Многие из нас слепо верят в то, что заговоры являются исключительно плодом больного воображения, либо малозначащими заблуждениями. Разумеется, существуют самые безумные предположения о наличии тех или иных заговоров. Есть люди, которые полагают, что Америка подверглась вторжению со стороны тайной армии ООН, вооруженной вертолетами-невидимками, либо что страну тайно контролируют евреи, геи или феминистки, черные националисты, коммунисты или инопланетяне. Однако из этого отнюдь не следует, что любые заговоры являются вымыслом.

К примеру, заговор является вполне легитимным юридическим термином: имеется в виду сговор двух или более лиц с применением незаконных способов для достижения тех или иных целей. Преступники отправляются в тюрьму за действия, совершенные в рамках сговора. Заговор может являться публичным актом и даже иметь немалое политическое значение. Уотергейтский скандал, приведший к отставке Никсона, являлся заговором от начала и до конца: то же можно сказать о деле Иран-контрас, многие аспекты которого до сих пор не расследованы. Скандал со ссудно-сберегательными организациями в 80-е и 90-е годы был охарактеризован Министерством юстиции как "множественный сговор с целью манипуляций, краж и разграбления" и стал беспрецедентным в истории финансовым преступлением.

Заговор или случайность?

Нередко термин "заговор" употребляют с целью отвергнуть чье-либо предположение о том, что люди, наделенные властными полномочиями в политике или экономике, сознательно действуют в личных интересах. Даже в тех случаях, когда они не скрывают собственных намерений, находятся те, кто отрицает их значимость. В 1994 году чиновники Федерального резерва обнародовали планы касательно финансовых мер, направленных на поддержание высокого уровня безработицы с целью недопущения "перегрева" экономики. Как и любой класс кредиторов, они предпочли взять курс на дефляцию. Когда один мой знакомый упомянул об этом в разговоре с друзьями, его слова были встречены со скепсисом: "Неужели ты думаешь, что банкиры-федералы намеренно оставляют людей без работы?" То, о чем он говорил, было отнюдь не его личными догадками - сообщения об этом появлялись в прессе. Тем не менее, в глазах его друзей это выглядело конспирологическими домыслами, ведь он приписывал сознательный сговор сильным мира сего.

Те, кто страшится самой мысли о заговоре, любят повторять: "Ты и вправду веришь, что существует группа лиц, сидящих в помещениях за закрытыми дверями и принимающих все главные решения?" По их мнению, подобный образ выглядит столь абсурдным, что это не нуждается в пояснениях. Но где еще собираться тем, кто обладает властью - на детских площадках или на скамейке в парке? Такие встречи действительно проходят за закрытыми дверями: в залах заседаний крупных корпораций, штабах Пентагона, в лучших гостиных и ресторанах, на курортах, в отелях и поместьях, во множестве конференц-залов Белого дома, Управления национальной безопасности, ЦРУ и других структурах. И, разумеется, при этом плетутся интриги (пусть их и называют "планированием" или "разработкой стратегии"), и все это происходит в обстановке строгой секретности, часто сопровождаясь сопротивлением попыткам сторонних лиц докопаться до истины. Никто не вовлечен в переговоры и планирование в большей степени, чем политическая и бизнес-элита совместно с нанятыми ими специалистами. Для того, чтобы сделать мир безопасным для тех, кто владеет им, политически активные элементы класса собственников создали структуры национальной безопасности, которые обходятся в миллиарды долларов и потребляют труд огромного числа людей.

Впрочем, всегда находятся те, кто с назидательной, скептической ухмылкой поинтересуются, верите ли вы на самом деле в то, что люди наверху имеют некие тайные намерения, осознают собственные интересы и обсуждают их друг с другом? На что я отвечу: а почему бы и нет? Конечно, это не означает, что любой представитель элиты работает исключительно в интересах высших политических кругов и крупных собственников. Не идет речи и о том, что их действия и оценки всегда безошибочны, а собственные интересы в новых условиях мгновенно ими осознаются. И все же именно они более приспособлены и обладают большими возможностями для отстаивания своих интересов, чем основная масса других социальных групп.

