Всякая дискуссия должна начинаться с определения понятий, иначе она неизбежно превращается в спор двух глухих или спор о цвете щита, который с одной стороны покрашен белой краской, а с другой – чёрной. Поэтому, чтобы говорить о патриотизме, необходимо прежде всего определить, что же такое патриотизм и какое место он занимает в человеческом сознании.

Существует распространённое мнение, что патриотизм возникает с возникновением наций, а они – только с победой капиталистического строя, свергнувшего феодализм. Но это или искреннее заблуждение невежд, или сознательный обман. Если глянуть в энциклопедию, то там ясно сказано, что “нация возникает в период преодоления феодальной раздробленности на основе капиталистических экономических связей”. А капиталистические отношения возникают и развиваются в недрах феодального строя до тех пор, пока этот строй не становится преградой для их дальнейшего развития. Поэтому формирование наций происходит уже тогда, когда абсолютная монархия ликвидирует стремление крупных феодалов к независимости от верховной власти монарха. Например, во Франции это произошло в основном при Людовике XI – в XV веке; в России при Иване Грозном – в XVI; в Англии феодальная знать сама себя истребила в войне Алой и Белой розы и т.д. Просто тогда они ещё не назывались нациями, а подданными того или иного государя. И как буржуазная революция только юридически оформляет победу капитализма и устраняет препятствия на пути его развития, точно так же она, упраздняя сословные привилегии и провозглашая всеобщее юридическое равенство, оформляет понятие уже сложившейся нации и открывает путь её ускоренной консолидации.

Теперь перейдём к патриотизму. Те, кто утверждает, что патриотизм возникает только с понятием наций, то есть с победой капитализма, часто цитируют ленинские слова, что это – “одно из наиболее глубоких чувств, закреплённых веками и тысячелетиями обособленных отечеств”. Они не замечают, что этим полностью опровергают себя. Капитализм как государственный строй утвердился в основных странах Европы и Америки только в конце XVIII – начале XIX века, то есть всего два с половиной века назад. А Ленин говорит, что патриотизм существует тысячелетиями.

Они также не замечают, что в приведённой цитате Ленин не даёт определения патриотизма, а указывает только на одно из его свойств.

Что же такое патриотизм? Обычно его определяют, как любовь к родине или, что то же самое, отечеству. Но сами эти определения – родина, отечество – явно ведут своё происхождение из родового строя. От этого же корня происходит слово “народ”. Таким образом, патриотизм – это любовь к своей родине и к своему народу, возникшая ещё в глубокой древности.

Поскольку патриотизм является одним из самых глубоких чувств, правящий класс всегда стремился использовать его в своих интересах. При феодализме патриотизм открыто отождествлялся с преданностью монарху. При капитализме, говорит Энгельс, буржуазия осуществляет свою власть косвенно, но тем вернее. Отменив сословные привилегии, провозгласив формальное равенство граждан и единство нации, она, чтобы замаскировать свою власть, прибегает к подлогу, отождествляя понятия “родина” и “государство”, “народ” и “государство”. А это, как говорится, две большие разницы. Государство, как известно каждому марксисту, есть аппарат насилия, созданный правящим классом для осуществления своей власти над народом.

Отождествление патриотизма, то есть любви к родине, со служением государству, то есть аппарату власти правящего класса, – это уловка, существующая столько же, сколько само буржуазное государство. И удивительно, что люди, считающие себя марксистами, попадаются на эту уловку.

Как рассуждают Шапинов, Пихорович и их единомышленники? Было у нас социалистическое государство – был социалистический патриотизм. Это хорошо. Сейчас у нас государство буржуазное, – значит, патриотизм может быть только буржуазный, а это, конечно же, плохо.

Тем самым они становятся на точку зрения буржуазии и, выражаясь словами самого Пихоровича, отдают знамя патриотизма в её руки.

Но тогда получается, что, во-первых, все участники народных восстаний, от Разина и Пугачёва до большевиков, не были патриотами: раз они выступали против государства, – значит, и против народа; а во-вторых, что после социалистической революции все антипатриоты мгновенно становятся горячими патриотами, потому что государство стало социалистическим. Именно такой вывод следует из утверждения, что сейчас, после поражения социализма, в буржуазном государстве коммунисты должны “развестись” с патриотизмом.

