Лефт.Ру |
Версия для печати |
«Марксизм всесилен, потому что он верен» - утверждал в свое время В. И. Ленин. С тех пор прошли годы, рухнула система мирового социализма, а от имени марксизма сказано и сделано столько всего, в том числе откровенных глупостей, что вера людей в правоту марксизма сильно поблекла. Но ведь суть дела от этого не изменилась. Марксизм, как был так и остается самым передовым, верным, а потому всесильным общественным учением, даже, если люди на горе себе временно и отвернулись от него. Это особенно отчетливо становится видно сейчас, когда после всеобщего отступления коммунизма, вызванного поражением СССР и его союзников на мир хлынул ничем и никем больше не сдерживаемый мутный поток буржуазных идеологий от фукуямовского «конца истории» и неолиберализма, до чуть обновленных вариантов расизма и фашизма. Антинаучность, убогость, неспособность понимать, объяснять, а главное менять мир к лучшему при помощи этих поделок становится все более очевидной. Как оказалось, заменить отступивший коммунизм абсолютно нечем. Коммунизм как будто специально отступил, чтобы мир смог наглядно убедиться в этой истине. А значит, рано или поздно в поисках выхода из клубка все накапливающихся и усугубляющихся противоречий, грозящих гибелью всему живому, человечество вынуждено будет снова обратиться к коммунизму. Чтобы этот необходимый процесс шел быстрее и легче требуется очистить и отделить марксизм, как науку от вульгарностей и нелепых догм прилепившихся к нему в ходе исторического развития. Конечно, вульгаризация и догматизация марксизма были явлениями совершенно неизбежными в широко развернувшемся движении и даже сыграли свою положительную роль, но отсюда совсем не следует, что мы не должны регулярно очищать эти наросты. Марксизм – оружие и как всякое оружие нуждается в чистке после применения. Тем более сегодня, когда вульгарный марксизм, разросшийся до огромных размеров, создавший свою традицию стоит на пути к настоящему живому марксизму, выдавая себя за него.
Наверное, ничто так не отталкивает людей от марксизма в России, как вульгаризация от имени марксизма национального вопроса. В результате марксизм часто считают чуть ли не генетически русофобским учением. И причина здесь не только в антикоммунистической пропаганде правящих классов с их уже привычными лживыми обвинениями Ленина и большевиков в антипатриотизме и работе на немцев в Первую мировою войну. Основания для такого взгляда на марксизм дала вульгаризация национального вопроса в первые годы Советской власти, последствия которой не были окончательно преодолены на протяжении всей советской истории и которая до сих пор заменяет левацким группам пролетарский интернационализм. Известный и настоящий советский марксист всю жизнь боровшийся с марксизмом вульгарным Мих. Лифшиц писал по этому поводу:
«Одной из распространенных социологических банальностей этого времени было абстрактное отрицание национальной традиции во имя классовой борьбы. В своем стремлении перевернуть вверх дном официальную историю старого времени sociologus vulgaris строил фальшивые исторические конструкции. Князь Курбский, Лжедмитрий, Мазепа – всякий, кто воевал против Москвы и Петербурга в союзе с иностранцами, стал для него предшественником русской революции» (Мих. Лифшиц. Соб. соч. в трех томах, т. 1, стр. 33).
Воспитанные в российской и советской исторической традиции мы привыкли к положительной оценке Богдана Хмельницкого и воссоединения Украины с Россией. Казалось бы, столь очевидно прогрессивное событие трудно оценить по-другому. Без воссоединения не сложился бы тот могучий народ, давший миру не только великих писателей, художников, композиторов, ученых, но и первый прорыв к социализму, наследие и опыт которого имеет всемирное значение и еще ждет своего изучения. С позиций научного марксизма воссоединение Украины с Россией было, безусловно, событием прогрессивным, способствовавшим становлению большой исторической нации. Но вот вульгарный марксизм, господствовавший в СССР в 20-е годы, с его схематизмом и навязчивым псевдоклассовым подходом видел все иначе. Большая Советская Энциклопедия 1935 года, еще несущая в себе изрядный заряд вульгарного марксизма 20-х годов писала о Богдане Хмельницком следующее:
«Предатель и ярый враг восставшего украинского крестьянства… Переговоры с Москвой тянулись три года и завершились в 1654 году известным Переяславским договором, который знаменовал собою союз украинских феодалов с русскими и по существу юридически оформил начало колониального господства России над Украиной».
Лифшиц справедливо относил подобные взгляды, как и всю вульгарную социологию того времени к проявлениям мелкобуржуазного радикализма. В конце 20-х начале 30-х годов эти идеи вынуждены были отступить. Вот что о причинах этого отступления писал Мих. Лифшиц:
«Засилье подобных взглядов было весьма ощутимо в жизни и школе. Но общественные причины, которые его вызвали, не могли действовать более продолжительное время, по крайне мере в той же форме. На переходе к 30-м годам назрели большие перемены, способные направить в другую сторону движение идей. Две силы сделали кризис вульгарной социологии и связанных с ней модернистских представлений неизбежным. Во-первых, логика политической борьбы… Именно этой политической логике наша культура обязана своим освобождением от старых социал-демократических и анархо-синдикалистских предрассудков, которые в период массовых движений, способных придавать каждой идее более активный и практический смысл, стали просто невыносимы. Во-вторых, вульгарная социология встретила на своем пути авторитет классиков марксизма. Эта сила – заметная в революционную эпоху – также противоречила наплыву буржуазных идей, прикрытых воинственной и крикливой терминологией. В падении мелкобуржуазного радикализма 20-х годов сыграло большую роль наследство Ленина. Вопросы, связанные с толкованием этого наследства, стали боевыми вопросами. Признание ленинского этапа (как тогда говорили) означало также конец идейной аморфности в марксистской литературе, подъем критической работы по очищению подлинной теории Маркса и Энгельса от элементов чуждого им миросозерцания» (Там же, стр. 34).
Конечно, покончить с мелкобуржуазной подделкой марксизма полностью не удалось, так как для этого должны быть уничтожены материальные основы для ее воспроизводства и желательно в мировом масштабе, а до этого еще достаточно далеко. Этот мелкобуржуазный радикализм, в том числе завернутый в марксистские одежды сыграл свою роль в разрушении СССР. И сейчас мы видим, как он пытается подменить собой марксизм, и, к сожалению, имеет здесь некоторые успехи благодаря постоянному финансированию из различных заинтересованных фондов. Впрочем, эти успехи не должны быть слишком серьезными. Ведь подлинное наследие классиков доступно для самостоятельного изучения. А любой человек, хорошо читавший Маркса, Энгельса и Ленина едва ли после этого серьезно отнесется к вульгарному социологу Кагарлицкому. Кстати, совсем не случайно Кагарлицкий и более мелкие идеологи из его лагеря так любят вспоминать профессора Покровского и так неприятно ежатся от одного упоминания имени Лифшица, не признать авторитет которого они публично не могут, но все творчество которого совершенно недвусмысленно направленно против их сегодняшней линии.
Из основоположников марксизма, пожалуй, именно Энгельс больше писал по национальному вопросу. Из написанного им в разные годы по этой теме складываются основы марксистской теории в национальном вопросе. И нам сейчас важно вспомнить эти основы, чтобы дальше, отталкиваясь от них, можно было различать, где развивается марксистская теория и основанная на ней практика, а где под видом марксизма и коммунизма в национальном вопросе протаскивается буржуазная идеология.
Увы, наши современники с работами Энгельса, затрагивающими национальный вопрос, в большинстве своем не знакомы, включая людей, желающих называться коммунистами и марксистами, а все их познания по теме «марксизм и национальный вопрос» сводятся к пресловутому «праву наций на самоопределение». Между тем лозунг этот откровенно буржуазно-националистический и если коммунисты и признавали его, то с очень большими оговорками, практически отрицающими абсолютность этого права, и скорее в виде уступки клокочущей вокруг них мелкобуржуазной стихии. В буржуазности лозунга «право наций на самоопределение», в том, что он может обслуживать интересы самых реакционных сил мы могли воочию убедиться в конце 20-го века, когда этот лозунг был написан на знаменах контрреволюции, разрушавшей СССР, Югославию, всю систему социализма.
Между тем, Энгельс прямо высказывался против «права наций», считая, что такое право есть только у больших исторических наций, и даже создал теорию контрреволюционности малых народов и национальных обломков, к сожалению, впоследствии почти забытую и не применявшуюся в революционной практике. А ведь глядя, как представляющие собой классический национальный обломок хорваты или наши западноукраинские галичане в очередной раз становятся надежным оплотом реакции трудно не признать правоту Энгельса. Руководствуясь Энгельсом в отношении галичан в советское время должна была бы проводится сознательная и последовательная политика на слияние их с русскими, белорусами и украинцами-малороссами, которые все вместе, безусловно, представляют одну историческую нацию. Если такая политика в СССР и проводилась, то скорее стихийно, под давлением объективной необходимости и объективного положения вещей, которое заключается в том, что русские и украинцы – один народ. Но этой объективной и прогрессивной тенденции к полному слиянию и взаимной ассимиляции постоянно втыкались палки в колеса. Делали это высокопоставленные националисты с партийными билетами в карманах. Естественно, пришло время, эта публика сбросила коммунистические маски и показала свое настоящее националистическое лицо. Поборники «интернационализма» и украинской культуры в советское время, после 1991 года самым чудным образом оказались в авангарде контрреволюции и насильственной украинизации.
Так как выше уже указывалось, что Энгельса в наше время успешно забыли, то мы считаем нужным прибегнуть к подробному цитированию его работ. В 1849 году в работе «Демократический панславизм» Энгельс писал:
«Мы уже доказали, что подобные маленькие национальности, которые история уже в течении столетий влечет за собой против их собственной воли, неизбежно должны быть контрреволюционными и что вся их позиция в революции 1848 года действительно была контрреволюционной… Все они принадлежат к тем народам, которые либо, подобно южным славянам, по всему своему историческому положению неизбежно являются контрреволюционными, либо, подобно русским, еще далеки от революции и потому, по крайней мере пока, еще контрреволюционны… Мы повторяем: кроме поляков, русских и, самое большее, турецких славян, ни одни славянский народ не имеет будущего по той простой причине, что у всех остальных славян отсутствуют необходимые исторические, географические, политические и промышленные условия самостоятельности и жизнеспособности. Народы, которые никогда не имели своей собственной истории, которые с момента достижения ими первой, самой низшей ступени цивилизации уже подпали под чужеземную власть или лишь при помощи чужеземного ярма были насильственно подняты на первую ступень цивилизации, нежизнеспособны и никогда не смогут обрести какую-либо самостоятельность» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т.6, стр. 293-294).