В противном случае мы должны поверить, что те, кто наделен привилегиями и властью - сомнамбулы, которые практически не обращают внимания на эти самые привилегии, всегда говорят правду, и что им нечего скрывать (даже когда столь многое покрыто тайной); а также, что, хотя большинство из нас, обычных людей, сознательно стремится отстаивать свои интересы, к элите и богачам это не относится; что, когда высшие должностные лица применяют насилие и военную агрессию по всему миру, то поступают так лишь исходя из тех соображений, которые ими озвучиваются; что когда они вооружают, спонсируют и обеспечивают кадровыми ресурсами военные перевороты по всему миру, а позднее отказываются признавать собственную роль в подобных деяниях, то делают эту из забывчивости, по недоразумению, либо из природной скромности; и в то, что чистой воды случайным является столь полное совпадение военной доктрины и интересов ТНК и системы аккуумулирования капитала по всему миру.

Кеннеди и критики слева

Зимой 1991-92 года фильм Оливера Стоуна "JFK" вызвал новую волну интереса широкой публики к убийству Президента Кеннеди. Фильм сопровождался целой волной разгромной критики в массовой печати. Либералы и консерваторы в едином порыве пытались убедить общество, что никакого заговора с целью убийства не существовало в природе, потому что подобных вещей вообще не бывает в Соединенных Штатах.

К сожалению, ряд авторов, которых обычно относят к левым, высказали точно такую же позицию, сходу отвергнув любые предположения о том, что заговор имел место. В то время, как правых и центристов заботила прежде всего легитимность существующих институтов власти и сокрытие мафиозной природы государства, левыми двигали несколько иные соображения, хотя их суть далеко не всегда была очевидна.

Ноам Хомски, Александр Кокберн и другие оспаривают предположение, согласно которому Кеннеди был убит из-за своих намерений вывести войска из Вьетнама, покончить с ЦРУ или отказаться от Холодной войны. По их мнению, подобные факторы не могли стать причиной убийства, потому что Кеннеди был милитаристом, поддерживал ЦРУ и был готов к выводу войск из Вьетнама лишь в случае победы. В частности, Хомски утверждает, что смена администрации в результате покушения не оказала существенного влияния на американскую политику. На самом же деле, широкомасштабные боевые действия были начаты по приказу Джонсона, а ковровые бомбардировки Камбоджи, Вьетнама и Лаоса по приказу Никсона свидетельствуют о серьезнейшем отходе от политики Кеннеди. Ряд вопросов Хомски и вовсе отказывается рассматривать: "Мне нечего сказать по поводу того, что бы сделал Кеннеди, будь он жив." В другой статье он полагает, что "Кеннеди не шел бы поперек рекомендаций своих советников" и "продолжал бы целенаправленно проводил меры по усилению ЦРУ и расширению его полномочий" (Z Magazine, 10/92 и 1/93).

Имеющиеся свидетельства указывают, что Кеннеди соблюдал нейтралитет в отношении Камбоджи и вел переговоры по прекращению огня и созданию коалиционного правительства в Лаосе, хотя ЦРУ проигнорировало эти усилия. Нам известно также, что остававшийся на тот момент в живых Роберт Кеннеди был противником администрации Джонсона в вопросе вьетнамской войны и публично признавал, что администрация его брата совершала серьезные ошибки. Популярность Роберта росла по мере его превращения из сенатского "голубя" в мирного кандидата на пост Президента, однако и он в результате был убит. Братья вели плотную совместную работу, и чаще всего их взгляды были близкими. И хотя это не является достаточным основанием для того, чтобы полагать, что Джон Кеннеди был готов измениться в той же степени, что и Роберт, у нас есть масса поводов хорошенько подумать перед тем, как предположить, что он неизбежно двигался бы в направлении, избранном вспоследствии Джонсоном, а затем и Никсоном.

Тем не менее, именно этой идее Хомски посвятил целую книгу, в которой утверждает, что Кеннеди не собирался уходить из Вьетнама, не одержав победу. Разумеется, во время своего президенства Кеннеди делал различные утверждения, в частности, о том, что невозможно просто так покинуть Вьетнам, либо же - наоборот, что война является внутренним делом этой страны.

