Проснулся утром Богдан с тяжелой головой и неприятным тревожным чувством, будто случилось что-то ужасное, но что именно, он никак не мог вспомнить. «Наверное, кошмар какой-нибудь во сне привиделся - пытался успокоить он сам себя – сейчас сон полностью пройдет и все встанет на свои места».

Делая себя утренний кофе, он все ждал этого облегчения. Так всегда бывает, когда, проснувшись после ночного кошмара, вдруг радостно осознаешь, что это был всего лишь сон. Но облегчение подозрительно долго не наступало, и Богдан начинал серьезно волноваться. Может быть, за эти пять суток беспробудного запоя, начавшегося в день его пятидесятилетия, он впрямь чего-нибудь натворил. Богдан морщил лоб, пытаясь по фрагментам восстановить в отравленном алкоголем мозгу последние дни, дабы, наконец, выяснить происхождение мучавшей его внутренней тревоги. Вдруг он вздрогнул, его худенькие кривые ножки подкосились, налитый уже кофе обильно расплескался по кухонному столу. Трясущимися руками он поставил чашку на стол и держась за сердце, еле двигаясь, присел на стоявший на кухне пуфик, на котором он провел прошедшую ночь.

Он вспомнил. Смутное ощущение тревоги неожиданно раскрылось перед ним настоящим, а не приснившимся кошмаром. Вчера он убил человека.

Теперь картина произошедшего ясно стояла перед его глазами. Вся компания с самого утра активно выпивала на аллее, названной местными алкоголиками «аллеей смерти». Такое название, очевидно, указывало на то, что многие из этих людей заканчивали жизнь на здешних лавочках. Развязавшийся после двухлетней кодировки Богдан, которого здесь называли профессором за его докторскую степень и занятие наукой, уже несколько дней поил публику. Профессора уважали, а многие и побаивались, потому что, выпивши, он бывал крут, и любил устанавливать порядки.

Богдан вспомнил, как ребята пожаловались ему на каких-то азербайджанцев, которым не нравилось, что они пьют на этих лавочках. И он, чтобы разобраться и восстановить справедливость, вынес газовый пистолет, приобретенный год назад по случаю без всяких разрешений и лицензий. Азербайджанцев он не застал, зато до смерти напугал своим пистолетом двух дворников узбеков. Но за узбеков опять- таки заступились ребята. Узбеки и впрямь оказались людьми душевными и психологически более близкими к русским, чем наглые азербайджанцы, да и вообще кавказцы. Спившийся бывший цирковой клоун Василий, считавшийся на улице, как и Богдан, человеком интеллигентным, развернул целую теорию по этому поводу и даже несколько раз целовал узбеков, доказывая им свою расположенность.

Но пистолет уже был вынесен, Богдан был разгорячен и так страстно желал найти и наказать какого-нибудь мерзавца, что трагическая развязка была предопределена. За отсутствием азербайджанцев, добротой и душевностью узбеков роль злодея выпала 25- летнему спивающемуся недорослю Николаю, жившему с мамой, воспитательницей детского сада, и конечно, за ее счет. Все произошло как бы само собой. Богдан решил отправить Николая, который с утра пил с ними на «аллее смерти», в магазин за сигаретами. Николай отказался. Богдан повторил команду. Николай отказался еще раз. Сопротивление этого ничтожества уязвило Богдана до самой глубины души. Он достал пистолет, картинно приставил его ко лбу парня и, четко выговаривая слова, произнес: «Слышишь, чмо, ты сейчас же пойдешь и принесешь мне сигарет, а иначе я сделаю дырку в твоей тупой башке». Николай насупился, промычал что-то еле различимое, но не сдвинулся с места.

- Считаю до трех – сказал Богдан, держа пистолет у лба Николая – раз, два… три.

Десяток ребят, затаив дыхание, наблюдали за этой сценой. Богдан просто не мог отступить. Грянул выстрел, и Николай как стоял, так и рухнул плашмя на спину.

- Убил – выдохнул кто-то из окружающих.

Николай лежал не шевелясь, широко раскинув руки. И тут все засуетились, кто-то пытался нащупать пульс у распластавшегося тела, кто-то бил его по щекам, кто-то клялся Богдану, что никогда не выдаст его ментам… Что было потом, Богдан уже не помнил.

