K 50-летию Орско-Халиловского металлургического комбината(5 марта 2005 года)

1

- Ты куда стрелял, змей?! - старушка захлёбывалась слезами.
- Та не ори, Матрёна, - без тебя досадно, - оправдывался Семён.
- Ты куда стрелял? - зарыдала она и ударила его двумя ручонками по спине. И взвыла по-бабьи, отчаянно, тонко.
- У меня один сын, и тот уже мёртв. Одна его фотография военная!.. Моего мальчика защитника Родины!.. Здесь на кресте на могильном осталась. Я хотела её размножить, но никто не помог старухе… Жрали, жрали самогонку за упокой!.. Да все большими кружками - не оторвёшь… Некогда было... Ты куда стрелял, ирод?..
Она колотила горе-стрелка между лопаток и по затылку.
- Та, не хотел я, Матрёна, уж так получилось…

Семён обернулся к ней, и оторвалась от него женщина, пошатнулась, словно раненная, бросилась к расстрелянному кресту, упала на колени перед ним как перед богом и заголосила:
- Сыночек, родной! Не было тебе покоя в этой жизни, и после смерти его тоже нет… Ненаглядный ты мой… Сатана!.. Сатана из ружья окаянный изорвал твой лик ясный в клочья… Барыга, сволочь… Ох и горе мне, горе-горькое!..

- Ты зачем стрелял, Семён? - рыкнул на него Назим Хамраев, услышавший у себя во дворе выстрел на кладбище и поспешивший на плач.
- Я отработаю, Дамирович, ты не доноси участковому, я вспашу тебе по весне участок… Бесплатно… И сарай почищу. Участковый молод, жаден до денег, дачу себе двухэтажную поставил, не расплачусь я с ним… Я беден.
Семён лукавил, а тётка Матрёна отчаянно рыдала, целуя крест:
- Пули бандитские не тронули, стороной промчались… Нарадоваться я не могла, когда ты вернулся ко мне с медалью - красивый и статный… Но сожгли дотла тебя жадные… Косточки мне твои обугленные вернули!..

Сын у неё сгорел восемь лет назад в мартеновском цеху металлургического комбината. Бросил алюминиевую плюху в ковш - раскислитель, и волна стали накрыла подручного. Внутри, в пустоте, в плюхе той конденсат оказался. Веселился огонь, голубые язычки пламени метались по остывающей луже. Подступиться к погибшему металлургу было не просто. Прошло ещё пять часов, прежде чем сварные вырезали останки подручного.

- Ну будет, Матрёна, будет, пошли домой! - успокаивал её Назим, - А ты не можешь стрелять - сиди на печи, охотник хренов!
- Та кто же знал, что ружьё высоко подскочит?
- По кладбищу бил, - и сквозь зубы добавил ему в лицо, - мудак…
- Та не попал бы я, кабы не отдача…
- Молчи!..
- Андрюшенька!.. Сыночек мой! Живого я тебя провожала и тёплого!.. Покорёженного металла кусок мне вернули в гробу, просили прощения... Ох, и поскорее бы зарыли меня рядом с тобой, нет силы на свете мыкаться… Сыра землица!

Жили они по соседству - на окраине посёлка возле самого кладбища. Жили бедно. Изба у Матрёны покосилась, править её было некому. Сын погиб на работе, а следом от тяжёлой болезни умер её муж. Горе ускорило его смерть. Оставались ещё сноха и внук, но они переехали в город и редко навещали старуху. Сама она носила воду из колодца, перекапывала огород, полола его, окучивала картошку, собирала колорадских жуков - выживала. И ходила на кладбище. Каждый день. Поправляла могилки усопших, обновляла на них цветы, разговаривая с крестами, как с живыми людьми.

Семён торговал. Едва узаконили частную собственность, он бросил свою прежнюю работу на стройке каменщиком и купил себе подержанную «копейку», чтобы не было жалко затрат (что, мол, окупит она себя за год - иной – машина) и начал кататься по окрестным сёлам, собирая у людей свинину и говядину. Сбывал её оптом на рынок. Ругался с конкурентами, дрался (бывало), переплачивал за крышу «бандитам» и милиционерам. Но всё же жил середняком и сетовал, прибедняясь, что вот уже второй сезон не может достроить мансарду на даче. Переживал, прикидывая в уме доходы от продаж, правда больше от зависти, чем по существу, поглядывая на гору, где стремительно поднимались в небо дома городских милиционеров:
- Эх, мусора, мусора, вашу мать, кровопийцы народные...
Да торопился в курятник за яйцами. Чего ни говори, а подспорье в хозяйстве было.

- Разворовали гады Россию - приватизировали.

Назим - его сосед прослыл отчаянным забиякой. По юности он, бывало, много безобразничал. Ночевал в участке, выплачивал за содеянное долги и штрафы - горячий парень, но с годами остепенился, женился и осел на месте. Старые приятели заходили к нему, пивали водочку, но вели себя прилично - не дебоширили.
Работал Назим водителем. В карьере. Вывозил он из бездны пустую породу на свет. Кружился «БелАЗ» по спирали дорог, и, пока своевременно выплачивали деньги, семья у Назима не знала горя. Честно заработанный хлеб у него на столе не переводился.

