Антон Баумгартен

Голосую за Путина
(окончание, см. начало )

2. Перспективы борьбы

Кратко суммирую и уточняю основные аргументы первой части.

Последний выборный сезон показал, что у нас сформировались желтая левая пресса и желтое левое общественное мнение. Это симптом глубоких органических пороков антикапиталистической оппозиции, скрывающихся под марксистской и вообще революционной фразой. Так или иначе эти пороки коренятся в беспочвенности нашей левой, в ее пробирочной, отвлеченной, эпигонской природе. Разительный контраст этой беспочвенности представляет политический успех президентства Путина, который сумел заручиться поддержкой самых разнородных классовых сил для перевода реставрации в русло полноценного капиталистического развития и национальной независимости.  Беспринципный "лево-правый" блок организованной левой (РКРП и КПРФ) с самыми оголтелыми секциями российского компрадорства (от левого до правого) и черносотенной оппозицией является еще одним подтверждением реакционного характера этой левой даже по отношению к национал-либеральному курсу путинского режима, не говоря уже о борьбе за социализм в новых исторических условиях. Объективно, к этому реакционному большинству организованной левой присоединяются и сектантские ультра-левые элементы  всех мастей ("ангелы небесные"), которые, не имея самостоятельного политического значения в силу своей исключительной малочисленности и отсутствия какого-либо влияния на российское общество, тем не менее способны оказать дезориентирующее и дезорганизующее влияние на формирование новой, органической левой. Вот суть моей критической поддержки Путина против реакционного "лево-правого" блока. 

В теоретическом плане, я утверждал, что компрадорский вариант реставрации был исторической аберрацией, обусловленной краткосрочной спецификой в расстановке классовых сил, а именно относительной слабостью внутренних прокапиталистических групп (воображаемой или действительной), вынужденных искать поддержки у империализма и жертвовать фундаментальными национальными интересами для своей победы. С приходом к власти Путина начинаются попытки выбраться на путь независимого капиталистического развития.  Такой путь, утверждал я, отвечает интересам не только госбюрократии и большинству крупной, средней и мелкой буржуазии. В данной исторической ситуации в успехе такого развития заинтересованы и широкие трудовые массы, которым в противном случае грозит стать жертвой внешних форм эксплуатации при ухудшении условий для эффективной демократической борьбы за свои интересы. Критическое различие между внешней и внутренней формами эксплуатации состоит в том, что внутренний господствующий класс не может позволить себе истощить физические, моральные и культурные силы производительных классов без того, чтобы не подорвать саму основу своего господства - производство и присвоение прибавочного продукта, без того, чтобы не угрожать необходимой для этого стабильности общества и государства. С точки зрения отношения внутреннего господствующего класса к внешнему (империализму), подрыв и ослабление всего вышесказанного равнозначно его переходу в вассальное подчинение последнему. Если эксплуатация труда внешним и внутренним господствующим классом подчиняется разной логике, мы получаем теоретическое опровержение ходячей среди российской ультра-левой палочки-выручалочки, которая гласит: "Какая рабочим разница какой национальности их эксплуататор?!" Наконец, укрепление Путиным национальной независимости и государственности России создает необходимые предпосылки для развития буржуазных форм демократии для выражения интересов трудовых масс. Компрадорский капитализм и демократия - несовместимы.

Остается поразмышлять над перспективами классовой борьбы в русле независимого капиталистического развития в России. 


Национал-либерализм, самоопределение классов и Коммунистическая партия

Сильное государство и свобода конкуренции - вот формула путинского национал-либерализма, под которой бы подписался Устрялов, формула “нормальной” капиталистической России или “капиталистического развития в полном смысле этого слова”. Это формула обьясняет, почему, сокрушив политическую оппозицию неолибералов одной рукой, Путин тут же берет на государственную службу ее самых одиозных представителей - другой. Этой формулой объясняется и “популярность” Путина, т.е. его способность создать исторический блок, состоящий из антагонистических классовых сил, на основе их общих или совпадающих интересов. 

