Каждый пассажир, проезжающий на бодро бегущей электричке от станции Эм на Донецкой железной дороге до станции Эн на Южной дороге, должен выглянуть из окна где-то на шестидесятом километре, если хочет увидеть станцию Бубукино. Впрочем, смотреть там особо и не на что: стоит себе дом как дом, а сверху так и написано: Бубукино. Виден еще в окошке скучающий кассир да собаки, прикармливаемые местным персоналом. Так что можно смело убрать голову из форточки вагона и вернуться к «Ярмарке кроссвордов», пытаясь определить, чья именно морда из восьми букв напечатана в правом нижнем углу.

Но это с дилетантской точки зрения транзитных пассажиров. Станция и станция себе, сколько их было, и сколько еще будет, глаза бы на них не смотрели. Не то со стороны доблестных железнодорожников, ежедневно являющихся на рабочее место из деревни посредством двухколесного друга. Станция Бубукино хоть и маленькая, но работы там много. Постой хотя бы в красной фуражке перед каждым составом - и то мало не покажется.

Начальствовал на этой станции Букса Михаил Кузьмич - работник старой закалки. Очень любил он вспоминать древние времена, как строил ветку до Донецка самому Хрущеву. Но в остальном был старик безобидный. Впрочем, рассказ совсем и не о нем, поскольку его как раз проводили на пенсию и приехал на станцию Бубукино другой начальник - новый. Звали его Ковбасюк Владимир Федорович. Художественное описание его такое: роста маленького, плюгавый, лысый с остатками жиденьких седых волос. Голос непомерно громкий, что и неудивительно, поскольку работал он раньше в железнодорожном техникуме, где читал историю КПСС по старым конспектам и выступал на студентов. Потом история КПСС кончилась, а началась история Украины. И Колесюк не отстал от духа времени: КПСС читать закончил, а Украину стал читать. И что интересно: и в КПСС он истово верил, а в незалежную Украину стал верить еще сильнее. Как вроде пробило. И не говорите, что так не бывает - очень даже бывает, был Савлом - христиан гонителем, а посредством святого духа быстренько превратился в Павла, веры ревнителя.

Из техникума Ковбасюка выжили по причинам, нам оставшимся неизвестными. Разное можно предполагать - взятки со студентов брал или курил особо вонючие папиросы, кто его там разберет. Но свет не без добрых людей, и отправили Владимира Федоровича на станцию Бубукино, благо она окружена изобильными хвойными лесами, а до техникума оттуда надо ехать часов пять, если на электричке, и три на поезде.

Работали на станции Бубукино спокойно, а по правде сказать, и вовсе сонно. Кассир выбивал билеты, кому до Парижа, кому в Сыктывкар или на остановочный пункт «101-й километр», уборщица мыла полы, дежурный по станции вещал в осипший микрофон, а путевые рабочие брали молоток и плелись простукивать стыки. Потом соберутся вечером после работы на лавочке, примут немного в лечебных целях и домой, в деревню, отдыхать перед новым трудовым днем.

И вот в разгар одного летнего дня, когда было все тихо-тихо, сосны дрожали в раскаленном воздухе и даже Машка уткнулась мордой в хвост, не реагируя на проезжающие мимо поезда, приехал на станцию Бубукино Ковбасюк. Явился он на дрезине, доверху загруженной брошюрами из серии «Библиотека украинца». Еще там стояли сверху два чемодана с личными вещами.

Затормозил Ковбасюк свою дрезину, слез с нее и увидел на станции первое непотребство. Потом оглянулся в сторону и увидел второе непотребство, а рядом и третье, и подумал про себя: ну я тут порядки-то наведу. Ибо, хотя станция была как станция, и поезда мимо нее проходили без всякой боязни застрять колесом на разошедшихся рельсах, однако же не было там самого главного, что пристало иметь не только на станции, но и в любом другом месте нашей молодой, но очень гордой страны. Короче, не было на станции государственного языка, именуемого иначе державною мовою, а все необходимые коммуникации производились там на тоталитарном наречии, являющемся, как известно, позорным сборищем татарских и финских слов.

Зашел Ковбасюк на станцию и как гаркнет: собраться всем, начальник ваш новый прибыл. Начальника, ясное дело, уже поджидали - не зря ведь Попов радио в свое время изобретал. Стол накрыли, водка там, ветчина, рыба какая-то - и быстро все пред очи ясные явились. А он им и говорит: здоровеньки, дескать, булы, я ваш новый начальник, зовут мене Ковбасюк Володымыр Хведиривыч и почнутся у вас теперь новые часы. Потом послал путейцев доставить «Библиотеку украинца» и чемоданы, а кассирше велел рыбу с водкой унести к нему в кабинет.

Тут надо заметить, что прожил наш герой всю жизнь на Донбассе и украинский язык до своего прозрения видел только на картинках, зато потом взялся за него с необыкновенным усердием, поскольку понял, что мова сия есть для него родная, который факт до того проклятой империей от него усердно скрывался. Еще надо сказать, что учился он по какой-то иностранной азбуке, напечатанной в Торонто в типографии Ли Сяо, и присланной аборигенам, забывшим родной язык, в качестве гуманитарной помощи, и разговаривал поэтому на каком-то малоизвестном диалекте, так что заинтересованные лица понимали его с усилием примерно в пять-десять килоньютонов.

