеты и переводить государственные средства для финансирования безнадежных долгов частных банков и обеспечения займов экспортерам. Самоэксплуатация (самопомощь) означает, что платя налоги государству и ничего не получая взамен, трудящиеся должны еще работать дополнительные часы со скудными ресурсами и тратить скудную энергию, чтобы получить услуги, которые буржуазия продолжает получать от государства. Более фундаментально, идеология НПО «частной добровольной деятельности» подрывает смысл «общественности»: саму идею, что правительство обязано заботиться о своих гражданах и защищать их жизнь, свободу и стремление к счастью (формулировка из американской конституции -А.Н.); что политическая ответственность государства необходима для благосостояния жителей. Вопреки идее ответственности перед обществом, НПО поощряют неолиберальную идею о личной ответственности за социальные проблемы и важности частных ресурсов для решения этих проблем. На деле они возлагают на бедных двойную ношу, поскольку люди продолжают платить налоги, чтобы финансировать неолиберальное государство, обслуживающее богатых, но могут при этом рассчитывать только на личную самоэксплуатацию для решения своих собственных проблем.

НПО и социополитические движения

НПО делают акцент на проектах, а не на движениях; они «мобилизуют» людей работать на обочине, но не бороться за контроль над основными средствами производства и богатства; они сосредотачиваются на технической финансовой помощи проектам, а не на структурных условиях, создающих повседневную жизнь людей. НПО позаимствовали язык левых: «народная власть», «равенство полов», «устойчивое развитие», «управление снизу». Но проблема в том, что этот язык соединен с идеей сотрудничества с донорами и правительственными агентствами, подчиняющими практические действия неконфронтационной политике. Локальная природа действий НПО означает, что «полномочия» (импауэрмент, как выражаются матерые энгэошники - Ю.Ж.) никогда не выходят за рамки влияния на мелкие области социальной жизни с ограниченными ресурсами и на условиях, установленных неолиберальным государством и макроэкономикой.

НПО и их пост-марксистский профессиональный штат прямо конкурирует с социально-политическими движениями за влияние на бедных, женщин и расово отверженных. Их идеология и практика отвлекают внимание от источников бедности и решений этой проблемы (заставляют смотреть вниз и внутрь, а не вверх и наружу). Если говорить о малых предприятиях, то решение лежит в устранении эксплуатации иностранными банками. Вместо этого доказывается, что проблема лежит в индивидуальной инициативе, а не в вывозе прибылей за границу. Помощь НПО затрагивает небольшие части населения, создавая конкуренцию между сообществами за скудные ресурсы, искуственно генерируя различия, приводя к сварам внутри сообществ или между ними, подрывая таким образом классовую солидарность. То же самое относится и к профессионалам: каждый подгоняет свою НПО под выпрашивание денег у иностранных фондов. Они конкурируют за представление более приятных для иностранных спонсоров предложений, но объявляют при этом, что выражают мнение своих последователей.

Результатом служит лишь разрастание НПО, дробящих бедные сообщества на отдельные группки и подгруппки, неспособные увидеть более широкую социальную перспективу, в которой они живут, и еще менее способных объединиться для борьбы с системой. Недавний опыт также показывает, что иностранные спонсоры финансируют проекты во время «кризисов» - политических и социальных вызовов существующему положению дел. Как только движения угасают, они тут же переключаются на финансирование «сотрудничества» в стиле НПО, включая проекты НПО в свои неолиберальные планы. Экономическое развитие, совместимое со «свободным рынком», а не социальная организация социальных перемен становятся доминирующим пунктом программ финансирования.

Структура и природа НПО с их «аполитичной» позицией и их упор на самопомощь деполитизируют и демобилизуют бедных. Они подкрепляют выборные процессы, поощряемые неолиберальными партиями через средства массовой информации. Политическое просвещение, изложение природы империализма, классовой основы неолиберализма, классовой борьбы между экспортерами и временно нанятыми рабочими всячески избегаются. Вместо этого НПО обсуждают «отверженных», «бессильных», «крайнюю бедность», «гендерную или расовую дискриминацию», не поднимаясь до обобщающих признаков социальной системы, создающей эти явления. Включая бедных в неолиберальную экономику через исключительно «личные добровольные дела», НПО создают политический мир, в котором видимость солидарности и социальных действий прикрывает консервативное подчинение международным и национальным структурам власти.