Сторонники этого мнения любят ссылаться на классиков марксизма и цитировать их. Но при этом, вопреки утверждению Шапинова, именно они, а не их противники избегают вспоминать статью Ленина “О национальной гордости великороссов”, написанную ещё до революции. А в этой статье Ленин даёт исчерпывающее определение коммунистического патриотизма, которое не оставляет камня на камне от их рассуждений:

“Чуждо ли нам, сознательным великорусским пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы её трудящиеся массы (то есть 9/10 её населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов... Мы помним, как… Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: “Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу – все рабы...” По-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения... Мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и социализм...

Интерес (не по-холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев”. (ПСС, т. 26, стр. 107).

Сказано ясно и недвусмысленно: патриотизм в буржуазном государстве не является прерогативой буржуазии. Если буржуа являются патриотами своего государства, то для коммунистов быть патриотом означает вести классовую борьбу против этого государства, против класса, орудием которого оно является и интересам которого служит. Быть патриотом – значит работать над тем, чтобы поднять трудящиеся массы до сознания революционного класса. И высшее проявление патриотизма – это социалистическая революция, в которой пролетариат, освобождая себя, освободит всех трудящихся (то есть 9/10 населения) от капиталистического угнетения. А те, кто пытается “развести” коммунистов с патриотизмом являются бессознательными или сознательными пособниками буржуазии.

О том, что есть “патриотизм” угнетателей и патриотизм угнетённых и что они непримиримы друг другу, говорит и украинский поэт И.Франко:

…Твій патріотизм –
Празнична одежина,
А мій – то труд важкий,
Гарячка невдержима.

Ти, брате, любиш Русь,
Як дім, воли, корови.
Я ж не люблю її
З надмірної любові.

Однако Шапинов как теоретик, стремящийся всесторонне исследовать проблему, не может обойти ленинскую статью молчанием и берётся за её анализ.

Слова Ленина “мы любим свою родину”, он игнорирует. Таким образом, у него единственными носителями патриотизма получаются “царские палачи, дворяне и капиталисты, помещики и попы”. “По Ленину”, утверждает он – не по Чернышевскому, страдавшему из-за отсутствия революционности в народе, а по Ленину, создавшему революционную партию! – цель этой партии заключается не в том, чтобы поднимать революционное сознание трудового населения, а в том, чтобы “без обиняков бросать “своей” нации в глаза слово правды” и “желать поражения “своему” отечеству в мировой войне”.

Тут не скажешь лучше, чем словами Гамлета: “Смотрите же, с какой грязью вы меня смешали!” По Шапинову, Ленин и большевики желали поражения не правительству, чтобы свергнуть его и освободить своё отечество и его трудящиеся массы (то есть 9/10 его населения), а своей родине, то есть этим самым трудящимся массам. Но если для Шапинова понятие отечества равнозначно понятию государства, то чем же он отличается от идеологов буржуазии? Уверенный в том, что выступает против буржуазии, он на самом деле проповедует и пытается внушить коммунистам её идеологию. Именно он понимает патриотизм “по-холопски”.

Завершает он свой “анализ” таким заявлением: “И уж никакой патриот не примет ленинского вывода о судьбе наций при социализме: “Целью социализма является… не только сближение наций, но и их слияние””. Это вопиющий пример невежества. С одной стороны, эта цель ленинской партии большевиков ни для кого не была секретом, и если народ под руководством партии совершил социалистическую революцию и отстоял её завоевания в гражданской и Великой Отечественной войнах, то по Шапинову выходит, что в нём не было никаких патриотов. С другой – Шапинов как будто не знает ленинских слов, что “национальные и государственные различия между народами и странами… будут держаться ещё очень и очень долго даже после осуществления диктатуры пролетариата во всемирном масштабе”.

Шапинову вторит Пихорович: “Какое отношение имеет сегодняшняя Россия к Советскому Союзу? Это не просто разные вещи – это взаимоисключающие вещи”.

Здесь мы опять видим открытое проявление буржуазной идеологии. Буржуазное государство Россия и социалистическое государство Советский Союз – действительно взаимоисключающие понятия. Но утверждать, что страна Россияи населяющие её народы не имеют ничего общего с Советским Союзом, в составе которого пребывали 70 лет (и каких лет!) – такого невежества постыдился бы даже школьник.

Пользуясь выражением Маяковского,

В результате вещь яснее помидора
Обволакивается туманом сизым,
И эту кучу нехитрого вздора
Некоторые называют марксизмом.

Почему же они с упорством, достойным лучшего применения, отстаивают свою точку зрения? Этому может быть только три причины. Или они настолько невежественны, что неспособны разобраться в сути проблемы; или они искренне заблуждаются, не понимая, что тем самым льют воду на мельницу буржуазии; или они делают это сознательно.

Невеждами их никак не назовёшь. Они владеют искусством полемики, умеют блеснуть эрудицией, неплохо знают марксизм – во всяком случае достаточно хорошо, чтобы находить в нём цитаты в подтверждение своей правоты, а если не получается, то умело их препарировать по методу незабвенного Прокруста.

Нельзя также сказать, что они не понимают, что творят. Им неоднократно разъясняли их заблуждения, уличали их в подлогах, указывали, какой вред они наносят, отвлекая силы марксистов на дискуссию по совершенно ясному вопросу, давно решённому марксистской наукой, сбивая с толку людей, недостаточно разбирающихся в марксизме (а таких, увы, большинство даже среди коммунистов), внушая им чисто буржуазное понимание патриотизма. Шапиновцы, очевидно, придерживаются принципа, высказанного в одной из пьес О.Уайлда: “Очень опасно слушать оппонента – ведь так можно позволить убедить себя доводами разума”.

Но в таком случае, как говорил Шерлок Холмс, “когда исключаются все возможности, кроме одной, эта последняя, сколь ни кажется она невероятной, и есть неоспоримый факт”.

Весьма своеобразно понимает Шапинов и пролетарский интернационализм. В его понимании это нечто не только несовместимое, но и прямо враждебное патриотизму. Везде он рассматривает патриотизм как свойство исключительно одной буржуазии:

“…революционности буржуазии в ведущих странах Европейского континента приходит конец. Соответственно, для этих стран приходит конец и революционному патриотизму”. Из вполне верного утверждения он не делает естественного вывода, что наследником революционного патриотизма становится новый революционный класс – пролетариат, – а требует от коммунистов “развестись” с патриотизмом вообще.

Как обычно, привлекая себе на помощь классиков, он истолковывает их в желанном для себя смысле:

“Рабочие не имеют отечества. У них нельзя отнять то, чего у них нет…

Национальная обособленность и противоположности народов все более и более исчезают уже с развитием буржуазии, со свободой торговли, всемирным рынком, с единообразием промышленного производства и соответствующих ему условий жизни.

Господство пролетариата еще более ускорит их исчезновение”, - пишут классики.

Чуть раньше, в работе “Немецкая идеология” Маркс и Энгельс писали:

“Крупная промышленность создала повсюду в общем одинаковые отношения между классами общества и тем самым уничтожила особенности отдельных национальностей. И наконец, в то время как буржуазия каждой нации еще сохраняет свои особые национальные интересы, крупная промышленность создала класс, которому во всех нациях присущи одни и те же интересы и у которого уже уничтожена национальная обособленность,— класс, который действительно оторвался от всего старого мира и вместе с тем противостоит ему”.

Таким образом, у пролетариата нет отечества не только потому, что он ничем не владеет в этом отечестве, но и потому, что его интересы не тождественны и даже прямо противоположны интересам всех отдельных отечеств”.

