Сон

Город – ярко мерцающее море светлячков

Маруланда, сидя на вершине горы, самой высокой среди окрестных гор, и положив руки на колени, задумчиво созерцал необъятность ночи. Переведя свой взгляд туда, дальше моря ночи, застывшего в своей неподвижности, он остановился на ярко мерцающем море светлячков: это зрелище плавно перетекло в образ воображаемого города. Он решил отправиться в путь этой же ночью и шёл вниз по склону Кордильеры до тех пор, пока его не застал день; это было как знак, и Маруланда решил отдохнуть на вершине одной из гор. Видение города исчезло, сейчас перед ним лежал величественный гордиев узел зелёного цвета: Маруланда шёл навстречу гигантскому змею.

Через три часа Маруланда продолжил свой путь, спускался и поднимался как на бесконечных качелях; он отдыхал то в глубине гор, то на берегу речки, бегущей по ущелью, то на склонах гор, когда искал хоть немного тени для отдыха там, где был кустарник. На исходе 15 дня, увидев с горы долину, покрытую свинцовыми тучами, он понял, что, наконец-то, величественный узел зелёного цвета закончился. Его губы невольно прошептали: «А сейчас я пойду навстречу другому змею».

День сменился ночью, ночь – рассветом, когда в 6 часов утра он очутился на берегу реки и для того, чтобы перейти эту реку, надо было пройти по импровизированному мосту из связанных между собой стволов деревьев. Но ещё до того, как он увидел реку и мост, зачарованный Маруланда обратил внимание на громадину из цемента, столпотворение высоких и низких сооружений; громадину, словно нарисованную и раскрашенную в кричащие цвета пятилетним ребёнком. И когда Маруланда уже шёл по первой улице города, но, разумеется, после того, как предварительно прикинул в уме пути возможного отступления через двери и окна, он был поражён видом огромного множества людей; такого количества он не видел никогда в своей жизни, этот поток изливался и растекался по разным улицам; молчаливое, немое множество с бешеной торопливостью в глазах, которые казались часами на городской башне. Маруланду толкали локтями в спину и спереди, его бросало то в одну, то в другую сторону, иногда людской поток заставлял Маруланду вертеться волчком на одном месте, не позволяя самому выбрать путь для своих ног.

Неожиданно, вытолкнутый человеческим водоворотом, он, беспомощный,  очутился на пустынной середине улице. Тишина охватила его со всех сторон, словно невидимая сеть. Он попытался освободиться от этого наваждения, махнув на всё рукой, и решил пойти поискать другую улицу, которая позволила бы ему спокойно осмотреть приснившийся город. Запоздалый жест. Лавина машин с рёвом хлынула на него, тишина взорвалась рёвом автомобильных сигналов. В это мгновение он подумал: «Это похоже на прорвавшуюся реку…». Но времени для размышлений не было. Так и не поняв как именно, он оказался в воздухе, в фантастическом прыжке с середины улицы по направлению к спасительному тротуару. В ушах шумело, он чувствовал себя абсолютно беззащитным на местности, где нет никаких надёжных естественных укрытий.

Он шёл уже по другой улице, когда прямо на его глазах день резко сменился ночью. Маруланда вынул из заднего кармана своих брюк фонарик и стал освещать себе путь. Впереди, в нескольких метрах от него, была уже привычная темнота, и она поглощала слабый свет его фонарика.

Он шёл по длинной улице, не встречая тех препятствий, которые обычно попадались ему в горах или сельве во время ночных переходов. Это было как на равнине Толимы, но только без необходимости добираться до рассвета к берегам реки Магдалены. И словно умножающийся мираж, Маруланда увидел, как двери и окна начинают растворяться, чтобы озариться вспышками перекрёстного огня всех калибров, который, к счастью, и великому удивлению Маруланды, не причинял ему ни малейшего вреда. Мираж исчез вместе со вспышками залпов.

Улица превратилась в узкий полуосвещённый коридор, и в конце его был лифт с распахнутыми дверями. В одной из стен было вделано что-то вроде бутылки с жидкостью, очень напоминающей по цвету воск, но только светящийся изнутри, поэтому он без труда разглядел цифру 14. Подъём казался стремительным из-за той пустоты, которую он, вдруг, ощутил в желудке, как будто кто-то уколол туда сотней булавок. Дверь открылась, и Маруланда оказался на крыше высокого здания. Звёзды уже начали свой полёт светлячков, чтобы исчезнуть в положенное время. Взгляд Маруланды медленно скользил вслед за исчезающим светом до тех пор, пока не натолкнулся на выступы и впадины, прочерченные на горизонте контуром  далёкого змея – вечного образа Кордильеры.

Смерть

«Снайпер», который на фотографиях, - ненастоящий…»

«Мануэль Мруланда, подписывающий коммюнике от имени РВСК – это ненастоящий «Снайпер» – утверждал Виктор Москера Чаух на страницах газеты El Siglo 13 июня 1983 г. Известный политик заявил журналисту этого издания о том, что «он очень хорошо знает «Снайпера» ещё с тех времён, когда был губернатором Кауки, и что в то время тоже предпринимались усилия по достижению мира…».

Будучи спрошенным по данному вопросу, сенатор Херман Була Ойос, который предложил проект закона об амнистии, и который установил прямые контакты с Батеманом, сказал: «Да, Виктор тоже говорил мне о том, что «Снайпер», который представлен на фотографиях, - ненастоящий».

Но, в таком случае, Вооружённые Силы должны внести полную ясность в этот вопрос, поскольку именно для этого в их составе и существует самая развитая в Латинской Америке разведывательная служба. И, как утверждают многие, самая профессионально подготовленная»1.

После таких утверждений Москеры Чаукса, Председатель Комиссии по Примирению, Хон Агудело Риос, обнародовал следующее заявление:

«Для членов Комиссии по Примирению является неоспоримым фактом то, что Мануэль Маруланда Велес жив и что именно с ним в январе этого года мы вели переговоры, о которых известно всей стране.

Доктор Виктор Москера Чаух, к которому мы питаем чувство большого уважения, считает иначе, он полагает, что Комиссия встречалась не с подлинным или настоящим Мануэлем Маруландой Велесом. Таким образом, он высказал сугубо своё личное мнение по данному вопросу, основанное на его личном знакомстве с этим человеком; мнение, которые было бы ошибкой воспринимать, как некое категоричное суждение, поскольку сам доктор Москера не давал оснований для такого истолкования своих слов.

Я полагаю – и это сугубо моё личное мнение, – что сомнения в существовании настоящего Маруланды Велеса объясняются, главным образом, его традиционной недоступностью СМИ. Вполне возможно, что именно эти разнообразные слухи о его жизни, приключениях и смерти послужили в своё время Артуро Алапе основой для написания книги – «Смерти «Снайпера», - тема, которая уже давно стала частью легенды о Маруланде»2.

«Жив ли Батеман ? Мёртв ли «Снайпер» ? – задаётся вопросом журналист Даниэль Сампер, ведущий колонки в газете El Tiempo. «Почти все со своими гипотезами и мнениями приняли участие в этой традиционной игре, которой всегда любила предаваться публика.

Надо прямо сказать, – добавляет журналист - что если «Снайпер» окажется всё-таки живым, то это будет далеко не первый случай его воскрешения. И если Батеман окажется мёртвым, то это будет далеко не первый случай, когда его убивали. Уже не раз отмечалось то, что команданте Мануэль Маруланда Велес, он же «Снайпер», погибает с периодичностью раз в 2 года и с той же периодичностью он возвращается к жизни. На эту тему Артуро Алапе написал прекрасную книгу, озаглавленную «Смерти «Снайпера», которая сейчас, правда, нуждается в исправлении, поскольку со времени её выхода в свет и до сего дня «Снайпер» умирал и воскресал, как минимум, ещё 6 раз.

Что же касается команданте Пабло, чьё настоящее имя – Хайме Батеман Кайон, то он получил прямо-таки какой-то билет туда и обратно на тот свет, точнее, кратковременную командировку на несколько дней. Радио убило его 2 недели назад, но армия воскресила на следующий день, и дала ему возможность спокойно пожить 5 месяцев. Сейчас пресса опять его убила. Лично я не верю ни единому слову о том, что Батеман обворовал своих собственных товарищей. Ведь буквально до вчерашнего дня я был склонен верить утверждениям о том, что он мёртв, а вчера узнал о его воскрешении»3.

(Когда известного политика из Кауки спросили: «Снайпер», которого Вы видели по телевизору, и тот «Снайпер», который выступал по радио, - это одно и то же лицо ?». Он, демонстрируя хорошую память и изрядную способность к сравнительно-историческому анализу,  ответил: «Мимика того «Снайпера», который был показан по телевизору, не соответствует мимике того, настоящего «Снайпера», которого я знал. Тот, настоящий, был более экспрессивен, особенно в жестах, а тот, который сейчас появляется на экранах, - более спокойный, менее взрывной. «Снайпер», который выступал по радио, тоже не является настоящим – не тот стиль речи, поскольку настоящий «Снайпер» выражался более крестьянским языком, менее культурно. Настоящий «Снайпер» не рассуждал так много о политике, да и не отличался глубокими познаниями в этой области, и когда он говорил об этом, то делал большие паузы. Таким образом, есть два «Снайпера» - один – на радио, другой – на телевидении, и оба являются самыми настоящими шарлатанами, которые своими выступлениями ввергли страну в смущение… Всё это – настоящий фарс.

