Перед нами, если вдуматься, совершенно нелепая
претензия индивидов, которые в конечном счете
убеждены, что если бы бытие великой страны
совершалось в соответствии с их субъективными
«идеями», Россия предстала бы как нечто
принципиально более «позитивное», нежели в
действительности.
В. Кожинов

Не называйте быдло немым. Я – его голос.
Ю.Аммосов

В конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века либеральная идеология захватила в общественно-политической жизни России доминирующее положение, став мощным орудием в руках вождей и архитекторов «перестройки», плавно перешедшей в антисоветскую революцию. Либерально-западный проект в его самой крайней, фундаменталистской форме, был представлен как единственная альтернатива «обанкротившемуся советскому эксперименту». Концепции гражданского общества, свободного рынка, конкуренции, представительной демократии, частной собственности стали интенсивно вводиться в массовое сознание посредством СМИ, системы образования и т.д.

На сегодняшний день можно констатировать тот неопровержимый факт, что либеральная идея в России и на всем постсоветском пространстве если и не умерла совсем, то находится в глубочайшем кризисе, реального выхода из которого не видно. Это подтверждается как социологическими исследованиями, так и политической действительностью – достаточно вспомнить сокрушительное поражение на последних российских выборах партий «СПС» и «Яблоко», явно декларировавших свою приверженность либеральным ценностям.

Вместе с тем нельзя сказать, что спрос на либеральную идеологию в постсоветском обществе полностью отсутствует. Глубокие изменения в характере и структуре общества, произошедшие в результате радикальных рыночных реформ, невиданного по масштабам перераспределения общественного богатства и кардинальной трансформации политической системы создали предпосылки для возникновения вполне определенных социальных групп, в той или иной степени ориентированных на ценности западного либерализма. Это прежде всего узкая, но чрезвычайно влиятельная прослойка так называемых олигархов, крупной буржуазии, в наибольшей степени выигравшей от распада СССР и завладевшей львиной долей его собственности. Эта группа привержена наиболее крайним формам либеральной идеологии – неолиберализму и социал-дарвинизму. Её взгляды разделяются значительной частью исполнительной власти и пользуются существенной поддержкой со стороны СМИ.

Следует отметить наличие ещё одного важного сегмента общества, достаточно сильно ориентированного на либеральные ценности. Речь идет о части мелкой буржуазии – людях образованных, обладающих профессиональной квалификацией и ярко выраженной претензией на достижение более высокого социального статуса, но в силу различных причин оттесненных в эпоху «большого дележа» от самой лакомой части пирога и не сумевших прорваться к рычагам влияния на власть. Они чувствуют себя обделенными и испытывают разочарование не только правящим режимом, но и самим общественным строем, не позволяющим, по их мнению, по настоящему реализоваться «самым достойным». Именно эта мелкобуржуазная прослойка стала главной движущей силой «оранжевой революции» на Украине. Её недовольство режимом Кучмы, опиравшегося на пророссийских олигархов, было умело использовано западным империализмом и его ставленниками из среды крупного капитала.

От «касты» - к свободному гражданину

Ярким образчиком мировоззрения данной общественной группы является подборка «сердитых статей» Юрия Аммосова на сайте http://www.globalrus.ru

Лирический герой рассказа «Дваждырожденные. Вся надежда на быдло» http://www.globalrus.ru/print_this/140084/(по чистой случайности – сам автор) фактически принадлежит к элите российского общества, но при этом испытывает к ней глубокое отвращение и в высшей степени критически относится к существующей системе. Его умственно-душевное состояние можно охарактеризовать как «внутренняя эмиграция». Себя он аттестует следующим образом:

«Я – "мальчик из приличной семьи". Приличной моя семья была все послевоенные десятилетия. Моя жизнь была устроена еще с того момента, когда меня катал в коляске ныне известный московско-грузинский архитектор. Моя мама – дочь регионального партийного босса, мой отец – сын руководящего работника Госплана, моя жена – внучка адмирала и племянница академика. Я выпускник двух престижнейших университетов. Мое резюме пестрит руководящими должностями, а служебные корочки открывают практически любую дверь».

