(избранные страницы)

(предыдущая публикация: http://left.ru/2005/6/belkniga123.phtml)

Рабинович готов на любую работу.

Семен Рабинович, инженер, в течение 20 лет преподававший основы радиолокации в одном из институтов Москвы, уехал в Израиль в СССР в 1970 году, оттуда бежал в Западную Европу, а затем перебрался в США. Сейчас Рабинович снимает угол в Бруклине, 1866 Ист 19 Стрит. Американская газета Daily World в мае 1976 года опубликовала открытое письмо Рабиновича, которое рисует подлинную картину жизни иммигрантов в США. Такое же письмо С. Рабинович направил советским представителям в США для публикации в СССР.

"Три года уже я не могу получить работу в Америке. Обращался к заведующему кафедрой физики Хантер колледжа Нью-Йоркского университета профессору Комар. Я свободно могу читать лекции по-английски. Но ни преподавать, ни работать в лаборатории меня не взяли. Сейчас я готов на любую работу, лишь бы как-то существовать.

Ни один человек с высшим образованием из тех, кто покинул Советский Союз и приехал после Израиля в Америку, не имеет работы по специальности. Инженер-химик Виль, например, из Львова после долгих мытарств устролися ночным сторожем. Учительница Беленькая из Москвы стала посудомойкой, но и это временная работа. Врачи здесь не могут мечтать о медицинской практике.

Здесь, в Америке, страшно высокие цены за лечение. Плата за пребывание в клинике в течение нескольких дней измеряется тысячами долларов. Здесь даже поверить не могут, что в Советском Союзе лечат бесплатно. Чтобы не допустить конкуренции, в США созданы такие ограничения для приезжих врачей, что их никогда не преодолеть, если даже квалификация медика очень высока. Приезжий никогда не сможет пробиться в касту местных врачей. Газета «Нью-Йорк Пост», к примеру, сообщала, что в течение 2 лет готовилась к сдаче экзаменов на право практиковать группа из 28 врачей-эмигрантов. И все провалились. Вопросы, задававшиеся на экзаменах, не имели ничего общего с медициной, их цель - не допустить претендента к медицинскому бизнесу.

Кто из нас мог знать, уезжая из СССР, что прощается навсегда со своей специальностью? Мы даже не задумывались над тем, что только в Советском Союзе есть право на труд, и что это право - основа существования человека - отсутствует в Америке. Кто из нас мог предположить, что наши дети будут искалечены уличным воспитанием и вырастут безграмотными из-за того, что нет денег оплатить их учебу? А ведь дома, на Родине - в Советском Союзе - их ждали бесплатные школы, вузы, работа - каждому по душе.

Все мои старания устроиться в США на работу в научно-исследовательский институт либо на производство оказались безрезультатными. Нью-Йоркская организация, занимающаяся обеспечением работой специалистов с выссшим образованием, после неоднократных попыток подыскать для меня подходящее место, рекомендовала мне согласиться на должность сторожа."

"Я решил на коленях проситься обратно."

В Ленинграде состоялось общее собрание работников Ленконцерта. Обсуждалось письмо, присланное руководителям Ленконцерта бывшим артистов Фридрихом Вишинским из Соединенных Штатов Америки. Это письмо,а также другие письма Вишинского его знакомым, переданные ими в общественные организации Ленконцерта, были зачитаны полностью. Вот они.

"24 июня 1975 года.

Я совершил в ноябре 1974 года роковую ошибку. Оставил мать, жену, любимую работу и товарищей и под влиянием писем своего дальнего родственника, который проживает в Израиле, эмигрировал. Уже во время первой нашей встречи с родственником в Вене я понял, что ничего общего между сионистами и мной нет и быть не может. Я никогда не подвергался в СССР никаким ущемлениям как еврей, всегда пользовался правами и обязанностями, которыми пользуется любой гражданин СССР, кто бы он ни был по национальности. Об этом  я прямо заявил моему родственнику, и мы разошлись. Я переехал в Италию, после пять месяцев жизни там получил визу и теперь живу в США.