На этот счёт у меня есть такая гипотеза: настоящий, подлинный «Снайпер», которого я знал лично, был человеком очень хитрым - он, наверняка, уже давно похоронен в какой-нибудь пещере в одной из Кордильер. Так, вот, он, в своё время, вполне вероятно, заранее придумал эту хитрость, дабы избежать преследования со стороны Вооружённых Сил. Он выбрал и обучил из числа своих близких людей 5 человек очень похожих на него. Он научил их подрывной деятельности, а затем стал направлять в разные районы страны, и потому, буквально, в течение нескольких недель он удивительным образом мог появляться одновременно в разных местах и организовывать засады на представителей сил правопорядка. Так родилась легенда о вездесущести этой личности. Легенда, созданная им самим, легенда, в которую, в той или иной степени, поверили мы все, а правительство невольно посодействовало её распространению. После смерти настоящего «Снайпера», двойники или обманщики продолжили практику создания новых двойников или обманщиков для руководства командованием группы подрывных элементов и для того, чтобы сбить с толку врага относительно смерти своего настоящего лидера. И, конечно же, те двое «Снайперов», которые появились на радио и на телевидении, а также тот, который фигурирует на фотографиях в газетах, являются ни больше, ни меньше, чем тремя обманщиками, которые продолжают традицию, заложенную настоящим, реальным «Снайпером», - который, как я уже сказал, умер, минимум, лет 20 назад, - продолжать создавать двойников, чтобы продолжать мучить страну своими злодеяниями. Это и позволяет объяснить, почему всё это время «Снайперы» погибают, но никак не могут погибнуть окончательно…»).

Жизнь

Когда у воинов нет другого выхода,

они стоят до последнего.

Когда у них нет возможности отступить,

они сопротивляются стойко.

Когда у них нет иного пути,

они сражаются неистово.

Сунь-цзы. «Трактат о военном искусстве».

«Три «Лебедя» окружают и атакуют «Орла»

В 80-е гг. РВСК в своём поступательном развитии столкнулись с новыми методами действий врага. За почти 20 лет существования повстанческой вооружённой организации её способы ведения войны всегда ограничивались ожиданием врага, использованием локальных и вполне предсказуемых засад. И эта отработанная схема, помноженная на инерцию повседневной партизанской жизни, была со временем изучена и проанализирована армией, и потому, вполне естественно, что она сумела найти свой ответ в рамках собственной доктрины проведения операций. Отныне ситуация выглядела так: в той же самой местности, где продолжали действовать партизаны, начинало действовать армейское подразделение, но эти два отряда старались не вступать друг с другом в прямое столкновение, не искать прямых огневых контактов, они старались ни в коем случае не попадаться на глаза друг другу. Это была какая-то фантасмагорическая игра интуиций, кошки-мышки, где стороны постоянно менялись местами, и потому эффект внезапности нападения терялся полностью. Обе воюющие стороны, по сути дела, стали придерживаться одинаковой тактики.

«Это было что-то новенькое, которое к тому же неоднократно повторялось, и с некоторых пор мы с большим беспокойством стали отмечать это. Почему это произошло ? И что делать нам в этой ситуации ?» - встревожено задавал себе в то время вопрос Хакобо Аренас. Для партизан этот феномен стал свидетельством их зацикливания на одном и том же способе действия, его догматизации. «Наступил момент – после почти 20 лет контрповстанческой борьбы, - когда армия, благодаря накопленному за эти годы опыту, осознала какие именно коррективы необходимо внести в свою тактику. Это нашло своё отражение, прежде всего, в приказах, которые отныне гласили: если некое армейское подразделение направляется в некий регион, то это подразделение никоим образом не должно передвигаться по дорогам, шоссе, широким тропам, одним словам, путям, которые были хорошо известны местным жителям. При этом, указанное подразделение всегда должно передвигаться таким образом, что, если оно, к примеру, идёт на север, то нужно было создать у местных жителей такое впечатление, что оно движется на юг, если оно идёт на запад, то необходимо было сделать так, чтобы все думали, что оно направляется на восток, а если оно, действительно, шло на восток, то надо было создать впечатление о том, что оно движется на запад…».

Таким образом, партизаны перестали вступать в столкновение с врагом и при этом тратили немало сил впустую. Они продолжали устраивать засады на тропах и дорогах, но туда никто не попадался. Бесплодное ожидание деморализует бойцов, приводит к напрасной трате сил и средств, показывает неэффективность разведки. Хакобо Аренас рассказывает об одном случае, который совершенно неожиданным образом привёл к серьёзным изменениям в тактике партизан РВСК. Планировалась одна военная операция, которая предполагала перемещение нескольких отрядов партизан в пределах одного из регионов юга Колумбии: «Генеральный Штаб РВСК сосредоточил определённые силы в сельве Гуаяберо; эти подразделения должны были реализовать план, который именовался у нас «Большим Планом», но они не смогли завершить его до конца, поскольку информация об этой операции просочилась к военным. Зона проведения данной операции стала непригодной для её реализации. И вот, проводя новую разведку местности, наши партизаны случайно столкнулись с разведкой армейской, которая, как выяснилась позже, проводилась несколькими отдельными подразделениями. Это был новый феномен. Армия стала проводить разведывательный поиск, главным образом, не с воздуха, как раньше, а с земли, нащупывая границы расположения и действия  наших отрядов, занимая соседние регионы, устраивая там свои лагеря и учась выживанию в сельве. Получалось так, что нам надо было идти армии навстречу, а она в это время маневрировала где-то в районе слияния рек Гуаяберо и Лейва, в районе муниципалитета Ла Урибе в департаменте Мета. Армией были организованы отдельные самостоятельные отряды. Наши товарищи-командиры, которые стояли во главе тех сил, которые действовали в то время там, хорошо знали местность; наши подразделения провели около 32 суток в сельве, и за это время не было ни единого столкновения с армией. Но однажды один армейский офицер нарушил их собственный принцип не использовать ни дорог, ни постоянных троп, ни каких-либо других путей, которые могли бы выдать присутствие контрповстанческих подразделений; в итоге, они обнаружили себя, и имела место небольшая стычка, но, правда, и не более…».

После 32 двух дней проведённых партизанами в лесу, их запасы были исчерпаны, отряды вновь соединились и снова вернулись в лагерь для проведения анализа того, что имело место. Хакобо Аренас так поясняет суть этого невольного эксперимента: «Осмысливая то, что имело место некоторое время назад, в итоге, мы увидели следующее: у нас была прежняя тактика действий, а у армии она стала иной, и потому, при таких обстоятельствах, совершенно неудивительно, что у нас не было с ней никаких столкновений. Реальность была такова, что наши подразделения применяли старую тактику, в то время как армия изменила свою…».

И вот тогда был разработан план «Три «Лебедя». Что значит «Три «Лебедя» ? «Этим названием мы хотели сказать, что 3 наших отряда, отдельно друг от друга, - поясняет Хакобо Аренас, – направляются опять в тот же район и осуществляют там поиск вражеских подразделений для того, чтобы, найдя их, скрытно расположиться рядом, немедленно связаться с остальными силами, соединиться в один кулак, наметить общий план действий, а потом провести окружение врага, нападение на него и захват в плен. И вот, спустя 20 дней, один из наших отрядов достиг места расположения армейского контрповстанческого подразделения. Расположившись рядом своим лагерем, партизаны немедленно связались с двумя остальными отрядами, ночью произошло объединение сил, да, практически, с наступлением ночи, затем обговорили детали операции и ночью же двинулись через сельву, что является делом в высшей степени сложным, и шли до тех пор, пока не вышли и не заняли исходные боевые рубежи, буквально, под носом у врага, а с рассветом начался бой. Надо сказать, что это армейское подразделение дралось героически, солдаты держались долго, бой шёл, примерно, 4 часа…

Главная ценность этой операции заключалась не только в том, что нам, в итоге, удалось захватить казарму, - потом мы её взорвали, - а в том, что эта операция дала нам ценный опыт для последующего планирования» - говорит Хакобо. Одно дело, когда партизаны устраивают засады, когда продолжают применять тактику малых ударов, которые затем, по инерции, заканчиваются всё теми же засадами, и совершенно другое дело, когда партизаны действуют прямо, т.е. так, как это делает армия. Партизаны сами ищут врага, обнаруживают его, окружают, атакуют и заставляют капитулировать. Это партизаны, которые не боятся экспериментировать с другими формами контакта с противником. «Это совершенно иное, и почти сразу после такого изменения в тактике партизаны переходят от планирования сугубо оборонительных операций к планированию чисто наступательных действий. Это и было самым главным, что дала нам операция «Три «Лебедя». Но для того, чтобы этот вопрос обрёл окончательную ясность, замечу, что в жизни случаются всякие удивительные совпадения, - и война полна такими неожиданностями – одна из рот колумбийской армии имела позывной «Орёл» и придерживалась нашей прежней партизанской тактики… Вот, в итоге, и получилось так, что три «Лебедя» победили «Орла». Позже нам удалось заполучать армейские оперативные приказы, где фигурировали подразделения под названием «Орёл 1» или «Орёл 3», и мы поняли это так, что это, примерно, такие же отряды, с которым нам пришлось иметь дело в ходе нашей операции «Три «Лебедя», а потому и наше планирование в этих случаях было аналогичным. Потом это вошло во все учебники по военному делу, это стало азами проведения любых операций в любом регионе, тремя подразделения или больше, это стало общей концепцией, и их, и нашей…, так всегда бывает в ходе непрерывного процесса анализа стратегии друг друга».