Один из ближайших помощников Кеннеди, Кеннет О'Доннелл, писал о том, что Президент планировал вывести войска из Вьетнама после выоров 1964 года. По словам полковника Флетчера Прути, отвечавшего за военную поддержку секретных операций ЦРУ, Кеннеди призывал к полному выводу не только войск, но и всех американцев - то есть, также офицеров и агентов ЦРУ. По мнению Прути, своими действиями Президент "сам подписал себе смертный приговор". Армейская газета "Stars and Stripes" вышла под заголовком: "Приказ Президента: вывод всех американцев к 1965 году". "Пентагон был в ярости. Само имя Кеннеди стало бранным словом в кулуарах," - вспоминает полковник.

Кеннеди и ЦРУ

Хомски утверждает, что у ЦРУ не было никаких оснований убивать Кеннеди, потому что тот был убежденным "ястребом" и милитаристом. К этому выводу он приходит из предположения, что в 1963 году видение событий со стороны ЦРУ было таким же, как у самого Хомски - в наши дни. Однако, укоренившимся во власти силовым группам не слишком-то свойственно смотреть на вещи глазами левых публицистов. Чтобы согласиться с мнением Хомски, нам пришлось бы оперировать совершенно другими фактами: связанными не с интервеционизмом администрации Кеннеди и его публичными заявлениями, а с более закрытыми мотивами, которые двигали спецслужбами и их союзниками в то время.

Аналогичным образом, мы можем предположить, что так называемая "новая сделка" принесла относительно немного благ для рабочих, а Франклин Рузвельт был всего лишь инструментом в руках тех, кого на публике он называл "роялистами". Следуя этой логике, мы должны заключить, что у плутократов была масса причин поддержать усилия Рузвельта по спасению крупного бизнеса от самого себя. Однако большая часть плутократов заклеймила "того человека в Белом доме" как классового предателя. Чтобы понять, почему, мы должны понять, как ими воспринималась "новая сделка" в то время, а не как она видится нам самим в настоящем.

В действительности, Президент Кеннеди был не из тех, с чьим присутствием ЦРУ могло бы смириться, и это чувство было взаимно. Однажды Кеннеди поделился с одним из представителей своего ближайшего окружения желанием "разорвать ЦРУ на тысячи кусочков и пустить по ветру" (Нью-Йорк Таймс, 25 апреля 2006). Он закрыл тренировочные лагеря ЦРУ, где шла подготовка к повторному вторжению в Залив Свиней, а также предпринял еще ряд мер для усиления контроля за этой организацией. Он уволил ее наиболее властных и неуправляемых лидеров (в частности, директора Алена Даллеса, его заместителя Чарльза Кебелла и отвечавшего за планирование Ричарда Биссела). Он пытался сократить ее полномочия и сферу ответственности, а также строго ограничить ее роль в будущем и создать комиссию на высшем уровне для расследования деятельности ЦРУ в прошлом.

В 1963 году высшие чины ЦРУ и Пентагона, противники Кастро из числа кубинских эмигрантов, как и многие другие представители правого крыла, вглючая главу ФБР Эдгара Гувера, ненавидели Кеннеди и не считали возможным доверить ему будущее страны. Они называли его не иначе как "уклонист из Белого дома". Роберт Крейг приводит множество высказываний офицеров полиции Далласа, которые желали расправы с Кеннеди. Несколько лет назад, я услышал звонок радиослушателя на одной из радиостанций Сан-Франциско. Он заявил следующее: "Я впервые говорю об этом. Я работал на армейскую разведку. В 1963 году я находился в Японии, и тогда как раз ходили слухи о том, что Кеннеди убьют из-за его действий против разведструктур. Как только об этом заходила речь, все, что я мог услышать - это восторженные комментарии в духе 'этот ублюдок у нас на крючке'."

