Оказывается, с приходом большевиков к власти «резкий разрыв тысячелетней государствен-ной и духовной традиции, безоглядное очернительство прежних идеалов и безудержный нигилизм по отношению к национальным ценностям народной жизни крайне отрицательно сказывались на развитии страны».

Это написал не Жириновский, не Баркашов, не Проханов, а «коммунист» Зюганов в 1997 году в своей книжке «Уроки истории» (стр.17). Я эту книгу тогда раскритиковал в большой статье «Великодержавие. Православие. Народность», которую в нескольких номерах опубликовала газета «Молния» с некоторыми сокращениями, и возвращаться к этому опусу Зюганова не буду, тем более, что уже не только книга, но и её автор как политический деятель летят в настоящее время в пропасть прошлого.

Но уже тогда у меня появился замысел опровергнуть вышеприведённое высказывание Зюганова насчёт «разрыва тысячелетней государственной и духовной традиции», призвав на помощь Михаила Юрьевича Лермонтова, без которого нельзя себе представить и «прежних идеалов» и «национальных ценностей народной жизни». Те идеалы и ценности, которые проповедовал Лермонтов, никак не были отброшены большевиками, поскольку это были революционные идеалы и ценности народной жизни, если под народом подразумевать трудящихся и всех, кто решительно встал на их сторону.

Недаром «патриоты», не смея бросить ни одного камня в сторону имени Лермонтова и великодушно выделяя ему второе место в русской поэзии, для подкрепления своих позиций используют авторитет Пушкина. Какого Пушкина? Не раннего, который, ещё в 16 лет написав «великим быть желаю, люблю России честь», стал позднее приобретать честь в ожидании величия, сочиняя «предерзкие» стихи о «вольности святой», об «обломках самовластья». Такие стихи с восторгом принимались обществом, в котором при Александре Первом витал дух декабризма. Ради славы можно было слегка и пострадать, отправившись в ссылку в Одессу, побывав перед этим на Кавказе и в Крыму. Но позднее, особенно после разгрома декабристов, Пушкин всё больше из фрондирующего революционного демократа превращается в государственника, в патриота, сперва обычного, а потом - казённого. От Пушкина отвернулось тогдашнее передовое общество (от Лермонтова, наоборот, в последствии отвернётся царь, но общество - никогда!). Если вы откроете «Собрание сочинений» Пушкина, то обнаружите написанные примерно в течение одного года два несовместимых по духу стихотворения: «Во глубине сибирских руд» («Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут - и свобода Вас примет радостно у входа. И братья меч вам отдадут») и «Друзьям» («Нет, я не льстец, когда царю Хвалу свободную слагаю: Я смело чувства выражаю ЯзЫком сердца говорю. Его я просто полюбил: Он бодро, честно правит нами; Россию вдруг он оживил Войной, надеждами, трудами...». Кстати, сказав об «оживлении» России войной (!), Пушкин имел в виду захватническую войну в Чечне и Дагестане, которая затянулась на столько десятилетий, что на ней побывали и Одоевский (погиб), и Лермонтов, и Лев Толстой!.. Первое, знакомое нам со школы стихотворение «Во глубине сибирских руд» Пушкин написал в начале 1827 года, передав его героической женщине Марии Волконской, уезжавшей навсегда в «каторжные норы», в Сибирь, к осужённому мужу-декабристу. А второе стихотворение было написано тем же Пушкиным в начале 1828 года для того, чтобы государь император «просто полюбил» его тоже, чего жестокий, подлый, но неглупый царь не сделал, не клюнув на такое, кстати, плохое, с точки зрения поэзии, стихотворение, наговоренное «язЫком сердца», но не сердцем. Подтвердилось ещё раз утверждение В.Г.Белинского (в Открытом письме Гоголю, которого он обличал за такое же проявление обожания государя императора), что как только автор изменяет истине, Муза его покидает!

При жизни Пушкин потерял славу (смерть, представленная тогдашними либералами как мученическая по вине двора, её покойнику вернула) не только из-за перехода на сторону царя вообще, но и за шовинистическое стихотворение "Клеветникам России", где он прославил подавление русскими войсками последнего восстания в Польше в 1831 г., среди вождей которого был и его бывший друг Адам Мицкевич, великий польский поэт, бежавший в Турцию и умерший там (Мицкевича Пушкин лицемерно осудил как заблудшую душу в стихотворении «Он между нами жил...», 1834 г. Вот последние «поповские» строки: «Боже! Освяти В нём сердце правдою и миром и возврати ему...» - стихотворение на этом обрывается, ибо Пушкин не знал, что сказать!). Стихотворение «Клеветникам России», опять-таки не содержащее истину, написано плохо, оно полно риторических фраз, неблагозвучно (попробуйте его прочитать вслух!), хотя написано мастером сладкозвучной поэзии. Смысл его близок тому, что сейчас говорят патриоты тем, кто на Западе недоволен жестокостями российской армии в Чечне. Стихотворение обращено к общественности Франции, возмущённой расправой царских войск с поляками в 1831 году, попытавшимися сбросить иноземное иго царских сатрапов. Если передать смысл стихотворения Пушкина словами Жириновского, то это будет следующая речь:

