К началу 80-х гг. Маруланда превратился в легенду, головоломку реальности его существования. В его жизнь вплелись многие жизни, точно так же, как в его предполагаемую смерть вплелись многие смерти. Легенда – из-за его неожиданных появлений, легенда – из-за его исчезновений, как будто время превратилось в его союзника и сообщника, легенда – из-за его дара вездесущести, которая позволяет ему появляться, например, в Валье, но, одновременно, и в Толиме, и в Уиле, и в Мете, и в Какете. Сюда также добавлялись утверждения официальных СМИ о том, что он одно время учился в Советском Союзе, что некоторое время находился в Праге, проводил встречи во Франции, давал интервью в Мексике и участвовал в совещании партизанских командиров в Гаване.

А тем временем Маруланда продолжал перемещаться по стране, возможно, вспоминая мирное время, когда проходил Нейву и Ибаге, крупные города, известные ему с юных лет. Воображение опережало руку журналистов, слухи множились; это воображение особо буйствовало в фикциях военных сводок. Народное воображение обожествляло его мимолетную фигуру в песнях и мечтах как предзнаменование политических побед. Фигура, которая терялась в глубине сельвы. Хайме Батеман, который хорошо знал Маруланду, поскольку одно время был в рядах РВСК, стал известен на всю страну в 1980 г., когда заявил следующее: «Что больше всего привлекает меня в Маруланде, так это тот высокий уровень знаний, которого он достиг самостоятельно, учитывая тот факт, что у него не было возможности получить полноценного образования, он не заканчивал ни средней школы, ни университета. И, как я уже говорил Вам, он очень глубоко понимает процессы, происходящие в стране. Очень жаль, что он не очень хорошо известен широкой публике, поскольку он мог бы дать стране многое. Это был бы, действительно, достойный руководитель страны. В настоящее время ему должно быть уже около 50 лет… Он никогда не покидал пределов гор, и в этом заключаются положительные и отрицательные стороны этой фигуры: имея такие способности и такие возможности лидерства не только в среде партизанского движения, но и среди масс, он держится настолько скрытно, … что почти неизвестен народу. Маруланда – безусловно, революционер, но я полагаю, что революционер – это, прежде всего, народный лидер. Именно такие лидеры являются, пожалуй, самым лучшим, что есть в этой стране, независимо от того, являются ли они членами компартии или нет. Маруланда – один из тех немногих лидеров, которые остались от эпохи «виоленсии», когда партизаны-коммунисты, «комунес», как их тогда называли, на протяжении многих лет вели неравную борьбу…

… Рядом с ним находится человек, который, примерно, в равной степени является фигурой столь же важной и столь же малоизвестной: Хакобо Аренас. Его настоящее имя – Луис Морантес и его смело можно назвать второй по значимости фигурой в РВСК: человек очень способный, очень образованный, из рабочих. Он был одним из руководителей грандиозных классовых боёв в Баранке в 40-е гг., он – из Сантандера и ему тоже около 50 лет. Он обладает огромным опытом народной борьбы, но, как и Маруланда, мало известен широкой публике…»[1].

Два года спустя, в 1982 г., Отто Моралес Бенитес, по возвращении из Альто де лас Агилас (деп. Уила), где начинались переговоры о мире, сказал: «Очень трудно в нескольких словах набросать портреты членов Генерального Штаба. И даже весьма опрометчиво, поскольку, таким образом, мы рискуем впасть в ошибку поверхностных суждений. Но, возможно, эти отдельные штрихи сделают их черты более рельефными. Итак, Мануэль Маруланда Велес, он – из Хеновы, что раньше находился на территории департамента Кальдас. Не очень высокий, но и не маленький. Внешне выглядит очень физически развитым. Скуп на слова, но не угрюм, не избегает разговоров на интересующие вас темы, или которые запланированы вами. Очень хорошо подходит на роль командующего. Хайме Гуарака – очень крепкий, высокий, смуглый, говорит тоже мало. Однако приветлив, когда ему приходится отвечать на вопросы. Хакобо Аренас – сантандерец, в разговоре демонстрирует глубокую осведомлённость в политических и идеологических вопросах. Любое военное событие в стране оценивает сквозь призму международной ситуации.

Необходимо также помнить о том, что и Маруланда Велес и Хакобо, опубликовали книги, в которых описали свой боевой опыт, и эти книги были переведены на другие языки. Конечно, они никоим образом не мнят себя интеллектуалами. Они занимаются тем, чем занимаются согласно своим убеждениям»[2].

«По моему мнению, - свидетельствует Карлос Осса Эскобар, советник по вопросам мирных переговоров в правительстве президента В. Барко (1986-1990), уже после заключения Соглашений в Ла Урибе, – Маруланда – человек большой глубины во всём, что он говорит. Да, он – человек необразованный, но он очень восприимчив и проницателен. Это характерная черта всех колумбийских крестьян, особенно крестьян Кальдаса, антиокийцев, и он человек довольно приветливый… Лично он произвёл на меня большое впечатление…

Хакобо был человеком довольно образованным, т.е. ты сразу отмечал про себя, что это человек начитанный и сведущий во всех вопросах, а не только в политике, марксизме, литературе и истории. Он всегда был необычайно интересным собеседником, как говорится, душой компании, он – человек очень обаятельный, но всё же слишком догматичный. По некоторым вопросам было очень трудно добиться от Хакобо какой-то более гибкой позиции, несмотря на то, что он обладал умением не демонстрировать свой догматизм явно, и даже скрывал его в своих речах при помощи той диалектикой, которая была столь присуща ему… Вне всякого сомнения, я считаю, что Хакобо был великим идеологом РВСК. Говорят, - но этого я не могу утверждать, а только предполагать – что он был человеком очень жёстким и очень фанатичным, очень догматичным, непоколебимым, но в обычном смысле этого слова, т.е. непоколебимым в отношении своей точки зрения, которую он не менял никогда и ни при каких обстоятельствах – вот так мне говорили. Мне также говорили и о том, - и это я тоже не могу утверждать категорично – что он совершил немало преступлений, и от него пострадало много совершенно невиновных людей в рядах самих РВСК…

Я думаю, что Маруланда – это миф. Это уже человек-легенда. Это старейший партизан в мире. Это человек, который уже на протяжении стольких лет поддерживает своё влияние, пусть даже и отдалённое, пусть непрямое, но во многих регионах страны. На меня произвели большое впечатление рассказы местных крестьян – из Сумапаса, Ла Урибе, Гуаяберо – о Маруланде. Эти крестьяне лично не видели Маруланду никогда, но, возможно, именно поэтому они рассказывали мне о нём, как о каком-то боге, как о своём великом покровителе, и они абсолютно уверены в том, что Маруланда всегда приходит им на помощь. Именно поэтому я по разным поводам говорил о том, что Маруланда до сих пор является персонификацией крестьянских требований… И именно поэтому, когда я разговаривал с ним, то его главной заботой была защита интересов своих людей, не только партизан, но всех жителей восточных районов Колумбии, где РВСК имеют большое влияние… Конечно, много есть и таких, кто его не любит, ведь во многих регионах страны РВСК, практически, полностью заменили собой государство и стали настоящими защитниками крестьян. Конечно, нужно прямо сказать, что, вне всякого сомнения, РВСК совершили немало преступлений, что повредило, в первую очередь, им самим во многих отношениях, повредило той незапятнанной репутации, которой всегда обладало у нас партизанское движение.

Я полагаю, - и об этом я много говорил Мануэлю, Хакобо, Рейесу и Альфонсо Кано, когда был советником президента Барко – что РВСК совершили огромную ошибку, связавшись с выращиванием коки, не говоря уже о наркоторговле. Хакобо самым решительным образом отрицал наличие такой связи. Однако после того как официальная встреча была закончена, Маруланда сказал мне, что я прав и что он сам очень озабочен этой проблемой…»[3].