Член Секретариата РВСК Тимоченко так вспоминает ход и окончание операции «Три «Лебедя»: армия действовала в этом регионе в составе одной роты с целью сбора разведывательной информации, её обновления и уточнения. Затем предполагалось провести масштабную армейскую операцию с целью уничтожения Секретариата РВСК. «В то время мы, будучи в составе нескольких делегаций от разных фронтов, находились в этом районе, и там же находилось то, что в то время именовалось Мобильной Школой, возглавлял которую сам Мануэль Маруланда. Учитывая то, что этот район постоянно патрулировался армией, нашим командованием было спланировано то, что получило название «План Чикито», который предполагал организацию серии засад, дабы нанести ряд ударов по врагу с целью, прежде всего, завладеть его оружием. Реализация этого плана длилась целый месяц и закончилась полным провалом. Когда Секретариат проанализировал причины нашей неудачи, обнаружилось, что главное заключалось в том, что армия изменила свою тактику, чего мы своевременно не учли или, лучше сказать, чего своевременно не заметило наше командование при планировании «Плана Чикито». Конечно, все детали этого плана я узнал гораздо позже, поскольку, когда ты рядовой партизан, ты не можешь знать все подробности. Но те уроки, которые были извлечены из провала «Плана Чикито», были учтены при реализации того, что получило название плана «Три «Лебедя». Т.е., три отдельных отряда направляются в тот же самый район, где действует армия, для того, чтобы попытаться обнаружить место её дислокации, - а оно точно неизвестно,  - и тот отряд, который обнаружит военных первым, должен был связаться с другими подразделениями для того, чтобы немедленно объединиться, окружить врага, затем напасть на него и взять в плен, в итоге, ликвидировав это армейское подразделение как боевую единицу. В этом и состояла суть плана «Три «Лебедя». В то время я находился при Мобильной Школе и был санинструктором. И так получилось, что я прибыл в один из отрядов, участвовавших в операции именно в тот день, когда было получено сообщение об обнаружении точного места дислокации вражеского патруля. Я прибыл, примерно, около 3 часов дня, когда уже подходили остальные два отряда, которые шли из своих районов поиска; нас собрали всех вместе, и мы находились в полной боевой готовности, готовые атаковать в любой момент. Командиры провели совещание, а мы за это время приготовили еду. Мы гадали, что и как может произойти, но в какой момент мы выступим, было неизвестно. Где-то до 10 часов вечера длилось напряжённое ожидание, а потом последовал приказ всем ложиться спать, но, примерно, в 2 часа ночи нас подняли. Мы находились в самой глубине сельвы, диком, глухом краю. Мы построились, и командиры начали объяснять, куда мы пойдём, и что будем делать. Затем нас разделили на несколько групп. Я помню, что среди командиров нашего отряда были Кайседо, Тито, Элиэсер, все трое держали прямую связь с Секретариатом, т.е. информация о каждом нашем шаге сообщалась Секретариату, а он, в свою очередь, давал нам свои ориентировки. Так, вот, значит, на этом ночном построении нас распределили по нескольким группам: атакующая группа, группа прикрытия, группа поддержки, одновременно бойцам были поставлены задачи, которые мы должны были выполнить, и указывалось, с какого рода врагом нам предстоит иметь дело. Предполагалось, что армейский патруль будет насчитывать от 30 до 50 человек. Точной цифры на тот момент у нас не было. После всех разъяснений, которые дали командиры, и формирования групп, после постановки задачи каждому командиру и каждому бойцу, мы вышли ещё затемно с тем, чтобы добраться до того места, где располагался враг, и нанести ему удар на рассвете. Ночной переход по сельве связан с большими трудностями; были такие минуты, когда нам казалось, что мы не сможем выполнить поставленной задачи, поскольку контакт даже между рядом идущими товарищами осложнялся полной темнотой, а воспользоваться фонариком было нельзя. По ходу этого марша мы пережили несколько драматических моментов, когда мы теряли друг друга, группы теряли связь между собой и, казалось, что уже нет никакой возможности восстановить контакт. И только к 5 часам утра, когда все трудности перехода остались позади, мы начали занимать исходные боевые позиции в непосредственной близости от врага. Позиция, которую занимал я, не относилась к числу главных, ведь тогда я был санинструктором. Моя главная задача заключалась в оказании помощи раненым и, если бы возникла проблема такого рода, то именно я и должен был её решать в первую очередь». С рассветом появилась лёгкая изморозь, каждого бойца охватило напряжение, своего рода прелюдия, предваряющая начало боя. В 6 часов утра прозвучал одиночный выстрел, но после него установилась подозрительная тишина. «Мы все подумали, что это, наверное, был какой-то случайный выстрел, и он, конечно же, мог привести к провалу всей операции. Прошло ровно 10 минут, и в десять минут седьмого началась перестрелка, перестрелка довольно сильная, перестрелка, которая при любой неожиданной атаке является важным психологическим фактором для того, чтобы оценить ситуацию как можно быстрее. Надо сказать, что сопротивление, которое всё это время оказывала нам армия, было довольно сильным. Они защищались, сражались. Наша атака началась в десять минут седьмого, и всё закончилось почти ровно в десять минут десятого». В течение этих 3 часов, конечно, были периоды затишья, которые заканчивались, когда бойцы, затаив дыхание, продвигались вперёд, каждая сторона перегруппировывала свои силы, солдаты искали место, через которое можно было бы уйти, партизаны пытались вести наступление, время словно остановилось, воздух застыл на фоне лесного пейзажа, неподвижного и давящего. «Мы окружили их, выхода не было ни с какой стороны. И они, действительно, были подавлены плотностью окружения; сначала ситуация не казалась им столь уж безнадёжной, но потом плотность нашего окружения привела их на грань отчаяния. Надо сказать, что командир этого подразделения постоянно поддерживал в своих подчинённых надежду на прорыв. Это был человек, который упорно защищался и старался поддерживать моральный дух своих людей, прежде всего, своим поведением и своими командами, он старался удержать нити боя в своих руках, пытался прорвать кольцо окружения то в одном месте, то в другом. Но у них не было никакой возможности вырваться оттуда. И мы, с самого начала, стремились уговорить их сдаться, мы призывали их трезво оценить ту ситуацию, в которой они оказались. Единственное, что нам от них было нужно, это, чтобы они отдали своё оружие, мы им сразу сказали, что мы сохраним им жизнь, что с этим не будет никаких проблем. Но они всё время отвечали нам на это ругательствами. Так и шло это сражение с интервалами, примерно, в 10-15 минут, когда всё замирало в тишине, в молчании, поскольку пение птиц не слышалось. Потом огонь усиливался, потом вновь стихал, потом вновь разгоралась перестрелка. Есть такие моменты почти в каждом сражении, когда враг использует то, что мы называем психологической войной, когда он пытается внушить страх, усиливая огонь и сопровождая его криками, когда попавшее в окружение подразделение открывает шквальный огонь и, одновременно, начинает дружно кричать для того, чтобы создать впечатление, будто именно в этом месте они идут на прорыв. Это они использовали часто. Яростные крики для того, чтобы напугать тех, кого они собираются атаковать.

Но к десяти минутам десятого некоторые солдаты начали говорить своему капралу: послушай, может быть действительно сдадимся, а ? Надо сдаваться, у нас уже 3 убитых и вон такой-то ранен. Ничего не поделаешь, надо сдаваться… И вот в десять минут десятого, капрал громко закричал, что он сдаётся. Они сказали, что сдаются, так и кричали: мы, мол, сдаёмся. В ответ мы закричали, чтобы: все, кто с оружием, пусть выходят с поднятыми вверх руками, потом складывают оружие на землю и отходят опять с поднятыми руками. Они вышли беспорядочной цепью, перепуганные, подавленные сложившимися обстоятельствами, боеприпасы были у них на исходе, их, действительно, у них осталось очень мало. В момент сдачи командир патруля вёл себя достойно, ни на минуту не теряя присутствие духа. Мужественный человек. Он всячески стремился не показывать на своём лице горечь поражения. У нас не было абсолютно никаких потерь, к счастью, не было даже раненых. Поэтому я пошёл позаботиться о раненых с их стороны.

Спустя немного времени, некоторые солдаты понемногу разговорились и стали говорить то, что они думали в тот момент: «Когда я отдал свою винтовку, я, честно говоря, думал, что тут же получу пулю в спину». «Но почему ?» – спрашивали мы такого солдата. «Так нам говорили там, в казарме, что, вот, мол, в тот день, когда вы сдадитесь партизанам, в тот же день вас и убьют. Говорили ещё, что, может быть, солдатам жизнь ещё и оставят, а вот командиров точно убьют». Надо сказать, что пленные пробыли с нами два дня, и все эти два дня капрал полагал, совершенно серьёзно полагал, что мы его убьём. И сколько мы ни пытались его разубедить, сколько ни беседовали, всё равно, чувствовалось, что он боится, что мы его убьём.

Конечно, были и такие же солдаты, с точно таким же настроением, что и у их капрала, недоверчивые, перепуганные, но были другие, даже довольные, что бой закончился, а они остались живы. Был даже уж совсем необычный случай, когда один солдат встретился с одним нашим товарищем, который приходился ему почти молочным братом, в детстве они росли вместе, и этот солдат не знал, что его друг ушёл к партизанам, он думал, что тот уехал в Мексику. И потому во время этой встречи, после мгновения вполне понятного удивления, последовали крепкие объятия, конечно, радость была огромная.

