Сбор оливок в оккупированной Палестине (обычно добровольными помощниками из Израиля и из-за границы) описан неоднократно, потому, что каждый год в октябре-ноябре в Палестине собирают урожай оливок, и уже не первый год на уборку урожая приезжают добровольные помощники, многие из которых описывают свои впечатления. Наш друг Израиль Шамир описал такой сбор с присущим ему поэтическим чувством. Я не надеюсь достичь таких же литературных вершин, но решила, что рассказать об этом все-таки стоит.

Прежде всего – зачем помогать собирать урожай? Неужели палестинцы сами не управятся? Разумеется, они бы управились, как делали это сотни лет, но добровольцы играют другую важную роль – они служат своего рода гарантией (хотя не стопроцентной), что еврейские поселенцы не нападут на палестинцев, не убьют их, не изобьют, и не украдут урожай. В присутствии посторонних они, теоретически, ведут себя менее нагло. Кроме того, когда поселенцы нападают на палестинцев, оккупационная армия обычно пытается решить проблему, запрещая палестинцам собирать урожай «из соображений безопасности». Особенно часто это происходило в начале 21 века во время Интифады. В конце концов израильские и международные активисты сумели добиться от израильских властей, чтобы те чаще позволяли убирать урожай.

Попасть на такую уборку не трудно – если знать нужных людей. Например, я подписана на рассылку израильской группы феминистов-пацифистов Профиль Хадаш, и регулярно получаю не только их материалы – в основном новости об израильских подростках, отказавшихся служить в израильской армии и попадающих за это в тюрьму – но и сообщения из самых разных источников – израильских, палестинских и заграничных. Очень удобно. И как раз моя знакомая – левая сионистка сказала, что неплохо бы мне съездить туда (она ездит давно и регулярно). И у меня был свободный день. И в рассылке был призыв от организаторов таких поездок. Это еще одна израильская группа под названием «Раввины за права человека». Они эти поездки организуют давно, и в этот раз написали, что остро не хватает израильских добровольцев (иностранцы есть). Так что я позвонила по указанному телефону Арику Ашерману, одному из этих раввинов и сообщила, от кого я получила его номер. Он мне объяснил, где сборный пункт и спросил, когда я смогу поехать. Я назвала дату и он сказал, что мне позвонят накануне вечером. Так все и произошло. Я спросила, что взять с собой (воду, еду и защиту от солнца), как одеваться (я раньше в подобных сообщениях встречала упоминания, что одеваться надо скромно – едем все-таки к крестьянам, а они в этом отношении консервативны в любой стране, а израильская молодежь, например, часто одевается так, что не знаешь, что и сказать).

Сбор был в 7.15 утра, и я опоздала. Хотя это было по израильским меркам недалеко – соседний городок – мне надо было ехать на двух автобусах, а потом я застряла на остановке, ожидая третьего. Я слегка запаниковала, боялась, что уедут без меня, снова позвонила Арику (так его все называют, даром что раввин), и мне сказали, что можно и немного попозже. В общем, я добралась, и даже после этого пришлось немного подождать.

Подойдя к микроавтобусу, я увидела кучку людей разного возраста. Я приветствовала их на иврите, но выяснилось, что многие меня не понимают. Пришлось перейти на английский – его знали все. Иностранные добровольцы оказались из Англии. В автобусе я сидела рядом с одним симпатичным парнем из Ливерпуля, и, поскольку ехали мы довольно долго – больше часа, я думаю – я не теряла даром времени и пыталась его разагитировать в антисионизм. Он, как я поняла, был таким абстрактным гуманистом и надеялся на то, что люди доброй воли с обеих сторон могут договориться по-хорошему. Мне пришлось рассказать ему о теории сетлеризма (не зря я перевожу Сакаи) и он заинтересовался. Когда зашла речь о США, он пытался заступиться за ирландских сетлеров, сказал, что они бежали от ужасных условий и вообще не хотели никому зла. На это я ответила, что дело не в том, кто чего хочет, а в том, что из всего этого выходит – и рассказала о письме ирландских революционеров американским ирландцам, упомянутому Сакаи. Не знаю, останется ли у него что-то от нашего разговора, а от себя могу добавить, что анализ сетлеризма у Сакаи как нельзя больше подходит к сионизму – тут все один к одному.