Один из руководителей либералов и Учредительного Собрания, Гильермо Пласас Альсид, сказал о Маруланде так: «Он оказывает огромнейшее влияние на историю ХХ в., в том смысле, что он прочно обозначил своё присутствие на политической сцене, которое каждый оценивает согласно своим политическим критериям, своим идеологическим убеждениям, своему восприятию и пониманию истории, но, как бы там ни было, вооружённое повстанческое движение есть факт первого порядка, причём не только в масштабе Колумбии, но и всей Латинской Америки.

Я думаю, что говорить о появлении «Снайпера» можно с того времени, когда он заканчивал мой коллеж, Санта Либрада, в Нейве. С тех пор он стал фигурой мифической, причём не только для юга страны, для всей Колумбии или всей Латинской Америки, это легендарная фигура мирового масштаба. Итог военной деятельности «Снайпера» удивителен и впечатляющ. Возьмём хотя бы такой момент: большинство министров обороны (я говорю об эпохе Национального Фронта) воевали с ним раньше, будучи ещё младшими лейтенантами, лейтенантами или капитанами. Скольких же министров обороны пережил «Снайпер» ? И, при этом, продолжал и продолжает оставаться командиром самой крупной организации подрывных элементов в стране…

Он – воин, а война, как известно, есть иная форма осуществления политики. Он – личность, которая не только обладает даром выживания в условиях постоянной опасности. Должен же быть у нас кто-то, кто имел бы способности достучаться до людей, поскольку, по идее, так не бывает, не может быть, чтобы человек в течение стольких лет оставался командиром такой организации, как у него, при этом, так и не нанеся решающего поражения армии, правительству, основным институтам государства. Но это оказалось возможным потому, что он, в свою очередь, сумел ясно продемонстрировать, что государство и его вооружённые силы оказались неспособными разгромить его… Я обеими руками за то, чтобы увидеть его («Снайпера») в Учредительном Собрании…»[4].

Бывший президент Республики Мисаэль Пастрана Борреро (1970-1974) сказал в интервью журналистам во время одного из заседаний Учредительного Собрания: «Я, лично, не был знаком с Маруландой, даже никогда не разговаривал с ним по телефону. Когда меня вместе с другим бывшим президентом, Лопесом (1974-1978), кардиналом Револьо и Фабио Эчеверрией попросили выступить в качестве посредников, чтобы мы послужили, своего рода, живым свидетельством стремления правительства к сближению с партизанами, поскольку во время моего президентства с ними никогда не общались по телефону и не посещали Каса Верде; так вот, среди тех, кто принял участие в этом процессе, в этой попытке сближения с партизанами, пожалуй, только я один к тому времени не имел с ними никаких личных контактов и не посещал Каса Верде… Когда я был министром общественных работ, то через одного человека, который был весьма близок к ним, сейчас уже можно назвать его имя, это Хорхе Вальямиль, так вот, через него они обратились с просьбой помочь в строительстве дороги в Сан Антонио дель Пескадо, где они тогда располагались, и тогда было своего рода перемирие. Им нужна была дорога, которая подходила бы к их полям, чтобы они могли вывозить и продавать свою продукцию. И я помог им, правда, не прямо, приобрести трактор для дорожных работ… Позже я получил документ, подписанный ими, в котором они предлагали начать со мной процесс мирных переговоров, но в тот момент страна ещё была не готова к этому… Это было в 1972 г… Да, так вот, я получил документ, - он до сих пор хранится у меня – в котором они изложили свои требования. Я думаю, что в то время они рассуждали вполне здраво, поскольку речь шла о том, что они были готовы влиться в состав вооружённых сил, при условии предоставления им соответствующих воинских званий…

Маруланда является главным действующим лицом колумбийской истории на протяжении последних 40 лет, поскольку он вывел на первый план централизованную партизанскую организацию, это уже были не отдельные разрозненные отряды, проводящие разрозненные операции, а хорошо структурированная организация. На сегодня, это старейшая партизанская организация в мире. И это может быть причиной, как успеха, так и неудачи. Об успехе я говорю в том смысле, что, несмотря на то, что партизанские организации, как и металл, могут уставать, в этой организации признаков подобного рода пока не видно, а под неудачей я подразумеваю, что им так и не удалось взять власть в стране… Да, вне всякого сомнения, история нашей страны в эти последние годы, была историей постоянно нарушаемого мира. Вполне естественно, что в этой истории Маруланда играет огромную роль…». На вопрос о том, представляете ли Вы себе Маруланду в городе, экс-президент Пастрана ответил: «Мне говорили, что он никогда не покидал гор и сельвы… Наверное, это будет очень трудно… Наверное, как персонажу фильма Питера Селллерса «Из сада». Я думаю, что этому человеку будет несколько не по себе в иной окружающей обстановке, это как пересадить растение в другую почву… Я думаю, что, наверное, это будет очень трудно. К тому же, я уверен в том, что сейчас для него это просто опасно»[5].

«Я думаю, что основное качество, которое в высшей степени присуще Маруланде, - сказал Хильберто Виейра* - это хладнокровие. Можно сказать, что Маруланда никогда не теряет головы. В любом разговоре, где предлагаются различные точки зрения, он твёрдо отстаивает свою позицию, но с чувством уважения к мнениям других. Интересно также отметить ещё одну важную деталь: в Маруланде нет ничего от каудильо. В отличие от других борцов, вышедших из рядов крестьян, и в которых эта черта была видна очень ярко, в Маруланде это отсутствует абсолютно…

Я думаю, что его авторитет основывается, в первую голову, на его больших военных способностях, т.е. все партизаны, которые пережили опыт борьбы под руководством Маруланды, убедились в его блестящих способностях стратега. В то же самое время, есть огромное уважение и восхищение личностью Маруланды со стороны народа, партизан, населения тех районов, где он действует… Я думаю, что из этого и складывается народное уважение к Маруланде…

В случае с Мануэлем Маруландой и Хакобо Аренасом мы имеем дело с глубоким взаимопроникновением личностей, достижением полного взаимопонимания между ними. Я думаю, что Мануэль и Хакобо, будучи столь разными по характеру, прекрасно дополняют друг друга, поскольку Хакобо является, прежде всего, очень страстным и энергичным агитатором, о чём я ему постоянно напоминал. В этом он сильно отличается от Маруланды, чья главная черта – хладнокровие. И случилось так, что в один из важнейших периодов истории нашей страны эти два столь разных характера встретились, и, в результате, хорошо дополнили друг друга.

Хакобо стал, вне всякого сомнения, главным идеологом РВСК. Он превратился в человека, политически направляющего эту организацию, он намечал перспективы развития РВСК. Он также стал играть важную общенациональную роль после того, как обрёл большой опыт партизанской борьбы; это началось, пожалуй, со времён нападения на Вильярику, ещё в годы военной диктатуры, Хакобо тогда участвовал в борьбе против неё в районе Сумапаса. В итоге, он накопил большой опыт партизанской борьбы.

Отношения между Компартией и РВСК были очень сложными, поскольку изначально РВСК создавались командирами-коммунистами и участвовали в них партизаны-коммунисты. Однако с самого начала руководство Компартии прекрасно понимало, что было бы странно претендовать на командование партизанским движением из Боготы, что это партизанское движение должно обрести собственное командование. Эта тема очень бурно обсуждалась в Партии. Для нас было абсолютно ясно с самого первого момента, когда РВСК представляли ещё маленькую группу партизан, что у них уже есть какое-то своё руководство. И потому Компартия в этой ситуации старалась оказать им, прежде всего, политическую помощь, озвучить своё мнение на их собраниях, своё мнение о ситуации в стране. Мы также старались регулярно переправлять им все наши книги, брошюры, журналы; они очень настаивали на том, чтобы бойцы РВСК не только сражались, но и учились. И сейчас, и довольно часто, руководство Компартии встречается с руководством РВСК для совместного анализа каких-то политических проблем, изучения перспектив, и неоднократно представители нашей партии открыто высказывали свою критику руководству РВСК за их действия. Но дело в том, что в определённых вопросах РВСК совершенно не зависят от Компартии. … Да, Компартия дала им жизнь, но они выросли, стали большими и превратились в довольно сильное и самостоятельное движение…»[6].

