«Что имеем - не храним,
Потерявши, плачем»
(Козьма Прутков)

… Тот январский вечер был очень холодным. Сейчас я уже не помню, зачем мы с мамой оказались в центре города в такое время - наверно, ходили на почтамт после ее работы. Во всяком случае, я вовсе не планировала специально увидеть Леонида Ильича. Да, мы, конечно, знали, что он находится у нас в городе - чтобы вручить Туле золотую звезду Города-Героя. Но нам не было известно, что именно в этот вечер он поедет по проспекту Ленина в наш городской драматический театр на церемонию вручения. И вдруг откуда-то прошел слух, что сейчас здесь проедет Брежнев. Люди оживились. Большинство отнеслись к этому с здоровым, дружелюбным интересом. Туляки гордились тем, что наш город (заслуженно) получил высокое звание, И настроение у нас было хорошее, праздничное.

На проспекте Ленина все было обычно, как всегда. Да, конечно, где-то в толпе, наверно, были «бойцы невидимого фронта» - как же без этого? - но, во всяком случае, никаких снайперов, рассаженных по деревьям и никаких вертолетов, держащих под прицелом на всякий случай весь квартал, а нас, рядовых граждан, никто не отгонял за радиус в 2 мили и не отгораживал заборами с колючей проволокой, как это принято, например, когда президент Буш приезжает в гости к другу Тони (в 2003 году это обошлось налогоплательщику в 5 миллионов фунтов стерлингов). Мы решили дождаться Леонида Ильича - в конце концов, не каждый день видишь наяву Генерального секретаря ЦК КПСС! Ждать пришлось долго, час, если не больше, а мороз все крепчал, и я уже совершенно окоченела, но уйти отказывалась: было бы обидно не дождаться, раз уж мы здесь столько стоим.

И вот, наконец, показалась его машина. Кортеж был довольно скромный; машина, насколько я помню, открытая, несмотря на мороз - потому что лицо Леонида Ильича я видела довольно близко и не через стекло. Мама начала показывать мне на него: «Смотри, смотри, вон он!», а Леонид Ильич, видимо, решил, что мы машем ему рукой, заулыбался (детей к тому времени на улице, кроме меня, не осталось, всех развели по домам) и замахал нам в ответ. Я очень удивилась - и тоже помахала ему, а то как-то неудобно получалось.

На следующий день я слегла с простудой. Но не расстраивалась из-за этого. А мама с удовольствием рассказывала всем врачам, где это я так простудилась. Я пила чай с горячим вареньем и смотрела церемонию награждения города по телевизору. Больше всего из нее мне запомнился веселый брежневский экспромт: он уже тогда читал доклады по бумажке, а тут вдруг оторвался от нее, посмотрел в зал и сказал: «Что же вы не аплодируете?»

Леонида Ильича мы (рядовые граждане, не диссиденты и прочие непризнанные гении) не ненавидели и не презирали. Сказать, что мы его обожали, конечно, тоже было бы преувеличением. Мы относились к нему с незлой иронией. Даже, можно сказать, часто не воспринимали его всерьез (все молодые люди уверены, что сами они никогда не состарятся и будут вечно бодрыми и здоровыми!) и анекдоты того времени - именно такие, ироничные, но не злые. Да, многие мелочи раздражали нас, но мелочи эти были такого сорта, о которых и стоит только ворчать на кухне, а не идти на баррикады. К слову, в классе я сидела на первой парте и довольно часто отпускала саркастические замечания, когда «официальщины» (например, на уроках истории или на классном часу) становилось уже чересчур. И никто меня не арестовал, не исключил из пионеров, даже не сделал выговора. Может, потому, что я хорошо училась? Бабушка, чья молодость пришлась на 30-е годы, только руками всплескивала, слушая меня, и говорила, что надо бы попридержать язык за зубами, но я со свойственной молодежи категоричностью отвечала ей, что на дворе другие времена, и трястись от страха я не собираюсь.

Когда Леонид Ильич умер, я под впечатлением от этого события накропала стих под названием «Герой народных анекдотов». «Ушел от нас герой народных анекдотов, и замолчали сразу все…» Дальше цитировать не буду, уровень - как у современных журналистов «Комсомолки», хотя они взрослые люди с высшим образованием, а я была тогда ученицей 8 класса. Для моего поколения (нам было по 15 лет) это была первая смена власти на нашем веку, и было как-то даже интересно: а что будет дальше? Страшно - не было, представить себе, что жизнь будет хуже (а уж тем более такую катастрофу, как спустя всего 10 лет после этого!), мы не могли. Как в том анекдоте: «Академик Сахаров не допустит». К диссидентам мы относились, к слову говоря, равнодушно; знали об их существовании - и их имена - от «Голоса Америки», который слушали иногда для развлечения, как альтернативный источник информации. Но заботы у нас были совершенно из другой сферы, чем. у Щаранских и Солженитсыных.

К слову, мы и до 1990 года и Ельцина добрались с этим позорным наивным неведением: а что же будет дальше? Интересно же! Не иначе как в сказке: будем жить-поживать, да добра наживать… Забыли, видимо, ту часть, где по усам текло, а в рот не попало…

Я никогда не была врагом своей страны, не была антисоветчицей. Хотя настроена была критически. Я жила под девизом Шатрова «Дальше, дальше, дальше…!» . То, что мне не нравилось, мне хотелось улучшить, а не развалить. Мне очень обидно было, что СССР не заступился за маленькую беззащитную Гренаду. Для меня это было предательством. Мне хотелось дружить с иностранцами - не с «богатенькими Буратино» из капстран, выпрашивая у них жвачку или джинсы (эти люди для меня были пустым местом), а с борцами за национальную независимость из развивающихся стран. Мне хотелось показать им мою страну, познакомить их с ней так, чтобы они полюбили ее так же, как я. И когда я поняла, что мои письма за рубеж просто ни до кого не доходят и не дойдут, спрашивать, почему, было не у кого. То ли потому, что Тула - закрытый город, то ли потому, что мама работала в «почтовом ящике» (никто из нас честно не знал- и не хотел знать!- что именно там выпускают, да она и никогда бы нам не сказала), то ли потому, что «они» боялись, что я опишу иностранцам наши жилищные условия (саму меня они не смущали, я до сих пор считаю тот дом, где я выросла, своим единственным настоящим домом)… Но было очень обидно - я была (и остаюсь по сей день) совершенно искренней пролетарской интернационалисткой, а где-то «там», в каких-то неизвестных мне кабинетах, мне не доверяли.

Сейчас я понимаю, конечно, почему не доверяли. Просто- что люди, которые заседали в разных Комитетах Молодежных организаций, судили обо всех по себе - и не верили, что бывают люди, искренне имеющие взгляды, которые сами они были вынуждены притворяться что имеют… Вот эти лицемерие, неискренность и убивали меня больше всего в годы правления Леонида Ильича (речь не о нем лично). Но по сравнению с тем, какие проблемы у молодых людей в капиталистической России сегодня, это были, конечно, мелочи. Из разряда «вишневой косточки, попавшей в ботинок», как любил говорить знаменитый Карлсон. Моей главной претензией к «застою» было… то, что каждый день был похож на другой. Видите ли, скучно было. Зато сейчас ну ой как весело: жизнь у нас стала прямо как у Феди-«джентльмена удачи» по сравнению с жизнью «паршивого инженеришки»!

Да, все в сравнении познается! Не потому ли и отношение к Леониду Ильичу сегодня совсем другое, нежели было на заре «перестройки»? Как ни вопят демократы, что мы «забыли все ужасы застоя», «очереди за хлебом» (??), то, что «поездку за рубеж надо было согласовывать в райкоме партии», а в продаже «не было красной икры», на народ эти когда-то действовавшие как гипноз истеричные вопли уже не действуют.

Почему же тогда Леонид Ильич и другие руководители ленинского типа нас так возмущали, а сейчас мы им благодарны за лучшее время в нашей жизни?

Дело вовсе не в том, что мы постарели и с умилением вспоминаем свое детство и юность. Дело не в том, что мы забыли о трудностях того времени. Причина - в том, что раньше, когда мы возмущались, мы сравнивали Леонида Ильича с коммунистическим идеалом руководителя, а сейчас - не с идеалом, а с реальными, буржуазными политиками. И сравнение получается, сами понимаете, в чью пользу….Когда гневные обвинения в том, что руководитель великой державы имел, бессовестный, государственную дачу и спецпаек, раздаются из уст «владельцев заводов, газет, пароходов», то хочется сардонически смеяться им в лицо. Несколько лет назад многие люди еще побаивались сказать вслух, что они действительно думают по поводу жизни при социализме в сравнении с прелестями «рыночной экономики» - из опасения подвергнуться обстракизму со стороны последних, задающих тон в СМИ и в фирмах и конторах. Людям внушили, что это моветон - если тебе нравится жизнь в годы застоя: значит, ты «безинициативен», «ленив», у тебя «совковый менталитет», и т.п. и т.д.

Тоже мне, нашлись Львы Толстые: «Спокойствие - это душевная подлость!» Скажите это бездомным детям, господа...

Сегодня, когда уже больше невозможно закрывать глаза и игнорировать то, что натворили на наших просторах «инициативные и энергичные» (стыдливо внушая себе: «Может, я чего-то не понял? Может, надо еще потерпеть?», как это делали у нас многие «страусы» в течение последних 15 лет), люди больше не молчат о том, как они относятся к Брежневу и даже - о боже мой! Ату их!- к Сталину.

Нас прорвало. Скрывать свои чувства и мысли мы больше не намерены, как бы нас ни клеймили за это жующие ананасы и рябчиков. (Больше всего они напоминают мне героя Ефима Копеляна из «Неуловимых...», сердито выговаривающего несознательной крестьянке, которая не хочет отдать ему свою единственную корову - под его торжественное обещание вернуть ей двадцать…)

Крик души современного человека: в ответ на «Комсомолкино» "Но неожиданно они позволили проявиться страшной вещи: нашей эпохе нечего противопоставить застою, кроме жевательной резинки..."- Да, вам нечего противопоставить той эпохе, кроме прокладок с крылышками! И ради этого стоило уничтожить страну и так издеваться над людьми??

Так что – «спасибо Вам за ваш партийный подвиг, товарищ Генеральный секретарь!» И пусть выпустят, наконец, на DVD «Солдаты свободы». Ведь они действительно были именно ими!

Сегодня становится все очевиднее, что на рубеже 80х -90х годов в нашем народе произошла мутация. Переход количественных изменений в качественные (как именно это произошло - отдельная тема для серьезного научного исследования). Вылупились на свет черепашки-ниндзя, которые свято верят, что мы все должны жить по законам их с крысами родной канализации.

Почитайте, что эти мутанты пишут о жизни при социализме, посмотрите, какие фильмы они о нем снимают. Что ни название, то самоописательныи епитет: «Сволочи», «Бандитский Петербург»… Читаешь/ смотришь и думаешь: «Господи, а где же я-то в это время жила?»

Современные мутанты не понимают, органически не способны понять, чем. жили люди эпохи Брежнева - даже если они сами тогда жили, но потом мутировали. Кажется, ну, как может человек вот так просто взять и забыть, какой на самом деле - со всеми ее плюсами и минусами - была жизнь? Ан нет, плюсы он в памяти блокирует намертво и в ответ на все аргументы - о бесплатном образовании и медицине, о доступном отдыхе, об уверенности в завтрашнем дне, о низкой преступности, о льготах для матерей и детей - вопит как скипидаром ошпаренный: «Не было красной икры!», «Не было многопартийной системы!», «Совки несчастные!»

Одним словом, клинический случай. Многие такие мутанты даже в расстройстве в Париж уезжают и учат нас как надо жить оттуда - еженедельными колонками в газетах.

Мутация прервала преемственность поколений в России. Я это почувствовала впервые когда впервые стокнулась с постсоветскими людьми и поняла, что они по-русски говорят как чужие. Дело не только в лексиконе. У них другой темп течи; другая интонация, пустое выражение лица - иногда такое чувство, что они даже сами не понимают, что они несут. И дело не в том, что я - «совок», а они «освобожденные от диктатуры пролетариата». Мой дедушка - того же поколения, что Брежнев. Родился до революции, царя Николая застал в достаточно уже сознательном возрасте. Вырос таким, каким его воспитали досоветские родители, а не только и не столько советская школа (он еще в гимназию ходил). В нем органично жило прошлое, в течение всей его жизни, - и оно передалось от него его детям, а потом и мне. И поэтому я знала, каким оно было. Ощущала его.

Когда я вижу семейные российские фото начала ХХ века, они не кажутся мне чем-то экзотическим. Я помню этих людей, помню эти стулья, эти стаканы и чайники. Когда я впервые увидела по ТВ старую хронику 20-х годов, она тоже не показалась мне далеким и чужим временем. У моего дедушки были те же жесты, та же прическа, та же одежда, тот же взгляд. Ну, а война - это было совсем недавно. Когда я пошла в школу, прошло только 30 лет с ее окончания. Мои родители - поколение Шурика и Нины из «Кавказской пленницы».

Для меня наше прошлое - это часть меня. Во многих современных россиянах же произошел полный разрыв с нашими корнями, даже в моем поколении. Посмотрите на то, какие фильмы о прошлом они снимают, какие книги пишут о нем. Это взгляд чужого, равнодушного человека, который не только ничего не понимает в том времени, а и не стремится разобраться. Посмотрите на небрежность - не только к деталям интерьера, а и к характерам людей из нашего прошлого которых они изображают. Они подделывают эти характеры под самих себя, как если бы из трагедии Анны Карениной сделали «мыльную оперу» о Наташе Королевой, решившей поразвлечься от семейных неурядиц со стриптизером. Эльдар Рязанов всеми своими постсоветскими фильмами доказал, что он не способен создать ни одной мало-мальски приличной картины без советской «цензуры». Потому что внутренней культуры нет у человека, он все советские годы, видимо, мечтал показать публике свою жирную голую задницу. Мечта сбылась, а фильмов хороших не стало. Кто сказал, что смотреть невозможно только новую версию «Тихого Дона», потому что нерусские актеры не смогли вжиться в казацкую душу? Их все невозможно смотреть - ни новую «Капитанскую дочку», где Маша Миронова соблазняет Гринева на сеновале, ни «А зори здесь тихие…», где небритый Васков в одном исподнем выходит ночью из дома проводить зенитчиков на передовую…. Да эти вроде бы на первый взгляд наши актеры и режиссеры - такие же иностранцы, как Руперт Эверетт! Любовь Орлова - совершенно другое поколение, чем я. А она настолько ближе, роднее - и интереснее!- чем «менты» из «бандитского Петербурга»…

Моя первая встреча с новыми русскими произошла на экзамене по марксистско-ленинской философии во МГИАИ. Мне попался вопрос о новом человеке. Я ответила. Меня спросили, что я читала на эту тему дополнительно. Я назвала книгу нашего преподавателя, которого экзаменаторы только-только что выжили с кафедры. «Это не та литература, девушка!» - нагло ухмыльнулись мне они в лицо. Мысли их при этом были далеко - они явно с удовольствием мысленно прокручивали перед собой, как унижали и оскорбяли этого «неперестроившегося» человека.

Я почувствовала, что передо мной - что-то новое. Цинизм, который возводится в достоинство. Неважно, что сами они вообще никаких книг не написали - ни на эту тему, ни на другие. Эти люди были уверены, что владеют истиной в последней инстанции. Швондер был не таким. Он не был циником.

Переход количества в качество в годы «перестройки» привел к расцвету наглости и цинизма, замешанных на невежестве. К шапкозакидательству.

Потом люди этого типа попадались мне среди русских бандитов-эмигрантов в Голландии - ну очень были похожи на преподавателей «новой волны» МГИАИ при Афанасьеве по своему менталитету! Если к тебе пристают, а ты им говоришь: «Я такими вещами без любви не занимаюсь»,они нагло усмехаются: «Ну, так в чем дело? Полюби!». Пристыдить таких людей совершенно невозможно, и многие старые русские, пытавшиеся сладить с ними, от этого терялись. И расстраивались до слез.

Я скоро поняла, что единственное действенное оружие против мутантов - это сарказм. С юмором у них плохо, они невежественны (несмотря на все ученые степени), а самолюбие непомерное, и шутка, сказанная со спокойной усмешкой (в стиле товарища Сухова: «Ну, вообще-то лучше, конечно, помучиться…») бьет их наповал хуже «Метиса». «Жора, а ты на себя в зеркало давно смотрел?»

Мое поколение - последнее поколение, сохранившее невинность в детстве и юности, не только в вульгарном физическом смысле (других смыслов мутанты не понимают, это выходит за рамки их интеллекта и воображения), но и, что гораздо важнее, в эмоциональном и духовном. В 17-18 лет мы были очень чистыми людьми. Мутанты перестают быть такими уже годам к 8-9. И им не понять, чего они лишены. Обьяснять им это - все равно, что обьяснять, что такое различные ароматы человеку, лишенному обоняния.

… По иронии судьбы, мой другой дедушка родился в один день с Леонидом Ильичом. Только на 8 лет позже. К сожалению, я никогда не видела его. И даже до недавних пор практически ничего о нем не знала. Он погиб на войне, когда отцу моему было всего 2 года. Мои родители рано развелись, с семьей отца я виделась редко, а у моей мамы было, к сожалению, «новорусское» отношение к моей бабушке-матери моего отца. «Она сама не знает, чей он сын! Сын полка!»...

Но чем дальше, тем больше мне стало не хватать этого дедушки. Я не знаю, как это обьяснить. Я увидела его фото у бабушки на стене - красивого, кудрявого и в то же время очень простого парня по имени Николай, в глазах которого я узнала глаза моего отца. И свои собственные. И желание узнать, откуда идут мои корни, стало непреодолимым. Особенно после того, как от нас ушли мои дедуля и бабуля с маминой стороны, унеся с собой частичку моей связи с родной землей.

Николай Петрович - деревенский паренек из Поволжья, ставший кадровым офицером Советской армии, погибший на территории освобождаемой от нацистов Польши… Сегодня никакие польские следопыты не помогут нам найти твою могилу. Они сегодня все эмигрировали из Польши на Запад в поисках работы. А оставшиеся со злобы громят памятники тем, кто их освобождал - хотя в нынешнее свое рабство пошли добровольно…

Тебе не было еще и 30… Бабушка до сих пор любит тебя. Она плакала, когда мы смогли найти твоих родственников, с которыми они после войны разминулись. Если бы ты не погиб, у меня была бы сегодня другая фамилия. Ты играл бы со мной в детстве. Рассказывал бы мне о своих родных местах. О своих родителях и бабушке с дедушкой.

Каким ты был? Веселым Стрельцом, как Брежнев? Я никогда этого не узнаю, если не пообщаюсь сейчас со своими незнакомыми родственниками, которые тебя еще помнят. Мое отношение к жизни и к самой себе стало другим, когда я нашла их. Я не одна, нас много! У меня много родных людей, у нас большая семья.

На душе просветлело, жизнь стала глубже, осмысленнее.

Спасибо нашим дедушкам за то, что они были.

За то, что память о них никогда не позволит нам стать мутантами.