Продолжение, предыдущая часть здесь .

6. Промышленный пролетариат США

1.«Коммунистические и революционные расы».

В конце 19 века промышленность США развивалась полным ходом. В 1870 году производство стали здесь далеко отставало от Англии как технологически, так и по объему. Маленькие, все еще относительно отсталые заводы выпускали меньше чем одну шестую чугуна, производимого в Англии. Но уже в 1900 году сталелитейное производство США было самым механизированным, эффективным и прибыльным в мире. Стали в этом году было произведено вдвое больше, чем в Англии, и даже этот инновационный центр черной металлургии начал импортировать более дешевую сталь янки (1). В этом же году империя США стала ведущим промышленным производителем мира, начиная оттеснять заводы старой Европы (2).

Такой резкий рост производства нуждался в рынках в масштабах доселе невиданных. Превращение империи США в мировую державу должно было это обеспечить. Однако новая промышленная империя также нуждалась в чем-то не менее важном – промышленном пролетариате. Ключевым для создания еще большей армии наемных рабов был новый прилив эмигрантов из Старого мира, на этот раз из Южной и Восточной Европы: поляков, итальянцев, словаков, сербов, венгров, финнов, евреев, русских и др. С 1880 года до начала первой мировой войны в поисках работы сюда прибыло около 15 миллионов таких эмигрантов. Эта волна далеко затмевала предыдущие потоки эмигрантов - ирландцев, немцев и скандинавов в середине XIX века (а также превышала в три раза число английских, немецких и скандинавских эмигрантов в 1898 - 1914 гг.) (3).

Новые иммигранты играли главную роль в массе наемных работников новой промышленной империи. Капиталисты пустили в дело сырье и капиталы, выжатые из предыдущих колониальных завоеваний, труд евроамериканских квалифицированных рабочих и новые миллионы промышленных рабочих из Южной и Восточной Европы.

В 1910 году Комиссия по иммиграции США заявила: «Значительная часть эмигрантов с юга и востока (Европы) за последние четверть века заняты в промышленности и добывающих отраслях на Востоке и Среднем Западе страны, большей частью как неквалифицированные рабочие. Нет такой базовой отрасли, в которой они не были бы представлены, во многих случаях они составляют больше 50 процентов от общего числа занятых в этих отраслях. С появлением миллионов неквалифицированных рабочих совпадает беспрецедентный рост отраслей, в которых они заняты».(4)

На Севере США, на нижнем уровне фабричной иерархии преобладали новые иммигранты из Южной и Восточной Европы. Профсоюзный историк пишет: «Более 30 000 из них варили сталь в 1900 году. Новички скоро заполняли рабочие места для неквалифицированных рабочих на заводах севера (США), подталкивая местных уроженцев и ранее прибывших вверх или выталкивая их из отрасли. На заводах Карнеги 1  в округе Аллегени в марте 1907 года 11694 из 14539 простых рабочих были восточные европейцы» (5).

И это не было просто арифметической, количественной прибавкой новых рабочих. Механизация промышленного производства качественно изменила трудовые отношения, меняя и сами массы. Вместо квалифицированного работника, использующего отдельные механизмы как орудия труда для производства отдельного цинкового листа или железного прута, новые заводы с массовым производством нанимали целые команды неквалифицированных рабочих для обслуживания полуавтоматических механизмов или конвейеров, при этом рабочий не контролировал ни форму продукта, ни вечно ускоряющийся темп работы. Такова была хорошо знакомая нам потогонная система, перековывавшая крестьян и ремесленников в промышленный рабочий класс.

Эти новые промышленные пролетарии – нижние, самые эксплуатируемые слои белого наемного труда – отличались по национальному признаку. То есть, они были, прежде всего, нацменьшинствами из Южной и Восточной Европы. Знаменитый разоблачительный отчет Роберта Хантера «Нищета», произведший в 1904 году сенсацию в сетлерском обществе, указывал на эти национальные различия таким образом:

«В беднейших кварталах многих крупнейших американских городов и промышленных поселках поражаешься этому невероятному явлению – бедняки почти всегда - уроженцы других стран. Целые колонии, отличающиеся по языку, обычаям, привычкам и учреждениям, отделены друг от друга и от типично американских групп национальными и расовыми границами... Эти колонии часто составляют бОльшую часть так называемых «трущоб». В Балтиморе 77% населения трущоб в 1894 году были иммигранты или дети иммигрантов. В Чикаго их было 90%, в Нью-Йорке - 95%, и в Филадельфии 91%». (6)

9-ый специальный отчет Федерального Бюро Труда показывает, что иммигранты-итальянцы в Чикаго зарабатывали в среднем меньше 6 долларов и неделю; 57% были безработными некоторую часть года, в среднем 7 месяцев в год (7). Дело в том, что новая система массового производства находила более прибыльным производить полным ходом с длинным рабочим днем, когда было много заказов, и затем запирать фабрику на замок, пока снова не накопятся заказы. В 1910 году, когда уровень производства в сталелитейной отрасли был высок, 22% рабочих были без работы по 3 месяца и дольше, и свыше 60% увольняли как минимум на месяц (8).