Говоря об отдельных личностях из руководства разных партизанских движений, которые произвели на него наибольшее впечатление в ходе различных мирных переговоров, Рафаэль Пардо, который в прошлом был Советником по Национальной Безопасности, сказал: «Из тех, кто на сегодня уже умер, на меня наибольшее впечатление произвели двое - это Карлос Писарро* и Хакобо Аренас, хотя это были очень разные люди. Писарро был очень открытым, ясным в своих планах, с ним можно было достичь определённых соглашений и чётко обозначить разногласия. С ним легко можно было понять, в чём мы достигнем согласия, а в чём – нет… Антонио Наварро** - человек очень скрупулёзный, очень детальный в формулировках, что не оставляло никаких двусмысленностей, никаких сомнительных толкований. Хакобо Аренас произвёл на меня большое впечатление своим умением создавать такие ситуации в ходе переговоров, которые позволяли намного упрощать тот вопрос, о котором шла речь… Он часто прибегал к аналогиям, которые позволяли высветить самую суть обсуждаемого вопроса. Это было очень характерно для него. В этом деле он был большим мастером. Он всегда очень тесно контактировал с правительственными советниками по делам мира. Не следует забывать о том, что мы с ним общались почти каждый день по радио на протяжении 2 или 3 лет. Он обладал совершенно непредсказуемой реакцией. Мы были с ним постоянно на связи, и, вроде бы, когда ты общаешься с человеком по радио целыми днями, а то и неделями на протяжении нескольких лет, то, по идее, ты уже знаешь, хотя бы примерно, его образ мысли, но Хакобо, в этом отношении, так и остался для меня не до конца понятным. Всё-таки на личном уровне между нами оставался некий барьер, но на некоторых этапах тех переговоров он был очень сердечным. Наверное, поэтому многие люди даже не подозревали, когда разговаривали с ним, что имеют дело с одним из давних руководителей партизанского движения.

Маруланда стал со временем более конкретным. Если Хакобо давал некую общую панораму, то Маруланда шёл по пунктам, приходил к конкретному пункту. Когда я познакомился с ним, и когда у меня появилась возможность послушать его во время наших встреч, то я обратил внимание на то, что его очень волнует одна тема – наделение крестьян землёй. Он страстно добивался этого. На первой встрече Секретариата РВСК с Карлосом Оссой Эскобаром, представителем правительства президента Барко, Маруланда выдвинул проект колонизации в районе Ла Макарены. Первоначально, эта тема возникла, как периферийная. Земли, о которых говорил Маруланда, были очень хорошими, они находились в междуречье Дуды и Лосады, очень плодородные земли. Маруланда говорил: «Там можно было бы осуществить интересный проект, мы очень заинтересованы в нём». Причём, эта колонизация никоим образом не означала введения на эту территорию подразделений колумбийской армии, как это подразумевается сейчас. В ходе переговоров с Хакобо, с Маруландой, с Альфонсо Кано само собой подразумевалось, что колонизация в этом регионе, который был стратегическим тылом РВСК, должна была неизбежно привести к изменению образа жизни партизан.

И они начали развивать эту тему на переговорах разных уровней. Но тут ещё оставалось много вопросов. Партизаны РВСК расчистили часть леса для того, чтобы представители института Агустино Кодасси смогли приехать и взять пробы земли для того, чтобы определить её качество; на подробной карте было определено 15 или 20 точек для взятия таких проб. Эксперт-геолог сказал: «Мы хотели бы побывать в этих пунктах для того, чтобы посмотреть какая там земля. Возможно, речь идёт о большом гомогенном участке». Это было интересно. И не было никакой речи о введении туда войск, нет, это был согласованный между правительством и РВСК момент, который должен был облегчить поиск путей колонизации этого региона. Соответствующие участки были расчищены, изучение качества земли на них проводилось за счёт правительства, и затем всё это включалось в качестве составной части в общую программу колонизации района Эль Дуды, которую осуществлял Колумбийский Институт Аграрной Реформы. Представительство этого Института расположилось в Ла Урибе для непосредственного руководства процессом колонизации. Это было главным интересом Маруланды. И вот, на одной из наших встреч присутствовал агроном, который сказал: «Взгляните на эту карту, нам необходимо взять пробы земли из этих мест, поскольку эти места с агрономической точки зрения являются гомогенными и представляют собой лесистую местность, но мы хотели бы убедиться в этом…». Альфонсо Кано ответил: «Минуточку, давайте разберёмся. Если мы говорим о том, что эти места с агрономической точки зрения являются гомогенными, и вы согласны с этим, то не идёт ли в таком случае речь о военной разведывательной операции ?» Это было полной неожиданностью. Уже сейчас, спустя несколько лет, я думаю, что это произошло потому, что данный регион был одним из важных мест дислокации партизанских подразделений. Судя по всему, он и сейчас продолжает быть таковым. И Маруланда проявлял большой интерес к нему, судя по всему, он прошёл его вдоль и поперёк, обследовал все обозначенные ранее пункты, реки, потому что потом он рассказал нам по карте гораздо больше, чем дала аэрофотосъёмка…

Я думаю, что - хотя, возможно, это может показаться слишком сильным преувеличением – история середины ХХ в. в Колумбии, я имею ввиду подлинную историю этого периода, - обязательно будет говорить о партизанах, как важнейших действующих лицах этого периода времени…

Сколько раз говорилось о том, что Маруланда мёртв ? Я думаю, что это давно уже стало составной частью его легенды и это придаёт особый характер его истории…»[7].

«По моему мнению, - говорит генерал Альваро Валенсия Товар в уже цитированном нами интервью – «Снайпер» - это самый искусный партизан, которого когда-либо знала наша страна со времён Эфраина Гонсалеса («Чиспаса»). «Снайпер» - это одна из наиболее значительных фигур, которую породило мировое партизанское движение, сопоставимая, пожалуй, только с Хо Ши Минном и, вообще, всеми теми бойцами-партизанами, которые затем выросли в руководителей революций, а не просто партизанских движений. Вот, допустим, генерал Зиап* - фигура уже не того масштаба. «Снайпер», действительно, является мастером чисто партизанской войны. Хотя есть стремление превратить «Снайпера» в стратега революционной войны, но это уже преувеличение. Нет, он не таков. Для подобной задачи необходим политический стратег революционной войны. «Снайпер» же – сражающийся военный. Но, всё дело в том, что он имеет прекрасное дополнение в лице такого человека, как Хакобо Аренас, что, в итоге, создаёт идеальное руководство этой партизанской организацией».

Портрет № 3: Образ врага

«Поэтому говорится: «Если знаешь врага и знаешь себя, в сотне сражений не изведаешь неудачи; если знаешь себя, но не знаешь врага, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если же не знаешь ни себя, ни врага, каждое сражение будет чревато поражением»[8] - таково древнее изречение, непревзойдённое в своей мудрости, которое мы находим у Сунь-цзы (V в. до н.э.). Его идеи были внимательно изучены, а потом творчески применены Мао Цзэдуном в его концепции затяжной войны против японских агрессоров в Китае.

Образ «Другого» пребывает в глубинах собственного «Я», в территориальном аспекте войны этот образ создаётся и пересоздаётся, в основном, не как простая метафора или символ, а как совокупность представлений.

