Если и в самом деле из книг Бальзака можно больше узнать о современной ему Франции (и, может быть, не только Франции), чем из сочинений историков и экономистов, то нынешняя Россия находится в этом отношении в безнадежном положении. Разумеется, Бальзаки дюжинами не появляются, но об СССР вполне можно получить достаточно полное представление даже прочитав тогдашние книги для детей, особенно лучшие из них, да что там – посмотрев тогдашние «мультики». Основные ценности, привычки, что такое хорошо и что такое плохо – все абсолютно наглядно, не говоря уже о получении эстетического удовольствия.

Но если даже о российской литературе и искусстве в наше время лучше не говорить ничего, потому, что о покойниках не принято отзываться плохо, тем более о покойниках, полагающих себя живыми, не все потеряно. Множество вполне гнусных послесоветских перемен, как не странно, иногда включает в себя что-то относительно полезное. Например, пошлая болтовня, известная ныне под именем журналистики («колумнистики») все-таки на что-то годна. Пусть, как справедливо заметил Антон Баумгартен, мы лишены Гоголей при избытке Хлестаковых, зато теперь Хлестаковы получили полную свободы выбалтываться не только в письме к душке Тряпичкину, а и на страницах «деловых газет» и в сети. Чем они радостно и пользуются, заголяясь за приличное вознаграждение в полной уверенности, что в этом и состоит цель человеческого бытия. Печально, конечно, что при этом они предаются тому греху, о котором было сказано, что лучше бы для них было, если бы навязали им на шею на мельничный жернов и бросили в море, и сказано не без оснований. Но соблазнение малых сих – процесс настолько глобальный, что наши доморощенные растлители не могут быть признаны главными виновниками, а их разоблачения все-таки помогают запечатлеть для любознательного потомства, если таковое вообще окажется, гнусную фигуру российского либерализма без всяких прикрас, не только без штанов, но даже и без подштанников. Мерзкое зрелище, но поучительное.

В данном случае речь не идет даже об откровениях типа Юлии Латыниной, обнаружившей и поделившейся с нами открытием, что новоорлеанские бедняки, тысячами запертые в помещении без воздуха, воды, еды и лекарств, не говоря уж о такой мелочи, как действующие уборные, не соблюдают правил гигиены. Латынина в таких условиях, разумеется, вела бы себя абсолютно по-другому, а точнее, она уверена, что она-то в таких условиях никогда не окажется.

Нет, тут бесы помельче, хотя тоже женского полу, скорее бесенята, гордящиеся тем, что плохо учились в школе (советской), потому, что очевидно, для того, чтобы стать шлюхой (пардон, «жрицей любви» - детская мечта нашей героини Полины Волошиной) или «колумнисткой» деловой газеты (ее нынеший род занятий) – образование ни к чему. Даже мешает, потому, что грамотный человек, например, знаком с сказкой о голом короле, а такие сведения могут скорее помещать успешной карьере на подобном поприще.

Не знаю, каковы официальные требования к писаниям вроде «Полина Волошина: Потерянное время» , но автор, как видно, считает, что достаточно вываливать на читаталей содержание своего умственного зоба, и при этом повторять «не понимаю» : «Я не понимаю ситуаций, когда любящие люди расходятся, потому что не могут преодолеть препятствия, вставшие у них на пути. Я вообще не понимаю, какого рода это могут быть препятствия.

Я не понимаю людей, отказывающихся от любви ради каких-то обязательств, работы, денег или карьеры... Я не понимаю правил, которые люди выдумывают, чтобы усложнить себе жизнь». Конечно, честно признаться, что чего-то не понимаешь – уже недурно для начала. Но после этого, кажется, следует хотя бы сделать попытку понять? Ни в коем разе. Откуда же тогда возьмется эта милая детская непринужденность, этот взор, незамутненный ни единой мыслью, этот лобик, не изборожденный ни единым усилием и вправду понять, что такое жизнь. Помниться, одна весьма миловидная и довольно молодая дама тоже никак не могла понять, чего это люди не едят пирожных, когда у них нет хлеба...

