Лефт.Ру |
Версия для печати |
Термин «стратегическое планирование» мы используем как сложносоставной термин. В этой главе мы рассматриваем ряд аспектов планирования, в основном связанных с общей структурой экономики, которые не относятся к макроэкономике или детальному планированию производства (о последнем будет сказано в отдельной главе). Основные темы этой главы:
В ряде отраслей можно верно предсказать долгосрочные политические цели производства: жилье, транспорт, энергоснабжение, связь, туризм, реорганизация промышленности. В каждом из этих случаев нужно принимать «крупноблочные» решения. Например, вопросы размещения и формы новых жилых массивов явно должны решаться всем обществом после обсуждения. Или возьмем для примера личный транспорт.
Развивается ли в стране личный или общественный транспорт – в обоих случаях это решение будет иметь долгосрочные последствия для всего общества. И это тот случай, когда простая сумма личных решений не обязательно означает оптимальный результат для всего общества. Когда в крупных промышленных городах основным видом транспорта были трамвай и электричка, скорость проезда в городском центре была выше, чем теперь. Для тех, кто мог себе это позволить, появившиеся личные автомобили давали преимущество в скорости перед трамваем, потому что машина не делает остановок. Но чем больше становилось машин, тем больше на дорогах появлялось пробок, и машины и трамваи двигаются теперь медленнее. Личный автомобиль оказывается более скоростным по сравнению с общественным транспортом, так что у отдельных людей сохраняется побуждение ездить в машине. Повышение использования машин отнимает пассажиров у автобусов и трамваев, и качество общественного транспорта снижается. Результат: опасные и забитые дороги, загрязнение воздуха и более долгие поездки. Вот пример, когда общественное решение может оказаться более благоприятным, чем сумма личных решений.
Решение поощрить или сдерживать использование автомобилей имеет важнейшие последствия для промышленности. В большой стране автопромышленность может прямо и косвенно занимать миллионы рабочих на производстве автомобилей, запасных частей, обеспечении бензином, услугами, на строительстве и ремонте дорог. Планировка городов и организация розничной торговли также зависит от уровня частного автовладения. Стратегическое планирование должно систематически принимать такие последствия во внимание. Если принято решение ограничить частное автовладение, такой план может потребовать создания новых рабочих мест для тех, кто был связан с автопромышленностью.
Этот пример касается хорошо известных технологий. Другие задачи встают перед стратегическим планированием с появлением новых технологий. Оглядываясь на прошлое промышленного производства, мы видим ряд волн, в каждой из которых ведущую роль играла одна из отраслей: текстильная промышленность, железные дороги, тяжелое машиностроение, химическое производство, автомобили, потребительские товары длительного пользования, электроника. Успех каждой индустриальной экономики зависит от ее способности быстро наладить производство этих передовых товаров. Первые две волны привели к подьему Англии, третья и четвертая – Германию, пятая и шестая возникли в США, в электронике ведущую роль занял Дальний Восток.
Новые индустриальные экономики должны выполнить относительно простую задачу: они начинают без имеющейся промышленной базы и могут вложить все усилия в развитие новейших отраслей. СССР в 30-50-е годы достиг значительного уровня роста в расширении тяжелой промышленности; через 40 лет Тайвань и Корея добились сходных результатов в электронике. Такой тип первоначального промышленного развития хорошо подходит для планирования, поскольку планировщики могут копировать промышленную структуру мировых лидеров.
Гораздо труднее уже индустриализованной стране перестроиться и начать играть ведущую роль. Тут некого копировать. Старая промышленность должна быть оттеснена в пользу новой, которая, возможно, появится на базе технологии, которую еще только предстоит создать. Это требует предвидения; нужны планы, которые проецируют результаты предшествующих научных исследований в будущее, в котором на их основе построят новую промышленность. Нужно определить необходимые для этого знания, технологии и специальности, создать технические организации для разработки технологий на основе новых научных открытий. Образование и профобучение необходимо преобразовать для подготовки новой рабочей силы, которая сможет работать по новой технологии. Нужно также разработать предметы потребления, основанные на этих технологиях. Требуется изобрести производственные процессы, а для них – средства производства, машины и сырье, и, наконец, пустить в ход новые заводы и поточные линии.