Уже в наше время известный в левой среде историк, теоретик и вроде как бы тоже марксист Александр Тарасов в статье «Две, три, много Ичкерий» следующим образом прокомментировал это работу Энгельса:
«Мало ли что в запальчивости написал молодой (28-летний) Энгельс в январе 1849 года в ежедневной газете на тему, в которой он не был специалистом – да еще в разгар революции, да еще в момент переезда из Швейцарии в Кёльн, когда голова у него была явно занята совсем другим! Я не говорю уже о том, что статья “Демократический панславизм” вообще написана с откровенной неприязнью к славянским народам Австрийской империи – что вполне понятно: Энгельс, сам активный участник революций 1848 г., вынужден был наблюдать, как славяне – хорваты, словенцы, чехи и т.д. – с энтузиазмом подавляли революционные восстания в Австрии и Венгрии. Понятное дело, Энгельс озверел…Каждый (в том числе и Энгельс) может сгоряча сморозить глупость».
Итак, по Тарасову Энгельс погорячился, «сморозил глупость» будучи доведен до озверения австрийскими славянами. Хотя Тарасов мог бы заметить, что в работе «Демократический панславизм» досталось не только славянам. Вот, что в этой же работе Энгельс писал о мексиканцах:
«И что за беда, если богатая Калифорния вырвана из рук ленивых мексиканцев, которые ничего не сумели с ней сделать? И что плохого, если энергичные янки быстрой разработкой тамошних золотых россыпей умножат средства обращения, в короткое время сконцентрируют в наиболее подходящих местах тихоокеанского побережья густое население и обширную торговлю, создадут большие города, откроют пароходное сообщение, проведут железную дорогу от Нью-Йорка до Сан-Франциско, впервые действительно откроют Тихий океан для цивилизации и третий раз в истории дадут новое направление мировой торговле? Конечно, «независимость» некоторого числа калифорнийских и техасских испанцев может при этом пострадать; «справедливость» и другие моральные принципы, может быть, кое-где будут нарушены; но какое значение имеет это по сравнению с такими всемирно-историческими фактами?» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т.6, стр. 293).
Вообще, статья Энгельса «Демократически панславизм» мало похожа на работу, написанную в спешке и в состоянии озверелости. Слишком убедителен и обстоятелен в ней Энгельс. Конечно, вопреки утверждениям Тарасова, позиция Энгельса, высказанная им в статье «Демократический панславизм», отнюдь не случайна, и развивается в целом ряде статей и писем, написанных Энгельсом в самое разное время жизни. И если уж профессиональный теоретик Тарасов демонстрирует подобное невежество и неосведомленность в текстах Энгельса, то что же взять с остальной российской левой.
Теория о контрреволюционности национальных осколков обосновывается Энгельсом в работе того же 1849 года «Борьба в Венгрии». В этой статье Энгельс пишет:
«Нет ни одной страны в Европе, где в каком-нибудь уголке нельзя было бы найти один или несколько обломков народов, остатков прежнего населения, оттесненных и покоренных нацией, которая позднее стала носительницей исторического развития. Эти остатки нации, безжалостно растоптанной, по выражению Гегеля, ходом истории, эти обломки народов становятся каждый раз фанатическими носителями контрреволюции и остаются таковыми до момента полного их уничтожения или полной утраты своих национальных особенностей, как и вообще уже самое их существование является протестом против великой исторической революции. Таковы в Шотландии гэлы, опора Стюартов с 1640 до 1745 года. Таковы во Франции бретонцы, опора Бурбонов с 1792 до 1800 года. Таковы в Испании баски, опора дон Карлоса. Таковы в Австрии панславистские южные славяне; это только обломки народов, продукт в высшей степени запутанного тысячелетнего развития. Вполне естественно, что эти также находящиеся в весьма хаотическом состоянии обломки народов видят свое спасение только в регрессе всего европейского движения…» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т.6, стр. 183).
В подтверждение слов Энгельса возьмем еще раз такой классически национальный обломок, как наши галичане. В революции 1848 года русины (так они тогда назывались) выступают на стороне реакции против революционно настроенных поляков. При помощи реакции и австрийского императора они надеются создать что-то вроде автономии и защититься от неминуемой ассимиляции поляками. Хотя, что плохого в ассимиляции небольшого осколка восточнославянской народности большой развитой исторической нацией, которой являлись поляки? Спасать свою обособленность, а значит в случае галицийских русин и отсталость, обращаясь за помощью в этом к австрийскому императору или слиться с большой и развитой польской нацией и вместе с ней стать творцами истории. Где реакция, а где прогресс, что было бы лучше для самих русинов? Кстати, любопытно, но ассимиляции русин поляками мешала ориентация интеллигентного слоя русин на большую Россию и осознание себя пусть особой, но частью единой русской нации. Никакого собственно украинского движения на тот момент еще не было. Надо сказать, что революционные и демократические элементы среди русин в революцию 1848 года были и они призывали к совместным действиям с поляками, считая русин частью польского народа. Тут раскрывается подлинная задача революционных элементов внутри национальных обломков. Они должны привести свой народ на соединение с наиболее близкой ему большой исторической нацией. По отношению к галичанам это могли быть как поляки так и русские, включающие в себя украинцев-малороссов.
В противном случае, без такого соединения получается исторически обреченный национальный обломок, ищущий союза со всякой реакцией, дабы остановить историческое развитие и свою неминуемою гибель. В годы Второй мировой войны именно Галиция стала оплотом бандеровецев, которые не нашли себе никакой опоры ни в центре, ни на востоке Украины. Галичане хотели решать свои национальные проблемы с опорой на Гитлера. Сегодня будущее «незалэжной» украинской державы полностью зависит от западного империализма, который для ослабления России должен помочь националистам создать державу и нацию. И опять-таки Ющенко, его русофобский курс, вступление в НАТО, сама «незалэжная» Украина были бы невозможны без Галиции. Собственно Украина без Западных областей – это та же Россия. В Харькове, Донецке, Курске, Луганске, Брянске, на Кубани и Ставрополье живет один и тот же народ. Прибавьте сюда Крым и Одессу. Что же остается от собственно «украинской Украины»? Западные области и киевская интеллигенция, включая почти поголовно националистическое столичное студенчество. Не густо. Понятно, что насиловать всю остальную Украину они могут только опираясь на западный империализм. Русскоговорящее большинство Украины в этих условиях не может не чувствовать себя, как в оккупации, когда им запрещено на родном языке общаться с властью. Тут очень забавно наблюдать, как отдельные «левые» агенты национализма и империализма, исповедуя будто бы классовый подход, призывают не замечать националистического насилия над Украиной, а говорить только о непосредственно классовых интересах. Будто это не классовый долг коммунистов выступить против националистов и украинизаторов и будто всякое сближение, вплоть до объединения с большой Россией не есть очевидный классовый интерес украинских трудящихся. На самом деле у украинских противников соединения с Россией есть только один настоящий довод – это сохранение «украинской Украины», центром которой является Галиция. Ради этого они готовы на все. Ради этого они идут на союз с империализмом и становятся по выражению Энгельса «фанатичными носителями контрреволюции».
Таким образом, Энгельс был совершенно прав, указывая на контрреволюционность национальных обломков. Из этого уже ясно, что взгляды Энгельса были далеки от абсолютизации «права наций на самоопределения», как это делается многими современными леваками.
В работе 1866 года «Какое дело рабочему классу до Польши?» Энгельс пишет:
«Это право больших национальных образований Европы на политическую независимость, признанное европейской демократией, не могло, конечно, не получить такого же признания в особенности со стороны рабочего класса. Это было на деле не что иное, как признание за другими большими, несомненно жизнеспособными нациями тех же прав на самостоятельное национальной существование, каких рабочие в каждой отдельной стране требовали для самих себя. Но это признание и сочувствие национальным стремлениям относилось только к большим и четко определенным историческим нациям Европы: это были Италия, Польша, Германия, Венгрия, Франция, Испания, Англия, Скандинавия, которые не были разделены и не находились под иностранным господством…После государственного переворота 1851 года Луи-Наполеон, император «божьей милостью и волей нации», вынужден был изобрести демократизированное и популярно звучащее название для своей внешней политики. Написать на своем знамени «принцип национальностей», - что могло быть лучше? Каждая национальность должна быть вершителем собственной судьбы; каждой обособленной части какой-либо национальности должно быть разрешено присоединяться к своему великому отечеству, - что могло быть более либеральным? Но, заметьте, - теперь уже речь шла не о нациях, а о национальностях… Таким образом, мы видим различие между «принципом национальностей» и старым положением демократии и рабочего класса о праве крупных европейских наций на отдельное и независимое существование…Принцип национальностей поднимает двоякого рода вопросы: во-первых, вопросы о границах между этими крупными историческими народами и, во-вторых, вопросы о праве на самостоятельное национальное существование многочисленных мелких остатков тех народов, которые фигурировали более или менее продолжительное время на арене истории, но затем были превращены в составную часть той или иной более мощной нации, оказавшейся в силу большей жизнеспособности в состоянии преодолеть большие трудности. Европейское значение народа, его жизнеспособность – ничто с точки зрения принципа национальностей; румыны из Валахии, которые никогда не имели ни истории, ни энергии, необходимой для того, чтобы ее создать, значат для него столько же, сколько итальянцы с их двухтысячелетней историей и устойчивой национальной жизнеспособностью; валлийцы и жители острова Мэн, если бы они захотели этого, имели бы такое же право на самостоятельное политическое существование, как англичане, - как бы абсурдно это ни казалось. Все это - полнейший абсурд, облеченный в популярную форму для того, чтобы пустить пыль в глаза легковерным людям, удобная фраза, которую можно использовать или отбросить, если этого требуют обстоятельства» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т.16, стр. 160-161).
Из этой цитаты Энгельса понятно, почему националисты различных небольших народностей и национальных обломков так ухватились за «право наций на самоопределение», поняв его как право национальностей и этнических групп. Для них это способ поставить свои народы вровень с великими историческими нациями, самоуверенно заявлять об их равенстве и требовать соответственного отношения. А с какой, собственно стати? Нет ничего реакционнее, чем руководствуясь принципом «права наций» начать членить, к примеру, русскую нацию, выделяя из нее остатки финских племен, татар, якутов и так далее, требуя для каждой группы территорий и всего прочего. Марксизм выделяет большие исторические нации и считает прогрессивным ассимиляцию небольших народов с этими историческими нациями. Т.е. марксизм не признает равенства нациаональностей, ибо объективно исторически национальности не равны. Но при этом марксизм требует полного гражданского равенства представителей разных национальностей и этнических групп внутри государства, которое необходимо для классовой организации пролетариата, и в том числе и для быстрейшей ассимиляции и стирания национальных и этнических различий внутри больших исторических наций.
Ленин с большим интересом отнесся к статье Энгельса «Какое дело рабочему классу до Польши?». В работе 1916 года «Итоги дискуссии о самоопределении» Ленин дает следующую отсылку к статье Энгельса:
«Рязанов опубликовал в «Архиве по истории социализма» Грюнберга (1916,1) интереснейшую статью Энгельса 1966 года по польскому вопросу. Энгельс подчеркивает необходимость для пролетариата признать политическую независимость и «сомоопределние» крупных, великих наций Европы, отмечая нелепость «принципа национальностей»…, т.е. приравнивания любой мелкой нации к этим крупным» (В.И. Ленин, Соч, 4-е издание, т. 22, стр. 327).