«Понятия «друга» и «врага» должны браться в данном случае в конкретном и экзистенциальном смысле, а не как метафора или символ; их также не следует смешивать или ослаблять ради экономических, моральных и пр. идей, но особенно мы не должны редуцировать их к некоему лично психологическому или индивидуалистическому содержанию, рассматривая их как проявление сугубо личных чувств или склонностей» -  так пишет Карл Шмитт о разных подходах разных политических концепций, предлагая далее такое определение врага: «Враг – это отнюдь не всякий соперник или противник. Он также не является неким личным противником, ненависть к которому испытывается по каким-то личным мотивам или антипатии. Враг – это обязательно некая группа людей, которая существует далеко не случайно и при первой же реальной возможности она радикально противопоставляет себя другой аналогичной группе. Враг – это обязательно враг коллективный, поскольку речь всегда идёт о некой совокупности личностей, или, если употреблять более точный термин, представителей определённых слоёв общества, что придаёт, тем самым, образу врага публичный характер»[9]. И в этом процессе опосредования между личным и публичным врагу противостоят уже не только с экзистенциальной дуалистичностью восприятия себя и другого, но и с таким проявлением глубокой ненависти, которое достигает кульминации своего проявления в упрощении этой связи. Но, по сути дела, эта связь ещё более усложняется, индивидуализируется, когда кто-то примеряет её на себя. В таком случае это отношение переходит в плоскость противостояния между преследователем и преследуемым, выходит на широкое поле официально объявленной войны между народами и необъявленной – в случае внутреннего конфликта в какой-то отдельной стране. «Сегодня образ врага является основным предлогом, которым мотивируют войну» - утверждает в своей книге К. Шмитт[10]. И в рамках этого предлога, оправдывающего войну, можно даже, в частном порядке, любить врага, но публично его обязательно надо ненавидеть. Вот так могут сочетаться два проявления психологической индивидуальности.

Враг чётко идентифицируется именно тогда, когда он становится публичным, т.е. становится той группой людей, с которой вступают в конфронтацию, и, идентифицируя врага, рациональность в реализации ненависти начинает функционировать, используя всевозможные методы, уже известные и порождённые больным рассудком. И тогда уже не существует никаких границ, и тогда личные мотивы начинают выступать под знаменем общественных, – каждая сторона имеет и защищает свою правду – и тогда цель оправдывает уже все средства. Вот это чувство мести «Другому» является базовым и постоянным элементом истории ХХ в. в Колумбии. Оно прямо связано с различными периодами насилия, вооружённых повстанческих движений и соответствующей контрповстанческой политикой.

Этот век начинался с совершенно чудовищного декрета об объявлении войны вплоть до полного уничтожения врага, когда революционный алькальд города Ортеги, департамента Толима, постановил: «По приказу Аристобуло Ибаньеса, всякий консерватор, взятый в плен, с оружием или без оного, будет расстреливаться на месте»[11]. Враг уже обвинён публично, осталось только захватить его в плен и расстрелять. А затем, вполне естественно и согласно с ответной логикой, появляется декрет, подписанный в марте 1901 г. президентом Маррокином, который предстаёт в этом документе, как отнюдь не давний любитель шоколада, поражённый на склоне своей жизни патологическим безволием, а также не как меланхолическим наблюдателем за происходящими вокруг него событиями, как это любят изображать некоторые историки, а как человек большой силы и твёрдости: «Полагая, что многие личности, ныне находящееся преимущественно в рядах мятежных партизан, совершают тяжкие преступления, и что необходимо немедленно наказать их, дабы это послужило добрым уроком, постановляю: предавать суду посредством устных решений военных трибуналов лиц, застигнутых с оружием в руках и выступающих против правительства, при совершении ими следующих преступлений: поджог, нападение, убийство, грабёж, причинение ран и т.п. Против приговоров, которые будут вынесены упомянутыми военными трибуналами, апелляция не предусматривается, однако, в том случае, если речь будет идти о смертном приговоре, то он должен будет быть согласован с гражданским и военным главой соответствующего департамента, которые должны сообщить своё мнение в срок не более чем 48 часов»[12].

Однако в начале ХХ в. в Колумбии не имеется в качестве характерного элемента демонстрация своего полного могущества в момент пленения врага, которое проявляется в его унижении, что сопровождается церемонией публичной демонстрации пойманного противника в качестве трофея, как об этом пишет Элиас Канетти в своей книге «Масса и власть», церемония, которая, ставшая уже традиционной в «обществах, которые продвинулись уже достаточно далеко по пути цивилизации… Другие, - утверждает Канетти – которые кажутся нам более варварскими, соответственно, и требуют большего: им необходимо, обязательно собравшись вместе и уже не чувствуя непосредственной угрозы, пережить унижение врага. Именно это и происходит у многих воинственных народов во время публичных казней пленников, что одновременно рассматривается как праздник победы»[13]. Во время Тысячедневной войны не было времени для публичной демонстрации пленных; обе стороны щедро применяли смертную казнь. «Более того, поощряя убийства, военный министр Хосе Висенте Конча приказал командирам колонн, чтобы в дальнейшем при повышении в чинах, которые в те времена происходили столь щедро, что даже алькальды и префекты становились полковниками и генералами, учитывалось в качестве обязательного условия при присвоении званий от майора до подполковника, чтобы претендент имел на своём личном счету не менее 100 убитых в бою врагов…»[14]. «Вполне понятно, что после такой директивы никто из майоров просто даже на всякий случай предпочитал не оставлять пленных в живых» - комментирует этот документ военный историк, полковник Леонидас Флорес[15].

Когда язык политики начинает тесно переплетаться с языком насилия, действуя в определённом направлении, имеющим идеологическую установку публично обозначить врага, это почти сразу же переходит в плоскость межпартийной конфронтации, направляемой государством, как это было во времена правления президента-консерватора Оспины Переса (1946-1950). И вполне естественно, что наиболее подходящей сценой для театрализованного изложения политических речей был парламент. «Блестящие ораторские способности – это обязательное условие для того, чтобы стать хорошим парламентарием. Надо уметь мастерски обращаться с тонами, модуляциями и паузами своего голоса, который должен заставлять слушать, затаив дыхание, а потом взрываться бешеными аплодисментами собравшихся. При этом речь вовсе не обязана заставлять думать, но обязательно должна взывать к подсознательным индивидуальным или коллективным эмоциям, и всё это порождает обстановку для проявления опасных политических эмоций. Всё это делается развращёнными умами, которые используют всяческие ухищрения для того, чтобы интуитивно, но гарантированно проскользнуть в образ политического оппонента с тем, чтобы уничтожить его; в этой риторике со временем неизбежно появляются скользкие лозунги, которые постепенно сгущаются в прямые, краткие, взрывные фразы, а потом они становятся краткой программой действий по защите безопасности государства. Эти лозунги проходят процесс выработки и фильтрации, обвинений и ответа на них, и всё это в широком диапазоне от поэтических образов сияющей луны до проповеди смелого действия и личного посягательства. Создаётся также необходимое состояние общественного мнения для того, чтобы побудить однопартийцев поискать адекватные меры, с помощью которых можно было бы устранить политического противника. Появляется и соответствующая мотивация: обвинение либералов в обмане и похищении сотен регистрационных свидетельств избирателей. Отсюда появляется идея: покончить со всеми обладателями таких документов-либералами до и после выборов 1950 г. Лозунг, который быстро материализуется в этой ситуации: «Огнём и мечом !». «Парламент века», сплошь состоящий из поэтов и представителей известных семейств Колумбии, перестал быть местом, где обычно процветала пышная риторика, и стал предтечей парламента осадного положения, который, наоборот, будет использовать язык прямой и точный, который, в итоге, открыл прямой путь к необъявленной гражданской войне…»[16].