За долгие месяцы жизни на Западе я встречался со многими иммигрантами, жившими в Австрии, Италии, Америке. Я разговаривал с ними, анализировал, думал и осознал самую важную вещь - Родина, и не просто Родина, а СССР, - это великая вещь, заменить которую не могут никакая экзотика и философия безыдейного, тусклого, немсотря на внешние эффекты, буржуазного устройства. Понял я, что те газетные строчки, которые будучи дома, я рассматривал, как надоевшие прописи, полны глубокого смысла и правды.

Может быть, мои слова и кажутся громкими, но мне трудно найти другие… Невыносимо трудно мне, воспитанному на идеалах советского гуманизма, жить на чужбине, вдали от всего, что мне дорого и близко. Вдали от родного языка, близкого ичеловечного общества, вдали от Ленинграда. Долгими, бессонными ночами я обдумывал, что я натворил…. (…)"

"23 июня 1975 года.

… Извини, что я долго не писал. На собственный страх и риск и на одолженные деньги переехал в пригород Вашингтона. Встал на учет по безработице. Работу найти почти невозможно. Нужны время, автомашина и телефон - на все это нужны деньги, и, стало быть, работа - так что получается замкнутый круг….

(…) Жизнь здесь как в кошмарном сне. Все боятся. Масса безработных. Кругом блат и связи. Культуры, в нашем привычном понимании, почти нет… На сердце все время камень, и мысль только о Ленинграде и ребятах. Ты себе не представляешь, какое это счастье - жить в России. Поверьте мне, я никем не подкуплен… Каждую ночь кошмары и бессонница. Никакой джаз не заменит Родину и товарищей. Мы вросли в Россию по самые уши, прожили 38 лет, все испытали, и там нам место. То, что происходит дома , - это жизнь, а здесь только прозябание…

Почти все музыканты работают по свадьбам, это ещё хорошо. Люди в основном задерганы жизнью и кредитом. Все убоги и скучны. Система садистская, и если нет денег платить, часть вещей могут отобрать. Налоги с зарплаты - 30%. Жилье - 25%. Потом страховки - здесь без них пропадешь, так как один день в средней  больнице стоит сто долларов. Операция по удалению щитовидной железы - 6000 долларов, аппендицита - 2500 долларов. Расстояния громадные, а общественный транспорт- это миф. Интервалы между автобусами 40 минут и более, а цены 50-70 центов в один конец… Я уже должен кучу денег…

Очень трудно передать в письме те ощущения напряженности, неестественности и какой-то мертвящей "ненастоящности" этой жизни. Вдруг начинаешь понимать, что ты труп. В Ленинграде, в Союзе ты - личность, такая же, как все. Здесь нет личностей. И все это ощущают… Заботы, страх, страховки, взносы. Вечный ужас за сегодня, за завтра, за жизнь, за кредит…

Большинство мыслящих говорят с восторгом о социализме и СССР. Я разговаривал со многими, кто был в Европе в в Союзе по многу раз. Студенты и музканты прямо говорят, что Америка - это страна без будущего. Жульничество и коррупция свели на нет всю жалкую демократию. Остались одно лозунги. Инфляция растет безостановочно. Ужасно, когда нет ничего государственного. Ничего, кроме армии и почты. Все остальное - частное. Не думал я, что это так ужасно, хотя и читал об этом… Все время казалось, что это пропаганда. А это оказалось чистой правдой, только ещё хуже…"

"24 июля 1975 года.

Это письмо очень важное, можно сказать, жизненно важное. Я тут много обо всем думал, анализировал, переживал и - что самое главное - чувствовал. Нечего здесь делать ни мне, ни другим порядочным людям. Я только сейчас понял, что такое ностальгия, о которой пишут в романах. Это страшная болезнь, и её не вылечить ничем - но автомобилями, ни сервисом. Это чувство Родины существует, и, как бы ни казалось порой что-либо не так, все же только дома, где ты родился и прожил жизнь, жизнь может дать ощущение счастья. Все достижения в отрыве от Родины- это фикция. Удовлетворения и счастья жизнь никогда не дает на чужбине. Все отдашь за одну минуту прогулки по Неве, под дождем, за русскую речь. Одним словом, я решил проситься на коленях, чтобы пустили обратно…"

Ученый- медик в прислугах.