После того, как было собрано оружие – а патруль насчитывал 20 человек, и стало быть, мы собрали 20 винтовок G-3, ещё примерно десяток гранат, много походных вещмешков, личного обмундирования, еды, консервов, - мы отправились вместе с пленными и разместили их в здании школы, которая находилась недалеко от места сражения. Перед этим мы оказали помощь раненым, им была оказана первая помощь, а затем мы отправились вместе с ними дальше. Одного легкораненного солдата мы оставили с раненными тяжело, и дали ему небольшой запас лекарств, чтобы он смог помогать своим в первое время. Мы разбили лагерь недалеко от того места. Затем собрали всех пленных и провели с ними беседу, которая заняла, как мне помнится, часа два. Мы разъяснили солдатам мотивы нашей борьбы, почему мы стали партизанами. Чтобы рассеять их тревоги и сомнения, мы специально оставили время для вопросов и ответов. Конечно, вопросы они задавали осторожные, наверное, из чувства страха, который ими владел, но капрал, например, спросил о том, что, правда ли, что «Снайпер» бывал на Кубе. Те, кто не так боялись, были поразговорчивей. Они рассказали нам об усиленных тренировках, которые проводились с ними для подготовки их к борьбе с партизанами. Но они сами убедились в том, что на деле всё оказалось иначе и не так, как рассказывали на тренировках. И, самое главное, они рассказали нам о той лжи, которую им внушали в казармах и на инструктажах относительно того, кто такие партизаны.

Мы находились на берегу реки Гуаяберо. Пленные всё продолжали пребывать в страхе, большинство из них думало, что мы их тут и расстреляем, а трупы потом покидаем в реку, чтобы долго не возиться. И этот страх был настолько велик, что нам пришлось буквально силой заставлять их попарно заходить в воду, чтобы они помылись. Мы дали им другую одежду, чтобы взять их, более новую. В общем, в итоге, у некоторых солдат нам удалось сломить вполне понятное недоверие к нам через диалог, через беседы, через, я думаю, сам облик наших людей, через их поведение.

На следующий день армия принялась за дело по-серьёзному: прилетели вертолёты и обстреляли и разбомбили то место, где было сражение, потом началась высадка десанта, и даже по количеству прилетевших вертолётов было видно, что это – крупная операция… Мы отпустили пленных, чтобы они по шоссе могли добраться до Ла Урибе, и они ушли, переодетые в гражданскую одежду и в наших старых сапогах. Это уже потом они стали рассказывать, что прибыли на военную базу в Ла Урибе, чуть ли не в одних трусах, что, мол, мы с них сняли всё. Наверное, они стали говорить так, чтобы оправдаться, чтобы их не слишком наказали свои же начальники… После этого в Гуаяберо началась большая армейская операция…».

Военная операция снова на той же территории

Операция, проведённая РВСК, наделала много шума в СМИ, поскольку впервые в истории партизанской войны в Колумбии был окружён и взят в плен армейский патруль в полном составе. Это событие послужило началом интенсивных шестимесячных боёв не только в Гуаяберо, но и в Эль Пато. И вновь повторилась ситуация 15-летней давности, с одной стороны, как дурная пародия на традиционные обещания официальных лиц, а, с другой, - как трагедия для сотен крестьян, которые вновь были изгнаны со своей земли. Вновь правительство громогласно заявляло о «восстановлении национального суверенитета» над так называемыми «независимыми республиками в Гуаяберо и Эль Пато». Всё опять происходило в тех же самых местах, с участием тех же самых действующих лиц, с той же самой политической риторикой, с публикацией таких же самых военных сводок, составленных во всё том же победном духе. Создавалось такое впечатление, что между 60-ми и 80-ми гг. в стране не произошло никаких изменений. Время словно замерло, превратившись в какой-то патетический и мучительный образ, круг на воде, отразивший, как в зеркале, знакомые, но гротескные образы: в 50-е гг. появляются так называемые «независимые республики», в 60-е гг. правительство восстанавливает свой суверенитет над этими территориями, в 70-е гг. в тех же самых районах вновь появляются так называемые «независимые республики», в 80-е гг. правительство снова восстанавливает утерянный над этими территориями национальный суверенитет, и этот бег по кругу продолжается… каждый раз с всё большей драматической иронией, которая всегда присуща истории.

Журналистское расследование выявило дополнительные детали этих последних 6 месяцев, прошедших в вооружённом противостоянии, которым предшествовала эффектная операция «Движения 19 апреля», когда было похищено оружие из Кантон дель Норте*и началось жёсткое применение Статута Безопасности правительством президента Турбая Аялы. «Согласно полицейским источникам, в понедельник, примерно в 8 часов утра, около 150 членов РВСК устроили засаду на патруль из 20 солдат в Пуэрто Крево, на берегах реки Дуда в департаменте Мета. Вооружённые мятежники убили 3, ранили ещё 3, и похитили оставшихся 14 солдат, среди которых находился и командир патруля, капрал Исидро Игуа Тельо, который был позже отпущен на свободу для того, чтобы передать сообщение о случившемся властям. VII Бригада, расквартированная в Вильявивенсио, немедленно организовала операцию по освобождению солдат. В этой операции приняли участие 3 самолёта «Арава» израильского производства, которые могут использовать очень короткие взлётно-посадочные полосы и которые имеют на вооружении бомбы и пулемёты… Кроме того, в эту зону были переброшены 60 подразделений из специальных сил Национальной армии, обученных борьбе с повстанцами, и 200 человек из воздушно-транспортного батальона «Генерал Сервьес», который базируется в Вильявивенсио.

Партизаны, которые осуществили похищение солдат, были одеты в форму полицейских и вооружены оружием разного типа. В результате нападения, они похитили 20 винтовок G-3, которые находились у атакованного ими патруля… Этот отряд РВСК, согласно всё тем же источникам, - тот же, что несколько лет назад похитил американского биолога Ричарда Стара, недавно освобождённого…».

Газета сообщала о том, что «перестрелка длилась минут 15, до тех пор, пока партизаны не сломили сопротивление военнослужащих и не взяли их в плен. … Следы людей из РВСК и пленных ведут в сторону Гуаяберо, место, которое уже давно служит убежищем их главному командиру, Мануэлю Маруланде, он же «Снайпер…»[1].

В передовице El Tiempoот 21 августа с тревогой отмечается: «Мы думаем, что не ошибёмся, если истолкуем коварный удар, нанесённый по группе солдат, как косвенный ответ тем, кто, питая иллюзии относительно возможного объявления амнистии, ожидал какого-то позитивного ответа со стороны партизан. Умело подготовленная засада, приведшая к кровопролитию, приобретает в настоящий момент значение весьма показательное…»[2]. Как раз в этот момент в парламенте обсуждался проект амнистии, предложенный правительством президента Турбая Аялы.

«Сообщение о захвате в плен солдат повергло в изумление и послужило серьёзным предостережением, как для гражданского населения, так и для военных, поскольку ранее со стороны партизан никогда не отмечалось проведение операций такого рода»[3].

«13 заложников, которые до вчерашнего дня находились в руках РВСК, были брошены раздетыми во время поспешного бегства партизан вблизи горы Бомас у одного из притоков реки Гуаяберо в Сьерра де ла Чамуса… Освобождённые пленники чувствуют себя хорошо, хотя несколько ослабли по причине пребывания на протяжении более чем 10 часов без одежды, под открытым небом… 13 освобождённых солдат сказали, что получили предложение со стороны партизан присоединиться к ним, но все пленные ответили решительным отказом…»[4].

В газете описываются несколько сражений, которые имели место, первое, в окрестностях Пуэрто Крево, второе - в горах Ла Макарены, третье – у горы Эль Дормилон, что, в итоге, привело к освобождению 13 похищенных военных. Было подсчитано, что в операции по преследованию партизан приняло участие несколько тысяч военнослужащих.

В сообщении другой газеты говорилось о том, что «в данный момент военные источники не подтверждают того факта, что подразделения регулярной армии преследуют партизан РВСК или что имеют место спорадические столкновения между двумя противоборствующими сторонами. То новое, поистине важное, - поскольку демонстрирует пример проведения новой политики в области общественного порядка - заключается в занятии обширного горного региона Эль Пато и Гуаяберо, где, как утверждают военные, находится ставка упомянутого повстанческого движения, чьим главным руководителем является Мануэль Маруланда Велес, он же «Снайпер». Установление контроля над этой зоной, ставшей источником постоянного раздражения и почти мифом в связи с разного рода инцидентами, имевшими там место, было объявлено бригадным генералом Хоакино Густаво Вильямисаром, командующим VII Бригадой… Ответственные и хорошо информированные источники заявили газете El Espectador, что, примерно, ещё месяц назад вооружённые силы разработали подробный план занятия региона Эль Пато и Гуаяберо с целью захвата повстанцев, скрывающихся там, однако, план не был доведён до конца по «приказу сверху»[5].

Коммюнике VII Бригады сообщало о том, что армейские «подразделения захватили тайный аэродром, расположенный в месте слияния рек Лейва и Гуаяберо, различную военную технику, униформу, инструменты для поддержания в рабочем состоянии взлётно-посадочной полосы, значительное количество лекарств, оборудование по пошиву униформы, продовольствие и огромное количество коммунистической пропагандистской литературы…»[6].

Ла Урибе – посёлок, который стал приобретать уже общенациональную известность, - состоящий из, примерно, 30 домов, с общей численностью населения в 500 человек, расположенный на западном берегу реки Дуда, которая в 25 км. ниже по течению впадает в реку Гуаяберо, превратился в эти дни в эпицентр конфронтации. Из Ла Урибе видны находящиеся вдалеке отроги горного хребта Макарены, и с этих отрогов перепуганные, попавшие между двух огней, крестьяне-колонисты вновь были вынуждены, покинув свои участки, бежать вследствие начала военных действий. «Единственное, чего мы хотим – это спасти собственные шкуры, поскольку, чует моё сердце, смерть снова пришла в эти места» - сказал один из крестьян с осунувшимся лицом и сильно уставший после целого дня беспрерывного бегства»[7].

Командующий VII Бригадой, генерал Вильямисар Гомес заявил далее примерно то же самое, что в апреле 1965 г. говорил командующий VI Бригадой полковник Курреа Кубидес: «Мы ещё не потеряли их следы и потому нанесение серьёзного удара по ним очень возможно. … Сейчас для нанесения такого удара их преследуют 800 человек…».

