Продолжение, предыдущая часть здесь.

5.Колониализм, империализм и рабочая аристократия.

1.«Буржуазный пролетариат»

С одной стороны, тенденция буржуазии и оппортунистов превратить горстку богатейших, привилегированных наций в «вечных» паразитов на теле остального человечества, «почить на лаврах» эксплуатации негров, индийцев и пр., держа их в подчинении при помощи снабженного великолепной истребительной техникой новейшего милитаризма. С другой стороны, тенденция масс, угнетаемых сильнее прежнего и несущих все муки империалистских войн, скинуть с себя это иго, ниспровергнуть буржуазию. В борьбе между этими двумя тенденциями неизбежно будет развертываться теперь история рабочего движения.
(Ленин. Империализм и раскол социализма. Октябрь 1916, т. 23.)

Коммунистам всегда приходилось бороться не только против буржуазии, но и против весьма существенной оппозиции некоторых слоев и даже масс рабочих, развращенных капитализмом и превратившихся в реакционную силу. Так что враждебность, с которой столкнулось революционное движение в данном случае, не ново и не удивительно для коммунистической теории. В Англии, Южной Африке и т.д. коммунистическое движение было вынуждено осознать суть этого врага. Маркс, Энгельс и Ленин подчеркивали, насколько важен этот вопрос. Это – неотъемлемая часть всемирной борьбы против империализма.

Прежде всего, наша критика исторически отрицательной роли сетлерских масс не более резка, чем заявления Фридриха Энгельса век назад об английской рабочем классе. Коммунисты никогда не верили в то, что рабочий класс – некая «святыня», объект религиозного поклонения, который не подлежит научному исследованию. Ленин, со своей стороны, несколько раз специально напоминал европейским товарищам, что самый первый «пролетариат» - древнеримский – не работал и жил на прибавочную стоимость, сознанную трудом рабов. Низший слой свободных римских граждан имел только одну обязанность – рожать новых солдат для римских легионов (вот почему они назывались по латыни «пролетарии») – живя на государственные подачки (1) Политическая сознательность и объективная классовая роль масс в каждом данном случае не может оцениваться путем исторических обобщений, ее необходимо раскрыть социальным исследованием и научным анализом.

Как явление, подкуп и развращение различными капиталистическими правящими классами некоторых слоев наемных работников начинается вместе с европейской колониальной системой. Английские рабочие 1830-40-х гг. становились все более классово сознательными. Ранний домарксов социализм (оуэнизм) вызвал широкий интерес, и массовое движение чартистов организовало миллионы рабочих, требующих демократических прав. Обеспокоенные этим – и напуганные вооруженными демократическими восстаниями 1848 года во Франции и Германии – английские капиталисты неохотно согласились с тем, что колоссальные прибыли их колониальной империи позволяют им немного облегчить бремя эксплуатации у себя дома.

Эти крохи, брошенные английским рабочим, привели к росту идеологического застоя, консерватизма и шовинизма. Энгельс был полон возмущения и отвращения, особенно при виде английских рабочих, по рабски твердящих вслед за своей буржуазией о своих «правах» эксплуатировать колонии. «Здесь нет рабочей партии... а рабочие преспокойно пользуются вместе с ними колониальной монополией Англии и ее монополией на всемирном рынке».

В 1858 году Энгельс саркастически описывал прирученных английских рабочих в самых резких выражениях: «Английский пролетариат фактически все более и более обуржуазивается, так что эта самая буржуазная из всех наций хочет, по-видимому, довести дело, в конце концов, до того, чтобы иметь буржуазную аристократию и буржуазный пролетариат рядом с буржуазией. Разумеется, со стороны такой нации, которая эксплуатирует весь мир, это до известной степени правомерно».(2) Великобритания стала императорским Римом, или современной американской империей – страной, которая «пользуется» плодами эксплуатации колоний во всем мире. Энгельс, будучи коммунистом, не пытался кое-как замазать растление английских рабочих, а разоблачал их. Он признал их быть ответственными перед всемирным пролетариатом за политический выбор, который те сделали.

И дело не в том, что английские рабочие вдруг стали носить золотые украшения и «фирменные джинсы». Это была историческая перемена: она подняла английский рабочий классы выше уровня простого выживания. Как мы обсуждали раньше, на ранних стадиях капиталистического развития, буржуазия эксплуатировала английских рабочих до такой степени, что те не доживали до старости. Рабочие, особенно женщины и дети, работали, выбиваясь из сил и голодали, так как их легко было заменить на новых в случае необходимости.

Перемена не означала, что английские рабочие в целом не подвергались эксплуатации – только, что их эксплуатация была облегчена золотым потоком колониальной прибыли. В 1840 году зарплата «обычного рабочего» в Англии была 8 шиллингов в неделю, хотя для того, чтобы жить очень скромно, но без крайней нужды требовалось 14 шиллингов. В 1875 году как обычная зарплата, так и стоимость жизни достигла 15 шиллингов в неделю – событие, которое историк Арнольд Тойнби отметил как первый случай в истории английского капитализма, когда неквалифицированные рабочие получали достаточно, чтобы выжить. В то же время реформистские законы, поддержанные крупными фабрикантами, наложили ограничение на использование детского труда. Продолжительность рабочего дня сократилась. Как на верфях Джаррона, так и на химических заводах Ньюкасла рабочие смогли сократить рабочую неделю с 61 до 54 часов. (3)

В 1892 году Энгельс объяснил, что причина долговременного консерватизма английских рабочих - всеохватывающий подкуп: «Правда такова: во время промышленной монополии Англии английский рабочий класс до определенной степени пользовалось выгодами этой монополии. Эти выгоды распределялись неравномерно; привилегированное меньшинство присваивало львиную долю, но даже широкие массы получали, как минимум кратковременные улучше­ния. И в этом причина того, что со времен, когда сошел на нет оуэнизм, в Англии нет социалистического движения» (4).

Энгельс разделил рабочих на две группы – «привилегированное меньшинство» рабочей аристократии и «широкие массы» обычных работников. Хотя рабочая аристократия также работает за зарплату и вырастает из рабочего класса, ее больше не эксплуатируют. Скорее, буржуазия делится с этим привилегированным слоем частью прибавочной стоимости от колониальной эксплуатации. Типичный рабочий аристократ – профсоюзный чиновник, некоторые из «белых воротничков», мастера, хорошо оплачиваемые члены ремесленных профсоюзов, ограничивающих членство и т.д. Они часто надзирают за чужой работой или зависят от нее, в то время как сами трудятся очень мало.

Этот слой также включает группы рабочих, которых нанимает непосредственно государство, которые заняты в колониальной системе, в военной промышленности и т.д., и которые поэтому особенно преданы буржуазии. Рабочая аристократия живет в достатке и обычно водится с мелкой буржуазией.

«Широкие массы» рабочих по Энгельсу, с другой стороны, несомненно эксплуатировали. Они жили в нужде. Однако в их жизни прослеживается неравномерное, но повышение зарплаты и улучшение условий труда – повышение, зависящее от роста прибыли от заморской империи. Под руководством рабочей аристократии – на кого смотрели как на наиболее «преуспевающий», лучше организованный и наиболее охваченный профсоюзами слой рабочего класса – эти рядовые рабочие все больше отождествляли свое собственное благополучие с ростом «их» британской империи.

В конце 1890 года Энгельс полагал, что это – временное явление – и более или менее ограниченное только Англией. Он думал, что с ростом соперничающих промышленных империй и обострением европейской капиталистической конкуренции, суперприбыли, из которых подкупались рабочие, должны уменьшиться. Однако произошло прямо противоположное. С развитием империализма и колоссальным ростом большинства новых колониальных империй, это явление социального подкупа распространилось из Англии на Францию, Германию, Бельгию и т.д. От падения Парижской Коммуны в 1871 году до начала Первой Мировой войны (в 1913) реальный доход на душу населения как в Англии, так и в Германии удвоился. (5)

В 1907 году Ленин писал: «Класс неимущих, но не трудящихся, не способен ниспровергнуть эксплуататоров. Только содержащий все общество класс пролетариев в силах произвести социальную революцию. И вот, широкая колониальная политика привела к тому, что европейский пролетарий отчасти попадает в такое положение, что не его трудом содержится все общество, а трудом почти порабощенных колониальных туземцев. Английская буржуазия, напр., извлекает больше доходов с десятков и сотен миллионов населения Индии и других ее колоний, чем с английских рабочих. При таких условиях создается в известных странах материальная, экономическая основа заражения пролетариата той или другой страны колониальным шовинизмом.»
(Ленин. Международный социалистический конгресс в Штутгарте, т. 16, 1907)

Империализм позволил европейским рабочим – некогда более эксплуатируемым и более революционным, чем их американские собратья – догнать тех в отношении привилегий и разложения. Ленин писал, что империализм дает буржуазии довольно «сверхприбылей», чтобы «выбросить частичку (и даже не малую!), чтобы подкупить своих рабочих, создать нечто вроде союза . . . рабочих данной нации со своими капиталистами против остальных стран. Ленин. Империализм и раскол в социализме. 1916. т. 30»

Проимпериалистическая рабочая аристократия, размер которой в 1914 году Ленин оценил приблизительно в 20% немецких рабочих – составляла руководство немецких профсоюзов, «социалистической» партии и т.д. Используя свое одобренное государством положение, они вели за собой миллионы рабочих из более пролетаризированных слоев. Эта рабочая аристократия успешно подорвала революционные движения в Западной Европе и разорвала связи между антиколониальными революциями и рабочими угнетенных наций.

Можно подытожить основные уроки этого теоретического анализа социального подкупа рабочих империалистической угнетающей страны:

1. Ленинское требование полного разрыва с «социалистами», не желающими поддерживать антиколониальные революции, на деле оказалось верным. Сомнительные доводы, что европейские рабочие «расисты» могут быть революционно перевоспитаны профсоюзной деятельностью и реформистскими экономическими движениями (те же аргументы, что и здесь в США), оказались совершенно неосновательными.

Хотя каждая масса включает рабочих с отсталыми и шовинистическими предрассудками, от которых им следует помочь избавиться, Ленин настаивал, что основная проблема не в этом. В условиях империализма «расизм» – только проявление классового «союза» с империалистами.

2. Эта рабочая аристократия из подкупленных рабочих не нейтральна, а сражается за своих капиталистических хозяев. Поэтому с ними надо бороться, так же, как с армией и полицией (которые составляют вооруженную основу империализма, в то время как рабочая аристократия – его социальная база). Ленин говорил своим товарищам: «Никакая подготовка пролетариата к свержению буржуазии невозможна, даже самая черновая, если не ведется постоянная, систематическая, широкая и открытая борьба против этого слоя...»

3. Когда было создано новое коммунистическое движение, оно было в меньшинстве и относительно слабо организовано по всей Европе за пределами России. Ленинский ответ на эту проблему был короток и ясен: поскольку подкупленные, проимпериалистические массы составляли, прежде всего, верхние, привилегированные слои рабочих, коммунисты, чтобы бороться с ними, должны «идти ниже и глубже, к настоящим массам». И снова он замечает: «...страдания, нищету и революционные настроения разоренных и обнищавших масс», он указывает на «...особенно тех, кто меньше организован и образован, кто больше угнетен и меньше поддается организации.» (Можно сказать, что у Ленина было то же представление, что у Малькольма Икс о том, где можно найти базу для революции.)

В мировом масштабе стратегия Ленина «идти ниже и глубже, к настоящим массам» означает, что коммунистическое движение становится подлинно интернационалистским, организуя массы в Азии, Африке и Латинской Америке – «настоящие массы». В конце жизни, замечая беспрецедентный откат в революционизировании Западной Европы, Ленин сказал, что в любом случае будущее мира будет решено тем фактом, что угнетенные нации составляют подавляющее большинство населения мира.

4. Анализ рабочей аристократии при империализме помогает углубить понимание нашей собственной борьбы, и развитие империи США в целом.

Когда империя США вмешалась в империалистическую «свалку» за мировое господство на рубеже 20-го века, ее евро-американские рабочие были самыми привилегированными в капиталистическом мире. В 1900 году рабочие США разделялись на три ясно различимые по национальному признаку группы (на самом деле, просто три национальные группы: евро-американцев, европейцев и угнетенных народов).

Наверху находилась рабочая аристократия евро-американских рабочих, которые преобладали в лучше оплачиваемых отраслях, требующих квалификации и в ограничивающих членство профсоюзах АФТ. Этот «привилегированный слой» «урожденных» граждан составлял приблизительно 25% промышленной рабочей силы, и проникал в ряды своих мелкобуржуазных соседей (мастеров, мелких лавочников и т.д.)

Ниже находился новый пролетарский слой. Только что импортированные иммигранты из Восточной и Южной Европы, из которых состояло 50-75% северных промышленных рабочих. Им мало платили и жестоко эксплуатировали, они составляли основу промышленного производства севера США. В основном они были неорганизованны, так как их систематически не пускали в профсоюзы квалифицированных рабочих и на лучше оплачиваемые рабочие места. Они были не гражданами, были американцами в первом поколении, и ранее не существовали как члены этого слоя. В самом низу, держа на себе все остальное, находился колониальный пролетариат: африканцы, мексиканцы, индейцы и азиаты.

Даже в отношении к тому периоду, когда индустриализация нового времени и заводской бум севера США были в полном разгаре, верно замечание о том, «сверхприбыли», отобранные у рабочих угнетенных наций (плюс отнятые у привозной рабочей силы из Азии) лежали в основе империи. Все «американское» было построено на фундаменте этого непрекращающегося угнетения.

На Юге США хлопок все еще правил бал. Африканские работники (наемные, арендаторы или издольщики), производившие весь этот хлопок, продолжали держать на себе сетлерскую экономику. С 1870 по 1910 год производство хлопка выросло втрое, в то время как внутренне потребление увеличилось на 600% - и «король-хлопок» оставался важнейшим экспортным продуктом США (25% всего экспорта). Число африканцев в сельскохозяйственном производстве повысилось, и к 1914 году приблизительно 50% всех африканских рабочих были заняты в земледелии. Африканки не только работали в поле вместе со своими детьми, но и были вынуждены продолжать убирать, готовить, стирать и нянчить детей для высшей половины евро-американского населения. Более 40% всех африканских рабочих было по-прежнему обязано выполнять работу слуг – поддерживая для южных сетлеров их привилегированную жизнь захватчиков.

На юге США росло число евро-американцев, которые получали преимущества от того, что африканцев вытеснили из промышленности и квалифицированного труда. Хотя около 80% всех квалифицированных рабочих на юге в 1868 году были африканцами, к 1900 году соотношение стало обратным. В строительстве африканцы еще держались (15% плотников и 36% каменщиков), но из рядов механиков, связанных с растущей индустрией, их исключили. Только 2% машинистов на юге были африканцы. На железных работах юга США, где когда-то африканцы преобладали – и даже в 1920 году все еще составляли 20-25 % кочегаров, кондукторов и стрелочников – атлантское соглашение 1911 между южными железными дорогами и Железнодорожным Братством (профсоюзом) АФТ призывало к постепенной замене всех африканцев сетлерами. (7)

Даже рабочие места на новых текстильных фабриках были зарезервированы для «белых бедняков», вытесненных с земли. Так что сетлеры-рабочие на Юге (хотя и эксплуатируемые) были благодарны буржуазии за каждую маленькую привилегию. Сетлерские массы юга США в духе охотников за беглыми рабами, армии конфедератов и ККК в целом оставались верным гарнизоном в оккупированной «новой Африке».

Хотя Империя пыталась использовать промышленность, чтобы создать сетлерское население оккупантов, труд африканцев был необходим как сверхэксплуатируемая основа южной промышленности. В лесопильной промышленности из африканцев состояла «нижняя» половина рабочей силы. В угольных шахтах Алабамы на рубеже веков было 54% шахтеров-африканцев. На металлургических предприятиях юга США в 1907 году африканских рабочих было все еще 40%. (8)

На мексиканском юго-западе можно было видеть те же основные признаки угнетенной нации (вместе с азиатскими рабочими). Индейцы работали там на фермах по разведению крупного рогатого скота и овец, на полях и в шахтах. Шахтеры из племени навахо, например, играли важную роль в создании местного отделения Западной Федерации Шахтеров на шахтах Теллурид (Колорадо). Азиатские рабочие играли не менее значительную роль. Хотя большая часть китайских рабочих была изгнана из США, или отступила в экономическое «гетто» прачечных, закусочных и т.д., новые массы азиатских рабочих вербовались в Японии, на Филиппинах и в Корее. Многие тысячи из них строили железные дороги, работали в сфере услуг в городах, на консервных заводах, и, чаще всего, на полях.

На гораздо менее промышленно и экономически развитом, чем север США (или даже юг), юго-западе все зависело от сельского хозяйства и горнорудной промышленности. Сезонные батраки «полевых фабрик» были не второстепенной, а важнейшей в экономическом плане частью юго-запада. В основных сельскохозяйственных районах южной Калифорнии большинство батраков на фермах были мексиканцы.

Поскольку юго-запад США был захвачен позже, чем другие регионы континентальной Империи, положение рабочих было менее развитым в духе современной промышленности. Вооруженное сопротивление мексиканцев власти сетлеров продолжалось аж до 1920-ых. Евро-американские сетлеры в целом побаивались больших масс мексиканцев, и до самого конца 1920-х основной целью многих «англо» сетлеров было продолжение террористического захвата оставшихся земель и воды, принадлежащих мексиканцам и индейским племенам. Так что сетлерская экономика юго-запада даже в эпоху империализма все еще пребывала на стадии захвата и грабежа. Поэтому мексиканские рабочие были необходимы сетлерам как батраки и слуги (так же, как африканцы на юге США).

Но на рубеже 20-го века развитие железных дорог, крупного сельскохозяйственного производства и экстенсивной горной промышленности также создавали империалистическую потребность в растущих массах дешевой рабсилы. Тысячи, а затем десятки тысяч мексиканских рабочих были привезены, чтобы обеспечить эту потребность. В 1909 году как в Санта Фе, так и на Южнотихоокеанской железной дороге к югу от Альбукерке около 98% железнодорожных рабочих были мексиканцы. Хотя мексиканцы, индейцы и эмигранты из Европы работали в шахтах, главную роль играли мексиканские рабочие. В шахтах, расположенных ближе всего к неестественной «границе» мексиканские рабочие часто составляли значительное большинство – как на крупных медных рудниках Клифтона (штат Аризона). Когда-то изгнанных с большей части запада террором сетлеров, мексиканцев привозили на их же земли как «иммигрантов» или «контрактников». Мексиканцы составляли 60% шахтеров, 80% сельхозрабочих, и 90% железнодорожных рабочих на западе США (9). Так на западе колониальная рабочая сила становилась все важнее.

Легко видеть огромную разницу в доходах и уровне жизни между рабочими –сетлерами, импортируемыми европейскими нацменьшинствами и колониальными рабочими угнетенных национальностей. Африканские семьи арендаторов обычно жили практически в рабстве, работая только за скудную еду, одежду и жилье – лачугу. Мексиканские семьи, попавшие в западню пеонажа в Техасе, зарабатывали не больше.

Один техасский скотовод свидетельствовал в 1914 году: «Я платил Панчо и всей его семье 60 центов в день...Рабочий день не был ограничен, он работал с зари до зари». Даже в 1920-ых африканские батраки на юге США получали 75 центов в день, когда у них была работа. И мексиканцы, и африканцы на рубеже веков, даже на заводах и в шахтах обычно получали половину «платы белого».

Ступенью выше находился северный промышленный пролетариат из Восточной и Южной Европы – заново созданный, жестоко эксплуатируемый, но чье положение в империалистическом обществе еще не было твердо определено. «Ханки» и «даго» обычно зарабатывали 6-10 долларов в неделю в начале 1900-х, работая по шесть и семь дней.

И на гораздо высшей ступени находился «привилегированный слой» евро-американской рабочей аристократии (квалифицированные работники, мастера, конторские работники). Они обычно получали 15-20 долларов в неделю, большая часть из них была домовладельцами и гражданами империи с правом голоса.

Этот верхний слой господствовал в профсоюзах и социалистических организациях, постоянно поддерживая империю США. Подкупленным, им помогали стать империалистическим руководством всех белых рабочих, и таким образом срывать любое проявление боевого духа в рядах рабочих. Они всегда предотвращали любое проявление интернационального единства между белыми рабочими и колониальным пролетариатом. Именно на такой основе (и прослеживая продолжающуюся роль социального подкупа) мы можем начать рассмотрение политики сетлерских масс империалистической эпохи.

Земли индейцев в США. В 1492 году 541 индейских племен – приблизительно 10 миллионов человек – жили на территории, которая теперь называется США. Правительство США утвердило 371 договор с этими племенами с 1776 по 1871 год. Вождь Красное Облако (племя Лакота) сказал: «Они дали нам много обещаний, но сдержали только одно: они обещали забрать нашу землю, и они забрали ее». Современное движение американских индейцев пытается восстановить индейское владение землей, требуя от США уважать их обязательства перед индейскими племенами.