- Но разве могут антагонистические силы иметь общие или совпадающие интересы?! - протестуют ультра-левые схематики. -Как видите, - отвечаем мы, начинающие очухиваться исторические материалисты. Такое капиталистическое развитие – сейчас отвечает интересам главных классов российского общества, которые - это важно подчеркнуть - находятся в начальной стадии своего становления уже на чисто капиталистической основе. И в них мы должны включить огромную и разнородную массу нашей мелкой буржуазии (как частно-собственнической, так и “новой”, профессиональной), которая сейчас, пожалуй, является ключевым для баланса сил классом и сохранит эту роль в обозримом будущем. В этом исторически конкретном и преходящем совпадении антагонистических интересов лежит как сила путинского момента, так и его обреченность, как только (и если!) он будет реализован. Этот момент совпадения лучше всего выражается в слове "стабильность", ключевом слове исторического блока Путина. Слово это имеет разные, даже противоположные смыслы в зависимости от того, кто из участников этого блока произносит его. Для крупной и средней буржуазии оно означает необратимость реставрации и надежду на "нормальный" капитализм, на защиту от произвола олигархического капитала и сильное буржуазное государство. Для мелкой буржуазии, трудовых масс, детей и стариков - хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне, минимальную защищенность существования, возможность набрать воздуха, перевести дух после многих лет головокружительного падения, почувствовать под ногами твердое дно. 

Но как общество не сводится к простой сумме своих классов, так и это сегодняшнее совпадение интересов в "стабильности" не сводится к их механическому балансу. Нам еще предстоит вырваться из тисков экономизма, в которых зажато мышление всего спектра российской левой, чтобы научиться понимать конкретные соотношения экономического и политического и искать в них лучшего способа выразить интересы класса. "Стабильность" заключает в себе и общий интерес всех классов российского общества - политический интерес. И этот интерес для нас, марксистов, самый интересный, самый важный, хотя мы и не умаляем значения непосредственных экономических интересов классов, потому что "стабильность" открывает перспективу их политического самоопределения, т.е. осознанной вырабоки своего отношения ко всем другим классам общества, к государству и организационного оформления этих многосторонних отношений. 

-Бред!- донесется теперь уже справа (РКРП, КПРФ и иже с ними) - а чем же была тогда классовая борьба последних пятнадцати лет под руководством и при участии... и и т.д. и т.п?

На этот законный вопрос теперь можно ответить с полной определенностью.  В той степени, в какой эта борьба принимала какие-то организованные экономические или политические формы, она была обреченной борьбой обреченных остатков советского социализма. Необходимо осознать историческую обреченность этих обломков в экономике и общественной жизни, а также обреченность соответствующих им форм общественного сознания и тех социальных и политических сил, которые на их основе выступали и продолжают выступать за его реставрацию. Только отправляясь от этого факта, можно начать поиск теоретико-практических возможностей общественного прогресса в Российской Федерации с социалистической перспективы. И в ближайшем будущем для народов России, повторяю, область возможного очерчена двумя полюсами капиталистического развития: полноценное, независимое, на одном, или компрадорское, неоколониальное - на другом. 

Сразу оговорюсь. Признание обреченности сил советской реставрации никоим образом не означает нигилистического отношения к советскому периоду и памяти об СССР, которое так характерно для нашей ультра-левой. Наоборот - необходима всемерная мобилизация этой памяти, самое широкое использование всего лучшего из советского наследия, но только при самом ясном, т.е. критическом осознании того, что наша борьба будет развертываться на совсем иной почве, и что мы будем вести ее не пятясь вперед задом, а твердо оставив советское прошлое в прошлом, плотно закрыв за собой несуществующую в него дверь и, смотря только в будущее, готовится к долгим годам позиционной борьбы с исходом, предугадать  который нельзя.