Этот язык политического насилия, синтезировавшийся в одном лозунге, требовал для своей абсолютной функциональности конкретизации реального образа «Другого», Лауреано Гомес, великий мастер этого дела, обнаружил его в образе василиска, «игуановидной рептилии, обитающей в Америке»[17], ссылаясь именно на него в своём определении сущности либерализма: «Наш василиск передвигается на ногах смятения и простодушия, на ногах произвола и насилия, у него огромный желудок олигарха, грудь, наполненная злобой, руки масона и маленькая, крошечная голова коммуниста, но, господа, не стоит забывать о том, что это всё-таки голова…»[18]. Лозунг и образ, которые выражают логику государства и которые содержат в себе три структурных элемента, характеризующих «Другого»: либерализм-коммунизм-масонство, и которые безусловно, требуют четвёртого элемента, чрезвычайно взрывоопасного, - религиозного для того, чтобы, оттолкнувшись от противоположного, выступить в качестве защитника католической веры. И уже после того, как публично определён во всей своей совокупности враг, оживают могущественные духи прямого манипулирования сознанием масс, – СМИ, а также церковь – и это есть начало методической работы по устранению политического противника.

Политическое насилие порождает ситуацию, несовместимую с жизнью, что, прежде всего, относится к жизни крестьян, появляются новые ценности, что порождает новые лингвистические явления, у прежних слов появляются новые значения, в коллективном действии появляются – словно речь идёт о каком-то новом открытии – факты, которые нарекаются весьма примечательными, в плане переосмысления языка, словами. Изменяется суть даже таких важнейших понятий как «жизнь» и «смерть». В этих понятиях становятся привычными два определения: godear* – ужасное слово, изобретённое для обозначения тотального истребления консерваторов, и «уничтожать с семенем их» - выражение, означающее убийство ещё неродившихся детей вместе с их матерями в том случае, когда речь шла о либералах. Практически полностью исчезает естественная смерть человека для того, чтобы уступить место расстрельной смерти. Меняется и сам процесс смерти, - для врага она должна быть обязательно медленной – кодифицируются и социализируются различные формы убийства жертвы, но, вместе с тем, эти формы приобретают идеологическое выражение, когда каждая из противоборствующих сторон идентифицируется со своим знаком и следами смерти: например, ужасный обычай вспарывание живота во время «виоленсии» 50-х гг. И в этом процессе идентификации сторон, процессе далеко не произвольном, но подчиняющемся специфическим ситуациям, как регионального, так и общенационального характера, рождаются и получают широкое распространение такие слова, как грифы – в прямой связи с грифом-индейкой для обозначения полиции; либералы-сброд-бандиты – для обозначения партизан-либералов; птицы – для обозначения вооружённых гражданских лиц, которые неожиданно налетают, убивают и быстро скрываются. На юге Толимы, кроме термина для обозначения обычного, так сказать, общенационального врага – полиции («грифы»), широкое хождение на местном уровне получили три определения врагов в зависимости от того, в каком лагере кто находился: партизан-либералов называли чистые, в смысле несвязанные ни с каким иностранным влиянием, врагами для них являлись комуняки или коммунисты и банды птиц-консерваторов; для этих последних вражеским является всё, что пахнет либеральным сбродом и коммунизмом. Этот феномен проявлял себя и в других регионах Колумбии, но с другими характеристиками и названиями. Позже в языке появляются новые коннотативные элементы: гриф станет аурой или чумой для обозначения нового врага – армии.

Пьер Жилоде, который специально изучал эпоху «виоленсии» в Колумбии, утверждает, что не «будет преувеличением сделать вывод о том, что в Колумбии, с сугубо военной точки зрения, враг был изобретён в рамках, своего рода, общеконтинентального ответа, как это замечательно разъяснил генерал Айербе Чаух в 1965 г. по возвращении с VI Межамериканской Встречи, которая проходила в Лиме: «Реальное присутствие коммунизма… продолжает быть объектом нашего самого пристального внимания и изучения… Это – живая реальность, которая уже несколько лет проявляет себя посредством энергичной пропаганды … и, в конечном счёте, партизанского движения. И мы ни в коем случае не должны впадать в недооценку этого явления из-за того, что коммунисты на сегодня представляют собой меньшинство. Так, в своё время, думали и на Кубе… В Чили, например, недавно не хватило очень немногого для того, чтобы они захватили власть посредством избирательного бюллетеня. В Бразилии военные были вынуждены вмешаться раньше, чтобы их страна не оказалась во власти коммунистических орд… Если, к великому несчастью, на территории какого-либо из наших государств появится коммунистическое правительство, то это будет затрагивать не только суверенитет этого оккупированного государства, но и независимость соседних народов…».

Читая эти слова сегодня, - комментирует далее Жилоде – не остаётся никаких сомнений в том, что инициатива этого военно-политического наступления начала 60-х гг. исходила из-за рубежа. На слабого президента – Гильермо Леона Валенсию – было оказано соответствующее давление и, в результате, в военном руководстве страны появился офицер нового типа – Руис Новоа, - который был вполне способен реализовать на практике теорию, очень близкую и дополняющую «Союз ради прогресса»[19].

Генерал Ребейс Писарро незадолго до смены на посту Министра Обороны смещённого генерала Руиса Новоа, писал в Revista del Ejйrcito № 69 (январь 1965 г.): «Я уверен в том, что в самом ближайшем будущем Вооружённым Силам предстоит сыграть определяющую историческую роль в процессе политического развития нации. До тех пор, пока в стране остаются серьёзные причины для недовольства, до тех пор, пока не удовлетворены экономические требования всех сословий нашего общества, единственным препятствием для беспорядков и анархии являются Вооружённые Силы».

К слову бандитизм в его прежнем значении теперь добавляются коммунизм, беспорядки, анархия, что позволяет более точно определить врага. О Кубе теперь говорится уже как о враге всего континента. Любая форма общественного протеста, тем более, вооружённая борьба рассматривается как подрывная деятельность и происки врага, выражающие иностранные интересы кубинского коммунизма. Эта очень простая формула хорошо прослеживается в официальных документах армии. В 1966 г. генерал Айербе Чаух вновь вернулся к определению врага: «Основным источником подрывной деятельности в Колумбии и Латинской Америки является коммунизм»[20].

В 1967 г. главнокомандующий армией, генерал Гильермо Пинсон, обращаясь к Вооружённым Силам с призывом к бдительности перед лицом новой тактики и проявлений подрывной деятельности, одновременно, взывает и к чувству гражданской ответственности, «осознанию своего общественного долга для того, чтобы ясно понять, что нынешняя война – это война не только против сил правопорядка, - что, в таком случае, порождает у определённых слоёв населения социальную апатию – а война против Колумбии, против её республиканских, демократических  и культурных традиций, против западной цивилизации и христианских этических ценностей, против уважения к правам отдельной личности; и это – без всяких обиняков и маккартизма – война между демократией и коммунизмом, перенесённая на колумбийскую почву»[21].

Данное определение врага, являясь, пожалуй, наиболее полным, поскольку придаёт определению характер войны между «демократией и коммунизмом», сохраняется в неизменном виде на протяжении 70-х гг., а в 80-е гг. становится в один ряд с образом нового врага, - наркотерроризмом – который стремятся представить явлением того же порядка. И перед лицом таким образом определённого врага остаётся только одно решение: война до победного конца.