Несколько лет спустя после убийства Кеннеди, Президент Джонсон поделился со своим советником Марвином Уотсоном, что он "был убежден в существовании заговора с целью убийства", участие в котором ЦРУ было вполне вероятным (Washington Post, 13 декабря 1977). А Роберт Кеннеди признавался в подобных подозрениях неоднократно.

Враги Кеннеди в ЦРУ, Пентагоне и других структурах ставили ему в вину отказ предоставить поддержку со стороны авиации во время вторжения в Залив Свиней, нежелание провести массированное наземное наступление в Индокитае, гарантии, данные Хрущеву касательно ненападения на Кубу, желание наладить отношения с Кастро и выражение терпимости к странам с экономической системой, отличной от принятой в странах Запада, договор с Москвой о запрете ядерных испытаний в атмосфере, его речь в Американском Университете, в которой он призвал пересмотреть подходы в духе Холодной войны к отношениям с СССР, его антимонопольный иск против General Electric, ограничения в области истощения запасов нефти и борьбу против повышения цен на сталь, против монопольного контроля за национальной валютой со стороны Федерального резерва, теплый прием, который ему оказывали на профсоюзных съездах, а также его призывы к расовому равенству. Возможно, этого было недостаточно для некоторых левых, но уж точно было сверх меры для многих из правого лагеря.

Заключения левых и комиссии Уоррена

Эрвин Нолл, экс-редактор журнала Progressive, был еще одним из левых критиков, который враждебно отнесся к гипозете о заговоре и, в частности, к фильму Стоуна. Нолл признает, что не имеет понятия о том, кто убил Кеннеди, однако это не помешало ему сразу же признать ленту Стоуна "манипулятивной" и предлагающей неверные ответы. Но если сам Нолл не в состоянии предложить своей версии, как в таком случае он может придти к заключению о "ложности" фильма?

По словам Нолла, фильм Стоуна - "смесь фактов и вымысла" (Progressive, март 1992). Разумеется, часть сюжетных коллизий была создана в рамках сценария, однако, если говорить о ключевых событиях (включая лжесвидетельство Клей Шоу, показания свидетелей, поведение служащих судебных ведомств и другие подозрительные моменты), в картине они представлены в полном соответствии с фактами, изложенными в работах серьезных исследователей.

Чтобы продемонстрировать собственную гибкость, Нолл оговаривает, что "комиссия Уоррена работала в спешке и проводила расследование крайне небрежно". Но подобное утверждение лишь подтверждает его невежество. В действительности, комиссия провела пятьдесят одно длительное заседание в течение нескольких месяцев - гораздо больше, чем по большинству громких дел. Ей удалось собрать двадцать шесть томов свидетельств и показаний. В ее распоряжении находились сыскные ресурсы ФБР и ЦРУ, а также собственная команда профессионалов. Напротив, без всякой спешки и небрежности, комиссия целенаправленно конструировала доказательную базу под заранее определенное заключение. С самого начала ее интересовал лишь определенный набор вопросов, изначально сформулированных из предположения о вине Освальда как снайпера-одиночки.

Комиссия Уоррена создала шесть отдельных групп для расследования прошлого Освальда, его деятельности в предшествующие годы и в день убийства, а также для получения той же информации о Джеке Руби. По меткому замечанию Марка Лейна, была острая необходимость еще в одной: той, которая, собственно, и попыталась бы найти ответ на вопрос о том, кто убил Кеннеди. Но комиссия Уоррена так не считала, поскольку главное решение уже было принято.

Хотя ее предположительной задачей был поиск истины, деятельность комиссии была засекречена. Протоколы ее заседаний имели высшую степень секретности, а сотни и тысячи документов и других свидетельств были засекречены на семьдесят пять лет. Комиссией так и не были допрошены свидетели, которые слышали и видели выстрелы из-за забора.