Даже в таких отраслях, как металлургия (где рабочая неделя в то время длилась 7 дней без перерыва), новые иммигранты не могли заработать достаточно, чтобы содержать семью. В 1910 году Питтсбургское объединение благотворительных организаций доказало, что даже если металлург работал все 365 дней года, он все равно «не мог бы обеспечить семью из пяти человек даже самым необходимым».

И это были те, кто получали 10-12 долларов в неделю. На ткацких фабриках в Лоуренсе (штат Массачусетс) 15 000 молодых иммигрантов начиная с 14-тилетних, зарабатывали только 12 центов в час. Врач Элизабет Шепли писала: «значительное число этих мальчиков и девочек умирало в первые два-три года работы... 36 из ста мужчин и женщин, работавших на этих фабриках, умирали, не дожив до 25 лет». (9)

Для этих иммигрантов-пролетариев Америка была не «страной свободы», как говорит пропаганда, а сущим адом. Историк напоминает нам:

Новоприбывшие не питали никаких иллюзий об Америке. «Там, в Питтсбурге, как говорят, даже солнце никогда не светит ярко, воздух насыщен вонью и газами», - писали родители из Галиции своим детям. Рабочий с Южных предприятий 2  предупреждал потенциального иммигранта: «Если он хочет приехать, пусть не жалуется, что в Америке нет ни воскресений, ни праздников, ему придется работать». В письме подчеркивается, что «здесь, в Америке, приходится работать за трех лошадей». «Есть разные виды труда, тяжелого и легкого, - объяснял другой, - но человек из нашей страны не может получить легкую работу». Венгерский священник, инспектировавший металлургические заводы Питтсбурга, с горечью воскликнул: «Где жар самый нестерпимый, пламя самое обжигающее, дым и сажа самые удушливые – там уж точно встретишь соотечественников, сгорбленных и изнуренных тяжким трудом». Те, кто возвращались, как говорилось, были «выжаты досуха» жизнью в Америке» (10). На Южных предприятиях почти четверть новых иммигрантов были травмированы или убиты на рабочем месте каждый год (11).

В поселках вокруг металлургических заводов – «городках компании» - эти рабочие в годы перед Первой мировой войной были обычно неженаты, и даже семейные мужчины были вынуждены оставлять семьи в «старой стране» пока они не возвращались или не добивались преуспевания. Они жили в тесноте в убогих пансионах, принадлежащих «хозяевам», которые чаще всего были их соотечественниками и мастерами, нанимавшими их на работу (рабочие каждой национальности часто работали в отдельных группах, потому, что у них был общий язык).

Они спали по трое-четверо в комнате, и поэтому проводили большую часть свободного времени в салунах, где находили утешение. Для угнетенных капитализмом дешевая выпивка всегда служила средством усмирения. Рабочие поселки иммигрантов были переполнены салунами. В Гэри (штат Индиана) один салун приходился на каждую сотню жителей. Разумеется, местная полиция и суды безнаказанно издевались над новыми иммигрантами-пролетариями и вымогали у них деньги. У рабочих почти не было демократических прав даже в крупных городах, а в поселках металлургических, горнорудных, резиновых или текстильных компаний – вообще никаких.

В империи США национальные различия всегда маскировались как «расовые» (так что евроамериканские сетлеры могли утверждать, что только они составляют народ). Национальные меньшинства из Южной и Восточной Европы определялись как «небелые», представители генетически отличающихся (и отсталых) рас, в отличие от «белой» расы англосаксов. Эти псевдонаучные, расистские разделения были не более чем логическим выводом из идеологии европейской капиталистической цивилизации. Евроамериканцы всегда оправдывали свое завоевание и эксплуатацию других народов, определяя тех как другую расу. Этот старый способ теперь применялся даже к другим европейцам.