Словно горы окружили поселок рыжие склоны отвалов. Самый старый из них за кладбищем. Переходишь, бывало, заболоченный ручей - и вот его подножье. Искусственная гора. На её осыпях давно уже прижились и репейники, и лебеда. Клочьями, словно пряди на седеющей голове, там и тут колосится ковыль, пригибаемый ветром.
Рос металлургический комбинат - рос город. Обустраивались люди и обживались, покупали технику - кто мотоцикл, кто автомобиль. Было время, я его помню, когда не боялись оставить свою машину ночевать на улице, когда соседи доверяли друг другу. «Ключ под ковриком», - писал я мелом на двери своей квартиры и мчался играть на улицу. Но счастливые эти дни уже в далёком прошлом и разумный хозяин сегодня живёт за бронированными ставнями. Однажды в счёт зарплаты предложили на отвале землю под гаражи - вот построили их там самые беспокойные граждане. Чтобы деньги «врагу» не остались.

Плакала Матрёна долго. Но уже не причитала, как на кладбище, а по инерции - роняла слёзы, смахивая их на землю краем косынки.
- Не плакайте, бабушка Мотя, - пятилетняя дочка Назима Тая оставила в покое куклу на лавочке и подошла к пожилой женщине.
- Больно мне, Таенька, больно мне, детонька. По кресту из ружья в сына моего стреляли. А твою бы куколку убили, ты бы не плакала?
- Я же говорю тебе - не виноват! - крикнул из-за забора Семён.
- А кто виноват? - её голос окреп, глаза высохли. - Ты кого хотел убить?
- Лисицу, Матрёна!.. Рыжую! Она у меня в курятнике шкоду наделала.
- Не ври, окаянный! Вот возьму я сейчас лопату и огрею тебя - ирода!..
- Это Тайка виновата, - за отца заступился его сын - первоклассник, - она мне первая сказала: «Я, Паша, лисичку-сестричку на вашем огороде видела».
Тая испугалась и насупилась. Она была дошкольница - детка.

- Бабушка Матрёна, прости, я не знала.

И тихо заплакала, размазывая слёзы по щекам.

- Лисичка такая красивая была, пушистая, с белым хвостиком.

- Что ты, Таенька, что ты, милая… Да в чём же ты повинна передо мной?

Матрёна поцеловала девочку в лоб.

- Заинька ты моя...

3

Я - случайный прохожий. Я поднимаюсь на отвал, потому что самая короткая дорога в посёлок, как мне кажется, лежит здесь. Я опаздываю на работу. Я спешу. Из-под моей ноги выворачивается камень и катится вниз, увлекая за собой другие осколки горной породы. Я - случайный персонаж. К истории, рассказываемой мною, я не имею никакого отношения. Я - не положительный и не отрицательный герой. В этом времени я просто случайный человек, не стяжавший успеха в жизни.

Передо мною ровная, укатанная техникой вершина отвала. Искусственная гора. Ей шестьдесят лет. Возраст почтенный, пенсионный возраст. Горы долго живут, в отличие от людей их поднявших. Люди же - их ровесники на кладбище у подножья отвала, куда мне ещё предстоит спуститься, преодолев перевал.
Мои карманы пусты, я давно уже не держал в руках денег. Ни российских, ни буржуйских - никаких. По желанию нам вместо денежного довольствия на работе выдают «гуркалы» - бумажные книжки, отпечатанные в новотроицкой типографии. Я могу отовариваться на них в столовой или в ведомственном магазине, где всё очень дорого.
Чтобы выкупить у работников акции открытого акционерного общества «НОСТА», зарплату задерживают уже пятый месяц. И несут люди осколки вчерашней приватизации в кассу, и обменивают на деньги собственность, не понимая, что с этого момента они полностью порабощены хозяином.
- Как выжить? Что есть?
- Воруют все. Ты погляди, как преобразился посёлок. На месте вчерашних лачуг фешенебельные дома «высшего руководства».

Жаба давит обывателя, жаба давит мента. А как же! Строятся вчерашние одноклассники, разъезжают на шикарном авто, пьют водочку, от которой голова не болит, пользуются успехом у женщин. И поспешают охмуренные завистники вслед за ними… И хорошо поспешают.

Я вдыхаю морозный воздух. Лужицы на вершине горы потянулись тоненькой корочкой льда. Она хрустит, прогибаясь под ногами идущего человека. Два куста колючей облепихи серебрятся, нависая над самым склоном. Маленькие бархатные ягоды пожелтели, набрали вес. Я останавливаюсь, чтобы их немного собрать и покушать. Но не потому, что я голоден, а потому, что в скупой степи каждое дерево - это чудо, и плод с него - воистину дар божий.

В отдалении гудит кран. Тянется за грузом, отрывая задние лапы с подушек. Рядом с ним «шаланда» - «КамАЗ». Выхлопные газы вьются по ветру синей лентой и растворяются в предутреннем тумане.
- Это гаражи, - соображаю я. - Но почему не спится людям в такую рань?

