«Очень прошу, помогите!» — так заканчивается растиражированное недавно в средствах массовой информации открытое письмо шахтера из Копейска президенту. Крик души южноуральского горняка, появившийся в Интернете 1 декабря, взбудоражил общественность не только Челябинской области, но и других регионов.

Консервация шахт, обогатительных фабрик и авторемонтного завода, принадлежащих Челябинской угольной компании, о чем сообщает в письме рабочий, в небольшом шахтерском городке, по его словам, приведет к настоящей трагедии: «Три тысячи человек вместе с семьями остаются помирать с голоду! Даже в войну так не поступали с людьми!».

Общественного шума, к которому шахтер призывал в своем послании, не пришлось долго ждать. В тот же день руководству Челябинской угольной компании посыпались звонки от журналистов с просьбой прокомментировать ситуацию вокруг закрытия предприятий. Разрозненно возникающие в СМИ ответы сводились, по сути, к одному: «Да, в будущем консервация шахт неизбежна, но о массовых сокращениях и тем более увольнениях по принуждению не может быть и речи». Однако в официальном комментарии руководство Челябинской угольной компании нашему корреспонденту по неизвестным причинам отказало.

Убрать «регресс»

Серые обшарпанные двухэтажки, низкие домики с огородами и торчащие к небу шахтные терриконы — поселковый пейзаж Бажово, пригорода Копейска, еще более уныл в грязную бесснежную зиму. На въезде в поселок, у самой дороги, пристроился продуктовый магазинчик, с обратной стороны в нем — пункт милиции. У крыльца с авоськами в руках живо беседуют о чем-то двое мужчин. По всей видимости, шахтеры. Тот, что помоложе, размашисто жестикулирует.

— Не подскажете, как к той шахте проехать? — спрашиваем их, ткнув пальцем в искусственную гору.

Указав дорогу по направлению к шлаковым отвалам, один из горняков сразу смекнул, зачем к ним приехали журналисты.

— Вот консервацию как раз и обсуждаем, — обрадовавшись нашему вниманию, добавил он.

Степану Владимировичу, горному мастеру одной из доживающих последние недели копейских шахт, 56 лет. У них с женой, медработником в психиатрической клинике, трое взрослых детей и семимесячный внук. Счастливый дед на руки малыша берет изредка и ненадолго. Вдоволь повозиться с мальчиком не дает боль в спине — от недуга, приобретенного в угольном забое. Мастер, как и большинство горняков его возраста, мучается еще и суставами. Да и забитые угольной пылью легкие дают о себе знать.

— Весь «регресс» начальство сейчас в первую очередь убирает, — говорит Степан, имея в виду самых тяжелых шахтных профбольных. — И тех, кому скоро 55 лет. Вынуждают их писать заявление по собственному желанию или увольняют за разные нелепые провинности, чтобы выходного пособия по сокращению не платить. В общем, давят нас, шахтеров. Осталось для верности только удавку на шею набросить!

— Профсоюз шахтерский в Копейске был, да и тот ликвидировали. Теперь защищать нас некому, — подхватывает эти страшные слова 51-летний электрослесарь Евгений, у него в семье четверо детей и уже трое внуков. — Если шахты остановят, понятно, и специалистов распустят. А потом их не собрать, и молодой смены нет. Процентов 90 шахтеров — пенсионеры. Найти квалифицированного шахтера скоро будет так же трудно, как искусного печника.

«Мокрое» дело

По словам бажовцев, часть горняков с консервируемых «Комсомольской» и «Капитальной» переводят — что подтверждается и в обрывочных комментариях Челябинской угольной компании — в забои Коркинского разреза. В середине декабря в Коркино, к примеру, поедет 47-й участок «Комсомольской». Хотя работы, горько улыбаются наши шахтеры, еще и здесь в Копейске хватит сполна. По рассказам наших собеседников, перебросить участок в Коркино приказали тогда, когда до запуска новой угольной лавы на «Комсомольской» оставались считанные дни. Забой к этому моменту смонтировали почти полностью, не считая 20-ти секций. Теперь же 107 девятитонных секций лавы, спущенных под землю на глубину 510 метров, скорее всего, придется вытаскивать обратно, производить демонтаж и перевозить в Коркино. Считал ли кто-нибудь, сколько затрачено зря шахтерских сил и времени, если учесть, что в сутки обычно устанавливают не больше двух-трех секций?

А заброшенные шахты, уверены горняки, попросту зальет грунтовыми водами. В этом и заключается способ «мокрой» консервации, который, по слухам, выбран шахтным руководством для ликвидации забоев «Капитальной» и «Комсомольской». Правда, «консервация» — слово, не совсем подходящее для этой ситуации, поскольку восстановить добычу угля в затопленных шахтах нереально. Пример тому — заброшенные копейские «копи».

Страх в крови

Сегодня на месте одной из них, свернутой почти 10 лет назад шахты «Подозерная», — только поросшие бурьяном терриконы и железнодорожные развалы. Не так давно по этим рельсам бежали вагоны с только что засыпанным в них по транспортным лентам углем. Сейчас по пустынной площадке бывшего техкомплекса, в сухой траве, бродят лишь ветер, опалового цвета собаки да поселковые мальчишки. Бажовские ребятишки ловко, привычными движениями, карабкаются по шлаковому отвалу. Они разводят на горе костры, отчего террикон дымится с разных сторон, будто тлеет.

Кстати, шахтный террикон увиденный во сне, по всем толкованиям предвещает человеку скорое вознаграждение большого труда. Хотя, согласно сонникам, по иронии судьбы платой за работу станет лишь малая часть того, что заслужено на деле. Так у шахтеров и выходит в реальной жизни.

— Здесь озеро было раньше, — рассказывает Степан. — Потом воду откачали и шахты вырыли. Поговаривают, что грунтовые воды, когда вернутся на природное место, затопят не только шахты, но и наш поселок. Хотя Бажово вроде повыше других стоит…

Участи оказаться в затоп-ленном из-за консервации забоев доме боится и Валентина Ивановна, живущая в пришахтном «квартале», около «Комсомольской». А к тому, что ее сократили, копейчанка относится на удивление философски. Ведь на «ламповой», где она выдавала горнякам средства индивидуальной защиты и светильники, как и на других участках, без работы остались десятки женщин.

— В «отпуск» нас отправили пока на два месяца,— поясняет она. — Хотя никаких официальных приказов о сокращении не было. Каждое утро мы должны приходить и отмечаться в шахте.

К следующему году, по ее словам, шахтное управление обещает создать комиссию, которая займется трудоустройством работников, сокращенных с угольных предприятий Копейска. Говорят, что тому, кто откажется от подобранной вакансии, предложат уволиться по собственному желанию.

А вот Зиля с транспортно-подъемного участка рассуждает более эмоционально:

— А что я еще умею кроме своей работы? Только пол мыть! Придется бастовать, если сократят, хотя муж советует не высовываться. Знаете, он из репрессированной семьи, и страх сидит у него в крови.

Вокруг одни слухи, сетуют женщины, шахтное руководство ничего объяснять не желает, только усиливает в забоях пропускной режим.

— Как обухом по голове эти сокращения, — тихо возмущаются работницы с горно-обогатительной фабрики. — Говорят, закрывают нас, потому что уголь копейский не берут. Некачественным называют. Да наши шахты вообще натуральную породу выдают! Просто, я уверена, потом ее смешивают непонятно с каким углем, отсюда и все претензии.

Картины тотальной безработицы сменяются в мыслях у женщин слухами о грядущем затоплении пригорода.

— Шахту «Красная горнячка» закрыли в 2000 году. И теперь, говорят, в близлежащих домах из-под пола вода сочится, доски гниют, — рассказывают они. — Огороды и погреба заливает, да камыш под окнами метровый растет.

Воды и безработицы в Копейске боятся, кажется, все. Боятся, но бастовать все же не собираются. Говорят, что сегодняшнее поколение копейских шахтеров касками по асфальту стучать уже не в силах… Или просто бесполезно?

http://chelyabinsk.aif.ru/issues/777/15_01