Так что Фрэнсис А. Уолкер (глава Массачусетского технологического института и типаж в духе помешанного милитариста доктора Стрейнджлава, который в должности Специального уполномоченного правительства США по делам индейцев разработал систему резерваций) пропагандировал теорию социал-дарвинизма, согласно которой новые иммигранты были проигравшие представители проигравших рас, демонстрирующие «наихудшие результаты в борьбе за существование...». Будучи вдвойне непригодными для «выживания наиболее приспособленных» эти новые европейские эмигранты только и годились на роль промышленных рабов.

Самые нелепые идеи о «расовой» принадлежности были общепризнанны. Некоторые евроамериканцы утверждали, что эти «черномазые» европейцы на самом деле «арабы» или «сирийцы». Сенатор Симмонс (от Северной Каролины) утверждал, что южные итальянцы – «выродившиеся потомки азиатских орд, которые, много веков назад, заполонили берега Средиземного моря...» (12).

Окружной прокурор города Сент-Пол (штат Миннесота) заявил в верховном суде, что финны не должны получать гражданство потому, что «финны – монголоиды, а не белые люди». В этой новой расистской кампании проявили себя и ученые. Профессор Хутон из Гарвардского университета утверждал, что в Европе насчитывается 9 «рас» с различными умственными способностями и привычками. Даже в 1946 году в широко применявшемся учебнике «Новые горизонты криминологи» псевдонаука профессора Хутона цитировалась полицией как «доказательство», что южные итальянцы склонны к «насильственным преступлениям», в то время как славяне «демонстрируют склонность к сексуальным преступлениям», и т.д. (13).

В 1920 популярная серия статей о новых иммигрантах в газете «Сатердей ивнинг пост» предостерегала, что если их не ограничить в свободе и не держать отдельно, результатом будет «смешанная раса людей настолько же бесполезных и ничтожных, как ни на что не годные помеси Центральной Америки или Юго-Восточной Европы» (14). На бытовом уровне газеты и толки проводили резкие различия между «белыми американцами» и «даго» с «ханки» - которые не считались белыми.

Буржуазия колебалась между страхом перед этими новыми пролетариями в моменты социального кризиса и поощрением их наплыва в период экономического бума. Часты были утверждения, что эти «расы» склонны к крайним и насильственным политическим взглядам, которые спокойные, деловые англосаксы давно переросли. Вот что писал один деловой журнал: «я не творю кумира из расы, но... если раса господ на этом континенте будет подчинена или подавлена коммунистическими и революционными расами, возникнет серьезная опасность социальной катастрофы» (15).

Одним из решений – крайне важным – было «американизировать» эти новые рабочие массы, приручить, включив их в сетлерскую Америку и переделав в граждан империи. Крупный капитал, нуждающийся в их рабочей силе, был заинтересован в таком решении. В ноябре 1918 года на частном обеде около пятидесяти крупнейших работодателей новых иммигрантов обсуждали «американизацию» (так это тогда называли). Их предыдущие попытки индоктринировать иммигрантов не принесли особого успеха.

Эти капиталисты согласились, что распространение «большевизма» среди иммигрантов-рабочих было реальной угрозой, и что большой бизнес должен подорвать эту тенденцию и «разбить эти националистические расовые группы, путем присоединения их членов к Америке» (16). Буржуазия хорошо понимала, что эти европейские рабочие сознавали себя угнетенными национальными меньшинствами, и что это делало их более восприимчивыми к революционным идеям. Надо было подкупить их американским гражданством, чтобы сделать более лояльными к империализму США.

На обеде был организован «Межрасовый совет», состоящий из представителей корпораций и для виду – консервативных буржуазных «лидеров» иммигрантских общин. Т. Коулман Дюпон стал его председателем. Френсис Келлер (хорошо известный общественный деятель и реформатор) стал платным координатором программ Совета. Все это очень похоже на многочисленные комитеты буржуазных партий с представителями негритянского гетто в 1960-х, только в 1918 «расы», которые собирались «продвинуть», все были европейскими.

Основные усилия Совета были направлены на пропаганду. Была приобретена «Американская ассоциация газет на иностранных языках» (на самом деле частная компания, которая размещала рекламу большого американского бизнеса в многочисленных иноязычных газетах). Получив полный контроль над крайне важным источником рекламы, совет начал диктовать политическую линию многих из этих газет. В них проталкивались антикоммунистические и антипрофсоюзные статьи.