Эрвин Нолл с  некоторым пренебрежением отзывается о легковерности американцев и заявляет, что он "презирает" Оливера Стоуна за то, что тот играет на этой легковерности. На самом деле американцев нельзя назвать легковерными. В отличие от некоторых левых критиков, они не приняли на веру официальное объяснение. Согласно опросам, 78 процентов американцев уверены, что имел место некий заговор. Однако и Кокберн в "Nation", и Хомски в "Z Magazine" не придают этой цифре особого значения, отмечая, что 7 человек из десяти также верят и в чудеса. Но если люди заблуждаются в чем-то одном, это еще не означает, что они заблуждаются во всем остальном. Хомски и Кокберн сами являются тому подтверждением.

В любом случае, сравниваются две несопоставимые вещи. Хомски и Кокберн ставят знак равенства между верой в чудеса и нежеланием общественности принимать за чистую монету официальную версию событий, которую им подсовывают вот уже на протяжении тридцати лет. Если кого и можно уличить в легковерности, так это Александра Кокберна, который отвел дополнительные печатные площади в "Nation" под публикации в поддержку шитой белыми нитками версии комиссии Уоррена о том, что некая загадочная пуля смогла поразить и Кеннеди, и Коннолли (по всей видимости, изменив направление полета прямо в воздухе, так как следов повреждений на ней не обнаружено).

Хомски считает достойным внимания тот факт, что "никаких свидетельств крупного заговора не найдено в документах для внутреннего пользования, равно как не было и утечки подобной информации", а также "отсутствуют какие-либо достоверные прямые улики" ("Z Magazine", 1/93, и письмо мне, 12/15/92). Но с какой стати участники столь масштабного заговора стали бы вести "документацию для внутреннего пользования" (какой бы смысл ни вкладывался в это понятие), фактически обличающую их в убийстве? Зачем бы им это понадобилось, учитывая, что в случае разглашения подобной информации они рисковали бы жизнью? Многие из участников заговора могли знать лишь небольшую долю информации. Но все они прекрасно осознавали, с какой могущественной и жестокой силой им придется столкнуться, если они сболтнут лишнего. И действительно, многие из тех, кто соглашался сотрудничать со следствием, совершенно неожиданно уходили из жизни. Наконец, какие такие достоверные прямые улики свидетельствуют о том, что убийцей является именно Освальд?

Хомски столь упорно отстаивает тезис об отсутствии достоверных улик лишь потому, что он, видимо, до сих пор не ознакомился с той огромной массой доказательств, которые уже стали достояние общественности. Так в деле Ханта против "Либерти Лобби" суд присяжных вынес решение, согласно которому президент Кеннеди действительно был убит вследствие заговора, в котором в частности были замешаны сотрудники ЦРУ Говард Хант и Франк Стержис, а также информатор ФБР Джек Руби. 

В своих мемуарах советник Никсона Г.Р. Холдмэн отмечает, что "после убийства Кеннеди, ЦРУ приняло беспрецедентные меры, чтобы замести все следы". Также он пишет: "Как и в случае в Уотергейтским скандалом, когда ЦРУ прибегло к столь же жестоким мерам, в данной ситуации были буквально уничтожены любые свидетельства связи ЦРУ с убийством Кеннеди".

Действительно, если не было заговора, к чему тогда подобная секретность?  Если виновен Освальд, зачем что-либо скрывать? И почему тогда ЦРУ и ФБР отказываются полностью рассекретить сотни тысяч относящихся к делу документов? Почему бы им не обнародовать всю информацию по делу и не положить конец сомнениям относительно виновности Освальда, а заодно и развеять подозрения об их собственной причастности к убийству?

Стоит заметить, что Эрвин Нолл, Ноам Хомски, Александр  Кокберн и другие деятели из левого лагеря, обрушивающиеся с критикой на версию заговора против Кеннеди, абсолютно ничего не знают о важных результатах проведенных расследований. Общаясь с ними, я неоднократно указывал на это, и они сами не отрицают данный факт. Они не читали ни одной из множества работ независимых исследователей, которые установили факт участия ЦРУ в заговоре против Кеннеди и в масштабной операции по сокрытию реальных обстоятельств убийства. Но это не мешает им отрицать наличие заговора, используя общие фразы и необоснованные доводы.

К вопросу о структурализме 

Будучи загнанными в угол в данном вопросе, либеральные критики вроде Кокберна и Хомски все-таки допускают, что заговоры существуют, но они не имеют большого значения, являясь лишь фактором, отвлекающим внимание общественности от настоящих проблем институциональной власти. Структурный анализ – как я его понимаю – доказывает, что события определяются теми крупными, общественно значимыми формами, в которых власть и интересы людей находят свое выражение, а не происходят по случайному стечению обстоятельств или при попустительстве горстки второстепенных политических деятелей. Нельзя отрицать того, что большие структурные тенденции налагают ограничения на политический курс и оказывают сильное давление на политических лидеров. Но это не означает, что все важные политические события предопределены. Сохраняя верность основополагающим классовым интересам, разные политики могут следовать различным курсом, и последствия выбора такого курса могут сказаться на судьбах миллионов людей. Так, ковровых бомбардировок Камбоджи и Лаоса, которые устроил Никсон, могло и не быть, если бы президентом был Кеннеди или даже Джонсон (или Хамфри). Если критики левого толка считают, что по большому счету это не имеет значения, пусть они попробуют объяснить это миллионам жителей Индокитая, которые оплакивают погибших, тем, чьи судьбы поломала война.

Левые, питающие неприязнь к расследованию заговоров, делят людей на два лагеря, т.е. либо ты в своих взглядах на политику придерживаешься структуралистского подхода, либо ты "помешанный на заговорах" человек, который все исторические процессы сводит к неким тайным интригам и мешает другим разглядеть за этими махинациями и заговорами более крупные системные факторы. Как отмечает Хомски: "Как бы неприятно это ни было, но общественно-политические институты – это неизбежная реальность, равно как и те события в политике, которые происходят в основном под влиянием этих институтов" (Z Magazine, 10/92).

Я полагаю, одним из таких институтов, о которых он говорит, является ЦРУ. В большинстве своих операций ЦРУ действует, по сути, как тайная организация, прибегая к секретным действиям и планам крайне сомнительного свойства. Что такое секретные операции, если не заговоры? В то же время ЦРУ – это учреждение, являющееся структурным элементом системы государственной безопасности. Итак, ЦРУ – это заговор на институциональном уровне.

Как я отмечал в опубликованной переписке с Кокберном и Хомски (кстати, никто из них так ничего и не ответил на данный аргумент), заговор и структура не являются взаимоисключающими понятиями. При структурном анализе, априори исключающем заговоры, мы рискуем не увидеть картину в ее целостности. Заговоры - это неотъемлемая часть политической системы национальной безопасности, а не случайный элемент. Правящие элиты используют как конспиративные методы работы, так и открытые, законные процедуры и у себя в стране, и за рубежом. Они финансируют всё: от избирательных кампаний и издательств до гангстеров и "эскадронов смерти". Они пойдут на любой шаг, включая убийство кого-то из своих людей, если он мешает им выполнять главную задачу – делать мир безопасным для тех, кто этим миром владеет.

Результаты расследования  заговора против Джона Кеннеди, которые  стали известны широкой общественности благодаря фильму "Джон Кеннеди: выстрелы в Далласе", помогли многим людям осознать бандитскую суть государственной власти в этой стране и то, что эта власть творит во всем мире.

Расследуя заговор против Кеннеди, исследователи не "бегут" от чего-то "сложного и неприятного", как сказал бы Хомски; они поднимают серьезные вопросы о характере государственной власти в нашей стране, которая считается демократитеской.

Структуралисты  не должны сбрасывать со счетов важность человеческого участия в истории. Общественно-политические институты – это не некие материализованные силы, порождающие сами себя. “Преемственность корпоративных и классовых интересов” (фраза Кокберна) – это не некий абстрактный конструкт, существующий сам по себе. Ни империи, ни службы национальной безопасности не появляются просто по недосмотру. Для их возникновения необходимы не только соответствующие условия, но и сознательные усилия живых людей. Доказательством этого является само существование института национальной безопасности, основной функцией которого является сохранение условий политико-экономической гегемонии. 

Потратив много лет на написание книг, основанных на структуралистском подходе, я не могу без иронии выслушивать разглагольствования  о важности структурализма от тех, кто практически не занимается структурным анализом американской политической системы и демонстрирует недостаточный уровень теоретического осмысления структурализма. За исключением нескольких марксистских журналов, левая пресса - включая те издания, где печатаются Хомски и Кокберн - не практикует системный или структурный анализ. В подобных изданиях большинство публикаций посвящено отдельным проблемам и событиям, большая часть из которых является гораздо менее значительной, чем убийство Кеннеди.

В левой прессе большое внимание уделялось таким громким аферам, как Уотергейтский процесс, программа ФБР КОИНТЕЛПРО, поставка оружия в Иран, война в Ираке, участие ЦРУ в контрабанде оружия и наркотиков, скандал с Международным кредитно-коммерческим банком (BCCI) и крах кредитно-сберегательных ассоциаций. При этом не объясняется, почему эти заговоры важны, а убийство Кеннеди – нет. Чип Берлет неустанно осуждает расследование заговоров в то время, как сам посвящает массу времени расследованию финансовых махинаций Линдона Ларуша, афер, за которые последний отправился за решетку. Берлет не объясняет, почему заговор Ларуша стоит расследовать, а заговор против Кеннеди – нет. 

Уильям Домхофф  отмечает: “Если «заговор» означает, что эти люди [правящий класс] осознают свои интересы, знают друг друга лично, встречаются в частном порядке, пытаются прийти к консенсусу относительно того, как предупредить те или иные события и как вести себя в том или ином случае, тогда своего рода заговоры имеют место в СМО (Совете по Международным Отношениям), не говоря уже о Комитете по экономическому развитию, Деловом совете, Совете по национальной безопасности и Центральном разведывательном управлении”. После такого безусловно ценного описания институционального заговора Домхофф неожиданно говорит то, что может отдалить читателя от понимания сути проблемы: "Мы все порой склонны верить в то, что существует некое тайное зло, повинное во всех мировых бедах". Теории заговора "укрепляют людей в вере, что стоит избавиться от нескольких плохих людей, и все в мире будет хорошо". 

В ответ на эту несколько упрощенную трактовку вопроса Питер Дейл Скотт заявляет: "Я считаю, что расследование реальных обстоятельств смерти Кеннеди выведет нас не на несколько плохих людей, а на институциональные и околополитические структуры, которые лежат в основе нынешней власти". Итак, заговоры в сфере национальной безопасности - это неотъемлемая часть нашей политической системы, а не ее случайный элемент. 

Какое нам дело до покушения на Кеннеди?

Либеральные критики утверждают, что люди, которые обеспокоены убийством Джона Кеннеди, идеализируют его и попусту тратят свои силы. Хомски заявляет, что в лагере левых звучат собственные аналоги призывов ультраправых пропагандистов: "Это всё из-за того заговора. В Калифорнии, например, левых разбили наголову, потому что им кажется, что в убийстве Кеннеди замешано ЦРУ… тайное правительство. Из-за всех этих дел многие ушли из левого движения" ("Против течения" 56, 1993). Хомски не приводит никаких доказательств в подтверждение столь странного высказывания. 

Левые критики  опасаются, что людей введут в заблуждение, и те начнут думать о Кеннеди хорошо. Кокберн считает Кеннеди лишь слугой корпораций, и – следовательно – кому какое дело, как он был убит? ("Nation" 3/9/92 и 5/18/92). Ненависть левых по отношению к Кеннеди мешает им осознать политические последствия его убийства. Они путают небольшой политический вес жертвы и политическое значение его убийства, его последствия для демократии и то, как это убийство обнажило бандитскую суть государственной машины. 

В 1894 году капитан Альфред Дрейфус был консервативным милитаристом. Клемансо однажды высказал мнение, что если бы фамилия этого человека была не Дрейфус, он сам был бы противником Дрейфуса. Означает ли это, что политическая борьба вокруг дела Дрейфуса была пустой тратой времени? Проблема быстро вышла за рамки этого конкретного дела, став предметом борьбы между правыми и левыми, между теми, кто был на стороне армии и антисемитов, и теми, кто выступал за республику и справедливость. 

Бенигно Акуино, представитель привилегированного класса на Филиппинах, также не обещал больших структурных изменений, будучи еще большим консерватором, чем Кеннеди. Значит ли это, что народ Филиппин должен был забыть о заговоре, который закончился убийством Акуино, считая его незначительным событием и внутренним делом правящего класса? Напротив, они использовали это дело как оружие в борьбе против ненавистного режима Маркоса.

Архиепископ Ромеро из Сальвадора был представителем местной аристократии. Иначе он не смог бы пробиться на вершину церковной иерархии. Но когда он начал выступать с критикой войны и высказываться в защиту бедняков, его убили. Я сомневаюсь, что история Сальвадора сильно изменилась бы, если бы он не был убит. Значит ли это, что группам активистов в нашей стране и в Сальвадоре не стоило и пытаться использовать дело об убийстве Ромеро, чтобы раскрыть хищническую, бандитскую сущность сальвадорских властей? (Я задал Хомски эти вопросы в открытом письме, опубликованном в "Z Magazine", но в своем ответе он их не коснулся). 

Вместо того, чтобы использовать подобную возможность, некоторые либеральные авторы снисходительно приписывают массу эмоциональных проблем тем, кого беспокоит факт сокрытия обстоятельств убийства. По словам Макса Холланда, писаки, который словно выполняет спецзадание по отрицанию факта заговора против Кеннеди, "народ поверил в миф…, ничего общего с реальностью не имеющий", а "американцы отказываются принять собственную историю". В "Z Magazine" (10/92)  Хомски предостерегает, что ”во время всеобщего разлада и социального кризиса, нередко появляются различные милленаристские тенденции”. Он видел два таких явления в 1992 году: это феномен Росса Перо и то, что он обозначил как "воскрешение Кеннеди" или "возрождение Камелота". И хотя он признает различия между ними, он все равно сваливает их вместе, называя "энтузиазм Кеннеди-Перо". Общественный интерес к убийству Кеннеди, говорит он, обусловлен "тоской по Камелоту" или "тоской по ушедшему мессии".

Я, со своей стороны, был свидетелем движения Перо, в  которое были вовлечены миллионы людей, но не встречал доказательств "воскрешения" Кеннеди, равно как и милленаристской тоски по Камелоту или «ушедшему мессии». Тем не менее, имеет место возрождение интереса к убийству Кеннеди, а это совершенно другое. На всем протяжении нашей дискуссии Хомский заявлял, что те, кого волнует убийство, наверняка являются поклонниками Кеннеди. Фактически, некоторые таковыми и являются, но не все. Кеннеди был убит в 1963 году; люди, которым сейчас по двадцать, тридцать и даже сорок лет – большинство американцев – были в то время недостаточно взрослыми, чтобы у них развилось чувство политической преданности Кеннеди. 

Либеральные критики с психологической точки зрения рассуждают как умеют о наших иллюзиях, несбыточных мечтах, о нашей тоске по "мессии" и "Отце", а также о нашей неспособности заглянуть в лицо неприглядной реальности. Они высокомерно предостерегают нас от "увлечения заговорами" и "тоски по Камелоту". Они убеждают нас не прятаться от жизни в мире фантазий. Они - знатоки от левых сил, которые ведут нас за руку в наших поисках ответов по делу Кеннеди, хотя сами об этом деле не знают практически ничего и не могут оценить его значимость. Никогда не читавшие исследовательской литературы, они отвергают мнения исследователей как несущественные и абсурдные. Чтобы придать своим высказываниям видимость интеллектуальной глубины, они обращаются к структурализму, в котором являются полными профанами.

Не "поклонение Кеннеди" и не "тоска по Камелоту" подвигли нас на расследование, а желание бороться с беспощадными, бесчеловечными институтами, которые манипулируют нами, чтобы в этой борьбе зародилась система правления, подотчетная людям и достойная называться демократической.

Из книги Dirty Truths (1996, City Lights Books) (стр. 172 - 191)

Перевод с сокращениями Михаила Гунина