Чтобы в экономике не возник застой, такой вид перестройки должнен регулярно повторяться, и планы составляться на десяти-пятнадцатилетний срок. Непонятно, до какой степени такой вид планирования может быть демократическим. Знание о том, какие технологии могут быть перспективными через 10-20 лет, первоначально будет сосредоточенно в небольших группах исследователей, и людям без специального образования трудно судить об этом. Однако, технические специалисты могут набросать ряд реальных вариантов будущего промышленного развития и вынести их на публичное обсуждение.
Состав органов стратегического планирования должен зависеть от долгосрочности планов. Самые долгосрочные планы могут составляться небольшими комиссиями экономистов и ученых, откомандированных от своей обычной работы. Для пяти-семилетних планов необходимо собрать большее число экономистов при поддержке промышленных инженеров. Краткосрочные планы составляются на основе широкого привлечения промышленных разработчиков и управляющих производством.
Важно для успеха стратегического планирования «запрячь» новаторские разработки. Это звучит парадоксом, поскольку они, по определению, не могут быть известны до своего появления. Однако процесс перехода от новой идеи до ее массового промышленного применения требует времени. Хотя новаторство невозможно планировать с самого начала, с его учетом планирование становится более реалистичным. Любая современная промышленная экономика нуждается в отлаженном процессе, который переводит неизвестное в познанное, а познанное – в используемое. Научные исследования и разработки превращаются в отрасль общественного разделения труда, которое на техническом уровне сравнительно независимо от господствующей формы собственности в данной экономике.
Разумеется, речь не о том, что общественные отношения не влияют на процесс внедрения инноваций – конечно, влияют. Но тип экономики - социалистическая или капиталистическая – здесь не самый важный фатор. Инновации – отрасль в разделении труда, к которой экономика может приспособиться, а может и нет. Капиталистически стран много, но их достижения в применении новой технологии весьма различны. Англия так же известна своей медлительностью в этом вопросе, как Япония – своей скоростью. Причины этого нельзя объяснить просто, и уж точно нельзя свести к простой формуле: чем больше свобода рынка, тем быстрее внедряются новые технологии. Не вычисляемые особенности национальной психологии и культуры – отношение общества к новшествам – тоже, очевидно, следует принять в расчет.
Помимо этих невычисляемых величин, существуют вполне определенные факторы: качество системы образования, относительная величина расходов на поддержку научных исследований, количество средств, выделяемых на разработку новых технологий. Какую часть расходов на технологию отводят на мирные цели, а какую – на военные? Существуют ли в обществе организации, способные объединить все стадии новаторства – от чистой науки до готовой продукции?
Ясно видны связи между расходами на образование и мирные исследования и уровнем новаторства. Организация демократического планирования, при котором важнейшие разделы бюджета, такие, как оборона, образование и наука, определяются ежегодным всеобщим голосованием, не гарантирует сама по себе, что общество решит потратить значительную сумму на разработки. Граждане могут решить, что новаторство не так важно, и это серьезно повлияет на их экономику, однако это будет сознательное решение, а не побочный эффект узколобости частных собственников.
Для эффективности технологических разработок необходим своего рода привод, соединяющий стадии чистой науки, прикладной науки, экспериментального производства и массового производства. Экономические успехи азиатского капитализма как будто показывают, что особенно важны последние стадии. Западный капитализм вкладывает больше общественных средств в чистую науку, но чрезмерно большая часть прикладной науки и экспериментального производства ориентированна на военные цели. В результате эти страны производят чудо-истребители и ракеты, но их способность к новаторству в потребительских товарах практически сошла на нет. Англия и США справлялись с применением новых технологий в видеозаписи, мотоциклах или фотокамерах не лучше, чем СССР. ВПК был единственной отраслью, в которой финансированная обществом прикладная наука и разработка вели прямо к производству. Для социалистической экономики, чтобы использовать науку для улучшения мирного производства главным приоритетом должно быть создание «штатских» организаций, заменяющих те, что используется в ВПК.
В главе 4 мы указывали, что рост социалистической экономики должен основываться на экологии. В этом разделе мы обсуждаем некоторые детали, связанные с осуществлением такой политики, и оцениваем сравнительные достоинства рынка и планирования в отношении экологии. Некоторые дальнейшие вопросы мы разовьем в главе 14, где сосредоточимся на том виде отношений собственности, который необходим для бережного отношения к природным богатствам.