Новое армейское коммюнике обещало общественности, что «независимо от операции, начатой на прошлой неделе, армия продолжит строительство дорог Сан Хуан де Арама – Ла Урибе в департаменте Мета и Бальсильяс – Сан Висенте дель Кагуан в департаменте Какета, начатое двумя годами раньше, а также начнёт осуществление программы гражданского действия в главных населённых пунктах, в которых зафиксировано присутствие подрывных элементов, относящихся к РВСК»[8].

24 апреля 1965 г. после первой оккупации Эль Пато El Tiempo опубликовала сходное сообщение, где было объявлено о восстановлении законной власти на территории 160 тыс. га, «контролировавшихся до этого бандитами». «Вооружённые Силы – утверждалось в 1965 г., - приняли предложение губернатора Афанадора Товара о присоединении к территории департамента Уила районов Бальсильи и Эль Пато, которые относятся к департаментам Какета и Мета соответственно. Это заявление, которое предлагает один из возможных путей разрешения проблем департамента, основанное на географических и общественно-экономических особенностях территорий, которые предполагается присоединить, было сделано командиром VI Бригады полковником Эрнандо Курреа Кубидесом и командиром батальона «Колумбия» Хорхе Мендесом Гальвисом на военной базе в Санта Тересе, расположенной на горной вершине в районе Центрального Пато, возвышающейся над облаками и продуваемой ледяными ветрами, на высоте 2 800 метров над уровнем моря…»[9]. Кстати, именно в этих местах намечалась в 60-х строительство шоссе, которое так и не была закончено.

Министр обороны генерал Луис Карлос Камачо Лейва в сентябре 1980 г. сказал, как это обычно он делал в своих заявлениях, о том, что «мы окончательно овладели той частью территории Гуаяберо, где РВСК считали себя недосягаемыми. Мы находимся к югу от Ла Урибе, более чем в 100 км, и мы не стали дальше продолжать операцию, поскольку мы не видели, кого нам преследовать дальше к югу…»[10].

В El Espectadorот 18 марта 1965 г. министр обороны того периода времени генерал Ребейс Писарро следующим образом обрисовал ситуацию с общественным порядком: «Вооружённые силы столкнулись с серьёзной проблемой подрывной деятельности, поскольку, несмотря на военную операцию, которая продолжает успешно развиваться на севере департамента Уила, юге Толимы и в соседних регионах, а также в департаменте Сантандер, в этом регионе продолжают оставаться вооружённые группы коммунистической направленности, которые представляют постоянную опасность для общественного спокойствия, поскольку они пользуются труднодоступностью местности, но, главное, огромной помощью со стороны гражданского населения данного региона»[11].

1 500 крестьян Эль Пато решили покинуть этот район ещё до того, как начнутся бомбардировки, и, бросив всё для того, чтобы уцелеть, устремились в столицу департамента Уила. Один крестьянин, говоря о сложившейся ситуации, невольно вспоминал 1964-65 гг., когда началось массированное наступление армии с воздуха, рек и земли, во время которого погибли сотни крестьян. «В то время мало кому из мужчин удалось спастись, и наши жёны и дети были вынуждены пуститься в опасный путь по направлению к Уиле и другим регионам страны. Тогда они начали большое наступление против Маркеталии, а позже, уже в 1965 г., настала очередь Эль Пато; это во многом благодаря сотрудничеству с армией секретаря по идеологии Коммунистической партии – это был Мартин Камарго, - который дезертировал из рядов партизан»[12].

В 1965 г. «Операция Пато» привела к драматической одиссее сотен семей, которые решили уходить пешком. Это был так называемый «марш смерти», длившейся 72 дня по глухой сельве. Один из его участников рассказывал, что не смог дальше продолжить этот марш, поскольку совсем лишился сил: «По этой причине я и не смог идти дальше вместе со своей женой и детьми. Мы спустились немного ниже Корегуахе, но до этого несколько семей вернулись обратно, и таких было немало. Они сказали, что лучше сдаться, чем идти в сельву и умирать там, как животные. А за 3 дня до этого с вертолёта разбросали листовки, в которых говорилось, что тем семьям, которые вернутся, не будет причинено никакого вреда. Из тех, кто повернул обратно, некоторые умерли по дороге, поскольку очень ослабли и были больны, среди умерших были и дети, умершие из-за голода и ненастной погоды. Из наших умерло около 30 человек, и 8 умерло, отравившись ядовитыми косточками диких плодов. Мы ели то, что нам попадалось по дороге, поскольку поймать каких-либо горных животных было сложно, а если бы мы начали преследовать их, то могли потеряться. Но, несмотря на это, мы не вернулись, а из тех, кто повернул обратно, одни, как я уже сказал, умерли, другие сдались, а вот сеньор Хусто, например, так тот сам бросился в реку и утонул…»[13].

В 80-е гг. крестьяне Эль Пато ещё до начала военных действий решили: чем умирать в сельве, так лучше заранее уйти в город Нейву. Это было начало крестьянских маршей нового типа, когда люди уходили не в сельву или горы, а искали убежища в городских центрах. Но, так или иначе, вновь повторилось то, что стало постоянным явлением в последние четыре десятилетия колумбийской истории – массовые исходы крестьян.

«Ла Урибе и Бальсильяс – это свободные пути прохода к Гуаяберо и Эль Пато, суровые и негостеприимные регионы, где партизаны находят себе убежище на протяжении вот уже нескольких лет…15 дней назад «огненное кольцо» вокруг группы повстанцев стало постепенно суживаться. Армейское командование считает, что проводимая сейчас «облава» на заросших кустарником склонах может быть продлена на ещё, примерно, 15 дней… Эта беспощадная борьба, которая идёт между повстанцами и вооружёнными силами, продолжает наносить ущерб крестьянам тех регионов, где присутствуют партизаны… Скорбное паломничество мужчин, женщин и детей уже начало превращаться в скорбный исход всего местного населения в ближайшие города…»[14].

В то же самое время армия утверждала, что бомбардировка региона Эль Пато, после которой была захвачена взлётно-посадочная полоса в Лас Перласе (в Нижнем Пато) не сопровождалась жертвами. Командир VII Бригады заявил, фактически, то же самое, что в своё время говорил полковник Курреа Кубидес в ходе проведения военных операций против Маркеталии, Риочикито и Эль Пато: «Мы не можем позволить существовать и далее этому независимому коммунистическому государству на территории Колумбии…»[15].

Бригадный генерал Луис Энрике Родригес Ботива заявил в подобном же духе программе радиостанции Caracol «Пять репортёров и человек недели»: «Эль Пато и Гуаяберо являются регионами, где вот уже 14 лет отсутствует законная власть. Там царит террор, оттуда подрывная деятельность распространяется по всей стране… В этом регионе нет законных гражданских властей. Это территория, примерно, в 3000 км2, которая относится к интендантству Какета, но, несмотря на то, что ещё в 1952 г. была создана инспекция в Бальсильясе и Сан Луисе дель Осо, вплоть до настоящего времени не было никакой возможности для того, чтобы назначить туда кого-нибудь в должности инспектора…».

На вопрос о том, до каких же пор будет продолжаться существование этого «государства в государстве», Генерал Родриго Ботивос ответил: «До тех пор, пока национальное правительство не примет решения положить конец этой ненормальной ситуации»[16].

Один журналист так описывал сложившуюся ситуацию: «В сердце Колумбии существует другая «страна», совершенно независимая, площадь которой составляет 3000 км2, и называется эта страна - Эль Пато. Здесь нет ни одного полицейского инспектора. Крестьяне не знают, что такое избирательная урна. Закон здесь навязывают чуть более 1200 человек, которые заставляют именовать себя Революционными Вооружёнными Силами Колумбии (РВСК). Если кто-нибудь здесь совершает грабёж, убийство, насилие, употребляет марихуану или совершает какое-либо иное преступление, то он подлежит суду РВСК, где самая высшая мера наказания – это смертная казнь, но практикуется также изгнание или принудительные работы на ферме потерпевшего. Все дети, родившиеся в этих лесах за последние 15 лет, были восприняты руками врачей-партизан, преподаватели-партизаны учат их читать и писать, но не по букварю «Радость чтения», а по «Происхождению семьи, частной собственности и государства» Фридриха Энгельса»[17].

В субботу 30 августа 1 500 крестьян Верхнего, Среднего и Нижнего Пато решили направиться в город Нейву, «напуганные слухами о военных действиях и бомбардировках, которые должна была осуществить Девятая бригада в районе тайного аэропорта в местечке под названием Лас Перлас и в Эль Каньон де ла Пердис, говоря о том, что они не хотят снова попасть в ситуацию 1975 г., когда многие из их знакомых, тоже крестьян, погибли в результате обстрелов с воздуха и земли…. Они заявили газете El Espectador о том, «что они не вернутся в Эль Пато до тех пор, пока не получат твёрдых гарантий эвакуации оттуда Вооружённых Сил»[18].

Передовица газеты El Tiempo сообщала о событиях в Эль Пато, примерно, то же самое и такими же словами, как и её передовицы в 1964-65 гг.:

«Непостижимо, но до сих пор существуют целые районы страны, где власть не может установить свои законы, до сих пор часть территории нашей родины находится под пятой диктатур разного рода подрывных элементов. Но, с другой стороны, это не ново. Вспомним независимую республику Маркеталию, а, в более отдалённые времена, Виоту и Сумапас, где Хуан де ла Крус Варела сражался вместе со своей группой либералов, сражался долго, даже возникла целая региональная зона интенсивных боевых действии. Виота пала под натиском цивилизации и появления там транспортной инфраструктуры, потом и с Сумапасом произошло то же самое. В случае с Эль Пато, армия заняла обширный регион с аэропортами и полувоенными формированиями РВСК, где уже 14 лет не было присутствия законного правительства…»[19].