Когда мы доехали до местности, которое на иврите называет Шомрон (по-русски – Самария) и находится на оккупированном Западном берегу, мы остановились недалеко, как мне потом сказали, от города Шхем, и вскоре появился сам Арик. Я немного удивилась, потому, что он был не очень похож на раввина и даже на религиозного еврея, хотя и носил бороду – я даже не увидела у него на голове кипы (ермолки). Зато у него был большой значок его группы. На иврите он говорил с американским акцентом. Он сказал, что нужны четверо израильтян помогать одной семье собирать урожай поблизости. Так что я вышла, а со мной еще две женшины и мужчина. Мы еще немного подождали, стоя большого здания, где находился давильный пресс. Там сильно пахло оливковым маслом. Мы пока познакомились. Мужчину звали Юваль и он студент (по специальности переводчик), женщину постарше звали Яэль и она работает в министерстве просвещения (что-то насчет повышения квалификации учителей), а молодую девушку (недавно после службы в армии, официантку) – Сиван.

Арик пригласил нас всех в машину и мы поехали впятером. По дороге он дал нам список телефонов, звонить в случае необходимости – часть телефонов – палестинцев, а часть – израильской армии и полиции. Тут я немного ударюсь в плагиат: вы, вероятно, слышали о мыльных пузырях, а также о штуке, именуемой международным правом. Так вот, согласно этому праву, оккупационные войска обязаны защищать жизнь, благополучие и имущество оккупированных. Вопрос, от кого должна защищать оккупационная израильская армия оккупированных палестинцев? От еврейских поселенцев, которые, согласно тому же мыльному праву не имеют права селиться на оккупированной территории. Логика изумительная, не правда ли? Но, как ни странно, иногда оккупационная израильская армия, если ей хорошенько надоесть, делает вид, что не дает поселенцам грабить и убивать палестинцев. (Надоедать, разумеется, лучше всего израильтянам или иностранцам, желательно из сетлерских стран, и желательно, белым, а не, скажем, палестинцам, живущим в США).

Арик также объяснил нам наши обязанности. Мы можем помогать убирать оливки, но главная наша задача – следить, чтобы поселенцы не помешали сбору урожая. Если они появятся – звонить в полицию. Если ничего другого не остается, мы должны стать между палестинцами и поселенцами, что, вообще-то говоря, небезопасно – поселенцы не стесняются нападать даже на израильских солдат или полицейских, уверенные в полной безнаказанности, а уж тем более на таких, как мы. Между прочим, мы также обсудили вчетвером, что надежнее – израильтяне или иностранцы, и пришли к выводу, что против поселенцев лучше израильтяне – все-таки евреи, хоть и «предатели», а вот против армии и полиции лучше иностранцы (разумеется, израильская армия неоднократно убивала иностранцев и тоже совершенно безнаказанно, но все-таки часто что-то удается и сделать). Арик также напомнил, что мы должны придерживаться ненасильственных методов, что означает не только не драться с поселенцами, но даже не ругаться на них. И предупредил, чтобы не отходили далеко поодиночке. Мы приехали в деревню под названием Фарата (на одной стене я увидела надпись большими зелеными буквами – кажется, это было «Хамас»), а потом еще немного по ужасной дороге (если это можно так назвать). Для поселенцев Израиль строит на оккупированных территориях прекрасные дороги, которыми запрещено пользоваться палестинцам (гости из ЮАР обычно замечают, что во время апартеида в ЮАР все-таки до такого не доходило). Потом и эта дорога была перекрыта кучей земли (так называемый блокпост, созданный для того, чтобы еще больше осложнять жизнь палестинцам, которые не могут из деревни на машине добраться до своих оливковых рощ). Так что мы пошли пешком.

С утра шел дождик, но потом распогодилось, хотя все-таки было не жарко. Мы находись на холме (там все в холмах) и нас обдувало ветром. В довольно большой роще (десятки олив, не очень старых, это я смогла определить) нас встретили 5 подростков и один мальчик помоложе, лет десяти. Я поздоровалась с ним за руку и назвала себя, он ответил – его звали Асад. Только один из палестинцев говорил на иврите, так что, к сожалению, общение в основном ограничивалось жестами, и, с нашей стороны, словами вроде «Шукран» (спасибо) – никто из нас не говорил по-арабски (Арик говорит). Но дело пошло недурно. Наука эта нехитрая. Под оливами (они совсем невысокие) расстилают пластиковый брезент, а потом кто-то бьет по веткам, стряхивая оливки сверху, а остальное обрывают руками. Сиван очень ловко управлялась с палкой из тяжелого дерева – она это делала явно не впервые. А я по большей части бродила вокруг и подбирала то, что упало на землю. Мне для этого выделили пластиковое ведерко, очень пожилое. Я подумала, что так здесь собирали оливки и тысячу лет назад, и две тысячи. Только брезент и ведерки были не пластиковые. Собранные оливки засыпали в мешки и грузили на ослика – очень милого, серого сверху и белого снизу, и смирного. Он терпеливо стоял и ждал под деревом, щипля совершенно высохшую траву.

Я обратила внимание, какая там сухая земля и как мало на ней растительности. Очевидно, она хорошо подходит только для олив. Когда сионисты колонизировали Палестину, они начали заниматься поливным земледелием там, где палестинцы этого не делали. Разработали какие-то там технологии и принялись хвастаться, что «заставили пустыню цвести». А в результате истощили запасы воды и засолили почву, не говоря о прочем.

Вообще, мне там понравилось. Немного было похоже на студенческие поездки на картошку, только народа меньше. Вид с холма открывался очень красивый, если не считать поселений, торчавших, как бельма (их можно сразу отличить – их строят на холмах и они состоят из домов в швейцарском стиле, с черепичными крышами, рассчитанными на совершенно другой климат). Работа была не тяжелая, и можно было разговаривать. Я узнала, например, что, Юваль не служил в армии и, как видно, этим гордится, и сразу почуствовала к ниму симпатию. Мы нашли общий язык, например, когда говорили о событиях в городе Акко (Акре), где евреи напали на палестинца потому, что тот ехал на машине в Йом Кипур (когда ездят также и евреи, если они не религиозные), а потом устроили настоящий погром. Яэль была недовольна, что Сирия и Иран осудили эти безобразия – дескать, какое их дело, и они разжигают ненависть. Я хотела ответить, что почему бы и не их дело, особенно учитывая, что того же самого водителя-палестинца, которого чуть не линчевали, потом еще и арестовала полиция, но тут Юваль заметил, что американцы, например, тоже вмешиваются, только с другой стороны. И тут мы вдвоем начали просвещать Яэль и Сиван насчет так называемого христианского сионизма – совершенного бредовой фанатичной идеологии, по сравнению с которой даже талибы – чудо прогресса.

Все шло тихо-мирно, поселенцы не появлялись, и вдруг Юваль спросил меня, заметила ли я солдат. Оказывается, те появились тихой сапой втроем и уселись на склоне холма пониже, разглядывая нас и палестинцев. Мне сразу стало противно, и я поспешила отвернуться, чтобы не нарушить ненароком инструкции Арика. А потом вдруг, как из-под земли, появилась еще и полиция – четверо здоровых лбов. Тут выяснилось, что мы нарушили запрет оккупантов – вообще, они обычно объявляют, что в такое-то место израильтянам нельзя (поселенцы, конечно, на это плюют). К счастью, часть рощи все-таки была «разрешена» (тоже логика, не правда ли?), и мы отошли туда и стали собирать вчетвером. Юваль беспокоился, чтобы полиция не помещала палестинцам, но вроде на этот раз обошлось. Юваль кипятился, я тоже. Мне было ужасно стыдно, что я ничего не могу делать. Сиван сказала, что опять почувствовала себя, как в армии (то есть, несвободной). Яэль пыталась нас успокоить, и сказала, что солдаты же есть – они охранят палестинцев. Я думала об этом иначе, но решила, что спорить об этом не стоит, правда, когда она сказала, что полиция тоже права – есть же закон, мы с Ювалем опять дружно вспомнили о разных законах – в Германии в 30-е, в США до 1965 года, в ЮАР и т.д.

Скоро нам позвонили (было уже около трех дня, а в это время рано темнеет), мы попрощались и пошли к деревне. Арик оставил нам видеокамеру, и Сиван сняла результаты деятельности поселенцев в роще – они пытались ее поджечь. По дороге мы еще немного поговорили. Яэль и Сиван напомнили мне мою знакомую – они милые люди, тратят свое время и деньги, отчасти даже рискуют, помогая палестинцам, но при этом остаются сионистками (говоря о политике, они даже не понимали, что сионизм – это тоже политика, настолько это было для них естественно). Юваль, судя по всему, типичный левый активист, он обсуждал по телефону какое-то намечающееся мероприятие. Его взгляды оказались гораздо ближе к моим. Кстати, по дороге обратно он читал «Анти-Дюринг» на иврите.

Мы вернулись через деревню, немного заблудились, и немолодой палестинец на иврите указал нам дорогу. Он спросил нас, собирали ли мы оливки, и сказал нам спасибо. Мне было от этого спасибо очень неловко. Обратно добрались без происшествий, и у остальных добровольцев все, кажется, прошло благополучно. На следующий день по рассылке Профиль Хадаш я получила описание того, как очередной раз поселенцы напали на сборщиков оливок. Все как обычно.