Ровно десять лет тому назад НАТО начал наносить бомбовые удары по Югославии. Я работал тогда в одной небольшой конторе. По советской ещё традиции в помещении весь день вещало радио. Только в отличие от старых времен, это был не кирпич-трехпрограмник, а мощная стереосистема «Акай», и вместо «Производственной гимнастики», «В рабочий полдень» или мемуаров «дорогого Леонида Ильича» эфир заполняли бесконечные передачи радиостанции «Эхо Москвы». С самого утра и до конца рабочего дня в уши сотрудников вливался мутный информационный поток, состоявший по преимуществу из ретрансляции штампов западной антисербской пропаганды, злобной истерики доморощенных «правозащитников» и глумливых комментариев разномастных «экспертов», толковавших о зловещей природе сербского национализма, умственной и нравственной ущербности русских, протестующих против агрессии НАТО и, разумеется, о благотворности «гуманитарных бомбардировок» Югославии авиацией союзников. Многочасовое прослушивание всего этого беснования, помнится, буквально изводило меня: голова тяжелела, к горлу подкатывал ком и, как после тяжкого похмелья, хотелось блевать. Но все мои попытки выключить радио или хотя бы сменить частоту натыкались на вежливый, но непреклонный отпор начальника – немолодого уже человека, «шестидесятника» в вечно помятом костюме, с бородкой клинышком. Было заметно, что содержание передач доставляло ему истинное наслаждение, которое он не хотел прерывать ни на минуту. Сотрудники в целом солидаризировались со своим шефом, хотя делали это скорее из конформистских, нежели идеологических соображений. Вряд ли эти люди лично имели что-то против Югославии. Ещё 15-20 лет назад они или их родители давились в очередях в магазинах «Белград» и «Ядран», болели за югославский футбол и баскетбол, гонялись за пластинками Жорже Марьяновича или группы АВС, а чтобы съездить в «почти капстрану», проходили малоприятное собеседование в парткомах, где заученными, казенными фразами клеймили происки «имперьялизьма». Но обыватель есть обыватель, он всегда тонко чувствует конъюнктуру, отлично умеет ориентироваться в интересах сильных мира сего и прогибаться под эти интересы. Прежние «хозяева жизни» Югославию любили, и это было, в общем, хорошо. Теперь новые хозяева решили её сожрать с потрохами – что ж, пусть так, и хотя и не очень понятно, зачем им это надо, но наша хата с краю, придется с этим смириться…

Такое объяснение поведения товарищей по работе не приносило, однако, облегчения.

Ощущение безысходности, отчаяния, собственного бессилия и ничтожества перед лицом торжествующего «нового мирового порядка» вгоняло в глубокую депрессию. То была эпоха «позднего Клинтона»: как на дрожжах росла «новая экономика», хайтек и финансовые спекуляции переживали бум, господство Америки подкреплялось не только силой, но и, как не противно было осознавать, чем-то вроде «морального авторитета». Не так давно победившая в Холодной войне, она ударными темпами распространяла свои ценности и влияние по всему миру. Казалось, что из жизни человечества навсегда исчезла диалектика, испарились многообразие и борьба противоположностей, что Гегель и Маркс пороли чушь, а прав оказался ничтожный Фукуяма, предсказавший неолиберальный «конец истории»: «рыночную демократию» как незыблемый орднунг на веки вечные. Было ясно, что сейчас в Югославии забивается последний гвоздь в гроб старого доброго мира – того мира, в котором родился и вырос, который отнюдь не был всегда таким уж добрым и идеальным, но был до боли родным и знакомым. В котором единственно и возможно жить таким как я…

Впрочем, в какой-то момент нашелся у меня и единомышленник. Им оказался парень, так же как и я не давно пришедший в компанию. В курилке, в обеденный перерыв мы отводили душу в откровенных беседах – проклинали Америку, Клинтона, Солану, натовского спикера со змеино-шипящим именем Джемми Шиа, гнусную российскую ельцинскую клику, позорно предавшую братский балканский народ. Удивлялись возмущенно – почему сербы не ударят в ответ, зачем дают беспрепятственно бомбить себя. Надо бы бросить на избалованных, изнеженных янки да европейцев имеющиеся в избытке танки - пусть покушают настоящей войны, прольют свою голубую, арийскую кровь. Надо, наконец, провести несколько дерзких партизанских вылазок и взорвать кое-какие объекты в Берлине, Париже, Лондоне. К черту эту дурацкую сдержанность, к черту политкорректность! Ведь всё повторяется, как и 85, как и 55 лет назад. Тогда сербы не сидели сложа руки, дрались и победили, надо и сегодня так же, терять ведь нечего: «Уедненье или смрт!».