До сих пор мы предполагали, что себестоимость любого предмета или услуги точно определяются суммой рабочего времени, затраченного на его производство. В критике социалистического планирования Дон Лавое (1985) в очередной раз использует старый аргумент о неприменимости оценки в рабочих часах невозобновимых природных ресурсов. Речь идет о том, что стоимость в рабочем времени не может применяться к природным или нерабочим затратам. В рыночной системе природные ресурсы имеют рыночную цену, которые включаются в стоимость производства; по трудовой теории стоимости они бесплатны. Отсюда следует, что трудовая теория стоимости недооценивает стоимость продуктов, произведенных из дефицитных природных ресурсов.
Вопрос этот очень важен. Но данный аргумент, придуманный еще фон Мизесом, можно использовать и против защитников рынка, так как разумное использование природных ресурсов – хорошо заметное больное место капитализма и (потенциально) важнейшее преимущество социализма.
Как «свободный рынок» оценивает природные ресурсы? Классический ответ – по земельной ренте. В этом случае малоплодородные земли, нефтяные месторождения или леса не стоят ничего и себестоимость на малоплодородных землях 1 вычисляется по затратам рабочего времени (в неоклассической политэкономии - капитала).
Но нефть из предельного месторождения – также невозобновляемый ресурс, а в рыночной системе его истощение ничего не стоит. Существует конечное количество нефти, но это не отражается на ее рыночной цене. В самом деле, при капитализме мы видим бездумное истощение природных ресурсов, лишь бы они приносили хоть какую-то прибыль. Тут стоит вспомнить замечание Маркса об американском «фронтире», где качество земли улучшалось, по мере того, как колонисты двигались с побережья океана на равнины. И когда предельная земля в географическом смысле стала наиболее продуктивной землей (которая при этом могла быть бесплатной, так как ее украли у индейцев), все ограничения на эксплуатацию природных ресурсов были сняты. Использовались агротехнологии (отстутствие севооборота, монокультура), ведущие к быстрому истощению почвы. Это, при самой что ни на есть рыночной экономике, привело к катастрофической эрозии в «Пыльной миске» (название ряда южных земледельческих штатов – см. «Гроздья гнева» Стейнбека – пер.) То же относится к вырубке лесов. Лес, украденный у коренного населения капиталистическими фирмами, считается бесплатным на западном берегу Северной Америки или в джунглях Амазонки и Борнео, и леса, росшие тысячелетиями, были вырублены за несколько десятков лет.
Единственное условие, при котором рыночная система приводила к прогрессивной агрокультуре и сохранению плодородия почвы – существование класса землевладельцев, получающих ренту с земли и лично заинтересованных в сохранении своего дохода. Технически это предполагает дифференциальную ренту, основанную на уменьшении прибыльности на малоплодородных землях. Для этого землевладельцы должны быть богаты, политически грамотны и опираться на государственную поддержку. Это сочетание случается только при весьма специфических исторических обстоятельствах. В большей части мира во время капитализма землей владели бедные крестьяне или охотники-собиратели, не имеющие политической силы. Их земли были попросту экспроприированы. Более того: что выгоднее для землевладельцев – обрабатывать землю или пустить ее под шахты и уничтожить плодородный слой, зависит от величины учетной ставки. При положительной учетной ставке 2 выгодно истощение невозобновимых ресурсов.
При низкой и устойчивой учетной ставке экономически выгодно инвестировать в плодородие земли, как это делали в XVIII веке английские помещики, но в данном случае речь идет не столько о невозобновляемых, сколько о медленно возобновляемы[ ресурсах.
Короче говоря, рынок в любом случае будет разбазаривать ресурсы – или при росте прибыльности или при ее снижении. Он будет заботиться о медленно возобновляемых ресурсах при низкой учетной ставке в сочетании с уменьшающейся предельной доходностью. Он всегда будет истощать невозобновимые ресурсы.
Введение рентных платежей 3 в социалистическую экономику, как предлагали «реформаторы» в СССР, равносильно подсчету трудовой стоимости по предельным, а не по средним затратам и предположению об убывающей прибыльности затрат труда. Но учитывая сказанное выше, рентные платежи при социализме будут не более эффективны для рачительного распоряжения ресурсами, чем при капитализме. Есть и более радикальное возражение: любой экологический ущерб – результат любого «экономического» решения, т.е. любого решения, основанного на единственной цели. Любое решение, основанное на цене, не может нести информацию об экологических последствиях таких действий, поскольку они сложны и не сводимы к бухгалтерской записи. Любая количественная оценка влияния на окружающую среду вводит в заблуждение. Экологические последствия должны определяться научными исследованиями и решаться в результате политической борьбы. Примерами такой борьбы могут быть действия научной общественности СССР против промышленного строительства на берегах Байкала и планов поворота сибирских рек.