В этой же работе Энгельса есть упоминание о России, как «владелице громадного количества украденной собственности, которую ей придется отдать в день расчета». Речь здесь может идти лишь о Польше и Финляндии, потому как только эти народы можно отнести к большим историческим европейским нациям. И в ходе революции эта «украденная собственность» была отдана. В СССР же объединились как раз те народы, которым самой историей прописана общая с русскими государственность.
Как видим взгляды Энгельса далеки от того, что стали называть интернационализмом под воздействием вульгарного марксизма. Или может быть Энгельс не интернационалист? Да, нет же просто настоящий пролетарский интернационализм исходит из объективной реальности и не боится называть вещи своими именами.
При этом, взгляд Энгельса на национальный вопрос – это взгляд с классовых позиций пролетариата. Только с этих позиций и можно разглядеть бесконечную реакционность национальных обломков, недоступную буржуазному идеологу. Этой классовости в национальном вопросе, не понял Серей Кара-Мурза, что, в общем, и не удивительно, увидевший у Энгельса переход с классовых позиций на националистические. Увы, диалектика классового и национального оказалась совершенно не доступной ни Кара-Мурзе, ни огромному большинству наших леваков. Радикальные леваки и аутентичные марксисты тарасовско-кагарлицкого разлива не любят Кара-Мурзу, но наверняка подпишутся под следующей цитатой из его статьи «Основания марксизма: этничность в тени классовой теории»:
«Ведь буквально в одно и то же время с этими статьями Энгельса выходят труды, где утверждается, что вся человеческая история – это борьба классов. Это утверждение абсолютно несовместимо с концепцией революционных и контрреволюционных наций, с приведенными выше формулировками».
Кара-Мурза берет цитаты Энгельса о контрреволюционных нациях и говорит на их основе об отходе Энгельса с классовых позиций. И в принципе радикальные леваки должны здесь согласиться с Кара-Мурзой, что они и делают устами Тарасова, который, как было показано выше, объявил, что Энгельс «сморозил глупость». Ни тот, ни другой не увидели, что Энгельс подходил к решению национального вопроса с пролетарских позиций. Разница между Тарасовым и Кара-Мурзой здесь следующая. Кара-Мурза утверждает в своей статье, что Энгельс - хитрый немец, который лишь для простачков придумал классовую теорию, а сам, исповедовал чисто национальный подход, особенно когда дело касалось интересов Запада. Он пишет:
«В критические моменты эти представления отодвигаются в сторону, и история предстает как борьба народов. В этой картине нет и следа объективности, гуманизма и даже универсализма. Интересы Запада превыше всего».
Тарасов же, не умея с классовых позиций объяснить слова Энгельса, объявляет статьи Энгельса по национальному вопросу просто глупостью, которая не имеет отношения ко всему марксизму и стоит от него отдельно. Так антимарксист Кара-Мурза и формальный марксист Тарасов на двоих издеваются над Энгельсом.
Что до Кара-Мурзы, то он совсем не знает и не понимает марксизма. Так в начале своей статьи он от имени марксизма говорит:
«В советское обществоведение, особенно в его учебные курсы, в качестве догмы вошло ключевое положение исторического материализма, согласно которому главные общественные противоречия выражаются в форме классовой борьбы».
На самом деле, марксизм и исторический материализм утверждают несколько иное. А именно, что в форме национальной, религиозной и другой борьбы проявляют себя основные противоречия капитализма. У Кара-Мурзы же получилось, что будто бы марксизм вообще не видит порождаемых капитализмом национальных противоречий, что они его не касаются, а там, где классики говорят о национальном вопросе, они перестают быть марксистами. Какая-то совсем смешная и путанная глупость получилась у Кара-Мурзы.
Кстати, Кара-Мурза, доказывая сугубо прозападный и антиславянский настрой Энгельса, соответствующим образом сократил его цитату из работы «Какое дело рабочему классу до Польши?». Там, где Энгельс перечисляет контрреволюционные осколки народов Кара-Мурза опустил бретонцев, басков и прочив, оставив лишь славян. Совсем не солидный и мелкий приемчик.
Нам представляется, что в действительности ни Тарасов, ни Кара-Мурза ничего не поняли у Энгельса. Все выступления Энгельса по национальному вопросу были сделаны с сугубо классовых пролетарских позиций. Именно с позиций наиболее радикальных революционных классов была дана оценка национальных обломков и южных славян, как контрреволюционных наций. Ведь это классовый интерес пролетариата и наиболее демократических фракций буржуазии требовал революционного объединения Германии и радикальной ломки феодальных отношений. И на пути этого требования стоял реакционный союз монархий, землевладельцев, русского царизма и небольших славянских народностей. Анализ этого союза, сделанный с классовых позиций и привел к появлению теории о контрреволюционных нациях.
В марте 1848 года Маркс и Энгельс в связи с начавшейся революцией пишут документ под названием «Требования коммунистической партии в Германии». И самым первым пунктом этого документа читаем: «Вся Германия объявляется единой, неделимой республикой». Впереди идет требования «единой, неделимой» Германии, а не какой-то узко рабочий вопрос. Почему? Не отход ли это с классовых позиций? Ни в коем случае. «Единая, неделимая» Германия – самый радикальный революционный лозунг времени, выражающий самый главный интерес рабочего класса и демократических слоев буржуазии.
Наверное, стоит сказать несколько слов и о «русофобии» классиков. Безусловно, на них оказывал влияние присущий Западу страх перед большой сильной страной с белым населением, которая к тому же жадно впитывала в себя культуру и науку Запада, обещая со временем обойти его на его же поле, став во главе человеческого движения к прогрессу. И в своем страхе Запад не ошибся. Россия вырвала у него первенство, и 20-й век стал по праву веком России. Сегодняшняя боязнь и ненависть правящего и интеллектуального Запада к России, упорно прививаемая через СМИ всему населению, - это все те же страхи перед большой и сильной страной, впитавшей в себя все лучшее, созданное Западом и, возможно, снова готовой к новому рывку вперед, на который сам Запад уже не способен. Борьба Запада с Россией – это борьба Запада с самим собой, с порождением своей истории и культуры. Вообще, представляется, что евроцентризм в истории имеет все основания. Евроцентристами без всяких сомнений были и Гегель, и Маркс с Энгельсом. У них на то были объективные причины. При всем уважении и интересе к истории Древнего Египта, Междуречья, Индии и Китая, по настоящему история современной цивилизации начинается с Греции, т.е. с Европы.
«Как ни значительны были политические перемены в прошлом Индии, ее социальные условия оставались неизменными с самой отдаленной древности до первого десятилетия 19 века» - писал Маркс в работе «Британское владычество в Индии». В этой же работе он назвал эту неподвижную историю «растительной жизнью». Сказанное Марксом, наверное, справедливо для всех древних азиатских обществ, включая Китай и завоевателей кочевников. Подлинная, действительно значимая история Америки, Африки, Азии начинается лишь с массовым появлением на их берегах европейцев. С этой точки зрения русские также относятся к Европе и великим европейским нациям, так как имеют свою собственную значимую историю, являющуюся частью европейской истории, и именно русские явились распространителями европейской цивилизации на просторах Сибири и Средней Азии. Тот факт, что распространение цивилизации сопровождалось чудовищными жестокостями не отменяет ее прогрессивного значения.
«Вопрос заключается в том, может ли человечество выполнить свое назначение без коренной революции в социальных условиях Азии. Если нет, то Англия, несмотря на все свои преступления, была бессознательным орудием истории, вызывая эту революцию» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд.2, т. 9, стр. 136).
Колониализм до определенного момента был прогрессивен. Поэтому господин Киплинг мог быть честен и благороден, когда писал о «бремени белого человека». Именно через колониализм включались в исторический оборот страны, народы и континенты. И лишь со временем колониализм стал абсолютно нетерпим и реакционен, когда он показал, что вводя страны в исторический оборот он одновременно препятствует их развитию, делая его убогим и односторонним.
Русоцентризм по отношению к окружающим Россию народам свойственный российской, а позже и советской исторической науке, есть логическое продолжение и следствие евроцентризма и также имеет под собой объективные основания.
Маркс и Энгельс при всей их «русофобии» были честными учеными и видели значение и роль русского народа. В статье 1914 года «О праве наций на самоопределение» Ленин пишет о письме Энгельса Марксу по поводу России:
«Энгельс писал Марксу 23 мая 1851 года, что изучение истории приводит его к пессимистическим выводам насчет Польши, что значение Польши временное, только до аграрной революции в России. Роль поляков в истории – «смелые глупости». «Ни на минуту нельзя предположить, что Польша, даже только против России, с успехом представляет прогресс или имеет какое-либо историческое значение». В России больше элементов цивилизации, образования, индустрии, буржуазии, чем в «шляхетско-сонной Польше». «Что значат Варшава и Краков против Петербурга, Москвы, Одессы!» Энгельс не верит в успех восстаний польских шляхтичей» (Ленин, Сочинения, 4-е изд., т. 20, стр. 406).
Если в «русофобии» Маркса и были присущие всему Западу страхи, то в основе ее лежала все-таки объективно крайне реакционная роль царизма в европейских делах, и отсутствие сколь либо различимого на Западе сопротивления царизму внутри России. Вся жизнь Маркса не оставляет никаких сомнений, что доживи он до революционной России, и от его русофобии не осталось бы и следа. Впрочем, она и так стала отступать, как только он увидел нарождающееся в России революционное движение.
Классической большевистской работой по национальному вопросу принято считать статью Сталина «Марксизм и национальный вопрос», как известно, высоко оцененную Лениным. Касаясь отношения коммунистов к «праву наций на самоопределение» Сталин пишет:
«Нация имеет право устроиться автономно. Она имеет право даже отделиться. Но это еще не значит, что она должна это делать при всяких условиях, что автономия или сепарация везде и всегда будут выгодны для нации, т.е. для ее большинства, т.е. для трудящихся слоев. Закавказские татары, как нация, могут собраться, скажем, на своем сейме и, подчинившись влиянию свих беков и мулл, восстановить у себя старые порядки, решить отделиться от государства. По смыслу пункта о самоопределении они имеют на это полное право. Но будет ли это в интересах трудящихся слоев татарской нации? Может ли социал-демократия равнодушно смотреть на то, как беки и муллы ведут за собой массы в деле решения национального вопроса? Не должна ли социал-демократия вмешаться в дело и определенным образом повлиять на волю нации? Не должна ли она выступить с конкретным планом решения вопроса, наиболее выгодным для татарских масс? Но какое решение более всего совместимо с интересами трудящихся масс? Автономия, федерация или сепарация? Все это – вопросы, решение которых зависит от конкретных исторических условий, окружающих данную нацию» (В.И. Сталин Избранные соч. Москва, «Патриот» 1999 г., 1-й том, стр. 219-220).
А вот как видел Сталин решения национального вопроса для небольших народов Кавказа.