Возможна ли в принципе революционная политика в путинский момент?  Это зависит от того, что понимать под "политикой". Если говорильню, агитацию и пропаганду, то возможна и равно бессмыслена. И в этом смысле вредна. Если же под политикой понимать искусство возможного, то нет.  Возможной и необходимой мне представляется сейчас только тактика позиционной борьбы, т.е. культурное и политическое воспитание и организация производительных классов, которое позволило бы им претендовать на центральную роль в политической, моральной и культурной жизни нации. Очевидно, что такая задача по плечу только Коммунистической партии. Если эти классы не смогут выделить из себя политический авангард, способный организоваться в Партию, позиционная классовая борьба примет формы знакомые нам по современному Западу, т.е. по сути дела, зайдет в тупик. 

Трудности на пути создания Коммунистической партии без преувеличения огромны. С известной долей упрощения, их можно разделить на обьективные и субьективные. Среди первых, надо, прежде всего, отметить глубокий упадок, резкое сокращение, физическое и моральное истощение производительных классов РФ: рабочих, крестьян и интеллигенции. Им еще предстоит возродиться и окрепнуть на основе и как непременное условие независимого капиталистического развития. В этом смысле, успешное развитие российского капитализма в русле национал-либерализма ("сильное государство и свобода конкуренции") должно привести к формированию многочисленного и сильного рабочего класса. Не имеет смысла спекулировать о том, какую конкретную форму примет национал-либеральный курс Путина. Но очевидно, что для России независимое капиталистическое развитие возможно только или в основном за счет масштабного восстановления национальной промышленности, а значит, восстановления и расширения внутреннего рынка. На это указывают и первые после выборов заявления Путина.

Но восстановление и укрепление производящих классов никоим образом не означает автоматического роста их политического самоосознания и воли к самоопределению. Создание условий для независимого капиталистического развития включает в себя и создание условий господства идей господствующего класса. Поэтому следует ожидать усиления его идеологического аппарата.  Мы уже наблюдаем этот процесс, например, в формировании окологосударственных течений типа "лейборизма" (Шеин, Храмов) или почвеннических, коричневатых форм "социал-демократии" (правое крыло КПРФ, бывший блок Глазьева, публика вокруг газет "Товарищ" или "Контр-ТВ" и т.п.), в новой "альтернативной левой" Кагарлицкого и Пономарева, и т.п. попытках идейно-организационных амальгам. Все они пока плавают в воздухе, но представляют потенциальный политический резерв, который может быть востребован государством и правящим классом. 

Наконец, мы видим, какое огромное значение империализм придает формированию в России "гражданского общества", как "системе траншей", по меткому определению Грамши, или организму идеологической гегемонии, автономному от государства и системы политических партий, который играет роль "буфера" в моменты глубоких кризисов государственной власти, препятствуя революционной организации масс и ослабляя их фронтальную атаку на буржуазное государство. Здесь надо подчеркнуть главенствующую роль империализма, или внешнего господствующего класса в этом процессе, его финансовую, политическую и культурную поддержку. Но и это "гражданское общество" в виде огромной системы "фондов", "институтов", "центров" и НПО, в которых так или иначе задействованы (и кормятся) десятки, если не сотни тысяч работников умственного труда, в основном компрадорской интеллигенции, кровно заинтересованной в сохранении позиций внешнего правящего класса в России, пока не может похвастаться каким-либо влиянием на массы. Более того, процесс создания "гражданского общества" все более осложняется борьбой внешнего и внутреннего господствующих классов за то, какой характер оно примет, будет ли оно определятся компрадорской и шире прозападной интеллигенцией, как агентурой империализма, или почвенническими, антизападными организмами вроде РПЦ и националистической интеллигенции, как идеологическим аппаратом национал-либерализма..

Относительная слабость "гражданского общества" в России в настоящий момент, его удаленность от широких народных масс можно было бы рассматривать в качестве обьективного фактора в пользу революционной стратегии. Именно так это видел когда-то Ленин, указывая, что революцию в России было легче начать, чем завершить, в то время как на Западе, где "буфер" гражданского общества оказался так силен - наоборот. В нашей ситуации этот фактор не подкрепляется ни одним из других, бывших в распоряжении Ленина. У нас нет ни Коммунистической партии, ни ситуации мировой войны, вооружившей массы и окончательно подорвавшей их веру в самодержавие. 

Если уж речь зашла о сравнении нашей ситуации с ленинской, стоит отметить мнение многих товарищей о желательности и даже необходимости "блока" с "либеральной" или прозападной частью интеллигенции и буржуазии для борьбы с путинским "авторитаризмом". Мне приходилось слышать при этом ссылки на тактические союзы русской социал-демократии с кадетами и т.п. Это глубоко ошибочное сравнение. Те союзы заключались для борьбы против самодержавия, против феодального государства и имели своей целью буржуазно-демократическую революцию и как следствие бурное развитие капитализма. В наших условиях, когда мы уже имеем буржуазно-демократическое государство и капиталистическое развитие на на его основе, союз с "либералами", которые к тому же не имеют ничего общего с милюковскими, а представляют в основном компрадорские неолиберальные слои, союз с ними против программы авторитарного национал-либерального развития есть чистой воды нонсенс. Впрочем, есть основания полагать, что в своей массе наши левые активисты так или иначе это понимают. Недаром, компрадорская правая и протофашистские силы численно и идейно доминировали на всех без исключения митингах "лево-правого" блока.

Но если российская госбюрократия добьется успеха в организации национального капитализма, заложит хотя бы основы его независимого развития, на повестку дня встанет вопрос радикальной реформы путинского государства в направлении его демократизации. Вот промежуточный момент борьбы исключительной важности, который должен быть помечен красным в календаре российских марксистов. Госбюрократия и буржуазия сделают свою часть работы, чтобы подготовить производительные классы к участию в этой борьбе. Они умножат их численность и в какой-то степени, пробудят в них стихийные элементы классового сознания. Марксистам предстоит подготовить их политически. Здесь произойдет очередная оценка зрелости социалистической левой. Она сможет встать на высоту момента, если реформирует себя в органическую, или, что одно и то же - национализирует себя.

В борьбе со всем многообразием форм идеологического и политического экономизма, от правого позитивизма и реформизма до позитивизма и пуризма ультра-левого, органическая левая будет поверять свою диалектику здравым смыслом масс, потому что диалектика в голове и диалектика в истории - не одно и то же. Она научится убеждать массы, учась быть убежденными ими. Потому что руководство и господство - не одно и то же. Организовав себя в Коммунистическую партию, она поставит перед собой задачу добиться главенствующих высот в интеллектуальной, моральной, культурной жизни нации, прежде чем начать свое генеральное наступление, прежде чем приступить к завоеванию политической, государственной власти. Отсюда вытекает главное направление нашей работы уже сейчас - привлечение лучших элементов молодой российской интеллигенции. Ведь именно работники умственного труда осуществляют функцию организаторов такой борьбы.  Для успеха в этом деле у нас есть редкий исторический шанс. Такая задача облегчается как бедственным положением массовой интеллигенции, пострадавшей от реставрации не меньше рабочих и крестьян, так и глубочайшим интеллектуальным, моральным и культурным кризисом правящего класса.  В результате, традиционная в классовом обществе спайка образованных классов с правящими на какое-то время оказалась разрушенной, или, по меньшей мере, сильно ослабленной. 

Органическая или "новая левая": быть или не быть Коммунистической партии ?

Но эта задача страшно осложняется, как только мы включаем в наш анализ фактор империализма, без чего этот анализ не может претендовать на звание марксистского, ибо империализм и тотальность стали синонимами.  На пути формирования органической левой, создания Коммунистической партии и завоевания ею национальной гегемонии стоит глыба гегемонии западного империализма, основанная на его культурной мощи. Конкретно, вопрос стоит так: кто привлечет на свою сторону лучшие интеллигентские силы молодой России? Империалистическая левая, социал-империализм, западный левый либерализм? или немногочисленная и неорганизованная социалистическая интеллигенция, осознавшая необходимость стать органической? Ответом на этот вопрос решится первый и судьбоносный раунд предстоящей и, фактически, уже идущей борьбы внутри россисйкой левой. 

Я подчеркиваю - лучшие силы! Речь сейчас идет не о тысячах, а сотнях. Слишком неравны силы, слишком велика культурная мощь (и стоящая за ней материальная база), а значит и неотразимая притягательность Запада для борьбы за тысячи. Но если мы не завоюем сотен завтра, то можно будет забыть и о тысячах послезавтра. 

Кто наши противники внутри аморфной российской левой? кого нам предстоит победить в идейной, а затем и в организационной борьбе за эти сотни?  Апологетов и эпигонов западной "новой левой", среди которых такие яркие и влиятельные фигуры, как А. Тарасов, Б. Кагарлицкий, А. Бузгалин, А. Цветков и другие. Можно говорить уже о первых шагах в создании инфраструктуры для трансплантации к нам современного западного радикализма как модели для нашей левой, о попытках идейного обоснования этой трансплантации, о поощрении культуры радикального шика, направленных на интеллигентную молодежь. Ярким документом этого процесса явилось, например, открытое письмо А. Тарасова к главному редактору Лефт.ру .

Здесь я хочу только наметить основные линии аргументации, которые могут нам пригодится в идейной борьбе с этой тенденцией, представляющей на мой взгляд самую серьезную угрозу со стороны западной гегемонии внутри нашей левой, самое серьезное препятствие для становления органической левой.

Очевидно, что культурное богатство империалистического Запада, на котором его
гегемония во многом и основана, имеет неотразимую власть над значительной и,
самое главное, наиболее умственно активной частью нашей левой молодежи,
преимущественно мелкобуржуазного происхождения и рода занятий. Но если в условиях самодержавия западничество радикальной русской молодежи 19 века имело в основном прогрессивное значение, способствовало развитию действительно революционной традиции, то западничество сегодняшней радикальной российской молодежи есть явление преимущественно глубоко регрессивное, представляющее собой серьезное препятствие для становления революционного движения в России. 

Нам ли с нашей великой историей повторять зады мелкобуржуазного радикализма Запада?! Что могут дать нам в умственном и духовном, не говоря уже  о политическом, отношении все эти «новые левые», давно уже не новые и давно уже не левые? Эти серобурмалиновые «интернационалы», высиженные в парижских кофейнях и прокисшие там же. Эти модные евроамериканские профессора, чью безнадежную политическую провинциальность не могут скрыть ни "престижные" международные конференции, ни радикально-замысловатая фраза «теории».

Когда мы узнаем об очередном переводе и распродаже у нас "Маркоса" или "Жижека", "Фуко" или "Букчина", вперемежку с "Дневниками Тернера" или русофобской книжонкой Ранкур-Лаферьера, нам следует ясно понимать, что речь идет о том, какие политические, нравственные, культурные в широком смысле слова ориентиры будут определять становление радикальной молодежи в нашей стране, психологическую и политическую физиономию тонкого слоя нашей литературной левоватой интеллигенции, и что, если мы хотим оказывать влияние на этот процесс, нам надо рассматривать его в контексте культурной гегемонии западного империализма в целом и западной левой в частности. 

Я убежден, что у нас есть отечественная традиция, неизмеримо более ценная для формирования революционной антикапиталистической культуры, чем та, которую пропагандируют наши эпигоны западного радикализма.  Я убежден, что становление органической левой возможно только основе этой традиции с ее обогащением критически усвоенными лучшими умственными достижениями западного марксизма. 

Чтобы не быть голословным, приведу в качестве примера такого "новолевого" эпигонства влиятельную статью А. Тарасова «Ушедшие в подполье», а также его высказывания из уже упомятого письма в Лефт.ру.

Самое общее и первое впечатление от этой статьи о российских "новых левых" 90х гг - это ее ненастоящесть, которая слышится уже в самом заглавии. Почему «ушедшие в подполье», спросил я себя, дочитав до конца? При слове подполье у меня возникают ассоциации с подпольщиками русского революционного движения, от Народной воли до эсеровских боевиков и большевиков. О партизанах Великой Отечественной, о Молодой гвардии, бойцах европейского Сопротивления. О Белом и антикомунистическом подполье, даже о современном исламском. Чуть не забыл подполье террористических групп вроде Баадер-Майнхоф. Наконец, о духовном подполье, например, у Достоевского или Гессе. Но примеров такого, настоящего подполья,  в статье А. Тарасова нет. Как не нашел я в ней, впрочем, и настоящих «новых левых», термин, который описывает конкретное историческое явление западной жизни, имевшее свое начало и свой конец. (И конец, надо сказать, весьма бесславный). Ведь из того, что в СССР «вся страна штудировала Герберта Маркузе и Эрика Фромма» совсем не значит, что вся страна, вернее, те несколько сот человек, которых она обозначает для автора, были «новыми левыми», какими были западные студенты 60х, а не сконфуженными молодыми людьми из средне-буржуазных семей, ищущими самовыражения.  В молодости я увлекался чтением Гегеля, но младогегельянцем я от этого не становился, и не мог бы им стать при всем желании. Вот если бы автор объяснил, какие общественные задачи ставили перед собой эти российские «новые левые» 90-х и как они их решали, а потом показал бы их родство с задачами, стоявшими перед «новыми левыми» западного «общества благосостояния», тогда я вынужден был бы согласиться с ним, что такие чудеса возможны. Но в действительном мире они возможны только в виде фарса. В этом смысле «новые левые», которых ставит нам в пример А. Тарасов, были и остаются явлением такого же призрачного ряда, как наши «демократы» «либералы», «патриоты» и «православные». С той лишь разницей, что политическое и культурное значение российских любителей Кон-Бендита и Фромма в социальной истории 90-х может заслуживать внимания лишь собирателей молодежной экзотики.

А. Тарасов, так или иначе, не можете этого не сознавать. Поэтому его апология мелкобуржуазному радикализму в культуре и политике, а только такой радикализм и возможен на основе «молодежного» принципа, построена на гиперболе. Вот пара показательных выдержек:

Примерами для подражания у них были "Студенты за демократическое общество" (СДО), "Черные пантеры", "йиппи", "Уэзермены" в США, "Движение 22 марта" и Даниель Кон-Бендит во Франции, "Социалистический союз немецких студентов" в Германии. Общим знаменем был Эрнесто Че Гевара. Мельчайшие подробности жизни Че, лидера западногерманских "новых левых" Руди Дучке или колумбийского "священника-партизана" Камило Торреса знали наизусть.

В крупнейшей организации российских "новых левых" "первой волны" - 25-тысячном (в момент наивысшего расцвета) профсоюзе "Студенческая защита" - в провинциальных группах, бывало, считали обязательным изучать историю, идеологию и опыт СДО. Относились к этому серьезно. Не дай бог перепутать цитату из Стокли Кармайкла с цитатой из Тома Хейдена! Страшнее этого могло быть только одно: спутать на групповом фото "Черных пантер" Элдриджа Кливера с Хью Ньютоном.

Чувствуется, как автор любуется талмудизмом лидеров СЗ. У меня же оно вызывает чувство легкого презрения и жалости к растраченной на безделушки молодости. Автор как будто не замечает, что эти фарсовые  «новые левые» превратили окаменевшие остатки когда-то живой, искренней политической молодости в фетиш, в своего рода радикальное потребительство, вообще типичное для этой полубогемной, анархистствующей среды.

И каковы же были результаты? Три случая «массовых студенческих беспорядков», которые «замолчала пресса»? Но что же это за беспорядки, которые можно замолчать? Да еще в середине 90-х? Да еще в Москве? Кого посадили за эти «беспорядки»? Кому дали хотя бы 15 суток? И что же это были за репрессии, которые потушили столь многообещающее начало? Где же те «много Вьетнамов», обещанные А. Тарасову конспиративным «товарищем Мраком» после его возвращения из Америки с двумя чемоданами новолевой «литературы 60-х»? С комизмом граничит и его описание конца СЗ:

Чтобы обезвредить «Студенческую защиту», например, ФСБ провела множество обысков у ее активистов, конфисковала горы пропагандистской литературы, у лидеров «Студенческой защиты» — членов ее Исполнительного комитета — были изъяты также архивы, компьютеры и картотеки с адресами, а у председателя Исполкома Дмитрия Костенко — и печать профсоюза. В результате связь между местными организациями «Студенческой защиты» и центром была прервана, и исполком утратил способность руководить «Студенческой защитой». Региональные группы оказались изолированы друг от друга и многие постепенно сошли на нет (по мере выхода активистов из студенческого возраста).

