для печати
| Лефт.Ру |
Версия для печати |
|
Социалистические революции ХХ века следует рассматривать в рамках процессов интеграции обществ в мировую капиталистическую систему. То, каким образом происходит «включение», создает условия для роста крупных общественных движений, трансформирующих общество. Поэтому ключевую роль играет не столько экономическое положение общества в рамках капиталистического мирового порядка (метрополия или периферия) в определенный момент, сколько действия и реакция политических и социальных сил — движений в рамках общественных формаций и между ними, изменяющих социальные отношения и форму и природу государственного господства.
Не существует четкого экономического, политического или социального аспекта, определяющего «революционный период», такого как ранняя индустриализация, национальная независимость, глобальная война или периоды политического упадка. Все это — частные условия, катализирующие факторы, в которых проявляются долгосрочные, глубинные силы, но которые нельзя рассматривать в качестве общего, всеобъемлющего объяснения социалистических революций ХХ века.
Включение в мировую капиталистическую систему — это не однократный и законченный акт, а, скорее, постоянный процесс, возобновляющийся на «стадиях» раннего или позднего капитализма и выражающийся в разнообразных глобальных формах, как мирных, так и насильственных. Мировая капиталистическая система подвержена вечным изменениям, это система постоянной экспансии, агрессивной конкуренции, меняющихся расстановок сил, сопровождающихся классовым конфликтом на мировой и национальной основе. «Интеграция» в капиталистическую систему, никогда не происходит только экономическим, политическим или культурным путем. Исторические модели включения могли сочетать экономическую экспансию, военную оккупацию и установление клиентистских режимов; отдельные формы бесконечно разнообразны, в то время как потребность капитала в экспансии постоянна.
Капиталистическая экспансия в мировом масштабе и включение [в мировую капиталистическую систему] привели к воспроизводству по всему миру последовательностей классовых отношений, опосредованных многообразием форм государственной власти в неоднородных общественных формациях. Главными спутниками капиталистического включения были войны — колониальные войны, мировые войны, гражданские войны и иностранные оккупации. Без войн движение капитала было бы парализовано, а с помощью войны, как показывают некоторые случаи, капитал и капиталисты могут быть уничтожены. Процесс, порождающий капиталистическое включение также приводил к поражению капитализма.
Возникновение социалистических революций в ХХ веке — это результат зрелого капитализма и его экспансии в мировом масштабе. Социалистическая революция — это итог мировой капиталистической экспансии, воспроизводства капитала во всем мире, того, что буржуазные авторы предпочитают называть «модернизацией»; революция — это не стремительная модернизация. Будучи условием для продолжения экспансии, воспроизводство капитала во всем мире приводит к массовым перемещениям в ранее докапиталистических формациях, обостряя уровень эксплуатации вместе с попытками господствующих классов перейти от одного способа производства к другому. Вовлечение империалистического капитала в общественную формацию приводит к сложной совокупности изменений, выражаясь в создании новых производительных сил, разрушении старых способов производства и интенсификации эксплуатации в новых. Условия эксплуатации сочетают методы первоначального накопления — массовые выселения и геноцид — с присущей собственно индустриальному капитализму эксплуатацией труда. Подобное сочетание «стадий» капиталистического развития усиливает возможность революционного союза между социальными силами, связанными с докапиталистическим или мелкотоварным секторами, и силами, интегрированными в современный капиталистический сектор. Сложные процессы эксплуатации, происходящие в условиях первоначального накопления (земельная рента, налогообложение, растущее присвоение прибавочного продукта, равно как и средств производства, изъятие продуктов труда и т.д.) расчищают путь для обширного и долгосрочного движения капитала. Таким образом, слом докапиталистических обществ и местных преимуществ докапиталистического управления приводит к возникновению больших масс выгнанного с насиженных мест населения: отдельные примеры наступления на привязанность к земле, традиционные ценности и родовые отношения превращаются в полномасштабное наступление капитала, грозящее разрушить само существование всего общества.
Одна из проблем теоретизирования социалистических революций ХХ века — это относительная важность, приписываемая «войнам». Большинство аналитиков рассматривают войны как случайные события, разворачивающиеся поверх социальных структур. Моя позиция заключается в том, что войны — это процессы, неотъемлемые от социальных структур, расширение социально-экономических структур, необходимое для деятельности господствующих классов, связанной с накоплением. Поэтому, войны в значительной мере являются внутренним элементом процесса накопления капитала, создающим условия для реорганизации общества, позволяющие продолжать этот процесс, устраняя препятствия со стороны докапиталистических формаций или соперников из числа развитых капиталистических стран. Война — это расширение накопления капитала путем внеэкономических средств.
Процесс войны-капитализма ведет к гомогенизации социальной ситуации всех угнетенных слоев, устраняя традиционных эксплуататоров и национальные буржуазии и создавая государства, которые лишены традиций и связей, необходимых для эффективного господства. Продукт сил империализма, «государство», навязывается обществу (является ли оно формально «независимым» — это вторичный вопрос). Государственная власть, не укорененная в центрах производственной деятельности, в значительной мере основывается на дезинтеграции докапиталистических классов, связях с властями имперских государств (займы, оружие и т.д.) и расширения государственной бюрократии.
Динамические следствия экспансии империалистического капитала подрывают становление государства, связанного с осуществлением гегемонии правящих классов над обществом. На периферии рост классовых антагонизмов в в центрах капиталистического производства не «опосредуется» государством, но подавляется им. Множественные волны репрессий следуют за волнами капиталистической экспансии: чтобы продолжалось воспроизводство капитала и его движение из первоначальных центров производства в остальные территории страны нужно, чтобы рабочие в центрах производства не могли служить детонаторами национальной оппозиции.
Несмотря на обширные и продолжительные репрессии, социалистические революции ХХ века следовали за движением капитала: изначальные территории концентрации империалистического капитала становились ядром первичной и решающей организации социалистических революционных партий.
Рассматривая изменения в классовых отношениях на периферии, мы можем лучше объяснить изменения в природе и формах внешних отношений, равно как и возможности для социалистической революции, подразумеваемые внутренней борьбой.
Социалистические революции ХХ века не были продуктом наиболее неразвитых территорий периферии. Они были инициированы в областях, в которые наиболее глубоко проникла метрополия, где капиталистические общественные отношения преобладали и где производительность труда была выше, чем в прочих частях страны. Точно так же, рост национализма на периферии — это не продукт зависимости как таковой, но результат растущей способности мелкой буржуазии контролировать производительные силы в условиях господства метрополии. В этом разрыве между возможностью и контролем возникает мелкобуржуазный национализм. Ключевой проблемой центро-периферийных отношений, таким образом, является растущая социальная и политическая дифференциация и автономия классовых сил, вместе с их способностью сопротивляться эксплуататорским устремлениям империалистического капитала. То есть, это конфликт не между недифференцированной периферией против метрополии; еще в меньшей мере антиимпериалистическим авангардом является традиционная, измученная бедностью глубинка. Развитие национально- и социально-революционных сил в наиболее производительных секторах периферийного общества свидетельствует о том, что борьба — это не результат неразвитости, а, скорее, ответ на условия империалистического накопления капитала. В случае наемных работников речь идет об отношениях эксплуатации; в случае мелкой национальной буржуазии это исключение, когда империалистические капиталисты подменяют местную буржуазию как центр накопления; в случае мелких производителей империалистическое господство приводит к сочетанию эксплуатации, вытеснения и присвоения прибавочного продукта.