В рамках общего определения войны между «демократией и коммунизмом» происходит индивидуализация врага, идентификация его в ком-то, в человеке, которой по причине его лидерских качеств персонифицируется в роли «Другого». Это то, что генерал Ландасабаль определяет, как «тщательная работа по выяснению индивидуальных качеств военных руководителей, которые командуют организацией, и качеств политических лидеров, которые направляют эту организацию»[22]. В художественной форме это познание «Другого» генерал Варенсия Товар описывает в своём романе «Уйсида» следующим образом, когда главный герой, майор Роблес, находит в покинутом жилище Фульвио Хереса, «Другого», партизана, который был вынужден бежать, следы присутствия женщины. Далее майор Роблес размышляет так: «Так, значит, здесь жила женщина, а там, где есть женщина, должны быть фотографии, бумаги, любовные письма». Он продолжает поиски и находит то, что ищет. «Кстати, о бумагах – сказал им капитан Видаль – взгляните на содержимое этого ящика. Письма. А теперь посмотрите на эти фотографии. Вот этот бородач и есть, если я не ошибаюсь, Фульвио Херес. Вот сейчас я совершенно точно уверен в том, что мы служили с ним вместе в 9-м Стрелковом… Интересно. Очень интересно. Иметь в качестве главаря своих врагов своего же бывшего подчинённого. Вот так рождается эффект приближения к предварительному знанию, о чём говорил Сунь-цзы, чью философию 24 веков Вы глотаете спокойно словно пилюлю. Так, а эта девушка, должно быть, Консуэло, которую все зовут Плутония. Красивая, правда ? Очень красивая… О, смотрите, а вот ещё бородачи. Не кажется ли Вам, что гораздо лучше устанавливать связи с нашими врагами, узнавая о них кое-что из их лиц и прежней жизни, прежде чем мы вступим с ними в бой ?»[23].

Конечно, жизнь гораздо богаче и сложнее любых литературных фантазий, и колумбийская армия в последние 30 лет имела массу фотографий «Другого» и конкретных «Других», назовём, хотя бы, Гуадалупе Сальседо, Камило Торреса, Фабио Васкеса, Хайме Батемана, Мануэля Маруланду Велеса – все они избежали тюрьмы застывшего образа.

Однако, вернёмся к ситуации со «Снайпером», который был осью того процесса, не закончившегося и по сей день, в то время, как «Другие», его преследователи, уже успевали сделать себе успешную военную карьеру, получить высокие должности, из полковников стать генералами, из генералов – командующими армиями, и, как последняя ступень, некоторые из них достигли поста Министра Обороны, – генерал Курреа Кубидес и Кайседо Айербе -  ну, а кто-то хоть и не сумел получить четвёртую звезду на погон, всё равно, пребывает сейчас в почётной отставке…

В таком случае, неизбежно возникает вопрос, который мы уже пытались прояснить в психологических дебрях предыдущих «портретов»: каков был публичный образ Мануэля Маруланды Велеса, созданный армией за 30 лет после проведения «Операции Маркеталия» ? В качестве возможного ответа на этот вопрос мы вновь возвращаемся к Карлу Шмитту и его книге «Концепция политического», когда он говорит о том, что «этот род войны – мы имеем ввиду войны между государствами, но это также относится и к войне между «демократией и коммунизмом», перенесённой на колумбийскую почву – неизбежно сопровождается небывалой напряжённостью и бесчеловечностью, поскольку он выходит далеко за рамки политического и, одновременно,  сопровождается унижением врага посредством применения моральных и иных оценок, превращая его, таким образом, в нечто нечеловечески ужасное, которое должно быть не просто отражено, а окончательно уничтожено, и потому враг – это уже не тот, кто должен быть отброшен назад в пределы своих границ»[24].

Публичный образ Маруланды, созданный армией, неизбежно имеет тесную связь с боевыми действиями, в которых, вне зависимости от цифр потерь с обеих сторон, этот образ снова и снова предстаёт перед публикой. По самой своей сути, было бы странно ожидать объективной оценки врага со стороны военных и политиков, которые его преследовали. Создание образа Маруланды начинается с эпитетов, и первый из них, прослеживаемый с 60-х гг., после того, как армия уничтожила бандитские шайки в Толиме, был, естественно, «бандит»: «На этих людей – из Маркеталии – оказывает большое влияние бандит «Снайпер» - говорил в 1964 г. Министр Обороны, генерал Руис Новоа»[25]. Разумеется, что это «пагубное» влияние навязывается местному населению с помощью террора. В этой же части своего заявления генерал говорил и о «насильственной власти беглых преступников…». И далее, строкой ниже: «В последнее время этот бандит выдаёт себя за коммуниста…». Заявление, которое с ходу отвергает всякую возможность политической подоплёки дела. Полковник Курреа Кубидес сообщает о том, что армейские подразделения, которые продвигаются к Маркеталии, «на протяжении двух последних дней неоднократно вступали в столкновения с антиобщественными элементами, которыми командует в этом регионе антиобщественный элемент по прозвищу «Снайпер»[26]. Позже, этот же образ будет расширяться, когда армия будет проводить военные операции в Эль Пато и Риочикито против шаек и банд, которыми командует кровожадный, опасный, бич Маркеталии и, наконец, подрывной элемент «Снайпер». На протяжении последних 30 лет эти эпитеты, практически, не изменились. Публичный образ или портрет «Снайпера» как врага, согласно армейским публикациям и толкованию «Словаря испанского языка», выглядит следующим образом: бандит-разбойник, грабитель с большой дороги, развращённый и порочный тип; беглый преступник, который старается обходить стороной населённые пункты, избегая таким образом правосудия; антиобщественный элемент, враг, противопоставивший себя обществу и общественному порядку, организатор шаек злоумышленников и грабителей; главарь банд, групп вооружённых людей, находящихся вне закона; кровожадный, жестокий, мстительный, вспыльчивый, получающий удовольствие от пролития крови; очень опасный подрывной элемент; бич и ужас Маркеталии, Риочикито, Эль Пато, Гуаяберо и Ла Урибе; тип, оказывающий дурное влияние… и это всё тот, кто именуется Педро Антонио Мариином, он же Мануэль Маруланда Велес, он же печально известный «Снайпер»… После всего этого, пожалуй, трудно найти более подходящее определение для оценки жизни и деятельности Маруланды, чем «нечеловеческий ужас», о котором говорит Карл Шмитт.

Враг не просто описывается физически, он унижается как личность, враг разыскивается и локализуется на какой-то территории для того, чтобы затем его уничтожить; его смерть будет великой победой, и, одновременно, она послужит оправданием того, почему его преследовал «Другой», а также демонстрацией силы того государственного института, который обеспечивает защиту всех. Иначе относительно всех многочисленных военных операций по определению местоположения врага обошлись бы парой общих слов. С врагом, разумеется, устанавливаются определённые правила – жизнь или смерть – поведения в фатальной игре преследователя и преследуемого. Здесь нет никакой середины, – такова военная психология победы – и если она, всё-таки, появляется, то, наверное, только в драматический момент капитуляции, когда выкидывается белый флаг тяжёлого поражения. Стало быть, на поле боя и, особенно, за его пределами фантазия военного командования может разворачиваться особенно масштабно, например, в описании преследования «Другого». Каким же образом преследовался «Снайпер» на протяжении последних 30 лет ? «Снайпера» атакуют с воздуха и земли» - сообщается в El Tiempo от 18 марта 1965 г. «Реактивные истребители ВВС Колумбии по целеуказанию вертолётов бомбили вчера ночью и сегодня утром район Коскуро и Ла Эсперенсы, места, где были обнаружены бандиты под командованием Педро Антонио Марина (он же «Снайпер»), которые недавно напали на автобус, курсирующий между Инсой и Попояном… Эффективная поддержка, оказанная ВВС, позволила на несколько часов задержать банду во время её бегства, что позволило армии занять выгодные стратегические позиции в регионе». Примерно такое же сообщение вновь появляется в El Tiempo 15 октября 1973 г.: «РВСК преследуют по воздуху и земле». «В эти часы подразделения регулярной армии ведут энергичное преследование по воздуху и земле банды партизан, которая в субботу устроила засаду на армейский патруль… Преследование по воздуху ведётся с помощью вертолётов… с целью напасть на след антиобщественных элементов, которые после неожиданного нападения скрылись в непроходимой сельве». Два месяца спустя новое сообщение в этой же газете (17 декабря 1973 г.): «Каньон Анамичу – в последние дни место ожесточённых боёв между Вооружёнными Силами и повстанцами – был подвергнут интенсивной бомбардировке с целью покончить с последними остатками бандитов в пограничной зоне между департаментами Уила и Толима…». «Генерал Паярес Колес, командующий IV дивизией, расквартированной в Вильявивенсио, в интервью El Tiempo 4 декабря 1991 г. сказал, что «необходимо изловить «Снайпера». Генерал Поярес Колес пояснил, что «Мануэль Маруланда, «Снайпер» или как он там ещё именуется» до сих пор не найдён по причине сложных географических условий местности, где скрываются партизаны. Но партизаны знают её очень хорошо, – в первую очередь, он имеет в виду Секретариат РВСК – и потому их очень трудно засечь с воздуха, а это, фактически, единственный эффективный способ ведения боевых действий против них». Когда преследуется такой враг, как Маруланда, то вполне логично предположить, что новости о его неизбежном пленении или смерти, будут появляться в большом количестве, как некие обнадёживающие признаки. Это почти необходимый элемент взаимосвязи, который является своеобразным мостом между тем государственным институтом, который ведёт преследование от имени всего общества, и самим обществом как существом, которое требует вбросов информации для поддержания, как минимум, духа лояльности. За всё это время, - а прошло уже более 30 лет – когда впервые прозвучали заявления о преследовании врага, истина заключается в том, что официальные сообщения оказывались пустым звуком. Каковы же были правила подачи информации о преследовании «Снайпера»?