Нет гарантии, что принятые решения будут мудрыми. Наибольшее, чего можно от них ждать – существования политических условий для свободной и информированной дискуссии на эти темы, наряду со свободой научного исследования и публикации, и принятие окончательного решения свободным голосованием. В капиталистических странах такие решения почти неизбежно окажутся выгодными для большого бизнеса, который может купить политическое влияние. При социалистической демократии главные экологические вопросы должны решаться референдумом после продолжительного и открытого обсуждения в СМИ. Если предложено строительство гидростанции, которая приведет к затоплению долины, ценной прекрасными пейзажами и уникальным биоценозом, бессмысленно искать экономическую формулу, которая покажет, следует ли выполнять этот план. Проблема тут не экономическая, а политическая. То есть, решение требует сознательного выбора приоритетов, и не может быть сведена к сравнению цифр, в рабочем ли времени или деньгах.
Вопрос истощения ресурсов – парадоксален, потому, что политика максимальной эксплуатации и крайней природоохраны приводит к сходным результатам. Если мы используем всю нефть Северного моря за несколько лет, тогда будущим поколениям она не достанется, но если мы ее не будем использовать, тогда она вообще не достанется никому. Разумный выбор – использовать нефть такими темпами и так, чтобы разработать альтернативу, прежде чем она кончится. Немного признаков указывают, что рынок так и поступает. С другой стороны, похоже, что-то в этом роде систематически делалось в СССР. Последние 30 лет советская власть постоянно вкладывала серьезные средства в развитие термоядерной энергетики в надежде создать замену ископаемому топливу. Западные устройства вроде «Joint European Torus» (JET) вышли из чертежей советских «Токамаков».
В 1987 году с запуском «Энергий» стало ясно, что главной целью советской космической программы было развитие солнечной энергетики 4 . Они должны были доставить на орбиту зеркала для освещения зимой арктических полярных станций, а также помочь строительству орбитальных солнечных электростанций для передачи микроволновой электроэнергии на Землю. Такого типа долгосрочные проекты могут быть частью обычного планового процесса социалистической экономики. Рынок никогда не сможет этого сделать. Капиталистические страны могут что-то сделать в этой отрасли, только если они создают специальные госучреждения, подражающие социалистическому планированию - NASA или CEGB.
В ходе обсуждения использования трудовой стоимости мы до сих пор считали, что стоимость рабочего дня завтра равна стоимости такого же дня через 10 лет. Можно возразить, что это не соответствует реальности, и что такая система подсчетов приведет к применению излишне капиталоемких технологий. Мы можем показать это на конкретном примере. Было предложено построить плотину в устье реки Северн для производства электроэнергии и прокладки автотрассы между Англией и Уэльсом. Такая плотина могла бы давать электроэнергию при очень низких трудозатратах, поскольку «топливо» было бы бесплатным – необычно высокие приливные волны (до 7 метров). Но прочее строительство, связанное с проектом, стоило бы больше, чем электростанции на угле той же мощности.
Это хорошо видно на рис. 5.1, где сравнивается рабочее время, которое было бы потрачено за 5 лет на эти два проекта. За 30 лет общее количество рабочего времени на тот же объем электроэнергии будет выше для угля, чем для приливов. Но за первые 10 лет, во время строительства, стоимость угольной станции была бы ниже. Если мы решаем как производить электроэнергию только на основе минимализации стоимости в рабочих часах, тогда приливная станция была бы, без сомнения, предпочтительнее. На самом деле в Англии комиссия по электроэнергетике решила не строить приливную станцию потому, что сумма выплат процентов по займу на ее строительство была бы выше, чем экономия на топливе. Вычисляя стоимость этих двух проектов только в рабочем времени, т.е. в трудовой стоимости, нужно, чтобы займы были беспроцентными.