Я прохожу мимо и вдруг соображаю, что стал свидетелем присвоения чужого имущества - так называемой кражи. У меня на глазах разбирают крайний в ряду гараж. Среди бурьяна валяются лоскуты оборванной кровли. Плиты перекрытия уже покоятся в кузове автомобиля. Трое мужчин в спешке раскидывают стены строения и грузят в прицеп уцелевшие шлакоблоки. Увидев чужого человека, они прекращают работу и подходят ко мне.
- Ты ничего не видел, - говорит мне самый здоровый из них. - Повтори.
- Я ничего не видел.
- Вот так.
Мой собеседник удовлетворён услышанным.
- Воровство всё равно не остановить. Воруют все. Ты согласен?
- Как скажешь.
- Вот то-то...
- Шевелитесь быстрее! - из «скворечника» доносится сердитый голос крановщика. - Главный «опер» из города до дома «грушу» с раствором будет сопровождать. В прошлый раз он остановил меня на повороте и завернул к себе!.. Пришлось мне одну плиту ему пожаловать. Время – деньги!.. На работу опаздывать ни к чему - уволить могут. Да и кто мне за лишний подъём заплатит?
- Твоя правда, - старший выплёвывает окурок и продолжает: - за бесплатно работать грех, особенно сейчас, когда денег по полгода не выдают. Семью кормить надо, мужик!
Он оправдывается передо мной.
- Я пошёл?
- Иди!.. И помалкивай!

Спускаясь по тропинке на кладбище, я нечаянно толкаю впереди себя ещё один камень, и ещё одна сырая стайка песка убегает к подножью.
- Вот такое седое утро…

У меня на дороге стоит девочка лет пяти. В старом пуховике. Ей холодно. Вязанная шапочка с помпончиками закрыла лицо и только доверчивые, огромные глаза выглядывают мне навстречу с надеждой на скорую помощь. Она топчется посередине ручья на кочке маленькими резиновыми сапожками, не решаясь ступить ни вперед, ни назад. Загадка!..
- Неужели она на стрёме?

Я поражён. Но это глупость...
- Ты-то как сюда попала?
- Я?.. – переспрашивает она. – Шла по дощечке и споткнулась. Моя дощечка упала в грязь.
Действительно, нехитрый мосток подрагивает в полуметре от неё в тине, отброшенный бойким течением ручья.

- У меня худые сапожки...
Черпая худыми ботинками воду, я настраиваю ей переправу.
- Иди, - но она улыбается и отрицательно машет в ответ головой.
- Ну, тогда давай мне руку, и мы пойдём домой.

Я веду её в поселок. Мимо кладбища. Мимо металлических звёзд и деревянных крестов. Скупые деревца, едва зацепившиеся за степь, уже сбросили почти всю свою листву, разве что карагач ещё зелен. Шелестит на осеннем ветру, скрипя всеми ветками, держится, молод и стоек (семейства ильмовых!..), и всё же, нет-нет, роняет листочки на пожухшую траву.
- На, - протягиваю я ей горсть облепиховых ягод.
Она послушно берёт их в ладошку и ест. Скупая ягода, степная, схваченная морозом, сладенькая на вкус.
- А вы никому не скажете?
Девочке хочется поделиться со мною чем-то важным.
- Я… никому… не скажу!
Она обрадовано сообщает мне новость.
- Я лисичку-сестричку видела.
- Рыжую? – переспрашиваю я.
- Рыжую… Хвостик беленький, она Рябу несла.
Я улыбаюсь. Мне становится всё понятно.
- Я знаю, где живёт твоя лисичка!.. Ты её не боишься?
- Боюсь, - признаётся она, - но только вы никому не рассказывайте про Рябу, дядя Сёма будет ругаться и стрелять из ружья. Он на кладбище памятник поломал.
Я слышал эту историю. Из детских уст она мне кажется забавной. Вот её дом.

- Мы пришли, - говорит мне девочка, и уходит, прощаясь. Я спешу на объект.
- Хорошая малява!.. - мне грустно. Её оружие - доброта. Преодолевая страхи, она поспешила за хищным зверем вслед, в неизвестность, в холодную воду, за кладбище, потому что тот красивый и статный... Скупая степь! Храни своих детей и будь взаимной!..

4

Я - подневольный человек… Я - раб... Передо мною тарелка борща и кость. Большая кость. С мясом. Жирные пятна, переливаясь, кружатся в горячей похлёбке. Ложкой я вылавливаю картошку и капусту, и ем, обжигаясь, горячее варево. Мой хозяин ко мне снисходителен. Вчера, между прочим, я без задней мысли рассказал ему, что месяц назад главный сталеплавильщик Орско-Халиловского металлургического комбината целую смену высококвалифицированных рабочих - пятьдесят человек три дня эксплуатировал на своем приусадебном участке. Ломали старые постройки и обломками стен обсыпали набережную возле ручья.
- А его жена накормила нас до отвала. Каждому по полторы сосиски досталось!.. Водки - залейся, кто хотел - тот и счастлив.
Я специалист, я знаю, как выкладываются печи и дымоходы к ним. Поэтому ко мне особое отношение. Я честно заработал тарелку борща.
- Ты клал когда-нибудь дымоходы? - спросил меня мой начальник прежде, чем отправить на задание.
- Да! - согласился я.
- Вот и хорошо, поможешь человеку.