Представим только, как изменилась бы история России, если бы изъятие партийной печати РСДРП(б) царской полицией произвело на большевиков такой же роковой эффект, как на Д. Костенко и его новолевых "подпольщиков" изъятие ФСБ их профсоюзной печати!

Ну а какой оказалась траектория исторических, настоящих "новых левых", с которых наши брали пример? 

Кон-Бендит, бывший студенческий бунтарь (настоящий, в отличие от его российских поклонников), стал депутатом Европейского парламента, лидером «зеленых», респектабельной буржуазной партии. Т.е. сделал типичную для мещанской молодежи на Западе карьеру: из радикалов и бунтарей – в добропорядочные охранители буржуазного порядка. Последнее, что я слышал об этом борце с «советской бюрократией», это то, что он поносил последними словами дюжинного либерала (но настоящего!) Гюнтера Грасса за то, что тот вежливо покритиковал американские бомбежки Афганистана.  Как и А. Тарасов, Бен-Кондит ругал «традиционных левых», т.е. коммунистов, как безнадежно устаревших. Его книга, направленная против Ленина и большевиков, так и называлась «Устаревший коммунизм». На самом деле, все, конечно, оказалось наоборот. Устаревшим с самого начала был Бен-Кондит и его друзья, ибо что может быть банальнее, чем карьера буржуазного радикала в молодости и консерватора в зрелости? Не случайно, что именно Бен-Кондит стал духовным крестным отцом Йошки Фишера, «нового левого» второго разлива, ныне министра иностранных дел, проводящего курс на возрождение германского империализма. (Да-да, Фишер был когда-то самым что ни на есть бунтарем.) Биограф Фишера метко подмечает, что этот «сын мелкого буржуа преклонялся перед выходцем из крупной буржуазии Кон-Бендитом, с его любовью к хорошей кухне, его французским savoir vivre и страстью к мирским наслаждениям. Жить как Денни для Йошки значило вырваться за пределы, положенные его социальным происхождением.»  Кстати, показательно, что милитарист и империалист Кондит является активным сторонником АТТАК. Ведь эта организация и ее крыло в «антиглобализме» объективно выполняет роль защитника интересов младших членов империалистического клуба.

А вот другой старый «новый левый» - Отто Шили (Schily), бывший адвокат «Фракции Красной Армии» (группа Баадер-Maйнхоф). Когда-то его самого подозревали в организации террористических атак. Сегодня министр внутренних дел Отто Шили руководит самой радикальной атакой на гражданские свободы немцев со времен Второй мировой войны. Как и сотни других лидеров «новых левых», он стал верным защитником буржуазного миропорядка.  Когда А. Тарасов будет писать очередную апологию «новых левых» для нашей легковерной молодежи, упомянет ли он об этих широкоизвестных фактах?

 Не лучше кончил и профессиональный радикал Тодд Гитлин, когда-то лидер американской SDS - Студенты за демократическое общество, на которую молились Костенко и его друзья. Теперь он - один из самых яростных антикоммунистов, империалист и активнейший сторонник папы и сына Бушей. И этот список бывших идолов "новых левых", ставших реакционерами и верными слугами правящего класса, можно продолжать до бесконечности.  Вот перед нами зеркало того, что может случиться с новым поколением нашей левой интеллигенции, если мы проиграем в борьбе за нее эпигонам и проводникам западного радикализма. Хочу верить, что Лефт.ру внесет достойный вклад в эту борьбу.

Ваше мнение