Герой Аммосова безжалостен к людям своего круга, представителям теперешней российской элиты. Он рисует образы интеллектуально ограниченных, циничных и самодовольных паразитов, кровожадных упырей, присосавшихся к телу глубоко презираемой ими страны. Описание их застолья в квартире его матери представляет собой колоритную картину пира канибалов, со смаком поедающих мясо своих жертв, которых при этом они ещё и ругают последними словами. Вот «питерский генерал из спецслужб» (прозрачная ассоциация с питерской группировкой у власти) , заедая третью рюмку водки фаршированной индейкой, проклинает вышедших на митинг против отмены льгот пенсионеров:

«Этой пьяни-рвани не демократия нужна, а кормушка, чтоб рылом уткнуться и хрюкать… извините за сильное выражение. Они же свиньи, даже хуже. От свиней хоть польза какая-то, а от них – никакой».

Он сожалеет о том, что цивилизованная Европа не позволяет сократить ненужное население до 15 миллионов (магическая тэтчеровская цифра), необходимых для «обслуживания трубы», и применить для этого пиночетовские методы.

Генералу вторит «московская гранд-дама, потомственная правозащитница, содержащая фонд с непроизносимым названием из семи слов»:

«Русский народ сплошное быдло. Мы, элита, единственные нормальные люди в этой стране, мы мыслим цивилизованно, а остальные просто дикари-алкоголики. Их нельзя предоставлять самих себе, они представляют собой угрозу не только и даже не столько для нас, сколько для всего западного мира.»

Столь ужасающее, гротескное описание «россиянской псевдоэлиты», которому позавидовал бы любой журналист из газеты «Завтра», перемежается в рассказе с размышлизмами героя о судьбах и характере российского общества а также, разумеется, о том, «как нам обустроить Россию». Мудрец Юра поддакивает своим монструозным собеседникам, пьёт с ними водку, но, мысленно от них дистанцируясь, излагает нам свои «подпольные» соображения о происходящем. И вот тут начинается самое интересное. Прежде всего он утверждает, что «Общество России – кастовое.Точнее, если уж совсем правильно употреблять термин – варновое. В ее(!) основе – жесткое отстранение от любого реального влияния, политического, экономического, или идейного – всех, кто не связан родством, свойством или дружбой с правящей корпорацией... Власть хранится в правящей корпорации и передается по наследству. Исключений не делают».

Кастовая, или «варновая» система, по словам Аммосова, существует в России «уже много столетий» (сколько именно, интересно бы узнать?), и даже крутые исторические повороты не в состоянии ничего изменить по существу: власть сохраняется «в кругу своих, передаваемой по наследству».

Здесь, естественно, у читателя могут возникнуть вопросы. «Позвольте, уважаемый - спросит он – вот Вы говорите, что в России уже целые столетия господствует кастовая система и власть передается по наследству. Но как быть, к примеру, с революцией 1917 года? Ведь в результате неё тогдашняя элита не просто утеряла власть, она была сметена с исторической арены, изгнана из страны или истреблена физически. Как же быть здесь с Вашей теорией касты-варны?»

«Ну что ж» - ответит Аммосов – «в 1917 году варна серьёзно обновилась, но сама варновая система власти осталась в неприкосновенности».

«Но если правящая каста обновляется, да ещё столь радикальным образом» - продолжит недоумевать читатель – «то о какой кастовой системе может вообще идти речь?»

Попытка Аммосова применить к России понятие касты выглядит по меньшей мере нелепо. Если в сословном обществе, которым была Россия до конца 19-го века ещё можно с определенным основанием говорить о передаче социального статуса по наследству, то революционные потрясения начала 20-го века окончательно сломали несущие опоры традиционного общества и привели к небывалому в истории всплеску межпоколенной мобильности. В самом деле, каким родством с «правящей корпорацией» могли похвастаться сын неграмотного сапожника Сосо Джугашвили или сын крестьянина-бедняка из деревни Стрелковка Калужской губернии Георгий Жуков? А к какой «касте» принадлежал ставропольский комбайнер Миша Горбачев, будущий первый и последний президент первого в мире социалистического государства? Хотя с этим товарищем проще – теперь-то он прочно занял место среди «неприкасаемых»...