Ася Вольпе работала заместителем главного врача поликлиники в Ленинграде, имела ученую степень кандидата медицинских наук. В 1975 году выехала в США. В своих письмах в СССР и в личных беседах в Советском посольстве в Вашингтоне она рассказала о своих мытарствах в Соединенных Штатах. В июне 1978 года А. Вольпе покончила жизнь самоубийством.

В Вашингтон Вольпе приехала в январе 1976 года, оказавшись в совершенно чужой стране, среди чужих людей с чуждыми обычаями и нравами, неприемлимыми для человека, выросшего в Советском Союзе.

"Твои слезы никого не тронут, тут ты просто-напросто никому не нужна, "- сетовала Ася Вольпе. - " Если по приезде сюда люди стараются общаться друг с другом и по старой привычке ещё готовы прийти на помощь, то потом освобождаются и от этой "нравственной обузы". Дружба между иммигрантами часто переходит в неприязнь и ссоры. Все держится в секрете."

Уделом врача с 30-летним стажем, кандидата медицинских наук стала временная работа в домах старых и больных людей, достаточно обеспеченных, чтобы себе позволить такую роскошь, как содержание прислуги. Она убирала квартиры, готовила обеды, кормила своих хозяев, мыла посуду, пылесосила ковры, чистила кастрюли.

Наконец, появилась более или менее постоянная работа: пригласили на дневное дежурство медсестрой к старой женщине-миллионерше, получившей перелом бедра.

"Я уже давно перестала думать о том, что когда-то защищала диссертацию, консультировала сложных больных,"- говорила Ася Вольпе. -" Мои знания и врачебный опыт только усложняли жизнь.Отчаяние и глубокая душевная горечь сменились тупым, постоянно ноющим желанием найти хоть что-нибудь."

Вот что рассказала Вольпе о своей службе у миллионерши: "Владелица роскошной виллы ожидала меня, сидя в глубоком кресле. На пальцах её старческих рук блестело множество колец, в ушах - золотые серьги в виде обручей. Я представилась, сказала, что приехала из России, врач по профессии, но не имею американского диплома, поэтому вынуждена выполнять работу медсестры. Едва захлопнулась дверь за моей предшественницей, как моя хозяйка встала и пошла к дверям. На входной  двери она продемонстрировала действие замков и обьяснила, как их надо закрывать. Потом предложила мне проделать то же самое самостоятельно и пристально следила, как я осваиваю бесчисленные щеколды, замки и крючки. Затем я выслушала длинное и нудное поучение, что жить сейчас стало страшно и опасно, что очень распространены грабежи и убийства, что все замки должны быть закрыты и днем.

В большой кухне, где я находилась во время дежурства, кроме меня была ещё хозяйская собака. Я должна была следить за ней.

Основная же моя обязанность - уход за хозяйкой. Кроме того, я открывала консервные банки, готовила завтрак, подавала на стол, мыла посуду.

После еды хозяйка отдыхала, а я отправлялась на свое место, на кухню. Мне был положен завтрак (стакан сока и кусочки поджаренного хлеба с маслом и сыром) Отдохнув, хозяйка выходила ко мне и, если была в настроении, снисходила до разговора со мной.

Час кормления собаки был строго определен, я проводила его под руководством хозяйки. После этого она совершала с моей помощью прогулку по квартире для упражения больной ноги.

В семь часов вечера раздавался условный звонок, приходила на ночное дежурство негритянка-медсестра. Спускаясь вниз, чтобы открыть ей дверь, я слышала за своей спиной голос хозяйки, предупреждавшей меня "быть осторожной" и не открывать сразу все замки.