Теперь, сидя на кухне своей однокомнатной квартиры, он осознавал всю катастрофичночсть своего положения. Богдана охватывала паника. Ему было пятьдесят лет, здоровье ни к черту, и его ждала тюрьма. Надолго. Скорее всего, до конца жизни. Накатившийся ужас буквально парализовал Богдана. Он не мог двигаться, не мог говорить,  у него перехватывало дыхание.

- Лариса, Лариса – прохрипел он, наконец, сдавленным голосом, зовя спавшую в соседней комнате бывшую жену.

Но, видимо, исходившие из Богдана звуки были слишком слабы, и Лариса не появлялась. «А может ее и нет там – испугано подумал Богдан – может я один, а эта сука опять ушла к себе.»

Вообще, Богдан прекрасно понимал, почему Лариса еще продолжает вертеться вокруг него. Эта здоровая напористая баба с Западной Украины, способная выжить в любых условиях. В свое время, когда Богдан был закодирован и не пил, она заставила его написать для нее диссертацию. И с тех пор, кажется, всерьез считала себя человеком науки. Еще Лариса Петровна имела два паспорта России и Украины, и Богдан очень сильно подозревал, что она получает две пенсии.

У Ларисы были взрослые дети от первого брака. Дочка успешно вышла замуж за иностранца и жила в Англии. Именно она была гордостью и надеждой матери. Лариса частенько ездила к ней и, видимо, в перспективе всерьез рассчитывала стать британской гражданкой. Во всяком случае, возвращаясь после очередной поездки на туманный Альбион, она просто источала из себя дух превосходства и пренебрежительного высокомерия ко всему окружающему.

С сыном же Лариса Петровна находилось в острой и непримиримой вражде. Когда она потребовала от него и его жены убраться из ее московской квартиры, он, перед тем как уйти, в качестве мести порезал на лоскутки мамин портрет, написанный за большие деньги модным художником. Простить такое было невозможно. Иногда, размышляя о том, что после нее останется на Земле, одним из первых пунктов Лариса Петровна всегда называла портрет. И вот портрета больше не стало. Удар пришелся в самой сердце.

Такая удивительная это была женщина. Богдан понимал, что сейчас Ларису больше всего интересует его квартира. После того, как ему вырезали две трети желудка, она почувствовала, что скоро может стать вопрос о наследстве, и стала чаще навещать его, предлагая повторно расписаться. Жадность и страстное желание завладеть имуществом неудержимо влекли Ларису к Богдану. К тому же у Ларисы был необходимый опыт, каким-то образом она уже сумела прибрать к рукам львовскую квартиру безвременно ушедшего первого мужа. Богдан же вел хитрую игру, целью которой было заставить Ларису ухаживать за ним, не отдавая при этом квартиры. До сих пор эта игра удавалась, но что будет теперь.

- Лариса, иди же скорее сюда – на этот раз уже достаточно громко позвал ее Богдан.

Теперь его зов, кажется, достиг цели. В соседней комнате заскрипел диван, послышался звук шаркающих по полу тапочек, и на кухню вошла Лариса. Отчего-то вид у нее был совершенно торжествующий.

- Лариса, мне очень плохо, я не знаю что делать. Я вчера, о господи, я … убил человека. Меня посадят. Что делать. Я умру. Я не вынесу этого. Кошмар. Дай мне водки.

- Бодя, ты низко пал. Ты не достоин сам себя – назидающе произнесла Лариса – Ты связался с этой уличной чернью. Ты даже посмел угрожать мне, и я вынуждена была запираться от тебя в ванной.

- Не об этом сейчас – простонал Богдан, морщась и качая головой – надо что-то делать. Надо пойти аккуратно узнать… Прощупать. Что-то нужно делать. Я убил этого парня. Дай же водки.

В это время раздался звонок в дверь. Богдан вздрогнул, вжал голову в плечи и замер без движения. Лариса бросила на него изучающий взгляд, медленно развернулась и пошла к двери.

- Кто там – громко спросила Лариса.

- Открывайте, милиция – ответили из-за двери.

Лариса на секунду замешкалась и открыла дверь. На пороге стояли двое милиционеров.