Югославию наши разговоры не спасли, но свою маленькую победу нам одержать удалось: мы стали открыто демонстрировать отвращение к передачам «Эха» и, в конце концов, назойливый «телескрин» таки был выключен…

С тех пор минуло ровно десять лет. Нет больше на карте такой страны, как Югославия, а её бывший руководитель замучен в гаагской тюрьме. Занял своё место в истории «лидер свободного мира» Билл Клинтон – вошел туда длинной свиной сосиской из хот-дога, зажатой между двумя булками-бушами. Умер несколько лет назад, едва перешагнув тридцатник, мой приятель-коллега. Зашаталось, заходило ходуном казавшееся некогда монолитным, отстроенным на века здание мировой капиталистической системы. Пророчества Фукуямы оказались бессильны против объективных законов исторического развития. Если в предыдущие десятилетия неизбежные кризисы перепроизводства удавалось «сплавить» на периферию, в страны третьего мира, на «возрождающиеся рынки», то теперь тяжелейшая экономическая рецессия поразила самый центр системы. Рушатся колоссальные финансовые структуры, банкротятся громадные монополии, безработица приближается к таковой времен Великой депрессии 1930-х годов, а правящие элиты находятся в тотальной растерянности, откровенно признаваясь в полном неведении относительно причин кризиса и расписываясь в бессилии предотвратить его социальные последствия. В левой среде, да и не только в ней, идут разговоры о скором крахе капитализма и о приходе ему на смену социализма.

Михаил Леонтьев недавно сказал, что происходящее в США напоминает ему советскую «Перестройку». В самом деле: молодой, энергичный и словоохотливый президент ратует за новые подходы во внутренней и международной политике, обещает вести непримиримую борьбу с привилегиями «бандитов с Уолл-стрита», предлагает мир и дружбу «цивилизационному противнику» - Ирану. Вчерашние капитаны бирж и идеологи «невидимой руки» каются в собственных ошибках и клянут экономику laissez-faire едва ли не убежденнее и красноречивее, чем 20 лет тому назад их советские «партнеры» проклинали «командно- административную систему»! Ещё чуть-чуть, и при монополиях вроде GM, P&G и т.п. начнут создаваться кооперативы, демократический директор ЦРУ передаст послу РФ схему прослушек в российском посольстве в Вашингтоне и, глядишь - Штаты на полном ходу врежутся в «капитализм с человеческим лицом»...

Но шутки шутками, а вопрос о замене обанкротившегося капитализма другим, более прогрессивным общественным строем, все более явственно выходит на повестку дня. Каждому грамотному левому, а тем более марксисту, должно быть вполне ясно, что сам по себе, в результате какой-нибудь волшебной «перестройки», заговора, путча той или иной группировки правящего класса, того или иного деятеля или лидера этого класса, капитализм не уйдет. Сам себя капитализм не убьет и не похоронит. Смена общественной формации включает не только кризис и коллапс старой системы, но и, что совершенно необходимо, вызревание альтернативы, т.е. нового, более прогрессивного порядка. Это – процесс скорее политический и культурный, нежели экономический. Требуется существование политического движения, достаточно массового и организованного, готового возложить на свои плечи дело революционного переустройства всего общества. История учит, что такое движение немыслимо без опоры на «восходящий класс» - т.е. на такой класс, который наиболее бурно развивается в условиях старой общественно-экономической формации и, одновременно, ощущает себя скованным рамками этой формации. Восходящим классом была буржуазия в Западной Европе эпоху великих революций. Восходящим классом являлся и молодой российский пролетариат в 1905 и 1917 годах.