Беспроцентные займы вызывают возражения с объективной и субъективной точки зрения. Если варенье сегодня лучше, чем обещание варенья на завтра (намек на «Алису в Зазеркалье» - пер.), лучше поменьше поработать в этом году, даже если это значит больше работы в будущем. Субъективно определяемая учетная ставка может быть разумным образом установлена политически (если люди могут голосовать каждые несколько лет, поднять, понизить или не менять ставку). Но возможен и более объективный подход: использование среднего уровня роста производительности труда как величины учетной ставки. Смысл в том, что если производительности труда удваивается каждые 10 лет, тогда один час сегодняшнего рабочего времени будет равен получасу рабочего времени в конце 90-х годов (т.е. через 10 лет – пер.). Поскольку никто не может точно знать, что произойдет в будущем, необходимо оценивать будущий рост производительности труда на основе недавнего прошлого. Можно отметить, что на этом основании решение комиссии по электроэнергетике не строить плотину на Северне было экономически неразумным, так как они делали подсчеты с использованием учетной ставки, которая была намного выше среднего роста производительности труда в английской экономике. Этот пример подтверждает довод о том, что разумные экономические расчеты реально возможны только при социализме.
Рис. 5.1. Влияние учетной ставки в 9% на стоимость двух проектов выработки энергии. |
Одно из стратегических решений, касающихся общей формы экономики – какие виды продукции распределяются по плану, а какие должны «продаваться» в некотором смысле. Мы представляем себе, что полностью запланированное распределение средств производства будет сосуществовать с рынком предметов потребления. Подробное описание этого «рынка» - в главе 8; как мы покажем, он весьма отличается от рынка при капитализме, так как подчиняется плановому распределению общественного рабочего времени. Но где же провести черту между рыночным и нерыночным распределением, а точнее, на какой основе принимать такие решения?
Для этого важно учесть четыре пункта: права гражданства, свобода выбора, проблемы дефицита и стоимость учета.
Первый принцип – все продукты и услуги, необходимые для полноценного участия в производственной деятельности и общественной жизни предоставляются по закону, и финансируются из всеобщего налогообложения. Основные примеры – образование, здравоохранение и уход за детьми (в главе 13 мы предлагаем, чтобы телевизоры с электронными приспособлениями для голосования также выдавались бесплатно в порядке осуществления права гражданства, для обеспечения полного участия в демократической политике). Для того, чтобы функционировать как активный, производительный член общества, человек должен быть хорошо образован, здоров и свободен от необходимости сидеть дома с детьми весь день. Эти блага необходимы для получения «положительной свободы» контролировать свою собственную жизнь 6 . Кроме того, в интересах самого общества в целом, чтобы его члены были образованы, здоровы и продуктивны. Благоприятное действие образования, здравоохранения и ухода за детьми не ограничиваются отдельным человеком (на жаргоне экономистов, это - «положительный внешний эффект», и общепризнано, что рынки не оптимальны там, где важен внешний экономический эффект)
Второй пункт: после того, как основные гражданские права обеспечены, отдельные граждане (семьи, общины) должны иметь максимум свободы решать, в какой форме они хотят пользоваться плодами своего труда. Государственное распределение или выдача по карточкам для этого плохо приспособлены; нам нужен своего рода «рынок», на котором можно потратить трудовые жетоны . Как указано выше, мы описываем рынок такого типа в главе 8. Такой способ распределения подходит для еды, напитков, развлечений, книг, одежды, отпусков и т.д. – благ, где положительный внешний эффект не существует или не важен. Обществу не стоит позволять своим членам прозябать в невежестве и страдать от излечимых болезней, или не иметь возможности выйти из дома из-за маленьких детей; но члены общества вполне могут сами выбирать, чего они больше хотят – икры, вина, книг, рубашек или альпинизма.
Речь идет о благах, предложение которых относительно стабильно, и где спрос превышает предложение при цене, равной нулю. Возьмем вечно забитый машинами отрезок шоссе. Нужно построить новые дороги или расширить старые, но это требует времени и может вызвать возражения с экологической точки зрения; будем считать, что предложение дороги на практике ограничено. Если пользование дорогой бесплатно, на ней возникают такие пробки, что никто не сможет ездить по ней с нужной скоростью. В таком случае плата за проезд представляется разумной. Это своего рода «карточки» на дефицитное благо. Люди, которым важна быстрая езда, будут платить, а другие могут выбрать использование общественного транспорта. Плата такого рода заодно предлагает полезную информацию для планировщиков. Предположим, рассматривается предложение о строительстве новой дороги. Это обойдется дорого в пересчете на рабочее время. Если существующая дорога забита, когда проезд по ней бесплатный, это еще не значит, что строительство новой будет экономически эффективно, но если плата (связанная со стоимостью новой дороги) взимается, а дорога все еще забита, возможно, нужно построить новую (если только нет серьезных экологических возражений).