В этом же номере, El Tiempo приводит следующее сообщение: депутат Конгресса Ольга Дуке де Оспина заявила о том, что «там, действительно, существует конфликтная ситуация, поскольку абсолютной истиной является то, что центральное правительство совершенно забыло о существовании этого региона. Средств связи там, практически, не существует, шоссе находятся в плачевном существовании, а просёлочных дорог очень мало. Необходимо подумать о комплексном плане, который предусматривал бы строительство подъездных дорог к центральным шоссе, строительство школ, больниц, создание кооперативов и отделений Аграрного Банка на местах».

Сообщалось также о том, что после засады, устроенной партизанами в ходе проведения «Операции «Три лебедя», численность армейских подразделений в этом регионе утроилась, и началось самое масштабное преследование РВСК за всю их 16-летнюю историю. А тем временем 170-километровый марш крестьян уже подходил к концу, и они вплотную подошли к городу Нейва. Последний отрезок пути от Бальсильяса до Нейвы, проходящий через Санта Элену и Платанильял, был наиболее тяжёлым, поскольку идущие покинули пределы плодородных земель Эль Пато. Немногочисленность придорожных деревьев, которые могли дать тень, жар от нагретых солнцем камней, - всё это привело к тому, что крестьяне были вынуждены попросить выделить им несколько автобусов для того, чтобы на них добраться до столицы департамента. С заходом солнца крестьяне расположились спать прямо в коридорах канцелярии губернатора департамента Уила[20].

Возглавляли этот утомительный переход несколько женщин. Одна из них с горечью заявила: «Мы пришли сюда из Эль Пато в поисках земли и работы, поскольку там нас всего этого лишили. После того, как мы там как следует потрудились и вырастили то, что нам удалось, в надежде собрать урожай фасоли и маиса, когда мы уже начали заготавливать продукты для себя и для домашних животных, на нас обрушились репрессии армии, которая нахлынула со всех сторон, и мы уже не смогли больше терпеть. Поэтому мы все ушли оттуда. У них нет никакой жалости к крестьянину». В 1965 г. один из очевидцев проведения «Операции Пато» говорил почти то же самое: «Весь урожай фасоли был потерян в одночасье. В некоторых домах остался уже собранный урожай. Крестьянам они сказали, что, если кто желает, то, пожалуйста, может вернуться, но никто не осмелился сделать этого из-за страха быть арестованным или убитым, и потому всё наше имущество пропало. Никто не захотел вернуться, даже несмотря на обещание властей дать всем документы на право собственности на землю с возможностью последующей её продажи…»[21].

В Нейве правительство запретило всем приближаться к месту, где расположились крестьяне из Эль Пато, силой не допустив к ним отцов, матерей, братьев, дядьёв и других родственников вынужденных беглецов. Единственными лицами, кто получил возможность пройти к ним, были представители Красного Креста. «Не вся церковь находится сейчас с бедными классами нашей страны» - сказал епископ Нейвы Рафаэль Сармьенто Перальта в заявлении, подписанном священниками, в котором анализировались причины массового исхода крестьян из региона Гуаяберо и Эль Пато.

«Почему же всё это произошло ?» – задаётся вопросом в своей заметке, опубликованной в El Tiempo, генерал Валенсия Товар, имея в виду то обстоятельство, что регион Эль Пато занимается войсками уже второй раз. И он сам отвечает на этот вопрос так: «Просто потому, что военная операция, сама по себе, не решает проблему существования партизан. Она всего лишь загоняет её внутрь, и если она не сопровождается широким комплексом реабилитационных мероприятий, которые призваны решить социально-экономические вопросы, то партизанское движение непременно возрождается вновь. Это и имело место в Эль Пато после первого занятия данного региона армией. План, разработанный военным командованием в 1964 г. и принятый правительством, не получил ни обещанного финансирования, ни помощи со стороны других государственных структур. Продвигалось только строительство шоссе, да и то только силами военных инженеров, но крайне медленно, насколько позволяли незначительные финансовые средства, выделенные на эти цели. Десять лет спустя, в 1974 г., к этому плану вернулись вновь. Он был разработан армейским командованием и правительством Уилы. Однако его реализация длилась ровно столько, сколько это посчитали нужным местные чиновники. И потому партизанский бастион продолжал существовать и далее. Рейды, набеги, грабежи, которые исходили оттуда – вот то, что вынудило армию занять эту территорию снова, и что снова привело к массовому исходу крестьян и к катастрофическим социальным последствиям. Будут ли на этот раз проведены работы по созданию необходимой инфраструктуры в этом регионе, т.е. сделано то, что ещё 15 лет назад выдвигалось в качестве одной из важных целей ?»[22].

Президент Турбай Аяла сказал по этому поводу, практически, то же самое, что заявил в 1964 г. президент Гильермо Леон Валенсия: «Армия будет в Эль Пато…». Кроме того, президент Турбай Аяла изрёк одну из своих исторических фраз: «В Лас Перлас не было никакой бомбардировки, это просто сплетни некоторых газетных писак».

Васкес Каррисоса, председатель Комитета по Защите Прав Человека, выразился весьма определённо: «Результат, который не учли военные стратеги – это массовый исход крестьян. Большими группами шли по каменистым дорогам к Нейве мужчины, женщины и дети. Это напоминало то, что творится сейчас в некоторых азиатских странах… То, что должно было быть «внезапной операцией», обернулось ещё одной крестьянской проблемой»[23].

Что же произошло со «Снайпером» и его людьми после проведения этой операции, охватившей важнейшие регионы страны ? То же самое, что имело место и в 1964 г., когда была проведена «Операция Маркеталия», то же самое, что было в 1965 г. после его отступления из Риочикито, - он покинул сцену для того, чтобы после создать новую зону влияния в Ла Урибе в департаменте Мета.

14 сентября 1980 г. министр обороны, генерал Луис Карлос Камачо Лейва, в связи с обсуждением возможных последствий принятия закона об амнистии, представленным правительством президента Турбая Аялы, заявил о том, что в Колумбии насчитывается, в общем, 1812 партизан, из них около 1000 – вооружённых. «РВСК- 773 бойца, из них вооружённых - 408, М-19 – 531 боец, из них вооружённых – 288, Рабочая самооборона – 20 бойцов, из них вооружённых – 15, Народно-освободительная армия – 60 бойцов, из них вооружённых – 50, Народно-освободительная армия – Команда «Педро Леон Арболеда»*- 390 бойцов, из них вооружённых – 220, Армия национального освобождения – 38 бойцов, из них вооружённых – 36»[24].

Новая концепция войны

Газета El Tiempo опубликовала пространную статью, в которой сообщалось о том, что «РВСК переходят к проведению операций в городах, они собираются покончить с полулетаргическим существованием в сельской местности и решили попробовать открыто побороться за власть. В этой связи, они разработали и приняли новую военную и идеологическую стратегию и решили добавить к своему названию слова «Революционная Армия»*, как это явствует из документа, принятого после завершения работы их VII Конференции, и который был захвачен армией в Якопи (департамент Кундинамарка).

Конференция, которая проходила под руководством главных командиров РВСК Мануэля Маруланды Велеса, он же «Снайпер» и Хакобо Аренаса, приказала всем своим 17 фронтам приступить к осуществлению психологических и пропагандистских акций по всей территории страны, что «позволили бы привлечь к нам дополнительные симпатии народа и улучшить наш образ в его глазах».

Далее, в статье говорилось о том, что РВСК «планируют путём удвоения фронтов довести их численность до 36 с тем, чтобы перейти к полномасштабной гражданской войне и потому руководство требует от командующих фронтов многомиллионных поступлений в адрес Секретариата с целью последующего приобретения сáмого современного оружия и финансирования революции».

На повестку дня был поставлен вопрос о «новой политике по отношению к массам» и потому РВСК приказывают своим пропагандистам как можно скорее и активнее внедряться в профсоюзы, учреждения начального, среднего и высшего образования, муниципальные советы, в высшие политические сферы и даже непосредственно в вооружённые силы.

Из этого же документа становится ясно, что дефицит бюджета РВСК за прошлый год составил 150 млн. песо из-за невыполнения соответствующих приказов и недисциплинированности командующих фронтами. В связи с этим, высшее командование РВСК требует ликвидировать образовавшуюся задолжность в срок, не превышающий 5 месяцев.

В документе также говорилось о проведении ряда первоочередных военных операций в департаментах Антиокия, Чоко, Каука, Валье, Сантандер, Северный Сантандер, Кундинамарка, Бояка, Толима, Уила, прибрежных департаментах и расширении деятельности партизан в департаментах Мета и Какета.

В указанном документе объявляется о том, что РВСК переходят к новой тактике, которая заключается в накапливании и анализе разведданных о деятельности контрповстанческих подразделений правительственной армии, которые «в настоящее время стараются перебрасывать свои оперативно-тактические подразделения без использования дорог, что во многом снижает и даже сводит на нет эффективность засад, в результате чего партизаны попадают с сложные ситуации, поскольку им приходится иметь дело с противником, который не предоставляет возможности для нанесения удара». «Армия действует точно таким же образом, как и партизаны, более того, она устраивает специальные учения по выживанию в тех же самых регионах, где действуют РВСК и практикуют по отношению к народным массам те же методы и приёмы установления контактов и доверия, что и партизаны…». Отсюда делался вывод о необходимости действовать по-новому, опираясь на хорошо проработанные данные военной разведки, подняв её на уровень важнейшей составляющей части партизанской войны.