На следующее утро новый начальник станции обошел всю свою подведомственную территорию, осмотрел каждый угол по несколько раз. Дела в Бубукино обстояли плохо. Рельсы на месте, правда, лежали, помех для проезда подвижного состава не наблюдалось, на самой станции имелись сиденья, исправно работал терминал билетной системы «Экспресс-2», но украинского языка, как уже сообщалось, на станции вовсе не было. Что же толку от всех этих поездов, если язык на станции неправильный? Правы были старики Сэпир с Уорфом 1  , ох, как правы. Если мыслит человек на мове спивучей, соловьиной, то и мысли в голову ему приходят красивые. Но если попадет ему в голову хоть одно слово от языка тоталитарного, то будет он думать только о Гулаге и голодоморе и никаким домкратом его оттуда не свернешь.

Поэтому Володымыр Хведиривыч первым делом призвал кассиршу и велел ей расписание со стены снять и заново переписать от руки, чтобы ни слова там не было на чуждых и враждебных языках. Кассирша ничего не поняла, что там за враждебный язык такой, но с начальством спорить не стала. Расписание сняла и унесла к себе в кассу, там взяла лист ватмана, расчертила его и стала переписывать, вооружившись «Справочником правильных географических названий, не спотвореных погаными москалями, хай им усим грець» 2 . А Ковбасюк прошелся по залу, потом кликнул рабочих и велел им сбить в зале ожидания полки, чтобы расставить на них скарбы книжной мысли, привезенные им самолично.

На следующий день зал ожидания радовал глаз. В нем приятно пахло свежеспиленными сосновыми досками, и лучи солнца радостно скользили по книжками, брошюркам и буклетикам из серии «Библиотека украинца». На почетном месте стояла самая толстая историческая книжка «Предыстория Украины. 10 век до н.э. - 5 век н.э.». Обновленное расписание блистало свежей тушью. Пассажиры, правда, вполголоса ругались, поскольку ничего понять в нем не могли. Родной мовой в повседневной жизни они пользовались весьма редко, чтобы не сказать - никогда. К тому же, как выяснилось, кассирша в спешке, перепутала во многих местах время отправления и несколько деревенских бабонек устроили из-за этого совершенно неуместный скандал. Но в остальном все прошло лучше некуда

После этого новый начальник станции перенес свой пристальный и испытующий глаз на, так сказать, экстерьер здания. И что же сразу ему бросилось в глаза? Позорный плакат размером где-то метр на пять с совершенно непристойной надписью «Бубукино». Опять-таки были призваны рабочие, а звали, их, кстати, Петр и Алексей, и было поставлено им ясное и четкое указание - название станции немедленно снять и заменить национально выдержанным. Но тут дело оказалось намного сложнее. Рабочие стали чесать себе в затылке, смотреть в землю и неопределенно мычать. Во-первых, просто так вывеску эту не снимешь, а нужна машина с лестницей, а машина есть только в райцентре, а во-вторых, даже если ее и снимешь, то непонятно, что вешать на ее место, поскольку своими руками такого не нарисуешь и вообще там фабричная работа.

Ковбасюк, не видя в Петре и Алексее рвения в похвальном, но нелегком деле украинизации, очень расстроился, достал маленькую записную книжку и сделал там секретную пометку. Потом отошел в сторону, почесал машинально в затылке и стал размышлять. Длился этот процесс не очень долго и закончился тем, что Володимир Хведиривич пошел к себе в кабинет и быстренько накатал служебную записку начальству: «В цилях повсюдного внедрювуння риднои украинскои мовы на подлеглой мне станции, рахую доцильным зробыты та инсталюваты на здании оной назву станции на ридний мови, з якою циллю роблю вам запыт на выготовлення правыльнои вывиски» 3 . Потом запечатал ее аккуратно в конверт, заклеил, запечатал сургучом и послал кассиршу отвезти в Донецк, на улицу Артема, в управление железной дороги. Сам же вновь пошел на улицу проводить осмотр, потом вернулся, сел в кресло, стал глядеть на улицу, где стояли темные сосны, и сам не заметил, как заснул.

Пробудился он внезапно от какого-то галдежа и шума. Дверь в его кабинет была распахнута настежь, проход в комнату грудью закрывала дежурная по станции, а за ней толпились возбужденные деревенские жители, все как один срочно желающие куда-то уехать. Володимир Хведиривич сначала и не понял, за чем же дело стало, пусть садятся и уезжают куда хотят. Билеты? Какие еще билеты? Железнодорожные? Ну так купите в кассе и езжайте на все четыре стороны. Касса закрыта? А чего это она вдруг стала закрытой? Начальник станции вышел и лично убедился, что касса закрыта. Еще бы ей не быть закрытой, раз кассирша уехала. Ну и что? В поезде билеты купите. И с этими словами Ковбасюк снова скрылся за дверью, намереваясь еще подремать. Но настырные бабы не унимались. К ним присоединился еще какой-то интеллигент в очках, требовавший немедленно продать ему билет до Бугульмы. В конце концов, дежурная по станции открыла кассу и выписала проездные документы всем, кому было надо.

Но сон уже прошел. Ковбасюк вновь отправился на улицу, посмотреть, как там дела. Что-то во всей этой истории не давало ему покоя. Он три раза обошел здание, заглянул в деревянный сортир, стоявший на отшибе и, наконец, понял, в чем дело. Пошел к дежурной по станции, прочитал ей небольшую лекцию об ужасах тоталитаризма и велел немедленно заменить красный верх фуражки на жовто-блакитный.