Таким образом, мы демистифицируем понятие зависимости, которое, как показали дискуссии, не способно охватить различные общественные формации внутри периферии и многочисленные источники присвоения прибавочного продукта в областях, находящихся под прямым господством метрополии и в окружающих производительных силах, обеспечивающих поставки труда и продовольствия. Изначальной постановкой проблемы должна быть не внешняя зависимость, а империалистическая эксплуатация, локализованная в классовой структуре периферии; в результате, эта проблема должна рассматриваться и решаться именно в рамках классовой структуры в классовой борьбе.
Если принципиальное противоречие между периферией и метрополией сосредоточено в технологически и экономически развитых производственных областях периферии, проблемой является не модернизация, а обобществление и национализация этих зон, как инструментов освобождения и роста. В то время, как основное противоречие лежит в высокоразвитых звеньях, конфликт включает в себя общественные силы прямо и непрямо связанные с ними. В социалистических революциях ХХ века исходный импульс, организация, руководство и идеология революционной борьбы происходили из наиболее развитых секторов периферийной экономики: в России это был петроградский пролетариат, возглавляемый большевистской партией, в Китае и во Вьетнаме — прибрежные города, на Кубе — Гавана. Однако, во всех случаях, успех революции, начавшейся в развитых производственных областях периферии зависел от объединения усилий с основной массой общественных сил (крестьянством), сосредоточенным в отсталых областях экономики. Процесс трансформации периферии сочетает два различных, но взаимосвязанных опыта: обобществление производства в анклавах метрополии и трансформацию земельного владения в отсталых областях. Классовая борьба, ведущая к обобществлению экономики, не основывается ни на абстрактном уровне развития производительных сил, ни на индивидуальной воле, изменяющей общественное сознание индивидов. Революционное действие — это продукт трансформации общественных отношений под влиянием империалистического капитала в развитых в промышленном или сельскохозяйственном плане областях, и расширения этих социально-политических изменений на мелкотоварных производителей, ведущее к созданию организованных политических сил, вырастающих из рабочего класса и охватывающих массы непролетарских общественных сил. Капиталистическое развитие («модернизация») периферии в условиях империализма было по своей природе глубоко неравномерным и навязанным через классовые отношения господства. Введение новых организаций и технологий было, по своей сути, способом повышения эксплуатации, абсолютного и относительного извлечения прибавочной стоимости. Эта форма капиталистической экспансии (которую либеральные авторы рассматривают как «модернизацию сверху и извне») привела к концентрации, организации и политизации общественных сил, становящихся источниками националистических и социалистических движений. Последние стали ответом на эксплуататорскую и исключающую природу тотальной социальной ситуации. Продолжать говорить о том, что главным вопросом для периферии является «модернизация» - значит призывать к продолжению и расширению общественных отношений эксплуатации, которые были установлены в основных производственных зонах.
Проблема модернизации — это империалистический проект. Она основывается на создании политических, социальных и экономических условий, ускоряющих введение новых техник и организаций со стороны капитала для углубления и расширения общественных отношений эксплуатации в стране. Принять эту проблему, заново определив ее методы — это задача реформистской политики улучшения условий накопления капитала, не затрагивающей существенных механизмов.
Окончательный успех социализма зависит не от овладения многочисленными, но отсталыми полукапиталистическими и докапиталистическими областями, а от захвата командных высот экономики под контролем капитала метрополии. Современные промышленные компании в динамических секторах экономики — это предприятия, служащие главным источником послереволюционной экономической экспансии. Теория модернизации, рассматривая в качестве центральной проблемы экономическую отсталость, исследуя крестьянскую бедность или продовольственную проблему в отрыве от империалистического контроля над динамичными предприятиями, скрывает основные источники конфликта между периферией и метрополией и отправную точку национального развития.
В то время как прибавочный продукт, извлекаемый империалистическим капиталом, концентрируется в наиболее производительных предприятиях периферийной экономики, все общество (мелкие производители и прочие) прямо или косвенно вносят свой вклад в этот процесс. В итоге, общественные отношения эксплуатации на производстве порождают антагонистические социальные классы — от городской мелкой буржуазии через городской пролетариат к сельским мелким производителям. Рост производительных сил, сконцентрированных в развитых производственных зонах и их отсталых спутниках с мелкотоварным производством расширяет границы общественных сил в политической и социальной борьбе, повышая их способность к противостоянию империалистическому накоплению. Поэтому, хотя изначально сопротивление сосредоточено в главных центрах производства, завершение успешной социалистической трансформации зависит от укрепления связей с городскими и сельскими мелкими производителями. Политическое формулирования этой связи между пролетариатом и мелкими производителями не всегда предполагалось сторонниками социализма изначально.
С точки зрения социалистической революции, главной проблемой периферии является не отсталость, и, таким образом, модернизация не является решением. Не является центральной проблемой и неэквивалентный обмен, важная, но производная проблема. Центральные вопросы — это империалистические общественные отношения эксплуатации и господства над пролетариатом динамичных секторов периферийной экономики и присвоение прибавочного продукта мелких производителей. Все это провоцирует классовые конфронтации и вызов конфигурациям власти, диктующим эти условия обмена.
Капитализму требуется труд, отделенный от средств производства, чтобы его можно было эксплуатировать. Процесс отделения труда от средств производства может основываться на экономических, юридических или военных методах. Отчуждение средств производства от труда происходит в двух формах: или путем присвоения средств производства, принадлежавших работнику, или путем лишения доступа к ним со стороны работника. В каком-то смысле, они становятся свободными для новой системы отношений труда и капитала. Условия, на которых труд вступает во взаимоотношения с капиталом различаются, от физического принуждения до выплаты заработной платы, в зависимости от исторических обстоятельств, в которых существуют эти взаимоотношения. Эксплуатация на крупных сельскохозяйственных или горных предприятиях в периферийных регионах, где были альтернативные источники занятости, заставляла капиталистов использовать насильственные, внеэкономические средства для контроля над рабочей силой.
В Англии захват земли путем огораживаний и рост коммерческого сельского хозяйства оставили рабочую силу без средств производства, без альтернативных способов обладания ими и с двумя вариантами действий — эмиграцией или выходом на промышленный рынок труда. Изобилие труда, основанное на дезинтеграции мелкотоварного производства, создало условия, в которых капиталист мог вступать в отношения «обмена» с трудом. Не было нужды использовать физическое насилие, чтобы труд вступал во взаимоотношения с капиталом, потому что труд к этому принуждало внутреннее насилие — голод.
В Европе капитал пронизывал все общество, и рост коммерческого сельского хозяйства сгонял с земли мелких производителей и крестьян, которые обеспечивали сами себя, в результате чего они поступали в распоряжение промышленного капитала, что вело к их превращению в наемных работников.