Далее в документе сообщается о том, что с 4 по 25 августа 1980 г., т.е., в течение 21 дня, была проведена «Три Лебедя», стратегическая суть которой, определяется так: «В определённых зонах проводилась кропотливая и тщательная работа по разведке местности и мест дислокации врага, затем была произведена быстрая концентрация сил (в данном случае трёх партизанских подразделений) для неожиданного нападения и захвата в плен противника. В ходе проведения операции между подразделениями партизан поддерживалась постоянная связь, что позволяло им обмениваться между собой необходимой информацией. В качестве опознавательного знака партизаны использовали нашивку в виде жёлтого креста, располагавшегося на левой стороне груди. Подразделение, возглавляемое Архемиро, находившееся в горной части Лас Сантас, насчитывало 38 человек, мобильная группа в равнинной части – 23. Третье подразделение под командованием Бенитеса действовало в местечке Эль Тигре и состояло из 23 человек…»[25].

Таким образом, опыт проведения операции «Три Лебедя» стал основой для создания новых оперативных планов. Как оценивал Хакобо Аренас итоги работы VII Конференции РВСК, которая прошла в мае 1982 г. в регионе Гуаяберо, регионе, который был занят армией ещё два года назад ? «Мы не знали, будет ли объявлена новая амнистия или нет. Вполне возможно, что правительство Бетанкура имело в виду проект амнистии, разработанный ещё правительством Турбая, решив идти дальше по этому пути, решив воспользоваться этой же идеей. Об этом у нас шла речь в итоговых выводах VII Конференции. Но точно всё это не было возможно предсказать. На Конференции был самым тщательным образом проанализирован один из важнейших феноменов последних лет – возросший уровень урбанизации колумбийского общества за счёт населения сельских регионов. Дело заключалось не только в цифрах – 70% населения Колумбии живёт сейчас в городах, а остальные 30% - в деревне. Такого рода социально-экономический феномен является в высшей степени важным для планирования, которое производит любое революционное движение, и не только партизанское. Любая левая партия должна проводить такую работу. А ведь в Колумбии с давних пор процентное соотношение населения было обратным. И если внимательно проанализировать этот феномен, то получается картина иного поведения общественных классов, и борьба классов будет выглядеть уже иначе. И вот, такой анализ и был проделан на VII Конференции. Мы задумались над такой проблемой: если 70% населения Колумбии проживает ныне в городах, то получается, что темпы развития производительных сил страны не адекватны сохраняющимся производственным отношениям, что порождает очень сложную ситуацию вследствие огромной скученности больших масс населения на небольших территориях, вследствие того, что социальные службы не справляются с таким наплывом людей, в результате чего возникает целый клубок проблем, и, как следствие, обостряются все проблемы, присущие городу. И вот мы задались вопросом: не породит ли всё это, если уже не породило, в Колумбии условий для всеобщего восстания, и если таковые условия есть, то в чём конкретно они проявляются ? Мы проанализировали формы, характер и длительность народной борьбы, борьбы рабочих, бездомных, студентов. И Конференция сделала вывод: эта затяжная социальная борьба должна дать новое качество. И перед лицом нынешних проблем в стране РВСК должны осуществить новое стратегическое планирование с учётом вышеописанной ситуации. На Конференции также было решено, что РВСК должны развивать свою борьбу таким образом, чтобы произошло органичное слияние вооружённой революционной борьбы с повстанческими действиями в городах, со всей борьбой в целом. Т.е. вся наша стратегическая концепция была направлена на определение нового направления борьбы для захвата власти, но тут правительство Бетанкура объявило амнистию. Политическая картина резко изменилась».

Однако вернёмся к вопросам стратегического характера: как должна развиваться дальше некая определённая военная организация ? Что конкретно должно быть положено в основу планирования ? – так ставит вопрос Хакобо Аренас. Колумбийская армия с давних пор осуществляет планирование, которое называется «Стратегическое развёртывание в условиях мира на случай войны». Тем самым, она, как бы, заявляет о том, что вооружённые силы всегда находятся на грани войны. Когда осуществляется такое планирование, это означает, что некая вооружённая сила имеет некий замысел развёртывания, некий стратегический замысел.

«То же самое сделали и мы. Для того, чтобы задать направление и материализовать наш замысел, мы определили, каков есть наш план развёртывания. Но получается так, что любое военное развёртывание имеет некий центр. И тогда VII Конференция решила: центром развёртывания РВСК в мирное время должен стать определённый регион. В данной ситуации – это район одной из Кордильер. Какова направленность это центра развёртывания ? Он должен быть ориентирован туда, где в наибольшей степени проявляются все противоречия колумбийского общества; туда, где совершенно конкретно есть очевидные симптомы повстанческого движения в городе. Это вовсе не означает, что всё это имеет отношение только к Боготе, или только к Кали, или только к Медельину и др., нет, во всех трёх случаях план единообразен, как это делает любая военная организация. Данный центр стратегического развёртывания таков, что, например, для армии он должен в обязательном порядке находиться, - хотя сами военные об этом никогда вслух не говорят – вокруг Боготы. Если начинаешь внимательно анализировать, где располагается бóльшая часть сил той или иной военной организации, то всё, в итоге, сходится к определённому центру, как это было, например, на Кубе, где таким центром для Фиделя являлась Сьерра Маэстра. Ни Сантьяго, ни, тем более, Гавана, ни Камагуэй, центром стратегического развёртывания была именно Сьерра Маэстра.

Конечно, речь шла и о том, чтобы максимально обезопасить этот центр. Идея заключалась в том, чтобы подчинить всю деятельность РВСК делу создания такого центра стратегического развёртывания, и если нам это удаётся, то тогда можно было бы с полным основанием утверждать, что принцип стратегического развёртывания в полной мере реализуется на практике. Затем необходимо было углублять всё то, что относится к новому уровню стратегического планирования. Но мы делаем не только это. Безусловно, надо делать, надо углублять и развивать и то, что именуется теорией военного искусства в области стратегии, но также это надо делать и на уровне оперативной деятельности, тактики, не так ли ? Т.е. мы не только заходим в высокие сферы стратегии, но и конкретизируем её, и затем говорим: стратегическое планирование – это то-то, оперативная концепция, вытекающая из него, - такая-то, а тактика есть изменение в нашем способе действий. Мы конкретизируем всё на практике, и для конкретизации этого на практике, мы разрабатываем общенациональный план действий партизанского движения, причём, не только с точки зрения вооружённой борьбы, но и в других сферах: связь с массами, организация масс, создание политического пространства для нашего движения в Колумбии. Мы начали работать в этом направлении и делать так, чтобы все наши люди работали в этом направлении. И потому, во всех отношениях, это было основательное изменение нашего подхода к концепции партизанской войны. Но тут приключилась амнистия правительства Бетанкура и мы вынуждены приостановить нашу работу с тем, чтобы изучить новую ситуацию. Мы задались вопросом: «А что означает для нас амнистия правительства Бетанкура ?». И мы ответили так: амнистия правительства Бетанкура означает для нас событие очень важное, настолько важное, что мы можем превратить её в инструмент мобилизации общественного мнения и масс в борьбе за построение прочного мира в Колумбии. К тому времени мы уже набросали первый план, так, вчерне. И этот наш план исходил из прямого столкновения двух армий. Поэтому, можно сказать так: если бы Бетанкур не пошёл на объявление амнистии, то мы были бы очень близки к захвату власти. Но у нас была проблема политического пространства, и эту проблему нам надо было обязательно решать.

VII Конференция сделала следующий вывод: нам уже удалось реализовать всё то, что относилось к общенациональному стратегическому плану, в первую очередь, что касалось самих РВСК. Это был один из важнейших итогов Конференции. Теперь необходимо было расти дальше, каждый фронт должен был расти дальше, каждый фронт должен был удваиваться, необходимо было создавать новые фронты. Задача-максимум ставилась следующим образом: достигнуть общего количества в 48 фронтов, и мы занялись этим, и к тому времени, когда нам надо было подписывать соглашение о прекращении огня, у нас было уже 27 фронтов. И потому мы предстали перед общественным мнением страны с теми силами, которые у нас были к тому времени. Сегодня, в глазах общественности, мы – люди, взявшиеся за оружие, и, опираясь на силу этого оружия, мы ставим вопрос о фундаментальных переменах в жизни колумбийского общества. Эти перемены должны сопровождаться реформами - аграрной, городской, реформой образования, конституционной реформой, т.е. всем тем, что у нас уже запланировано. Это ложь, - а ведь это утверждается уже в течение нескольких десятилетий - что мы, якобы, представляем собой движение, у которого нет никакого политического плана относительно решения основных проблем государства. В этом-то и заключается отличие нашей вооружённой организации, что она имеет свои планы относительно управления государством» - утверждает Хакобо Аренас.

К 1982 г., по словам самого Маруланды, в составе РВСК было 17 фронтов, численность которых резко увеличилась именно в годы правительства президента Турбая, т.е. в годы наибольшей конфронтации. Как рассказывает Маруланда, VII Конференция провела обширную дискуссию не только по вопросам путей дальнейшего развития концепции малой армии, но также и по проблеме создания условий для того, что он называет «большой народной армией», «армией, которая должна провести всестороннюю подготовку масс на общенациональном уровне к противостоянию атакам реакции и к переходу к решающему штурму, дату которого VII Конференция точно не обозначила, но который предполагалось провести после создания всех необходимых условий и согласно военно-политическому стратегическому плану…». В связи с этим, уже после окончания работы Конференции были оговорены механизмы для создания такой мощной силы, и, в частности, консолидации штабов всех 17 фронтов, включая и тех, которые имели перспективу удвоения. По мнению Маруланды, необходимо было немедленно приступить к подготовке военных специалистов всех направлений: топографов, фельдшеров, зубных врачей, специалистов в области средств связи, пропагандистов. Конференция постановила, говорит далее  Маруланда, развивать работу, которая должна была придать импульс к формированию единого командования на разных уровнях, в разных областях военной деятельности, в том числе и в области пропаганды. «Был намечен общенациональный военный план, в котором содержались конкретные рекомендации, как обеспечить рост, усиление всей организации в целом, как добиться удвоения крупных подразделений, как создать первоначальные отряды, как должны создаваться большие подразделения, как должны взаимодействовать большие подразделения с малыми, уже существующими в составе разных фронтов. Это были ещё намётки, но там уже чётко просматривалась роль каждого фронта и определяется его место стратегического базирования, откуда затем должно было состояться решающее наступление. Была намечена генеральная линия, а затем она подробно разъяснялась на специальных курсах, на уровне отдельных фронтов, штабов, среднего командного звена, рядовых партизан для того, чтобы все чётко уяснили суть плана. Уже в рамках этих набросков начинает разрабатываться стратегический военный план, который тесно связан с планом политическим. На Конференции подробнейшим образом рассматривались все аспекты, в том числе и те силы, которые должны будут участвовать в реализации этого плана.