Что происходит сегодня? Если взять российскую историю двух последних десятилетий, то можно констатировать, что самым быстроразвивающимся и наиболее политически активным классом в этот период был и остается средний класс – мелкая и средняя буржуазия. Этот класс составлял массовую основу всех без исключения важнейших политических потрясений с конца 1980-х и до настоящего момента. Мещанство крупнейших промышленных городов СССР собиралось на многотысячные антисоветские демонстрации, толпами шло в «народные фронты», голосовало против сохранения Союза на референдуме в марте 1991 года. Без его активнейшего участия, а также его союза с «рабочей аристократией» - шахтерами Кузбасса – распад СССР и крушение советского социализма были бы просто неосуществимы. Никакой Горби со всей своей номенклатурой никогда бы с этой задачей не справился. Во время кризиса 1990-х советский средний класс преобразовался в мелкую и среднюю буржуазию. Бывшие инженеры и МНС занялись торговлей, стали бизнесменами и обслугой западного и отечественного крупного капитала. Дефолт 1998 года нанес среднему классу чувствительный удар, однако в условиях роста мировой экономики России удалось быстро преодолеть спад и перейти в стадию бурного развития потребительского капитализма. Путинская эпоха стала поистине «золотым веком» для российской мелкой и средней буржуазии. Она сильно выросла численно, достигнув, по оценкам некоторых социологов, до 20-25% населения, а в крупных городах, таких как Москва и Ленинград, её концентрация превысила даже аналогичные показатели в столицах самых развитых стран Запада, а уровень потребления значительной её части вплотную приблизился к европейскому и даже американскому. Ей удалось удачно встроиться в «сырьевую модель» российской экономики, пережившей бум из-за чрезвычайно высоких мировых цен на энергоносители. Крепнущий российский средний класс создал спрос на политику и идеологию национализма и усиления роли государства в экономике. Национал-либеральный характер путинского режима обуславливался в первую очередь усилившимся влиянием мелкой и средней буржуазии – во многом в противовес крупной компрадорской буржуазии ельцинской поры.

Главные политические силы России, её элиты, не только вынуждены считаться со средним классом, но и устами своих лидеров и идеологов постоянно подчеркивают его ведущую роль в консолидации российского общества. Так, один из вождей правящей клики, автор концепции «суверенной демократии» Владислав Сурков в своём выступлении в конце прошлого года заявил:

«Средний класс фактически обрел социальную гегемонию и политическую власть. Если 80-е были временем интеллигенции, 90-е десятилетием олигархов, то нулевые можно считать эпохой среднего класса»

Он призвал поддержать «уровень занятости и потребления» среднего класса и пообещал, что Медведев и Путин не оставят его в тяжелые времена кризиса.

Не отстает от власти и левая оппозиция. Лидер КПРФ Геннадий Зюганов постоянно подчеркивает необходимость поддержки «малого бизнеса», а программа российских коммунистов сочетает в себе идеи национализма и западной социал-демократии, находящие отклик и поддержку у большей части среднего класса РФ.

Следует отметить и так называемую «неформальную левую», многие идеологи которой говорят даже о «революции среднего класса». Так, небезызвестный Максим Калашников в своей статье «Революция по-антиглобалистски» утверждал, что «средний класс заменит пролетариат Маркса».

Подъем российского среднего класса становится особенно заметным на фоне упадка двух других классов - пролетариата и крестьянства. Российский рабочий класс оказался жертвой капиталистических «реформ», главным результатом которых стала деиндустриализация страны и превращение её в «сырьевую державу». Даже в последние предкризисные годы на фоне некоторого оживления промышленности российский пролетариат не вырос численно. При этом продолжался процесс его организационного и идейного ослабления. Что касается колхозного крестьянства, то под разглагольствования «реформаторов» о «крепком хозяине» и «развитии частной инициативы на селе» этот действительно крепкий класс, в советские годы кормивший страну и дававший львиную долю прироста населения, был лишен возможности самовоспроизводства и фактически подвергнут геноциду.

Тут мы подходим к главному вопросу нашей статьи: сможет ли российский средний класс стать во главе революционных преобразований в стране и взять на себя роль «могильщика» российского капитализма? Ответ на это вопрос требует анализа положения этого класса в структуре капиталистического накопления. Исходя из периферийного, экспортно-сырьевого характера российского капитализма можно сделать относительно нашей средней и мелкой буржуазии довольно неутешительный вывод: это паразитический класс, интересы которого связаны преимущественно с потреблением, а не с производством. Разумеется, этот вывод нельзя отнести ко всем представителям российского среднего класса. Этот класс, все-таки, достаточно неоднороден. Но к его наиболее активной, преуспевающей части – безусловно. Потребительство составляет главный смысл существования, raison d'être этого класса. Импорт иномарок на $60 млрд. в год, очереди в торговых сетях «Ашан» и «Метро», массовое паломничество на заграничные курорты – вот его Днепрогэс, Магнитка и Сталинград, источник его высокомерного презрения к «не умеющим устраиваться», «неудачникам», к «нищей совдэпии».