Потом рачительный начальник обошел вокзал еще раз и уже хотел было отправляться в деревню, как заметил путейцев, сидящих в сторонке на куче шпал и распивающих что-то с надписью «Русская» на боку. Ковбасюк бросился на бутылку как коршун на беззащитного желтого цыпленка, но Петр с Алексеем и примкнувший к ним Серега тут же популярно разъяснили, что это никакая не русская водка, а старинный козацкий напиток под названием «горилка», и что пить его вовсе не зазорно, особенно на свои и после рабочего дня.

На следующее утро вернулась из Донецка кассирша и привезла ответ. Был он неутешителен. Безымянный клерк признавал необходимость написания вывесок на станции на державной мове, но равнодушно сообщал, что замена включена в план необходимых работ и будет проведена в первом квартале будущего года. Безутешный начальник выбежал из здания и долго смотрел на позорную вывеску. Потом принял решение и велел рабочим срочно сделать леса. Сам же пошел в зал ожидания и внимательно осмотрел расписание. Не нравилось оно Ковбасюку - написано оно было на правильном языке, но слишком уж много содержало названий москальских городов. Особенно ни к чему было слово «Москва» в самой середине, у всех на виду. Решение пришло быстро: кассиру было велено забрать расписание и перерисовать его заново, записав названия иностранных городов латинскими буквами.

А на улице была благодать. Солнце наконец стало скрываться за тучи, дежурная по станции не только сделала себе фуражку в национальных цветах, но и на желтый флажок, требующийся согласно Правилам сигнализации, нашила небольшую голубую полоску. Второй флажок, красный, она стыдливо прятала за спиной.

Высунулась из-за горы шпал дворняжка Машка, но близко подходить не стала. Мало ли - увидит Ковбасюк, что она женского рода, хотя по правилам риднои мовы собаке положено быть самцом, да и велит выгнать в лес 4 .

Затормозила кругломордая электричка, постояла пару минут, никого не дождалась, и от разочарования резко рванула вперед.

Через время явились крикливые бабы и стали требовать у кассира расписание. Та успокоила их как могла и пообещала через час-другой повесить все на место. Бабы спорить не стали и тихо расселись на скамейках. Станция снова погрузилась в дремоту.

Погрузился в дремоту и Ковбасюк. Днем он засыпал быстро, а вот ночью страдал бессонницей, вечером долго не мог заснуть, приходилось читать в постели сочинения Андруховича  5 .

На следующий день леса были готовы и можно было приступать к исправлению названия. Дела там было немного - заменить две буквы, но ни Петр, ни Алексей, ни даже Серега лезть вверх не рвались, ссылаясь, на то, что у них нет художественного таланта. Ковбасюк достал черную книжечку и сделал там еще одну пометку, потом, кряхтя, поскольку возраст у него уже был предпенсионный, полез сам.

С первой буквой вышло неплохо. Оказалось достаточным замазать почти всю букву «И», оставив одну черточку, которая вполне могла бы сойти за «и» кулишовское  6 . Со второй буквой получилось хуже. «О» пришлось закрашивать целиком, потом слезать вниз, (рабочие удалились под предлогом простучать стыки, отошли на пару километров, покрутили пальцем у виска и скрылись в лесу), брать черную краску и рисовать «Е». Получилось не очень: новая буква вышла кривая, черная краска размазывала белую и ложиться не хотела, старая буква все равно осталась просвечивать. Но это были мелкие недостатки. Начальник станции слез удовлетворенный и пошел в свой кабинет.

На этом первичные работы по украинизации станции завершились. Теперь пришло время подумать о бренном теле. С этой целью Ковбасюк выписал за счет станции жовтой и блакитной краски и затеял ремонт. Первым делом он решил расширить свой кабинет и поставить там кровать, поскольку ходить каждый день в деревню и назад было очень уж утомительно, а на велосипеде наш герой ездить за всю свою жизнь так и не научился. А тут как раз наконец прибыл грузовик с его домашними вещами. Поэтому кассирше отгородили фанерой закуток в зале ожидания, перенесли туда компьютер, а перегородку между кассой и кабинетом начальника станции выломали. В самом кабинете сделали евроремонт, то есть оклеили его белыми обоями и закрасили их в зеленый цвет (смешав жовтый и блакитный), потом расставили мебель в лице шкафа и кровати, а письменный стол там уже и так был. После этого пришел черед зала ожидания. Его раскрасили в национальные цвета - нижняя панель желтая, верхняя - голубая. Хотел Ковбасюк еще нарисовать там казака в шароварах и з вусами, а рядом с ним - украиночку, да только ни у кого на станции не оказалось художественных талантов. За время ремонта у Петра с Алексеем ввиду их лености появилось немало новых отметок в черной книжечке. Впрочем, на рабочих в Бубукино был явный кадровый голодомор, поэтому заменить их было все равно некем.

В трудах и хлопотах прошел целый месяц. Но результат того стоил. Станция идейно преобразилась, а «Библиотека украинца» получила наконец достойную оправу.