Ну да ладно, можно считать аммосовскую «касту-варну» гиперболой, сатирой, не слишком удачной метафорой. В конце концов это быть может просто своеобразная форма ругани человека, глубоко разочаровавшегося в своей стране и считающего себя недооцененным криво устроенным обществом. Для либералов типа Аммосова слова «левый», «социализм» являются ругательными, они не вкладывают в эти понятия какого-либо положительного смысла, а применяют их в тех случаях, когда хотят принизить, дискредитировать определенную идею или общественную группу. Только этим обстоятельством можно объяснить такое нелепое утверждение героя рассказа:

«Элита не делится на правую и левую – она вся левая, левая и по необходимости и по призванию. Социализм присущ российской правящей элите едва ли не со времени возникновения».

Не любит человек социализм, не нравится ему и нынешняя элита – вот он и лепит ей «социалистический», обидный с его точки зрения, ярлык. Но кто же, по мнению Аммосова, может спасти Россию, кому по силам вырвать эту несчастную страну из лап кровожадной, паразитической, бездарной и вырождающейся «касты»? Тем более, что править этой касте осталось не так уж и долго, если судить по словам самого героя:

«Элита России – самозванцы, и их страх перед конкуренцией со стороны вызван осознанием того, что выживать вне искусственных тепличных условий она не способна».

Так кто же разрушит тепличную раму, покончит с опостылевшим кастовым чудищем и спасет Россию? Юрий Аммосов и его лирический герой дают четкий ответ:

«Если Россия и существует до сих пор как единое общество это происходит не благодаря диктату элиты, а потому, что вопреки тирании элиты множество тех, кого она презрительно называет "быдлом", своей жизнью утверждают предпочтение честного труда обману и насилию, солидарности – конфликтам, веры в человека – недоверию».

Значит наша надежда на множество хороших, честных людей, к которым, по крайней мере духовно, причисляет себя и сам автор и имя которым «быдло» - здесь ругательное слово обретает самое положительное звучание, так как им пользуются члены дьявольской «касты» для выражения презрения к угнетаемому ими честному люду. Аммосов не оставляет места для сомнений:

«Быдло – это та среда, из которой поднимется новая гражданская нация России.»

В новой, гражданской России не будет места ни элите, ни быдлу, ни унаследованному статусу, а будут сплошь равноправные и свободные граждане, честно конкурирующие между собой за лучшее место под солнцем под мудрым руководством лидеров, «ежедневно подтверждающих своё право на власть снова и снова». Не замедлят прийти и результаты. Аммосов живописует поистине светлое будущее:

«Десятки новых процветающих городов по всей стране, чей уровень жизни выше московского? ВНП на душу населения в 12 тысяч долларов против нынешних 2400, прибавить к которым 7% кажется пределом мечты? Сотни тысяч миллионеров по всей стране? Новые международные компании, продающие товары высочайшей переработки на рынках всех стран? Книги, переводимые на все языки и фильмы, идущие по всему миру? Все, все возможно».

Прекрасно! Только сдается мне, что где-то и когда-то мы нечто подобное уже слышали. Лет эдак 15-20 тому назад некоторые внезапно «прозревшие» члены касты «бюрократов-кшатриев» в союзе с особо продвинутыми «интеллигентами-брахманами» стали яростно убеждать «быдло», что вся нынешняя и прошлая история «этой страны» есть одно трагическое недоразумение, и что выход из тупика может быть найден лишь на пути разрушения номенклатурной «касты» и создания общества «свободных граждан» на месте государства «рабов и господ». «Зачем нам колхозы и государственные заводы?» - запели они – «Пусть всем распоряжаются «свободные и эффективные собственники», пусть капиталы со всего мира стекаются в нашу экономику и , глядишь, заживем не хуже, чем на благословенном Западе!». Да только вот вышло всё не совсем так, и теперь очередные «брахманы», «разгневанные мальчики из приличной семьи» заводят ту же пластинку и , гордо называя себя «быдлом», зовут «честных и достойных труженников» на борьбу с «прогнившим кастовым режимом».

Интересно вглядеться попристальнее в мировоззрение «нового быдла» и попытаться понять поглубже, чего же оно хочет от России? Скажу сразу, что ничего нового мы тут не обнаружим, одно лишь старое и даже не «хорошо забытое».