Это не просто совпадение, что в регионах, где НПО занимают преобладающее положение, независимые классовые политические действия сходят на нет, а неолиберализм пользуется полной свободой. Это означает, что рост НПО повсеместно коррелирует с усилением неолиберального финансирования и углублением бедности. Несмотря на рассказы о немалых местных успехах, всеобъемлющая власть неолиберализма остается неприкосновенной, а НПО продолжают разыскивать себе уютные ниши в его щелях.

Проблеме формулирования альтернатив ставятся препятствия и другим способом. Многие из бывших лидеров партизанской борьбы и социальных движений, профсоюзов и массовых женских организаций были вовлечены в НПО. Некоторых, несомненно, привлекла надежда - или иллюзия - что они получат доступ к рычагам власти и смогут сделать что-то хорошее. Но в любом случае предложение искушает: более высокая зарплата (временами в твердой валюте), престиж и признание со стороны иностранных спонсоров, заграничные конференции и знакомства, офисный персонал, относительная безопасность от репрессий. Социально-политические движения, напротив, дают меньше материальных выгод, но большее уважение и независимость, а еще - что более важно, свободу бросить вызов политической и экономической системе. НПО и их иностранные банковские благотворители (Интерамериканский банк развития, Всемирный банк) издают газеты с историями успеха малых предприятий и других проектов самопомощи - не упоминая, однако, что большинство таких проектов заканчиваются крахом, массовое потребление в стране падает, дешевый импорт затопляет рынок, а процентные ставки взлетают все выше и выше, как, например, в сегодняшней Мексике.

Даже «успехи» затрагивают всего лишь маленькую часть бедных и длятся они, пока на этом рынке не появятся конкуренты. Пропагандистская ценность успехов индивидуальных малых предприятий, впрочем, важна для подкрепления иллюзии, что неолиберализм является народным феноменом. Нередкие яростные народные взрывы, происходящие в местах, где поддерживаются малые предприятия, свидетельствуют, что в обществе главной является не идеология, а экономика, а НПО так и не смогли заменить независимые классовые движения.

И, наконец, НПО создают новые формы культурной и экономической зависимости, новые формы колониализма. Их проекты разрабатываются или, по крайней мере, одобряются, на основе «указаний» и приоритетов империалистических центров и их учреждений. Эти проекты предписываются и потом «продаются» местным сообществам. Оценки делаются империалистическими учреждениями и для них. Смена приоритетов финансирования или неправильные расчеты приводят к тому, что группы, сообщества, фермы и кооперативы просто выкидываются на свалку. Всё и вся постоянно подгоняется под соответствие спонсорам и требованиям оценщиков проекта. Новые королевские наместники следят за соответствием целей, ценностей и идеологии представлениям спонсора, а также за правильным использованием фондов. Случающиеся «успехи» сильно зависят от продолжения поддержки извне, с прекращением которой они сразу же распадаются.

Иерархические структуры и формы предоставления «помощи» и «тренингов» во многом напоминают благотворительность девятнадцатого века, а ее покровители не сильно отличаются от христианских миссионеров. НПО, нападая на «патернализм и зависимость» от государства, делают упор на «самопомощи». В конкуренции между НПО за ловлю жертв неолиберализма они получают критически важные субсидии от своих хозяев в Европе и США. Идеология самопомощи делает акцент на замене государственных служащих на волонтеров и на вертикально мобильных профессионалов, нанимаемых на временной основе. Основная философия интеллектуалов НПО - превратить «солидарность» в сотрудничество с макроэкономикой неолиберализма, в подчинение ей, в самоэксплуатацию бедных, отвлекая внимание от государственных ресурсов, которыми распоряжаются богатые классы,

В то время, когда массы НПО все более становятся инструментами империализма, существует небольшое их количество, пытающееся разрабатывать альтернативную стратегию, поддерживающую анти-империалистическую и классовую политику. Никто из них не получает средств ни от Всемирного банка, ни от европейских и американских правительственных агентств. Они поддерживают попытки объединения местной власти с борьбой за государственную власть. Они соединяют местные проекты с национальными социально-экономическими движениями: захватывают большие земельные поместья, защищают общественную собственность и национальную собственность от ТНК. Они политически солидаризируются с социальными движениями, борющимися за экспроприацию земли. Они поддерживают борьбу женщин, связанную с классовыми перспективами. Они понимают важность политики в определении того, за что надо бороться на местах и не откладывая. Они считают, что местные организации должны бороться на национальном уровне, а национальные лидеры должны быть подотчетны активистам на местах.