Владимир Хведиривич мог теперь спокойно отдыхать на лаврах. В радиусе пяти километров от станции даже самый въедливый руховец не нашел бы ни следа тоталитарного имперского языка (сделать это было тем легче, что как раз в этом радиусе вообще не было человеческого жилья, только сосны интернационально шумели на ветру). Начальник станции просыпался поздно, когда за окном грохотал поезд на Минск, не спеша одевался, потом выходил в зал ожидания, следить, не разговаривает ли там кто на ложном языке. Местные жители поначалу приветствовали это его намерение жемчужинами народного просторечия, но Ковбасюк не реагировал. В одном национально свидомом журнале он прочитал, что нецензурная лайка мове вообще не свойственна, а все эти грубые слова суть татарские и употреблять их могут только москали. Поэтому он обычно делал вид, что смысла не понимает. Пассажирам это постепенно надоело, поэтому они в здание станции вообще старались не заходить. Благо, у украинского пригородного сообщения есть одно свойство, выгодно отличающееся от сообщения российского: в украинских электричках продают билеты, а в российских только штрафуют.

Под вечер, обойдя всю станцию, на предмет соблюдения закона о державной мове и не найдя ничего крамольного, Ковбасюк закрывался в кабинете, брал в руки Андруховича и мгновенно засыпал.

Так и текли неторопливые дни. Приезжали на станцию поезда, тормозили, стояли какое-то время, потом машинист дергал вилку контроллера и разгонял локомотив, оставляя позади переезд и здание станции, и мирно дремлющего Ковбасюка. Вот она - настоящая украинская идиллия. Кто-то там куда-то ездит, таскает какие-то чемоданы, высекает искры из электрического мотора, а нам и здесь хорошо. Тепло, уютно и покойно. Целый день зевал Ковбасюк, а за ним и рабочие, укрывающиеся на соседней полянке, а за ним кассир и дежурная по станции, ну и животное в лице Машки тоже мирно весь день спало.

Но плохо бы вы подумали о пане Ковбасюке, если бы решили, что он решил почивать на лаврах в этой тихой аркадии. Не таков он был, душа его денно и нощно радела о державе, даже если снаружи этого и не было видно. Конечно, имперский язык на станции был истреблен, но ведь есть же еще и поезда. А что если там написано что-нибудь сомнительное? Владимир Хведиривич закрыл глаза и стал вспоминать, нет ли в вагонах каких-нибудь надписей. Вспоминал долго, но ничего на ум так и не пришло. Сказать по правде, наш герой ездить в поездах побаивался - вдруг крушение. Едешь, едешь, и бац - с рельсов. Так что воспоминания о вагонах у него были самые примерные и толку от них не оказалось никакого. Зато пришел в голову гораздо более полезный план.

На следующее утро начальник станции встал очень рано, надел парадный китель, на котором гордо сияло золотом колесико с крылышками, и вышел к своим верным солдатам. В роли солдат выступали все те же Петр и Алексей. Они нарядились во что-то типа военной формы, то есть вместо брезентовых штанов были в спортивных, на завязочках. Леха держал на поводке Машку, так и хочется написать - прямо-таки рвущуюся послужить любимой стране, но на самом деле сонную и недоумевающую. Впрочем, зрелище все равно было боевое.

После долгого ожидания наконец подкатил поезд на ту самую станцию Эм, упомянутую в начале нашей истории. Дежурная по станции подняла запрещающий сигнал, Ковбасюк вызвал непроснувшегося начальника поезда и сообщил ему, что уполномочен обойти все вагоны и проверить их на предмет надписей на москальском языке. Поезд принадлежал «Укрзализнице», так что начальник не особенно и возражал. Чего-то в этом духе уже давно ждали, было к тому немало примет. Например, на электричках к этому времени вместо ложной буквы «Э» написали букву прямо противоположную, то есть «Е», а машинистов заставили гнусавить остановки по-новому.

Гордо прошествовал Ковбасюк по поезду с охранником и с собакой, зорко вглядываясь во все надписи. В начале вагона все было правильно - висела бумажка с названиями станции и правила пользования. Цифры на дверях купе были римские, то есть к москалям никакого отношения не имели (не третьеримские, а просто римские были цифры - скажем мы не в меру умным читателям). Однако же стоило только зайти в туалет - и ужас! Ужас!! Кошмар!!! Там было такое... такое мерзкое... такое гадкое... Это решительно невозможно даже описать в приличном обществе. Вы только представьте себе - такая черная металлическая табличка, прикрученная шурупами, один край поцарапан, а на ней белые буквы, которыми написано... Цитирую дословно: «Для спуска воды нажмите на педаль». И написано по-русски!!!

Этого Ковбасюк оставить так не мог. Алексей был послан к бардачку за отверткой и, вернувшись, принялся за повсеместное утверждение державной мовы. Винты, проржавевшие от постоянной влажности, проворачивались очень туго. Ковбасюк пошел по всем вагонам и велел везде посвинчивать непотребство. Начальник поезда попытался было намекнуть ему, что поезд задерживать нельзя, но был насмерть сражен таким аргументом: «Мы живемо в Украине, а потому у нас повынна усюды быть украинска мова»  7 . Эта капиталяция начальника поезда тем более странна, что у него была в России дополнительная жена, и неизвестно еще, где он жил больше - дома или у нее. Тут позвонил машинист, стал кричать, что у него график, какие к черту таблички, потом сообщил, где он видел эту мову (где именно - Ковбасюк точно не расслышал, очевидно, на какой-то станции), и переложил ответственность с себя на начальника поезда.