Бухгалтерия свободы и демократии

Вряд ли хотя бы один уважающий себя российский либерал может обойтись без душещипательных рассуждений на тему «национальных особенностей русского народа» и его патологической неспособности к усвоению «ценностей свободы и демократии». Юрий Аммосов в статьях с характерными названиями «Россия – страна несчастных» (http://www.globalrus.ru/opinions/139197/) и «Сердце спрута» (http://www.globalrus.ru/opinions/139645/) , не просто берется порассуждать о национальных особенностях русских, но и пытается их измерить, привлекая себе в помощники знаменитых западных социологов – Рональда Инглхарта и Кристиана Вельзеля. При этом он довольно своеобразно препарирует идеи и методологию этих ученых, подверстывая результаты их исследований под свои представления о России. Вот как он излагает суть работ Инглхарта:

«Социолог Рональд Инглхарт из университета Мичигана Анн Арбор на протяжении четверти века собирал сведения о том, как народы всех стран мира реагируют на одни и те же вещи. Инглхарта интересовало, индивидуалисты или коллективисты его респонденты, ценят ли они больше материальные или духовные ценности, насколько счастливыми они себя ощущают, что для них важно, а что не очень... Основные дилеммы, которые решали для себя респонденты Инглхарта, если перефразировать их с птичьего на обычный язык, выглядели так: "Один за всех или каждый за себя?" (ценности традиционные или секулярные) и "Лучше умереть стоя или жить на коленях?" (ценности самореализации или выживания).»

Результаты инглхартовских штудий для русских Аммосов оценивает, разумеется, как самые неутешительные. Они выступили даже хуже африканцев и «оказались в позорном углу, где собрались те, кто считает, что каждый за себя, но лучше жить на коленях...В массе мыслей на самые разные темы русским оказалась ближе всего "все плохо", к которой по популярности приблизились только "ты начальник – я дурак", "опять нет денег" и "хоть плохой, да отец". И еще мы не против поговорить о политике. О Боге "народ-богоносец" не думает совершенно, свобода и доверие к людям ему чужды абсолютно, даже национальная гордость ему несвойственна».

Какой ужас! В самую пору пойти и застрелиться... Не оправдал «народ-богоносец» надежд господ просвещенных либералов, даже своей национальностью гордиться не умеет. Нашему страдальцу за честь и достоинство русского народа поди и в голову не приходит усомниться в том, насколько правомерна сама попытка количественно измерить такие широкие, культурно обусловленные и довольно расплывчатые понятия, как «свобода», «счастье», «доверие к людям» и т.д. Он позитивист в пятом поколении! Подсчитал, пощелкал костяшками счет, подбил дебит с кредитом – и вот она, полюбуйтесь, вся правда о всех народах планеты до последней копеечки.

Ну да это ещё что. В «Несчастной России» автор хотя бы приводит только «общие выводы» из бухгалтерских расчетов свободы и счастья. В «Сердце» же «спрута» он идет куда дальше и не упускает возможности побаловать нас точными значениями корреляции между «желания быть свободным» и демократией: оказывается она составляет от +0.57 до +0.84! Это ему Вензель так сказал. От всей этой удивительной цифири нельзя не возликовать, и Аммосов разражается поэтической строкой:

«Свободолюбцы находят демократию, как птицы весной север – седьмым чувством».

Вот она, оказывается, какая штука - эта демократия! Стоит её только захотеть «седьмым чувством» - так она уже тут как тут! То ли дело, допустим, деньги – можно сколько угодно их желать, мечтать о них и бредить ими, а будут ли они – это ещё вопрос! А с демократией все куда как проще – захотел, и в дамках. А не захочешь, тоже не беда: другие могут за тебя захотеть и слегка принудить тебя, строптивого, быть демократичным. А то нехорошо получается – все кругом хотят, а ты один не желаешь!