Процесс в Африке, Азии и Латинской Америке отличался. Изначально, империалистические державы захватывали и были способны эксплуатировать только небольшие области, вследствие чего земля была свободна для альтернативной эксплуатации. В результате, средства производства, связанные с землей, были доступны за пределами империалистических анклавов. В Третьем мире коммерциализация сельского хозяйства сопровождалась ограниченной промышленной экспансией, заставляя империалистический капитал прибегать к физическому принуждению труда.
Развитие капитализма в Европе зависело от внутреннего рынка и, таким образом, заставляло повышать заработные платы для решения этой проблемы. С другой стороны, империалистическому капиталу не требовался внутренний рынок, поскольку ключевым элементом в его возрастании был мировой рынок или внутренний рынок стран-метрополий. Поэтому, у капитала не было особых причин развивать выплату заработной платы, поскольку основной обмен происходил за рамками центров производства. Таким образом, и интенсивная, географически ограниченная природа, и внешняя ориентация экспансии империалистического капитала повлияли на особые формы капиталистической эксплуатации, в которых физическое насилие и ненаемный труд играли ключевую роль.
Насилие со стороны государства играло решающую роль в стимулировании денежных отношений в странах Третьего мира в мирные периоды. Во время межимпериалистических войн потребность империалистических держав в сырье и продовольствии возрастала, и процесс присвоения прибавочного продукта для поддержания высоких прибылей частной промышленности и высокого уровня государственных расходов приводил, во многих случаях, к насильственному изъятию продуктов и экспроприации труда. Методы первоначального накопления применялись развитыми капиталистическими общественными формациями к мелким производителям в Третьем мире — для ограбления крестьянских хозяйств использовались моторизованные колонны. Насильственное присвоение прибавочного продукта сопровождалось обширным изъятием земли у крестьян; источник прибавочного продукта в местном мелкотоварном производстве отделялся от центров империалистического накопления. Несомненно, трансформация прибавочного продукта в промышленность, служащую империалистической войне, путем его перемещения за пределы общественной формации, приводила к ситуации, в которой мелкотоварное производство подрывалось, а соизмеримой промышленности не возникало. Поэтому, развитие капитализма в условиях империалистической войны превратило крестьян в безземельных работников, четко не связанных ни с капиталистическим, ни с докапиталистическим производством. Огромные массы выходцев из деревни, приходивших в российские, китайские и вьетнамские революционные силы, были именно бывшими крестьянами, лишенными земли под воздействием империалистического капитала. Отделение сельскохозяйственного труда от земли и средств производства, принадлежащих землевладельцам, означает, что главной силой в революционной борьбе были не крестьяне, а бывшие крестьяне; основным конфликтом, пробудившим деревенские массы, была не социально специфическая, локальная борьба крестьян против землевладельцев, но конфронтация с развивающимся империалистическим капиталом, опрокидывавшим все социальные отношения в докапиталистических формациях, подчиняя или замещая землевладельцев. Главное противоречие лежало между безземельными массами и империалистическим капиталом; отделение от средств производства создает конкретную связь между деревенскими массами и пролетарской идеологией Коммунистической партии. По-прежнему незавершенная пролетаризация в условиях отсутствия включения в промышленность с наемным трудом, была, в случае Китая и Вьетнама, компенсирована организацией безземельных деревенских масс в различных формах кооперативного сельского хозяйства в занятых коммунистами зонах.
Большевики были наиболее успешны в наборе безземельных крестьян в армию. Китайские коммунисты активно брали крестьян, силой призванных в трудовые артели или военные подразделения, и тех, чей прибавочный продукт присваивался или уничтожался японским империализмом или Гоминьданом. Аналогичные процессы происходили во Вьетнаме, где крестьяне лишались земли после прихода американских солдат. Процесс лишения земли на Кубе был более продолжительным, в основном экономическим, и усиливался из-за поддержки, которую США оказывали местной диктатуре.
Формирование пролетариата как класса — это, главным образом, продукт политико-экономических сил, привязывания труда к капиталу путем насильственных действий и лишения крестьян земли военным путем. Государство играет ключевую роль в формировании периферийного пролетариата за счет механизмов насилия и лишения земли.
В России центром капиталистической экспансии и империалистических инвестиций был регион Санкт-Петебурга, где большая концентрация фабричных рабочих на крупных современных фабриках создавала социальную базу партии большевиков. Санкт-Петербург был также ключевым организационным центром Советов, осуществляя руководящую и направляющую деятельность для аналогичных организаций по всей стране. Этот промышленный центр стал полюсом оппозиции к царистскому и переходному либерально-демократическому режиму Александра Керенского. Экономические связи царистского государства с западным империалистическим капиталом повлекли за собой политические и военные союзы, которые привели к участию царистского государства к войне и массовому лишению миллионов крестьян земли и их призыву в армию. Таким образом, тесные отношения западного капитализма с царистским государством привели к эксплуатации современного пролетариата, вовлечению российских крестьян через царистское государство в конфликты западного капитала и попыткам капиталистического развития в деревне. Таким образом, включение России в мировую капиталистическую систему путем обширных инвестиций в промышленность и займов, ее втягивание в межимпериалистическую войну и растущая коммерциализация сельского хозяйства совместно создали классово-сознательный пролетариат и безземельное крестьянство. Первый стал ядром революционной социалистической организации, обладавшим гегемонией над крестьянским движением, разрушившим капиталистическое государство и соответствующие отношения собственности.
Формы включения в капиталистический мир в значительной мере повлияли на конкретную роль, которую социальные классы играли в революционном процессе: включение труда, благодаря инвестициям в промышленность, придало рабочим сплоченность, дисциплину и общую основу для развития «социалистического сознания» - основу для роста и успеха партии большевиков.
Что бы там не утверждали стандартные антимарксистские источники, описывающие российскую революцию как переворот, проведенный манипулятивной и дисциплинированной интеллектуальной элитой, стоящей за спиной рабочего класса, научные источники четко показывают, что большевики добились успеха, потому что их главные цели совпадали с интересами огромной массы трудового народа. Партия большевиков смогла победить в ключевых промышленных городах в октябре 1917 г., потому что в предыдущие десятилетия она участвовала в наиболее важных случаях борьбы, влиявших на рабочий класс. Эта борьба и связи, возникшие между партией и классом, послужили источником перерастания в широкое и всестороннее движение за революционные изменения. Партия могла отвечать на требования снизу, потому что, в отличие от утверждений некоторых авторов, она была партией дебатов, дискуссий и различий — открытой партией, хотя и находящейся в тяжелом положении из-за полицейских репрессий. В значительной мере, огромный революционный подъем осуществлялся благодаря непартийным органам, Советам, которые были площадками, на которых активные рядовые рабочие, члены партии большевиков и другие обсуждали политику и делали революцию. Революционная борьба — обширная повседневная деятельность, ведущая к социальной трансформации, была продуктом деятельности тех организаций, в которых большевики, со временем, смогли получить демократическое большинство. Процесс классовой организации и классовой борьбы ускорялся интенсификацией эксплуатации в условиях войны-капитализма, ведя к концентрации общественных сил во всеобъемлющих открытых организациях народовластия. Это политическое развитие лежало в основе процесса, обеспечившего возможность для открытой и свободной конфронтации между большевиками и буржуазными партиями, и в этих открытых условиях большевики смогли получить поддержку большинства.