Но так ругаться было совершенно не из-за чего. Снятие всех табличек не заняло больше часа, да и акция эта была разовая. Освободил все туалеты от ига соседнего государства - и езжай себе спокойно. Тем более, что пассажиры в эту сцену не вмешивались, только рады были возможности выйти из душного вагона и покурить на свободе, вдохнуть воздух, напоенный ароматами соснового леса, пособирать лютики-цветочки.

В конце концов красный диск убрали и поезд на славный город Эм уехал преображенным. Но отдыхать было некогда - на подходе был уже следующий. Впрочем, опыт, как говорится, не пропьешь. Внушительный вид начальника станции, страшная служебная собака, да и Алексей взял отвертку поудобнее и побольше - так что следующий поезд «Укразализныци» был обработан всего за полчаса, а третий - шестьсот какой-то - еще быстрее, поскольку вагонов в нем было всего пять. В общем, весело и споро пошло дело.

Почти... Пока не приехал поезд, на каждом вагоне которого нарисовано было белой краской под трафаретку нечто кругообразное с буквами «РЖД», что означает, если кто не знает, «Российские железные дороги». Начальник этого поезда, следовавшего в один из городов, обозначенных на расписании иностранными буквами, подвергнуться досмотру отказался наотрез, сославшись на то, что поезд есть территория иностранного государства, никакого отношения к Украине не имеющая. Будучи человеком относительно молодым и сильным, он вытолкал Ковбасюка из вагона, за ним Леху (тот не особо и сопротивлялся), потом связался с машинистом и приказал ехать вперед, несмотря на запрещающие сигналы дежурной.

Это все-таки было хамство. Такого непонимания Ковбасюк никак не ожидал. Да ведь мы этих москалей всю жизнь кормили, они бы без нас были ничто, так и прозябали бы на своих угро-финских болотах, мы им культуру показали, открыли европейские ценности, а они... а он... Никакого уважения, никакого сочувствия, заботы, внимания. Это был удар, но Владимир Хведиривич был сильным человеком. Он мужественно сцепил зубы и стал ждать следующего поезда.

До вечера еще несколько составов уехало вдаль со светлыми пятнами на месте бывших табличек. Сами таблички были собраны вместе и выкинуты в сортир. Вечером немного передохнули, перекусили тем, что нашлось - салом и хлебом, и открыли ночную смену.

На этом месте внимательный читатель имеет полное право задать резонный вопрос: почему это безобразие никто на железной дороге не заметил? Поезда опаздывают на целый час, график движения летит ко всем чертям, а реакции никакой? Ну допустим, не такая уж и икона - график движения, да и поездам стоять по часу не так уж необыкновенно. В некоторых местах, да хоть бы в пяти часах езды от станции Бубукино, на границе, они вообще торчат часа по полтора, пока толстые мордовороты шастают по чужим чемоданам, изображая таможенный досмотр. Так что и железнодорожники, и тем более пассажиры - люди ко всему привычные. Но оправдываться этим мы не будем. На самом деле, сбой графика заметили еще утром и тут же позвонили на станцию. Только там никого в это время не было - все были заняты осмотром поездов. Потом днем диспетчеру нажаловался начальник русского поезда и угрожал пустить это дело по своему начальству с соответствующими дипломатическими осложнениями. Диспетчер в конце концов доложила выше, но опять-таки не было связи со станцией. Уже к вечеру ответственные лица, смекнувшие наконец, что не все ладно в Бубукино, позвонили милицейским чинам, а те дали соответствующее указание участковому милиционеру. Милиционеру же никак не хотелось идти несколько километров по ночному лесу и он справедливо рассудил, что до утра ничего особенного там не случится.

Взошедшее солнце обнаружило станцию в довольно странном состоянии. Дежурная и кассирша, а также путевой рабочий Алексей сидели в зале ожидания, устремляя как могли пристальный взгляд на своего руководителя. Измученная Машка валялась у них под ногами. Ковбасюк же, напротив, был необыкновенно бодр, глаза его лихорадочно блестели, он яростно размахивал руками и довольно отрывисто излагал свою теорию происхождения украинцев от жителей Венеры, а русских - от смеси турков с финнами, потом внезапно перескочил на коварство москалей, что они вездесущи, мелки и потому почти незаметны, что нужна бдительность, что они специально пускают по лесу огромных зеленых червяков, почти как в «Дюне» Герберта (откуда он про «Дюну» узнал - ума не приложу, наверное, прочитал где-нибудь), что эти рогатые червяки уничтожают все живое одним своим видом, пыхтят, рычат, роют землю, а вокруг них летают стаи москалей, а в середине червяков установлены телекамеры, и оттуда за нашей страной все время наблюдают, а сбоку у них приделаны руки Москвы, которые машут, пашут, сбивают деревья, машут, пишут, косят, боронят...

