Арабской Европейской Лиге отныне придется обходиться без своего харизматического лидера. Ибо он окончательно и бесповоротно возвращается в родной Ливан.

В начале следующего года Фламандия сможет облегченно вздохнуть. В январе Дияб Абу Джахья, председатель Арабской Европейской Лиги, насовсем возвращается в Ливан. 15 лет спустя с того дня, когда он прибыл в нашу страну в поисках лучшей жизни. Абу Джахья уже был в родной стране несколько недель во время израильских бомбардировок «чтобы участвовать в сопротивлении сионистам», но в начале января он уезжает окончательно.

Он намеревается преподавать в Бейруте и участвовать в политической жизни родной страны. «С чистой страницы. С секулярной, социалистической партией, которая будет открыто арабско-националистической. Никакого отношения к «Хезболла» она не будет иметь: они слишком консервативны и религиозны для меня. Хотя я, как ливанец, очень горжусь ими, ибо они победили в войне с сионистами».

Связи, которые были у Дияба с Фламандией и Антверпеном, кажутся теперь окончательно порванными. Он даже не заметил новости о том, что в эти выходные дни в нашей стране проходят концерты в защиту терпимости. «Правда? Во Фламандии будут петь в защиту терпимости? Этого я не знал. Какая хорошая инициатива! (цинично смеется). Но я не верю, что концертами можно изменить реальность. А реальность - в том, что Фламандия расистская страна».

- На сайте АЕЛ Вы почти в лирических терминах обьявляете о том, что едете в Ливан, чтобы защищать Вашу страну от «сионистского образования», как Вы именуете Израиль. Но о том, что именно Вы там делали, Вы остаетесь в своих высказываниях весьма туманным. Не для создания ли романтического имиджа у Ваших последователей?

- Это совершенно к тому отношения не имеет. Это мой народ, моя деревня, моя земля подверглись варварскому нападению. Я родом из южного Ливана. Мой отец- мусульманин, моя мать - христианка. Я не могу оставаться в стороне, когда против моей страны совершается агрессия. Я должен был туда вернуться. Я понимаю, что для фламандцев такие вещи - это пережиток прошлого. Они думают в таких случаях о Второй Мировой войне, о вещах из какой-то далекой истории. Но для нас это горькая реальность. Это больше, чем пустоголовая романтика. Кстати, мне пришлось обьяснить это и некоторым молодым членам АЕЛ в Антверпене, которые считают, что это «круто». Я сказал им, что то, что я сделал, было просто актом сопротивления для защиты моей родины. Я также сказал им, что насилием абсолютно не решить их проблем в Бельгии, таких проблем, как маргинализация и криминализация.

- Воевали ли Вы в Ливане в рядах «Хизбаллы»?

- Я не хочу вдаваться в подробности, потому что что бы я ни сказал, все будет неверно интерпретировано. Осенью этого года еще предстоит судебный процесс против АЕЛ по поводу волнений, которые произошли в Антверпене в ноябре 2002 года после убийства Мохамемда Ашрака. У меня нет никакого желания, чтобы меня там именовали террористом. Ну, представьте себе, что я остался в родной деревне, чтобы защищать ее с оружием в руках, вместе со своими соседями и родными. Что в этом преступного? По-вашему, я -террорист, если я защищаю мою родную землю, мою родную деревню, которые подвергаются «ковровым» бомбардировкам? И какое, в конце концов, имеет значение, что именно я делал? Важен результат!

50% моей родной деревни было снесено бомбежками израильтян с лица земли. Израильтяне - мастера того, чтобы заставить Запад поверить, что они не целятся в мирных граждан. На самом деле - совершенно обратное. Вы все твердите без умолка о «Ground Zero». Так вот, моя страна полна таких «Ground Zero»!

- Осознаете ли Вы, что Вы шокируете многих людей Вашей безусловной поддержкой шиитской «Хезболлы»? Вы можете называть Израиль варварским, но «Хезболла» тоже не похожи на голубей мира. В конце концов, они спровоцировали конфликт похищением 2 израильских солдат...

- «Хезболла» уже много лет требует, чтобы ее сторонников выпустили из израильских тюрем. Израиль отказывается, и «Хезболла» отплатила ему его же собственной монетой. То, как отреагировал Израиль, было совершенно диспропорционально. И тогда «Хезболла» сделала то, чего не сделала армия Ливана: защитила страну. Здесь, на Западе часто забывают, что «Хезболла» - это политическая партия, которая участвует в ливанском правительстве. «Хезболла» использует оружие только для борьбы с внешним врагом, а не внутри страны. На празднике победы на прошлой неделе миллион ливанцев выразили свою поддержку «Хезболле», это - 1/3 населения.