«Ну чего Вы там в Париже возникаете, лягушатники? Это наше внутреннее славянское дело! Мы тут экпериментируем: сольются ли славянские ручьи в русском море, или нам не удастся их поглотить для их же пользы, потому что славянами быть хорошо, а русскими - лучше! А вы не грозитесь, падлы! Мало мы вам дали по мордам в 1812 году?! То-то! Нас разве мало? Вот ощетинимся штыками от моря до моря! И ещё раз к вам, козлы, в Париж придём ваших бабенок щупать!»

Слова у Пушкина другие, но суть та же, угарно-шовинистическая. Хочу подчеркнуть (это и Белинский отмечал), что с тех пор, как Пушкин стал по предложению царя придворным (камер-юнкером), талант стал его катастрофически покидать. В 1831 году, кроме «Клеветникам России» он написал только ещё четыре малозначительных стихотворения.

Российская передовая дворянско-разночинская общественность была возмущена позицией Пушкина. Его стали забывать. Вот тогда он и написал «Памятник», в котором выразил надежду, что его оценят потомки за всё то, что он там перечисляет. Закончил он это перечисленние словами «Что в мой жестокий век восславил я свободу И милость к падшим призывал». Но у нас все скромно умалчивают (как же, ведь гордость русской поэзии!), что «восславил свободу» Пушкин не в жестокий век Николая Первого, а при Александре Первом, который многое терпел и даже в определённой степени знал, что в России существует тайное общество декабристов. А вот при Николае Первом Пушкин в лучшем случае царскую «милость призывал» (я не уверен) к «падшим», то есть декабристам.

Пушкин - великий стихотворец и шовинист-государственник, прославляющий завоевания России, и это греет современную всероссийскую мелкобуржуазную толпу.

Почему же в этой «патриотической» толпе гениального Лермонтова меньше любят, хоть и ценят, чем Пушкина? 

А вот нам в школе не разъясняли смысла строк Лермонтова:

Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит её рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни тёмной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья...".

Далее поэт пишет, что он любит в России "её степей холодное молчанье, её лесов безбрежных колыханье, разливы рек её, подобные морям", "и на холме средь жёлтой нивы чету белеющих берёз"; более того, "с отрадой, многим незнакомой" он видит "полное гумно, избу, покрутую соломой, с резными ставнями окно" и, наконец, поэт "и в праздник, вечером росистым смотреть до полночи готов на пляску с топаньем и свистом под говор пьяных мужичков".

Что означают выделенные мной слова Лермонтова? Он писал не так прямолинейно, как революционно-демократический поэт Н.А. Некрасов по двум причинам: он был более поэт, чем Некрасов, и выражал мысли образами, а, кроме того, вынужден был в своё, особо свирепое время сильней зашифровывать свои мысли.

Что такое «тёмной старины заветные преданья»? Это реакционное романтизирование исторического прошлого, подвигов князей, царей и полководцев-завоевателей, угнетавших и постепенно закрепощавших трудовой народ, хотя ими ныне по сталинской традиции гордятся всевозможные «патриоты», включая и «коммунистов» из РКРП (про КПРФ и говорить не приходится!), которые не отделяют возвеличивание этих исторических деятелей от понятия «советский патриотизм». А что это за «полный гордого доверия покой»? Это - ощущение покоя верноподанного россиянина в состоянии полного доверия к царской власти, чувство гордости, что ты хоть и раб, но раб великой державы!..

Именно поэтому «ни тёмной старины заветные преданья, ни полный гордого доверия покой» не шевелили у Поэта «отрадного мечтанья», как и «слава, купленная кровью», что следует понимать так, что в отличие от нынешних плебейских кропов, тюлькиных, зюгановых, прохановых и прочих, Лермонтов, дворянин, не считал возможным гордиться славой царской России, приобретённой пролитой кровью русских и иностранцев в многочисленных завоевательных войнах. Поэт воспринимал патриотизм так, как его воспринимал простой народ.