Что еще делают эти самые руки, так и осталось неизвестным. Именно в этот момент в зале появился доблестный страж порядка, совесть которого так и не дала ему толком поспать и пробудила его засветло. Увидев человека в форме, Ковбасюк внезапно переменился в лице, простер по направлению к нему правую руку и нечленораздельно завизжал что-то вроде: «Зрада! Зрада! Мазепа, пособи!». Потом, не меняя позы, стал боком отступать к своему кабинету, резко вбежал туда, а когда милиционер последовал за ним, открыл окно и с криком «Русские идут!» выпрыгнул из него на манер министра Форрестола. Окно, впрочем, вряд ли было выше полуметра от земли, так что ничего страшного не произошло. Ковбасюк быстро подскочил, побежал зигзагами за кучу шпал, схватил там кувалду, забытую рабочими, стал размахивать ей так, что вокруг него образовался размазанный круг, потом внезапно ее выпустил, слава богу, ни в кого не попав, и петлями бросился в лес.

Воцарилась полная тишина. В лесу щебетали какие-то мелкие птички и больше ни один звук не проникал под крышу зала ожидания. Только милиционер присвистнул и сказал: «И часто он у вас так»? У остальных удивляться чему-нибудь уже не было сил. Так их и застали пришедшие на работу Петр с Серегой.

Впрочем, уже в тот же день жизнь на станции пошла своим чередом - по крайней мере, внешне. Работники там были опытные, дело свое знали и зарплату получали не зря. Могли запросто обойтись без начальника, да в сущности в последнее время без него и обходились. И честно говоря, избавившись от его заскоков, только вздохнули спокойнее. Они решили, что Ковбасюка больше уже никогда не увидят и о нем ничего не услышат. Но это было наивно - куда же могла деться такая энергия свободы и новообретенной государственности?

Ковбасюк дал о себе знать очень скоро. В первую же ночь после лекции он взломал сельмаг той самой кувалдой и унес оттуда двадцать банок рыбных консервов самых разных видов - от бычков в томате до шпрот «Рижское золото». Потом стал собирать пустые пластмассовые бутылки, в изобилии валявшиеся вдоль колеи, выскакивать на горку и закидывать ими проходящие поезда. На станцию повалили жалобы от машинистов. Днем все было тихо и спокойно, Ковбасюк, очевидно, спал, а ночью его видели в самых разных местах - темный силуэт с горящими красными глазами, неожиданно выскакивающий на рельсы перед составом и замахивающийся бутылкой. Дальше - больше. Пришедшие в пятницу на работу служащие с удивлением обнаружили, что исчез станционный туалет - шаткое сооружение, сбитое из досок. Вокруг были обнаружены глубокие следы, уводившие в лес. В самом селе начали исчезать куры, а потом даже корова. Последняя, впрочем, была почти сразу же благополучно найдена - просто отбилась от стада, но сельчане решили, что и тут без Ковбасюка не обошлось. И наконец, он додумался наполнять бутылки землей для придания им большей убойной силы и тут же испытал новое оружие на одиночном электровозе - выбил фару и только чудом не попал в окно кабины.

Таким образом, дело уже дошло до порчи государственного имущества. Тут же был издан указ, чтобы поезда проскакивали отрезок пути, проходящий по лесу, окружавшему Бубукино, на максимальной скорости. Однако машинисты выполнять его наотрез отказались. Все они были люди грамотные, с технической жилкой, в положенные сроки делали техосмотр своих коней, и Перельмана тоже в свое время читали. Там очень наглядно нарисовано, что бывает с машиной, навстречу которой летит яблоко или арбуз или какой-нибудь другой плод. А линия была не какой-нибудь захудалой боковой веткой, где два раза в сутки проедет красный дизель из четырех вагонов. Нет, эта линия была магистральной, вела прямиком к границе, проходя через кучу областных центров, и останавливать движение на ней никак было нельзя.

После некоторых раздумий был издан другой приказ: проезжать этот отрезок пути как можно медленней, а в помощь работникам железной дороги было послано пять опытных омоновцев - для сопровождения составов. Омоновцы прибыли на другой же день и составили себе небольшой график - в какой поезд садиться и на каком возвращаться назад.

Бубукинский волк - а именно такое прозвище уже успел получить Ковбасюк в селе - ждать себя не заставил. Капитан Чернолапко делал только вторую или третью ходку, сидя за помощником машиниста на маленькой табуреточке, когда из-за дерева появилась сгорбленная растрепанная фигура и стала замахиваться бутылкой. Поезд тут же затормозили, тем более, что сделать это было несложно - он и так тащился, как самый захудалый трамвай, - и доблестный капитан сразу выскочил наружу.

Некоторые наивные люди, никогда не видевшие шизофреников, почему-то путают их с олигофренами, считая, что больные вообще ничего не соображают, а только глупо пускают слюни. Это, конечно, неправда, логикой и остротой соображения многие сумасшедшие дадут сто очков вперед любому средненормальному человеку. У них только аксиомы не те, что обычно приняты в человеческом обществе, а выводы они делают - будь здоров. Ковбасюк не стал здесь исключением. Уж не знаю, какие он там сделал умозаключения, но только завидев человека в камуфляжной форме, он сразу же уловил идею, отшвырнул в сторону тяжелую бутылку и бросился между деревьями, петляя как заяц. Капитан побежал за ним, но очень скоро сбился с дороги и потерял его из виду. Это и не удивительно - конечно, омоновец был профессионалом, а Ковбасюк - жалким любителем, но капитан местности не знал, да и ловил до того, если честно, простых обывателей, максимум - разгонял провинциальные митинги. Пришлось возвращаться в локомотив без добычи.

Однако же и этого вполне хватило. Ковбасюк затаился в лесу и к составам выбегать перестал. Видно, зрелище камуфляжа подействовало на него успокаивающе, а то и вызвало самопроизвольную ремиссию. Омоновцы еще пару дней поездили сопровождающими и решили закрепить успех, устроив облаву. Готовились они к ней долго и основательно, смазывали наручники, собирали и разбирали оружие, даже изучали карты. Но Ковбасюк как сквозь землю провалился. Долго лазили омоновцы по лесу, продирались сквозь колючие кусты, врезались даже в сосны на бегу, но не вышло ничего. Не было Ковбасюка и все тут.

На этом стражи порядка успокоились, решив что Бубукинский волк совершенно сгинул, убоявшись вооруженной силы. Поездили еще пару дней на поездах для порядка, но уже не на каждом, а потом вообще расслабились. Стали ходить в лес, валяться там в тени древ, познакомились с молодыми поселянками, начали с ними заигрывать, обнаружили чудесное озерцо с чистой водой и завели моду ходить туда купаться. В общем, забыли свою суровую профессию и начали вести идиллический образ жизни, тем более, что они по-прежнему числились в командировке и зарплата им исправно шла.

Но не зря придумали пословицу «на войне как на войне». Расслабляться-то как раз в этом случае и не следовало. Очень скоро лейтенант Голобородько, выбравшись из озера и только собравшись вытереться насухо махровым полотенцем, совершенно некстати обнаружил, что не только вытираться нечем, но не во что и одеться. Более того, нечем даже будет, если что, остановить потенциального преступника, поскольку наручники и табельный пистолет тоже бесследно куда-то исчезли. Теперь хитрый Ковбасюк был вооружен по-настоящему.

Дело приняло совершенно серьезный оборот. Голобородько получил взбучку, но пистолета это не вернуло. Управление железной дороги прислало еще один отряд смелых воинов и была устроена еще одна облава. Закончилась она также, как и предыдущая - то есть ничем. Волк скрылся где-то в лесу и не показывался. Беспрепятственно проезжали поезда опасный участок, машинисты втягивали голову в плечи, но безмолвен и тих был сосновый лес.

Ситуация зашла в тупик. Ковбасюк мог обретаться где угодно, еды ему хватало, магазинов и киосков с хлебом в округе было достаточно - к каждому охранника ведь не приставишь, был у него пистолет и отличные никелированные наручники, и выходить из леса он не собирался. Омоновцы же могли и дальше кататься на поезде, каждую минуту ожидая выстрела из темноты чащи, но толку от этого было немного. Не посылать же в самом деле целую воинскую бригаду ловить какого-то психа, да и не поедет бригада, и где ее, собственно, сейчас возьмешь?

Так бы и свирепствовал Ковбасюк, прозванный бубукинским волком, и дальше до самой зимы, а то, может быть, и зимой, если бы украл, скажем, где-нибудь тулуп, а то и целую палатку, а к ней в придачу толстые полипропиленовые пенки, если бы не пришла вдруг помощь с совершенно неожиданной стороны. Поспешила на выручку наука, почти забытая, бывшая некогда производительной силой общества, а ставшая со временем - черт его знает, чем она и стала: не то приживалкой, не то поводом струсить денег со студентов. Впрочем, говорить такие вещи о профессоре Кущинском было бы несправедливо: свою науку психологию он любил, студентов, конечно, гонял, но по делу и презенты от них не принимал. В историю эту он попал совершенно случайно: в управлении железной дороги был экономист, услышавший как-то обо всем балагане, который творился в районе Бубукино, написал своему дружку по электронной почте - посмеяться, а тот был знаком с профессором и эту историю ему рассказал, профессор заинтересовался, информация пошла в обратную сторону, и в конце концов Кущинский был представлен ответственным работникам. Человек он был видный, очень положительный, обаять умел и, потирая небольшую бородку, авторитетно начал размышлять вслух, что произошло, какой этиогенез и есть ли виды на просветление. Потом посетовал, что ввиду отсутствия больного невозможно применить к нему восьмицветный тест Люшера, а из-за этого и сказать что-то определенное о его внутреннем мире, и в конце концов посоветовал, что конкретно предпринять.

Рекомендации его исходили из принципов гуманистической психологии, считавшей, что больной - тоже человек, хотя и не совсем нормальный, а с другой стороны - кто может, положа руку на сердце, сказать, что он совершенно нормальный? И если сумасшедший скачет или бьется головой в стену, то совсем не обязательно от своей болезни, а может быть просто потому, что вокруг него скачут жабки или марсиане, и он их прекрасно видит, а никто ему не верит. Короче говоря, профессор Кущинский порекомендовал на какое-то время немного подогнать реальность под представления Ковбасюка, а именно, полностью украинизировать станцию и ждать, пока тот сам выйдет из леса. В Бубукино по провисшим раскаленным проводам помчалась соответствующая телефонограмма и дело пошло.

В принципе, после Ковбасюка и работы-то было немного: омоновцев переодели в жупаны и широкие красные шаровары, кассирше и дежурной одели вышиванки и плетеные веночки (последней - красного цвета, чтобы не нарушать инструкцию по сигнализации на железных дорогах), на здание повесили два портрета с биографиями - слева Тараса Григоровича Шевченка, справа - Олеся Бубукина, поэта-патриота, которого за его вольнолюбивые вирши имперский режим выслал в страшные мордорские  8  лагеря (эта душераздирающая история была сочинена лично профессором Кущинским). Еще повесили таблички «Лаятыся, а також розмовляты росийською мовою суворо заборонено»  9 , включили через динамики правильные песни, прославляющие нашу державу (образец: «Молода краина - наша Украина»), и развесили по окрестным деревням афиши, в которых уведомляли, что на станции в воскресенье состоится праздник возвращения ей исконного имени.