«Национальный вопрос на Кавказе может быть разрешен лишь в духе вовлечения запоздалых наций и народностей в общее русло высшей культуры. Только такое решение может быть прогрессивным и приемлемым для социал-демократии. Областная автономия Кавказа потому и приемлема, что она втягивает запоздалые нации в общее культурное развитие, она помогает им вылупиться из скорлупы мелконациональной замкнутости, она толкает их вперед и облегчает им доступ к благам высшей культуры» (там же стр. 258).
Эту классическую большевистскую работу не мешало бы перечитать многим современным левакам, бредящим «независимой Ичкерией». Серго Орджоникидзе в статье «Наша национальная политика в Закавказье», опубликованной в «Правде» 12 апреля 1923 описал ситуацию, сложившуюся на Кавказе после всеобщего самоопределения:
«В 1919-1920 г.г. отказ со стороны дашнаков в предоставлении азербайджанским крестьянам пастбищ в горах Армении кончился войной между Арменией и Азербайджаном, причем война вылилась в поголовную резню армян в Азербайджане и азербайджанцев в Армении… Распадение сейма и образование отдельных национальных республик привело к небывалому в истории закавказских народов обострению национальных отношений. Войны между республиками из-за границ – война между Грузией и Арменией, война между Азербайджаном и Арменией, войны внутри республик, - разгром и сожжение Южной Осетии меньшевиками, война меньшевиков с аджарцами, война с абхазами, война с ахалцихскими мусульманами. Резня, в буквальном смысле этого слова, между мусульманами и армянами насыщает атмосферу Закавказья ядом человеконенавистничества. Республики отгораживаются друг от друга китайской стеной таможенных застав» («Национальный вопрос на перекрестке мнений. 20-е годы документы и материалы», Москва, «Наука» 1992г., стр. 143, 145).
Как будто сегодня написано. Итак, право наций на самоопределение не абсолют и не может быть распространено на каждую этническую группу. Взгляды Сталина и большевиков по национальному вопросу очевидно находятся в русле, проложенном Энгельсом. Сталин практически по Энгельсу оценивает небольшие исторически отставшие нации, хотя скорее всего, когда Сталин работал над своей статьей он не был знаком с работами Энгельса, которые разбирались выше. Совпадение взглядов Сталина и Энгельса здесь являются следствием общей исходной позиции, доказательством того, что и Сталин, и Энгельс пользовались одной марксистской методологией. Естественно, не считал абсолютом право наций на самоопределение и Ленин, о чем многократно писал в самых разных работах. Или вернее, позиция Ленина была «хитрее», он готов был признавать «право наций», но не считал необходимым поддерживать всякое национальное движение за независимость.
В статье «Итоги дискуссии о самоопределении» Ленин писал:
«Отдельные требования демократии, в том числе самоопределение, не абсолют, а частичка общедемократического (ныне: общесоциалистического) мирового движения. Возможно, что в отдельных конкретных случаях частичка противостоит общему, тогда надо отвергнуть ее» (Ленин, Соч, 4-е изд., т. 22. стр. 326).
А вот, что писал Ленин в «Тезисах по национальному вопросу» в 1913 году:
«Признание социал-демократией права всех национальностей на самоопределение отнюдь не означает отказа с.-д. от самостоятельной оценки целесообразности государственного отделения той или иной нации в каждом отдельном случае» (Ленин, Соч, 4-е изд., т. 19. стр. 214).
Позиция Ленина здесь абсолютно ясна. За эту позицию на Ленина постоянно нападали националисты, в том числе, прятавшиеся под маской «коммунистов», которые как раз требовали абсолютизации «права наций». Весьма характерной здесь является плаксивая жалоба на большевистскую национальную политику бывшего чеченского национал-коммуниста, в годы войны перешедшего на сторону фашистов, а после войны подобранного американскими спецслужбами для антисоветской пропагандистской работы Авторханова. В своей книге «Империя Кремля» он пишет:
«Был ли Ленин готов позволить нерусским народам выйти из состава Российской империи придя к власти? Нет, конечно. Когда почти все нерусские народы после Октябрьской революции, воспользовавшись правом на самоопределение, вышли из империи, он их загнал обратно силой оружия. Фактическое использование права на самоопределение Ленин признавал за народами любых других империй – Британской, Австоро-Венгерской, Османской, но никак не за народами Российской империи» (А.Г. Авторханов, «Империя Кремля», Москва 2002, стр. 21).
Тут, кстати, нельзя не обратить внимание на весьма любопытный факт. В идеологии классических русских националистов традиционно содержится обвинение в адрес Ленина и большевиков в русофобии и потворстве местным националистам. В то же время в идеологии местных националистов традиционно содержится обвинение Ленина и большевиков в русском шовинизме, в том, что лозунг «право наций на самоопределение» был для них лишь ширмой, за которой скрывались планы русификации окраин. Со своей националистической колокольни правы и те и другие, так как в разные годы проводилась разная политика, но в целом, судя по тому, что в результате 70 лет Советской власти по-русски заговорили Львов, Баку, Тбилиси и Талин, при этом без всяких насильственных мер со стороны властей, даже наоборот, при периодически повторявшихся попытках насильственным образом ограничить распространение русского языка, так вот, судя по таким результатам у местных националистов больше оснований для претензий к большевикам. Русские националисты могут повторять утверждения в антирусском характере Советской власти только не от большого ума. По факту, время советской власти явилось временем высшего рассвета всех способностей русского народа, его настоящим золотым веком, о повторении которого теперь можно только мечтать.
Освободившись от царизма, от насильственного навязывания окружающим, русская культура и язык широко шагнули в братские советские республики, в кротчайший срок сделавшись для иноплеменных народов необходимыми и родными. Сбылись гениальные предвидения Ленина, что именно добровольность в совокупности с быстрым экономическим развитием и объективной необходимостью даст самое широкое распространение русскому языку.
«Русский язык - велик и могуч, говорят нам либералы. Так неужели вы не хотите, чтобы каждый, кто живет на любой окраине России, знал этот великий и могучий язык? Неужели вы не видите, что русский язык обогатит литературу инородцев, даст им возможность приобщиться к великим культурным ценностям и т.д.? Все это верно, господа либералы, - отвечаем мы им. Мы лучше вас знаем, что язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского – велик и могуч. Мы больше вас хотим, чтобы между угнетенными классами всех без различия наций, населяющих Россию, установилось возможно более тесное общение и братское единство. И мы, разумеется, стоим за то, чтобы каждый житель России имел возможность научиться великому русскому языку. Мы не хотим только одного: элемента принудительности. Мы не хотим загонять в рай дубиной… Мы убеждены, что развитие капитализма в России, вообще весь ход общественной жизни ведет к сближению всех наций между собою. Сотни тысяч людей перебрасываются из одного конца России в другой, национальный состав населения перемешивается, обособленность и национальная заскорузлость должны отпасть. Те, кто по условиям своей жизни и работы нуждаются в знании русского языка научатся ему и без палки. А принудительность (палка) приведет только к одному: она затруднит великому и могучему русскому языку доступ в другие национальные группы…» (Ленин, Соч, 4-е изд., т. 20. стр. 55-56).
Вот как в 1961 году после более чем сорока лет Советской власти член-корреспондент АН СССР Каммари описывал в журнале «Вопросы философии» прогрессивный процесс слияния наций на базе русского языка:
«Складывается также известная общность языка у всех наций СССР, поскольку все советские социалистические нации наряду со своим национальным языком все шире пользуются русским языком, как всеобщим средством межнационального общения и культурного развития… В условиях социализма могут происходить и происходят частичные процессы добровольного слияния небольших этнических и экстерриториальных национальных групп, небольших национальных меньшинств, вкрапленных в крупные социалистические нации, с этими нациями внутри отдельных социалистических государств… Процесс этот, безусловно, прогрессивный и для национальных групп, которые сливаются, и для общества в целом... У нас в СССР имеются факты, когда многие племена, народности и небольшие нации используют русский язык для развития своей национальной культуры» («Вопросы философии» № 9, 1961 г.).
Тот объективный факт, что именно русские являются той большой исторической нацией, вокруг которой идет слияние и объединение различных национальных групп, населяющих нашу страну, сделал возможным появление прогрессивных форм русского национализма, от которых возможен прямой переход к интернационализму и коммунизму. Первой такой формой был национал-большевизм Устрялова, поддержавшего не только НЭП, в котором он справедливо видел форму термидора, но и последующий «великий перелом» и наступление социализма по всему фронту. Появление прогрессивных форм русского национализма возможно и в наше время. Взять, к примеру, ПСПУ и Наталью Витренко с ее антиимпериализмом, демократизмом и искренней приверженностью к объединению русского и украинского народов. А вот местные антирусские формы национализма, включая, конечно, украинский национализм, полностью реакционны и никаких прогрессивных форм дать не могут, так как по сути своей направлены на разделение и обособление по этническому и национально-культурному признаку. Только национализм большой исторической нации в определенных условиях может быть выше примитивного этнизма и хуторской культуры и выступить за объединение и слияние национальностей, тем самым переходя в свою противоположность – в интернационализм.
Как видим, Энгельс говорил о самоопределении лишь для больших европейских наций (вопрос освобождения колоний тогда еще не стоял в повестке дня, так как колониализм еще не выполнил до конца своей прогрессивной роли, хотя, очевидно, и здесь может быть распространен принцип преимущества и предпочтения больших наций). Большевики тоже подходили к вопросу самоопределения конкретно-исторически. Откуда же тогда взялась в левой традиции известная абсолютизация этого лозунга? Очевидно, это следствие уступки большевиков мощной буржуазной составляющей, имевшей место в нашей революции. Царизм угнетал национальности, поэтому естественно не мог не сложиться антимонархический союз социал-демократов с угнетенными национальностями. После революции перед новой властью было два пути решения национального вопроса. Первый, коммунистический и интернациональный, который заключался в разгроме всех национализмов, снятии любого национального угнетения и полном уравнении людей различных национальностей внутри страны, с целью облегчения ассимиляции и стирания национальных отличий. Второй, буржуазно-националистический, также ранее сдерживаемый царизмом, который заключался в освобождении развития национальных культур и языков, в том числе и за счет ограничения влияния на них русской культуры и языка, как более развитых и способных вытеснять национальные культуры. То есть в первом случае речь идет о равенстве граждан разных национальностей, что прогрессивно и способствует объединению людей. Во втором же случае говорят о равенстве национальностей, как о равенстве обособленных этнических коллективов, для осуществления которого, ограничивают наиболее развитую и передовую русскую культуру, как объективно доминирующую, и разводят людей по национальным квартиркам. Эта политика крайне реакционна. Нет никаких сомнений, что по своим программным установкам большевики были сторонниками первого пути. Особенно Ленин, который прямо писал против национальных культур и за прогрессивность ассимиляции:
«Буржуазия всех наций и в Австрии и в России пол лозунгом «национальной культуры» проводит на деле раздробление рабочих, обессиление демократии, торгашеские сделки с крепостниками о продаже народных прав и народной свободы… Лозунг национальной культуры есть буржуазный (а часто и черносотенно-клерикальный) обман. Наш лозунг есть интернациональная культура демократизма и всемирного рабочего движения… Кто защищает лозунг национальной культуры, - тому место среди националистических мещан, а не среди марксистов» (Ленин, Соч, 4-е изд., т. 20. стр. 5, 7, 9).