Я не могу судить, насколько адекватно Аммосов излагает содержание трудов Вензеля, но об исследованиях Инглхарта представление имею и скажу сразу, что понять о чем они из аммосовских пересказов очень непросто. Теорию материалистических и постматериалистических ценностей Рональд Инглхарт начал разрабатывать в конце 60-х годов прошлого века в качестве одной из попыток дать объяснение молодежным бунтам, захлестнувшим в те годы США и Западную Европу. Тогда перед западной социологической наукой встала задача понять, почему «революция детей цветов» произошла именно в тот момент, когда материальное благополучие в развитых капстранах достигло высот, невиданных за всю историю развития капитализма. Инглхарт выдвинул гипотезу, согласно которой в условиях экономической безопасности значительная часть общества, прежде всего обладающая высоким уровнем образования, переходит от традиционных ценностей капитализма , материальных , к идеалам другого, более высокого уровня – ценностям, связанным с духовным и интеллектуальным самовыражением личности. Именно приверженность так называемым «постматериальным ценностям» и стала, по Инглхарту, основным мотивом и движущей силой «тихих революций» 1968 года. Не знаю, в какой степени политические элиты западных стран были знакомы с концепцией Инглхарта, но создается впечатление, что выводами его исследований они воспользовались очень успешно. Начав в 1970-х годах демонтаж вэлфер-государства и увеличив безработицу, они существенно снизили уровень экономической безопасности населения, что привело к резкому спаду волны революционной активности молодежи. На смену бунтовщикам хиппи пришло прагматичное поколение яппис - «молодых профессионалов», главными ценностями которых стали карьера и материальное благополучие.

Если же говорить об СССР и странах Восточной Европы, то Инглхарт очень высоко оценивал их достижения в деле создания общества, основанного на постматериальных ценностях. По многим его показателям соцтраны не только не уступали развитым западным обществам, но и превосходили их. А если учесть тот факт, что в распоряжении стран восточного блока не было таких огромных материальных ресурсов для удовлетворения потребностей своих граждан, каковыми обладал Запад, то их следует признать абсолютными чемпионами по шкале Инглхарта!

Очень интересно, что утверждения самого Инглхарта вдребезги разбивают концепцию либералов о связи уровня личного благополучия с культурным типом общества. На форуме SQL.ru один из участников привел следующую выделжку из инглхартовского доклада «ПОСТМОДЕРН: МЕНЯЮЩИЕСЯ ЦЕННОСТИ И ИЗМЕНЯЮЩИЕСЯ ОБЩЕСТВА» (http://www.sql.ru/forum/actualthread.aspx?tid=159252):

«То объяснение, согласно которому процветание и [экзистенциальная ] безопасность способствуют субъективному благополучию, подтверждается далее чрезвычайно низкими уровнями благополучия в экс-советских обществах. Как было замечено выше, данное обстоятельство можно было бы приписать чему-то внутренне присущему славянской (а также балтийской) культуре или советскому типу социализма. Однако гораздо более очевидное объяснение указанного факта — его связь с распадом экономической, политической и социальной ткани этих обществ».

Т.е., в отличие от Аммосова и его единомышленников, Инглхарт видит причины плачевного состояния нынешнего российского общества не в «отсталой» или «неправильной» культуре, а в сломе социального строя.

Правда, надо всё же отдать должное Аммосову – он пытается придать своим рассуждениям объективно научный вид не только путем ссылок на сомнительные бухгалтерско-статистические выкладки, но и используя модные политологические понятия, например говорит и нации и национализме, о которых, по его мнению, у русских нет верного представления. Он поясняет:

«Но такая глубина различий между русскими и остальным миром связана вовсе не с тем, что русские какие-то убогие(ну хоть на этом спасибо! – И.И.). Причина очень проста. Из всех народов мира, только русские не успели пройти трансформацию в нацию».

Странное дело получается у Аммосова: империю на одной шестой части суши русские создали, культуру великую создали, войны самые кровопролитные за всю историю вели – а нацией, видишь ли, так и не стали! Кем же они были все это время, «быдлом», что ли?

Правда, из дальнейших рассуждений Аммосова становится ясно, что понятие о нациях он имеет довольно-таки смутное. Вот совсем уж удивительное утверждение:

«...еще несколько десятилетий назад такие нации, как ирландцы, словаки и норвежцы, просто не существовали, а для немцев и сейчас местный диалект часто ближе литературного немецкого, который учат в школах».

