Если бы Джордж Оруэлл сегодня стал заново сочинять свою сатиру «Ферма животных», но собрался бы описать ситуацию в современном левом движении и его интеллектуалов, он вероятно, обнаружил бы, что сегодня там господствуют не свиньи и собаки, а кроты и куры, поддерживаемые хамелеонами.

В самом деле, большей частью всеобщего класса интеллигенции и лидеров «левых» завладела странная интеллектуальная мода. Они качаются с игривой беспечностью между позициями грубого эмпиризма в стиле XIX века и софизмами современного постмодернизма, дополнительно обогащенного псевдоанархистскими формулами и положениями ложного агностического скептицизма.

Центральная идея этой новой моды – предполагаемая невозможность создать системную альтернативу варварству современного капитализма. А поскольку посткапиталистическое общество якобы невозможно не только построить, но даже и описать, то общественные форумы интеллектуалов, политических и профсоюзных лидеров национального, регионального и международного уровней превратились в подобие Стены плача и стали служить исключительно репродуктором для мрачных или же банальных песен посещающих эти форумы знаменитостей.

Неспособность связно обсудить социальное будущее и организовать вокруг него массы является, согласно этой идеологии, свойством современной реальности. Свою слепоту эти вечные мечтатели приписывают обстоятельствам, снимая с себя тем самым любое признание собственной вины. И хотелось бы стать хорошим антикапиталистическим интеллектуалом – да вот плохая, слишком сложная реальность не дает.

Субъективное желание перемен – происходящее из невозможности для любого этичного человека быть соучастником творящегося вокруг варварства – не стыкуется с посткапиталистической парадигмой, поскольку этого не дает сделать убогая антинаучная эпистемология. Сфинкс остался без ответов, кроме, конечно, тех, что дает господствующая драматургия и хореография. Ничто в этом перфомансе не приближается к честности Эдипа. Вокруг только кривляния театральных клоунов.

На вопрос, какие же черты будут у реальности, альтернативной неолиберализму, просвещенное невежество, которое якобы ищет ответы и никак не может найти, говорит: «Точно не знаем. Мы знаем, как сопротивляться неолиберализму, но не способны пока что сказать, как же от него отказаться. Но мы хорошо знаем, чего не хотим». Скромность этого феодального множественного числа, королевская замена «я» на «мы» здесь вполне уместна. Чего не знают интеллектуалы, того не знает вообще никто.

Считать, что единственной альтернативой неолиберальному хаосу будет социализм XXI века - значит впадать в «напыщенную велеречивость», - говорит другой обитатель Фермы животных на одном из Форумов в Порто-Аллегро, и подчеркивает: «Это не форум по возвращению прошлого... Не могу сказать, каким реальным выбором мы располагаем и думаю, что ни здесь, ни в Давосе этого не знают», но «слишком поспешно было бы создавать единую программу действий».

Движение альтерглобалистов – это оружие, которое должно быть направлено против нового империализма, - так заявляли на Всемирном социальном форуме в Мумбае. Однако в ходе этого собрания никто не конкретизировал необходимый парадигматический расклад, необходимый для борьбы с системой. Все оказалось растащено по разным углам – по предложениям в кейнсианском духе, возможным протестам против корпораций, особо нажившихся на вторжении в Ирак, секуляризации общественной жизни, угнетению женщин, уважению к другим культурам, сохранению окружающей среды и возвращению к социализму прошлого и так далее, и так далее.

Любому ясно, что все эти темы важны, но не менее ясно, что распыление сил делает невозможным глобальные решения и качественные изменения системы, а только они могут значительно улучшить качество жизни большинства.

В Индии и Бразилии, Росии и Германии ситуация очень похожа. Наиболее талантливый критик капитализма в Федеративной Республике Германии, Роберт Курц, исследовав систему более чем на 800 страницах своей книги «Черная книга капитализма», этой похоронной песни по рыночной экономике, пришел, однако, к выводу, что, вероятно, можно не ждать «нового движения социальной эмансипации».

Таким образом, выбор критического праксиса оказывается сведен к «культуре отрицания» (Verweigerung) и превращению критика-гражданина в «эмигранта в своей собственной стране», так сказать, эмиграции темы вовнутрь себя. В качестве последнего довода для восстания философ развертывает знамя немецкого либерального романтизма XVII (да-да!) века: «Идеи суть книги, и останется только одна книга».

Позиция наиболее проницательного немецкого критика системы – это возврат к позиции Франкфуртской школы, когда та в 60-е годы сдалась перед железной и кажущейся неуязвимой силой и жестокостью цивилизации капитала, отразив свою капитуляцию в книгах Теодора Адорно «Негативная диалектика» и Герберта Маркузе «Одномерный человек». После предсказуемого и абсолютно недиалектичного вывода о непобедимости системы немецкому демократу остается только один выход - «внутренняя эмиграция», отрицание и индивидуальный саботаж.