Превращение бывших крестьян в солдат обратило их против существовавшего социального порядка без ясного осознания альтернативы. Крестьяне, включенные в рост капиталистического сельского хозяйства, выступали против возникающего социального порядка, но симпатизировали мелкотоварному производству. Сближение этих трех сил заключалось в их противостоянии существовавшему порядку, а не в общем социальном положении. Послереволюционные различия стали отражением различных систем эксплуататорских отношений, предшествовавших революции, и различных путей их «решения», укорененных в каждой системе.
Включение Китая в капиталистический мир также происходило через сочетание инвестиций, военно-капиталистической экспансии и усиления присвоения прибавочного продукта в деревне. Истоки и рост Коммунистической партии Китая (КПК) связаны с массовым движением студентов и рабочих в ответ на отношения эксплуатации в новых торгово-промышленных и железнодорожных центрах. Идеология и организация партии (кадры и лидеры) были выработаны в городской классовой борьбе в 1920-х гг., достигшей кульминации в шанхайской бойне 1927 г. Однако численные потери и разгром массовых организаций не прервали продолжение революционного опыта. Поэтому идеи социализма, классовой борьбы и антиимпериализма были пересажены на деревенскую почву, где они получили значительную поддержку со стороны пролетаризированного крестьянства, продукта растущего торгового сельскохозяйственного и капиталистического класса, накапливавшего капитал в городах и селах. Исходный городской промышленный опыт классовой борьбы создал центральные кадры и руководство, которые, в свою очередь, стали основой для включения второго круга пролетаризованных крестьян (1928 — 1935 гг.). Оба социальных слоя (городской и деревенский пролетариат) отвечали на призывы коммунистов, направленные против внутреннего и империалистического накопления капитала. Третьим кругом набора в партию стали мелкие производители и, в редких случаях, так называемые национальные капиталисты, которым мешали попытки японского капитала кристаллизовать систему социальных отношений вокруг полномасштабного долгосрочного накопления капитала. Вытеснение мелкого и местного капитала империалистическим капиталом в какой-то мере временно «пролетаризировало» эти мелкобуржуазные и буржуазные слои, притягивая их к Коммунистической партии как одному из источников, с помощью которого они могли вернуть свое положение в экономике общества. Националистическая, антифашистская политическая линия КПК ускорила движение этого слоя. Однако его включение происходило в условиях полного и длительного доминирования некапиталистического ядра, альянс с которым произошел лишь потому, что японский капитал не мог успешно включить его в свой экономический проект. Стремление японского капитала к военному пути включения вместо поиска механизмов сочленения китайского капитала с империалистическим, было продиктовано тяжелым положением в межимпериалистической войне с США. Там, где попытки включения китайского капитала были успешными, было мало противоречий между китайским и империалистическим капиталом. Однако проблема включения китайского капитала была не только продуктом состояния войны между соперничающими империализмами (и потребности экспроприации труда и присвоения капитала), но, в некоторой степени, также была следствием неблагоприятной позиции китайского капитала перед лицом японского в плане капитала, ресурсов, технологий и т.д. Превосходство государства, стоящего за японским капиталом, делало невозможным любой длительный взаимовыгодный альянс.
Результатом стало единое революционное движение, сочетавшее в себе слои кадров, закаленных рабочей борьбой, пролетаризированных крестьян, вытесняемых мелких производителей и мелких капиталистов. Все они отвечали на различные проявления империалистического накопления капитала и различные трансформации, которые оно вызывало в неоднородной китайской общественной формации. Изначальная коммунистическая идеология рабочих незаметно соединилась с народничеством второго слоя сельских пролетариев и позднее с национализмом и антифашизмом мелких производителей и местных капиталистов. Деревенская массовая база и географическое распространение революции сочеталось с ее истоками и руководством, происходящим из городской борьбы, которую вел рабочий класс в прошлом, и была внешне легитимизирована национализмом и антифашизмом последней по времени присоединения к революционному процессу и влиятельности в нем страты — мелких производителей и местных капиталистов.
Подводя итоги: изначальное революционное социалистическое движение было порождено развитыми формами империалистической капиталистической экспансии в прибрежных городах; она привела к вытеснению кустарей и ремесленников, создавая националистическое движение среди отсталых местных капиталистов и революционное социалистическое движение под руководством Коммунистической партии. В борьбе за власть националистическое движение хотело прийти к соглашению с империализмом, определив сферы экономической деятельности; чтобы усилить свои позиции, оно сначала присоединилось к растущему рабочему движению, а потом подчинило его. Последнее, рассматривая Китай как докапиталистическую общественную формацию, сочлененную с империализмом, потеряло из виду ключевые связи между местным и иностранным капиталом, превосходящие по своему значению их конфликт. Поэтому, схема двухэтапной революции (сначала буржуазной, а потом социалистической), основанной на классовом альянсе, определила тактическое и стратегическое мышление Коммунистической партии.
Политическая победа возглавляемой Гоминьданом буржуазии привела к быстрой экспансии буржуазной государственной власти, но она была тесно связана с местными землевладельцами и торговыми классами, растущими в условиях развития товарного обмена. Буржуазный режим частично объединил различные регионы, повысил поборы центрального правительства с деревенской рабочей силы и ускорил присвоение деревенского прибавочного продукта. Без глубоко укоренного и преобладающего промышленного класса, способного присвоить прибавочный продукт, он стал безрассудно проматываться правящей стратой, состоящей из непроизводительных финансовых, торговых и промышленных фракций. Более того, экспансия японского империализма привела к скупке ключевых промышленных центров, и, таким образом, японцы контролировали средства производства и прибавочный продукт в сельских областях, еще сильнее подрывая попытки национального накопления капитала. В результате, националистический режим из-за своей внутренней неоднородности и внешних ограничений был неспособен завершить консолидацию своей социальной власти. Он был рожден в гражданской войне против рабочего класса, и буржуазии никогда не удавалось удерживать его в рамках своих классово-специфических требований; империалистическое вмешательство и подчинение ему непромышленных классов в рамках режима подрывали попытки обеспечить его поддержку среди сельских мелких производителей. По окончании гражданской войны 1927 г., ее итогом было установление буржуазного режима без существенной массовой социальной базы. Существование неоднородных деревенских масс предоставляло разгромленной Коммунистической партии базу, благодаря которой она могла восстановиться. Китайская революция произошла ни в полностью капиталистическом обществе, ни в докапиталистическом, а, скорее, в стране, сочетавшей развитые формы капиталистической эксплуатации с рудиментарными первоначальными формами процесса накопления капитала через полномерное присвоение прибавочного продукта из сельской местности. Долгосрочным последствием этого было создание революционного движения, разорванного на две части: одну, укорененную в раннем опыте рабочих, добивавшихся трансформации общественных производственных отношений, другую — в деревенском мелкотоварном обмене, ориентированную на развитие рыночных сил. Продолжение процессов борьбы в деревне было очевидно в послереволюционном развитии событий, когда партийное руководство явно намеревалось подчинить рабочую власть централизованному бюрократическому контролю и местной деревенской автономии. Пролетарское ядро сделало попытку обширной коллективизации в сельских и урбанизированных областях, но его остаточное влияние было неспособно изменить политику центральных учреждений. Таким образом, огромная масса безземельных крестьян склонялась к коллективистской организации, но воплотила свои локалистские предпочтения в форме децентрализованных производительных единиц. Разнородные общественные силы, сделавшие революцию, нашли свое выражение в сложной системе управления — формы собственности стали коллективными, в то время как местное управление было децентрализовано. Революционный процесс, начавшийся в 1920-х гг. очевидно завершился в середине 1950-х гг. утверждением коллективных форм собственности. Этот период заложил основы новых форм конфликта между соперничающими бюрократическими фракциями, связанными с различными экономическими секторами и отражающими противоборствующие классовые интересы и стратегии развития. Эта борьба продолжается, потому что, в отличие от Советского Союза, трансформация в Китае не сопровождалась массивными чистками, деполитизировавшими население и оставившими так мало следов от изначальной рабочей революции, возглавляемой большевиками.