Некоторые примеры

Давайте изучим некоторые примеры роли НПО и их связей с неолиберализмом и империализмом в конкретных странах:

Боливия

В 1985 году боливийское правительство издало указ о введение новой экономической политики (НЭП): при свирепствующей инфляции в 15000 процентов в год заработная плата замораживалась на четыре месяца. НЭП прекратила любой контроль над ценами и сократила или отменила субсидии на продукты и топливо. Она также заложила фундамент для приватизации большинства государственных предприятий и увольнения государственных служащих. Массивные сокращения медицинских и образовательных программ устранили почти все общественные службы. Эта политика структурных изменений была разработана и навязана Всемирным банком и МВФ, одобрена американским и европейскими правительствами и банками. Число обнищавших боливийцев начало расти в геометрической прогрессии. Начались долгие всеобщие забастовки и яростные битвы. В ответ Всемирный банк, европейские и американское правительство предоставило массированную помощь для финансирования «программ смягчения бедности». Большая часть денег была направлена Боливийскому правительственному агентству «Неотложный социальный фонд», который для реализации своей программы передал средства в НПО. Денег было выделено немало: в 1990 году иностранная помощь составила 738 миллионов долларов.

Под влиянием международного финансирования число боливийских НПО резко выросло: до 1980 года было 100 НПО, к 1992 году их число составило 530 и продолжало увеличиваться. Почти все НПО занялись социальными проблемами, вызванными Всемирным банком и политикой «свободного рынка», проводимой боливийским правительством. Полуликвидированные государственные учреждения заниматься ими уже не могли. Из десятков миллионов, выделенных для НПО, до бедных дошло от 15 до 20 процентов. Остальное пошло на административные издержки и зарплату профессионалов. Боливийские НПО действовали как шупальца государства и служили консолидации его власти. Уровень бедности остался тем же, а долговременные структурные причины - неолиберальная политика - была смягчена действиями НПО. Реализованные НПО программы, не решив проблему бедности, усилили режим и ослабили оппозицию новой политике. НПО с их большими бюджетами эксплуатировали уязвимые группы и смогли убедить некоторых лидеров оппозиции, что они выиграют от сотрудничества с правительством. Как выразился один наблюдатель, комментируя роль НПО в «программе бедности»: «Если они и не создали прямой поддержки, то хотя бы уменьшили возможное сопротивление правительству и его программам».

Когда учителя общественных школ Ла-Паса вышли на забастовку против пятидесятидолларовых зарплат и переполненных классов, НПО проигнорировали ее; когда в деревнях разразилась эпидемия холеры и желтой лихорадки, программы самопомощи оказались бесполезны, а эпидемии были погашены только всесторонними программами общественного здравоохранения. НПО впитали в себя множество бывших левых интеллектуалов и превратили их в апологетов неолиберальной системы. Их семинары о «гражданском обществе» и «глобализации» оставляли в тени тот факт, что худшие эксплуататоры (владельцы частных шахт, нувориши - экспортеры сельхозпродукции, высокооплачиваемые консультанты) тоже входят в «гражданское общество», а политика структурных изменений разработана империалистами, чтобы отдать минеральные ресурсы страны на нерегулируемое разграбление.

Чили

В Чили при диктатуре Пиночета в 1973-1989 годах НПО играли важную роль, обнародуя факты нарушения прав человека, подготавливая исследования, критикующие неолиберальную модель, предоставляя еду и поддерживая другие программы для бедных. Их число резко возросло между 1982 и 1986 годами, на пике массовых народных движений, угрожавших диктатуре. В той степени, в какой НПО выражали свою идеологию, это была ориентация на «демократию» и «равноправное развитие». Из двух сотен НПО меньше пяти предоставляли четкий критический анализ и выявляли связь между американским империализмом и диктатурой, связи между финансируемой Всемирным банком политикой свободного рынка и 47-процентным уровнем бедности в стране.

В июле 1986 года произошла успешная всеобщая забастовка - группа партизан чуть не убила Пиночета - и Соединенные Штаты прислали своего представителя (Гельбарда) в качестве посредника, который должен был проследить, чтобы власть на выборах перешла от Пиночета к наиболее консервативным слоям оппозиции. Были определены сроки выборов, организован плебисцит и воссозданы партии. Объединенный союз христианских демократов и социалистов выиграл плебисцит, положив конец правлению Пиночета (но не его командованию вооруженными силами и секретной полицией); в конце концов, этот союз победил в борьбе за кресло президента.