Суть проблемы левых и их интеллектуалов состоит, если смотреть обобщенно, из трех элементов. Первый – незнание научной эпистемологии и методологии. Подавляющее большинство знаменитых интеллектуалов и множество лидеров получили свое интеллектуальное образование в социальных науках, адвокатуре, журналистике, философии, филологии и литературе, а все эти области без исключения предпочитают эссеистический метод размышлений взамен строгого научного анализа, а кроме того еще и отличаются монодисциплинарной организацией по образцу XIX века и совершенно отличаются от естественных наук.

К этой эпистемологической и методологической безграмотности добавляется положение привилегированного класса, реакции которого в любой конкретной социальной ситуации очень отличаются от поведения социального большинства. Этот аристократизм рабочего движения, уже проанализированный Фридрихом Энгельсом, и нетрудовые доходы интеллектуалов порождают тенденцию в большинстве случаев ставить на первое место поддержку статус-кво взамен решительного продвижения антисистемного исторического проекта, которое автоматически будет наказано системой, что, в свою очередь, сделает невозможным мирное сосуществование с хозяевами капитала.

Третий элемент проблемы – олигопольная структура рынка идей и теоретических новшеств, прежде всего в сегменте умеренной критики (левый центр), но также и в сегменте крайне антикапиталистическом. На этом рынке доминирует несколько больших газет, веб-порталов, издательств, телевизионных програм, политических партий и общественных форумов. Эти прогрессисты, социальные движения, единые коллективы интеллектуалов и отдельные игроки оперируют на рынке исходя из логики исполнительных директоров транснациональных корпораций, защищая свою долю рынка с помощью сговоров, недобросовестной конкуренции и злоупотребления властью.

В рамках производственных отношений этого рынка идеологической суперструктуры и политической экономии лидерства аристократических интеллектуалов и рабочих не важен даже политический знак «левые» или «правые»: механизмы олигополического рынка совершенно одинаковы, а борьба за долю завоеванной власти и привилегии, которые отсюда вытекают, равно свирепа и беспощадна. В этом смысле фордизм и сталинизм - родные братья рыночных отношений.

Научное, экономическое и политическое невежество партийных, профсоюзных и интеллектуальных лидеров и групп давления, а также олигопольная структура сферы обращения (рынок) создаваемых идей, с одной стороны, генерируют упомянутый выше агностицизм, а с другой – фальшивые предложения по трансформации системы.

Один из примеров таких фальшивых дилемм освобождения был недавно выражен следующим образом: «Левое движение выиграет больше, если начнет терпеливо изучать сложную и противоречивую реальность национальной и классовой борьбы, вместо того, чтобы втягиваться в грандиозные всемирные пророчества, рассчитанные на долгие сроки, но никак не связанные с народными движениями».

Противопоставление эмпирического знания реалий борьбы большим теоретическим конструкциям – это подход, соответствующий уровню эпистемологического знания XVII, а не XXI века. Если ему следовать, то мы обречены все время лавировать между Сциллой донаучного эмпиризма и Харибдой легкомысленного постмодернизма.

Это плохое предложение – по двум причинам. Мы уже знаем, что индуктивные выводы или обобщение таких выводов не способны объяснить логику сложных динамических систем, которыми являются всемирное общество, региональные политические блоки и национальные государства. Поэтому идея разрабатывать решение проблемы капитализма сначала на национальном, потом на региональном и международном уровнях, в стиле русской матрешки, априори ошибочна, а методологические советы, сделанные исходя из ньютоновской модели мира, оказываются неадекватными.

Вторая сторона мнимого противоречия – предписание не «втягиваться в грандиозные всемирные пророчества, рассчитанные на долгие сроки» внезапно возвращает нас к идеологии «метаотношений» и «больших нарративов» буржуазного постмодернизма, которые вообще не заслуживают логического рассмотрения по причине их бессмысленности.

Настоящая возможность перемен не находится ни в популистском эмпиризме кротов – считающих, что слух, регистрирующий пульс народа, даст и лекарства для лечения, ни в утопических спекуляциях. Такое смешение между эмпирическими данными и теорией ведет к плачевным последствиям. Еще Галилей классически разрешил эту проблему в своем знаменитом письме к Кеплеру: «ut quod mente tenebam indubium, ipso etiam sensu comprehenderem» - «(только) то, что уже создал ум (гипотеза), постигается чувствами».

Искусство науки состоит не в сборе данных, хотя это и важное предварительное условие. Оно заключается в подходящем объединении этих данных, очень часто уже имеющихся, в рамках теоретической парадигмы - «mente concipio» (ум постигающий) на языке Галилея – как это было в случае Ньютона и Эйнштейна.