Как это так? Ирландцы вот уже много столетий ведут национально-освободительную борьбу против англичан, и выходит, почти всё это время они не были нацией? Норвежцы воевали за независимость со шведами, дали миру Ибсена, Гамсуна, Мунка – и не были нацией? А словаки, наверное, стали нацией лишь после того, как отделились от чехов и выиграли чемпионат мира по хоккею? И при чем тут местный диалект, когда сам же Аммосов уверен, что:

«Нация – это общество, открытое для всех и объединенное не внешним сходством – не генетикой и даже не языком. Нацию объединяет нечто намного более крепкое – общая идентичность ее членов, или, говоря просто, общее сознание и дух братства».

Если ты сам же пишешь, что нация определяется «даже не языком», то с какой стати ей должен мешать какой-то там диалект?

Не помогают Аммосову выглядеть убедительнее и ссылки на классиков:

«В сказке Киплинга звери и птицы помогали Маугли, когда тот говорил им заветное слово "Мы с вами одной крови". Секрет нации именно в таком заветном слове, которое может объединить воедино всех, невзирая на статус, происхождение и внешность. Нация собирает всех, кто думает одинаково. Говоря иначе, это культурная общность».

Его едко высмеивает все тот же человек с форума SQL.ru:

«А уж фраза насчет «Мы с вами одной крови» говорит разве что о том, что это произведение автор статьи знает по воспоминаниям детства – мультик такой классный был. И вряд ли знаком с другими произведениями и мировоззрением Р.Киплинга. Откройте любое издание «Книги джунглей» - во всех предисловиях написано, что она является критикой буржуазной цивилизации справа и утверждает «закон джунглей».

Если в национальном вопросе главный авторитет для Аммосова - певец британского империализма Редьярд Киплинг, то, говоря о свободе, он, конечно, не может не сослаться на Бенджамина Франклина:

«Еще столетия назад Бен Франклин сказал: "Меняющие свободу на безопасность не заслуживают ни безопасности, ни свободы"».

Высокомерные сентенции рабовладельца как аргумент в пользу свободы – до этого надо дожить!

Вообще говоря, «свобода» - понятие необычайно расплывчатое, в обыденном смысле оно обычно определяется в негативном смысле – как свобода от чего-то или от кого-то. Когда свободу пытаются оцифровать, измерить с помощью корреляции, регрессии и тому подобных математико-статистических штучек, то все это, на мой взгляд, сильно отдает жульничеством. То же самое можно сказать и о столь популярной в сегодняшней социологии привязке свободы к демократии. Под личиной научной объективности в данном случае скрывается грубый идеологический подлог. Ведь демократия по сути своей есть ни что иное, как один из видов общественно-политического строя, а любая политическая система по определению должна ограничивать свободу граждан. Просто каждая система делает это по своему. Отличительная особенность демократии состоит в том, что подавление индивидуальной и групповой свободы в ней происходит в деперсонифицированной и потому весьма трудно уловимой форме. Нельзя указать на какой-то один общественный институт, от которого исходит тирания ; крайне трудно определить какое-то одно лицо или определенную ветвь власти, ответственную за подавление свободы личности. Об этом замечательно писал Морис Палеолог, посол Франции в России в начале 20-го века, наблюдательный и проницательный человек:

«Демократия, не нарушая своих принципов, может сочетать в себе все виды гнета политического, религиозного, социального. Но при демократическом строе деспотизм становится неуловимым, так как он распыляется по различным учреждениям, он не воплощается ни в каком одном лице, он вездесущ и в то же время его нет нигде; оттого он как пар, наполняющий пространство, невидим, но удушлив, он как бы сливается с национальным климатом... Люди обыкновенно привыкают к этому злу и подчиняются. Нельзя же сильно ненавидеть то, чего не видишь».

Такая вот арифметика с бухгалтерией получается... Думается, что если «новое быдло» и соберётся спасать Россию, то с Аммосовым в качестве идеолога у него ничегошеньки не выйдет. Почерпнуть что-либо дельное из его статей на сайте http://www.globalrus.ru ,на мой взгляд, практически невозможно. Одно недоразумение... Как сказал ещё один участник все того же форума SQL.RU:

«Жалость вызывают такие статьи... И за автора и за тех, кто ими на сайтах размахивает».