Латинская Америка вступает в период глубокого экономического спада, финансового кризиса, коллапса фондовых рынков, девальвации национальных валют, растущей безработицы, падающих прибылей и перспективы продолжительной социально-экономической рецессии. Развивающийся на наших глазах экономический кризис оказывает влияние на весь политический спектр, начиная с крайне правого режима Урибе в Колумбии, через социал-либеральные чилийское и бразильское правительства Бачелет и Лулы да Сильвы и заканчивая «левоцентристскими» режимами Эво Моралеса в Боливии и Рафаэля Корреа в Эквадоре и даже левым правительством Уго Чавеса.

Неудивительно то, что правые режимы, провозгласившие неолиберальный курс и зависящие от соглашений свободной торговли с США, следуют за последними по пути экономического краха. Но углубляющийся кризис влияет с такой же, и даже большей силой и на так называемые «левоцентристские» режимы Бразилии, Эквадора, Аргентины, Боливии и Никарагуа.

Общий коллапс латиноамериканских экономик поднимает важные вопросы, касающиеся утверждений о независимости, реформах и пост-либеральной модели, которые были сделаны в последние годы многими лидерами государств, идеологами и прогрессивными западными публицистами, пишущими о Латинской Америке.

Коллапс того, что некоторые называли латиноамериканским «розовым поясом», а другие, самые смелые публицисты описывали как «революционные режимы» (более честные аналитики вводили понятие «пост-неолиберальной» демократии), заставляет поставить серьёзные вопросы о жизнеспособности новой динамичной «неортодоксальной» модели, неподконтрольной США.

Одновременные экономические кризисы в Латинской Америке и в США\Европе ставят под сомнение степень структурных изменений, произведенных левоцентристскими латиноамериканскими режимами. Если говорить конкретнее, то необходимо внимательно взглянуть на преемственность финансовых систем, торговых правил, производственной структуры и политики свободной торговли новых режимов и их неолиберальных предшественников. Все заявления о «новизне» и «разрыве связей с прошлым», сделанные левоцентристами, на поверку оказываются безосновательными.

Оказавшись перед лицом коллапса левоцентристской экономической модели, её идеологи колеблются между молчанием и уходом от всяких серьёзных объяснений и простым возложением всей полноты «ответственности» на «капитализм казино», исповедуемый США. Последнее обвинение ставит вопрос о внутренней политике левоцентристских режимов, открывших свои экономики, что сделало их крайне уязвимыми от спекуляций на Уолл-стрит. Вплоть до недавнего коллапса защитники «левоцентризма» почти ничего не говорили о связях с Уолл-стрит, занимаясь вместо этого бесконечным восхвалением высоких темпов экономического роста, которые они ставили в заслугу «новой неортодоксальной модели».

Уклонение от обсуждения острых проблем и пристрастие к обвинению внешних сил, взятые на вооружение идеологами «новой латиноамериканской левой», отражают фундаментальное непонимание ими того, что на самом деле происходило в их странах. Они подменили серьёзный и тяжелый анализ политической и структурной преемственности режимов эмоциональной риторикой вокруг символических изменений и посещениями званых застолий у «левоцентристских» президентов. Первым шагом к постижению нынешнего коллапса, несущего колоссальные бедствия громадному большинству трудящихся региона, должно стать отделение иллюзий от реальности.

«Новая латиноамериканская левая» - как её понимают сторонники

Несмотря на существенные различия в общественной структуре, уровне экономического развития и богатства между «левоцентристскими» режимами, их публицисты, защитники и приверженцы ничтоже сумняшеся заявляют о разрыве с неолиберализмом и переходе к совершенно новой социо-экономической модели, к неортодоксальной экономической стратегии, соединившей «рынок» и «государство» на пути к тому, что некоторые называют «Социализмом 21-го века».

«Новизна» подхода левоцентризма определяется, согласно его идеологам, двенадцатью пунктами «трансформации», или изменений. В отличие от неолиберальных режимов (НЛР), левоцентристские режимы (ЛЦР):

• Принимают социально ответственную экономическую модель, продвигающую «массовое вовлечение», мультикультурность и социальную справедливость.
• Кладут конец «неолиберализму свободного рынка», который заменяется на «государственно-рыночную модель».
• Начинают процесс «социальной трансформации» (Аргентина), «демократической и культурной революции» (Боливия), «Социализма 21-го века» (Эквадор), а также процесс долговременного роста, основанного на финансовой ответственности и социальной справедливости (Бразилия).
• Кладут конец дискриминации и эксплуатации коренного населения (Бразилия и Эквадор) и увеличивают власть индейских общин (Боливия).
• Ослабляют зависимость от западных рынков и прекращают господство Уолл-стрит путем укрепления региональной интеграции.
• Развивают региональные экономические и политические организации, такие как АЛБА, Унасур и Петрокарибе, составляющие новую экономическую архитектуру региона.
• Продвигают новый тип демократии участия, в которой народные массы имеют больше возможностей прямого воздействия на формирование политики правительства.
• Развивают диверсифицированные рынки, особенно с Азией (в основном, с Китаем), Европой и Ближним Востоком, основанные на большей экономической независимости, эффективно «открепляясь» от экономики США и прекращая американскую «гегемонию».
• Аккумулируют огромные резервы твердой валюты (десятки миллиардов), за счёт агро-минерального экспорта, создавая, таким образом, долговременную защиту от будущих спадов на рынках сырья и товаров.
• Создают значительный профицит бюджета путем ужесточения фискальной дисциплины и избегания «популистских» расходов на крупные социальные и инфраструктурные проекты.
• Проводят политику, способствующую большему социальному равенству возможностей, про-рабочую налоговую политику, делают доступным кредит, увеличивают потребительский импорт и расходы на продовольственную помощь пенсионерам, детям и беднякам.
• Формируют общественно-частное партнерство между государством и иностранными ТНК, заменяя иностранное господство отношениями взаимной выгоды и увеличивая прибыли местной экономики.

Согласно сторонникам ЛЦР, «доказательством» прогрессивного, надежного и динамического характера этих режимов являлся период между 2005 и 2007 годами, когда высокий экономический рост, огромные доходы и торговые профициты сопровождались электоральными победами.

Гибель иллюзии

Рассуждения апологетов ЛЦР были основаны на совершенно ложных предпосылках, а также временном и изменчивом сочетании структурных отношений в области торговли, инвестиций и финансовых связей. Когда финансовый коллапс и экономическая рецессия впервые ударили по США и Европе, первой реакцией ЛЦР было отрицание того, что кризис может повлиять на их экономику. Например, президент Бразилии Лулу да Силва сперва обвинил американский «капитализм казино» и утверждал, что бразильская экономика под его руководством остается здоровой и защищена огромными резервами от возможных неприятностей.

С распространением финансового и экономического кризиса из Европы и США на Латинскую Америку, левоцентристские режимы и их интеллектуальные певцы заняли несколько иную позицию. С одной стороны они возложили всю вину на финансовую систему США и таким образом уклонились от признания структурной слабости своей экономической политики. С другой стороны некоторые публицисты рассматривали новосозданные региональные организации, такие как Банк Юга и АЛБА, в качестве альтернативных источников выживания и механизмов смягчения негативных последствий кризиса. Ни сами ЛЦР, ни их интеллектуальные защитники не продемонстрировали никакой готовности к анализу структурной слабости и уязвимости своей социо-экономической стратегии, которой они следовали последнее десятилетие. Они отказывались признать, что их заявления об «изменениях», строительстве Социализма 21-го века и т.д. были основаны на иллюзорных предположениях.

Распространение кризиса из Европы и США на Латинскую Америку стало результатом преемственности неолиберальной политики, власти тех же самых правящих классов и проведения в жизнь экономической стратегии, зависимой от вливаний спекулятивного капитала, долгового финансирования и экспорта агро-минералов.

Несмотря на риторику «Социализма 21-го века» (Чавес в Венесуэле, Моралес в Боливии, Корреа в Эквадоре и Ортега в Никарагуа), «независимой модели» (да Силва в Бразилии) и «социал-либеральной модели» (Бачелет в Чили и Васкес в Уругвае), все упомянутые режимы оставили неизменными и даже углубили принципиальные структурные черты неолиберальной модели. Они остались крайне зависимыми от глобального рынка: на самом деле они усугубили его наихудшие черты, сделав акцент на экспорте сырьевых ресурсов, дабы извлечь выгоду из временного скачка цен. В результате они стали ещё уязвимее от внешних потрясений.

С углублением мировой рецессии в 2008 году, коллапс спроса положил конец торговым сверхприбылям и спровоцировал резкое снижение всех сопутствующих экономических факторов: обвалились резервы иностранной валюты, доходы правительства от экспорта, национальная валюта девальвировалась, так как иностранные и местные инвесторы стали искать убежища в более надежных финансовых инструментах.

Все ЛЦР строили свои стратегии развития на партнерстве между национальным капиталистическим классом, государством и иностранными инвесторами – что полностью противоречит национал-популистскому образу ЛЦР, созданному западными интеллектуалами. В самом начале финансового коллапса иностранный капитал стал разбегаться во все стороны, обвалив торговые площадки Бразилии и Аргентины на 50% и вызвав де-факто девальвацию национальной валюты, которую местные банки и инвесторы стали стремительно переводить в доллары, евро и иены. С наступлением рецессии в реальных экономиках ЕС и США, национальные капиталисты и финансовые элиты ЛЦР стали сокращать инвестиции в производственные сектора, предвидя резкое сокращение спроса на экспортируемое ими сырьё. Это вызвало эффект домино в сопутствующих промышленных и обслуживающих отраслях.

Двойной удар, полученный от финансового шока и спада мировой экономики, явился прямым результатом односторонней экспортно-ориентированной политики ЛЦР. Лидеры ЛЦР платили словесную дань «региональной интеграции»(АЛБА, Меркосур, Унасур), при этом даже создавая административную структуру и инвестируя незначительные ресурсы в данный проект. Но региональная риторика меркла и бледнела перед безостановочной, растущей «интеграцией» в мировой рынок, который как раз и являлся главным мотором роста. Учитывая свою глубокую вовлеченность в ресурсный бум, ЛЦР максимизировали важность рынков за пределами латиноамериканского региона. После кризиса даже региональная интеграционная схема (Меркосур) сталкивается с трудностями, в то время как Аргентина поворачивается к протекционизму.

Временные торговые и бюджетные профициты использовались для дальнейшего углубления экспансии сырьевого сектора, увеличения состояний агро-минеральных элит и подстегивания вливаний от спекулятивных инвесторов.

Реакционный и ретроградный характер модели развития ЛЦР, построенной на «примаризации» (опоре на экспорт ресурсов – прим. пер.) экономики и спекулятивном буме, был напрочь проигнорирован западными интеллектуалами, которые преувеличивали второстепенные «популистские» меры: $30-е ежемесячные продовольственные пособия Лулы да Силва для бедных семей, борьба Киршнера за права человека и его же $50-е выплаты по безработице, совместные предприятия Эво Моралеса с нефтегазовыми ТНК (ошибочно названные «национализацией») и декларации Рафаэля Корреа в пользу Социализма 21-го века.

Идеологи ЛЦР не сумели понять тот факт, что все эти маргинальные увеличения социальных расходов происходили внутри социо-экономической и политической структуры, сохранившей все основные черты неолиберальной экономики. С коллапсом заморских сырьевых рынков первые сокращения правительственных программ касаются… как раз борьбы с бедностью, обеспечивавшей фиговый листок спекулятивно-агро-минеральной экономической модели. Весь «левый спектр» проигнорировал тот факт, что баланс платежей и торговый профицит, откуда финансировались социальные реформы, всецело зависели от притока «горячих денег». Последние же, по своей природе, склонны утекать так же быстро, как и притекать, особенно в ответ на любые неприятности на своих «домашних рынках», не говоря уже о глобальном финансовом коллапсе. Таким образом, даже довольно скромные социальные меры, проводимые ЛЦР, были изначально уязвимы, сильно зависели от изменчивого поведения спекулятивного капитала и мировых рынков.

Заявления ЛЦР о том, что Латинская Америка отсоединяется от рынка США, укрепляя связи с азиатскими странами и превращаясь в мировую державу (как часть блока БРИК – Бразилия, Россия, Индия и Китай) – на практике оказались ложными.

Бразильский экспорт агро-минералов в Азию сильно зависел от мировых цен, определяемых американским и европейским спросом, а также спросом других стран и регионов. Глубокая мировая рецессия и коллапс кредитной системы серьёзно затронули азиатский экспорт в США и ЕС, что, в свою очередь, привело к падению экспорта латиноамериканских ресурсов в Азию. Ни одно из азиатских государств не может поддерживать свой импорт товаров из Латинской Америки, так как не имеют сильного внутреннего рынка. Классовая поляризация в Китае ограничивает массовое потребление.

Латинская Америка вовсе не «откреплялась» - она являлась частью глобальной цепи, намертво приковавшей её к капризам американской и европейской экономики. Попытки бразильского президента Лулы да Силва обвинять «капитализм казино» США в бразильском кризисе, с целью отвлечь критику от собственной политики углубления структурной зависимости от сырьевого экспорта и шальных денег, не затрагивают сути проблемы: политика бразильского режима широко открыла двери для бед, вызванных падением американского спекулятивного капитала.

Ни один из ЛЦР не отошел от неолиберальной «экспортной модели», ни один не предпринял усилия по развитию внутреннего рынка через политику перераспределения. Индустриализация была подчинена экспорту товаров. Доходам городского капитала отдавалось предпочтение перед зарплатами работников. Процентная ставка и вознаграждения остались перекошенными в пользу капитала и поэтому ослабляли внутренний спрос. Поддержка агроэспортных элит и отрицание аграрной реформы подорвали покупательную способность миллионов безземельных крестьян, сельскохозяйственных рабочих и мелких фермеров. Налоговые послабления вместо прогрессивного налогообложения уничтожили возможность перестройки социальных служб (общественного здравоохранения, образования, пенсионного обеспечения и соцстрахования), которая могла расширить местное производство и инвестиции. ЛЦР не инвестировали в создание связей между регионами и экономическими секторами. Вместо этого они связывали внутренние объекты с портами для скорейшего выхода на заморские рынки.

Во время сырьевого бума некоторые ЛЦР, а именно Бразилия и Аргентина, выделили миллиарды долларов для досрочной оплаты долгов МВФ и другим международным ростовщикам, утверждая, что это якобы «освобождает» их для проведения «независимой политики». На самом деле МВФ был очень рад увеличить свои запасы, в то время как уровень бедности продолжал расти угрожающими темпами, а общественная инфраструктура – жильё, больницы, школы, транспорт – деградировала.

В то время как некоторые аспекты внешнего долга уменьшились, другие, в основном частный долг в долларах и евро, подскочил до небес, подгоняемый ЛЦР. Учитывая высокие внутренние процентные ставки, зарубежные заимствования местного бизнеса резко возросли и иностранные спекулянты, ростовщики и банки охотно давали деньги. С наступлением финансового краха в США и ЕС, потоки капитала из-за рубежа иссохли и превратились в оттоки, снижая курсы местной валюты. Бразильский и аргентинский рынки упали более чем на 50% за менее чем 5 месяцев (июнь-октябрь 2008), а кредитный кризис заморозил инвестиции.

Обвал цен на сырьё оказал глубокое влияние на доходы государства - цены не медь упали на 60%, с $9000 за тонну в июле 2008 года до $3900 в октябре, нефть подешевела со $147 за баррель до $64 за тот же период. Хуже всего то, что уменьшение внешнего долга ЛЦР сопровождалось сильным увеличением долга внутреннего – деньги брались взаймы у иностранных банков и местных финансовых групп. Последние давали в долг государству, беря в свою очередь в долг у иностранных банков – таким образом, создавалась и укреплялась цепочка зависимости от частных финансовых институтов США и ЕС. Вместо того чтобы порвать с финансовой зависимостью старых неолиберальных режимов, ЛЦР воспроизвели её через местных посредников.

В сочетании с коллапсом цен на сырьё, финансовый кризис продемонстрировал раболепную интеграцию и подчиненность ЛЦР имперскому рынку. Падение курса акций и массовый исход вкладчиков из местной валюты в доллары показали крайнюю ненадёжность и неприкрыто либеральный характер экономической политики ЛЦР.

Экономическая политика ЛЦР и важнейшие частные структуры оказались глубоко вовлечены в мир спекулянтов – так же, как любой неолиберальный режим. Полное отсутствие общественного контроля над политикой ЛЦР явилось результатом исключения представителей народных движений из органов принятия экономических решений, таких как Центробанк, Министерство финансов и т.д. Все разговоры о «демократии участия» оказались на поверку тотальным фарсом. Более того, ЛЦР (с частичным исключением Венесуэлы) предоставили «автономию» Центробанкам, выведя их из под контроля Конгресса и создав тесные связи между Центробанками и частной финансовой элитой.

Выводы

С крушением капиталистической финансовой системы и распространением глобальной рецессии из имперских стран в Латинскую Америку, ведущие левоцентристские режимы оказались подвержены двойному удару. Опираясь на экспортно-сырьевую модель, они оказались особо уязвимы перед быстрым падением мирового спроса и цен. И хотя консервативная финансовая политика позволила им создать значительные финансовые резервы и профинансировать выплату внешних долгов, необходимо учитывать, что противоположной стороной этой «честной финансовой политики» стало забвение социальных проблем и экономической диверсификации. Снижение бедности посредством инвестиций в промышленную занятость, аграрную реформу и развитие внутреннего рынка, могло в среднесрочной перспективе смягчить влияние кризиса.

Попытки Лулы да Силвы, Эво Моралеса и других руководителей возложить всю вину за кризис на имперские государства выглядят жалкими и пустыми, после многих лет их сотрудничества с экономической элитой в Давосе и опоре исключительно на торговлю и инвестиционные соглашения с Западом, шальные деньги Уолл-стрит и экспорт агроминералов. Кризис распространяется в Латинской Америке с начала 2008 года постепенно. Огромные резервы, относительно высокие, несмотря на резкий спад, цены на сырьё и некоторое облегчение кредитов на рынках, в результате вливания $1.5 триллиона из общественных фондов США и ЕС – всё это замедлило обвал и превратило его в неизбежную рецессию. Тем не менее, следует признать, что не какие-то временные промахи в политике ЛЦР, а именно структурные негативные черты их экономической системы являются главной причиной глубокой рецессии. Сокращение резервов и отток инвестиций из агроминерального сектора из-за падения цен на сырьё, создают множительный эффект, обрушивающий сопутствующие отрасли и сектора. Не менее важно и сокращение государственных расходов. Учитывая финансовый консерватизм, глубоко встроенный на персональном уровне в ключевые экономические министерства и Центробанки, невозможно представить, что ЛЦР изменят курс и перейдут к дефицитному бюджету, увеличат долгосрочные инвестиции в общественный сектор и расширят социальную базу экономики.

К концу 2009 года латиноамериканские ЛЦР почувствуют всю тяжесть мировой рецессии, особенно когда их истощившиеся резервы иностранной валюты приведут к прекращению зарубежных и внутренних инвестиций. Неспособные более опираться на принцип «экономического мотора», ЛЦР испытают мощное давление снизу. Безработные, обанкротившийся банковский сектор, разорившийся средний класс, погрязшие в долгах потребители – все выйдут на улицы и начнут требовать государственного вмешательства. Все – от левых и до правых.

Оказавшись перед лицом коллапса «неортодоксальной модели» - смягчения неолиберальной «примаризации» скромными социальными подачками – ЛЦР смогут выбирать между двумя опциями: Первая будет означать массивный выкуп обанкротившихся предприятий с целью спасения господствующих финансовых и агроминеральных элит. Режим постарается возложить цену на спины рабочих, городской бедноты, крестьян, сильно урезав социальные расходы, зарплаты и инвестиции в общественный сектор. Вторая опция будет заключаться в возрождении стратегии замещения импорта, национализации банков и стратегических секторов экономики, радикальном сдвиге государственной политики от финансирования обанкротившихся агроэкспортеров к поддержке кооперативов и семейных хозяйств, работающих на внутренний рынок.

Первая опция потребует государственных репрессий из-за сопротивления общества резкому снижению жизненных стандартов, что, возможно, приведет к ликвидации ЛЦР. Правая реакция находится «на коне» и готова захватить власть, дабы заняться подавлением растущего протестного движения, подстёгиваемого кризисом.

Вторая опция потребует существенного сдвига во внутренней классовой композиции локальных групп капиталистов, составляющих социальную базу ЛЦР – разрыва с существующими политическими союзниками и широкомасштабной социальной мобилизации народных масс. Успех этой опции будет зависеть от хрупкой коалиции локальных бизнес групп, производителей, должников, профсоюзов, левых партий и крестьянских движений – т.е. от создания «национал-популистской» коалиции, готовой отвергнуть экспортную модель, отказаться от долговых обязательств иностранным ростовщикам и проводить политику дефицитного финансирования экономического восстановления.

Тем не менее, под давлением мирового кризиса конфликт между трудом и капиталом может обостриться, что повлечет за собой куда более радикальные требования, нежели возрождение «кейнсианского» капитализма. Речь вполне может пойти о социализации экономики, переходе к социалистическому распределению общественных благ. Эта последняя опция была бы самой предпочтительной – в свете углубляющейся мировой рецессии, упадка торговли и кредитной сферы, падения жизненных стандартов и всеобъемлющей дискредитации капитализма, все сильнее ассоциирующегося у народов планеты с кризисами, бедствиями и обнищанием.

Оригинал находится на: http://axisoflogic.com/artman/publish/article_28610.shtml

Перевод Ильи Иоффе