На Кубе можно выделить несколько возможных исходных точек революционного процесса:
Все эти процессы наложили свой отпечаток на революционную борьбу на Кубе. Ясно, что восстания и конфликты ХIХ — начала ХХ вв. создали сильные националистические традиции и заложили основы национальной идентичности, сознательно взятой на вооружение революционным руководством после 1959 г. Тем не менее, революция 1933 г. - это ключевая точка отчета для процесса социалистической революции. В этот период рабочей класс впервые вступил в антикапиталистическую и, по своим экономическим следствиям, антиимпериалистическую борьбу. Выступления рабочих 1933 г. были обширными и охватили всю страну, внеся свой вклад в становление антикапиталистической традиции рабочего класса. Более того, выступления 1933 г., соединив социальную и национально-освободительную борьбу в рамках единого движения (хотя и без революционного социалистического руководства), стали предвестником революционного процесса 1950 — 1960-х гг. События, которые привели к выступлениям 1933 г. и полученные благодаря ним опыт и организация, ясно отражали интенсивную классовую поляризацию того периода. Несмотря на определенный поворот к политике классового коллаборационизма со стороны профсоюзного руководства, связанного с Коммунистической партией, в 1930 — 1940-е гг., глубинная классовая борьба сохранялась и с новой интенсивностью проявила себя в конце 1950 — начале 1960-х гг.. Революционная борьба 1933 г. открыла возможности для социалистической революции, обучив рабочий класс в антикапиталистической борьбе и создав массовую базу для исторического движения в этом направлении.
С другой стороны, революция 1933 г. также принесла отрицательный опыт в плане возможности буржуазно-демократической революции: неспособность правительства Рамона Грау консолидировать национальную трансформацию; невозможность добиться соглашения, которое устраивало бы и кубинские массы, и американское правительство и бизнес; непоследовательность национализма местной буржуазии и мелкой буржуазии перед лицом американского империализма; неспособность национал-демократов осуществлять массовое демократическое правление в рамках существующей государственной структуры, то есть старого военного аппарата, оставшегося невредимым. Итог революции 1933 г. был ключевым аргументом для развития социалистической революции: неудача национально-демократического капитализма предотвращала все попытки вновь следовать двухэтапной схеме революции. Позитивный опыт народных выступлений создал массовую базу и пример революционного потенциала, неотъемлемого от массовой мобилизации и борьбы.
Существование общей антикапиталистической традиции среди масс рабочих и наличие Коммунистической партии, с ее опытными кадрами и бойцами, создало материальную основу для завершения социалистической революции после 1959 г. Без этих ключевых элементов никакая революционная воля со стороны руководства не смогла бы привести революцию к успешному завершению.
Поэтому, первым основным компонентом социалистической революции была не мелкая буржуазия Движения 26 июля, а скорее рабочее движение, рожденное в революционной борьбе 1930-х гг. Это движение и этот опыт определили политические и социальные рамки, в которых могло действовать и рассчитывать на успех Движение 26 июля. В рамках этой антикапиталистической политической культуры силы Фиделя Кастро радикализировались, и именно Коммунистическая партия, пусть и в искаженной коллаборационистской форме сохранила ранние традиции рабочей борьбы. Социалистические и рабочие истоки кубинской революции уходят своими корнями в революцию 1930-х гг. Свержение Батисты в 1959 г. принимает ее эстафету.
Причина, по которой кубинская партизанская война достигла успеха, потерпев поражение в остальной Латинской Америке, заключается в том, что у Кубы было революционное прошлое, рабочий класс, готовый откликнуться на призыв, и национальное сознание, готовое понять и ответить на призывы к антиимпериалистической борьбе и социальным реформам. Призывы Кастро были сознательной частью этой традиции. В Латинской Америке не было аналогичной традиции, не было массовых коммунистических партий, участвующих в бунтарской деятельности. Поэтому, в Латинской Америке, в отличие от Кубы, призывы герильерос не могли опираться на предшествующий опыт рабочих, уже полученный в классовой борьбе и должны были вовлекаться в борьбу, которая должна была создать эту базу. Вместо этого они были изолированы в сельской местности вдали от основных скоплений рабочих и крестьян.
Движение 26 июля имело поддержку у социально угнетенных классов: провинциального рабочего класса и мелкой буржуазии, олицетворявших ранние традиции борьбы (Сантьяго де Куба); мелких фермеров, выращивавших кофе в Сьерра-Маэстре, враждебно настроенных по отношению к вытеснявшим их сахарным корпорациям; городской рабочей силе столицы, эксплуатируемой и притесняемой режимом. Хотя центр классовой борьбы в ранний период находился в деревне, борьба в городе не была пренебрежимо малым фактором. С продвижением революции она приобретала поддержку городских бедняков и рабочих, равно как и от лиц свободных профессий и некоторых фракций буржуазии. Исходное ядро революции, сформированное опытом 1930-х гг., и получившее поддержку со стороны угнетенного сельского населения, смогло наладить тесные связи с провинциальным городским рабочим классом: массовый характер свержения Батисты в 1959 г. был в определенной мере ситуативным явлением, связанным с двумя разными опытами рабочего класса. Истоки и вектор социалистической революции происходят из опыта 1930-х гг. и возрастающего общественного веса городского и сельского пролетариата в борьбе после 1959 г.
Свержение Батисты в 1959 г. было моментом в историческом процессе — моментом, в котором буржуазия и мелкая буржуазия были временно включены в разворачивающееся революционное движение. Период сразу после свержения свидетельствует о стремлении революционного руководства упрочить ядро революционного движения из рабочего класса путем нескольких мер:
Прямым следствием этих мер и последовавшей за ними борьбы стало смещение в пользу масс баланса сил по отношению к землевладельцам, империалистическим фирмам и мелкой буржуазии.