Это подтверждается и его стихотворением "Бородино", где главным героем является вооружённый народ-солдаты, рассказчиком - старый солдат, человек из народа, а самым уважаемым воякой не Кутузов, не Багратион, а их полевой командир, полковник, который пошёл в бой впереди них, "отец солдатам", сказав: "Ребята! Не Москва ль за нами? Умрёмте ж под Москвой, Как наши братья умирали!"

Обратите внимание: это не ошибка Лермонтова то, что он сказал "братья", а не "предки". Он назвал предков братьями, подчеркнув, во-первых, что время не ощущается в роковые для Родины дни, а, во-вторых, что в прошлые века сражались не просто предки, а братья современных солдат - такие же простые люди из народа, как и они, а не господа высшего разряда.

У Пушкина в центре сражения под Полтавой - царь, полководец, то есть Пётр Первый: "Его глаза Сияют. Лик его ужасен, Движенья быстры. Он прекрасен. Он весь как божия гроза..." И так далее. Ядра у Пушкина отскакивают от живых стен, то есть от людей, как от шахматных фигурок ("В огне под градом раскалённым, Живой стеною отражённым, Над падшим строем свежий строй, Штыки смыкает...") в то время как у Лермонтова неприукрашенный натурализм сражения: "Рука бойцов колоть устала, И ядрам пролетать мешала Гора кровавых тел". Не "штыки смыкает" какой-то строй с чужим строем (взгляд издалека в подзорную труду!), а "рука бойцов колоть устала"; не "руки", а "рука бойцов", так как, сомкнувшись плечом к плечу, бойцы действуют, как один организм. И - "гора кровавых тел", мешающая пролетать ядрам!.. Это страшней верещагинской горы уже пустых черепов.  А ведь Пушкин - штатский, а Лермонтов - военный, но у Лермонтова отрицательное отношение к войне. Лермонтов эту бойню оправдывает только спасением Отечества от захватчиков. А Пушкин любуется бойней, которая произошла на Украине потому, что Пётр севернее, в устье Невы, стал "прорубать окно в Европу" сквозь чужую территорию.

Лермонтов осуждал многолетнюю бойню в Чечне, гибель солдат, напрасную надежду на кровавое "замирение чеченцев".

Его стихотворение «Валерик» от нас в школе «прятали», то есть не включали в программу и вообще не популяризировали. В нём Лермонтов пошёл дальше «Бородино» в неприукрашенном изображении войны, он пишет абсолютно как наш современник А.Т. Твардовский в «Василии Тёркине» или прозаик Симонов в «книге «Дни и ночи» (Сталинградская битва). Вот как Лермонтов описывает кровавую рукопашную схватку, где обе стороны проявляют мужество, но русские воюют как захватчики чужого края, а чеченцы как защитники своей земли:

...Верхом помчался на завалы,
Кто не успел спрыгнуть с коня...
Ура! - и смолкло. - Вон кинжалы,
В приклады! - и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть...
(И зной и битва утомили
Меня), но мутная волна
Была тепла, была красна...

Поэт считал, что неразумно захватывать чужие земли, когда под небом места много всем" (Стихотворение "Валерик", только что закончено кровопролитное сражение):

...Уже затихло всё; тела
Стащили в кучу; кровь текла
Струёю дымной по каменьям,
Её тяжёлым испареньем
Был полон воздух. Генерал
Сидел в тени на барабане
И донесенья принимал.
Окрестный лес, как бы в тумане,
Синел в дыму пороховом.
А там вдали грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
Тянулись горы - и Казбек
Сверкал главой остроконечной.
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: жалкий человек.
Чего он хочет?.. небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он - зачем? -

Как раз стоит сравнить описание единоборства (отнюдь не сражения войска на войско) горца Делибаша и казака у Пушкина (стихотворение «Делибаш», 1829 г.). Там это просто страшная романтика типа боя быков или добровольных гладиаторов. Со стороны горского и русского лагерей выезжают два смельчака, их подзадоривают, они несутся на конях друг на друга - горец с саблей, а казак с пикою:

...Мчатся, сшиблись в общем крике...
Посмотрите!.. каковы?...
Делибаш уже на пике,
А казак без головы.

Дамы, прочитав это стихотворение, наверное, ахали, но и что дальше? Какова в нём поэтическая идея? Да никакой! Вот, мол, здорово и страшно! И Александр Сергеич там тоже был, рисковал!..

Кстати, я только сейчас заметил, что в вышеприведённом отрывке из стихотворения «Валерик» Лермонтова строчка, кончающаяся словом "пороховом", ни с какой другой не рифмуется, но у Михаила Юрьевича это остаётся незаметным! Строка с рифмой у него ранее есть, но она далеко находится. Так всё у него гармонично.