Но «интернациональная культура демократизма и всемирного рабочего движения» может быть выработана только на базе культуры большой исторической нации. В рамках национальных культур небольших исторически отставших наций, не имевших собственной государственности и истории, такая интернациональная культура не появится. Здесь только хуторянство и ревнивое, фанатичное оберегание своих национальных особенностей. Поэтому Ленин недвусмысленно выступает за ассимиляцию на основе больших исторических наций, в нашем случае на основе русской нации:
«Кто не погряз в националистических предрассудках, тот не может не видеть в этом процессе ассимиляции наций капитализмом величайшего исторического прогресса, разрушения национальной заскорузлости различных медвежьих углов – особенно в отсталых странах вроде России… Тот якобы-марксист, который на чем свет стоит ругает марксиста иной нации за «ассимиляторство», на деле представляет из себя просто националистического мещанина. К этому малопочтенному разряду людей относятся все бундовцы и (как сейчас увидим) украинские национал-социалы вроде гг. Л. Юркевича, Донцова и Ко» (Ленин, Соч, 4-е изд., т.20. стр.12-13).
Донцов, которого упоминает Ленин - это тот самый будущий идеолог украинского фашизма. Как видим, между украинскими левыми и правыми националистами никогда не было пропасти. А украинские национал-социалы, которые, по Ленину, сплошь «националистические мещане» через несколько лет в лице партии «боротьбистов» вольются в большевистскую партию и будут главными застрельщиками агрессивной украинизации.
Итак, Ленин не был сторонником местных националистов, а стоял на классических марксистских позициях государственного централизма, ассимиляции и объединения вокруг больших исторических наций. И при этом именно Ленин способствовал повороту большевиков на второй путь, на путь сотрудничества с окраинными националистами. Посмотрим, как и почему это произошло.
Национальный вопрос в начале 20-х годов был самым тесным образом связан с дискуссией об «автономизации» или о том, на каких принципах создавать СССР. Как известно, группа под руководством Сталина создала централистский проект союзного государства, по которому республики входили в состав РСФСР на правах автономий. Ленин выступил против этого проекта, причем в очень резкой форме. Именно тогда в продиктованном письме «К вопросу о национальностях или об автономизации» Ленин сказал несколько резких слов в адрес русского национализма, которые до сих пор с удовольствием смакуют все окраинные националисты. Против проекта группы Сталина выступили и большинство республиканских ЦК, заполненных к тому времени влившимися в партию национал-коммунистами. О том, что выступая против проекта Сталина Ленин выступил и против собственных позиций, неоднократно ранее высказанных, Сталин отметил в дискуссии на секции по национальному вопросу XII съезда РКП(б):
«Я был тогда на фронте на юге, тов. Ленин перед 2 Конгрессом Коминтерна прислал свой проект по национальному вопросу и просил меня отозваться, так же, как и других. Там говорилось, что мы Коминтерн будем добиваться федерирования национальностей и государств. Я тогда сказал – это все храниться в архиве ЦК – не пройдет это. Если вы думаете оставаться в рамках федерирования национальностей старой России – это еще понятно, но если вы думаете, что Германия когда-либо войдет к вам в Федерацию на правах Украины, - ошибаетесь. Если вы думаете, что даже Польша, которая сложилась в буржуазное государство со всеми атрибутами войдет в состав союза на правах Украины, - ошибаетесь. Это я говорил тогда. И тов. Ленин прислал грозное письмо – это шовинизм, национализм, нам надо центральное мировое хозяйство, управляемое из одного органа» («Национальный вопрос на перекрестке мнений. 20-е годы документы и материалы. Москва, «Наука» 1992 г., стр. 210).
Временами Ленин в этом вопросе был еще резче, настаивая на едином централизованном государстве, не желая слышать даже о федерации:
«Марксисты, разумеется, относятся враждебно к федерации и децентрализации – по той простой причине, что капитализм требует для своего развития возможно более крупных и возможно более централизованных государств. При прочих равных условиях, сознательный пролетариат всегда будет отстаивать более крупное государство. Он всегда будет бороться против средневекового партикуляризма, всегда будет приветствовать возможно тесное экономическое сплочение крупных территорий, на которых бы могла широко развернуться борьба пролетариата с буржуазией… Но, пока и поскольку разные нации составляют единое государство, марксисты ни в каком случае не будут проповедовать ни федеративного принципа, ни децентрализации. Централизованное крупное государство есть громадный исторический шаг вперед от средневековой раздробленности к будущему социалистическому единству всего мира, и иначе как через такое государство (неразрывно связанное с капитализмом) нет и быть не может пути к социализму» (В.И. Ленин, Соч. изд. 4-е, стр. 28-29).
Что же заставило Ленина совершить такой резкий поворот? Известно, что Ленин был в бешенстве от поступка Орджоникидзе в Грузии, ударившего местного национал-коммуниста. Но дело, конечно, не в этом. Лениным руководили два момента, во-первых, ожидание революции на Востоке, в колониальных странах, в преддверии которой он боялся любых возможных обвинений большевиков в притеснении кого-либо по национальному признаку, а потому, как говорится, дул на воду. Ссылка на грядущую революцию на Востоке прямо содержится в его письме «К вопросу о национальностях или об автономизации». И, во-вторых, что не менее важно, позиция Ленина по национальному вопросу, высказанная в письме «К вопросу о национальностях или об автономизации» согласуется с общей линией Ленина с 1921 года, заключающейся в том, что революция должна отступить, чтобы сохраниться. Ленин не спешил разделить участь Робеспьeра, а потому задумал организованный, управляемый термидор, который должны были совершить сами большевики, не дожидаясь пока за них это сделает буржуазная стихия. И здесь НЭП и отступление в национальном вопросе находятся в одной политической логике. Ленин считал советскую власть еще слишком слабой, хорошо видел незрелость большевистских лидеров, а потому не считал возможным создавать фронт против окраинных националистов. Он хотел сохранить то, что было, а потому предлагал отступление и временный союз с мелкой буржуазией и местными националистами.
Следствием этого отступления была навязанная партии и стране националистическая политика корренизации-украинизации. Наибольший размах эта политика получила на Украине, где в 20-е годы была принята попытка насильственно украинизировать школу, государственный аппарат, русскоговорящий пролетариат больших городов. Проводить такую политику было кому, так как в период революции в партию вступило большое количество националистических элементов. В 20-м году решение о слиянии с КП(б)У приняла буржуазно-националистическая партия «боротьбистов». В 21-м году в РКП(б) влился Бунд. Еще совсем недавно Ленин на полном основании назвал эту публику «националистическими мещанами».
О том, к чему вела такая политика, каково было истинное лицо национал-коммунистов, чего на самом деле добивались активные украинизаторы красноречиво говорят партийный дискуссии тех лет.
На XII съезде РКП(б) шли жаркие дискуссии по национальному вопросу, которые ясно выявили две позиции: местных буржуазных националистов, уже тогда желавших по существу развала молодого советского государства и централистов, понимавших необходимость подлинного единства советских республик. Итак, сначала предоставим слово местным буржуазным националистам. Вот на съезде выступает один из руководителей Украины Раковский:
«Мы видим, что центральные синдикаты, тресты стараются уничтожить развитие местных предприятий и кооперативов, что идет борьба за сосредоточение богатств республик в руках центральных органов. Поэтому нам нужно задуматься, ибо в условиях новой экономической политики вот эти именно отношения между республиками могут дать место появлению всяких колонизаторских тенденций. Против этого нужно противостоять. Каким образом? Только одним: если мы сократим права центральных органов и усилим права местных органов. Если центральным органам будем давать те колоссальные права, которые дает союзная Конституция, то можно принимать сотни резолюций, но они будут продолжать ту же великодержавную политику, которая была до сих пор… Ясно выразилась борьба за захват предприятий между центральными и местными органами» («Национальный вопрос на перекрестке мнений», Москва, «Наука» 1992г., стр. 186).
В этом отрывке из выступления Раковского, как на ладони видна теснейшая связь рассвета местного национализма 20-х годов и НЭПа. И то и другое было результатом необходимого отступления революции, временных уступок капитализму. Очевидно, что часть местных коммунистов, особенно украинских, в руках которых оказалась вторая после РСФСР по богатствам республика, думала не о совместном строительстве социализма, что невозможно без централизации и известного подчинения всей промышленности центральным органам, а о создании собственного независимого государства.
Вот как на этом же XII съезде Раковскому отвечал Сталин:
«Вы скажите прямо тов. Раковский, что вы против объединения, это я пойму. У вас сорвалась фраза – конфедерация, не за союз, а за конфедерацию. Это я пойму. Вы скажите прямо, что вы требуете того, чтобы в Донбассе руководила не центральная власть, а украинская… Вы должны честно и открыто сказать всем националам, что мы иногда вынуждены идти против права самоопределения национальностей, против их интересов за сохранение рабочими своей власти… ибо вопрос национальный есть подчиненный вопрос в отношении к вопросу рабочему» (Там же, стр. 210-211).
О прямой связи местного национализма с НЭПом говорил на XII съезде Микоян:
«Затем на съезде создалась странная теория, по которой коммунисты-великороссы имеют право и должны бороться со своими националистами, а националы не должны и не имеют права бить свой национализм. С такими теориями нужно покончить… Если НЭП, вызвав сменовеховство среди русской интеллигенции, усилил великорусский шовинизм, то эти же НЭП и сменовеховство имели свое проявление среди других национальностей с не меньшим усилением антирусского местного национализма» (Там же, стр. 198).
На четвертом совещании ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей, проходившем 9-12 июля 1923 года, член руководства компартии Украины, стоящий на интернационалистских позиция Мануильский констатировал:
«Я не скрою, товарищи, что у нас на Украине имеются серьезные расхождения с частью товарищей, возглавляемых тов. Раковским. Расхождения эти по линии государственной заключаются в том, что т. Раковский стоит на точке зрения, что тот союз, который сейчас организуется и будет проведен на ближайшей сессии ЦИКа, должен представлять из себя конфедерацию государств; мы же стоим на точке зрения, что этот союз должен являться и является союзным государством, а отнюдь не конфедерацией государств» (Там же, стр. 247).
А вот выступает известный национал-коммунист и активный украинизатор Скрыпник:
«Одна точка зрения – это великодержавный централизм, имеющий своей формой единую и неделимую Россию, точка зрения, осужденная и пригвожденная к позорному столбу нашим XII партсъездом, но все же, к сожалению, до сих пор имеющая своих сторонников в нашей партии. Нам придется выкорчевывать эту точку зрения, уничтожать ее, ибо до съезда она существовала, многие остались при этой точке зрения до сих пор. Надо не переставая отграничиваться от нее, ибо лозунг «единая неделимая республика» есть лишь модификация деникинского лозунга «единой и неделимой России»… Мы строим свое государство таким образом, что свободные объединяющиеся республики остаются внутренне независимыми, вместе с тем передавая определенную долю своей суверенности своему Союзу Соц. Республик для экономической и политической борьбы во вне. Эта точка зрения находит, наконец, диалектическую линию, отмежевывающуюся и от конфедерации и от единого неделимчества» (Там же, стр. 249-250).