Этот Совет, в координации с государственными учреждениями и частными капиталистическими благотворителями, также пропагандировал американизирующее «обучение» (на самом деле политическую индоктринацию) - вечерние школы для взрослых иммигрантов, законы, требующие от них посещать курсы американизации, законы, запрещающие использование любого языка, кроме английского, в школах, и т.д. и т.п. Это движение за американизацию имело долгосрочные последствия для империи. Капиталисты забросили межрасовый совет в 1921 году потому, что к тому времени американизация уже набирала ход по инерции (17).

В то же самое время национальный шовинизм и особые классовые интересы евроамериканской мелкой буржуазии и рабочей аристократии привели к кампаниям против новых иммигрантов. Законы штатов Нью-Йорк, Коннектикут, Мичиган, Вайоминг, Аризона и Нью-Мексико запрещали иммигрантам-негражданам конкурировать с сетлерами в медицине, фармакологии, архитектуре, инженерном деле и т.д. (18). Под знаменем антикатолицизма различные крайне правые организации пытались мобилизовать сетлерские массы против новых иммигрантов. Одну такую группу «Стражи Свободы» возглавлял генерал в отставке, бывший председатель комитета начальников штабов Нельсон Майлс (он командовал истреблением индейцев при Вундед Ни, а потом – вторжением в Пуэрто-Рико). Легион лоялистов, Ку Клукс Клан и другие тайные вооруженные группировки постоянно нападали на иммигрантов, особенно если те были активистами социалистических организаций или забастовщиками (19).

Особенно важно было то, что сами сетлерские профсоюзы начали изображать этих новых пролетариев как врагов. Профсоюзы АФТ были пропитаны духом рабочей аристократии «урожденных» сетлеров. И это несмотря на то, что ранние волны немецких и ирландских иммигрантов играли такую важную роль в основании этих профсоюзов. А теперь они боролись за то, чтобы помешать принятию «даго» и «ханки» на высокооплачиваемую работу, в профсоюзы и даже их въезду в США. В Нью-Йорке профсоюз каменщиков добился увольнения итальянцев со строек в рамках федеральных общественных работ. Президент АФТ Сэмюэл Гомперс объединил силы с правым сенатором Генри Кэботом Лоджем в кампании за распространение антиазиатских иммиграционных запретов на «небелых» из Южной и Восточной Европы (20).

Процесс этот был хорошо заметен на металлургических предприятиях. Для «белых» сетлеров стало социально неприемлемым работать в одной рабочей команде с итальянцами или славянами. Все чаще они оставляли тяжелую работу европейским национальным меньшинствам, а сами становились мастерами, занимали положение, требующее квалификации, или уходили из отрасли. Компании также навязывали подобное разделение. Евроамериканцам, желавшим получить обычную работу, говорили: «на этих местах работают только ханки, там чертовская грязь и жар, это не подходит для «белых»...Ни один белый американец не пойдет рядовым в литейку, если он не псих и не алкаш». Одна история сталелитейной промышленности США сообщает:

«Англоязычные рабочие не обращали на иммигрантов внимания. За заводскими воротами они редко встречали их или попадали на их запруженные улицы. Но безразличие часто граничило с враждебностью... Высокомерием были полны также рассказы про Даго и Ханки, печатавшиеся в рабочих газетах, и откровенно враждебные замечания урожденных американских рабочих.

Горя желанием не смешиваться с Ханки, квалифицированный рабочий предпочитал идентифицироваться с группами мелких лавочников и ремесленников, а затем принял за образец торговцев и управляющих. Где бы ни лежали его интересы, психологически англоязычный металлург был на стороне своего нанимателя» (21).

Так что эпоха империализма началась, когда евроамериканские наемные работники все еще оставались привилегированным верхним слоем, где господствовали мелкобуржуазные взгляды. И хотя новый промышленный пролетариат был по происхождению почти исключительно европейским, первоначально он состоял из угнетенных национальных меньшинств Восточной и Южной Европы – «чужаков», которых сетлеры не считали белыми. Политика империи США –передача черной работы, пролетарских профессий, для «поддержки общества» угнетенным рабочим других национальностей, таким образом, продолжалась и в 20-м веке, хотя и усложненным образом. В то же самое время капиталисты рассматривали возможность подкупа недовольных, предлагая этим пролетариям «американизироваться» для интеграции в сетлерское общество.

Примечания

1  «Стил Компани» Карнеги была ведущей фирмой в отрасли. В 1901 году под руководством Дж. П. Моргана она стала основой первого из гигантских трестов, названного «Ю ЭС Стил Корпорэйшн».

2  Южные предприятия – Стальные южные предприятия США в Чикаго (штат Иллинойс.