Социальные движения, игравшие жизненно важную роль в победе над диктатурой, оказались оттеснены куда-то на периферию. НПО от поддержки движений перекинулись к сотрудничеству с правительством. Профессионалы НПО из числа социалистов и христианских демократов стали министрами. Из критиков пиночетовской политики свободного рынка они превратились в ее проповедников. Бывший президент CIEPLAN (главного исследовательского института) Алехандро Фоксли публично пообещал продолжать управление макроэкономическими показателями точно так же, как это делали пиночетовские министры. НПО, получив от своих иностранных спонсоров указания, прекратили поддерживать независимые низовые движения и начали сотрудничать с новым гражданским неолиберальным режимом. «Sur profesionales», одна из наиболее известных исследовательских НПО, начала изучать «склонность к насилию» в трущобах - то есть получать информацию, нужную полиции и новому режиму для подавления независимых социальных движений. Двое главных исследователей (специальность: социальные движения) стали министрами и начали проводить экономическую политику, создавшую самое большое неравенство в распределении доходов во всей новейшей истории Чили.

Внешние связи НПО и профессиональные амбиции их лидеров сыграли важную роль в подрыве разворачивающихся народных движений. Большинство их лидеров стали правительственными функционерами, взявшими под свою опеку местных вождей и разрушившими собрания рядовых участников. Интервью с женщинами, работавшими в трущобах Ла Хермида, показывают смену курса после выборов. «НПО говорили нам, что наступила демократия и нужды в бесплатном супе больше нет. Мы вам больше не нужны». Все чаще НПО стали обставлять свои действия условием поддержки «демократического» режима свободного рынка. Функционеры НПО продолжали использовать обычную риторику, чтобы протолкнуть голоса для своих партий в правительстве и получить правительственные контракты.

Особенно поражает влияние чилийских НПО, если рассмотреть случай «женских движений». То, что начиналось в середине 80-х годов как многообещающая группа активистов, было постепенно захвачено НПО, издававшими дорогие газеты в хорошо обставленных офисах. «Лидеры», жившие в фешенебельных кварталах, представляли все меньше и меньше реальных женщин. Во время Латиноамериканской феминистской конференции в Чили в 1997 году воинственная группа рядовых чилийских феминисток («автономистки») подвергла феминисток из НПО резкой критике за то, что они продались правительству в обмен на субсидии.

Бразилия

Наиболее динамическим социальным движением в Бразилии является Движение безземельных крестьян (ДБК). Располагая более чем пятью тысячами организаторов и несколькими тысячами активистов и сочувствующих, оно было непосредственно задействовано в сотнях актов захвата земель, совершенных за последние годы. На конференции, организованной ДБК в мае 1996 года, на которой я выступал, роль НПО была одним из обсуждавшихся вопросов. На сцене появился представитель голландского НПО и стал настаивать на своем участии. Когда ему сказали, что собрание окончено, он сделал предложение профинансировать (на 300 тысяч долларов) развитие сообщества и настаивал на том, чтобы его включили в обсуждение. В выражениях, не допускавших двусмысленного толкования, лидеры ДБК указали ему, что они не продаются и что в любом случае Движение будет разрабатывать свои собственные «проекты» согласно собственным потребностям и не нуждается в менторах из НПО.

Позже совещание женского крыла ДБК обсуждало недавнюю встречу с сельскими феминистскими НПО. Женщины из ДБК защищали перспективу классовой борьбы, сочетающей прямые действия (захват земли) с борьбой за аграрную реформу и равноправие полов. Профессионалы из НПО настаивали, чтобы женщины из ДБК порвали со своим организациями и поддержали минималистскую программу сугубо феминистских реформ. Конечным результатом стало тактическое соглашение за противодействие насилию в семье, регистрацию женщин как глав семей и поощрение равенства полов. Женщины из ДБК, в основном, дочери безземельных крестьян, сочли профессионалок из НПО склочными карьеристками, не желающими стать на борьбу с политической и экономической элитой, подавляющей всех крестьян. Хотя женщины из ДБК и критикуют своих товарищей-мужчин, они явно чувствуют большее тяготение к Движению, а не к соглашательским «феминистским» НПО.

Во время дискуссии представители ДБК провели различия между НПО, помогающими движению (деньгами, ресурсами и т.д.), финансируя классовую борьбу, и НПО миссионерского направления, разделяющих и изолирующих крестьян друг от друга, как это делает множество проектов НПО, спонсируемых USAID и Всемирным банком.

Сальвадор

По всей Латинской Америке вооруженные крестьяне подвергают резкой критике роль и политику подавляющего большинства НПО, особенно их установку на опекунство и доминирование, которая скрывается за доверительной риторикой о «полномочиях народа» и его участии. Я непосредственно столкнулся с этим во время недавней поездки в Сальвадор, где я проводил семинар для Демократического крестьянского союза (ДКС), представляющего 26 организаций крестьян и батраков.

Наше сотрудничество включало совместную разработку проекта финансирования исследовательского и тренировочного центра, возглавляемого крестьянами. Вместе с лидерами ДКС мы посетили частное канадское агентство CRC SOGEMA, выполнявшее задание для CIDA, канадского правительственного агентства по зарубежной помощи. Они распоряжались пакетом помощи для Сальвадора в 25 миллионов (канадских) долларов. Перед нашим приходом, один из лидеров ДКС имел неформальную беседу с одним из сальвадорских сотрудников CRC SOGEMA. Он объяснил свое предложение и его важность для стимулирования исследований с участием самих крестьян. Представитель CRC SOGEMA все это время рисовал на бумаге фигурку человечка. Он показал на голову. «Вот», - сказал он, - НПО: они думают, пишут и готовят программы». Потом он показал на руки и ноги: «Вот крестьяне: они дают данные и выполняют проекты».

Этот откровенный эпизод стал фоном нашей формальной встречи с главой CRC SOGEMA. Директор объяснила нам, что деньги уже предназначены для сальвадорского НПО FUNDE (Национальная организация развития), консультирующей фирмы профессионалов-карьеристов. Она предложила крестьянским лидерам принять участие и начать сотрудничество, поскольку это даст, как она выразилась, очень много возможностей. В ходе нашей беседы выяснилось, что сальвадорский представитель CRC SOGEMA, выразивший убийственные взгляды на связь между НПО (голова) и крестьянами (ноги и руки) являлся «связным» между FUNDE и SOGEMA. Лидеры ДКС ответили, что FUNDE - организация технически компетентная, но их «курсы» и исследования ничего не дают крестьянам, что у нее очень покровительственный подход к крестьянам. Когда канадский директор попросила привести пример, лидеры LRC рассказали об инциденте с политическим рисунком и роли, отведенной в нем крестьянам.

Это был, сказала директор SOGEMA, «очень неудачный случай», но он не повлияет на их желание работать с FUNDE. Если ДКС хочет получить влияние, его представителям лучше всего посещать собрания FUNDE. Лидеры ДКС указали, что план и цели проекты были разработаны профессионалами из среднего класса, а крестьян только пригласили участвовать, предоставляя данные, и посещать их семинары. В припадке раздражения директор прекратила встречу. Лидеры крестьян были взбешены. «Почему это мы вдруг решили, что они (канадское агентство) заинтересовано в участии крестьян, демократии и прочем бреде, когда они уже подключили НПО, не представляющее ни одного крестьянина? Это исследование не прочитает ни один крестьянин, пользы от него для борьбы за землю не будет никакой. Там все о «модернизации» и о том, как выдурить у крестьян землю и устроить на ней коммерческие фирмы или приманки для туристов».

Менеджеры НПО натренированы в составлении проектов. Они внедряют в народные движения новую риторику «идентичности» и «глобализма». Их действия и сочинения продвигают международное сотрудничество, самопомощь, малые предприятия, крепят идеологические узы с либералами, одновременно заставляя обыкновенных людей экономически зависеть от внешних спонсоров. После десятилетней деятельности НПО эти профессионалы деполитизировали и «дерадикализировали» целые области социальной жизни: движения женщин, молодежи, местные движения. В Перу и в Чили, где НПО прочно обосновались, радикальные социальные движения потеряли силу.

Борьба на местах по текущим проблемам - это хлеб, вскармливающий появляющиеся движения. НПО определенно делают акцент на «местном», но критически важно, куда будут развернуты местные действия: поднимут ли они более общие проблемы социальной системы и свяжутся с другими местными силами, чтобы противостоять государству и его имперским пособникам или же пойдут внутрь, глядя на иностранных спонсоров и разделяясь на отдельные конкурирующих получателей внешних субсидий. Идеология НПО поощряет последнее.