Не правда ли, как похож стиль Скрыпника на стиль сегодняшних украинских национал-коммунистов, как, словом, и вообще на стиль всех прожженных демагогов. Все та же лозунговая трескотня вроде «пригвождения к позорному столбу», призванная пустить пыль в глаза и скрыть подлинные цели.
На том же совещании Сталин показал, чего на самом деле хотят украинские буржуазные националисты с партийными билетами:
«Разве случайность, что т.т. украинцы, рассматривая известный проект Конституции, принятый на съезде Союза Республик, вычеркнули из него фразу о том, что республики объединяются в одно союзное государство? Разве это случайность и разве они этого не сделали?... Вычеркнуты слова «объединяются в одно союзное государство». Выкинуто тут четыре слова. Почему? Разве это случайность? Где же тут федерация? Я усматриваю зародыши конфедерализма у тов. Раковского еще в том, что он выкинул в известном пункте Конституции, принятой 1-м съездом, слова о Президиуме, как «носителе верховной власти в промежутках между сессиями», разделив власть между президиумами двух палат, т.е. сведя союзную власть к фикции. Почему он это сделал? Потому, что он против идеи союзного государства, против действительной союзной власти» (Там же, стр. 261, 266-267).
О том, что на самом деле украинские национал-коммунисты 20-х годов вели дело к отрыву Украины от России свидетельствует и Нарком иностранных дел Чичерин в письме в Политбюро ЦК РКП(б) от 16 марта 1922 года:
«Разногласие возникло по поводу назначения Украинским правительством отдельной миссии в прибалтийские государства, причем члены этой миссии прибыли в Ковно, Ригу и Ревель даже без предварительного уведомления НКИД РСФСР и ведут там сепаратную политику помимо представительств РСФСР… Западные представительства уже неоднократно обнаруживали стремление сепаратно заигрывать с Украиной и вообще с окраинными государствами и разыгрывать их против РСФСР» («ЦК РКП(б) –ВКП(б) и национальный вопрос», Москва, РОССПЭН 2005 г., стр. 65).
Если, выступая на общепартийных форумах и собраниях, украинские национал-коммунисты еще как-то пытались сохранять приличия, то в республике они развернули открытую русофобскую пропаганду. Так известный в 20-е годы украинский писатель-«коммунист» Хвыльовый, активно поддерживаемый национал-коммунистами прямо провозглашал «геть вид Москвы». В его статьях можно было прочесть, что «от русской литературы, от ее стиля украинская поэзия должна убегать как можно скорее», «идеи пролетариата известны нам и без московского искусства», что Украина должна ориентироваться на Европу «все равно, буржуазную или пролетарскую, нынешнюю или прошлую», а Москва провозглашалась «центром всесоюзного мещанства». Заметный украинский национал-коммунист 20-х годов, настойчивый украинизатор, бывший боротьбист Шумский восторженно писал о Хвыльовом, как о человеке «с твердо сложившимся марксистским мировоззрением, который лезвием диалектического метода познания проработал целые горы материала человеческой мысли, это тот тип революционера, которым мы должны гордиться». Известно, что высоко оценивал Хвыльового и идеолог украинского фашизма Донцов.
А вот, как «коммунист» Шумский разделял украинцев на «свидомых» и презренных малороссов, не помогающих украинскому делу:
«В партии господствует русский коммунист с подозрительностью и недружелюбием относящийся к коммунисту-украинцу, господствует, опираясь на презренный, шкурнический тип малоросса, который во все исторические эпохи был одинаково беспринципен, лицемерен, рабски двоедушен и предательски подхалимен. Он сейчас щеголяет своим интернационализмом, бравирует своим безразличным отношением ко всему украинскому и готов всегда оплевать его (может иногда по-украински), если это даст возможность выслужиться и получить теплое местечко» («ЦК РКП(б) –ВКП(б) и национальный вопрос», Москва, РОССПЭН 2005 г., стр.489).
Уже в 1927 году трезвеющая партия в Резолюции ЦК КП(б)У «О националистическом уклоне т. Шумкского» дала оценку этому деятелю и другим украинизаторам:
«Они пытались представить пролетариат, как силу, чуждую украинскому революционному движению, а коммунистическую партию, как организацию оккупантов (так квалифицировал нашу партию т. Шумский в начале 1920г. на конференции боротьбистов за 2 месяца до их вступления в КП(б)У) Они пытались, противопоставляя себе КП(б)У, совместить борьбу против «московского централизма» с борьбой за «самостоятельную», не связанную с Советской Россией, и противостоящую ей Советскую Украину… Сущность националистического уклона т. Шумского заключается… в бюрократическом, националистическом, небольшевистском подходе к проведению национальной политики в среде пролетариата Украины… в зоологической ненависти к русским партийным кадрам и к тем членам нашей партии – украинцам, которые проводят общепартийную линию… в сочувствии и поддержке группы украинских литераторов, провозгласивших ориентацию украинской культуры на капиталистическую Европу, в противовес Москве. Ту национальную борьбу, которая происходит внутри мелкой буржуазии (русской, украинской, еврейской), ведя за собой усиление национализма всех цветов и оттенков, т. Шумский пытается перенести в рабочий класс и в партию, проповедуя насильственную украинизацию русских рабочих…» («ЦК РКП(б) –ВКП(б) и национальный вопрос», Москва, РОССПЭН 2005 г., стр.487-488, 492).
Характеризуя проводимую на Украине политику украинизации в письме членам комиссии ЦК КП(б)У видный украинский коммунист Д.З. Лебедь писал:
«…усиление украинопляски в среде петлюровски настроенной общественности… раздувать вопросы национальной политики на Украине – это значит ослаблять себя самих… опасность вызвать отрицательное отношение в рабочих промышленных центрах резким переходом к украинизации… предлагаю в отношении профсоюзов никаких мер к украинизации не принимать, исходя из того, что нацвопрос – это тактика… которая оттолкнет нас от рабочих и рабочих от нас. Эта мера в отношении рабочих явно регрессивная» (Л.П. Ненароков «К единству равных», Москва, «Наука» 1991г.).
Очевидно, что под маской интернационалистов в 20-е годы вылезла масса откровенных буржуазных националистов, особенно на Украине. Похожую картину мы часто видим и в наше время. Нужно признать, что у антирусского левого национализма на Украине есть серьезные традиции. Но как ни странно, эти традиции им приходится тщательно скрывать особенно от российских коммунистов. Нельзя не обратить внимание на такой любопытный факт. Националистические настроения заметны среди членов КПУ, кроме того, есть не мало левых националистических групп, впрочем, старательно прикрывающихся интернационализмом. Являясь ярыми сторонниками национальной политики 20-х годов, той самой украинизации, эти люди не дали ни одной сколь либо серьезной работы по ее истории, хотя у левых украинских националистов имеется с десяток разного калибра идеологов, знающих этот вопрос. Все ограничивается лишь общими словами, о том, какая хорошая это была политика. Причина такого положения вещей понятна. Если начать писать о национальной политике 20-х годов серьезно, то скрыть буржуазный национализм украинизаторов будет просто невозможно. Слишком все откровенно. Мы в этой статье, только чуть-чуть приподняв завесу над политикой украинизации, сразу же увидели оголтелый антирусский национализм, направленный на отделение Украины от России. Такую традицию приходится прятать, потому что ее даже отмыть невозможно. Отсюда патологическая лживость, редкая моральная и человеческая нечистоплотность, пристрастие к пустой политической трескотне и демагогии у современных украинских национал-коммунистов.
Воссоединение разорванных народов, прежде всего русских, украинцев и белорусов является стратегической задачей коммунистов и объективной потребностью самих народов. Воссоединение многократно усилит наши народы, увеличит их значимость и сделает возможным новый рывок к социализму. Ключевым вопросом для возможности будущего воссоединения является украинский вопрос, так как именно на этом направлении процессу воссоединения будут традиционно создаваться наибольшие препятствия. Причина такого положения ясна – она заключается в наличие на Западной Украине национального обломка, имеющего отличную от общерусской историю, культуру и литературный язык, прямо конкурирующий с русским.
Тут, пожалуй, вспомнят, что первые произведения на украинском языке появились как раз на востоке, в русской Украине. Это так. Но как они появились и что это были за произведения. «Энеида» Котляревского вышла без его ведома в Петербурге в 1798 году в качестве забавной, на простонародном языке написанной книжки. Это была бурлеска, имевшая некоторый успех в русском обществе. Говорят, что сам император Александр I хранил у себя веселую книжку на простонародном наречии, подписанную автором. О возможности появления какого-либо национального движения малороссов за сепарацию от русских тогда никому и в голову не приходило. А как могло быть иначе? Малороссов не завоевывали, как англичане ирландцев. Старые русские земли воссоединились после нескольких веков отдельного существования. Естественно, это время не могло не создать отличия великороссов от малороссов, но тем не менее их воссоединение было именно добровольным. Никакого национального движения малороссов никогда не было и поэтому их на полном основании считали частью русского народа. Литературным опытам на малороссийском наречии никто особенно не препятствовал до 1863 года, когда «валуевский циркуляр» ограничил печатание украинских книг лишь художественной литературой (а не запретил язык, как об этом часто говорят националисты). Даже позже, когда в русской Украине появилось политическое украинское движение оно было очень слабым, на широкие массы никакого влияния не имело и было уделом лишь небольших интеллигентских групп. Первый украинский журнал «Основы» совершенно легально издавался в Петербурге, и успешно скончался от невостребованности, так как его просто некому было читать. То, что малороссы не хотели читать по-украински вынужден признать светоч украинского национализма профессор Грушевский. В своей «истории» он сетует:
«Приходилось защищать его (украинский язык – Д.Я.) от нападения чужих общероссов и своих «тоже малороссов», доказывавших, что украинцам совершенно излишне трудится над развитием своего языка ввиду того, что они могут пользоваться «общерусским», т.е. великорусским языком» (М.С. Грушевский «Иллюстрированная история Украины», Москва, «Сварог и К», 2001 г. стр. 503).
Отсутствие у украинских националистов базы в малороссийских земляках стало очевидным и в период советской украинизации, которая по существу провалилась, натолкнувшись на массовое нежелание малороссов переходить на украинский язык. Вот характерное признание национал-коммуниста Скрыпника:
«Здесь сопротивление чрезвычайно велико. Пример: недавно была Всеукраинская профессиональная конференция в Харькове. Председатель Южного Бюро союзов Угаров пришел ко мне совещаться, с какими требованиями выступить для реализации резолюций XII съезда. Принимая во внимание необходимость осторожности и постепенности, мы признали необходимым выставить требование изучения украинского языка во всех профессиональных школах, - не преподавание на украинском языке, а изучение его… Настроение коммунистической фракции конференции профсоюзов было таково, что тов. Угаров не решился поставить этого вопроса на фракции, ибо ожидал полного провала» («Национальный вопрос на перекрестке мнений. 20-е годы документы и материалы», Москва, «Наука» 1992 г., стр. 251).