Армия такого типа должна насчитывать на определённом этапе, примерно, 30 тыс. человек, и для реализации намеченного нами плана ей необходимо определённое время, постановка перед каждым из фронтов конкретных задач, определение процентов возможного роста личного состава, организации масс. В ходе анализа, который был проведён нами в отношении каждой возможной ситуации, выяснилось, что можно достичь поставленной задачи, т.е. организации первого общенационального наступления. Наступления, которое позволило бы занять часть территории страны таким образом, чтобы затем закрепиться на ней, а это неизбежно привело бы к изменению политической ситуации в стране, и эта политическая победа, в свою очередь, позволила бы, уже на следующем и окончательном этапе получить решающее военное превосходство.

Решения VII Конференции, правда, только в общих чертах, стали известны армии, поскольку буквально несколько дней спустя после завершения её работы ряд документов попал в руки военных. Армия относится к нашим планам со всей внимательностью и серьёзностью, полагая, что у того, что мы планируем, есть все шансы быть эффективным.

Эти наброски плана были сделаны нами, буквально, в последние месяцы нахождения у власти правительства президента Турбая Аялы с ясным осознанием того, что вскоре мандат на управление государством перейдёт к Белисарио. И уже учитывая планы его правительства, эта же Конференция наметила в общих чертах и политическую линию в условиях возможного мира, обозначив, как государственная власть должна разрешить конфликт в новой ситуации в том случае, если, конечно, она создастся. Конференция дала указания всем фронтам, каким образом можно будет использовать эту новую ситуацию для расширения нашего политического пространства, и постановила, что если для этого будут соответствующие условия, воздержаться от проведения военных операций для того, чтобы вступить в переговоры с правительством с целью поиска политического выхода из вооружённого конфликта. Эта идея в дальнейшем получила своё развитие, кульминацией которого стало подписание Соглашений в Ла Урибе» - поясняет Маруланда.

1 “Tirofijo no esTirofijo: Mosquera” // El Siglo, Bogotá, 13 de juniode 1983, p. 3A.

2 “Tirofijo sívive, dice Comisiónde Paz” // El Tiempo, 15 de juniode 1983, p. 16A.

3Samper Pizano, Daniel, “Muertos y resurrectos” // El Tiempo, 17 de junio de 1983, p. 5A.

*«Движение 19 апреля» или М-19 - название данной повстанческой организации связано с событиями 19 апреля 1970 г., когда правящая олигархия сфальсифицировала, по мнению широких слоёв колумбийского общества, результаты очередных президентских выборов и отказалась передать власть в руки кандидату от популистской партии Национальный народный союз (АНАПО) и бывшему диктатору Г. Рохасу Пинилье. Часть основателей М-19 была выходцами из Коммунистической партии Колумбии (особенно её молодёжной организации), другая часть – из социалистического крыла АНАПО. М-19 завило о невозможности что-либо изменить в стране мирным путём и о переходе к партизанским действиям против правительства. Чёткой идеологии данная организация не имела.

В 1979 г. М-19 провело громкую операцию по захвату оружия из столичного арсенала, в результате которой, в руках партизан оказалось около 5 тыс. единиц  оружия.

[1]Falla Manrique, Arnoldo, y Navas Talero, Bernardo, “Golpede lasFarc; secuestrana 14 soldados” // El Tiempo, Bogotá, 20 de agostode 1980, pp. 1A-6A.

[2] “Respuestacruenta” // El Tiempo, Bogotá, 21 de agostode 1980, pp. 4A.

[3] “Cercoa lasFARC; no hay soldadosprisioneros” // La Republica, agosto21 de 1980, pp. 1A-7A.

[4]Falla, Arnaldo, y NavasTalero, Bernardo, “Desnudosy sin armasrescatana 13 soldados” // El Tiempo, Bogotá, 22 de agostode 1980, pp. 1A-15A.

[5]Unas, Hernán, “La luchacontra lasFARC. Ocupadatierraprohibida” // El Espectador, 24 de agostode 1980, pp. 1A-11A.

[6] “En Meta FF.AA. ocupan base de las FARC” // El Tiempo, Bogotá, 26 de agosto de 1980, p. 2A.

[7]MartínezMahecha, Fernán, “En buscade lasguerrillas. Las FF.AA. preparangrangolpe” // El Tiempo, Bogotá, 27 de agostode 1980, p. 6A.

[8] “Cayóotrocampamentode lasFARC” // El Tiempo, Bogotá, 30 de agostode 1980, p. 1A-3A.

[9] “Bandoleros de El Pato se llevan 800 rehenes” // El Tiempo, Bogotá, 24 de abril de 1965.

[10] “Min-Defensay losguerrilleros. Se hanentregado10” // El Espectador, Bogotá, 2 de septiembrede 1980, p. 21A.

[11]El Espectador, Bogotá, 18 de marzode 1965.

[12]Éxodode campesinosde El Pato. // El Espectador, Bogotá, 3 de septiembrede 1980, pp. 1A-5A.

[13]Asíocuparon. Dramáticorelatode un campesinofugitive // VozProletaria, Bogotá, julio22 de 1965, p. 8.

[14] “Estrechancercode fuegoa lasFARC en El Patoy Guayabero” // El Espectador, Bogotá, 7 de septiembrede 1980, pp. 1A-15A.

[15] “Luchacontra lasFARC. Bombardeode El Patono produjovíctimas” // El Tiempo, Bogotá, 7 de septiembrede 1980, p. últimaB.

[16] “Dice el ejército: guerrillas dirigenéxodode campesinos” // El Tiempo, Bogotá, 8 de septiembrede 1980, pp. 2B.

[17]MartínezMahecha, Fernán, “Éxodode campesinosde El Patoestádirigidoporguerrillas: Ejército” // El Tiempo, Bogotá,  Bogotá, 8 de septiembrede 1980, p. 1A-2B.

[18]ManriquePerdomo, Félix, “Marchade colonosa Neiva” // El Espectador, Bogotá, 9 de septiembrede 1980, p. 1A-8A.

[19] “Viacrucis. Ocupaciónmilitar” // El Tiempo, Bogotá, 9 de septiembrede 1980, p. 4A.

[20] “Colonosde El Patoen Neiva. No se retiranlastropes” // El Tiempo, Bogotá, 9 de septiembrede 1980, p. 1A-2A.

[21] “Así ocuparon El Pato”, crónica cit.

[22]General ÁlvaroValencia Tovar, “OtravezEl Pato” // El Tiempo, Bogotá, 18 de septiembrede 1980, p. 5A.

[23]Vázquez Carrizosa, Alfredo, “La guerra de El Pato” // El Espectador, Bogotá, 23 de septiembre de 1980, p. 3A.

*В 70-е гг. Национально-освободительная армия Колумбии (EPL) в результате ряда серьёзных поражений, нанесённых ей правительственными войсками, раскололась на две фракции, одна из которых, сохранившая традиционное название, продолжала руководствоваться прежней маоистской доктриной ведения партизанской войны с опорой на сельские районы страны, а другая, которая упоминается здесь, попыталась перенести партизанскую войну в города. – Прим. перев.

[24] “En Colombia hay 1812 guerrilleros con mil armas, dice Min-Defensa” // El Espectador, Bogotá, 14 de septiembre de 1980, p. 1A-9A.

Для сравнения позволим себе привести цифры из такого же министерского доклада, но только почти 20 лет спустя. Итак, к концу 90-х гг., по данным Министерства обороны Колумбии и служб госбезопасности, общая численность вооружённых повстанцев в стране составила 9 000 человек. Из них, РВСК имели в своём составе 45 фронтов при общей численности в 5 тыс. человек, Армия национального освобождения – 27 фронтов и 2200 человек, Народно-освободительная армия – 17 фронтов и 1200 человек, М-19 – 1000 человек, Революционная партия трудящихся – 50 человек, Движение им. Кинтин Ламе – 50 человек.

К 2003 г. РВСК действуют уже в составе 60 фронтов и 7 группировок. Общая численность бойцов по данным разных источников составляет от 12 до 15000 человек.

Эти цифры позволяют оценить, насколько верны постоянно звучащие утверждения колумбийских и зарубежных СМИ о том, что партизанские организации Колумбии полностью дискредитировали себя в глазах большинства граждан и уже не пользуются их поддержкой. – Прим. перев.

*Не совсем точно. На VII Конференции РВСК, прошедшей с 4 по 14 мая 1982 г., было принято решение добавить к их названию «АрмияНарода». - Прим. перев.

[25]Vallejo Restrepo, César, “Las FARC salen de la selva para ocupar las ciudades” // El Tiempo, Bogotá, 17 de septiembre de 1982, p. 9B.