- Участковый старший лейтенант Сироткин – представился один из них – можем мы видеть Магницкого Богдана Ивановича?

- А ну, где этот стрелок, - сказал второй значительно менее вежливый милиционер, отодвигая Ларису и проходя внутрь.  

Когда милиционеры вошли на кухню, перед ними предстал еле живой от страха Богдан, сидевший на пуфике, при этом на лице его блуждала глупейшая улыбка напакостившего и ждущего неминуемого наказание ребенка.

- Где пистолет – сходу начал более наглый милиционер.

Богдан заерзал на пуфике, щупая руками вокруг себя, будто бы искал что-то.

- Нету – пролепетал, он с той же глупейшей улыбкой на лице – я его потерял… вчера…наверное.

- Ну, так ищи, пять минут тебе, чтобы сдать оружие – сказал наглый милиционер.

Богдан еще сильнее заерзал, дыхание его стало более частым и тяжелым.

- Нету пистолета, нету – суетливо бормотал Богдан - Зато… зато есть патроны от карабина, хотите, забирайте патроны, замечательные патроны – вдруг выпалил он.

При этом было видно, что, сказав про патроны, Богдану здорово полегчало. Лицо его теперь светилось надеждой. Вспоминая о патронах, он как бы искупал вину перед милиционерами за потерянный пистолет.

Милиционеры переглянулись между собой.

- Ах, у тебя еще и патроны, да тут, наверное, целый арсенал. А ну, давай, показывай…

Спустя две недели Богдан сидел в офисе у адвоката. За это время он несколько пришел в себя. К нему вернулось присущее с самого детства чувство собственной правоты и огромной значимости. Главное, выяснилось, что парень жив и даже почти здоров, если не считать появившихся после выстрела желтых пятнышек на лбу. Эти самые пятнышки давали основание матери Николая требовать от Богдана денег на пластическую операцию для сына, ибо кто же возьмет молодого парня с непонятными пятнышками на лбу. На что Богдан ей резонно и остроумно отвечал, что вряд ли ее парень станет лучше, если ему пересадят на лоб кожу с задницы. Богдану так понравилось собственное остроумие, что он теперь решительно всем стал рассказывать о том, что пострадавшая сторона планирует за его счет пересадить мальчику кожу с попы на лоб.

И тем не менее ситуация для Богдана оставалась серьезной, так как ему предъявили обвинение по двум статьям «хулиганство» и «хранение боеприпасов».

- Простите, что я такого сделал, чтобы тащить меня в суд. Я ни в чем не виновен, из меня хотят сделать злодея, а я человек науки, что общего у меня может быть с этой публикой. Это совместная провокация милиции и этого спившегося дегенеративного мальчика. Что с того, что у меня патроны. Я геолог, нам в тайге положены патроны. Какое же в этом преступление – убежденно вещал Богдан в кабинете адвоката.   

Его внимательно слушали адвокат, два его помощника и Лариса, которую Богдан взял с собой для смелости. При этом помощники сидели на кожаном диванчике, поджав ноги, и все время что-то записывали в блокнотики, Лариса кивала головой в такт словам Богдан и напоминала учителя, чей ученик в ее присутствии держит ответ перед экзаменационной комиссией, а сам адвокат вольготно развалился в удобном кожаном кресле.

- Все это замечательно, Богдан Иванович, только совершенно не имеет отношения к делу – наконец, вступил в разговор адвокат – А в деле есть показания, что вы из хулиганских побуждений, выстрелили в голову Клюеву Николаю. Читаем дальше. На следующий день участковый Сироткин задержал вас на улице Новохохловской, при себе вы несли сверток, в котором обнаружены патроны к карабину, а также к пистолету «Маузер». Зачем же вы бегали по улице с боеприпасами?

- Но это ложь, это подлая ложь – негодующе произнес Богдан – патроны я сдал добровольно, когда милиционеры пришли ко мне домой.

- Почему же в деле написано, что патроны у вас изъяты на улице и протокол соответствующий имеется, как положено оформленный, с понятыми – поинтересовался адвокат.

Богдан задумался.

- Ну, да правильно – хлопнул он себя по лбу - мы так специально договорились с милиционерами, чтобы у меня дома не было обыска.