Интеллектуалы из НПО часто пишут о «сотрудничестве», но не задумываются ни о цене, ни об условиях сотрудничества с неолиберальными режимами и иностранными агентствами. В своей роли посредников, рвущихся к иностранным фондам и подбирающим фонды к проектам, приемлемым для спонсоров и местных получателей, «общественные предприниматели» занимаются политикой нового типа, подозрительно напоминающей «вербовку» недавнего прошлого: они сгоняют женщин для «тренингов», организуют малые предприятия, выполняющие заказы больших производителей или экспортеров с помощью дешевого труда. Новая политика НПО - в сущности, политика компрадоров: они не производят национальных продуктов; вместо этого они соединяет иностранных инвесторов с местной рабочей силой (малые предприятия самопомощи), чтобы облегчить существование неолиберального режима. Менеджеры НПО - полностью политические деятели, чьи проекты и тренинговые семинары не оказывают значительного экономического влияния на увеличение доходов рабочих и крестьян. Но их действия переводят внимание людей с классовой борьбы на сотрудничество со своими угнетателями.

Чтобы оправдать этот подход, идеологии НПО часто взывают к «прагматизму» или «реализму», рассказывая об упадке революционного левого движения, триумфе капитализма на Востоке, «кризисе марксизма», отсутствии альтернатив, мощи Соединенных Штатов, заговорах и репрессиях военных. Эта ориентация на «возможное» используется, чтобы убедить левых работать в нишах свободного рынка, навязанных Всемирным банком и структурными изменениями, и чтобы ограничить политику предвыборными рамками, установленными военными.

Пессимистический «реализм» идеологий НПО по необходимости однобок. Они фокусируются на неолиберальных победах на выборах, а не на послевыборных протестах масс и всеобщих забастовках, мобилизующих огромное количество людей на действия вне рамок парламента. Они видят упадок коммунизма в восьмидесятых, но не замечают возрождения радикальных социальных движений в середине девяностых. Они описывают, как военные ограничивают выборных политиков, но не упоминают, что военным противостоят партизанская война сапатистов, городские восстания в Каракасе, всеобщие забастовки в Боливии. Короче говоря, «реалисты возможного» не видят динамики борьбы, начинающей на местном или региональном уровне в установленных военными рамках выборов, и выходящей за них, поскольку они не способны удовлетворить элементарным требования и потребности людей.

Прагматизм НПО сочетается с экстремизмом неолибералов. 1990-е годы стали свидетелями радикализации неолиберальной политики, разработанной для предотвращения кризиса путем предоставления еще более выгодных инвестиций и возможностей для спекуляции иностранным банкам и транснациональным корпорациям: нефть в Бразилии, Аргентине, Мексике, Венесуэле; уменьшение зарплат и социальных отчислений; налоговые льготы; отмена всех законов, защищающих работников. Современная классовая структура Латинской Америки более жесткая, а правительства больше связаны с правящими классами, чем когда бы то ни было. Ирония заключается в том, что неолибералы создают поляризованную классовую структуру, которая намного ближе к марксистской парадигме общества, чем к представлениям НПО.

Вот почему марксизм предлагает реальную альтернативу «неправительственщине». В Латинской Америке есть марксистские интеллектуалы, устно и письменно защищающие сражающиеся социальные движения, разделяющие их политические цели. Это «органичные» интеллектуалы, являющиеся, по существу, частью движения - изобретательные люди, занимающиеся анализом, обучающие людей классовой борьбе. Это полная противоположность «пост-марксистским» интеллектуалам из НПО, погруженным в мир учреждений, академических семинаров, иностранных фондов, международных конференций и бюрократических отчетов. Марксистские интеллектуалы понимают важность борьбы на местах, но они также знают, что успех такой борьбы в значительной мере зависит от результатов борьбы классов за государственную власть на национальном уровне.

Они предлагают не иерархическую «солидарность» иностранной помощи и сотрудничества с неолиберализмом, но классовую солидарность, а в рамках класса солидарность подавляемых групп (женщин и небелых людей) против их заграничных и внутренних эксплуататоров. Главный упор не на пожертвования, разделяющие угентенные классы и на какое-то время успокаивающие маленькие группки, а на общие действия членов одного и того же класса, разделяющих общую борьбу за улучшение общества.

Сила критичных марксистских интеллектуалов заключается в том, что их идеи настроены в унисон с изменяющейся социальной реальностью. Растущая поляризация классов и все более яростное противостояние очевидны. И пусть сейчас марксисты немногочисленны, если судить по организациям, за ними стратегическая сила, поскольку они находят связи с новым поколением революционных повстанцев от сапатистов в Мексике до ДБК в Бразилии.

Перевод Юрия Жиловца

При использовании этого материала просим ссылаться на Лефт.ру