Кубинская революция началась в 1933 г., получила новое дыхание в 1952 г., свергла режим Батисты в 1959 г. и привела к трансформации социальной системы к 1962 г. Концентрация сил рабочих в рамках режима (в милиции и организациях массовой мобилизации) и предшествующий классовый опыт объясняет быстрый переход к обобществлению производства и относительно слабую оппозицию со стороны поддерживавших капитализм классов. Ни одна революция не продвинулась так далеко и так быстро в обобществлении, как кубинская. Этот феномен, особенно в сопоставлении с тем фактом, что Коммунистическая партия не была ведущей партией, не является парадоксальным, если мы примем во внимание то, что закаленный рабочий класс стал главной общественной силой и источником поддержки после 1959 г.
Кубинская социалистическая революция не является отражением отсталости капитализма. Напротив, основными центрами революционных волнений на Кубе в 1930-х гг. были центры империалистической капиталистической эксплуатации — сахарные плантации. Процесс империалистического накопления капитала создал большую резервную армию сезонных рабочих и аграрного пролетариата, получившего гегемонию над местным капиталом и мелкими производителями. Мировая экспансия капитализма создала новые центры эксплуатации в сахарной промышленности, таким образом, приведя к стагнации и периодическим кризисам, влиявшим на производство на Кубе. Подчинение кубинского производства императивам мирового рынка и способности американских промышленников определять оптимальный объем производства в рамках конкретных общественных формаций привело к долгосрочной стагнации и хронической безработице, которыми стала характеризоваться кубинская сахарная промышленность. То есть, полное подчинение Кубы мировому капиталистическому рынку через американские ТНК имело, в целом, неблагоприятные последствия для процесса внутреннего накопления капитала и привело к специфическим «смещающим» последствиям для рабочей силы: оно создало капиталистические производственные отношения без включения и воспроизводства рабочей силы на стабильной основе. Классовая борьба и классовая политика были логичным выходом для рабочей силы в социальных условиях ограниченной мобильности и постоянной экономической нестабильности. Устойчивость антикапиталистических настроений среди масс рабочего класса была социальным следствием мировой капиталистической интеграции. Неравномерность капиталистического развития, как в региональном, так и в секторальном плане, сочеталась с пролетаризацией рабочей силы в деле создания уязвимого аграрного и городского населения, сконцентрированного в географических центрах, обеспечивавших занятость.
Куба испытала на себе типичную форму империалистической эксплуатации, в которой источник накопления капитала не является центром накопления. Трансфер прибавочного продукта из Кубы в США был отмечен притоком инвестиций в отдельные сектора сферы услуг и области кубинской экономики, подчеркивая социальное и региональное неравенство. Резервная армия труда из сельской местности перемещалась в город. Эта урбанизация сопровождалась ростом третичной занятости в обширной сети административных, финансовых и других услуг. Таким образом, в то время как историческим результатом потока капитала из Кубы в США было создание недоиндустриализированного общества, поток из США на Кубу создал значительную сеть рабочих мест для «белых воротничков» в условиях подчинения Кубы в мировой капиталистической системе. Поэтому, рост радикализма «белых воротничков» был следствием предшествующих органических связей социальной солидарности, возникших среди сельских рабочих в условиях экспансии и стагнации империалистического капитала в аграрном бизнесе. Это направление экспансии империалистического капитала создало ряд центров оппозиции, различавшихся по их включению в различные формы и волны империалистического инвестирования, но объединенных в их противостоянии режиму, как общему врагу. Таким образом, кубинское революционное движение, начавшееся в сельской местности в 1933 г., вновь возникло среди городских «белых воротничков» в 1950-е гг., было вовлечено в классовые альянсы в конце 1950-х гг. и поляризовано в условиях социальной революции 1960-х гг.
Приобретения и потери позднего периода отражают внутреннюю дифференциацию городских классов: интенсификация классовой поляризации привела к разделению внутри городской рабочей силы, когда к революционному социалистическому движению активно присоединялись городские и аграрные рабочие и отходили от него профессиональные и полупрофессиональные группы. Это разделение в городских центрах отражало не столько неравномерность капиталистического развития, сколько разные позиции, занимаемые в условиях капитализма, структурированного со стороны империализма. Одним словом, расширение классовой борьбы в городах было возможно благодаря вовлечению незаметных или пассивных слоев (с эмпирической перспективы борьбы начала 1950-х гг.), расположенных в «щелях» империализма — обитателей трущоб, безработных — в то время, как ранее заметные студенческая и мелкобуржуазная страты сдала свои позиции. Этот процесс классовой поляризации отражал сложные связи, соединявшие казалось бы радикальные страты, включая революционных студентов, с классовым порядком, сформированным империализмом. Только массовый рабочий класс смог поддерживать революционное движение, как только оно начало затрагивать эту систему: значительная масса представителей промежуточных слоев обнаружила, что она кое-что теряет.
Социалистическая природа революции прямо происходила из переплетения интересов местного и иностранного капитала, не оставлявшего возможностей альтернативного [капиталистического] развития. Эпицентром революционной активности начиная с 1960-х гг. были городские и сельские массы, сконцентрированные в производительных секторах, а работники сферы услуг и сохраняющаяся лояльная мелкая буржуазия сформировали арьергард, поддерживая процесс, который они более не могли контролировать. Трансформация Кубы была отражением революционного социалистического процесса в рамках развитой капиталистической общественной формации с ее реакционными особенностями, связанными со сверхдетерминирующей ролью империализма. В той мере, в какой революция выжила и смогла продвинуться в направлении коллективизации, она была обязана этим поддержке рабочего класса. Глубокое и быстрое уничтожение капиталистических отношений собственной отражало зрелость общества — относительно высокий уровень антикапиталистического сознания в условиях капиталистического развития. Движущей силой кубинского социализма был сельский и городской рабочий класс, борющийся за уничтожение эксплуатации и равенство в радикально коллективистском обществе, в котором социальная солидарность заменяла индивидуальную мобильность и конкуренцию.
Присутствие и активная роль радикального рабочего класса в решающей антикапиталистической борьбе были недостаточными для консолидации органов законодательной и исполнительной власти через которые он мог бы действовать в своих интересах. Аморфность политической организации, ключевая роль военных действий и организаций в защите революции от империалистического нападения и идеологическая слабость революционного руководства в конкретном вопросе установление прямой рабочей власти создали политический слой чиновничества, отдельный от рабочего класса, хотя и зависящий от него и его исторических потребностей. Этому процессу дифференциации способствовало присутствие значительной фракции «белых воротничков» в революционном движении и наличии технических специалистов, авторитет которых основывался на экономических моделях других некапиталистических стран. Таким образом, консолидация посткапиталистического общества уничтожила классы, но не политически значимую социальную дифференциацию. Как и в случаях Советского Союза и Китая, хотя и со значительными качественными и количественными отличиями, на Кубе произошло восстановление недемократических форм политического представительства, основанных на сочетании старых и новых секторов страт «белых воротничков». Эта проблема, имеющая огромное значение в определении настоящего и будущего направления этой революции, находится за рамками этой работы, которая посвящена, в первую очередь, процессу социалистической революции, а не консолидации революционного социалистического режима.
Вьетнамская социалистическая революция была первой революцией, произошедшей в полностью колониальных условиях и преуспевшей в свержении неоколониального режима и разгроме значительных сил американской оккупационной армии. Эту историческую победу можно понять только благодаря анализу
Изначально, формирование Вьетнамской коммунистической партии происходило в городской области Сайгона и затем распространилось на отдаленные области капиталистической горной и плантационной деятельности. Центры империалистического капиталистического господства стали источниками кадров для социалистической революции. Коммунистическая партия и ее идеология вступили в дело одновременно с первой крупной волной классовой борьбы в регионе. Рост и экспансия влияния коммунистов совпали с экспансией классовой борьбы в 1930-х гг., охватившей мелких производителей. Из движения классовой мобилизации здесь возникла массовая мобилизация, в которую были вовлечены мелкие производители, торговцы, школьные учителя, служащие и т.д. Рабочее движение служило детонатором для более массового движения, но, благодаря Коммунистической партии, определяло политическое направление, которое должна была принять социальная борьба.
После Второй мировой войны, с консолидацией центров капитализма в Западной Европе и Японии, США и их новые союзники стремились обеспечить условия для империалистической экспансии на периферии. Во Вьетнаме реконструкция социального порядка была сосредоточена на организации государства; человеческие ресурсы, на которые могло опираться государство, представляли собой колониальные классы, их последователей и националистические силы, выступающие против значительных долгосрочных социальных изменений. Консервативный критерий отбора привел к приходу во власть сочетания колониальных и постколониальных сил, перегруппировавшихся для репрессий против массовых движений, возникших из объединения революционных социалистических сельских и городских рабочих и националистических мелкобуржуазных сил. Долгосрочный результат социалистической революции, преодолевшей империалистическое господство, отражает сущностную преемственность в идеологии, руководстве и ядре сторонников вьетнамского революционного движения, воплощенного во Вьетнамской коммунистической партии.
Вьетнамская революция произошла в условиях пересечения интересов трех империалистических держав: европейского империализма (Франция), находившегося в упадке, и восходящих азиатского и североамериканского империализмов (Япония и США), соревнующихся между собой. Каждый из них значительно изменял вьетнамское общество исходя из собственных потребностей. Французский империализм, в основном, ориентированный на экономическую эксплуатацию региона через насаждение коммерческого сельского хозяйства и горной промышленности, создал городской и сельский пролетариат, ставший исходным ядром Коммунистической партии. Изначально, интеграция Вьетнама в капиталистический мир осуществлялась благодаря процессу экспорта капитала, который также служил источником присвоения прибавочного продукта. Однако, слабость французского империализма не позволила ему повлиять на значительное массу мелких производителей, которые только в больших областях постепенно вытеснялись из-за экспансии капиталистического способа производства. Попытки японского империализма обеспечить свою континентальную экспансию — то есть, подчинить Азию своим стремлениям к накоплению капитала в мировом масштабе — привели к неумеренному изъятию прибавочного продукта у мелких производителей, конфискации ресурсов у местных производителей и сверхэксплуатации труда, таким образом, создавая широкую базу сопротивления. Широта и глубина японской империалистической экспансии, которая основывалась на большом динамизме японского капитала (и его более ограниченных внутренних ресурсах), привела к значительной трансформации вьетнамской деревни. Лишение земли и присвоение прибавочного продукта вовлекли новые и более широкие слои в антагонистические отношения с капиталом. Приспосабливаясь к этой исторической ситуации, Вьетнамская коммунистическая партия создала новую форму политической организации (Вьетминь), к которой присоединялись массы мелких производителей, которых к этому подталкивало деспотическое правление капитала. Движение от рабочего класса к мелким производителям сопровождалось преемственностью программы и руководства, укорененных в рабочем классе: деревенские массы вовлекались за счет тактических программных изменений, учитывавших их непосредственные интересы в контексте долгосрочных целей, определявшихся кадрами из рабочего класса. Революция действительно была национальной по своему характеру, но это нужно понимать в социологически конкретных терминах — как множественность классов, подчиненных требованиям японского капитала, и находящихся под руководством коммунистического ядра, дисциплинированного и сформированного в борьбе рабочего класса.
Поражение японского империализма упрочило позиции вьетнамских революционных социалистов, позволив им фактически взять политическую власть в городах и в деревне. Возвращение французского империализма мешало возобновлению классового конфликта. Попытки французов превратить войну в гражданскую войну провалились, главным образом, из-за численного преимущества и военно-политической организации Коммунистической партии. Окончательное поражение французского империализма во Вьетнаме частично совпало с подъемом американской гегемонии в капиталистическом мире. Как центр капиталистической экспансии, США стремились уничтожить все препятствия для мирового накопления и торговли; при этом, отдельными целями были массовые революционные движения, такие, как вьетнамское, которые, благодаря своему успеху, открыли возможность для распространения социалистической революции с китайского субконтинента на остальную Юго-Восточную Азию. Природа стремления США к войне была, в краткосрочном плане, политической — уничтожить социалистическое движение / государство для расширения и укрепления своих исторических интересов в капиталистических странах Третьего мира. Широта и глубина политических целей (уничтожение массовых народных движений) и отсутствие прямых экономических связей, то есть стремления к накоплению капитала непосредственно во Вьетнаме, ослабляли силы, сдерживавшие военно-политическое наступление. То, что США не стремились контролировать вьетнамскую экономику, позволяло им уничтожать ее производительные силы — землю, фабрики и труд. Неограниченная война, руководимая глобальными политическими соображениями, привела к тому, что население теряло почву под ногами, независимо от классовых границ. Тотальная война, которую вела наиболее динамичная империалистическая держава, ослабила значение вековых несоразмерностей и конфликтов между регионами, классами, кланами и этническими группами. Беспорядочные бомбежки ускорили занявшее десятилетие движение мелких производителей от подневольного труда к коммунистическому активизму. Накопленное Западом богатство, продукт столетий угнетения, было сконцентрировано и превращено американским империализмом в смертоносное оружие. Столетия исторического развития сжались в десятилетие: вьетнамский конфликт заставил миллионы крестьян вместо занятий натуральным (дофеодальным) хозяйством участвовать в социалистической революции.
Пролетарские корни революционной партии, распространение идей и программ пролетариата в деревне, включение безземельного крестьянства в революционную армию, схождение этих двух общественных сил в окончательной победе в Сайгоне и объединении страна демонстрируют диалектическое соотношение города и деревни во вьетнамской социалистической революции. Окончательный успех социалистической революции зависел от организации пролетариата и революционной армии. Революционный режим воссоздает производительные силы, разрушенные силами империализма, прежде всего, возвращая массам Сайгона их предшествующий статус крестьян и пролетариев. Процесс обобществления производства все еще находится в начале пути из-за огромных физических потерь и перемещений. Но политическая власть Коммунистической партии, опирающаяся, по крайней мере, на часть рабочего класса, служит гарантией продолжения процесса трансформации, независимо от конъюнктурных соглашений с местным и иностранным капиталом.