Мой начальник умеет жить. Как, впрочем, и все начальники. Он хорошо знает, что я не откажусь, что я с радостью сделаю всё, о чем меня ни попросят. Потому что работать на приусадебном участке намного легче, чем на комбинате - в грязи и в пекле, ремонтируя металлургические печи. Дай человеку льготу, и он твой раб.
Великовозрастный детина - сын моего начальника, попал на велосипеде под машину и покалечился. Ругался отец - рвал и метал, грозился найти нарушителя и снять с него три шкуры, ан нет, нарушитель нашёл его сам и предложил оказать ему небольшую услугу - выложить печку в особняке.
- Есть у тебя такие люди?
- Есть!

Гроза миновала. Сын поправился!.. Потому что «заказчиком» стал подполковник милиции, главный «опер» города человек авторитетный. Даже криминальная «крыша» была у него в руках, и жил он, припеваючи, и строился от щедрот нарушителей правопорядка. Дорожно-транспортное происшествие истолковывалось им не в пользу пострадавшего велосипедиста.

Я глядел в окно и кушал. Моим утренним знакомым так и не удалось избежать встречи с хозяином. Одну из краденых плит они выгружали у него во дворе возле недостроенного гаража. Крановщик ругался и сетовал на время, требовал, чтобы ему заплатили за лишний подъем. Но посмеивался над ним старик - тесть застройщика:
- Хозяину это скажешь - оплатит. Он знает, кому, за что и сколько должен.
- Ишь ты, - повторял он мне потом, заваривая чай, - чего захотел ворюга - за подъем ему заплатить!.. И где же такое видано?

Я старался набить свою утробу пищей, чтобы вечером дома не есть. Каждая копейка была на счету. Матушке приходилось экономить - пенсия у неё была мала. Работники дошкольного образования никогда не были в чести у государства. В отличие от врачей и милиционеров им никто не дарил подарки, и они никого не обманывали. Да и педагогическая закалка не позволяла брать взятки из «грязных» рук.

Собака на дворе залаяла, загремела цепь - кто-то чужой спешил к нам.
- Хороший кобель, справный… Умная собака, породистая… Хозяин на зоне взял её ещё щенком у кинолога. Зверь, а не собака.
- Знаю, знаю, - согласился я, - кидается на людей.
Мой собеседник рассмеялся.
- Сам я видел, как сажали зэков в воронок.

Он рассказал мне следующую историю.
- Будка была переполнена. Блатные сидели на лучших местах и выталкивали ногами мужиков наружу, мешая им войти в салон, ржали, как лошади, а сзади собаки рвали у тех штаны вместе с мясом, лакали кровь. Запаха их - тюремного не переносят… До чего дрессированны!..
- Да-а!.. - соглашаюсь я. Рассказчик доволен.

- Та не лай, ты-ы, не лай! - дверь распахивается и на пороге появляется гость. - Петрович! Слышишь, какое дело? Лисица повадилась кур у меня таскать.
Я вспоминаю девочку и улыбаюсь. Вот он, дядя Сёма - «кладбищенский стрелок».
- Дай овчарку, Петрович! Я выслежу и убью воровку.
- Ты уже убил Матрёну, - смеётся Петрович, - наповал!.. - и наливает водки в стаканы. - Будете? - предлагает он мне.
Я все же специалист и ко мне отношение особое.
- Не пью... Вот уже десять лет, как я не пью.
- Жалко, - вздыхает он и обращается к вошедшему человеку свысока, с презрением:
- Будешь водку, барыга?
Тот глотает слюну и облизывается. Видно, что ему очень хочется выпить, но правила хорошего тона не позволяют согласиться сразу.
- Собаку, Петрович, дашь или как?
- Или как!.. - передразнивает его Петрович. - На роже написано, что выпить хочешь. Пей, потом решим.
Семен опрокидывает за щеку стакан водки и занюхивает отраву хлебом.
- Здорово!
- Вы ешьте, - это хозяин мне, - и ты закусывай, барыга!.. Говоришь, что лисица кур таскает?
- В натуре, Петрович!
- А собака моя тебе яйца не откусит?
- Как знать?.. А что посоветуешь?
Они выпивают ещё по полстакана водки - и участь лисицы решена.
- На рассвете, если появится, по следу пустим. Догнать не догонит, но нору поищем, не может эта тварь издалека свои набеги делать. Где-то здесь на болоте или на камнях её логово.

Ближе к вечеру я докладываю печь и собираюсь домой.
- Завтра, Петрович, мы оштукатурим её и растопим. Готовь мешок, дым ловить.
Вот оно кладбище, вот он - ручей, та самая кочка, нехитрый мосток. И вдруг!.. Я слышу в след: - Дяденька!
Это девочка. Она снова с надеждой глядит на меня.
- Дяденька!.. Завтра дядя Сёма лисичку-сестричку будет травить Полканом… Он, дяденька, злой и большой - Полкан. Он её порвёт!.. За то, что Рябу украла…
- Тебе жалко лисичку?
- Да, жалко. Она красивая. Словно огонёк, с белой кисточкой на хвосте»!.. Вы скажите ей дяденька, чтобы она больше не ходила в посёлок. Вы же знаете, где она живёт…
Я для неё высшая административная инстанция, я - бог, способный предотвратить задуманное охотниками.
- Дядя Сёма вернулся пьяный и сказал бабушке Моте, что завтра он, наконец, сошьет воротник из этой рыжей гадины.
Девочка шмыгнула носом. Я погладил её по шапочке и успокоил:
- Завтра утром я попробую помешать ему поймать эту лисичку.
- Воруют все, - словно адвокат, она нашла последний аргумент в пользу своей подзащитной.
- Я помогу тебе, девочка, я остановлю эту охоту.
Я солгал. У неё в глазах появилась надежда. Обманул!

5

Но не отсох мой язык. Есть ещё высшие силы!..

Я стал свидетелем необыкновенной борьбы людей и преследуемого ими зверя. Бешеный лай собаки торопил восходившее солнце. Сумерки растаяли, когда я поднялся на гору, держа в руках сучковатую палку… Зачем я её подобрал?.. Не знаю… Ведь я обещал девочке заступиться за лисичку. Но перед кем?.. Перед овчаркой, идущей по её следу? Перед собакой, чья реакция быстрее моей, и чья воля определяется хозяином?.. Или я хотел отбиться от самого хозяина? Или от злого человека?.. А может быть, я испугался воров?.. Порушенный край. Развороченные постройки. Дырявые стены заброшенных улиц. Такое впечатление, что шквал артиллерийского огня накрыл это забытое богом место.

Преследуемая лисица выскочила прямо на меня. Она хотела покинуть гору и исчезнуть среди садовых участков, разбросанных у подножья. Но я для неё был врагом, на которого выгнала её собака. На мгновение лисица остановилась, её пушистый хвост замер… Она стояла передо мною, как на пьедестале – торжественно и мёртво. Только приподнятая передняя лапа дрожала, да парок из пасти напоминал о том, что она жива… Нет, лисица не испугалась! Скорее всего, она была удивлена таким жестоким коварством со стороны людей. Владельцы гаражей и мальчишки неоднократно пытались выяснить, где её нора, но они не были охотниками, и больших головных болей плутовка не знала. И вдруг - эта бесноватая собака, и вооруженный палкой человек. Прямо на пути…

Оцепенение сошло. Лисица изменила маршрут. Развернувшись ко мне боком, но не отрывая от меня пристального взгляда, она величественно поплыла в сторону порушенных гаражей. Собака стремительно приближалась к ней. В её лае послышались торжественные ноты - в моем лице она предположила союзника. Второе дыхание толкало собаку за растерянной жертвой, позволившей сократить расстояние преследования до двух десятков шагов. Красивая овчарка почувствовала себя примадонной в фокусе взглядов вышестоящего руководства. Резко выбрасывая вперёд свое мускулистое туловище, она спешила оправдать оказанное ей высокое доверие - отдавала собачий долг, и вот уже гнала лисицу назад под ружьё на охотников. Со стороны посёлка навстречу погоне спешили Семён и Петрович - человек, угощавший меня борщом. Впереди у плутовки был вчерашний гараж, до основания разобранный злоумышленниками. И вдруг, она споткнулась и захромала - что-то произошло. Это позволило собаке в два прыжка вплотную приблизиться к жертве. У меня пересохло во рту - охота заканчивалась. Семён опустил, вскинутое, было, в небо ружье, и я угадал на его лице улыбку. Но неожиданно раздался треск: свирепая овчарка исчезла под землёй, и её горький скулёж обескуражил охотников. Лисица ожила, в мгновение ока взмахнула по уцелевшей штрабе на крыши гаражей и ушла, недосягаемая для дроби. Виною трагедии оказался погреб, закрытый куском рубероида. Более лёгкая лисица прошла по нему успешно, а тяжёлая собака попала в ловушку, упала вниз и поломала себе передние лапы. Горе-охотники ругались, спасая покалеченное животное.

Девочка, как и вчера, стояла внизу у кладбища и прислушивалась… Беспокойная и взволнованная… Она искала у меня в глазах правду, пусть горькую, но я обнадёжил её.
- Жива!.. Твоя лисичка жива и здорова!.. Это собака плачет.

6

Заплакала и девочка. Тихо и горько. Но только на следующее утро. Дядя Сёма у себя на подворье жёг её рисунки. Вместе со старыми щепками и опилками. Она случайно узнала об этом, и ей стало жалко своего поруганного творчества. Мама летом консервировала банки с помидорами, а дочка мешала ей, рисовала этикетки и наклеивала их на «товар». Так она играла в магазин. Одна баночка тогда лопнула, и проказницу отшлёпали. Но всё же на пяти банках с томатами красовались огромные сеньоры-помидоры и маленькие помидорчики.
Дядя Сёма кочегарил - тормошил бумаги. Один из обгоревших рисунков был выброшен через забор ветром и упал на песочницу, где Тая лепила из мокрого осеннего теста печенье. Накладывала кашу-малашу в пластмассовую формовочку, и вот они - фигурные лепешки - готовый товар для её кукол. Вдруг, прилетевший с соседнего двора листок. Девочка подошла к штакетнику и увидала костёр, где догорали ещё два её рисунка.
- Ты чего ревёшь? - спросила её мама, и по простоте душевной Тая призналась, что самые лучшие её рисунки сгорели.
- Я так старалась, - всхлипывала она.
- Но откуда они у Семёна? - задумалась мама.
Вечером она рассказала мужу про детские слёзы.
- Мы же все банки в погреб снесли, Назим?..

На следующий день, в субботу, рано утром, ни свет, ни заря, обеспокоенный Назим поспешил в гараж и обнаружил, что его разобрали до последнего камня. В погребе было пусто. Предчувствие не обмануло хозяина. Сосед его Семён был причастен к разорению имущества. Но как уличить злодея, и кто повинен в содеянном, у кого украденные строительные материалы и банки с продуктами?
- Задушу гада!
Однако гнев ему удалось подавить.
- Зайду, поговорю, посмотрю и узнаю.
С этими тревожными думами Назим поднялся в избу Семёна.
- Как охота, сосед?
- Ушла зараза! Утащила Рябу, тварь! Ну да бог с нею, Назим, ты заходи и присаживайся… Сегодня воруют все. И лисы, и люди. Не украдёшь - не проживёшь.
Словоохотливый Семён как на духу выкладывал подробности недюжинной охоты.
- А кто не ворует сегодня, тот ломает лапы как эта собака… Жалко её сердечную… Дура она остроухая, выслужиться хотела... Как и все мы грешные: кто на мента, кто на бандита горбатим в надежде на пирожок с дорогого стола.
- Горбатим, говоришь, сосед?
- Горбатим, Назим… Там на отвале гаражи рушат. Представляешь себе, люди трудятся, ломают стены. Рискуют быть пойманными, а Сашка-опер их ловит. Две плиты уже дармовые у себя на участке выгрузил, паразит!.. Ни рубля еще не вложил в производство… Своей властью, запугиванием богатеет. Я вот уже третий год по кирпичику, да по песочеку гребу - не нагребусь. Тают денюшки, словно снег.
- А собаку жалко, Семён?
- Жалко, Назим. Пристрелит её легавый. Я думал - пугать он меня будет, ан нет, пронесло. Пообещал я ему свинины подкинуть чуток, чтобы он подавился!

- Сам обещал?
- А как же?..
- Стало быть, и взятки даёшь?
- Иначе как? Не подмажешь и не поедешь.
- Что это за банки у тебя на подоконнике, я вижу, стоят? Рисунки какие-то странные…
Семён опешил. Но его супруга Светлана не растерялась и поддержала беседу.
- Это я рисовала, - улыбнулась она Назиму. - Вместе с сыном.
Мальчишки не было дома.
- Задание им в школе дали, - пояснила Светлана. - Пятёрку принёс.
- А чтобы не пропадать его мазне, - догадался Семён, - я эти картинки на банки наклеил.
- В школе, говоришь? - переспросил его Назим, и, сделав паузу, добавил: - Ты вот что, Семён… Бери-ка эти маринады с собой и ко мне. Выпьем с тобою вместе, про жизнь потолкуем. Ссуду мне дали на строительство дома - надо отметить… И ты, Светлана Анатольевна, тоже будь добра, поприсутствуй... Доченьку я порадую. Очень уже она любит у меня такие рисунки…

7

Стол к приходу гостей был уже накрыт. Две большие бутылки водки красовались на белой скатерти на самом видном месте.
- «Распутин», - сердито произнёс хозяин, разглядывая только что купленный в магазине товар.
- Что случилось, Назим? - перепуганная его жена Ольга почувствовала в голосе у мужа скрытую угрозу. - Ты ждёшь гостей?
- Да, будут, - отрезал хозяин.
- Ты опять за старое, Назим, за пьянки?
- Молчи, жена!.. И слушай! Разговор у меня есть к соседу нашему, к Сёме. Очень нехороший разговор. Ты уже постарайся угодить ему, гаду. А дочу нашу на улицу выпроводи и вовремя. Рано ещё ей видеть зло, творимое отцами.
Сказано было серьёзно. Оробевшая женщина перестала перечить мужу и согласилась: - Хорошо, - и загремела на кухне посудой.

В дверь постучали.
- Можно? - спросила Светлана Анатольевна.
- Можно!
Очаровательная соседка, улыбаясь, протягивала Назиму злополучную банку с томатами. Муж её в новой рубашке был тоже неотразим.
- Заходите, гости дорогие, милости просим, пра-са-дам! Баночку вашу вот сюда на стол, на самое видное место поставьте, чтобы Таенька моя видела…
- Как? Играет? - переспросил он жену. - Вот напасть. Нет девчонки… Ну, будем здоровы!..
Водка согрела душу и наполнила силой его утомлённое тело.
- Я больше не буду, - объяснил Назим гостям. - Мне хватит… А ты, Семен, пей, не стесняйся, и ты, Светлана Анатольевна, не отставай от мужа.
- Много же тебе денег отвалили, Назим?
- Хватает.
- Поручителей собирал? Или как?
- Было дело, едва нашёл.
- Что же ты к нам не пришёл, Назим?
Тут Семён промахнулся, наливая жене очередную, уже третью по счёту, порцию зелья. Бутылка у него в руке подпрыгнула и, пролитая на скатерть, водка покатилась на пол тоненьким ручейком.
- Мы же знаем тебя как честного человека, - язык у него заплетался. Семён поставил бутылку на место, зажмурился и залпом опрокинул в себя стакан водки. Потом он потянулся рукою к салатнице, но помидор выскользнул у него из пальцев и шлёпнулся прямо на брюки. И покатился на пол, оставляя на ткани блестящие пятна рассола. Растяпа икнул. Пошатываясь, он исчез под столом, отыскал там вожделенный томат и съел его, не вставая с колен под весёлый хохот супруги. Светлана Анатольевна ударила мужа кулаком по спине и игриво заметила:
- Чтобы ты не икал.
- Оставь, зараза! - огрызнулся Семён. Он поднялся с пола на ноги и сел на своё место.
- Пора! - решил Назим. - Тая, доченька, где ты?
Девочка осторожно выглядывала из детской комнаты.
- Я тут.
- Ты иди сюда, моя мышка. Посмотри-ка, что дядя Сёма принёс.
- Это мои рисунки, - обрадовалась Тая.
Икота у Семёна прошла.
- Ты же говорила мне, что он сжёг все твои художества?.. Это неправда… Что скажешь, Семён?
Соседи молчали.
- А что ты ему скажешь, доча?
- Простите меня, дядя Сёма. Я плохо о вас подумала.
- Ты же хорошая девочка, Тая! Ты - умница! Я же не ругаю тебя, - волновался Семён.
- Шла бы ты, доча, на улицу… Вместе с мамой…
На окошке проснулась и забилась в истерике последняя поздняя муха.
- Где мой гараж, Семён?
- Я не знаю, Назим, я, ей богу, не знаю! Одна плита от него у мента на подворье лежит.
- А где шлакоблоки? Кто их украл?
- Я банки взял… Во время охоты бес меня попутал.
- Банки крал, говоришь, а гараж не крал?
- Бля буду, не крал
- Будешь ты ею…
Женщины слушали перебранку мужчин, затаив дыхание, поражённые таким неожиданным поворотом беседы.
- И авторское право не крал?
- Какое такое право?
- Разве не говорил ты мне, что вот этот самый рисунок тобою нарисован?.. Агнец божий!..
- Это моя жена тебе говорила.
- Жена, говоришь, во всём виновата?
- Я, Назим, я виновата, - Светлана затараторила скороговоркой, оправдываясь перед ними, - поспешила я, Назим, не подумала.
- А если бы подумала, то и провела бы меня - чурку. Становись-ка раком, скотина!
- Это ещё зачем, Назим?
- Я иметь тебя буду!..

Он передразнил её в унисон по-бабьи тонко и добавил своим, пугающим басом:

- По-зверски буду иметь, сука, - самым нетрадиционным образом!
Супруга Назима Ольга переменилась в лице и закричала на мужа:
- Ты чего задумал, Назим, остановись!
- Вон отсюда, жена! Не любить я её буду, а творить правосудие!
- Это же срам, Назим!
- Убирайся отсюда, я кому повторяю! В школе у себя детей воспитывать будешь! А ты, зараза, давай-ка сюда ко мне свою потную задницу.
Ольга хлопнула дверью. Всхлипывая в прихожей, она одевала девочку.
- Пойдём, Таенька, отсюда, пойдём, моя милая… Папа сбесился, много водки выпил. Пойдём к бабушке Моте и спрячемся от него, от дурака пьяного.
- Папа сбесился? - повторила перепуганная малышка. - А что он делает?
- С ума он сошёл, доченька, нет у нас больше папы!
Скандал в избе достиг апогея. Назим на глазах у осоловевшего супруга изнасиловал его жену.
- Ты пей, сосед, не стесняйся. Наливай себе и пей.
Руки у того дрожали. Водка стояла в горле комом и не шла далее. Семён задыхался, откашливая на скатерть её излишки.
- Ты это того, Назим! - погрозил он хозяину из-за стола бутылкой.
- Чего того, Семён?
- Поаккуратнее, женщина всё же - жена моя!.. За что же ты меня так мучаешь?..
Муж в бессилии упал со стула и зарыдал.
- Ты мои помидоры взял? - в экстазе заорал на него Назим.
- Так не пропадать же добру? - Семён уже поднялся с пола на ноги и двинулся выручать супругу.
- А я твою жену взял, - ухмыльнулся ему в лицо хозяин, застегивая штаны. - Одевайся, Светка!.. Посидишь со мною, выпьешь… Значит, ты у нас художница?

Женщина стыдливо собирала по горнице разбросанное бельё. Я не знаю, была ли она пьяна или испугана, кричала она или плакала? Дралась ли, ругаясь? Звала ли она на помощь мужа или проклинала его? Я услышал эту историю из третьих уст и пересказываю только то, что слышал.

- А ты, Семён, готовь вазелин, - распорядился хозяин. - Я передохну немного и тебя судить буду.
- Я тебе что, пидораз-с? - заорал Семён.
- А кто же ты? - рявкнул «присяжный».
- Я - мужик! Я честь имею!
- Ишь ты, какой честный выискался! Откуда же у тебя у вора честь, скажи мне на милость? Бери вазелин и мажь свою задницу, собака!
- А вот это ты видел?
Целомудренный муж, покачиваясь на ногах, протягивал под нос Назиму кукиш.
- Убью! - заревел хозяин. Он схватил его за грудки и принялся колотить о стену. Кожа на затылке у Семёна лопнула. Кровь заливала рубашку сзади, алое пятно росло, испаряясь на морозе, когда «подсудимый» вырвался из рук у палача и бросился вон из его избы. Хозяин догнал своего гостя на улице, оттянул ему до отказа брюки назад и порвал их ножом.
- Светка, сука, неси вазелин! Мужа твоего пидорасить буду!

Акт мужеложства не состоялся. Главный «опер» города в эту субботу находился рядом - на даче. Он пытался растопить выложенную мною печь. Услышав душераздирающие крики соседей, подполковник милиции поспешил на шум и остановил драку. Дознание было проведено на месте, протоколы составлены. Назима арестовали и отправили в тюрьму, как социально опасного... Вскоре он был осужден по статье сто пятой часть первая, с применением третьей части тридцатой статьи УК РФ. Все слышали, что он хотел убить Семёна, и видели в руках у него нож.

8

Тая ночевала у бабушки. Она проснулась рано утром и растерялась. Вокруг была чужая обстановка, чужие тапочки стояли возле стульчика, на котором лежала её одежда. Из соседней комнаты доносились чужие незнакомые голоса. Девочка вспомнила вчерашний вечер и испугалась: папу увезли в наручниках, пьяного… Он попытался её обнять на прощание, но высокий милиционер грубо оторвал его от девочки и затолкал в зарешёченную машину.
- Следователю будешь рассказывать, кто у тебя гараж украл…
- Значит, опять милиционеры вернулись и пытают маму, - подумала девочка.
Она быстренько оделась и пошлепала в горницу к маме на выручку. Неизвестные люди сидели за столом и пили водку. Один из них пожилой седой мужчина был почти старик. Сложенные кистями вместе, его тяжёлые руки подрагивали, глаза исподлобья сверлили скатерть. Девочке показалось, что он что-то искал на столе. Она оробела. Увидев испуганную Таю, тот улыбнулся ей, и снова загадочная скорбь омрачила лицо.
- Это хорошие люди, - подумала Тая. - Они в носках - разутые, значит добрые. Не как вчерашние милиционеры, жалеют бабушкин труд…
- Я, Матрена, с твоим сыном, четыре года вместе работал. Хороший был металлург, царство ему небесное…
Она сидела напротив его и вздыхала.
- Вот… Как могли, мы склеили фотографию, ретушировали… - продолжал седой.
Бабушка мирно плакала. Её гости виновато улыбались.
- Мы поставили новую мемориальную доску на кладбище. Возложили венок и покрасили оградку. Весною мы посадим липку, может быть и приживётся она в степи?..
- Андрюша очень любил липку, - согласилась Матрена, - парился в бане только липовым веником, до сих пор ещё один невостребованный…
- И мужа твоего я знал.
Тая успокоилась. Она села около бабушки на скамейку и похвасталась:
- А я!.. лисичку-сестричку видела!
Тае хотелось, чтобы её заметили. Но мама одёрнула дочку.
- У бабушки Моти поминки сегодня, а ты со своими байками лезешь!..
Девочка сконфузилась и сникла.
- Ты, Ольга Сергеевна, не вини дочку. Ничего обидного она не сказала. А лисички водятся в наших краях - это правда… Это ничего, Матрёна, что мы вот так - неожиданно, с ружьями, ввалились к тебе?.. Мы сыну твоему салют отдали на кладбище… Как положено, честь по чести.
- Что вы, детоньки, разве же можно себя винить по этому поводу?
- И ещё... Ты, тетя Матрёна, не серчай, я знаю - откажешься, а деньги возьми! Мы с ребятами подумали немного и решили тебе помочь материально.
- Нет, нет, нет! - замахала она руками. - У вас у самих дети голодные, зарплату уже полгода не выдают. И не предлагайте...
- Есть у нас деньги, мать, ты не отказывайся, не обижай коллектив.
- Откуда они у вас?.. Вы дурачите старуху!
- Мы акции продали, - сказал металлург, прощаясь. И, обуваясь, добавил: - Мы больше не собственники…