А знаете ли вы о том, что генерал Мишель Аун, лидер крупнейшей христианской партии, поддержал сопротивление Израилю? Он был союзником «Хезболлы». Хотя христиане оказывали только гуманитарную поддержку. Они сами не воевали. Так что не только экстремистские мусульмане- против Израиля. Царило национальное чувство всех ливанцев. Ливанцам до смерти осточертела война. Я вырос в годы гражданской войны.Никто не хочет, чтобы те времена вернулись.

- Вы действительно покидаете нашу страну? Или это только сплетни?

- Нет, я действительно уезжаю. Скорее всего, в январе. Моя роль здесь сыграна. Я горжусь тем, чего мы добились здесь с АЕЛ. Но теперь я хочу вернуться домой, чтобы участвовать там в политической жизни. Я уже сейчас активно участвую в политике на общеарабском уровне в рамках Арабского Национального Конгресса. Мы стараемся противопоставить себя коррумпированным арабским режимам, а также фашистоподобным такфири - таким движениям, как Аль-Каида, то есть экстремистским исламистам. В Ливане я буду преподавать, в Бейруте, и конечно же, участвовать в политике. Не в рамках «Хезболлы», потому что я- левый, социалистический арабский националист. Они для меня слишком консервативны и слишком религиозны. Но я не хочу этим сказать, что они являются радикальными исламистами. Они мусульмане-демократы. Партия, которую я хочу создать, должна будет соединить в себе все секулярные националистические арабские силы и придерживаться левой философии. Она еще не существует, но ее время придет. Я думаю, года через 2- через 3.

- До Вашего отьезда Вы собираетесь жить в Брюсселе. Почему Вы уехали из Антверпена?

- Мне пришлось оттуда уехать. Жизнь там стала неприятной для меня. Мне было очень неприятно, что я не мог больше спокойно ходить неузнанным по улице. Я, конечно, понимаю, что у политика так и так мало остается личной жизни, но в моем случае дело было несколько в ином. Если я заходил, например, в антверпенское кафе, там менялась атмосфера. И, к сожалению, не в позитивную сторону. Поэтому я рад, что теперь живу в Брюсселе. Брюссель намного космополитичнее, люди там более расслабленные. Антверпен, хотя он и считается крупным городом, на самом деле - большая деревня. Если в Антверпене заводят речь о Боргерхауте (район, где живет много мигрантов - прим перев), то говорят о нем как о гетто. Посмотрели бы эти люди на Моленбейк или Андерлехт (пригороды Брюсселя с большим числом жителей-мигрантов - прим перев)! Там живет гораздо больше мигрантов, чем в Антверпене, а обстановка более спокойная. (...)

- Вы действительно не понимаете страха, который испытывает фламандец перед агрессивным исламом? Перед мусульманами, которые хотят навязать нам свой образ жизни?

- Никто не собирается навязывать фламандцам какой-то другой образ жизни. Может быть, 10% экстремистских мусульман хотели бы этого, но это маргинальная группа. Остальные 90%, к которым принадлежу и я, этого вовсе не желают. Напротив, они принимают западные влияния, они только не хотят, чтобы им что-то навязывали насильно. Я уже так часто говорил: есть правила игры- именуемые законами - которых все должны придерживаться. Все, что не запрещено, разрешается. Вот это и есть демократия. Так меня учили в школе. Но во Фламандии всегда поднимают такие расплывчатые термины, как «нормы и ценности», которых мы должны придерживаться. Может мне кто-нибудь изложить, где в конститиуции записано, что мы должны помогать сохранять христианские ценности Фламандии? Где написано, что я должен ассимилироваться? Хорошо, так говорит Филип Де Винтер (лидер расистской партии Фламандский Интерес - прим перев), но ни в одном законе я этого не читал. Боюсь только что большинство фламандцев разделяет мнение Де Винтера. Кстати, я с возрастающим удивлением слежу за делом неонацистов-военных, которые, оказывается, намеревались убить меня и Де Винтера. Эти типы были хорошо вооружены, и я не сомневаюсь, что они собирались применить свое оружие в действии. Атмосфера тому соответствует. Тем не менее, дело это всячески преуменьшается в прессе и в общественном мнении. Я задаюсь вопросом, какой была бы реакция, если бы десяток мусульман были арестованы с подобным арсеналом. Не думаю, что в таком случае реакции были бы такими же вялыми. И я осознаю также, что молодые мигранты непременно отреагируют, если крайне правые экстремисты выкинут что-нибудь подбное. Тогда таких, как я, быстро отбросят в сторону, - как слишком мягких.