Равным образом я в 90-е годы, к удивлению одной поэтессы, члена СП СССР, в беседе с ней сказал, что я обнаружил отсутствие рифмы в одном месте знаменитейшего стихотворения Лермонтова "Смерть Поэта":

И прежний сняв венок, они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него,
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело.

Хотя "нево" произносится как "нево", но всё не не "нело"(!), оно всё равно не рифмуется с "чело", а лишь созвучно с ним конечной гласной, что в русском языке не есть рифма. "В" и "Л" - разные звуки. Однако перед словом "него (нево)" в строке есть звук "л" в слове "лаврами", которое перекликается с "Л" в слове «чело», а перед словом "чело" в строке есть целых два "В", перекливающихся со звуком "В" в слове "нево" (него). И они как бы восполняют отсутствие одного и того же звука "В" или "л" в словах "чело" и "нево". Более того, в обеих строках есть внутренняя дактилическая (два безударных слога после ударного) «неточная» рифма: «лаврами» - «славное»!.. И слушатели и даже читатели в течение 150 лет не замечали отсутствия рифмы в этом месте. Потому что у Лермонтова созвучны не только рифмы, но и все звуки строк.

То есть и как создатель «неточной» рифмы (терновый - сурово», и как поэт, начавший заменять рифмы созвучьями, Лермонтов опередил время. Но вернёмся к теме отрицания Лермонтовым казённого патриотизма правящих верхов. Наконец, у Лермонтова есть "антипатриотическое" стихотворение "Прощай, немытая Россия" (1841 г. - год его гибели):

Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей.
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.

(В другом списке стихотворения четвёртая строка читается так: «И ты, послушный им народ»).

Русский шовинист Ст. Куняев пытался доказать, что эта вещь "приписывается" Лермонтову "русофобами", что она "русофобская", что оригинал её, написанный рукой Лермонтова отсутствует (Ещё бы! Поэта за обнаруженный оригинал могли упечь в Сибирь, но он и так вскоре погиб на Кавказе). Но, зная всё творчество Лермонтова, и стиль, и идейную позицию его, не сомневаешься в его авторстве относительно этой вещи.

Предсказывал он и революцию и революционный террор: "Настанет год, России чёрный год, Когда царей корона упадёт..." ("Предсказание").

Лермонтов по духу - самый наш революционный, причём народно-революционный, а не либеральный поэт.

Вот почему хотя ему в России отдают должное, но всё же площадь Лермонтовскую, на углу которой некогда стоял дом, в котором родился поэт, переименовали в Красные ворота ещё в СССР в годы «перестройки» (и даже станцию метро «Лермонтовская» переименовали в станцию «Красные ворота»), а прежняя Тверская площадь так и осталась Пушкинской, потому как Пушкин - икона русского имперского духа. Святотатство обратного переименования этой площади недопустимо! Переименование Лермонтовской площади в площадь Красные ворота было «возвращением истинно русского названия» историческому месту, а вот переименование Пушкинской площади в Тверскую явилось бы "актом злостной русофобии и происками инородцев"!..

Следует отметить, что, хотя Лермонтов в своём творчестве «оттолкнулся» от Пушкина (и больше - от Байрона), его поэзия совсем иная, потому что даже темпераменты у обоих были разные: Пушкин - циклоид, человек с перепадами состояний от холерического до меланхолического, экстраверт, то есть открытый даже чересчур, а Лермонтов - замкнутый сангвиник-интраверт, «огонь, пылающий в сосуде». Именно от Лермонтова пошли все наши поэты (и некоторые прозаики) с их разными направлениями. Если взять его «Валерик», то описание войны в нём является предтечей описания её в прозе  в «Войне и мире» Л.Толстого, и К.Симонова, а в поэзии, как я уже сказал, А.Твардовского; его «Тростник» («Сидел рыбак весёлый На берегу реки И перед ним по ветру Качались тростники...») и даже «Выхожу один я на дорогу...» как бы предвещают приход Есенина, А «Любовь мертвеца», «Сон» предшествуют А.Блоку.

Лермонтов был цельной, революционной натурой, хотя и жил в нереволюционной, а в реакционной ситуации, обречённый на политическое одиночество. Но ещё подростком, в 16 лет, он видел в древнем Новгороде идеал свободы и верил в конец тирании:

Сыны снегов, сыны славян,
Зачем вы мужеством упали?
Зачем?.. Погибнет Ваш тиран,
Как все тираны погибали!

(Новгород», 1830 г.)

И мы, должны сегодня помнить эти слова юного Лермонтова, «не падать мужеством», веря, что тирания падёт, как она уже пала однажды в России.

13-14 февраля 2004 г.

При использовании этого материала просим ссылаться на Лефт.ру