Случай Вьетнама свидетельствует о том, что революционное движение вырастает из наиболее динамичных столкновений с мировым капитализмом. Процесс классовой трансформации, основанной на эксплуатации, неотъемлемой от накопления капитала под властью Франции; насильственные конфискации и избирательные выселения со стороны японского империализма; обширные разрушения и изгнание с земли деревенских и городских рабочих со стороны американского империализма — все это создавало сильные и динамичные антикапиталистические силы, вовлекая мелких производителей в водоворот революционной деятельности. Развитие капитализма на международном уровне активно разрушало социальные связи в рамках существующего порядка, подрывая те общественные силы, которые в другое время и в другом месте (там, где империалистический капитал не был столь силен), могли бы выступить в качестве его союзников. Искусственные сторонники империализма — местные сатрапы, бюрократы, армейское руководство, лавочники, спекулянты — не могли не то, что контролировать армию, но обеспечить согласие со стороны населения, которое им приходилось призывать силой.
Вьетнамская конфронтация стала воплощением, в своей чистой форме, дикой силы империализма. Она продемонстрировала сущность социальной системы, готовой принести в жертву мировой капиталистической экспансии целый народ. В той мере, в какой внутреннее накопление стало вторичным, а стратегические политические цели и глобальное накопление становятся первичными, тотальная война превращается в окончательный ответ.
Поражение американского империализма в вьетнамской классовой борьбе очевидно, если принять во внимание два аспекта: потери, связанные со вступлением в классовую борьбу и потери, связанные с послевоенным восстановлением. В этих условиях, очевидна ограниченность способности США к обширному и прямому вмешательству, и возможности для других революционных стран (Анголы) становятся исключительными. В этом смысле, вьетнамская революция имеет всемирно-историческое значение для текущей ситуации.
Социалистические революции не являются следствием отсталости; скорее, революционные движения развиваются в ответ на распространение капитализма и отношений эксплуатации, которые он предполагает. В рамках процесса экспансии капитализма, формирование и эксплуатация промышленной рабочей силы закладывает основу для возникновения революционных партий.
Лишение земли и разрушение крестьянского хозяйства, являющиеся следствием экспансии капитализма, обеспечивают приток свежих сил в революционные движения. Пополнение из деревенской рабочей силы происходит из двух источников — из крестьян, превращенных в безземельных работников, и из обедневших мелких земельных собственников. Процесс накопления капитала в торгово-бюрократическом обществе усиливает эксплуатацию крестьянства. Развитие товарного производства ускоряет процесс концентрации земли и способствует практике ростовщичества и спекуляции. Рост товарного обмена усиливает отношения эксплуатации между крестьянами и землевладельцами, крестьянами и сборщиками налогов. Крестьянские восстания исторически не могли покончить с организованными формами эксплуатации, они могли уничтожить лишь частные выражения эксплуатации, но никогда не общественные формы, через которые она выражалась. Крестьянские восстания, возглавляемые или направляемые крестьянами или представителями правящих классов, не могли привести к переустройству общества. Идеология крестьянских восстаний сочетала элементы мессианства, народничества и мести, а не ясное видение государства и альтернативных форм устройства. В ХХ веке крестьянские восстания привели к реорганизации общественных форм сельскохозяйственного производства в условиях обширного лишения земли и трансформации мелкотоварного производства. Чтобы это произошло, отверженные должны были принять партию, руководство и идеологию, рожденные городским рабочим движением. Это приводило к взятию государственной власти и приложению социалистической идеологии к коллективизации общества.
Растущая концентрация капитала и его экспансия в мировом масштабе привели к интернационализации господства и классовой борьбы — каждая социалистическая революция вырастала из международной гражданской войны или вела к международной конфронтации. Контрреволюция в России опиралась на поддержку двадцати капиталистических стран. Китайская революция противостояла японскому и, позднее, американскому империализму (непрямым образом, в Китае — через Гоминьдан, и позднее — прямым в Корее). Куба сталкивается с американской агрессией уже два десятилетия. Вьетнам пережил оккупацию со стороны французской, японской и американской империалистических держав. Борьба за социалистическую трансформацию поднимала революционных рабочих и крестьян против империалистических государств и связанных с ними зависимых политических и общественных сил в каждой формации.
Главным следствие ускорения накопления капитала в мировом масштабе является не модернизация, развитие, неразвитость, зависимость или индустриализация, а интенсификация эксплуатации. В рамках многочисленных форм — производства, ренты, налогообложения, ростовщичества и обмена — центральной проблемой, с точки зрения классовой борьбы, является присвоение прибавочного продукта правящим капиталистическим классом, контролирующим и государственную власть. То, каким образом присваивается прибавочный продукт и какую форму он принимает, связано со степенью интеграции в мировую капиталистическую систему, опосредованной институтами и классами, начиная с семьи и родовых групп и заканчивая международными правящими классами и их государствами.
Основа нынешнего мирового порядка, конфигурация общественных сил — это, в значительной мере, результат войн и революций. Само формирование территориальных единиц, рамок, в которых растут производительные силы, было следствием национальных или империалистических воен. США — это лучший пример; в каждый ключевой момент процесса накопления капитала препятствия для дальнейшего развития преодолевались путем насилия. Возрастание капитала благодаря войнам и завоеваниям показывает, что эти процессы являются неотъемлемой частью политической экономии капитала. Навязанные силой жестокие режимы и продолжение внеэкономических обязательств, характеризующих значительную часть капиталистической экспансии, - это неотъемлемые следствия потребности в прибавочной рабочей силе, подчиненной императивам увеличения прибыли в рамках конкурентной мировой системы. Способ производства нельзя абстрагировать от мировой экспансии и мирового господства и определять a priori через тенденциозные аналогии с частным опытом отдельных стран в процессе их превращения в имперские государства. Вследствие его природы и формы в контексте соперничающих имперских государств и революционных вызовов, капитал, в процессе своей экспансии, навязывает насильственные формы общественных отношений как средства максимизации присвоения прибавочного продукта для удовлетворения своих неотложных потребностей, лишая своих соперников доступа к источникам прибавочного продукта. В свою очередь, государственная власть в доминируемых странах пронизывает все уровни общества. Все аспекты социальной, политической и культурной жизни общества политизируются, чтобы обеспечить привлечение капитала. Докапиталистические формы становятся инструментами империалистической экспансии или, если они блокируют привлечение, разрушаются вместе с производительными силами и рабочей силой. Этот способ проникновения и трансформации общества со стороны капитала характеризует доминируемые страны. Внешнее навязывание условий эксплуатации сочетается с обширной политизацией, провоцируя прямые массовые выступления против государства, будь оно формально независимым или колониальным. Общепринятым ответом со стороны империалистических политиков и их академических советников является сильное государство, деполитизированное (технически ориентированное) население и гражданские и корпоративные структуры, занимающиеся профилактикой социалистической революции.
Объективные основы социалистических революций определяются не столько счастливыми обстоятельствами или внутренним загниванием капитализма, сколько его продолжающейся экспансией. Его разрушительная историческая роль заключалась в поиске большего числа рынков, ресурсов и источников труда. В своей империалистической форме капитализм порождал массовые общественные движения, которые, в свою очередь, свергали его. Конкретная конфигурация сил и условий в рамках процесса накопления капитала и разрушения, порождающая социалистическую революцию, - это дальнейший предмет этого исследования.
Перевод выполнен по изданию: Petras J. Critical Perspectives on Imperialism and Social Class in the Third World. New York: Monthly Review Press, 1978. - P. 271 – 300.
Перевод Юрия Дергунова
| При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна |
|
|