А вот истерические откровения другого видного украинизатора Шумского:
«Я того мнения, что украинизация нашей партии идет с хохлацкой медлительностью. Вот уже прошло 3 года со времени постановления XII съезда, а мы до сих пор затылок чешем в отношении украинизации партии» («ЦК РКП(б) –ВКП(б) и национальный вопрос», Москва, РОССПЭН 2005 г., стр. 489).
Свидетельств непонимания и тихого саботажа массами безумной и глупой политики украинизации более чем достаточно. Мануильский оказался прав, когда писал еще в 1922 году Сталину:
«Почвы у украинской интеллигенции нет. Украинский мужик «национальным» вопросом не интересуется и больше принимать участие в бандах политического характера не хочет» (Там же стр.77).
Свою массовую базу украинское движение нашло лишь в австрийских землях и то после того, как над тамошними русинами была проделана хирургическая операция по удалению памяти, что нетрудно было сделать, в следствии отсталости и забитости этого племени, наличии у него лишь очень узкой интеллигентской прослойки. С некоторых пор москвофильскую интеллигенцию русинов, как и прочих лояльных России жителей с подачи австрийских властей уничтожали и жестоко преследовали.
Известный украинский писатель-интернационалист, выходец из Западной Украины Ярослав Галан, после войны убитый бандеровцами в памфлете «Плюю на папу» писал:
«Каждое воскресенье учитель водил нас парами в церковь монашеского ордена василиан… призывал любить императора Франца-Иосифа I и ненавидеть «москалей», которых, говорил он, надо уничтожать под корень».
Галицкие русины были в большинстве своем темными крестьянами, без интеллигенции и каких-либо знаний о мире. Потому из них легко можно было вылепить в короткий период все что угодно. Это своего рода янычары, оторванные от своего народа и искусственно воспитанные в ненависти к нему. Что мог противопоставить темный крестьянин назойливой пропаганде, что «москаль» главный враг его. Небольшую москвофильскую интеллигенцию, которая была у этого народа полностью истребили.
В вышедшей в 2001 году в издательстве Государственной публичной исторической библиотеки книге Н.М. Пашаевой «Очерки истории русского движения в Галичине 19-20вв.» очень точно отмечено, что «очевидно, не случайно расцвет украинофильства в Галиции пришелся на время складывания германо-австро-венгерского блока, противостоявшего странам Антанты». Для торжества украинофильства в Галиции австрийские власти создали концлагерь Талергоф, в который в массовом порядки ссылали всех промосковски настроенных русин. В той же книге Пашаевой читаем:
«Были созданы концлагеря, концлагерь в Штирии Талергоф, предшественник гитлеровских лагерей стал символом этого страшного времени. Страшного не только насилиями, чинимыми австрийской администрацией и военщиной над ни в чем не повинными законопослушными мирными жителями, но и тем, что беспощадными врагами русских галичан были свои же, галичане „украинского" направления, которые готовили заранее списки неблагонадежных, по доносам которых хватали невинных. Хватали как подозрительных всех, кого можно было заподозрить в каких-либо симпатиях к России, русской культуре - достаточно было когда-то побывать в России, быть членом читальни Общества им. М.Качковского, читать русскую газету, а то и просто слыть „русофилом" или назвать свой родной язык russische Sprache» (Н.М. Пашаева «Очерки истории русского движения в Галичине 19-20вв.» 2001г., стр. 141).
Для тех, кто не попал в Талергоф, профессор Грушевский под покровительством австрийского правительства написал специальную «историю Украины-Руси», обосновывающую необходимость отделения Украины от России. Так создавался «украинский Пьемонт».
Не может быть никакого сомнения, что сегодняшняя и будущая политика коммунистов по отношению к галичанам должна заключаться в ассимиляции с русскими и украинцами-малороссами, т.е. в присоединении галичан к тому телу, от которого они откололись много веков назад. Именно во Львове, Тернополе, Ивано-Франковске агитация коммунистов должна строится на объяснении исторического единства русского и украинского народов, на прогрессивности воссоединения, на том, что русский язык – это родной язык украинцев, который не был им навязан, а создавался в едином государстве совместными усилиями, а вовсе не на том, что Советская власть создала украинскую государственность, а потому была бандеровской чуть ли не больше, чем были бы сами бандеровцы, которые не на тех поставили и государственности украинской создать не смогли. А ведь именно так сегодня строят агитацию на Западной Украине украинские «коммунисты», пытаясь подстроиться под националистические настроения местных жителей, вместо того, чтобы начинать перевоспитывать их. Только из такой агитации кроме конфуза все равно ничего не получится. Советская власть хоть и создала впервые Украину в нынешних границах, хоть и печатала по разнарядке большое количество украинских книг, только дело украинизации все равно не шло. Приобщаясь к культуре, открытой для украинцев Советской властью, Украина массово переходила на русский язык, вопреки всем разнарядкам и частично сохранившемуся с 20-х годов буржуазно-националистическому пониманию интернационализма, согласно которому на Украине нужно говорить по-украински. А вот сейчас, несмотря на то, что украинских книг стало значительно меньше, чем при Советской власти украинизация в ряде регионов действительно продвинулась. Оказалось, что для успеха украинизации не нужна украинская книга, она даже вредна, здесь хватит нескольких символов веры и идеологически правильных учебников. Зато для успешной украинизации нужна деиндустриализация и культурная деградация. Сельская Украина будет настоящей украинской Украиной. Простоватый сельский бухгалтер, с кругозором деревенского пастушка, серьезно рассказывающий, как его селянской мовой восторгается весь мир, как раз идеальный руководитель украинского дела. Он совершенно искренне уверен, что раз у него в селе обходятся без русского языка, то значит украинцам он и вовсе не нужен.
Между тем, ассимиляция украинского элемента на Украине, в том числе западных украинцев может быть простой и безболезненной, без всякого насилия. Нужно только дать свободу русскому языку на Украине и перестать искусственно поддерживать мову. И дело будет сделано очень быстро. Именно поэтому «свидомые украинцы» как левые, так и правые буквально грудью встают против попыток придать русскому языку государственный статус. Они понимают, что мова может держаться только на насилии и административном ресурсе.
Прогресс действует в направлении объединения, укрепления, слияния и ассимиляции наций. Поэтому не дело коммунистов спасать мову. Этот простонародный говор давно исчерпал себя, он не создал ни достаточной литературы, ни большой интернациональной культуры, чтобы оправдать свое существование. Мало ли красивых, мелодичных языков ушло и еще уйдет в историю. Вот, что Энгельс писал о провансальцах и их языке:
«В течении целых веков французы-южане боролись против своих угнетателей. Но историческое развитие было неумолимо. После трехсотлетней борьбы их прекрасный язык был низведен на степень местного диалекта, а сами они стали французами» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т.5, с. 377-378).
Очень глубокое обоснование нежизнеспособности украинского языка можно найти у великого критика и революционного демократа В.Г. Белинского:
«Предстоит важный вопрос: есть ли на свете малороссийский язык, или это только областное наречие? Из решения этого вопроса вытекает другой: может ли существовать малороссийская литература и должны ли наши литераторы из малороссиян писать по-малороссийски? Что до первого вопроса, на него можно ответить и да и нет. Малороссийский язык действительно существовал во времена самобытности Малороссии и существует теперь – в памятниках народной поэзии тех славных времен. Но это еще не значит, чтоб у малороссиян была литература: народная поэзия еще не представляет собой литературы… Но не должно забывать, что Малороссия начала выходить из своего непосредственного состояния вместе с Великороссиею, со времен Петра Великого… Дворянство, по ходу исторической необходимости, приняло русский язык и русско-европейские обычаи в образе жизни. Язык самого народа начал портиться, - и теперь чистый малороссийский язык находится преимущественно в одних книгах. Следовательно, мы имеем полное право сказать, что теперь уже нет малороссийского языка, а есть областное малороссийской наречие, как есть белорусское, сибирское и другие подобные им областные наречия. Теперь очень легко решается и второй вопрос: должно ли и можно ли писать по-малороссийски? Обыкновенно пишут для публики, а под «публикой» разумеется класс общества, для которого чтение есть род постоянного занятия, есть некоторого рода необходимость… Но жизнь этого общества переросла малороссийский язык, оставшийся в устах одного простого народа – и это общество выражает свои чувства не на малороссийском, а на русском и даже французском языках. И какая разница в этом случае между малороссийским наречием и русским языком! Русский романист может вывести в своем романе людей всех сословий и каждого заставит говорить свои языком: образованного человека языком образованных людей, купца по-купечески, солдата по-солдатски, мужика по-мужицки. А малороссийское наречие одно и то же для всех сословий – крестьянское. Поэтому наши малороссийские литераторы и поэты и пишут повести всегда из простого быта и знакомят нас только с Марусями, Одарками, Прокипами, Кандзюбами, Стецьками и тому подобными особами» (В.Г. Белинский ПСС т.5, стр. 176, 178).
С тех пор, когда Белинский написал эти строки, малороссийское наречие переросли не только образованные классы феодального и буржуазного общества, но и широкие народные массы. Советская индустриализация, доступность культуры сделали свое дело, и Украина заговорила по-русски. Наречие, похожее на малороссийское, дольше всего держалось на Западной Украине, присоединенной к СССР только после Второй Мировой войны. Но и здесь, в силу объективной необходимости очень быстро распространился русский язык. Сегодня украинский язык остается языком села и экономически отсталой Западной Украины, которая вернулась к нему после того, как вместе с социализмом с этих территорий ушла культура, зато воцарился униатский священник, имеющий здесь огромное влияния, значительно большее, чем поп в России или на востоке Украины. Левый украинский националист Пихорович в статье «Мова, язык и украинская политика» сетует на такое печальное положение мовы, фактически признавая ее неконкурентоспособность по сравнению с русским языком:
«Чем больше усилий власть прикладывала для вытеснения русского языка, тем больше русский язык завоевывал Украину. Верховная Рада писала свои законы, а рынок диктовал свои. В результате, книжный рынок практически полностью стал русскоязычным, чего никогда не было при советской власти. Имеется в виду, конечно, свободный рынок, поэтому мы не считаем тот сегмент рынка, который занимает учебная литература, поскольку здесь действует не рыночный принцип; здесь покупателя просто заставляют покупать украиноязычную книгу… Почти такая же ситуация на газетном рынке. Если бы не сохранившие с советских времен украиноязычную традицию "Сільські вісті" с полумиллионным тиражом, то можно было бы констатировать, что за пределами Галичины украиноязычной прессы более или менее заметного масштаба сейчас вообще не существует».
