В эти дни, когда исполняется 25 лет со дня смерти Владимира Семёновича Высоцкого, мне хочется поделиться мыслями о его творчестве. При жизни я был старше его на два дня. Сейчас я старше его уже на 25 лет. И чем дальше, тем яснее мы осознаём, чем был он для нашего поколения.

Его творческая судьба кажется необъяснимой. При жизни его песни слушал и пел весь народ вопреки неофициальному заговору молчания; а после смерти, когда его вроде бы признали и даже стали популяризировать, общество вдруг как будто утратило к нему интерес.

Самое простое и очевидное объяснение – что талант Высоцкого был неповторим. Его творчество – уникальный сплав поэзии, музыки и актёрского мастерства. Но главная причина гораздо глубже. Она в том, что творчество Высоцкого представляет собой отражение и критический анализ духовного состояния современного ему общества.

Высокие вершины никогда не поднимаются среди равнин, а только в сердце горных хребтов, в окружении других гор. Подъём творчества самодеятельных поэтов-песенников начался в конце 50-х – начале 60-х годов, то есть в период, который называют «хрущёвской оттепелью», а более точно – началом эпохи застоя. Именно тогда начался поворот от социалистического общественного идеала материального и духовного развития к буржуазному по своей сути идеалу материального благосостояния. Именно тогда началось разрушение идейных основ советского общества, осквернение его прошлого с целью лишить будущего, обозначился разрыв между реальной политикой государства и его официальной идеологией. Это не могло не вызвать протеста. И в то время, как по радио и телевидению хорошо поставленные голоса профессиональных певцов хором гремели: «Мы к коммунизму на пути», «Мы будем жить при коммунизме», – геологи, моряки, туристы, студенты пели под гитару и слушали в магнитофонной записи песни Визбора, Окуджавы (тогда ещё никто не мог предугадать, что позже он будет приветствовать расстрел Верховного Совета из танковых орудий и умрёт в Париже, забытый всеми), Городницкого, Кукина, Клячкина и других, противопоставляющих фальши официальной пропаганды мир простых человеческих чувств, погоне за деньгами – романтику «тумана и запаха тайги». Это был пока ещё неосознанный, но растущий протест против внедряемой сверху двойной морали, следствием которой становилась растущая бездуховность общества.

Такова была та горная страна, над которой как высочайший её пик поднялся талант Высоцкого. Его творчество, очень неровное и противоречивое, всегда отвечало потребностям общества, которое истосковалось по слову правды. И он сказал это слово. Неосознанный протест он превратил в осознанный. Вот почему из всех поэтов-песенников – «бардов», как их позже назвали, – он один стал подлинно всенародным поэтом. От блатной романтики, которую позже он сам назвал «блатной стариной», от весёлого юмора таких песен, как «Марш космических негодяев» или «Федя-археолог», он пришёл к таким вершинам своего творчества, как «Братские могилы», «Мы вращаем Землю», «Ещё не вечер», «Баллада о борьбе» и множество других. В эпоху, когда одни по неразумию, другие целенаправленно обесценивали неумеренным употреблением все высокие понятия, он сумел найти свои особые слова, чтобы утверждать патриотизм, верность убеждениям, готовность к борьбе за них, сознание ответственности каждого за всё происходящее в мире.

И во веки веков, и во все времена
Трус, предатель всегда презираем.
Враг есть враг, и война всё равно есть война,
И темница тесна, и свобода — одна,
И всегда на неё уповаем.
(«Баллада о времени»).

На нас глядят в бинокли, трубы сотни глаз
И видят нас, от дыма злых и серых,
Но никогда им не увидеть нас
Прикованными к вёслам на галерах!
(«Ещё не вечер»).

Просто Землю вращают, куда захотят
Наши сменные роты на марше.
(«Мы вращаем Землю»).

А я для того свой покинул окоп,
Чтоб не было больше потопа.
(«Сыновья уходят в бой»).

Только в грёзы нельзя насовсем убежать.
Краткий миг у забав – столько боли вокруг!
Попытайся ладони у мёртвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.
………………………………………
Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты солёные слезы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал, что почём, –
Значит, нужные книги ты в детстве читал.
(«Баллада о борьбе»).

Как и все настоящие поэты, Высоцкий обладал даром предвидения. Он видел и предостерегал нас от опасности бездумно плыть по течению:

Кто рули да вёсла бросит,
Тех нелёгкая заносит –
так уж водится!

(«Две судьбы»).

Его песни-сказки были злой сатирой на застойную систему правления. «Жертва телевидения», «Письмо из сумасшедшего дома» – предупреждением об опасности телевидения в деле оглупления людей, превращения их в бездумных, нерассуждающих роботов. «Чужая колея» – об опасности искусственно насаждаемого единомыслия. «Смотрины», «Дом», «Диалог у телевизора», «Слухи» – предупреждение, что материальное благополучие без соответствующей высокой духовности неизбежно приводит к потере человеческой сущности, деградации человека и общества. Наконец, «Лекция о международном положении» была прямым предупреждением об опасности агентов влияния в государственном руководстве, сделанным задолго до того, как прозвучало само это слово.

О разъедающей общество утрате чувства коллективизма и взаимопомощи, об отчуждении власти от народа, о прикрытом высокими лозунгами и громкими словами пренебрежении судьбами отдельных людей с болью предупреждал поэт в своих песнях «Человек за бортом» и «Баллада о брошенном корабле»:

И мой корабль от меня уйдёт.
На нём, должно быть, люди выше сортом.
Вперёдсмотрящий смотрит лишь вперёд,
Ну что ему, что человек за бортом!

И ушли корабли – мои братья, мой флот!
Кто чувствительней – брызги сглотнули.
Без меня продолжался Великий поход,
На меня ж парусами махнули.

Все эти песни Высоцкий, как Данко, вырывал из груди, чтобы осветить зияющую пропасть, к которой мы шли в бездумном ослеплении. И понятно, почему находилось столько «осторожных людей», которые спешили наступить на них ногой, чтобы не допустить пожара. Он, вооружённый только гитарой и магнитофоном, выступал против той правящей системы, которая тайно готовила гибель советского общества. Но не они смогли загасить огонь его песен. Его предупреждения гасли в болоте нашего собственного равнодушия и самоуспокоенности. Наша трагедия в том, что он горел и светил для слепых!

Только теперь, когда мы уже упали в бездонную пропасть, мы начинаем понимать это. А он понимал ещё тогда и с горечью отмечал:

Пророков нет в отечестве своём
Да и в других отечествах не густо...

Его талант многие пытались использовать в своих целях. Но это всегда кончалось одинаково:

И я нарочно разорвал струну
И утаил, что есть запас в кармане...

Его выпускали за границу в тайной надежде, что он не вернётся и можно будет вздохнуть с облегчением:

Нет его, умотал наконец!
Вот и пусть свои чуждые песни
Пишет там про Версальский дворец.

А он возвращался и бросал в лицо своим недругам:

Не волнуйтесь - я не уехал,
И не надейтесь - я не уеду!

Его лишали ролей в фильмах, куда он уже был приглашён. Его песни, написанные для этих фильмов, заменяли другими. Он понимал, что это не случайность:

Но не ошибка – акция
свершилась надо мною,
Чтоб начал пресмыкаться я
вниз пузом, вверх спиною...

А пресмыкаться он не умел. Он никогда не клялся именем Маркса, но имел одинаковое с ним представление о счастье: это борьба.

Влечу я в битву звонкую да манкую –
Я не могу, чтоб это без меня, –
И поступлюсь я княжеской осанкою,
И если надо – то сойду с коня!

На протяжении всей своей творческой жизни Высоцкий обращался к теме Великой Отечественной войны. Это тоже была форма протеста против фальши официальной пропаганды и растущей бездуховности общества, – как у Лермонтова его «Бородино». Для Высоцкого война была прежде всего временем, когда принцип «раньше думай о Родине, а потом о себе» был не голым лозунгом, а основой духовного бытия советских людей. В известной песне, растиражированной средствами массовой информации, он был превращён в бездумно повторяемый припев; у Высоцкого же он выражен в системе поэтических образов, которые невозможно ни механически повторить, ни извратить.

И здесь нельзя не упомянуть ещё об одной характерной особенности творчества Высоцкого. Его герои, сильные, мужественные люди, обладают органической способностью чужую боль ощущать сильнее, чем свою собственную. Ощущают так сильно, что её не могут выразить ни слезы, ни крик – только вой:

Всё теперь одному... только кажется мне –
Это я не вернулся из боя.
(«Он не вернулся из боя»).

Я выл белугой и судьбину клял:
Немецкий снайпер дострелил меня,
Убив того, который не стрелял.
(«Тот, который не стрелял»).

И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
Оттого, что убили его, не тебя...
(«Баллада о борьбе»).

Вот почему сейчас, как и при жизни, творчество Высоцкого замалчивается официальной пропагандой. Был момент, когда правители, ставившие своей целью разрушить СССР, уничтожить социализм, попытались взять его в союзники. Но они быстро поняли свою ошибку. Потому что для Высоцкого, объездившего полмира, Родина никогда не была «этой страной», а была ЕГО страной, в которой можно и нужно открыто говорить обо всём, что мешает жить, но которую невозможно ни забыть, ни предать. Потому что в его сатире не было презрения к народу, а была боль за него. Потому что в его песнях даже о самых трагических моментах советской истории не было стремления опорочить прошлое, а гордость нравственным величием советских людей, их сознанием ответственности за судьбу страны и всего мира. Поэтому Высоцкий и как личность, и как поэт при всех своих недостатках и ошибках был порождением социалистического общества.

Вот почему он всегда будет с теми, кто не предал свой народ, свою Родину, своё прошлое, кто остался верным своим убеждениям, не дрогнул и не отступил в борьбе. Он прожил всего 42 года, но продолжает жить в своих песнях и в сыгранных в кино ролях. И он не мог сказать о себе лучше, чем словами своего всенародно любимого героя Глеба Жеглова: «Проживу я всех дольше, чтобы вбить осиновый кол в их поганую яму!»

20.06.2000. – 24.05.2005.