Наверное, на всю жизнь мне запомнился именно первый день, проведенный у миллионерши. Пожелав ей спокойной ночи и поблагодарив за предоставленную работу, я вышла из виллы и впервые за 12 часов дежурства глотнула свежего воздуха. На зеленом лугу - собственности моей новой хозяйки - паслись коровы. Я прошла по ухоженным дорожкам, мимо красивых, как на цветных открытках,. клумб, чувствуя себя человеком, нечаянно попавшим в чужий сад. Напряжение, в котором я пребывала весь день, сказалось, и я дала волю слезам. Я оплакивала унижение прошедшего дня, свою далекую Родину, где труд приносил мне радость, и где даже самый далекий человек не был для меня чужим. Я оплакивала мою прошлую, полноценную, счастливую, а сейчас никому не нужную, сломанную жизнь."

Эта страна "свободных, неограниченных возможностей" оказывается в действительности для иммигрантов страной "хождения по мукам". (…) Вольпе обошла около 30 учреждений, написала более 200 писем, звонила по десяткам обьявлений. Вынимая из своей папки дипломы об окончании Ленинградского университета, медицинского института, вечернего университета по электрокардиографии и диплом кандидата медициснких наук (на русском и английском языках) , просила о работе в должности фельдшера, медсестры, технического помощника или ассистента врача. В подаваемых заявлениях и анкетах писала: "Согласна на любую работу."

"Все эти унизительные хождения, просьбы, разговоры оказались напрасными," - писала Вольпе, -" отовсюду я получала письменные или устные телефонные отказы. Даже на газетные объявления с предложением работать медсестрой мне отвечали, что я не подхожу, ибо иммигрантка и не имею американского диплома. Везде я чувствовала мою полную ненужность и полное отсуствие прав в этой стране. Вот так выглядит здесь свобода.

Вскоре начали приходить письма от эмигрантских организаций, в которых мне предлагалось сделать пожертвования, а также начать возмещение затраченных на переезд в США денег. В письмах говорилось, что "так же, как помогли вам, надо помочь и другим евреям из Советского Союза." На конвертах часто можно было видеть печать :"Спасите совестких евреев". От чего их надо спасать? От полноценной, интересной, свободной жизни на Родине со всеми правами советского гражднина.?"

"Америка - это страна "доллара". Деньги довлеют над всем",- сетовала Вольпе,-

"Деньги вмешиваются в человеческие отношения, деньги вмешиваются в здоровье и в жизнь детей. Деньги вмешиваются даже в самую гуманную профессию во всем мире- профессию врача, превращая медицину в бездушный "бизнес". Как страшно узнать обо всем этом!"

Голоса из-за океана.

"Приехали в Америку со 100 долларами. И вот воочию увидели Америку. Наши Аня и Шурик все время тоскуют и плачут. Дети здесь не в моде, так как сейчас в Америке кризис, а рождение ребенка стоит 1200 долларов. Об остальном и говорить нечего. Если у нас случалась какая-нибудь работа, то мы укладывали детей спать, а сами уезжали, - приглашать няню безумно дорого. Шурик спрашивает: "Мамочка, ну когда же мы домой поедем?" А Аня говорит:" Мама, ну зачем вы нас с собой взяли, я бы или у дедушки, или у бабушки жила, а то мы одни."

Шурик с 9 до 15 часов в садике. Какие здесь садики? Судите сами, если детей кладут на дневной сон без подушек, простыней и одеял на грязные раскладушки. Я принесла простыную, подушку и одеяло, так они взяли только подушку, одеяло и простыную велели забрать, потому что не хотят стелить. Детям не снимают даже ботинки, когда кладут спать. Садик стоит 120 долларов в месяц…

Хочу сказать: нет ничего дороже Родины, нет лучше и добрее людей, чем. наши. Никогда и ничем это не окупишь. Вы не представляете, сколько людей хотят вернуться!  Не хотят только подонки, которые сбежали от тюрем."

(…) Однако не все эмигранты бедствуют в США, подобно Рабиновичу, Вольпе и другим. Факты свидетельствуют, что здесь оказывается покровительство на самом высоком уровне лицам, которые совершили тяжкие преступления против советского народа и государства…

(продолжение читайте в следующем номере)