Суть тут в том, что оппозиция капитализму не предполагает отметания с порога «рыночных решений» проблемы дефицита – может быть и так, что стоит брать плату за некоторые блага, которые сейчас бесплатны (то есть, оплачиваются налогами).
Выше мы предполагали, что предметы потребления, не имеющие важных «положительных внешних эффектов» следует продавать за трудовые жетоны. Этот принцип должен быть ограничен в некоторых случаях для бóльшей экономической разумности. То есть, нет смысла требовать плату с людей тогда, когда стоимость учета их потребления и взимания за это платы превышает стоимость благ (в стоимости их производства). В таком случае, даже не учитывая идеологических оснований, приватизация водоснабжения в Англии, вероятно, не рациональна. Вода стоит очень дешево, и не факт, что учет расхода и печать счетов в данном случае оправданы (если бы чистая вода стала дефицитным продуктом, положение было бы другим).
Свободные рынки в сельском хозяйстве практически неизвестны в развитом мире. Западные правительства, проповедующие введение свободного рынка как рецепт для проблемы с продуктами питания в Польше, решительно отвергают любую попытку ввести его в своих странах. Рынок продовольствия жестко регулируется в Японии, Евросоюзе и США. Цель такого регулирования – обеспечить устойчивость предложения, и, что еще важнее, оградить политически влиятельных фермеров от суровости рынка. Используемые методы различаются в деталях, но общий результат – поддержка цен выше рыночного уровня для защиты доходов фермеров.
Результат нетрудно предугадать – поощрение перепроизводства. Излишек продовольствия скупается по субсидированным ценам и идет на склады. А вот что с ним делать потом? Простой ответ – продать дешево, но это невозможно, так как снизит цены и повредит доходам фермеров. В общем, изобретаются всякие штучки-дрючки. Масло раздают пенсионерам на Рождество. Армия Спасения выстраивает стариков в очереди, где они толкаются, чтобы получить три фунта масла. Бывает и того хуже - еда уничтожают. Горы картошки нарочно поливают лиловой краской, чтобы она стала негодной для потребления. Фермерам платят за то, чтобы они НЕ производили.
В то же время высокие цены поощряют фермеров запахивать «предельные» земли. Заливные луга, живые изгороди и леса исчезают, взамен появляются зерновые равнины. При субсидированных ценах выгодно заливать землю химикалиями, загрязняя продукцию, убивая все живое и отравляя водные ресурсы нитратами и пестицидами. Доходит до крайней нелепости – землевладельцам нужно платить, чтобы они не уничтожали участки, интересные для науки, сажая там хвойные деревья, в то время как им бы и в голову не пришло это делать, если бы за посадку деревьев им не платили отдельно.
На Западе сейчас мы видим дикую смесь общественных правил и частной заинтересованности, направленную в целом на обогащение землевладельца. Несмотря на это, защитники такой системы могут указать на Восток и заявить: по крайней мере у нас нет очередей за продуктами, как в России. Распространенные картины коммунистического сельского хозяйства включают постоянный дефицит, русские очереди и польские «мясные» бунты.
Перед концом коммунизма (т.е. социализма – пер.) на Востоке в сельском хозяйстве существовали серьезные различия. В Польше сельское хозяйство было частным, а в Чехии – обобществленным. В Польше в мясных лавках были пустые полки, а в государственных магазинах Праги горами лежали салями и сосиски 7 . В СССР сельское хозяйство было в основном обобществленным, но также было печально известно дефицитом.
Как показывают эти примеры, дело не просто в том, что частная ферма лучше или хуже обобществленной фермы. Другие факторы – ценовая политика, система распределения, уровень культуры в деревне: все играют свою роль. Более того, пусты или полны магазины – неважный способ судить об эффективности сельскохозяйственной политики. Если цены достаточно высоки, магазины будут всегда полны. Хватает стран, где полные магазины означают голодное население. Напротив, если цены искуственно занижены, все раскупят. Лучший способ судить о системе пищевого производства и распределения – стандарты питания населения в целом, а также экологические результаты. Насчет питания есть огромное количество научных данных. Еще до Второй Мировой диетологи рассчитали количество белков, жиров, углеводов и витаминов, необходимых для сбалансированного питания. Эти исследования пригодились при разработке карточной системы во время войны. Хотя традиционные источники снабжения оказались недоступны, рациональное планирование распределения оставшегося означали, что здоровье и стандарты питания населения в целом даже возросли. Некоторые советы диетологов 1940-х сейчас устарели. Эпидемиологические исследования связи питания и сердечно-сосудистых заболеваний привели к рекомендациям употреблять меньше сливочного масла и животных жиров, и больше сложных углеводородов. Но основные принципы остаются теми же: если население в целом питается в соответствии с новейшими научными рекомендациями, общий уровень здоровья повысится. Речь пойдет уже не о предотвращении рахита и туберкулеза, вызванного голодом, но об обуздании новейших массовых убийц – рака и сердечных заболеваний, вызванных нездоровым питанием.