Дальше, собственно, не было ничего интересного. В назначенный день Ковбасюк прискакал на станцию практически в восемь утра, еще до начала предполагаемых торжеств. Выйдя из леса, он поцеловал землю, низко поклонился обоим портретам, положил под каждый полевые цветочки и тут же был повязан налетевшими на него омоновцами, закован в наручники и препровожден в свой же бывший кабинет, где и оставался, пока за ним не пришла машина с красным крестом. Полдеревни высыпало поглядеть, как заросший, небритый Ковбасюк в длинном зеленом халате идет, подталкиваемый санитарами.

Пистолета, кстати, у него с собой не оказалось. Оружие нашли чуть позже - вместе с консервами оно лежало в схроне  10 , который потом обнаружили в лесу - и не очень далеко от станции. Схрон был сделан из деревянного сортира, прислоненного к склону небольшого холмика, ловко засыпан сверху землей и замаскирован ветками. В нем Волк и отсиживался во время облав.

В тот же самый день возобновился нормальный график движения поездов.

* * *

Вот, собственно, и вся история Бубукинского волка. Благодаря современной науке завершилась она очень быстро, не было ни катастроф, ни человеческих жертв. Все это, правда, потом допридумывали журналисты, когда писали сенсационные статьи под страшными заголовками - но чего еще ждать от желтой прессы? Жизнь на станции пошла дальше своим чередом, прислали нового начальника - молодого, только после института, который никакими выходками не отличался и был на удивление уравновешенным человеком. Омоновцы отбыли назад в Донецк и по-прежнему служат опорой порядка. Только лейтенанта Голобородька за потерю личного оружия услали охранять булочную, хотя и элитную, под названием «Паля Ницца», а все равно обидно. Машка родила трех кутят - двух рыжих, как она, и одного почему-то белого. На станции повесили мемориальную доску в честь Олеся Бубукина, а в Киеве издали книгу его пламенных стихов.

Что же касается дальнейшей судьбы Ковбасюка, то ничего о нем толком неизвестно. Ходили, правда, слухи, что он устроился в соседней области в облоно - курировать переведение школ на украинский язык, но надо заметить, что это - совершенная ерунда, противоречащая здравому смыслу. Если у него были знакомые в системе просвещения, то он бы сразу где-то там и осел после техникума, а не ехал бы на станцию. По-моему, это ясно любому разумному человеку.

2002, Бубукино - 2004, Донецк

Комментарии для российского читателя

1 Авторы лингвистической гипотезы, гласящей, что структуры родного языка влияют на мышление человека, искажая его в ту или иную сторону. Гипотеза до сих пор никем не доказана.

2 Справочник правильных географических названий, не искаженных погаными москалями, будь они все прокляты

3 На крайне искаженном украинском языке Ковбасюк пытается выразить следующее: "В целях повсеместного внедрения родного украинского языка на подведомственной мне станции, считаю целесообразным сделать и установить на здании оной название станции на родном языке, с какой целью делаю вам запрос на изготовление правильной вывески".

4 В украинском языке слово "собака" - мужского рода.

5 Юрий Андрухович - современный модерновый украинский писатель. Сочинения состоят из поругания России и непрерывного литературного выпендрежа. Широко известен в национально озабоченных кругах и практически неизвестен за их пределами. Книги его чтению практически не поддаются. "Юрий Андрухович в своей прозе творит мастерскую иллюзию постколониальной действительности. В первом своем романе - "Рекреации" - он изобразил превращение антиколониального типа культуры в постколониальной действительности, во втором - "Московиаде" - показал агонию Империи и колониальной цивилизации, которая - чтобы выжить - пытается замаскировать себя под постколониальную. Третий роман - "Перверсия" - на первый взгляд в рамки постколониальной действительности не укладывается, но это своего рода бегство от постколониальной действительности" (Оля Гнатюк)

6 То есть за 'I'. Украинская азбука на базе русской с добавлением трех букв была разработана в XIX веке П. Кулишом. Название станции на украинский манер должно писаться как "Бубукiне"

7 "Мы живем в Украине, а поэтому у нас должен везде быть украинский язык". Этот аргумент придуман не Ковбасюком. Он обычно используется как ultima ratio для необходимости изучения украинского языка. Выражение "в Украине" официально введено в русский язык в годы независимости, чтобы подчеркнуть, что Украина является самостоятельным государством, а не территорией, про которую можно сказать "на Украине"

8 Профессор Кущинский в спешке перепутал Мордовию, где действительно раньше располагались лагеря строгого режима, со злой сказочной страной Мордор, придуманной Дж. Р. Толкиеном

9 "Ругаться, а также разговаривать по-русски строго запрещено". Плакаты такого содержания развешивались в общественных местах при гетмане Скоропадском.

10 Схрон - укрытие, в котором бандеровские вояки отсиживались между операциями

При использовании этого материала просим ссылаться на Лефт.ру