Отметим ещё один важный момент. До недавнего времени наш средний класс крупнейших городов практически не был знаком с такой неотъемлемой стороной капиталистической системы, как кризис перепроизводства. Да, были нелегкие 90-е, когда многим пришлось пережить болезненную потерю общественного статуса, сменить род занятий, столкнуться с такими «прелестями» реставрации капитализма, как рост преступности, бандитизма, деградация образования, здравоохранения и т.д. и т.п. Но все эти пороки новой жизни являлись в значительной мере продолжением её «достоинств», главным из которых, как выразился один мой знакомый, директор небольшой фирмы, было то, что «ОНИ, наконец-то, дали нам возможность ЗАРАБАТЫВАТЬ». Бурно развивавшиеся торговля, сфера обслуживания, всякие полулегальные гешефты открывали перед новой русской буржуазией невиданные прежде возможности «зарабатывания» и потребления. Со стола крупной буржуазии, среднему классу перепадал неплохой кусок, и за это можно было простить «ИМ» - новой власти - все их грехи. Ныне, с развертыванием мирового экономического кризиса, эти возможности стали стремительно сокращаться. Среднему классу на всем постсоветском пространстве впервые пришлось столкнуться с настоящим, классическим кризисом капитализма и с его непременными последствиями – массовой безработицей, разорениями, резким падением совокупного спроса и реально нависшей угрозой обнищания. Это уже не «временные трудности» 90-х, не мгновенный, как укол в мягкое место, дефолт 1998 года. Это – кризис капитализма par excellence. Тяжкий, затяжной, как бы без видимых причин и без ясных сроков окончания. Стихия, подземный толчок - сколько-то их ещё последует, какой будет самый сильный и удастся ли вообще пережить это землетрясение? Столь резкое, «внезапное» изменение ситуации не может не внести существенные коррективы в поведение «социального и политического гегемона». На наших глазах он начинает «революционизироваться». Разумеется, по-своему, по мелкобуржуазному – тут опять же нет ничего нового. «"Взбесившийся" от ужасов капитализма мелкий буржуа,» — писал В. И. Ленин, — «это социальное явление, свойственное, как и анархизм, всем капиталистическим странам». Такого «взбесившегося» мелкого буржуа мы сегодня наблюдаем – во Владивостоке, в Прибалтике, на «маршах несогласных». И это только начало. Впереди ещё массовые увольнения «менеджеров среднего звена», банкротства торговых сетей, развал «эффективных и цивилизованных финансовых структур». Могут ли эти стихийные, истеричные протесты перерасти в значительное социалистическое движение? Сами по себе вряд ли. Скорее они могут стать основой возникновения фашистской диктатуры того или иного толка. Что же, спросит читатель, неужели все так мрачно, неужто нельзя надеяться на возрождение социалистической альтернативы хотя бы в отдаленном будущем?

Ну, во-первых, унывать не следует ни при каких обстоятельствах. А во-вторых, как мы уже отметили выше, средний класс неоднороден и противоречив. Маркс писал:

«Мелкий буржуа... составлен из "с одной стороны" и "с другой стороны". Таков он в своих экономических интересах, а потому и в своей политике, в своих религиозных, научных и художественных воззрениях. Таков он в своей морали, таков он in everything. Он — воплощенное противоречие»

В условиях современной России имманентная расколотость, неоднородность мелкой и средней буржуазии усугубляется её необычайной молодостью: пара десятилетий для класса – пшик с точки зрения истории. Кроме того, немалая часть нашего среднего класса все-таки в той или иной степени остается носителем великой культурно-интеллектуальной традиции русской разночинной и советской научно-технической и литературной интеллигенции. Это последнее обстоятельство, возможно, не бросается в глаза, оно скрыто пошлыми реалиями нашего уродливого, дефективного капитализма, но его подспудное влияние ощутимо каждому мало-мальски чувствующему биение пульса русской общественной жизни. Т.е. российский средний класс все ещё не до конца потерян для дела социализма – в нём присутствует немалый прогрессивный элемент. Этот элемент пока что находится все больше в тени, т.к. сконцентрирован преимущественно в наименее заметной, «преуспевающей» части нашего среднего класса. Речь идет о работниках сферы образования, остатках советской науки, даже об определенной части журналистов. В принципе, в любом сегменте российского среднего класса присутствуют люди правильной закваски. Их беда – пассивность и неорганизованность, а также слабая связь с пролетариатом. С другой стороны, именно из среды этих людей должны выделиться лидеры нового российского социалистического, рабочего движения, его идейно-интеллектуальный авангард. То, что он появится, свидетельствует вот хоть эта прекрасная статья о нашем рабочем классе, которую мы с удовольствием опубликовали в одном из недавних номеров. Ибо, чтобы там не говорили всякие умники, учение Маркса-Ленина о пролетарской революции не устарело и гегемоном грядущей коммунистической революции станет «поднявшийся до положения ведущего класса нации» пролетариат. Наша задача – помочь ему подняться с колен. Конечно, только после того, как поднимемся сами…