- Арабская Европейская Лига взошла на политический небосвод стремительно как комета, и за последнее время так же стремительно погасла. Что произошло?

- Я не думаю, что это верное описание. Когда где-нибудь начинаются беспорядки, сразу все показывают пальцами на АЕЛ, и о нас ежедневно пишут в прессе. Как только нет никаких беспорядков, газеты сразу пишут: «АЕЛ умерла». Но правда - в том, что АЕЛ сегодня сильнее, чем когда-либо. Преемственность обеспечена. При помощи молодых людей, которые пришли к нам, когда им было лет по 15, а сегодня им по 20, и они учатся в университетах. Фламанцды скоро откроют для себя их имена. Правда, что мы в прошлом приняли несколько неверных решений. И мне нетрудно в этом признаться. Нам было нелегко, в атмосфере, когда само членство в АЕЛ было почти так же опасно, как членство в Аль- Каиде. Союз с Рабочей Партией Бельгии на выборах 2004 года не сработал. Мы не потеряли никаких голосов, но они таким путем лишились части своих избирателей. И это отразилось на результатах выборов. Наша идея создать собственную Мусульманскую Демократическую партию также была неплодотворной. На плечи АЕЛ свалилось слишком много груза, чобы тянуть на себе эту партию. В этой стране еще нет пока политически сознательного мусульманского среднего класса. В Нидерландах дела обстоят по-другому. Там действительно что-то может произойти в политической сфере за короткое время. Мусульмане там во всэ областях добились большего, чем во Фламандии: у них есть; работа, есть своя социальная сеть поддержки, они более образованны, и так далее. Свидетельство того, что все это возможно, если страна-хозяин делает для того усилия. Их министр юстиции, Пит -Хейн Доннер, даже сказал, что он хотел бы, чтобы в голландском парламенте был кто-то типа Абу Джахья. Не думаю, что хоть один политик во Фламаднии решится сказать такое.

Во Фламандии до сих пор никто не хочет вести с нами диалог, но это не важно, ибо нас тоже это больше не интересует. Я сам много раз пытался этого добиться, но это не помогло, ибо все партии не хотят идти против предрассудков своих избирателей и членов тем, чтобы начать делать что-то для мигрантов. Но поверьте мне, вы еще услышите об АЕЛ. Второе поколение членов АЕЛ готово к тому, чтобы принять от нас факел. Это люди, которые родились и выросли здесь, и они более уверенны в себе, чем все те, с кем вам до сих пор приходилось иметь дело. Фламандия познакомится с АЕЛ так, как никогда раньше не знакомилась. Будет покончено с «примерным аллохтончиком, который должен приспособиться и в особенности должен слушать, что ему говорит хозяин». Я думаю, что в этом и есть наибольшее достижение АЕЛ: в том, что мы осуществили крупные перемены в менталитете второго поколения мигрантской общины. Дяди Тома больше нет. Это можно сравнить с тем, что сделал Народный Союз для роста фламандского самосознания. Раньше он считался радикальным. Сегодня все фламандские партии стали немного похожими на НС.

- Будете ли Вы голосовать на предстоящих бельгийских выборах?

- Да, потому что это обязательно (в Бельгии действует закон об обязанности всех граждан принимать участие в голосовании на выборах - прим перев). Если бы это не было надо по закону, я бы не голосовал. Свой голос я отдаю Рабочей Партии Бельгии, и мы призываем всех наших сторонников голосовать за нее. Потому что это единственная по-настоящему антирасистская и антисионистская партия.... Они всегда были корректны по отнишению к мигрантам. Какой марокканец в Антверпене никогда не пользовался их юридической или медицинской помощью? (...) Хотя я и признаю, что их отрицание массовых убийств Сталиным - весьма античное напоминание о 50-х годах.

- Вы не будете скучать по Бельгии?

- Я прожил здесь 15 лет. Сейчас мне 34. Это почто половина моей жизни. Конечно, я всегда буду чувствоивать определенную связь с Бельгией и Фламандией. Я знаю также и то, что я сказал о Фламандии много неприятных вещей - которые, к сожалению, не изменились. Например, то, что Фламандия -- самая расистская страна в Европе.Но это не значит, что все фламандцы расисты. У меня есть фламандские друзья, и я буду по ним по-настоящему скучать.

Оригинал опубликован по адресу: http://www.arabeuropean.org/belgNL/article.php?ID=5

Перевод Ирины Маленко