Первое правило: неизбежность его пленения или смерти. В мае 1965 г. в El Tiempo было объявлено о «скором уничтожении «Снайпера». Полковник Курреа Кубидес заявил о том, что «с оптимизмом смотрит на возможность успешного завершения операции, – ликвидацию «Снайпера» - и что всё развивается строго по тщательному, заранее разработанному плану…». 13 декабря 1973 г. на страницах этой же газеты командование VI Бригады утверждало, что «имеется надежда на успешное завершение идущего сейчас серьёзного сражения… Ещё немного и мы доберёмся до «Снайпера», с нескрываемым оптимизмом заявил официальный представитель Бригады…».

Второе правило: полное окружение «Снайпера». В мае 1965 г. устами полковника Курреа Кубидеса оптимистично заявлялось: «Кольцо, которое сейчас создано вокруг той зоны,  где находится «Снайпер», является самым большим из тех, которые создавались когда-либо против банд антиобщественных элементов. Дисциплинированность наших подразделений и точность, с какой выполняются все предусмотренные манёвры, позволяют предсказать полный успех…». 17 декабря 1973 г., согласно информации военных источников, «три главаря группы бандитов – «Балин», «Снайпер» и «Сорро» - полностью окружены, и любая попытка прорваться совершенно невозможна…». 25 октября 1980 г. газета El Colombiano писала: «Главный руководитель, так называемых, Революционных Вооружённых Сил Колумбии, Мануэль Маруланда Велес, он же «Снайпер», сумел после ряда ожесточённых боёв прорвать кольцо окружения, организованного армией в районе Гуаяберо…».

Третье правило: крайне неудобная, непроходимая местность, которая никак не позволяет нанести решающий удар и покончить со «Снайпером». Говоря об особенностях местности в районе Маркеталии, генерал Матальяна вспоминает, что это был «густой кустарник, практически, непроходимый со всех сторон. Тысячелистник, а при его прохождении, ещё и целая цепь препятствий, образовавшаяся за многое время упавшими стволами деревьев, лианами, переплетённой друг с другом растительностью, которая там была гораздо гуще, чем в других частях сельвы…». В ходе «Операции Сонора», которая была проведена против Маруланды в декабре 1973 г. утверждалось, что, «как для сил правопорядка, так и для самих бандитов климатические условия сложились крайне неблагоприятные… Район очень суровый, болотистый, вода со всех сторон…». Генерал Поярес в интервью для El Tiempo заявил о том, что Маруланду оказалось невозможным найти «именно по причине сложных географических условий местности, где скрываются партизаны…».

Четвёртое правило: признавать публично за «Снайпером» только состояние деморализации, как единственное, которое может у него быть. 27 октября 1964 г. в El Tiempo было опубликовано следующее сообщение: «Шайка, которая переносила «Снайпера» на носилках, вследствие полученного им в бою ранения, состояла из 20 человек, по большей своей части также раненных, голодных, измотанных, одетых в такие лохмотья, что им приходилось связывать между собой то, что осталось от штанов и рубах, лианами…». 22 мая 1965 г., когда было публично объявлено о скорой гибели «Снайпера», в El Tiempo появилось следующее сообщение: «Люди, находящиеся под командованием Педро Антонио Марина, физически очень ослаблены. Усталость после долгих и трудных пеших переходов, что явилось следствием постоянного преследования армии, привело к тому, что энтузиазм антиобщественных элементов заметно поубавился. Многие из них, согласно свидетельствам лиц, видевших проходящую мимо шайку, выглядят крайне истощёнными. Нехватка продуктов и воды существенно влияет на настроение бандитов. К этому добавляется полное незнание ими той местности, в которой они очутились в результате своего беспорядочного бегства…». 13 декабря 1973 г. во время проведения «Операции Сонора» на юге Толимы газета писала: «Печально известный Педро Антонио Марин (он же «Снайпер») ранен и отступает с группой из 21 человека, которой на данный момент руководит Асноральдо Бетанкур, «Балин»… Официальный представитель VI Бригады заявил в интервью El Tiempo, что располагает достоверной информацией о том, что знаменитый бандит в панике отступает, и сейчас ищет возможность проведения хирургической операции, которую ему настоятельно рекомендовали врачи…».

Пятое правило: желаемая-воображаемая-выдуманная смерть «Снайпера». Естественная смерть врага была бы ударом в самое сердце преследователя, она затронула бы самые тонкие фибры его концентрированной ненависти, и лишала бы его самого смысла дальнейшего существования, поскольку, получилось бы так, что жертва просто выскользнула из его рук, словно вода сквозь пальцы. «Его убило его собственное тело, он умер не от моих действий…» - примерно, такими были бы мысли разочарованного преследователя.  Затем последовал бы нелицеприятный самоанализ своей способности заниматься избранной профессией. Фатальный замкнутый круг, – преследователь-преследуемый – который может дать исторический шанс главным героям поменяться местами друг с другом, имеет в лице естественной смерти своего заклятого врага. Отсюда ведёт своё происхождение, своего рода, коллективная терапия для того государственного института, который ведёт преследование, в виде выдуманной и желаемой смерти «Другого», которая распространяется как слух, и, одновременно, служит для умножения своих сил и в качестве дополнительного стимула среди своих для продолжения преследования. Выдуманная смерть – воображаемая фикция – является знаком коммуникации с «Другим»; причём, не просто как предостережение, но как ощутимая реальность, которая непременно должна произойти. За последние 30 лет было много фиктивных сообщений о смерти как «Снайпера», так и, например, Хайме Батемана. Многие из этих сообщений тут же подтверждались армией, а затем с большой неохотой публично опровергались. Честь того или иного государственного института зависит от людей, его составляющих, от их образа мышления, и если ненависть полностью застилает им глаза, то… Другое дело, политик, который управляет Государством, он может позволить себе менять орудия преследования, может заключать некие устные соглашения, но и в этом случае призрак оружия будет нависать тенью и прикрывать его спину.

Образ преследования смертью жизни «Другого» стал раной, рубцом, татуировкой всей территории и всей современной истории Колумбии. Когда закончится этот цикл ? Ответ находится в крови, которая течёт в жилах человека.