- Какого обыска – недоуменно спросил адвокат.

- На следующий день, после того, как я сдал патроны, ко мне пришел милиционер и сказал, что, поскольку у меня дома находились боеприпасы, то они теперь обязаны произвести обыск в моей квартире, а также у моей матери. А чтобы этого избежать, нужно придти к ним в опорный пункт и переписать протоколы, будто патроны у меня изъяли на улице – пояснил Богдан, на лице которого снова появилась глуповатая улыбка

- И что же вы – спросил адвокат, глядя на Богдана круглыми от удивления глазами.

- Конечно, я согласился. Не могу же я допустить, чтобы у моей старой матери производился обыск. Она бы такого не пережила.

- Богдан Иванович, вы понимаете, что сами нарисовали себе статью? Никакого обыска у вас быть не могло. Человек, добровольно сдавший оружие или боеприпасы, освобождается от ответственности. А так получается, вы один день стреляете человеку в голову, к тому же из незаконно приобретенного оружия, на следующий день бегаете по улицам с патронами. Понимаете, как это выглядит? Суд может принять решение изолировать вас – разъяснил ситуацию адвокат, все также удивленно глядя на Богдана.

- Я не стрелял в голову этому мальчику, я лишь пуганул его. Кто я и кто он? Этот мальчик – подонок, и общество должно сказать мне спасибо за то, что я преподал ему урок – с пафосом, гордо подняв голову, заявил Богдан.

Адвокат с еще большим удивлением посмотрел на своего клиента.

- Вы действительно так считаете?

- Я наказал подонка, в чем же моя вина – продолжал картинно распаляться Богдан.

- Главное, не скажите этого в суде – предусмотрительно заметил адвокат – ваш единственный шанс – это полнейшее раскаяние и признание своей вины. Вы ранее не судимы, у вас плохое здоровье, одинокая мать. В случае раскаяния я могу вам гарантировать условный срок. Если вы начнете доказывать свою невиновность, утверждать, вопреки свидетельским показаниям, что не стреляли в Клюева, то суд может решить, что вы пытаетесь уйти от ответственности и впаять вам по полной.

Адвокат встал и стал ходить взад вперед по кабинету, заложив руки за спину.

- Правосудие любит, когда преступник предстает перед ним раскаявшимся и беззащитным – продолжал он развивать свою мысль – не с вашими картами тягаться с правосудием. Вы дали все формальные основания, чтобы правоохранительная машина ударила по вам всей своей мощью. Поэтому только покаяние, признание вины и полнейшее раскаяние.

- Да, да я вас понимаю – согласно закивал головой Богдан - Но я не умею лгать. Это ужасная страна. Тысячелетнее рабство. Эти жуткие рожи. Вся правоохранительная система коррумпирована. Посмотрите, эта страна голосует за гебистов, а «Яблоко» не проходит в Думу. Интеллигенция в загоне. Что поделать, что поделать…

Тем не менее, суд для Богдана прошел удачно. Пожалев раскаявшегося, оступившегося ученого судьи дали Богдану 2 года условно. Возвращаясь после суда домой            , он встретил на «аллее смерти» спившегося клоуна Василия.

- Поздравляю – радостно прокричал Василий, идя к Богдану с распростертыми руками. – Вся улица была за тебя. Саша Колесо поклялся, что убьет Коляна, если Профессора посадят.

- А кто сдал меня ментам, кто давал показания против меня? – грозно спросил Богдан.

- Богдан, ты знаешь, стукачей хватает. Но это не наши. Это все с той стороны, с булочной были. Там каждый второй ментам стучит. Они чего и не видели - скажут. Настоящие суки… Тут такое дело. Леха Десантура из 68 дешево ствол сдает, говорит, из Чечни привез.

Богдан вдруг снова почувствовал себя уличным королем.

- Мне сейчас нельзя. Но мои люди могут взять, поквитаться кое с кем – неожиданно для самого себя заявил Богдан.

Спроси у него в этот момент, о каких людях идет речь, и он наверняка попал бы в тупик.

- Только, Вася, я тебе предупреждаю – ни слова, а то язык отрежу, ты меня знаешь.

- Могила.