Так что, не понимая, мамзель Волошина тем не менее не стесняется поучать. При чем поучать в духе, хорошо выраженном в бессмертных словах: «будь оригинальным, нет, не так, вот так!».

Обязательства и работа, деньги и карьера – все это через запятую, все равнозначно. Особенно, впрочем, мне тут нравиться словечко «любовь». Ибо начертано той же ручкой, что и следующие гениальности: «не трахаться на первом свидании, не трахаться с начальником, не трахаться с женатым мужчиной - да почему же? Почему бы не заняться сексом на первом же свидании со своим женатым начальником.. И в самом деле, почему? По-моему, очень даже прекрасно. Нарушить все правила разом. И что? Разверзнется земля, поглотит пучина и раскаленные от гнева врата ада раскроют мне навстречу свои объятия? Вовсе нет. Ничего такого не случится - уверяю вас. Все эти правила похожи на запреты католической церкви во времена инквизиции».

Вот видите, какие у нынешних представления, нет , не о любви, что уж тут, хотя бы о «католической церкви во времена инквизиции». Тут поневоле почувствуешь даже что-то вроде сочувствия к этой самой инквизиции...

Так что, за всеми словами о любви и прочем все предлельно ясно : «Я не понимаю, почему люди лишают себя удовольствий ради соблюдения каких-то канонов, непонятно кем придуманных, не имеющих логического основания и, что важно, жизненного оправдания» – зачем лишать себя удовольствия? Ну, и пользы, нельзя же без пользы, деловая газета, как-никак. «Траханье с женатым начальником» может подсобить карьере. Очень тонкий штрих, между прочим, автор пишет для подобных ей – «работающих» дамочек, имеющих женатых нальников и делающих карьеру подобным образом. А почему бы и нет? Ведь нет ада! А без ада какие же проблемы? Волошина живет в мире, где мораль, если позволено употребить подобное слово, такова «Почему нельзя заниматься сексом с женатым мужчиной? От этого даже волосы на ладонях не растут! Кроме вопроса нравственности (не то, что вы спите с женатым, а то, что он, при живой жене, трахает вас) ничего страшного нет. Но поверьте, если он хочет встречаться с кем-либо, кроме жены, - он будет встречаться с кем-то другим. Не с вами, так с кем-то еще. А вы вообще ни в чем не виноваты - вы с его женой контрактов не подписывали, печатей в паспорт не ставили и обещаний не давали. Вы, можно сказать, санитар леса - спасаете чужую семью от неминуемого развала. И попробуйте мне доказать обратное».

Пробовать не буду, разумеется, случай безнадежный. Судите сами, человек знает слово нравственность, но пользуется им только для того, чтобы «доказать», что беспокоиться не о чем: контрактов не подписывали? Нет? Значит, все в порядке, вот контракт – это святое.

Я очень не люблю Достоевского, и по многим причинам. Но нельзя не признать, что он знал подобные типы и умел их описывать («Бобок»). Волошины ужасны, кроме всего прочего, тем, что пачкают не только себя или своих последователей – они загрязнают великие слова и идеи, и думаю, не без удовольствия, ибо из всех доступных им извращений это – самое пикантное. Например, в перечне запретов, откуда взяты три выражения подряд с любимым ею словом, обозначающим половой акт, первым стоит такой запрет: «выходить замуж только за представителей своего клана». Опять имеется в виду женщина, которой Волошина советует раскрепоститься. Возможно она в виду именно «клан» в прямом значении - «род», то есть проделывает штуку в духе имперских феминисток, желающих «освободить» афганских женщин от бурки, а ираксих – от брака с кузеном - при помощи кассетных бомб. Свободу, в том числе свободу женщины, она понимает совершенно в духе «Фонарного переулка» времен Чернышевского – как призыв к разврату, и при этом изображает себя прямо революционеркой – так решительно она опровергает все препятствия к свободе, включая такие важные запреты «не есть после шести, не ложиться после четырех, не есть мясо, не носить кожу». Придите к Полине Волошиной все обременные запретом на мясо и кожу, и упокоит вас.... В любом случае, я не понимаю, почему она вообще уделяет такое количество своего драгоценного времени бракам: «...жениться только на девушках из определенных семей, не жениться до тридцати, не жениться после пятидесяти...». Зачем вообще жениться? Чтобы потом у нее был женатый начальник, «трахаться» с ним?