Отсюда следует, что снабжение продуктами не только может, но и должно планироваться. Для данного размера и возрастной структуры населения легко подсчитать общую потребность в пище. Эту потребность можно удовлетворить из трех источников: импортом, обобществленными фермами и рыболовством, частными фермами и рыболовством. Предположим, что импорт продовольствия регулируется долгосрочными контрактами с различными странами-поставщиками, что, кроме случаев крупных климатических катастроф, означает надежную базу снабжения видами продуктов, которые неэкономично производить дома. Остальное нужно произвести самим. Если сельскохозяйственный сектор состоит из государственных ферм, кооперативов и семейных ферм, задача в том, как получить запланированную продукцию из этих источников. Сельское хозяйство больше зависит от погоды, чем другие отрасли. Его продукция колеблется от года к году, и точное планирование невозможно. Но в среднем за несколько лет эти колебания выравниваются, и, используя запасы, можно поддерживать снабжение на должном уровне. Разумно предложить гибкие планы на 3-4 года. Семейным фермам и кооперативам можно предложить подряды на поставку определенных объемов продукции в течение трехлетнего периода. Им предложат составить заявки на необходимые ресурсы: сельхозмашины, энергию, удобрения и т.д., указать, сколько рабочего времени они потратят на производство. Контракты на поставку будут предоставлены на основе учета расходов (рабочего времени, прямого и косвенного) и экологических последствий применения определенного количества химикалий и удобрений. Система подрядов поможет избежать перепроизводства, которое преследует западную систему сельскохозяйственного планирования. Потребности потребителя и охраны среды будут более приоритетными, чем прибыль производителя. Эффективность будет поощряться и это ускорит закрытие периферийных, неэкономичных ферм. Фермы, получившие контракты, получат заодно стабильные цены и рынки сбыта.
1 Концепция предельного продукта и предельной отдачи происходит из теории земельной ренты. Здесь «предел» означает буквально край обрабатываемой земли. Предельные, малоплодородные, земли - худшие земли, которые стали обрабатывать последними.
2 Учетная ставка – абстракция понятия процента на капитал. Если в капиталистической экономике мне обещают почтовый перевод на 1000 фунтов через год, стоимость его для меня меньше, чем 1000 фунтов. Если я хочу потратить деньги сейчас, я должен сделать заем на год. Пусть кредитор берет 25 % за заем, тогда, заняв 800 фунтов, я смогу выплатить долг плюс 25% - 200 фунтов, когда получу перевод. Будущий доход в 1000 фунтов будет иметь дисконтную текущую стоимость в 800 фунтов. Возможность этого – явно результат существования кредитных учреждений, но капиталистические экономисты абстрагируют идею от организационной структуры и предлагают ее как общий принцип экономических подсчетов.
3 Рентные платежи при социализме предполагают государство, действующее как два разных лица – землевладелец и фабрикант. Государство как землевладелец берет с государства как фабриканта рентные платежи за землю, используемую промышленностью. Поскольку государству принадлежит и земля, и промышленность, это означает просто перекладывание денег из одного кармана в другой.
4 См. «Таймс» от 10.08.1987.
5 Следует пояснить, что использование учетной ставки в социалистическом планировании ни в коей мере не означает существование финансового рынка, займов или выплату процента по займам. Это – только параметр в компьютерной программе, оценивающей общественные расходы на производство различной продукции.
6 О принципе «положительной свободы» см. Partha Dasgupta (1986).
7 Болгарское сельское хозяйство было устроено по чешскому образцу. Один из авторов был в Болгарии в разгар агитации «Солидарности» в начале 1980-х. Встречавшиеся ему сытые болгары открыто презирали поляков: «Не удивительно, что они оказались в такой дыре, они приватизировали свое сельское хозяйство в 56-м».
При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна |