В дни, когда мир отмечает победу над фашизмом, Израиль отмечает «день независимости» - начало палестинской «Накбы» - катастрофы. Этой дате посвящается этот перевод.

Мы ждали, затаив дыхание. Громко дышать было опасно при таких чрезвычайных обстоятельствах. Их армия, как сказал однажды отец, прислушивается к малейшему движению или звуку: шепот, кашель, или, боже упаси, чихание. Так что мы сидели тихо как мыши. Мунир, мой младший брат, выполнял важное задание – наблюдать сквозь ржавые дыры входной двери. Я сожалел, что не мне поручили такое опасное дело. Отец объяснил, что Мунир меньше и проворнее, он может легче пробираться взад и вперед, бесшумно, между наблюдательным пунктом и комнатой, где мы все прятались. Входная дверь была изрешечена: верхняя часть в результате схваток между детьми, бросающими камни, и израильскими солдатами. Нижние дыры были не от пуль, а от ржавчины. Эти дыры часто оказывали нам важную услугу. Мунир ложился на живот в смотрел через них; он следил за движениями солдат в военных машинах, которые часто использовали место перед нашим домом. Они обдумывали там свои планы, и часто использовали наше крыльцо для перерывов на обед или чай. Хуже того, они часто срывали свое раздражение на беспомощных обитателях дома, то есть на моей семье.

Но на этот раз положение было отчаянным. Никогда мы не видели столько солдат сразу, и они никогда не оставались здесь так долго. Мунир, ползая взад и вперед между дверью и кухней (где мы часто укрывались, потому, что это было единственное помещение с бетонным потолком, более безопасное, чем остальной дом) сообщал все более пугающие новости. «Там люди в белом». Он был совершенно ошарашен. «Они в масках. И у них есть робот». Единственный раз мы усомнились в словах Мунира, который обычно зорко подмечал и правдиво описывал. Только мой отец все понял. «Саперы. Взрывное устройство», - прошептал он. От его слов мы онемели в ужасе. Страх, который мы ощущали был чем-то новым – взрывное устройство в нескольких метрах от нашего дома, и мы не можем спастись – снайперы наготове по всей улице, на водонапорной башне, за могилами ближайшего кладбища. Мать обратилась к единственному убежищу - -к Корану. Она всегда утверждала, что некоторые стихи Корана непременно защитят от врагов. У отца не было сил смеяться над ней. Он застыл, как в трансе. Я не могу даже представить, что творилось в его голове. Он вынул сигарету из длинной белой пачки «Кента» и было заметно, что он не просто нервничает. Даже если взрывное устройство разрядят, солдаты, конечно, схватят всех молодых людей в округе, как они всегда делают, начиная с нас, и сгонят во временный лагерь для заключенных. За этим, разумеется, последуют пытки и избиения для получения информации. Мама сидела в углу неподвижно, иногда пугающую тишину, прерывали ее слова насчет бога, и «мои дети, это все, что у меня есть в этой жизни», и другие мольбы. Мой отец позвал Мунира присоединиться к нам, и решил сам наблюдать за тем, что происходит.

Отец долго лежал лицом вниз. Военный вертолет повисел немного и исчез, может быть, преследуя кого-то. Вертолеты были опаснее всего для федаинов – партизан – когда те пыталась укрыться в садах. Нашли ли они того, кто заложил взрывное устройство? И что с самим устройством? Новостей все еще не было и отец все еще лежал на выщербленных плитках пола. Внезапно моторы военных машин начали заводиться одна за другой. Некоторые уехали. Шум вдруг утих. Казалось, остались только пешие солдаты. Это было ясно по непрекращающимся звукам разговоров. Наше удивление все росло, хотя в этот раз с надеждой. Неужели мы на этот раз выживем? Отец пополз назад к кухне. Он часто так ползал, чтобы показать свою армейскую выучку (в египетской армии – пер.) Мы глядели на него вопросительно. Мать на минуту прекратила молиться. «Это наш мешок мусора», - сказал отец вместо объяснения. «Они думали, что наш мусор – взрывчатка».

Отец выбросил мусор на улицу несколько часов назад. Мусор копился неделями, пока заперт израильской армии не позволял нам выходить из дома. Так что он сделал то, что мы просили его сделать уже давно, измученные вонью. Он на секунду открыл двери и швырнул мешок с мусором так далеко, как мог. Откуда ему было знать,, что этот отчаянный поступок поднимет по тревоге израильскую армию, саперов, вертолеты, и может быть все наличные танки и военные машины – все против нашей ничего не подозревающей улицы.

Через несколько минут спокойствие и тишина военного запрета на передвижение вернулась. Только арбузные корки и пустые пачки «Кента» и прочее валялись на улице. «И чья это была чертова идея выбросить мусор на улицу?» - пробормотал отец. Никто не ответил. Отец пускал дым, погрузившись в размышления. «Никогда не видел столько военных сразу – с самой войны 67 года», - сказал он. Он фыркнул, и, как по сигналу, мы захохотали, мои братья и даже мать, и никак не могли остановиться.

Я тоже выглянул в ржавую дырку, чтобы получить свою порцию развлечения и понаблюдать, как ветер и голодные кошки разносили мусор во всех направлениях. «Эй, ребята, гусеницы танков размягчили площадку снаружи. Хорошо будет играть в футбол, когда нам позволят выйти», - радостно сообщил я.

И нам и впрямь позволили выйти, не прошло и сорока дней.

Оригинал опубликован на http://www.zmag.org/znet/viewArticle/17532

Перевод с английского Аллы Никоновой