Точно также реальная альтернатива грубому эмпиризму и постмодернистской идеологии лежит в теоретической переработке эмпирической информации по социальным процессам, полученной прямым контактом с ведущими борьбу людьми, с их движениями, в рамках научной универсальной парадигмы социализма XXI века, а также в разработке региональных программ для Латинской Америки, Европы и Северной Америки, Азии и Африки и соответствующих национальных программ; все это в постоянном диалоге, взаимно обогащающем все стороны, желающие перемен.

Если устранить дымовую завесу агностического кокетства и методологических подлогов, созданную левыми лидерами и интеллектуалами, дело борьбы с капитализмом – к которой якобы невозможно подступиться – потеряет свою мнимую загадочность и предстанет в своей абсолютной ясности.

Быть революционером означает в любом случае соответствовать трем условиям: а) иметь Новый исторический проект, доказывающий объективную возможность сменить институты уже имеющегося режима на качественно другие; б) иметь программу перехода, рассчитанную на постепенное уничтожение старого режима; и в) вести практическую деятельностью, совместимую с Новым революционным проектом, то есть соответствующую ему в теории, практике и этике.

Любой человек со здравым смыслом понимает, что институты капиталистической цивилизации стоят на трех основных подсистемах – национальной рыночной экономике, формально-плутократической демократии и классовом государстве. Но любому человеку со здравым смыслом должно быть понятно и другое – быть революционером в году 2004-м, и это главное условие, значит иметь или разрабатывать исторический проект замены этих буржуазных институтов на новые, входящие в посткапиталистическую демократию участия.

Эти новые посткапиталистические институты – тоже не загадка, хотя интеллектуальные оракулы истеблишмента хотят, чтобы люди, а особенно – молодежь, поверили в обратное. Образ нового мира, его, так сказать, содержание и форма уже определены научно. Мир этот слагается из экономики эквивалентного обмена, основанном на стоимости; из всеобщей плебисцитарно-репрезентативной демократии и государства, которому подчиняются добровольно.

Если дело, стоящее перед любым человеком - противником капитализма, абсолютно ясно, почему же «левые» и их интеллектуалы не занимаются его воплощением в жизнь? Почему они не превращают капиталистическую действительность в объект антисистемной трансформации, а вместо этого поддерживают ее с помощью стен плача? Почему на форуме за форумом повторяют одну и ту же тягомотину о низости неолиберализма и соглашаются с ритуальными лекарствами а ля Кейнс, Тобин и Стиглиц, как это еще раз произошло на VI международном съезде по глобализации и проблемам развития, состоявшемся недавно в Гаване?

Около тысячи четырехсот экономистов и академиков из пятидесяти стран пять дней приходили во Дворец собраний, чтобы обсудить вместе с реакционерами-лауреатами Нобелевской премии механизмы и аморальность неолиберализма; гигантская растрата времени, которую можно оправдать только как дипломатическое или туристическое мероприятие.

Считая по семь часов ежедневной работы, 1 469 участников потратили в совокупности 51 000 человеко-часов на академические упражнения, не принесшие абсолютно никакой пользы для продвижения антикапиталистического проекта или создания регионального политического блока в составе Аргентины, Бразилии, Кубы и Венесуэлы, а ведь это единственная экономическая стратегия, которую наши народы могут реализовать в настоящее время.

Мы уже восемьдесят четыре года, с тех самых пор, как разочарованный британский делегат Джон Мэйнард Кейнс редактировал книгу «Экономические последствия мира» - в которой подверг критике экономические последствия Версальского договора и его настойчивые требования репараций, что, наложившись на другие факторы, сделало невозможным экономическое возрождение Европы, - знаем, какой мизерный эффект приносит социал-демократическая критика империалистической монетаристской ортодоксии и финансового капитала.

Какую совесть надо иметь, что и дальше обсуждать в социал-демократическом духе подобные темы с преступниками в белых воротничках вроде нобелевского лауреата 2000 года экономиста Джеймса Хекмана, вместо того, чтобы сконцентрировать интеллектуальные ресурсы, скажем, в духе Ленина, на решающем вопросе: как собрать силы, необходимые для нейтрализации эксплуататорской давления финансового капитала на Латинскую Америку, действуя с помощью экономической, политической, культурной и военной интеграции в рамках Регионального политического блока (РПБ)?

Не было бы бесконечно лучше вложить эти полторы тысячи человеко-часов в обсуждение и разработку матрицы устойчивого развития РПБ? Например: как создать латиноамериканскую авиалинию, которая бы укомплектовала большую часть своего парка самолетами «Эмбраер», чтобы сформировалась креольская зона развития высоких технологий? Как возродить латиноамериканский флот, чтобы гигантские объемы экспортируемого сырья начали приносить прибыль Блоку и был удовлетворен громадный спрос на морские перевозки?

Как насчет создания транснациональной биофармацевтики, основанной на кубинских биотехнологиях и фармацевтической промышленности Бразилии и Аргентины? Интегрировать энергетический сектор Венесуэлы, Бразилии, Аргентины и Боливии в большое предприятие, конкурентоспособное на мировом уровне? Объединить кубинские компьютерные точки роста с возможностями других стран? Определиться, как будет реагировать блок, если один из его участников откажется платить внешний долг и на него начнется давление?

В конце концов есть бесчисленное множество аспектов и экономических проблем, конкретных и срочных, которые должны быть разрешены Блоком и которые можно решить за более чем 51 000 часов работы – и которые остались без внимания из-за дискуссий с неолибералами.

Зато смогли осчастливить нобелевского лауреата. «Лауреат – что-то типа священной коровы, - сообщает нам электронное издание Национальной ассоциации экономистов и бухгалтеров Кубы на своем сайте, - но он искренне изложил свои принципы перед разношерстной аудиторией, развязалась очень горячая дискуссия, и поскольку было много вопросов, лауреат, наверное, остался счастлив. По крайней мере именно так должен был себя чувствовать американский профессор Джеймс Хекман, когда отвечал на вопросы участников Секции глобализации. А потом еще поблагодарил наш черный перец, который тоже его очень стимулирует».

В другой части этого же текста говорится: «Именно в этот момент началась дискуссия с нобелевским лауреатом, которая стала самым продуктивным событием вторника. После вопросов Хекман признался, что получил огромное удовольствие. И улыбнулся». Миссия выполнена.

От экономистов никак нельзя требовать, чтобы они знали одиннадцатый тезис о Фейербахе. Но не лучше ли было, если бы интеллектуалы и организаторы конференции применили некоторые категории своей науки к собственной практике? Что время, например, ресурс невозобновимый; что существуют альтернативные издержки; что есть занятия продуктивные и непродуктивные; что ресурсы должны использоваться оптимально; те же, что имелись, говоря экономическим языком, были попросту промотаны и не произвели полезной продукции – теоретической продукции, намечающей контуры социальных перемен.

Вернемся к теме эпистемологии и к проповедям кротов. С ними все совершенно ясно. Очень часто их антикапитализм самый подлинный, но недостаток научного образования превращает его в холостое оружие. Есть еще и другая группа людей, субъективно честных, но страдающих от другой разновидности кротовьей слепоты – они застряли в XIX веке с теорией объективного знания.

Решение проблемы «философии праксиса» XXI века, по их мнению, состоит в штудировании полных собраний сочинений Маркса и Энгельса, Ленина, Розы Люксембург и еще, наверное, Льва Троцкого. Эту идею решения проблем современности можно сравнить с методикой изучения современной физики и биологии, которая предписывает отказаться от Эйнштейна и вернуться к Ньютону, выкинуть Крика и Ватсона и заняться учением Дарвина.

Эйнштейн невозможен без Ньютона, как Маркс невозможен без Гегеля. Их расчленение искусственно и ошибочно. Ответ лежит в соединении, в объединении Ньютона и Эйнштейна, при понимании внутреннего устройства и целостности, а равно как и ограничений обоих теорий в их собственных областях применения к природной и социальной реальности.

Что касается кур, то это еще более позорные животные, живущие на Ферме. Они придумывают объективные трудности на пустом месте, чтобы скрыть свои настоящие интересы и поддержать псевдорадикальный и псевдосоциалистический дискурс, так хорошо соответствующий потребностям хозяев Глобальной фермы.

Существует и третий вид – это хамелеоны. Они подражают выражениям, родившимся в ходе народной борьбы, чтобы спрятать собственную неспособность к созданию новых теорий. Поэтому они вводят концепции решения проблем глобальной борьбы, которые с их малоэтичной практикой быстро превращаются в псевдорешения или просто пустые призывы.

В этом смысле показательны сапатистские «улитки», которые, вещая перед международными аудиториями, не понимают реальной ценности этих инструментов глобальной борьбы. Или же клонируют сапатистский язык, говоря, например, о «сети сетей», как если бы эта идея была реальным вкладом в теорию антикапиталистической трансформации, а не просто красивой фразой.

Пора всем остальным обитателям Фермы вернуться к мыслям о восстании. Первый шаг состоит в устранении завесы, которой кроты, куры и хамелеоны скрыли дорогу, ведущую к свиньям и собакам, господствующим на ферме. Второй шаг – разрушение крепости хозяев.

И третий и самый главный шаг заключается в строительстве нового общества, в котором девиз господ «Все животные равны, но некоторые равнее», останется только памятью об ужасном прошлом.

http://www.rebelion.org/dieterich/040228dieterich.htm

Перевод Юрия Жиловца