Советская власть печатала невостребованные и мало кому интересные книги на украинском языке из идеологических установок. Сейчас эти установки исчезли, и все рухнуло. Рынок взял свое. Украинской литературы нет, потому что у нее нет читателя. Темные, отсталые массы, населяющие «украинский Пьемонт» читателями не являются. Оно им «не потрибно». А как только кто-нибудь из них дорастает до читателя, то украинское наречие становится ему невыносимо тесным. Пример тому сам Пихорович, который пишет и читает почти исключительно по-русски. Почему же Пихорович не хочет поднимать до своего уровня своих земляков западенцев, а наоборот, мечтает остальную Украину опустить до их уровня. О том, что с образованием украинец естественно и безболезненно приобщается к русскому языку писал еще Добролюбов:
«Конечно, по-малороссийски не выйдет хорошо «Онегин» или «Герой нашего времени», так же как не выйдут статьи г. Безобразова об аристократии или моральные статьи г-жи Тур о французском обществе… Те малороссы, которым доступно все, что занимает Онегина и г-жу Тур, говорят уже почти по-русски, усвоивши себе весь круг названий предметов, постепенно образовавшийся в русском языке цивилизациею высших классов общества» (Н.А. Добролюбов «Избранное», Москва, «Искусство» 1975 г., стр. 136).
Как и Белинский Добролюбов был сторонником единства Украины и России, понимая русских и украинцев, как один народ с общей судьбой:
«У нас нет причин разъединения с малорусским народом; мы не понимаем, отчего же, если я из Нижегородской губернии, а другой из Харьковской, то между нами уже не может быть столько общего, как если бы он был из Псковской… Сами рассказы Марка Вовчка служат доказательством того, что благоразумные малороссы умеют ценить народ русский, не делая резкой разницы между Малой и Великой Россией» (Там же, стр. 96-97).
Об объединении Украины с Россией, как всегда хорошо и глубоко писал Белинский:
«Малороссия никогда не была государством, следовательно, и истории, в строгом значении этого слова не имела. История Малороссии есть не более, чем эпизод из царствования царя Александра Михайловича… История Малороссии – это побочная река, впадающая в большую реку русской истории. Вот взгляд, с каким, по нашему мнению, должен писатель приступать к истории Малороссии. Тогда он поймет, что история Малороссии есть, конечно, история, но не такая, какой может быть история Франции или Англии. Тогда он удержится в своем повествовании и от тона адвоката, и от тона панегириста, а постарается живо и просто, в кратких и характеристических черта, представить картину быта племени, игравшего в истории временную и случайную, но исполненную дикой поэзии роль… Слившись навеки с единокровною ей Россиею, Малороссия отворила себе двери к цивилизации, просвещению, искусству, науке, от которых дотоле непреодолимою оградою разлучал ее полудикий быт ее. Вместе с Россиею ей предстоит теперь великая будущность…» (В.Г. Белинский, ПСС т.7, стр. 60, 63-64).
И еще одна небольшая цитата из Белинского, показывающая, как близок был он в своем понимании судьбы, роли и значения разных наций к пониманию классиков марксизма:
«Важность и достоинство народов определяется их историческим значением. Народ, не имеющий истории, есть ничто, хотя бы занимал собой половину земного шара и считал свое народонаселение сотнями миллионов. Так нынешние персияне хотя и составляют значительное государство в Азии, но не имеют истории, ибо перемены династий и властителей еще не составляют истории» (В.Г. Белинский ПСС т.5, стр. 307).
Самым национальным писателем Украины и одновременно русским и мировым классиком является, конечно, Гоголь, нелюбимый официальной украинской властью за его русский язык. Как художник Гоголь несравненно выше почитаемого на Украине Шевченко, который при всем его таланте остался поэтом исключительно местного значения. Именно в Гоголе отчетливо видно единство наших народов, видно, как органически они дополняют друг друга, как много Малороссия дала России и наоборот. Писатель Данилевский, описывая свой вместе с профессором Осипом Бодянским визит к Гоголю, рассказывает, что говорил им Гоголь об отношении к России и русскому языку:
«Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, - сказал он, - надо стремиться к поддержке и упрочению одного владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня – язык Пушкина… А вы хотите провансальского поэта Жасмена поставить в уровень с Мольером и Шатобрианом… Нам, малороссам и русским, нужна одна поэзия, спокойная и сильная, - продолжал Гоголь, останавливаясь у конторки и опираясь на нее спиной, - нетленная поэзия правды, добра и красоты. Я знаю и люблю Шевченко, как земляка и даровитого художника; мне удалось и самому кое-чем помочь в первом устройстве его судьбы. Но его погубили наши умники, натолкнув его на произведения, чуждые истинному таланту. Они все еще дожевывают европейские, давно выкинутые жваки. Русский и малоросс – это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение, одной в ущерб другой, невозможно. Нет, Осип Максимович, не то нам нужно, не то. Всякий, пишущий теперь, должен думать не о розни» (В. Вересаев «Гоголь в жизни», Харьков, «Прапор» 1990 г., стр. 597-598).
То, что без русского языка, без соединения с русской культурой, развившейся до общемирового значения, великий Гоголь был бы просто невозможен, хорошо понимал Белинский:
«Мужицкая жизнь сама по себе мало интересна для образованного человека: следовательно, нужно много таланта, чтобы идеализировать ее до поэзии. Это дело, какого-нибудь Гоголя, который в малороссийском быте умел найти общее и человеческое, в простом быту умел подстеречь и уловить играние солнечного луча поэзии; в ограниченном кругу умел подсмотреть разнообразие страстей, положений, характеров. Но это потому, что для творческого таланта Гоголя существуют не одни только парубки и дывчата, не одни Афанасии Ивановичи с Пульхерями Ивановнами, но и Тарас Бульба с своими могучими сынами; не одни малороссы, но и русские, и не одни русские, но человек и человечество. Гений есть полный властелин жизни и берет с нее полную дань, когда бы и где ни захотел. Какая глубокая мысль в этом факте, что Гоголь, страстно любя Малороссию, все-таки стал писать по-русски, а не по-малороссийски» (В.Г. Белинский, ПСС, т.5, стр. 178).
Мы специально здесь так обильно цитируем наших революционных демократов, стоявших у истоков революционного движения, чтобы на фоне этих великих людей лучше была видна убогость современной российско-украинской левой с ее примитивными схемами, которые публике почему-то упорно пытаются выдать за марксизм.
В традиции украинских национал-коммунистов представлять Ленина чуть ли не сторонником «незалежности». Это, конечно же, не так. Ленин был сторонником государственного единства России и Украины, причем не обязательно социалистического и видел прогрессивность слияния и ассимиляции русских и украинцев:
«Возьмите Россию и отношение великороссов к украинцам. Разумеется, всякий демократ, не говоря уже о марксисте, будет решительно бороться против неслыханного унижения украинцев и требовать полного равноправия их. Но было бы прямой изменой социализму и глупенькой политикой даже с точки зрения буржуазных «национальных задач» украинцев – ослаблять существующую теперь, в пределах одного государства, связь и союз украинского и великорусского пролетариата…Уже несколько десятилетий вполне определился процесс более быстрого экономического развития юга, т.е. Украины, привлекающей из Великороссии десятки и сотни тысяч крестьян и рабочих в капиталистические экономии, на рудники, в города. Факт «ассимиляции» - в этих пределах – великорусского и украинского пролетариата несомненен. И этот факт безусловно прогрессивен… Пролетариат же не только не берется отстоять национальное развитие каждой нации, а, напротив, предостерегает массы от таких иллюзий, отстаивает самую полную свободу капиталистического оборота, приветствует всякую ассимиляцию наций за исключением насильственной или опирающейся не привилегии… Никакого закрепления национализма пролетариат поддерживать не может, - напротив, он поддерживает все, помогающее стиранию национальных различий, падению национальных перегородок, все, делающее связи между национальностями теснее и теснее, все, ведущее к слиянию наций. Поступать иначе – значит встать на сторону реакционного националистического мещанства» (В.И. Ленин, Соч., издание четвертое, т. 20, стр. 13, 15, 19).
Остается сожалеть, что эти ленинские строки не легли в основу сознательной политики Советской России в национальном вопросе.
А вот любопытное замечание Ленина по Украине и украинскому языку сделанное им во время дискуссий по национальному вопросу на VIII съезде РКП(б):
«Украина отделена была от России исключительными условиями, и национальное движение не пустило там корни глубоко. Насколько оно проявилось, немцы вышибли его. Это факт, но факт исключительный. Там даже с языком дело так обстоит, что неизвестно стало: массовый ли украинский язык или нет» («Национальный вопрос на перекрестке мнений. 20-е годы документы и материалы», Москва, «Наука» 1992 г., стр. 53).
И не менее интересная реплика Сталина на секции XII съезда по национальному вопросу:
«Дело в том, что на Украине борьба идет между двумя культурами: русской и украинской. Городская культура выше – она русская, что же касается деревенской культуры, то там сам черт не разберет, какой у них язык. Посему, если вы будете выдвигать культуру украинскую, местную, это значит создать такую обстановку, при которой городская культура, более высшая, должна подчиниться деревенской низшей» (Там же, стр. 217).
Понимал Ленин различие между неотделимыми от русских украинцами-малороссами и галичанами, сложившимися в отдельную национальность искусственно настроенную против России. В письме Инессе Арманд Ленин писал:
«В лагере 27000 чел. украинцев. Немцы составляют лагеря по нациям и всеми силами откалывают их от России; украинцам подсылали ловких лекторов из Галиции. Результаты? Только-де 2000 были за «самостийность» (самостоятельность в смысле более автономии, чем сепарации) после месячных усилий агитаторов!! Остальные-де впадали в ярость при мысли об отделении от России и переходе к немцам или австрийцам. Факт знаменательный! Не верить нельзя. 27000 – число большое. Год – срок большой. Условия для галицийской пропаганды – архиблагоприятные. И все же близость к великорусам брала верх!» (В.И. Ленин, Соч., издание четвертое, т. 35, стр. 224).
Украина – это Россия. Потому происходящая сегодня на Украине политическая борьба имеет огромное значение для России и российских коммунистов. Именно на Украине может родиться массовая левая антиимпериалистическая партия, которая, наконец, пробьет завалы созданные на пути левых идей давно мертвыми «компартиями».
Очевидно, что марксизм далек от понимания интернационализма, как союза местных националистов, как он часто понимался в СССР, и понимается сегодня разными левыми группами. Марксизм видит прогресс в слиянии и ассимиляции, которая может происходить только вокруг больших исторических наций. Национальное равенство с точки зрения марксизма означает равенство людей разных наций внутри государства. При этом марксизм, будучи наукой, далек от того, чтобы ставить знак равенства между большими историческими нациями и различными национальными недоразумениями.
В условиях, когда империализм делает ставку на раздробление нашего народа с целью создание на месте СССР и России десятков беспомощных государств, коммунисты не могут последовательно не выступать за воссоединение народов. Воссоединение – вот наиболее общий интерес рабочих и всех демократических элементов. Воссоединение – самый революционный, радикальный и классовый лозунг нашего времени.
При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна |