Содержание

Глава 13. О демократии

Утопические социальные эксперименты в общественном мнении в значительной мере ассоциируются с жестокими диктатурами и притеснением гражданских свобод. Если взять историю нашего столетия, то она действительно заставляет предполагать нечто подобное. Хотя в Британии и растет осознание необходимости конституционных изменений, представление о том, что в них должно входить, очень скромное. Передача полномочий на региональный уровень и альтернативные системы парламентских выборов могут стать началом дискуссии, но преодоление парламентской демократии как таковой почти немыслимо. Цель этой главы – помыслить немыслимое, в частности, выступить в защиту радикально демократического устройства. Мы в общих чертах набрасываем осовремененную версию греческой демократии и отстаиваем такую систему, как лучшее политическое дополнение к социалистическому экономическому планированию.

Демократия и парламентаризм

Одна из самых больших ироний истории состоит в том, что голосование с помощью избирательных бюллетеней, этот тысячелетний признак олигархии, сегодня предстает символом демократии.

В своей антиутопии «1984» Оруэлл иронически изображает новояз, диалект английского языка, искаженный настолько, что фразы вроде «свобода – это рабство» или «война – это мир» могли остаться без внимания. Он намекал на власть языка в деле контроля над нашими умами. Когда власть имущие могут переопределять значения слов, их свержение оказывается в буквальном смысле немыслимым. Фраза «парламентская демократия» - это пример новояза, противоречивое притворство. Обратимся к греческим истокам слова «демократия». Вторая половина этого слова означает «власть» или «правление». Так мы получаем автократию, то есть единоличную власть, или аристократию, власть аристой, лучших людей, элиты. Демократия – это власть демоса. Большинство комментаторов переводят это слово как власть «народа», но слово «демос» имеет более специфическое значение. Это власть простых людей, правление бедняков.

Аристотель, описывая демократии своего времени, совершенно явно отметил тот факт, что демократия – это власть бедных. Опровергая аргумент, что демократии – это всего лишь власть большинства, он привел следующий пример:

Положим, что государство состояло бы всего-навсего из тысячи трехсот граждан; из них тысяча были бы богачами и не допускали к правлению остальных трехсот – бедняков, но людей свободнорожденных и во всех отношениях подобных той тысяче. Решится ли кто-нибудь утверждать, что граждане такого государства пользуются демократическим строем? (Политика, 1290).

Но он говорит, что это искусственный пример, поскольку «богатых всегда немного, а бедняки многочисленны». Он дает следующее специфическое определение:

Итак, скорее следует назвать демократическим строем такой, при котором верховная власть находится в руках свободнорожденных, а олигархическим – такой, когда она принадлежит богатым (там же).

Рассматривая процесс занятия должностей в Греции, он отмечает, что «одной из основ демократического строя является замещение должностей по жребию, олигархического же – по избранию» (Политика, 1294).

То, что идеологи капитализма называют демократическими процедурами, следует более правильно именовать псефономическими процедурами (от греч. psephos – голосование с помощью шара). Приукрашивая природу классовых отношений, такие идеологи смешивают право голоса с осуществлением власти. На самом деле, капиталистические государства – это плутократические олигархии. Плутократия – это власть имущего класса, олигархия – это власть немногих.

Таковы типичные признаки современного государства. Это государство, конец или телос истории согласно Фукуяме (1992), наиболее совершенная форма классового господства со времен Римской республики, осуществляет такую долговременную духовную гегемонию, которая, похоже, устраняет любое соревнование. Реальная власть сосредоточена в ряде концентрических кругов, связанных с парламентом, кабинетом министров или президентом, то есть олигархией. Эта власть открыто осуществляется во имя Капитала, и сегодня все, имеющие отношение к ней, признают, что задача правительства – служить целям бизнеса в рамках плутократии.

Плутократическая власть происходит из распоряжения наемным трудом, отношения господства и порабощения, чья диктаторская природа не отменяется правом голоса. Псефономия или выборы – это, в целом, механизм селекции отдельных олигархов. Она одновременно придает легитимность их правлению и позволяет набирать их из лучших и наиболее энергичных представителей низших классов (аристой). В лучшем случае, выборы превращают олигархию в аристократию.

Аристотель рассматривал олигархию как отклонение от аристократии:

Однако существуют некоторые виды государственного устройства, отличающиеся от олигархических и от так называемой политии и именуемые аристократическими. Это такие виды, при которых избрание на должности обусловливается не только богатством, но и высокими нравственными качествами (Политика, 1293).

Замените «качества», лежащие в основе «меритократии» на «аристократию», и это словесное изменение хорошо будет описывать исторические метаморфозы британского общества с начала XIX века, когда парламент был открыт для заслуженных людей, не обязательно высокого происхождения. Но ключевой вопрос не в том, что некоторые люди сравнительно скромного происхождения занимают общественные должности, а в том, в чьих руках власть. Все остальное – это иллюзия.

То, чем различаются демократия и олигархия, есть бедность и богатство; вот почему там, где власть основана – безразлично, у меньшинства или большинства – на богатстве, мы имеем дело с олигархией, а где правят неимущие, там перед нами демократия. А тот признак, что в первом случае мы имеем дело с меньшинством, а во втором – с большинством, повторяю, есть признак случайный. Состоятельными являются немногие, а свободой пользуются все граждане; на этом же и другие основывают свои притязания на власть в государстве (Политика, 1279).

Парламентское правление и демократия – это противоположные понятия. Демократия – это власть масс, бедных и лишенных собственности; парламент – это правление профессиональных политиков, которые, в силу своего количества и классового положения, являются частью олигархии. Маркс и Энгельс совершенно явно следовали аристотелевскому понятию демократии, когда писали в «Манифесте коммунистической партии» 1848 г., что «первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 4., с. 446). Насильственное свержение аристократического государства и учреждение пролетарского правления были в глазах основоположников коммунизма синонимами демократии. Они говорили в 1852 г. о пролетарском правлении как диктатуре пролетариата.

«Диктатор» - это слово, происходящее из Римской республики, а не из Греции. Оно обозначает человека, который получил временную власть для правления в условиях чрезвычайного положения». Существует естественная тенденция вырождения временной диктатуры в пожизненное правление. Ленин и Сталин были диктаторами в этом римском смысле. Это ли Маркс понимал под диктатурой пролетариата? Конечно, нет. То, что он имел в виду, было массовой демократией, не сдерживаемой конституционными правами, защищающими частную собственность. Двумя с половиной тысячами лет раньше Аристотель описал подобные демократии:

При пятом виде демократии все остальные условия те же, но верховная власть принадлежит не закону, а простому народу. Это бывает в том случае, когда решающее значение будут иметь постановления народного собрания, а не закон. Достигается это через посредство демагогов. В тех демократических государствах, где решающее значение имеет закон, демагогам нет места, там на первом месте стоят лучшие граждане; но там, где верховная власть основана не на законах, появляются демагоги. Народ становится тогда единодержавным, как единица, составленная из многих: верховная власть принадлежит многим, не каждому в отдельности, но всем вместе (Политика, 1292).

И что предлагали эти демагоги? Коммунистические меры вроде списания долгов и перераспределения собственности 1 .

Чтобы демократия служила пролетариату, массы должны обладать верховной властью, не ограничиваемой законом, способной создавать декреты, нарушающие установившиеся права собственности на землю или капитал.

Прямая демократия или демократия Советов?

У левых исторически было два кандидата на замещение парламентаризма – Советы и диктатура коммунистической партии. Последняя функционировала в качестве жизнеспособной политической системы полвека в СССР и Восточной Европе, а теперь потерпела крах, но все равно мало кто на Западе открыто защищал ее. Вместо этого существует сентиментальная приверженность идее Советов. Они рассматриваются как незапятнанная форма пролетарской власти, до того, как она была искажена ленинской диктатурой. Мы намеренно используем слово «сентиментальный», потому что многие из тех, кто говорит, что у них в сердце идея Советов, достаточны «реалистичны», чтобы принять парламентское правление. Идея Советов играет роль моральной страховки. Это не значит, что мы недооцениваем роль Советов как органов восстания, которые могут стать центром свержения парламента. Но исторический опыт позволяет сделать несколько обобщений:

1. Советы начинают формировать только, когда диктатура или абсолютная монархия сброшены. Не похоже, что они могут возникать в парламентских государствах.

2. Рабочие или солдатские Советы представляют собой революционный вызов только, когда они вооружены. Вооруженные советы возникают только в условиях военного поражения –Франция (1871 г.), Россия (1905 и 1917 гг.), Венгрия (1919 г.), Португалия (1975 г.).

3. Они способны свергнуть существующее государство только, когда их возглавляет сплоченная группа сознательных революционеров. В других случаях, как в Парижской Коммуне или рабочих Советах в Португальской революции, они не затрагивают существующую государственную власть, пока их самих не распускают.

4. Они являются идеальным посредником для учреждения однопартийного государства. Это потому, что они основаны на ограниченном праве участия и непрямых выборах из низшего уровня в высший. Это приводит к изначальному преобладанию коммунистов. Такое первенство коммунистов, похоже, в любом случае является предпосылкой свержения буржуазного государства.

Советы – это переходные институты, а не устойчивые государственные структуры. Как только они начинают регулироваться, становится необходимым записать и исправить специальные правила, по которым они изначально были сформированы. Необходимо определить, кому можно голосовать, а кому нет. Советы нельзя создавать только обязательно из фабричных рабочих или солдат. Отсюда давление, приводящее к формированию территориальных округов со всеобщим голосованием, отсюда сталинская Конституция 1936 г. В отсутствие каких-либо ясно сформулированных планов конституции, система Советов стремится эволюционировать либо в сторону однопартийной диктатуры, либо в сторону буржуазного парламентаризма.

Возвращение к до-сталинской (до-ленинской) чистоте советской демократии – это не более, чем бездумная ностальгия, происходящая из некритического восприятия ленинского «Государства и революции». В этой книге Ленин предпринял блестящую попытку защиты Маркса и Энгельса, в частности, их размышлений о Парижской Коммуне, первом рабочем государстве. В российских условиях он выступал за «разрушение всей старой государственной машины, так чтобы сам вооруженный пролетариат был правительством» (ПСС, т. 33, с. 118). К сожалению, это подлинно демократическое государство, государство рабочих и солдатских депутатов, вскоре переросло в нечто совсем другое. Исторический процесс, в котором, если перефразировать Троцкого, большевистская партия заменила собой пролетариат, центральный комитет заменил партию, а вождь – центральный комитет, слишком хорошо известен, чтобы его освещать. Этот процесс, начавшийся при Ленине, завершился при Сталине.

Критики сложившейся системы из числа западных социалистов обычно рукоплескали теории, очерченной в «Государстве и революции», но обращали внимание на конфликт между теорией и последующей практикой. Некоторые обвиняли Ленина и его теорию партии, некоторые – сложные условия России, некоторые – Сталина, некоторые – Хрущева, некоторые – Горбачева. Но мало кто ставил под вопрос исходную модель государства рабочих Советов, описанную Лениным.

Простое противопоставление теории практике, а благих намерений - дурным делам, - это не критика. Мы должны понять, как внутренняя логика модели, изложенной в «Государстве и революции», привела к тому, что случилось с Советским Союзом. Эта модель задумывалась как система Советов фабричных рабочих и солдат, избирающих депутатов через иерархию городских, областных и национальных Советов, в Верховный Совет. Чтобы обеспечить подотчетность депутатов рабочим, делегаты могли быть в любой момент отозваны, а их зарплата – не превышать зарплату среднего рабочего. Последние положения взяты из опыта Парижской Коммуны. Ленин защищал эти меры от Бернштейна, утверждавшего, что они были откатом к примитивному демократизму, ответив ему:

переход от капитализма к социализму невозможен без известного "возврата" к "примитивному" демократизму (ибо иначе как же перейти к выполнению государственных функций большинством населения и поголовно всем населением?) (ПСС, т. 33, с. 43).

Это важный переход и риторический вопрос удачен, но сегодня, спустя три четверти века, мы должны спросить, насколько глубоким было ленинское понимание «примитивности». При условии примитивного демократизма все без исключения граждане должны были выполнять государственные функции, но институты, с помощью которых это осуществлялось, были намного более радикальными, чем всё, что предлагал Ленин.

Институты классической демократии

Первой и наиболее характерной особенностью демократии было правление на основе большинства голосов всех граждан 2 . Обычно оно определялось по поднятым рукам на народном собрании или эклезии. Власть демоса не делегировалась выборной палате профессиональных политиков, как в буржуазной системе. Вместо этого, простой трудовой народ, а тогда это были крестьяне и торговцы, собирался вместе для обсуждения, споров и голосования по затрагивавшим их вопросам 3 . «Правительства» как такового не было, вместо него функции народной администрации выполнял совет города или совет пятисот. В отличие от советов нынешней плутократии, его члены отбирались по жребию, а не на выборах. Была ротация должностей и люди работали в совете только год, а потом заменялись 4 .

Совет не имел законодательной власти и отвечал за осуществление политики, принятой народным собранием. Каждый гражданин имел право выступать и голосовать на собрании и получал деньги, которые он потерял, потратив время в совете.

Вторым важным институтом были народные законные суды или дикастерии. В этих судах не было судей, вместо этого там были дикасты, игравшие роль и судьи, и присяжных. Дикасты избирались по жребию из числа всех граждан с помощью утонченной процедуры с использованием списков и машин для жеребьевки. В суде решения принимались с помощью шаров и не могли оспариваться. Как утверждал Аристотель, контроль над судами давал демосу контроль над конституцией.

На выборы смотрели с большим подозрением, и они не использовались иначе чем для военных должностей. Выборы, как говорил Аристотель, являются аристократическими, а не демократическими; они привносят элемент сознательного выбора, отбора «лучших людей», аристой, вместо правления всего народа (Политика, 1300). Он намекает на то, что должно быть очевидно любому марксисту: «лучшие» люди в классовом обществе будут наиболее состоятельными. Бедняки и чернь являются, разумеется, «неподобающими» кандидатами на выборах. Только там, где требовалась специфическая квалификация, как в случае военачальников, выборы считались безопасной процедурой. Контраст между нашей политической и военной системой оказывается еще более разительным.

Если управление определялось жребием, каждого могли призвать на эту службу, что приводило к высокой политизации населения.

Одни и те же люди принимают на себя ответственность как за собственные дела, так и за дела государства, и хотя разные люди разной работой, это не значит, что они не проявляют заботы о государстве: мы единодушно рассматриваем людей, отказывающихся принимать в этом участие не как невмешивающихся, а как бесполезных 5 .

Несмотря на все свое стремление к положению, когда кухарки управляют государством, Ленин не смог представить себе конституционных форм, необходимых для этого. Рассматривая рабочее государство, он писал:

Представительные учреждения остаются, но парламентаризма, как особой системы, как разделения-труда законодательного и исполнительного, как привилегированного положения для депутатов, здесь нет. Без представительных учреждений мы не можем себе представить демократии, даже и пролетарской демократии (ПСС, т.33, с. 48).

Ленин здесь совершенно неправ. Причина, по которой парламентаризм – это форма государства, приспособленная для интересов собственников, следующая: в его основе лежат выборы, принцип, который, как давным-давно показал Аристотель, является антидемократическим. Диктатура пролетариата может быть установлена выборной ассамблеей, как в случае Парижской Коммуны, в которой избиратели и кандидаты представляли только пролетариат. Но ее нельзя длительное время поддерживать с помощью выборов.

Тупик «демократического централизма»

Ленинская идея «демократического централизма», когда выдающиеся классово-сознательные представители рабочего класса, организованные в коммунистическую партию, избираются через систему рабочих советов для формирования рабочего правительства, фундаментальным образом ошибочна. В ее основе лежит стремление построить демократию на основе инструмента классового господства, выборах. Тот факт, что правом голоса обладают только рабочие, не отменяет того, что выборы – это аристократическая система в классическом смысле этого слова. Как все аристократии, она деградирует в самообслуживающуюся олигархию и, в конечном счете, заменяется на «честную» буржуазную плутократию.

Идея, что право отзыва будет эффективно сдерживать этот процесс, смехотворна. Право отзыва вписано в конституцию штата Аризона, и оно существовало в сталинской Советской Конституции без реального эффекта. Оно предполагает сбор десятков или сотен тысяч подписей, чтобы произвести отзыв с должности. По определению, это более редкое событие, чем выборы, но если выборы не сдерживают руководителей, то почему это произойдет с отзывом? Что касается соответствия размера зарплаты зарплате рабочего, кто заставит это сделать? Кто сможет удержать избранных должностных лиц от голосования в их пользу?

Возможна ли демократия сегодня?

В своей недавней книге «Возможна ли демократия?» (1985) Джон Бернхейм выступает за систему, очень похожую на классическую демократию, которую он называет «демархией». Вместо национальных государств он предлагает систему, в которой власть децентрализована и процесс принятия решений осуществляется представительными органами, создаваемыми с помощью жребия из тех, кто имеет законный материальный интерес в рассматриваемом вопросе 6 .

Защитники демократии выступают с радикальной критикой буржуазного государства ХХ века, но, парадокс, практика классической демократии выглядит для них столь новой и чуждой, что вполне вероятно, что автоматически ее станут отрицать. Защитники демократии должны выработать убедительные аргументы против обычных возражений.

Современная политология является очень элитистской по своему содержанию. Предполагается, что современное государство столь сложно, что только элита политических профессионалов может с ним совладать. Простые афинские граждане могли править маленьким городом-государством, но они не были готовы к столкновению с занятой полный рабочий день бюрократией современного государства. Поэтому вам нужны профессиональные политики с оплачиваемым штатом исследователей.

И опыта мы знаем, что эти профессиональные политики совершенно беспомощны перед лицом решительной исполнительной ветви власти и, в любом случае, мало склонны к тому, чтобы радикальным образом ставить под вопрос систему, от которой зависят их карьерные возможности. В более фундаментальном плане аргумент «экспертизы» сталкивается с двумя проблемами. Одна из них – это вопрос технической экспертизы в таких специфических вопросах, как общественное здравоохранение, технология или военные вопросы. Другая – это то, что Протагор назвал politike techne, искусство политического суждения. Протагор утверждал, что все в равной степени наделены этой способностью. Когда дело доходит до вопроса, в их ли интересах принятое решение, продавец магазина из Драмчапеля имеет те же условия, что и член Палаты из Вестминстера, учитывая они оба лишены специальных технических знаний.

Другой распространенный аргумент против классической демократии заключается в том, что это была демократия рабовладельцев, и ей нечему нас научить. Во-первых, это возражение неуместно – современные защитники демократии не предлагают возродить рабство. Также оно основывается на неправильной оценке греческого общества. Афины не были демократией рабовладельцев, они были демократией свободнорожденных граждан. Рабы были исключены из числа граждан, но большинство граждан не было рабовладельцами. Большую часть демоса составляли трудящиеся бедные крестьяне и ремесленники. Демократия была инструментом, который они использовали в классовой борьбе против богачей, крупных землевладельцев, а также крупных рабовладельцев. Последние предпочитали олигархическое устройство, и, в конечном счете, смогли ввести его с помощью римского империализма.

Более прозаический аргумент против прямой демократии основан на масштабах. Просто невозможно собрать всех граждан современного государства на агоре или городской площади, чтобы обсудить положение дел в государстве. Но это возражение не учитывает возможностей современных технологий. Телевидение создало глобальную деревню 7 . Нет никакой технической проблемы в том, чтобы сделать пульт голосования для каждого телевизора, чтобы мы могли голосовать, наблюдая дебаты на представительном собрании в студии. Телепрограммы, посвященные текущим событиям, обычно нередко предоставляют случайно отобранным зрителям возможность задать вопрос политикам. Во время этих программ общественность настроена к политикам намного жестче, чем ведущие. Простая женщина из низов смогла заставить Тэтчер защищаться, когда речь шла о потопленном аргентинском корабле «Бельграно». Мы убеждены, что народ способен делать важные политические выводы по результатам подобных дебатов.

Современное государство, как мы уже сказали, основывается на централистских, иерархических принципах. Институты демократии представляют собой совсем другую модель. В демократии не было правительства, премьер-министра, президента, главы государства. Суверенная власть заключалась в народном собрании. Отдельные ветви государства возглавлялись присяжными или руководителями, избираемыми по жребию. Власть не сосредотачивалась ни вверху, ни внизу, а была распределена. Мы можем обрисовать, как эти принципы можно приложить к современным условиям. На одном уровне, суверенитет народа будет осуществляться с помощью электронного голосования в рамках теледебатов. Чтобы обеспечить всеобщность, право на телевизоры и устройства для голосования должно быть конституционно закреплено. Это будет аналогом платы за работу в совете, которую афиняне ввели, чтобы позволить беднякам участвовать в собраниях.

Поскольку только меньшинство решений, которые нужно принимать в стране, можно полностью выносить на народное голосование, другие общественные учреждения должны находиться под наблюдением разнообразных комиссий. Администрации по радиовещанию, водоснабжению, почте, железнодорожному сообщению и т.д. будут контролироваться советами, в которые по жребию будут избираться потребители и работники. Такие советы не будут подотчетны никакому правительственному министру, напротив, демократия основывается на принципе: довольно большая выборка сможет представить все общество. При системе демократического контроля над общественными органами граждане должны иметь в виду, что в определенный момент их могут призвать для работы в каком-либо совете. Не все будут работать в национальных советах, но каждый должен знать, что ему придется работать в школьном совете, местном совете по здравоохранению или в совете на рабочем месте. Если бы люди прямо участвовали в управлении государством, мы не видели бы тех цинизма и апатии, которые характеризуют типичного современного избирателя.

Демократия и планирование

Мы рассматриваем экономическое планирование как систему, в которой команды профессиональных экономистов будут разрабатывать альтернативные планы, представляемые комиссии по планированию, которая будет выбирать из них лучший. Только очень значительные решения (уровень налогов, процент национального дохода, направляемый на инвестирование, здравоохранение, образование и т.д.) должны будут решаться с помощью прямого народного голосования.

Одно из главных преимуществ системы цен, основанной на рабочем времени, которую мы отстаивали в предшествующих главах, заключается в том, что она переводит вопросы национальной бюджетной политики в понятия, доступные каждому гражданину. Сегодня только горстка профессиональных экономистов и экономических журналистов способна на разумную оценку бюджета. Чтобы понимать его, нужно знать, сколько составляет национальный доход в миллиардах фунтов стерлингов. Это сразу же исключает подавляющее большинство населения. Затем нужно знать, какая пропорция национального дохода идет разным категориям лиц, получающих зарплату, чтобы оценить возврат средств при разных уровнях подоходного налога. Нужно знать, сколько миллиардов фунтов стерлингов получены от продуктов, облагаемых НДС, и каковы поступления от акцизных сборов. Что касается правительственных расходов, нужно знать объемы расходных статей, делая поправки на инфляцию. Полное понимание бюджета основывается на большом объеме данных, которые по-настоящему доступны только министерству финансов.

Будучи выраженным в рабочих часах, этот процесс станет куда более внятным. Люди могут понять, что значит работать три часа в неделю на здравоохранение или четыре часа на образование. Если бы людям представляли ежегодный бюллетень с главными категориями общественных расходов, выраженными в рабочем времени за неделю, они могли бы сформировать мнение, хотят ли они работать больше или меньше для получения этих услуг.

Представьте себе, что можно проголосовать за увеличение расходов на здравоохранение на х процентов, их текущий уровень или сокращение расходов на х процентов 8 . Эти голоса могут подсчитываться или усредняться, и итоговый результат можно использовать как пропорциональную оценку увеличения или уменьшения бюджета национальной системы здравоохранения. Электронные формы для голосования легко сделать такими, что люди вынуждены будут принимать непротиворечивые решения (например, нельзя голосовать за стопроцентное повышение всех расходов!).

В течение нескольких лет можно предположить стабилизацию уровня расходов, а затем небольшие изменения, связанные со сдвигами в общественном мнении. В нормальных условиях примерно одно и то же число людей захочет увеличения расходов или их уменьшения, так что изменения будут незначительными.

Хотя реально принимать демократические решения по уровню общественных расходов, их нельзя совместить с независимым демократическим контролем над налогообложением. Если и налоги, и расходы подчинены голосованию, нет никаких гарантий, что бюджет будет сбалансированным (Конгресс США может проводить и проводит несовместимые голосования по расходам и налогообложению, с печально известными результатами). Скорее, уровень базового налога должен автоматически основываться на решении о расходах, принятом народом, с допущением, сделанным для других форм поступлений, таких как рента. Избирателям придется принять во внимание налоговые последствия, когда они будут принимать решения о расходной части национального бюджета и, следовательно, налогообложения. «Форма для голосования» при подведении итогов по индивидуальным категориям общественных расходов будет показывать последствия голоса для изменения уровня затрат в этой области.

Государство без вершины

Неоклассическая демократия по-прежнему будет государством в марксистском смысле. Она будет организованной общественной властью, которой будет подчиняться меньшинство. Демос будет использовать ее для защиты от остающихся или нарождающихся классов-эксплуататоров. Но она будет безголовой: государством без главы государства, без иерархии, отличающей государство, основывающееся на классовой эксплуатации.

Различные органы общественной власти будут контролироваться гражданскими комитетами, избираемыми по жребию. СМИ, здравоохранение, агентства по планированию и маркетингу, различные отрасли промышленности будут иметь свои комиссии. Каждая из них будет иметь определенную сферу компетенции. Комитет по энергетической промышленности, например, будет иметь возможность определять детали энергетической политики, но не сможет отменить всенародного голосования, скажем, по сворачиванию ядерной энергетики. Члены этих комитетов не должны только однородно избираться из всех членов общества. Членами комитетов по здравоохранению частично могут становиться на основе случайной выборки медицинских работников, а частично – из представителей общественности. Как отмечает Бернхем, главным принципом должно быть: те, у кого есть обоснованная заинтересованность в проблеме, должны иметь возможность участвовать в управлении.

Эта точка зрения радикально отличается как от социал-демократии, так и от практики реально существовавшего социализма. Планирование, например, не подчиняется правительству, а находится под контролем наблюдательного комитета из простых граждан, которые, будучи отобранными по жребию, будут в основном рабочими. В этом смысле они автономны от любого правительства – как независимые центральные банки, агентства по радиовещанию, художественные советы, советы по исследованиям – и их можно считать аналогами автономных организаций буржуазного гражданского общества. Для них не обязательно находиться под прямым государственным контролем, их уставы и социальное происхождение их членов будет обеспечивать их функции. Только в том случае, если социалистические аналоги подобных учреждений будут иметь уставы, открытые для поправок со стороны общественности, и обсуждения в них будут публичными, они могут стать наблюдательными комитетами, способными на общественное представительство народа и обеспечение народного контроля.

Власть демархических советов будет регуляторной, или экономической, или и той, и другой. Для функционирования развитого индустриального общества требуется значительный объем регулирования. В современном обществе часть регулирования приходится на то, что мы рассматриваем как законы, исходящие из решений политиков и подкрепляемые государственной властью, но его большая часть исходит из автономных органов. Профессиональные организации определяют кодексы поведения для своих членов. Торговые организации определяют стандарты промышленных компонентов, нечто абсолютно необходимое для быстрого технологического прогресса. Международные организации определяют стандарты для обмена электронными данными по телефону, телеграфу или факсу.

Во многих случаях это регулирование влияет только на внутреннюю деятельность отдельных отраслей промышленности или видов общественной активности, и состав этих советов должен был ограничен людьми, занятыми в этой сфере. В других – таких как радиовещание или общественное здравоохранение – затрагиваются общесоциальные интересы. В таких случаях регуляторные советы должны расширить свое представительство, чтобы включать подавляющее большинство граждан, избираемых по жребию для того, чтобы представлять общественные интересы.

Другой источник власти демархических советов должен происходить из их способности распоряжаться ресурсами, как человеческими, так и неодушевленными. Администрации должны вверять в управление советам некоторое недвижимое общественное имущество – здания, исторические памятники, транспортные маршруты, мощности для водо- и энергоснабжения. В той мере, в какой они являются недвижимыми, принципиальное противоречие связано с доступом к ним. Сразу вспоминается, как Британская комиссия, отвечающая за исторические памятники, в которой преобладали сторонники приватизации, отказала в общественной собственности на Стоунхендж. Но в той мере, в какой собственность склонна к повреждению и нуждается в поддержке, даже недвижимое имущество предполагает приток труда и материалов.

Совет также должен распоряжаться движимым общественным имуществом в виде машин, транспорта и сырья. Это более важно для управления производственным процессом в демархиях, но будет в какой-то мере влиять на все остальное. Мы предполагаем, что такое движимое имущество должно распределяться согласно национальному плану. Совет, занимающийся проектом, должен использовать эту собственность, пока не возникнет более важная задача с ее использованием.

Наконец, в распоряжении совета находится труд участников этого проекта. Поскольку этот труд является часть общего труда общества, и потенциально может использоваться для других целей, это, с точки зрения национальных счетов, абстрактный общественный труд. Аналогично, передача движимого общественного имущества в рамках проекта предполагает часть общественного труда, затрачиваемую на воспроизводство этого имущества. Таким образом, это тоже абстрактный общественный труд. Динамика экономической власти советов – это, в конечном счете, распоряжение абстрактным общественным трудом. Величина этой власти измеряется в часах трудового бюджета. Но по какому праву советы распоряжаются этой властью и кто регулирует эту величину? Эта власть делегируется самим народом. Представьте себе совет, занимающийся школой. Его власть должна передаваться ему каким-либо местным образовательным советом, голосующим за ежегодный трудовой бюджет. Предположим, это управление школами на местном уровне. В этом случае, бюджет местного образовательного совета будет устанавливаться избирателями, которые каждый год будут решать, сколько часов в этом году будет направлено на образование.

В случае производственных советов, делегирование является не столь прямым. Продукты производства, например, кислотно-свинцовые аккумуляторы, отвечают непрямым общественным потребностям, а не прямым местным потребностям. Количество батарей, нужных обществу, является функцией того, как много производится автомобилей, телефонных узлов, переносных радиоприемников и т.д. Только национальный или в долгосрочной перспективе федеральный плановый орган может это подсчитать. Таким образом, плановый орган делегирует бюджет для производства батарей.

В конечном счете, народ делегируют свои полномочия. Или он голосует за налоги самостоятельно и вверяет демархическому совету бюджет для производства бесплатных услуг, или он решает приобретать услуги, в этом случае голосуя за рабочее время для производства этих услуг.

Великая добродетель правления демоса заключалась в том, что был разработан конституционный механизм, который позволял защищать его власть от узурпации со стороны высших классов. Рассвет этой формы правления длился примерно два века, пока она не была уничтожена Македонской и Римской империями. Длительное время она была маяком искусства, архитектуры, философии, науки и культуры, освещавшим последующие темные века. Просвещение, золотой век буржуазной культуры был сознательным отражением этого света. Этот светоч не вспыхнет по-настоящему вновь, пока современный демос не придет к власти.

Примечания

1  Рассмотрение роли демагогов (под которыми изначально понимали всего лишь предводителя народа) см. в Ste Croix (1981, chapter V).

2  Требования к гражданству исключали женщин, рабов и метеков или, говоря современными словами, поселившихся там иностранцев.

3  Сразу же всплывает сходство между эклезией и спонтанными организациями современной рабочей демократии, массовыми забастовками и митингами, столь ненавидимыми в буржуазном мире.

4  Аристотель суммирует свойства классической демократии таким образом:Исходя из этих основных положений и из такого начала, мы должны признать демократическими следующие установления: все должностные лица назначаются из всего состава граждан; все управляют каждым, в отдельности взятым, каждый – всеми, когда до него дойдет очередь; должности замещаются по жребию либо все, либо за исключением тех, которые требуют особого опыта и знания; занятие должностей не обусловлено никаким имущественным цензом или обусловлено цензом самым невысоким; никто не может занимать одну и ту же должность дважды, за исключением военных должностей; все должности либо те, где это представляется возможным, краткосрочны; судебная власть принадлежит всем, избираются судьи из всех граждан и судят по всем делам или по большей части их, именно по важнейшим и существеннейшим, как-то: по поводу отчетов должностных лиц, по поводу политических дел, по поводу частных договоров. Народное собрание осуществляет верховную власть во всех делах; ни одна должность такой верховной власти не имеет ни в каком деле или в крайнем случае имеет ее в самом ограниченном круге дел; или же в главнейших делах верховная власть принадлежит совету. Совет – наиболее демократическое из правительственных учреждений там, где нет средств для вознаграждения всем гражданам; в противном случае это учреждение утрачивает свое значение, так как народ, получая вознаграждение, сосредоточивает в своих руках решение всех дел (об этом сказано было ранее, в предыдущем рассуждении). Следующей особенностью демократического строя является то, что все получают вознаграждение: народное собрание, суд, должностные лица, или же в крайнем случае должностные лица, суд, совет, обычные народные собрания, или из должностных лиц те, которые должны питаться совместно. И если олигархия характеризуется благородным происхождением, богатством и образованием, то признаками демократии должны считаться противоположные свойства, т.е. безродность, бедность и грубость. Что касается должностей, то ни одна из них не должна быть пожизненной, а если какая-нибудь остается таковою по причине какого-нибудь давнишнего переворота, то следует лишить ее значения и замещать ее уже не путем выборов, а по жребию (Политика 1317).

5  Перикл, как сообщает Фукидид (Thucydides in Book II of the History (1988, p. 85)).

6  Потенциальная применимость механизмов древней демократии также рассматривалась с точки зрения истории Мозесом Финли (Finley 1973). Дальнейшее полезное рассмотрение классической демократии представлено у Дж. Э. М. де Сент-Круа (G. E. M. de Ste Croix (1981)) и Дэвида Хелда (David Held (1987)).

7  Уже в XIX веке Дж. С. Милль утверждал, что развитие железных дорог и газет сделало возможным современный, масштабный вариант агоры (см. Finley, 1973, p. 36).

8  Мы можем более точно указать, как должны считаться голоса. Пусть максимальное изменение пункта бюджета за 1 год будет равно х. Предположим, что у процентов людей проголосовали за это увеличение. Отсюда следует, что если исключить не голосовавших, что (100-у) процентов голосовали против увеличения. Тогда максимальное увеличение расходов равно у-(100-у) = 2у-100 процентов. В результате расходы могут измениться на (2у-100)х/100 процентов. Если все проголосуют за увеличение, бюджет возрастет на х процентов; если большинство будет против, он упадет на какую-то долю, меньшую х процентов.