Начнём с того, что утверждение об “уничтожении особенностей отдельных национальностей” было явной ошибкой классиков, которую они исправили уже в “Манифесте”, охарактеризовав это уничтожение как процесс, далёкий от завершения. Маркс и Энгельс говорят об “особых национальных интересах” буржуазии и о том, что у класса пролетариев “уничтожена национальная обособленность”. Но ведь национальная обособленность не тождественна патриотизму, а её уничтожение не означает уничтожения любви к родине. Старый мир, которому противостоит класс пролетариев, – это мир угнетения. Именно так понимали это классики. Если рабочие не имеют отечества, это ещё не значит, что они его не любят. Такое понимание любви как владения, как чувства собственника присуще как раз буржуазии. Для пролетариата же именно противоречие между естественным чувством любви к родине и искусственным отчуждением от неё является одной из причин, поднимающей их на борьбу, в ходе которой он, освобождая себя, освободит и всех трудящихся, составляющих “громадное большинство” (Маркс и Энгельс), “9/10 населения” (Ленин). А по Шапинову выходит, что интересы пролетариата прямо противоположны интересам не эксплуататорских классов “всех отдельных отечеств”, а интересам этих отечеств. Интересы буржуазии он опять объявляет интересами отечества. Буржуазия должна сказать ему спасибо за такую “классовую борьбу” против неё.

“Так как пролетариат должен прежде всего завоевать политическое господство, подняться до положения национального класса… он сам пока еще национален, хотя совсем не в том смысле, как понимает это буржуазия”.

Казалось бы, эти слова невозможно понять иначе, чем так, что классовая борьба пролетариата является борьбой за интересы “громадного большинства” нации, то есть за подлинно национальные интересы. Но у Шапинова другое мнение:

“Борьба пролетариата за власть происходит в рамках национального государства, тем не менее, в этой борьбе пролетариат, если хочет победить, руководствуется не национальным, а… общим для всех наций классовым интересом…” Опять Шапинов объявляет интересы класса буржуазии “национальным интересом”, а классовый интерес пролетариата – оторванным от интересов нации.

“И наоборот, – продолжает он, – в эпоху реакции наружу выступает все косное и реакционное, что остается в рабочем классе как печать буржуазного общества, его породившего: шовинизм, национализм, патриотизм”. Так одним росчерком пера (вернее, ударом по клавиатуре компьютера) он ставит знак равенства между шовинизмом, то есть ненавистью и презрением к другим народам, и патриотизмом, то есть любовью к своему народу.

Но тут, как гвоздь в сапоге, возникает вопрос, такой же колючий и острый: в чём конкретно должна проявляться классовая борьба пролетариата в наше время, когда национальные различия не только не исчезли, но усиленно разжигаются национальной буржуазией при поддержке американского империализма?

Может ли пролетариат вести классовую борьбу за интернациональные интересы трудящихся масс, не ведя её прежде всего в своей стране за интересы её трудящихся масс? И может ли он вовлечь их в борьбу, если будет объявлять целью этой борьбы не конкретное освобождение их в своей стране, а некие абстрактные “интернациональные интересы мирового пролетариата”?

Шапиновцы не могут или не хотят понять простую истину: интернациональное единство пролетариата может возникнуть только в борьбе его национальных отрядов за освобождение угнетённых масс своей родины. Интернационализм, не выросший из революционного патриотизма, а усвоенный умозрительно, из теории, пусть даже самой правильной, в конечном счёте оборачивается буржуазным космополитизмом, ибо лишён любви к людям и уважения к их духовному миру. Это не выросшее из земли, глубоко ушедшее в неё корнями и неразрывно с ней связанное живое дерево, а искусственно вкопанный столб.

Вспомним историю. Во всех странах, оккупированных фашистской Германией и союзных ей, да и в самой Германии существовало движение Сопротивления. Но могло ли оно привести к освобождению этих стран, если бы не было СССР, который был примером для их народов и сыграл решающую роль в разгроме фашизма? Сейчас, когда СССР уже нет, гегемония США может продлить существование мира угнетения на неопределённое время (например, Джек Лондон в романе “Железная пята” говорил о нескольких столетиях!).

А рекомендации Шапинова объективно являются попыткой подменить классовую борьбу разговорами о классовой борьбе, отложить её до тех пор, пока империализм не завершит глобализацию планеты и в самом деле уничтожит в сознании человечества вместе с национальными различиями само понятие патриотизма.

Но тогда уже будет поздно.

3 - 11.04.2005.