«Да, наверное, нельзя спать с мужчиной на первом свидании. Потому что в 80 процентах случаев это будет первое и последнее свидание. Скажу больше - даже если вы с ним не переспите - 50 процентов, что это будет первое и последнее свидание. И может, как раз из-за того, что вы с ним не переспите. Но даже если все пойдет «по правилам», где гарантия, что он не бросит вас после третьего свидания? На это уже никаких правил нет. Нет правил - нет и гарантий. Вы вообще уверены, что хотите встречаться с этим типом дольше, чем три раза в жизни? Что за детский сад. Я больше верю в черных кошек, чем в этот бред про «первое свидание»». В этом контексте меня больше всего поразило «детский сад». Вот так представляет себе жизнь наша славная молодежь 1977 года рождения, свободная от гнусных советских ограничений, а заодно и от элементарных правил гигиены. Интересно, окажись Волошина в затопленном Новом Орлеане, чем бы она там занялась?

Думаю, нашим читателям нет смысла напоминать, что империализм – это зло, это массовые убийства, грабежи, пытки и насилия. Но иногда, может быть, забывается, что империализм не может ограничиваться сферой общественной. Часная жизнь, наша и наших детей, так же под его угрозой. С американской оккупацией в Ирак пришла и массовая наркомания, и проституция. Не случайно, что на финансируемых оккупантами теле и радио-каналах для молодежи почетное место принадлежит массовой американской культуре – рядом с показом людей, у которых только что не на глазах телезрителей выбивают признания в «терроризме».

В России, кажется, этого пока нет, и , если оранжевые не победят, то , может быть, и не будет. А чтобы не потерять бдительности, успокаивая себя подобными мыслями, вот последний образчик деловой мудрости и нравственности «от Волошиной», без комментариев, ибо какие уж тут комментарии: «Да, все, от кого уходила я, потом так и проводили свою жизнь в одиночестве, не в силах найти кого-то такого же прекрасного (шучу). Зато все, кто бросал меня (и вот это абсолютная правда!), освобождали место лучшим представителям. Поняв эту закономерность, я даже перестала плакать. Это как потерять копейку, но найти рубль, потерять рубль, но найти сотню, потерять сотню, но найти тысячу, потерять тысячу - найти банкира, потерять банкира - найти короля… А вот что делать с королем, я пока не решила и терплю все его дурацкие выходки, хотя, возможно, он тут не один такой король, и мне совсем нечего бояться. (И речь тут, конечно, не о деньгах, а об их количестве.)»

Волошина уверяет, что все перемены – к лучшему. Эта дешевая мудрость, на первый взляд предназначенная для утешения читатаельниц дамских журнальчиков (или деловых газет, потому, что разница невелика), на самом деле оказывается куда мнее невинной. Потому, что перемены тут означают – на место советской культуре, да и классической российской, приходит мир, где такие вот живут только раз, для собственного, удовольствия, а остальные, неспособные или не желающие проникнуться таким духом, могут провалиться в тартарары (как в Новом Орлеане), ибо для них не находится места в приходно-расходной книге хозяев этого нового, а на деле – весьма старого мира. Перемена налицо – место Гоголя заняли его персонажи. Есть чему радоваться!