Эпилог

Сон снов

Горы неожиданно пропали с его глаз, несмотря на все усилия определить хотя бы их примерное местонахождение. Только одно мгновение – годы ? – он был защищён уродливым узлом бугристых линий без границ… Его ноги оставляли следы на ковре из пепла, который покрывал широкую равнину, которая была словно мёртвая без воды и русла река. Он подумал: «Может здесь прошёл дождь из пепла ?». Но у него не было времени ждать, он хотел поскорее двинуться в путь из-за своего страстного желания встретить, наконец, свой сон, сон последних 30 лет. Он шёл и разворачивающийся перед ним пейзаж вселял в него чувство глубокой тревоги: разрушенные дома, в которых стены устояли только благодаря окаменевшему пеплу; вдали были видны какие-то призрачные здания, покрытые призрачным облаком пепла; голые стволы деревьев – те, которые  остались стоять – словно приникли к своим корням; человеческая жизнь давно покинула эти места или просто бежала отсюда. Он подумал: «Человек всегда найдёт выход, чтобы уйти живым…». Он решил через двери войти в один из домов, точнее через то, что когда-то было дверями, но обнаружил за ними только открытое пространство, без стен… Он продолжил свой путь, побуждаемый каким-то внутренним позывом, в поисках своего сна.

Неожиданно он заметил, что идёт по твёрдой земле, вымощенной огромными плитами из гладкого и скользкого камня, который как зеркало отражал его лицо, и, по мере того, как он шёл дальше, в зеркалах стали появляться знакомые образы, которые стали рассказывать ему его собственную жизнь. Его охватило страстное желание узнать о самом себе, чувство, которое овладевает людьми в критические моменты их жизни. Но всё что он смог расслышать, было как эхо какого-то отдалённого шума расплывающихся образов, быстро проносившихся в памяти. Мимолетные образы многих лет ?

Инстинктивно взглянув на часы, он вспомнил, что время снов нельзя измерить и потому зашагал быстрее. Пейзаж вновь стал меняться, плиты из гладкого и скользкого камня исчезли, что сулило новые неожиданности. С небольшой возвышенности он, вдруг, различил вдалеке фигуру человека, сидящего в тени голого одиноко стоящего ствола. Он видел это, как можно это видеть во сне, что всё это находится на открытой равнине, он видел человека, словно зажатого в тех узких границах, разделительных линиях тени, которые прочертило по земле солнце. Он ускорил шаг, смутно предчувствуя, что этот человек ждёт здесь именно его, чтобы возобновить какой-то давно прерванный разговор. И когда он оказался в нескольких метрах от него, старик с густой седой бородой, которая словно рубашка, покрывала ему грудь, взглянув на него, медленно, словно желая потянуть время, сказал:

- Я ждал Вас. Впрочем, ведь и Вы искали меня, … не так ли ?

- Да, Вы правы. Я искал…

- Хорошо. Садитесь рядом… Тени здесь хватит и на двоих.

Присев, он оказался, буквально, плечом к плечу со стариком. Во встречах подобного рода преамбулой к началу разговора обычно становится долгая пауза. Эта пауза также была использована двоими для того, чтобы повнимательней присмотреться друг к другу.

- Вы всё ещё не встретили свой сон ? – спросил старик тоном, более похожим на утверждение.

- Этот сон постоянно перед моими глазами. И это главное – ответил он.

- Но ведь гораздо важнее всяких снов то, что твёрдо держишь в руках – заметил старик.

- Мои руки много лет лелеяли этот сон, - ответил он – И это прелюдия к тому, чтобы, наконец-то, встретить его…

- Но сон зависит от человека или, точнее сказать, зависит от людей. На самом деле, в душе человека скрываются чужие сны…

- Мой сон должен быть увиден другими людьми или, как сказали бы Вы, другим человеком…

- Человеку необходимо поведать другим о своих снах, не так ли ?

- Это то, чем я занимался все эти годы; с гор я пытался поведать человеку … о моих снах.

- Наверное, Вам не хватает немного времени, чтобы поведать человеку или людям…

- Время меня не волнует… Я научился обходиться с ним терпеливо…

Старик попытался улыбнуться. Потом опять стал привычно серьёзным: «Это мудро… Я буду рад разделить с Вами ту часть пути, которая осталась…».

Они встали вдвоём, уже как старые друзья, чтобы продолжить свой путь дальше. Сколько им идти ? Дни ? Годы ?

[1] Castro Caycedo, Germбn. “Obligado a preguntar. Yo estuve en la guerrilla con Tirofijo”, entrevista especial con Jaime Bateman // El Siglo, Bogotб, 9 de mayo, 1980, pp. 6-8.

[2] “Comisiуn de Paz relata diбlogo con las FARC” // El Tiempo, Bogotб, 9 de febrero de 1983, pp. 1-8A.

[3] Entrevista con Carlos Ossa Escobar, Bogotб, junio de 1991.

[4] Entrevista con Guillermo Plazas Alcid, Bogotб, junio de 1991.

[5] Entrevista con Misael Pastrana Borrero, Bogotб, junio de 1991.

* Хильберто Виейра – генеральный секретарь Коммунистической партии Колумбии с 1947 по 1991 г.

[6] Entrevista con Gilberto Vieira, Bogotб, marzo de 1991.

* Карлос Писарро – руководитель «Движения 19 апреля» (М-19). В 1988 г. эта организация прекратила вооружённую борьбу против правительства и создала политическую партию «Демократический союз – М-19», который существует и поныне. В 1990 г. Карлос Писарро выставил свою кандидатуру на президентские выборы и был убит в ходе избирательной кампании ультраправыми.

**  Антонио Наварро Вольф – руководитель «Демократического Союза – М-19» после смерти Карлоса Писарро.

[7] Entrevista con Rafael Pardo, Bogotб, 7 de junio de 1991.

* Генерал Во Нгуэн Зиап – ближайший соратник Хо Ши Мина, один из организаторов сначала вьетнамского партизанского движения, а потом и вьетнамской армии. Сыграл огромную роль в борьбе против французских, японских и американских колонизаторов.

[8] Китайская военная стратегия / Сост., пер., вступ. ст. и коммент. В.В. Малявина. М., 2002. с. 131.

[9] Shmitt, Carl. El concepto de lo polнtico, Alianza Editorial, S.A., Madrid 1991, pp. 58-66.

[10] Shmitt, Carl. Obra cit.

[11] Villegas, Jorge, Yunis Josй, La guerra de los mil dнas, Carlos Valencia Editores, Bogotб, 1979, p. 75.

[12] Ibid.

[13] Canetti, Elнas, Masa y poder, Alianza Editorial, Madrid, 1983.

[14] Villegas, Jorge, Yunis Josй, obra cit., p. 75.

[15] Ibid., p. 76.

[16] Alape, Arturo. “El lenguaje de la violencia”, en conferencia en la Universidad de Florencia, Caquetб, 1976.

[17] Diccionario de la Academia Espaсola , Madrid, 1970.

[18] Alape, Arturo. La paz la violencia: testigos de excepciуn , Editorial Planeta, Bogotб, 1985, p. 103.

* Глагол, произведённый от испанского el godo – «гот». Поскольку испанская знать стремилась возвести свой род к готским временам, то в эпоху позднего Средневековья и в последующие времена это слово сделалось синонимом слова «знать», «аристократия». И поскольку крупные землевладельцы в Латинской Америке были, в основном, потомками испанцев (или, по крайней мере, стремились представить себя таковыми), то это слово закрепилось за консерваторами, которые во многих странах этого континента опирались, прежде всего, на латифундистов.

[19] Gilhodйs, Pierre. El Ejйrcito colombiano analiza la Violencia // Gonzalo Sбnchez y Ricardo Peсaranda (com.). Pasado y presente de la Violencia en Colombia, Bogotб, Fondo Editorial Cerec, p. 317-318.

[20] Ibid., p. 321.

[21] Alape, Arturo. Obra cit., pp. 403-404.

[22] Idem.

[23] Valencia Tovar, Бlvaro. Uisheda. Canal Ramнrez, Bogotб, sin fecha, pp. 172-174, 96.

[24] Scmitt, Carl. Obra cit., p. 66.

[25] Alape, Arturo. Las vidas de Pedro Antonio Marнn, Manuel Marulanda Vйlez, TIROFIJO, Planeta Colombiana Editorial, Bogotб, 1989, p. 303.

[26] Ibid., p. 308.