Глава 22. Ах, Ри Ран!...

 

Сегодня повсюду на нашей Родине царят характерные эмоции и романтика сонгунской эпохи

(Кымсугансан», номер 5, 97 год чучхе)

 

...Я сидела на 47 этаже, в вертящемся вокруг собственной оси  ресторане на вершине отеля «Янгакдо», откуда Пхеньян был виден с высоты птичьего полета, и ждала Ри Рана. Ресторан вращался медленно, почти незаметно, но все-таки вращался, и когда я замечала, что то или иное здание находится не там, где было всего минут 15 назад, у меня начинала кружиться голова.

 

...Прошло уже почти 3 месяца с тех пор, как я оказалась в этой удивительной стране. После первых двух ознакомительных недель Донал и Хильда увезли меня на озеро Сичжун, в грязевой санаторий в густом сосновом бору, где, как утверждал Ри Ран, «на песчаном берегу цветут морщинистые розы». Мне они такими уж морщинистыми вовсе не показались, но предъявлять претензии было не к кому, потому что на этот раз почти все время из корейских гидов со мной была только Чжон Сук. А Ри Ран приезжал к нам в санаторий только на выходные.  Я даже было подумала, что кто-то все таки проведал о нашей с ним кэсонской беседе, и его поэтому удалили от меня подальше - и очень от этого переживала.

 

Но он все-таки никуда не исчез, а в один прекрасный день приехал насовсем и привез с собой на машине моих сорванцов! Мама с Лизой, как оказалось, задерживались; маме опять пора было оформлять новый паспорт. 

 

Как я обрадовалась, когда мои мальчишки бросились мне на шею!  Им к тому времени было по 4 года, и я вдруг с ужасом представила себе расстояние от Москвы до Пхеньяна.

 

- Кто же это довез их сюда? – cпросила я Ри Рана.

 

- Военная тайна, - улыбнулся он.- Не волнуйтесь Вы так, мы с Чжон Ок займемся Вашими мальчиками, а Вы смело занимайтесь своими делами. И поправляйтесь.

 

«Поправляйтесь»? Ах да... Я было совсем забыла о своем здесь статусе.

 

Конечно, раздумывать обо всем этом мне было особенно некогда: программа моей подготовки, которую обрушили на мою голову словно ведро холодной воды Донал и Хильда, была очень напряженная. Я бы даже сказала, напряженная не по-ирландски. И включала в себя гораздо больше, чем то, что перечислил мне Донал во время нашей первой встречи в пхеньянской гостинице. Кто-нибудь может объяснить мне, зачем меня, например, учили нырять? Или обучали верховой езде? Были и такие вещи, которым вроде бы понятно для чего меня обучали, но уж лучше было не думать, что такое мне может понадобиться на практике! Занятия мои с ними шли фактически весь день - сразу после завтрака и до отбоя, а иногда и после него. Единственным отдыхом были грязевые процедуры. Во время них я закрывала глаза - и тут же моментально засыпала. Сон был для меня дорогим удовольствием – даже в выходные Хильда будила меня часов в 6, чтобы еще раз пробежаться по спряжению неправильных глаголов в языке африкаанс или чтобы я рассказала ей, какие дискотеки в Кейптауне сейчас самые популярные. Даже с Фиделем и Че мы виделись только рано по утрам и по воскресеньям. К счастью, вокруг было столько всего для них нового и интересного, что они не слишком из-за этого расстраивались Но все равно я бы предпочла, чтобы бабушка поскорее переняла эстафету присмотра за ними у майора КНА... Мне было неловко его этим беспокоить.

 

...С некоторых пор Ри Ран начал сниться мне по ночам. Мне снилось, что меня сурово пробирают на собрании за нездоровый мой к нему интерес. А еще снились мне его бронзовые широкие плечи и смеющиеся горячие чернильные глаза. Его глуховатый низкий голос и сильные, теплые его руки.

 

Каждый раз, когда я думала о нем, я краснела как 17-летняя девчонка - и злилась на себя за это, но ничего не могла с собой поделать. Бравый и умный майор-переводчик совершенно покорил мое воображение. Особенно с тех пор, как я начала узнавать его получше.

 

Он умел все – скакать на лошади, прыгать с парашютом, стрелять из ПЗРК и варить синсолло[1]. Он в совершенстве владел таеквондо. Он знал 4 иностранных языка, прекрасно пел народные песни и играл на аккордеоне. Он никогда не терял самообладания и бодрости духа. Он объездил чуть ли не весь мир. Мои дети уже через неделю после приезда в Корею обожали «дядю Ри Рана», который с азартом играл с ними в прятки и в лошадок. У него были две совершенно очаровательные маленькие дочки, 7 и 5 лет, приезжавшие иногда в санаторий вместе с ним-  похожие на куколок и  говорившие мне хором с поклоном «Камапсумнида[2]!», когда я угощала их российскими конфетами.

 

По воскресеньям мы всемером (вышеперечисленные плюс Чжон Ок; Донал с Хильдой отдыхали сами по себе – до такой степени я надоедала им за неделю) устраивали на берегу озера пикник. С вареной картошкой в мундире, с кимчхи[3] и  рисовыми хлебцами, которые Фидель очень полюбил. Девочки - Хян Чжин и Ген Ок - пели песни, а мои ирлашки старались произвести на окружающих впечатление и начинали бегать по берегу. Они ходили чуть ли не на головах, и мне приходилось сердито на них прикрикивать:

 

-  Че! Фидель! Ведите себя прилично! Здесь вам не Ирландия!

 

Потом девочки начинали играть с ними в какие-то неведомые мне корейские детские игры - одному только богу известно, как они понимали друг друга, но все-таки понимали, а  Ри Ран и я прогуливались вокруг озера. Вот тогда мне и выпала возможность его получше узнать...

 

- Жалко, что сейчас не осень, - говорил Ри Ран, - Осенью здесь вокруг озера зреет очень вкусная хурма. А какая красота здесь лунной ночью! Есть такая песня у нас народная...

 

И он закрывал глаза, настраивался и  начинал петь, а потом переводил для меня:

 

- «Пожалеешь, не увидя травы вечной молодости на горе Рэнде,

Не устанешь любоваться месяцем над озером Сичжун...»

 

Не знаю, было ли это намеком на то, что неплохо бы было нам им полюбоваться, но я уставала просто смертельно - и безо всякого любования на месяц. Я надеялась, что он это поймет и на меня не обидится.

 

Иногда мы ходили с ним пешком в соседний совхоз. Не спрашивайте, предупреждал ли он совхозников о нашем визите заранее – не знаю. Но мне было хорошо там, как дома.

 

Я вообще практически моментально почувствовала себя в КНДР как дома. И дело вовсе не в том (или не столько в том), что здесь было много советских машин и других видов транспорта, а улицы в Пхеньяне широкие, как в Москве, что корейская офицерская военная форма так напоминает советскую, что многие корейские многоэтажки похожи на советские (только в отличие от последних, выкрашены в разные красивые пастельных тонов цвета), а кинотеатры, как и у нас раньше, украшены рукописными плакатами с изображением героев фильмов. Нет, главное -  в людях, в их образе жизни.

 

Все было моментально узнаваемым - школьные и заводские культпоходы по музеям и циркам, субботники, доски почета… вещи, которые трудно даже объяснить западному человеку, а для нас, выросших в СССР, до сих пор естественны как воздух. Мы только немного подзабыли их, а после 2-3 дней здесь воспоминания наплывают с таким напором, такой лавиной, что кажется, даже чувствуешь запах родного дома твоего детства… Наплывают и чувства - те самые, которые в «свободном» мире так долго и усердно пришлось загонять в подполье просто для того, чтобы в нем выжить. Например, любовь к людям. Или желание принести пользу обществу. И-  вера в хорошее в людях, которую мы почти утратили, будучи вот уже больше 15 лет постоянно начеку в жизни, где человек человеку - действительно волк, и от него можно ожидать любой гадости.

 

По дороге в совхоз нам встречались люди, в которых  меня так подкупала их какая-то советская невинность. Они  были такими привлекательными - своей простотой, естественностью, скромностью, трудолюбием... Казалось, они жили единой жизнью с окружающей их природой. В чистых реках здесь можно и купаться, и мыться, и даже стирать одежду при необходимости. Дороги были  не безупречны, но во всяком случае, лучше провинциальных российских. И машин достаточно, но не через край; что такое автомобильная пробка, здесь людям, к счастью, было неведомо....

 

Ребятишки махали нам рукой.  По деревенским улицам вместе с ними бегали собаки, на которых никто не бросался, «чтобы их съесть». А крестьяне, работавшие в поле, садились завтракать прямо на железнодорожных рельсах (там было более-менее сухо, по сравнению с рисовыми полями, а поезда здесь ходили редко, и такое сидение на рельсах можно было встретить часто. Теперь я поняла, почему поезд, проезжая по Корее, так часто издает предупредительные гудки! И еще вспомнилось мне увиденное где-то в интернете фото девушки, отдыхающей вот так же на рельсах - с подписью под ним «бездомная девушка в Северной Корее»... Сами вы бездомные, господа продажные писаки!

 

В совхозе, в который мы ходили, имелась собственная амбулатория, с аптекой, родильным отделением и с изолятором для больных и работали 5 врачей, а также зубной врач и акушерка. И это -  на всего 3500 жителей!  Имелись там свой детский сад и средняя школа. И я не могла опять-таки не сравнивать увиденное на селе в Корее с российскими селами - с давно уже заброшенными, покинутыми людьми нашими деревнями, где зачастую и магазина-то нет, а не то, чтобы детского сада или больницы. (Коттеджи богатеев, построенные за последние годы – это не того поля ягода!)

 

Какой контраст с КНДР!  Здесь действительно делается все возможное, чтобы создать труженикам села нормальные условия для жизни и работы, чтобы не приходилось за всем ездить в город. Главная улица села была вымощена, да и на боковых улочках не было такой непролазной грязи, как в деревнях российских.

 

Детский сад совхоза потряс меня чистотой и порядком, а корейские дети - своими музыкальными талантами. После того, как перед нами выступили деревенские дети, их воспитательницы решили тоже от них не отставать - и спели для нас хором песню под аккордеон. Завел меня Ри Ран как-то и в местную школу. Туда мы попали во время обеденного перерыва. На обед дети ходят домой, оставляя при этом в школе свои портфели. Не знаю, как вас, а меня это поразило. На стене классов висели доски почета, причем с указанием не только на отличников: все ученики класса были распределены по местам, согласно их успеваемости. Не очень-то приятно кому-то быть в классе последним, но зато есть хороший стимул подтянуться....

 

Но больше всего я удивилась, когда на столе в одном из классов заметила учебник, который, по словам Ри Рана, в переводе именовался «Основы морали, этики и поведения в обществе». И это - для 3-4 классов средней школы! Может быть, таким ранним обучением данному предмету и можно объяснить примерное поведение корейских школьников и их самодисциплину, которой западные школьные учителя  (и все общество в целом!) могут только позавидовать?

 

Потом крестьяне приглашали нас к себе на обед. Мы вежливо отказывались, а они совали нам в руки фрукты и овощи, выращенные ими самими. К слову, оказалось, что корейцы едят помидоры не с солью, как мы, а с сахаром!

 

Все на этой земле шло своим чередом - трудились на полях крестьяне и солдаты, шли по домам после учебного дня школьники... И так хорошо, так радостно было видеть все это!

 

Я заметила, что рядовой турист из «свободного» мира подсознательно обычно едет в другие страны чтобы убедиться в том, что «а у нас лучше», «ой, сколько у меня всего есть по сравнению с ними» - и радоваться этому. Как Вэнди.  Ему это нужно для самоутверждения, как певцу Кобзону - накладка на лысой голове. Видно, иначе радоваться,- без того, чтобы насмотреться на чужие злоключения-   у него не получается: нечему. (А еще ему приятнее, когда у него просят милостыню, хотя на словах он может это и отрицать!) И для таких туристов Корея окажется как холодный душ. Да, «у них» нет «Мерседесов» последней марки или мобильников - но этого для такого туриста недостаточно, чтобы вновь испытать привычный короткий оргазм при мысли о собственных вещевых запасах дома. Потому что здесь он нутром почует, что для этих людей его «сокровища» - не главное, что ему здесь не завидуют. И от этого его радость меркнет на глазах.

 

- Когда наши корейские знакомые побывали у нас на Западе, мы, признаемся, подумали: «Ну, они точно попросят у нас в стране политического убежища, когда увидят все, что у нас здесь есть! Тем более корейцы наши-  молодые, образованные, языки знают, здесь не пропадут!» – рассказывала мне Хильда, долгое время прожившая с Доналом в Германии,-  И каково же было наше удивление, когда они были в совершенном ужасе от увиденного и не могли дождаться, когда вернутся домой! «Улицы здесь грязные, по ночам шум, вокруг какие-то пьяные, наркоманы, женщины собой торгуют... Как вы можете жить в таких условиях?» И мы не нашлись, что им ответить... Магазины на них впечатления тоже не произвели!

 

Никто не утверждает, конечно, что у корейцев легкая и беззаботная жизнь.

 

-Представьте себе, что было бы у вас в стране, если бы она за один день потеряла свои экономические отношения сразу с Германией, Голландией, Францией, Британией... Вот в таком положении оказалась наша страна в начале 90-х годов - рассказывал мне Ри Ран. В тот же период в КНДР произошли несколько природных катастроф, приведших к потере урожая. Но страна наконец оправилась от этого, несмотря на все трудности, связанные не только с вышеописанным, но и с американскими экономическими санкциями. И когда видишь на корейской Выставке Трех Революций, напоминающей нашу ВДНХ, и собственные машины, выпуск которых налажен в этой стране, и павильон, посвященный первому корейскому космическому спутнику (существование которого американцы до сих пор отрицают: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!»), то невольно поражаешься стойкости и мужеству этого небольшого народа.

 

Здесь не продают за миллионы долларов места на космических кораблях и не торгуют документами об отечественной истории. Корейские ученые работают на благо своей страны. Они не станут вынужденными проститутками, предлагающими свои услуги тому, кто больше заплатит, как наши ученые отечественные, для которых собственное государство выступает при этом в роли сутенера.

 

Беззаботность вовсе не является синонимом  счастья. Как говорил еще Лев Толстой, «спокойствие - это душевная подлость». «Дай мне жить спокойно!»- любимый клич эгоистов и карьеристов всех времен и народов. Но спокойствие и уверенность в завтрашнем дне - это две разные вещи. А последней просто дышат все корейские улицы!

 

Может быть, такой наша страна была в 50-е годы; к сожалению, знаю о них только по рассказам мамы, мне не повезло, я родилась позже. А потом нам всем вдруг, как Остапу Бендеру, стало «скучно строить социализм», и мы вместо этого размечтались о белых штанах, мулатках и Рио-де-Жанейро. С весьма печальными для страны нашей последствиями….

 

В том-то все и дело, что корейцам действительно строить социализм НЕ СКУЧНО! Понимаете, о чем. это я?

 

Глядя на корейцев - маленьких, таких хрупких с виду, которые на субботнике,  выстроившись цепочкой вдоль дороги, копают яму для электрического кабеля на протяжении  нескольких километров или до глубокого вечера, часто - и в выходные дни не покладая рук, обрабатывают рисовые поля -,  невольно вспоминаешь строчки: «Гвозди бы делать из этих людей - крепче бы не было в мире гвоздей!»  Они действительно с любовью относятся к труду - если у вас еще хватает воображения, чтобы представить себе, что это такое.

 

И еще - корейцы живут как одна большая семья. К такому человеку, знакомому только лишь с буржуазным обществом, действительно трудно привыкнуть...

 

«Ах, они только вкалывают как рабы, а больше ничего у них нет в жизни!»- завоют сейчас наши белоручки, мечтающие , чтобы на них «работали их деньги», как им обещают рекламы всяких мошенников, в представлении которых счастье - это «лежать на песочке на Багамах».  «Вот потому… вы в клетках и живете!»- как говаривал Гедеван Александрович из бессмертного фильма «Киндза-дза»… В Корее, к слову, я нигде не видела на окнах решеток. Или железных дверей, как у нас в России. Нет в этом нужды.

 

Все у них есть в жизни, не беспокойтесь. Есть театры, есть музеи, есть цирк, спортзалы и бассейны, есть дома культуры и парки отдыха - и все это доступно всем. И читает на ходу хорошую книжку, идя по сельской тропинке, девушка в военной форме. И играют на музыкальных инструментах ,танцуют и смеются дети (пока в «цивилизованном» ирландском городке, где я жила, их сверстники умирают от передозировки наркотиков, угоняют машины или кого-нибудь поджигают). И играют в шахматы молодые ребята. И с достоинством отдыхают в парке на лавочках не обворованные денежной реформой старики. И ходят по набережным влюбленные, держась за руки и нежно поглядывая друг на друга, вместо того, чтобы пить на ходу из банки пиво, а потом укладываться где-нибудь в кустах….

 

Я увидела в КНДР  вполне достаточно для себя, чтобы составить неплохое представление о тамошней жизни. Не будете же вы утверждать, что исключительно ради меня одели, обули и накормили всех прохожих вдоль дороги нашего следования,  в том числе-  в сельской местности, дав им при этом строгий приказ улыбаться, и что это именно ради меня не только в Пхеньяне, а и во всех городах и поселках, через которые мы проезжали, люди поддерживали на улицах чистоту и порядок?

 

Люди!! Посмотрите вокруг! Посмотрите, в какую грязную, вонючую свалку мы с вами превратили нашу прекрасную, любимую, единственную в мире страну! Мы все, а не только злодеи типа Березовского (это же мы с вами позволили ему и ему подобным так распуститься!). Во что превратились мы сами во имя заразы «нового мышления», в котором нет ничего нового - это обыкновенные эгоизм и жадность! Посмотрите, как «окитаили» мы  Россию, превратив ее в один огромный старьевщический базар, в один огромный «секонд хэнд». Неужели вам ее не жалко? Неужели вы до такой степени не уважаете самих себя?

 

Так почему же у корейцев получается выжить и развиваться, сохраняя общество социальной справедливости, -  несмотря на такие ограниченные ресурсы, по сравнению с нашей огромной страной, одаренной несметными природными богатствами?  И почему мы сорвались в такую пропасть, что на наших улицах сегодня - сотни тысяч беспризорных детей, что наши мужчины умирают, не дожив до 60 лет (средняя продолжительность жизни в «голодной» Корее - 71 год!), что наши женщины отказываются от детей или даже убивают их,  а население уменьшается на почти миллион человек в год? В чем корейский секрет?

 

Ответ прост. Чучхе.

 

И не надо смеяться, балаганничать над коротким «экзотическим» словом, о котором у нас большинство даже не знает толком, что оно означает. «...Идеи чучхе означают, что ты сам есть хозяин своей судьбы, и что в тебе есть и сила для решения своей судьбы»[4]  Для непонятливых объясняю: не надо сидеть сложа руки и ждать, пока «добрый дядя из-за океана» вложит в твою промышленность награбленные им миллионы. И не надо думать, что ты сам ни на что не способен потому, что этот дядя якобы «цивилизованнее» тебя.

 

У нас не понимают происходящего в Корее потому, что им все не дает покоя стоящий перед глазами призрак «дорогого Леонида Ильича», на который они автоматически прожектируют увиденное и услышанное ими в этой стране. А слабо понять, что дети и внуки у корейских коммунистов не выросли такими, как сын автора слов Гимна СССР, мечтающий стать царем Всея Руси? Вовсе не симпатизирующий корейским коммунистам англичанин Майкл Харрольд проговаривается в своей книге «Товарищи и чужаки», что как только за поведением детей высокопоставленных членов партии и правительства в КНДР замечается что-либо неподобающее, их тут же отправляют на трудовое перевоспитание!  А у нас...

 

Не помню дословно наизусть это высказывание товарища Ким Ир Сена, так. как прочитала его еще в детстве, так что могу быть немного неточной: "Если человек заразится низкопоклонством, он станет болваном, если низкопоклонством заражается партия - погибнет революция,  а если низкопоклонством заражается нация - погибнет страна.»  И по-моему, состояние России за последние 20 лет- достаточно  наглядный тому пример!...

 

Корея была такая тихая, мирная, спокойная страна. Наверно, именно потому, что хотящие мира ее люди были готовы, если будет надо, к войне. Лишь один раз за все это время нас с Ри Раном остановил на дороге военный патруль: проверить документы. Я отнеслась к этому совершенно нормально - даже не удивилась. Солдат был очень вежливым. Пока он разговаривал с Ри Раном, я успела заметить, как по автомату его мирно ползла большая гусеница...

 

- Люди которые сами побывали у нас, больше не верят в то, что у нашей страны есть какие-то агрессивные намерения, и в другие выдумки западной пропаганды,? сказал мне как-то Ри Ран. 

 

И действительно, как же в них верить, когда мысленно сравниваешь корейских солдат, пашущих землю и работающих на стройках своей Родины с американской и другой натовской солдатней, пытающей и расстреливающей мирных жителей в чужих странах?

 

...Наконец глава «У озера»  в моей жизни подошла к концу, и мы вернулись в Пхеньян. Здесь мне предстояло провести еще пару месяцев: скоро должна была приехать моя мама, и она с мальчиками и Лизой собиралась жить здесь пока моя миссия не будет закончена. Я хотела быть уверенной, что она здесь привыкнет и не будет рваться отсюда так же, как рвалась в свое время из Ирландии. Навряд ли я могла позволить себе летать через половину земного шара только для того, чтобы разобраться с ее русской хандрой!

 

Ри Ран просто стал для меня символом этой своей страны, уговаривала я себя. Олицетворением всего того, что я здесь увидела. И только. Но чем дальше, тем труднее мне самой становилось в это верить.

 

Когда я только приехала сюда, корейцы показались мне такими другими, что я и не задумывалась, могу ли я здесь кому-то понравиться. Даже на пару комплиментов в свой адрес я отреагировала как на простую вежливость. Они были мне очень симпатичны, но они жили своей жизнью – не в обиду им сказано, немного как инопланетяне. За этой жизнью можно было наблюдать со стороны, им можно было во многих отношениях по-хорошему позавидовать, но стать частью этой жизни было просто невозможно. Это тебе не Ирландия. Это был факт, и к этому надо было относиться как к факту. «Мы с вами чужие, Шура, на этом празднике жизни...»

 

Но с тех пор, как он взял меня за плечи той ночью, Ри Ран вдруг перестал быть выходцем с иной планеты и превратился для меня в просто мужчину. И чем больше я смотрела на него и разговаривала с ним, тем больше он мне нравился. Он был весь такой надежный, серьезный – и в то же время с юмором, на 200% мужественный – и в то же время не мачо. А уж до чего от его улыбки становилось светло на душе... Как от лампочки Ильича!

 

Он был настоящим, закаленным революционером – с убеждениями и с принципами, а не с «новым мышлением”, изобретенным на деньги Сороса. Одним словом, он был именно тем, кого я так долго и так тщетно искала среди выходцев с Африканского континента! Какая ирония судьбы в том, что я нашла его только сейчас – и где... 

 

Это была даже не любовь в классическом смысле слова – это было сплошное восхищение.

 

Я отдавала себе полный отчет, что мои мысли о нем – одни лишь бесплодные фантазии. Что никогда в жизни он не увидит во мне больше, чем «тв. др. в др. стр.[5]» И гнала их изо всей силы, когда они лезли в голову.

 

Я вспоминала то время, когда мое чувство к Ойшину из прекрасного и никому не нужного цветка постепенно завяло и превратилось вместо того в незаживающую гноящуюся занозу в душе. Еще только мне не хватало второй серии!

 

Безответная любовь похожа на безвременную смерть близкого человека. Когда тебя изнутри гложет непрекращающаяся боль – «а ведь ему жить бы еще да жить!»...

 

Самое болезненное в этой любви  -  вовсе не чувство унижения из-за собственной отвергнутости. Это как раз ерунда. Самое болезненное-– это ощущение ее невостребованности. 

 

Ты готова совершить чудеса, свернуть горы ради любимого тобой человека, ты чувствуешь себя способной летать и доставать с неба звезды, а тебе сухо объясняют, что не стоит делать этого, потому как оно никому не нужно. Когда твоя любовь так глубока, что дай ей волю - и она захлестнула бы вас обоих с головой, когда ты ощущаешь, что одной ее силой ты могла бы вырабатывать электричество, словно динамо-машина, когда ты знаешь, что могла бы сделать его таким счастливым, когда ты горишь желанием открыть для него незнакомый ему мир, поделиться с ним тем духовным богатством, которое ты сама почерпнула из разных культур, когда ты хочешь, чтобы он так же полюбил все человечество, как его любишь ты, а все, чего хочет он - это тарелку спагетти по-болонски вовремя да смотреть по телевизору своих «Сопранос», есть от чего прийти в отчаяние.

 

Повтори себе еще раз, Женя Калашникова. Заруби себе на носу. «Я его любила, а он меня не любил.» Вот и все дела. И никто на всей планете не в состоянии был тебе помочь. И нет смысла кому-то на это жаловаться или обижаться.

 

На это - нет, а вот на подавание ложной надежды - еще как! За такие вещи темную устраивают!

 

И я уже совсем было приготовилась вообразить себе в красках, как Ойшину устраивают темную, когда меня окликнул знакомый глуховатый  голос:

 

- Женя, о чем это Вы так размечтались? Нам пора. Скоро уже начнутся массовые народные гулянья...

 

Я обернулась. Ри Ран выходил из лифта с такой всеохватывающей улыбкой на лице, что мои губы тоже сами собой расплылись в улыбке.

 

Это был день всенародного праздника. В отличие от Советского Союза, где демонстрации и парады начинались в такие дни с утра пораньше, в Корее они, оказывается, начинаются только ближе к вечеру. Может быть, потому что днем здесь так жарко?

 

Это был день, когда в моей программе было много незапланированного. Потому что Донал и Хильда отдыхали (ура!), а для того, чтобы везти меня в какие-то музеи или на выставки (не сидеть же просто так в гостинице, когда столько всего еще можно увидеть и узнать!), надо было сначала знать, какие улицы на время подготовки к празднованию закрыты, а какие-нет. И какие есть запасные варианты. И поэтому Ри Ран и Чжон Ок почти весь день бегали между мною и телефоном. Я чувствовала себя просто какой-то барыней, и от этого было неловко. На секунду я поймала себя на мысли, что вот так же, должно быть, чувствовали себя в свое время иностранные туристы в СССР. Но Донал, который зашел к нам на завтрак – поздравить Ри Рана и Чжон Ок с праздником – со мной не согласился. Он побывал у нас  в СССР в качестве туриста еще в начале 80-х, и когда я поделилась с ним своими на этот счет мыслями, сказал:

 

- Не все было так же. В СССР уже тогда чувствовался цинизм у многих, особенно у официальных лиц. Гиды наши не могли ответить толком на многие наши вопросы. Их интересовали нейлоновые чулки, а не что означает то или иное положение в партийных документах. А один из советских чиновников прямо объяснил нам разницу между общественной и личной собственностью: «Смотрите, вот скамейка, на которой я сижу. Это общественная собственность, и мне на нее глубоко наплевать. А вот мой зонтик, который на скамейке лежит. Это моя личная собственность, и на него мне не наплевать». В СССР уже тогда чувствовалось некоторое внутреннее разложение. В Корее этого нет. Я много лет уже сюда езжу - и я вижу, что корейцы искренни, когда рассказывают о своем социализме и его достижениях. Наверно, именно поэтому людям в других странах их так трудно понять. И я рад, что ты теперь начинаешь понимать их лучше. Люди, которые могут по-настоящему вжиться в образ мышления корейцев и в их чувства, встречаются редко, и тем ценнее будет твое пребывание здесь.

 

Я никогда не была в СССР интуристом - более того, даже никогда по-настоящему с интуристами не сталкивалась, только изредка видела их на улице в Москве, причем они вызывали у меня гораздо меньше интереса, чем студенты из развивающихся стран -  и поэтому мне было трудно ему что-либо возразить. Скажу только за себя и своих близких и друзей: никто из нас не бегал за иностранцами, выклянчивая у них жвачку и джинсы. Более того, нам такое и в голову бы не пришло. Иногда жевательную резинку приносила нам Тамарочка - ейона доставалась от спортсменов, привезших ее из-за границы в качестве сувенира. Потом, к московской Олимпиаде, у нас начали выпускать и отечественную. Это была такая мелочь, такая ерунда, что  за всю свою жизнь я не уделила ей в своих мыслях больше 30 секунд.  А уж чтобы из-за нее за кем-то гоняться? Это какой же мыльный пузырь вместо мозгов надо иметь! Да и отсутствие джинсов совершенно не мешало мне наслаждаться жизнью. Концепция фирменной вещи была - и остается и по сей день - мне глубоко чужда. Я не из тех, кто жить не может без бус, зеркальцев и фирменной нашивки.  И поэтому среди корейцев я себя чувствовала очень хорошо. Мне приятно было, что никто не бежит за мной по улице, пытаясь продать мне какой-нибудь сувенир, как это бывает во многих странах (знаю, что не от хорошей жизни, но мне это все равно очень тягостно видеть). Люди здесь были настолько равнодушны к вопросам купли и продажи, что просто сердце радовалось.

 

Когда я только что оказалась в капиталистическом мире, меня очень долгое время шокировало вот это постоянное рассматривание фактически всех жизненных аспектов через денежную призму: «А во сколько нам это обойдется?», «Это строительство будет стоить столько-то...», «Налогоплательщику это обойдется в энную сумму» (почему-то вот только эту фразу никогда не используют когда развязывают войну где-нибудь на другом конце света: она приберегается исключительно для тех случаев, когда речь идет о затратах на социальные нужды!) . По-моему, если что-то действительно нужно, и от этого станет легче, лучше жизнь большинства людей, то какая здесь речь может идти о деньгах? Раз надо – значит надо! Небось во сколько обошлась труженикам очередная яхта Абрамовича, никого из этих «комментаторов» не волнует!  Или «бонус» какого-нибудь задрипанного банкира. И сколько на эти деньги можно было построить больниц, заводов и детских садов. 

 

«Не ставьте на первое место рентабельность, если дело касается народа![6]» . И баста. Золотые слова. Господи, до чего же здорово! До чего свободно,  до чего хорошо на душе, когда не высовываются на каждом шагу из стенок жадные язычки с кричащей надписью: «Сантик! Сантик! Сантик!»  Нет, эта Корея - страна что надо!

 

Днем Чжон Ок успела сводить меня на мемориальное кладбище революционеров на горе Дэсон. Место для захоронения героев было выбрано символическое - с высоты они, кажется, наблюдают за городом,  словно оберегают его жителей и видят, как строится на их Родине новое общество, за которое отдали они свои жизни.... Товарищ Ким Ир Сен покоится напротив – в Мемориальном Дворце Кумсусан-  и тоже как бы видит своих соратников по борьбе.  В Кумсусанском Дворце я побывала сразу же когда мы вернулись с озера. Раньше это было здание, в котором работало корейское правительство, но после кончины Вождя корейской Революции было решено оставить это здание для него, а правительство перенесло свои офисы в другое, новое здание. В Корее практически все имеет какой-либо символический смысл, в гораздо более глубокой степени, чем. в нашей культуре, и в данном случае символизм заключается в том, что Ким Ир Сен, по-прежнему настолько живой в памяти корейского народа, как будто все еще работает у себя в кабинете, в этом впечатляющем здании. И будет работать вечно.

 

Мавзолей, поэтому, естественно, намного больше ленинского. В отличие от Китая или нашей страны, для того, чтобы его посетить, необходимо быть занесенными в список и прийти строго ко времени. Внутри полагается идти медленно, размеренным шагом. Сначала немного непонятно, а где же именно находится Ким Ир Сен - проходишь через комнаты с его статуей, с картинами с его изображением, через Зал Слез, где запечатлена скорбь корейского народа, узнавшего о его кончине. И только потом уже оказываешься в комнате, где покоится сам первый Президент Страны Утренней Свежести... Покрытый начиная с пояса красным полотнищем, товарищ Ким Ир Сен, о котором я столько читала в детстве и в юности, действительно выглядит как живой. У него спокойное, уверенное выражение лица...

 

Бронзовые памятники на кладбище революционеров воспроизводят лица реальных героев. У каждого из них имеется своя история, и Чжон Ок рассказала мне несколько. Вот - молодая женщина-партизанка, оставившая 2-летнего ребенка бабушке, уйдя в партизанский отряд. Она погибла в японских застенках. А  вот - бабушка, отдавшая всех своих сыновей Революции... А вот - и мать нынешнего руководителя КНДР, товарища Ким Чен Ира, Ким Чжон Сук, умершая совсем молодой, в возрасте 32 лет (ему тогда было всего 7 лет)…

 

Мы с Чжон Ок успели за этот же день побывать еще в ботаническом саду, в консерватории имени Ким Вон Кюна и - в пхеньянском метро, которое, хотя и меньше московского по протяженности, по красоте не уступает ему. Здесь всего 2 линии, перекрещивающиеся друг с другом, а станции называются красивыми, гордыми именами вроде «Победа» или «Процветание»... И все это – за полдня.

 

Я уже привыкла к корейской насыщенности дня - и потому особенно удивилась, когда Чжон Ок привезла меня в гостиницу «Янгакдо», которая находится на острове, отвела в этот самый ресторан на его верхнем этаже  и попросила подождать там Ри Рана пару часиков. Наверно, потому, что все остальные места уже в честь праздника закрылись?

 

Вот так у меня вдруг совершенно неожиданно оказалось целых два часа свободного времени. Роскошь невиданная. Достаточно, чтобы поразмышлять о чем надо и даже о чем, может быть, и не надо бы...

 

Что будет дальше? Что ждет меня там, куда мне вскоре предстоит отправиться? Справлюсь ли я? Ведь со своим первым, давнишним поручением я так по-настоящему, к своему стыду, и не справилась, хотя и по независящим от меня причинам. Но это слабое оправдание перед собственной совестью.

 

Сейчас мне уже казалось, что вся моя жизнь - это фильм. За исключением жизни в Советском Союзе. Это и была моя единственная, настоящая полнокровная реальная жизнь, а теперь я по какому-то нелепому стечению обстоятельств вынуждена играть странные, неправдоподобные, неизвестно кем написанные роли.

 

Жизнь стала будто в американском фильме «Назад в будущее», во второй его части: где-то что-то свернуло не туда, и жизнь превратилась в бред сумасшедшего наяву. Эх, ну почему нет на свете машины времени? Когда я думала об этом, мне помимо моей воли часто вспоминался старый советский анекдот: «Что будет, если дать молотком по лысине?» «Будет все!» Только в применении к лысине совсем другой. Той, что все еще мечтает вернуться к политической жизни. Но все надо делать вовремя. После драки по меченым лысинам молотками не стучат...

 

Хорошо, что пришел Ри Ран! Призраки злополучных лысин с его появлением развеялись, как вампиры при первых солнечных лучах. Я вскочила ему навстречу.

 

- Вы сидите, сидите, Женя! Еще все-таки рано. Это я так сказал, для острастки. Чтобы вывести Вас из задумчивости. У нас есть еще время просидеть здесь целый круг.

 

- Какой круг? - не поняла я.

 

- А вот видите- Монумент идей чучхе сейчас прямо напротив Вас? Посидим пока он снова не окажется напротив Вас - вот Вам будет и круг почета вокруг собственной оси.

 

- Посидим, -не возражала я. В этой стране у меня ни разу не возникло желания куда-то торопиться или с кем-то спорить. Я заново училась тому, что когда-то было для меня естественным как воздух - доверять людям.

 

- Ваша мама  и Лиза приедут через 16 дней, - сказал Ри Ран. - К тому времени из гостиницы Вас перевезем в более постоянное жилье. Где она будет Вас ждать, пока Вас не будет.

 

Значит, он знает, что меня здесь скоро не будет? И так спокойно об этом говорит? Я почувствовала легкий укол в сердце.

 

- Я знаю только, что Вы уезжаете по делам, - добавил Ри Ран, перехватив мой взгляд. - Не знаю, правда, надолго ли, но не буду Вас спрашивать. Я другое хочу спросить... – и он замолчал.

 

- Да, пожалуйста? - спохватилась я.

 

- Что Вы будете делать, когда Вы вернетесь? - спросил он совершенно для меня неожиданно вопрос, который я сама боялась себе задавать.- Вас тянет обратно в Ирландию?

 

- Ну что Вы... Как меня может тянуть в край увлекающихся пивом недоучек? Когда здесь есть Вы, читавший Пушкина и «Тимура и его команду»... Да я просто счастлива от одной только мысли, что Вы есть на свете – неважно, как Вы будете от меня далеко.

 

Честно говоря, я  почти не шутила. Но ожидала, что Ри Ран сейчас по своему обыкновению словесно отбреет меня. Однако на этот раз он не стал отшучиваться. Вместо этого Ри Ран почему-то застеснялся.

 

- А вот для меня очень важно... – пробормотал он так тихо, что я его с трудом расслышала. И по обыкновению, не сразу поняла. -­ Значит, не хотите в Ирландию? А почему?

 

Он застал меня врасплох этим своим вопросом, потому что я все еще пыталась понять, что же это для него очень важно.

 

- Как Вам это в двух словах объяснить? - я задумалась, - Если речь идет лично обо мне, то мне очень одиноко там. Среди людей, которые не читают никаких книг, и которых не интересует ничего, кроме поесть, выпить и походить по магазинам. А фильмы, которыми они наслаждаются - это же просто оскорбление для моего интеллекта. Вокруг меня  нет тех, кто бы понимал меня - так, как понимаете, например, Вы. Когда я говорю с ними, они считают меня почти что инопланетянкой. Но я-то точно знаю, что я - на своей родной планете. Хотя все, что мне дорого, все, что для меня важно сейчас кажется унесенным на множество световых лет... Например, если я спрашивала отца моих мальчишек, когда он прочтет хоть одну книгу, он мне знаете, что отвечал?  «А что, мне от этого будет какая-то польза?»

                                     

- А какая еще польза?- не понял Ри Ран,- Знание ведь, как говорится, -сила. И так же понятно.

 

- Да нет, он имел в виду – «материальная», - пояснила я.  Корейские миндалевидные глаза Ри Рана от удивления стали величиной с хорошее блюдце.

 

- Бедная Вы, Женя... Как же это Вас угораздило так вляпаться-то, а?

 

Я с трудом подавила в себе взрыв смеха от его слов.

 

-  Я и сама часто над этим размышляла.

 

- И Вы его любите? – этот вопрос был для меня еще более неожиданным.

 

- Он умер два года назад...  Ну, а для ребят... Тамошнее образование - это катастрофа особо крупных масштабов. Мне плакать хочется, когда я думаю, что они будут лишены всех тех знаний, которые давали в свое время мне. Лучше уж учить про отношение конгруэнтности фигур- что оно рефлексивно, симметрично и транзитивно (видите, я до сих пор помню!)-  чем закон божий!

 

Ри Ран улыбнулся одними кончиками губ.

 

- Да, образование - это очень важно. И не только чисто механический объем знаний, но умение размышлять, и духовное богатство. У нас говорят: «Если дереву позволить расти самому по себе, и оно начнет расти криво, то потом его не распрямишь[7]”

 

- Вы хотя бы поделились бы своим секретом - как воспитывать молодое поколение!- подхватила я. - Вот мои ребята уже неделю ходят в ваш детский сад - это будет просто чудом, если они станут хотя бы наполовину такими дисциплинированными и много всего умеющими, как  корейские дети! Я не перестаю изумляться на них  Или это у вас генетическое?

 

 - Нет, Женя, конечно же нет. Это чучхейское у нас. Смотрите сами, человек начинается с детства. Детские сады в Корее носят имена революционеров. А у вас в Северной Ирландии они как именуются?

 

Я попыталась вспомнить – и ахнула.

 

- «Маленькие мошенники» или «Озорные херувимы»! Наверно, поэтому и вырастают из них «херувимы», развлекающиеся уже лет с 10-12-и разбиванием чужих окон, нюханьем клея,  угоном машин с последующим их ритуальным сжиганием, издевательствами над одноклассниками  и над животными (вплоть до их повешения или до натравливания своих собак на котов) и, конечно же,  с любимым времяпровождением североирландской молодежи, именующимся красивым выражением «recreational rioting”.

 

- А это как?- искренне поинтересовался Ри Ран.

 

- А это когда для забавы вызывают «скорую помощь» или пожарную бригаду - чтобы забросать медиков и пожарных камнями и прочими тяжелыми предметами.

 

- Зачем? – его глаза снова превратились в блюдца.

 

-  Не знаю. Им от этого весело. А «маленькие мошенники» быстро вырастают в длинных акселератов, которых занимают только сидр, наркотики и сигареты - и зажимание где-нибудь в кустах себе подобных акселераток, со всеми естественно вытекающими отсюда последствиями. Под веселый звон пивных бутылок. Другой жизни подавляющее большинство здешней молодежи уже просто не способно себе представить.

 

- У нас такое совершенно невозможно. И что, их никто не останавливает?

 

- Нет, никто. Родителям не до них, они только рады, что дети на улице и не мешают им смотреть сериалы и пить пиво, полиция «ничего не может сделать по закону» (вот если бы «херувимы» совершали свои хулиганства против государства или в отношении имущества какого-нибудь из 33.000 ирландских миллионеров, тогда и законы бы сразу нашлись!), а политики ограничиваются слезными призывами с экранов телевизоров к горе-родителям, чтобы те «хотя бы знали, где находятся их дети и чем они занимаются». Круг замкнулся.

 

Ри Ран все еще не находил слов от удивления. И я поэтому продолжала.

 

- У нас в Советском Союзе говорили, что в нашей стране имеется единственный привилегированный класс - дети. У вас в КНДР их называют «цветами нации и человечества» и «королями и королевами страны».  То, что я увидела здесь – это именно подлинная забота о детях - будущем страны.  И в этом-то вся и разница: в западных «цивилизованных» странах (и-в-примкнувших-к-ним восточноевропейских осваивателях «общечеловеческих ценностей») на новое поколение государству, по существу, глубоко наплевать. Ну, кто-то сопьется или умрет в 15-17 лет от удара ножа или надышавшись клея, или разобьется на угнанной им машине... Подумаешь! Надо будет, завезем гастарбайтеров из Польши, Литвы и Филиппин. Уже готовеньких, с образованием. А на этих отечественных «херувимов» еще тратиться надо... Кто это будет создавать для них клубы и кружки в достаточных количествах и такие, чтобы всем были по карману - когда эти деньги можно куда-нибудь «выгодно вложить», например, в военные заказы?

 

Ри Ран потихоньку приходил в себя:

- А начинается ведь все по сути  еще в роддоме. Даже в сельских клиниках у вас тут есть достаточно хорошо оборудованные, хотя и небольшие, родильные отделения, с соответствующим специализированным медицинским персоналом. А  Дом Материнства в Пхеньяне! И парк, и фонтан. Во всех помещениях для пациенток установлены и работают кондиционеры. А то, что здесь находится не только непосредственно родильный дом, но и, например, стоматологическое отделение, где будущим мамам лечат зубы?.А то, что в холле главного здания пол выложен драгоценными и полудрагоценными камнями?. Во всех кабинетах имеется самая новейшая медицинская аппаратура. Чистота кругом стерильная: посетителям выдают тапочки и халаты, к новорожденным посетителей не допускают, из соображений гигиены, но родственники имеют возможность увидеть их и переговариваться с новоявленными мамами с помощью специального видеофона.  Какой контраст с западными больницами, в которых чуть ли не весь день бродят по палатам орды зачастую чихающих и кашляющих громогласных родственников и знакомых в грязных ботинках, не считающихся с тем, что пациентам нужен покой - и чистота. А потом носятся по палатам репортеры с криками: «В наших больницах опять распространяется метицилино-устойчивый золотистый стафилококк!»...

 

Ри Ран не удержался и фыркнул от смеха.

 

- Бич  больниц в Британии- тамошняя «экономящая финансовые средства» система, при которой уборка помещений отдана в руки аутсорсинговых фирм - так дешевле! Грязь при этом зачастую остается на местах, особенно в туалетах, так как следить за качеством уборки некому, а персоналу аутсорсинговых фирм надо убраться поскорее и спешить в какое-нибудь другое место. Инфекции при такой «чистоте» неизбежны. Бывают и смертельные исходы, вызванные такой «экономией» - у больных, уже успешно прошедших операцию. А у вас тут везде - кристальная чистота. Вся медицинская помощь, включая горячее питание - бесплатно. Я спросила было врачей: «А как же это - посетителям сюда не полагается, а нас на экскурсию пустили?» Ответ поступил незамедлительно: «Не беспокойтесь, мы после вас сразу же все продезинфицируем!»

 

- Особая забота оказывается матерям тройняшек, - подтвердил Ри Ран.-  Для них выделена отдельная палата, а тройняшки получают подарки от государства: одежду, одеяла,  а также продукты питания, когда они подрастут, и даже материал на свадебные костюмы в будущем!  До 8-летнего возраста на них выплачивается особое пособие, а также можно отдать их, при желании родителей в круглосуточные бесплатные ясли, пока они маленькие. От руководителей государства тройняшки тоже получают подарки: мальчики- серебряный меч, а девочки - кольцо.  А что касается воспитания.... Корейская народная пословица гласит, что привычка, приобретенная в 3 года, сохраняется до 80-летнего возраста. Именно поэтому такое большое внимание у нас и  уделяется воспитанию самых маленьких.  Ясли и детские сады у нас - для детей с 1 до 4 лет. Детские сады, как и у вас в СССР, имеются при фабриках, заводах, в колхозах, но как Вы видели в Саривоне, они располагаются в соседнем помещении, так что мама в любой момент, во время обеденного перерыва может забежать туда и убедиться, что с ее чадом все в порядке. При желании родителей, можно отдать ребенка с 2 до 4 лет в круглосуточный 5-дневный детский сад, причем все это совершенно бесплатно. Пятидневные детские сады созданы в основном для удобства матерей, у которых ненормированный рабочий день - журналисток, партийных работниц, учительниц. Моя младшая дочка ходила в такой детский сад в Пхеньяне...

 

При этих словах Ри Ран, видимо, вспомнил покойную жену, и лицо его стало грустным.

-            

- На 100 детей там имеются 5 врачей, при детском саде есть своя клиника - на случай, если ребенок заболеет, и его надо будет изолировать. Имеются бассейн, различные игровые комнаты, музыкальные инструменты, столовая, спальни, ванные, детская площадка с аттракционами и - комната революционной славы. Сидящие на маленьких стульчиках вокруг стола с макетом родного дома дорогого товарища. Ким Ир Сена в Мангэнде дети бойко рассказывают революционные истории. Для того, чтобы вырасти настоящим коммунистом, необходимо получать соответствующее хорошее образование с раннего детства.

 

- Да, вспоминая собственное советское детство 70-х и сравнивая его с увиденным в Корее, я тоже считаю теперь, что политическое воспитание молодого поколения у нас в то время начиналось слишком поздно. До начальных классов мы не знали практически почти ничего ни о политическом строе нашей страны, ни о ее истории, ни о Революции. И даже о Ленине знали только то, что он – «дедушка». Ну, и что хорошего из нас выросло? Поколение, продавшее родную страну за бутылку «Пепси»?

 

- А еще большое внимание уделяется в корейском детском саду прививанию навыков жизни в коллективе, умению считаться с другими людьми и помогать им, прививанию любви к родной стране и языку, хорошим манерам и поведению. Корейские дети - не только детсадовцы, а всех возрастов – Вы посмотрите на них!- не увидите Вы, чтобы кто-то громко вопил, дергал кого-то за волосы, дрался, бросал что-либо на землю....При этом корейские дети вовсе не какие-то запуганные роботы, они ведут себя живо и непосредственно, в соответствии с возрастом. Но просто благодаря тому, что их правильно воспитали с раннего детства, у них отпало само желание хулиганить. Они не знают, что это такое; не видят в этом ничего для себя привлекательного.

 

- Эх, отправить бы сюда к вам на выучку все молодое население моего ирландского городка!

 

- А образование у нас - обязательная бесплатная 11-летка (10 лет школы + 1 год дошкольного подготовительного образования)- и так уже с 1972 года. Школы создаются там, где есть дети - вне зависимости от того, много их или мало - даже на острове, где живет только семья смотрителя маяка.

 

- А в Ирландии британские власти намерены закрыть сотни школ: все начальные школы, где менее 140 учеников и все средние школы, где менее 500 учеников[8]! И это при том, что население Северной Ирландии- всего полтора миллиона человек, а КНДР - 22,5 миллиона… 

 

- По словам товарища Ким Ир Сена, «если обязательное образование не бесплатно, на практике оно никогда не сможет стать обязательным». –продолжал Ри Ран,-  Учебники, форма, различные культпоходы - все это в КНДР бесплатно и предоставляется государством. Учебный день в школах обычно состоит из 2 половин - собственно уроки, а после обеда - внеклассное обучение (различные кружки, спортивные, музыкальные, изобразительного искусства, исследовательские - в зависимости от интересов и талантов школьников, и т.д.) . Как и у вас в СССР в свое время, в КНДР существует хорошо развитая система летних лагерей - но не только для школьников, а и для студентов. Популярны лагеря, расположенные в горах и на побережье моря. Есть и международный детский лагерь, подобный вашему Артеку.

 

- Знаете, Ри Ран, почему я верю, что у революции КНДР есть прочное будущее? Именно потому что я имела возможность увидеть, как у вас здесь воспитывают детей. И какие тут растут дети. В отличие от нашей страны, у вас нет разрыва поколений. Наверно, потому, что детей у вас воспитывают в духе уважения к старшему поколению революции, подарившему им такое детство.

 

И мне опять вспомнилась корейская книжка, которую я каждый вечер читала перед сном.

«Развал социалистических стран Восточной Европы красноречиво свидетельствует о том, насколько важен и серьезен вопрос об уважении  предшествующего поколения революционеров. В прошлом в ряде социалистических стран оппортунисты и политические спекулянты, пробравшиеся в руководство партии и государства, совершили вероломство: облили грязью революционеров - предшественников и растоптали их заслуги. Это привело к дискредитации революционеров старшего поколения, очернению облика социализма, а в конечном счете - к развалу самого социалистического строя. Из этого явствует, что выработка верного взгляда на старшее поколение революционеров является делом исключительной важности, касающимся судьбы революции и развития социалистического движения[9]». 

 

А слова товарища Ким Чен Ира, сказанные им после кончины Президента Ким Ир Сена «Полководец Ким Чен Ир провозгласил на весь мир: «Нельзя надеяться, что я изменюсь![10]» С точки зрения обывателя горбачевского типа, казалось бы, что проще: начни себе «демократические рыночные реформы» после смерти твоего предшественника - и знай открывай счета в швейцарских банках и покупай виллы на французской Ривьере!  Но руководитель Кореи - не Горбачев и не Ельцин. Он  - настоящий коммунист.

И это так прекрасно - что на свете есть еще такие люди, и есть страна, где слово «бескомпромиссный» по-прежнему означает положительное человеческое качество! ...

 

- Завтра мои дочки будут выступать во Дворце пионеров в Мангэнде: старшая – играть на каягыме[11], а младшая- танцевать. Берите с собой своих ребят, Женя - и пойдемте-ка завтра туда на концерт!

 

-  С удовольствием!

 

- А еще - и Ри Ран посерьезнел, - Еще очень важно, чтобы и в школе, и дома детей учили одним и тем же ценностям. Нет ничего хуже чем когда в школе ребенка учат одному, а дома ему говорят совсем иное. От этого у маленького человека в голове конфуз, и он становится циником и начинает не верить людям. Поэтому очень важно воспитывать и семьи тоже.

 

Я вспомнила некоторых своих одноклассников - не говоря уже о тех моих ровесниках, которые ходили в советскую школу, а потом выросли в Ходорковских или в захватчиков школы в Беслане - и согласилась с ним...

 

- Творить чудеса нельзя только тогда, когда сам не веришь в чудо! – сказал Ри Ран. И так улыбнулся, словно он сам  и был среди главных на свете добрых волшебников. - Ну, вот мы уже и совершили круг вокруг собственной оси...

 

Я поглядела за окно. И действительно, прямо передо мной по курсу виднелся Мемориал идей чучхе. Первый в мире памятник идеям...

 

Время пролетело незаметно, и солнце пошло на закат. Ри Ран взял меня под руку и сказал решительно:

 

-  Пора на парад!

 

...Возможно, кто-то из вас видел фрагменты праздничных парадов КНА[12] по телевидению. Но наяву это было зрелище такой красоты, что у меня перехватило дыхание. Ничуть не менее красивое зрелище, чем знаменитые на весь мир корейские массовые гимнастические игры  «Ариран». Потому что это не просто были маршировавшие перед трибунами солдаты - это были гордые, сильные солдаты, глубоко любящие свою Родину. Как наши солдаты на параде 1945-го...Такие, как оба моих дедушки – пусть даже один из них и не дожил до 45-го!

 

По телевизору или на фотографиях это чувство любви к Родине не разглядишь. А здесь оно буквально витало в воздухе

 

После парада наступила небольшая пауза – площадь имени Ким Ир Сена готовили к массовым танцам. В них, как рассказал мне Ри Ран, принимают участие студенты и служащие Пхеньяна. И может принять участие и любой из иностранных гостей... Среди них было много японских корейцев, которые, конечно же, имею неплохое представление, как надо танцевать корейские танцы. Я втайне им немного позавидовала.

 

Пауза длилась недолго - мы только-только успели немного размять ноги, уставшие от сидения на трибуне: на корточках, по-корейски. Площадь заполнилась до краев женщинами в разноцветных национальных нарядах (эх, и почему у нас не носят вот так же, запросто сарафан с кокошником?) и мужчинами в белых рубашках и темных брюках, и все они закружились в невероятном, неописуемом танце - вся масса людей на едином дыхании, как единый организм!

 

- Станцуем? - вдруг лукаво спросил меня Ри Ран.

 

- Ой, да что Вы! Я не знаю ваших национальных передвижений! Я только по латиноамериканским танцам спец... Ну, и еще кадриль там  или цыганочку...

 

- А они очень простые у нас. Вот смотрите, - и Ри Ран начал пританцовывать и разводить в разные стороны руками, вытащив меня за собой в танцующую толпу.- Вы повторяйте за мной, и у Вас все получится!

 

И я, замирая от ужаса - до того я боялась нарушить внутреннюю гармонию этой массы танцующих людей своей неуклюжестью - начала повторять за ним его движения. Они действительно оказались проще, чем казалось со стороны, и еще немного - и мне стало очень весело!

 

-  У вас тут так замечательно! Cтолько раз слышала на Западе о том, что вы похищаете людей...- прошептала я Ри Рану на ходу-  Если это правда так, Ри Ран, почему вы меня в свое время не похитили? Как я была бы счастлива...

 

Его рука слегка подхватила мой локоть - по ходу танца, но мне показалось, что она сжала его чуть сильнее, чем полагалось.

 

- Думаю, еще не поздно!- его бронзовое лицо, как обычно, было непроницаемым, и было непонятно, говорит ли он всерьез или шутит.- Женя, шаг за шагом я все больше чувствую магнетическое притяжение к Вашей искренности.

 

Мое сердце застучало опять так, что я сама испугалась.

 

Мы настолько были настроены с ним на одну волну, что мне это было удивительно. Никогда, никто и ни в одной стране еще не понимал меня так хорошо, как он. Несмотря на то, в какой необычной форме Ри Ран выражал свои мысли.

 

Я заметила это еще некоторое время назад. А к тому времени, когда мы с ним оказались на площади имени Ким Ир Сена в этой ликующей толпе притяжение, о котором он вел речь, достигло между нами уже такой силы, что мне казались почти осязаемыми электрические разряды в воздухе по всей траектории между мною и  ним. Искры проскакивали между нами все чаще, и мне казалось невероятным, чтобы никто ничего не заметил.

 

Но я часто щипала себя за руку и спрашивала, а не снится ли мне все это - тем более, что Ри Ран по-прежнему говорил со мной только о революции. Честно говоря, это-то и было в нем самым замечательным! Да любой ямаец на его месте давно бы уже...

 

Ощущений такой силы и остроты я не испытывала еще никогда. Даже когда была влюблена в придуманного мною Бобби и могла воображать его себе совершенно таким, как мне захочется.

 

«Нет, нет, не может этого быть»- говорила я себе,- « Женя, тебе это только показалось. Это языково-культурные различия, ты его просто не так поняла» Но ведь каждый раз, вспоминала я, каждый раз, когда я оставалась одна - где-нибудь на лавочке в ожидании Чжон Ок и остальных, за моей спиной неизменно слышались его размеренные шаги – это Ри Ран спешил поговорить со мной. Помните, как князь Андрей в «Войне и мире» загадывает, что если Наташа подойдет прежде к своей кузине, то будет его женой? ...

 

Казалось, он не хотел потерять ни одной минуты этого такого драгоценного времени. Если во время такого разговора он брал меня ненароком за руку, у меня было такое чувство, что из глаз у меня вот-вот тоже посыплются искры. Видимо, сам Ри Ран  испытывал что-то похожее, потому что  в свою очередь, отбегал после этого куда-нибудь в сторону и начинал петь. Негромко, по-корейски, так что я не знаю, о чем, но с такою душой, что у меня по спине шли мурашки. Мне вспоминался Адриано Челентано в фильме «Укрощение строптивого», который в определенные моменты начинал в таких случаях колоть дрова. Но если то, что делал Челентано, было комичным и немного плоским, то при виде поющего Ри Рана моя собственная  душа  просто вся выворачивалась наизнанку, как сказал бы он.

 

Один раз после такого нашего тет-а-тета Ри Ран вдруг отобрал у Хиль Бо баранку и начал сам вести автобус - да с таким ветерком, что через полчаса, к огромному своему конфузу, загнал его насмерть. Нам пришлось вылезать и ловить попутку, а рассерженный не на шутку Хиль Бо остался автобус чинить Ри Ран после этого целый день не смотрел мне в глаза. Но самое замечательное, что никто так и не понял, какая это муха его укусила. Никто, кроме меня....

 

Мне и самой хотелось петь, смеяться и парить в воздухе как птица! Я расцветала от каждого его слова, от каждого его взгляда.

 

Я смотрела на Корею – и мне хотелось умереть. Умереть здесь от испытываемого мной счастья,  а не возвращаться вновь в гнилой и тухлый, зажравшийся мир «золотого миллиарда». И в то же время мне еще больше хотелось жить - от одного того только что на свете есть Ри Ран и эта невероятная,  неповторимая, удивительная страна. Если бы эти заокеанские гады только оставили ее в покое!

 

Я не помню, сколько мы так танцевали. Время остановилось для меня.

 

Но вот музыка стихла, и народ начал постепенно расходиться.  Мы побрели обратно к гостинице, с трудом продираясь сквозь веселую, разноцветную, смеющуюся и все еще поющую толпу. Я на ходу раздумывала, стоит ли сказать Ри Рану то, что мне сейчас хотелось сказать. Или же это вызовет у него реакцию а ля Никита Арнольдович в далекой перестроечной Москве.

 

Я колебалась. А вдруг он не так поймет меня? Хотя когда это было, чтобы он меня не так понимал? Я его – это да, это бывало, но он... Ри Ран, казалось мне иногда, просто читает мои мысли.

 

- Ри Ран, если хотите, мы с Вами можем перейти на «ты». Если, конечно, Вы не сочтете это слишком с моей стороны фамильярным, - добавила я поспешно.

 

Выражение его лица поразило меня.

 

- Спасибо, большое спасибо, Женя. Я очень надеялся, что ты это скажешь. Ты как яркая искорка в нашем большом революционном костре.

 

Я смущенно промолчала, и так мы шли, и шли, и шли....И мне хотелось, чтобы этой дороге не было конца.

 

- Женя... Не буду спрашивать тебя куда ты едешь и зачем. Просто хочу знать, что побудило тебя принять это решение, - сказал мне Ри Ран уже возле самой двери нашей гостиницы.

 

Я задумалась - над тем, как бы лучше выразить это в словах.

 

-  Потому, что я не могу больше сидеть сложа руки и бездейственнно наблюдать за тем, как нашу планету захватывает парша.

 

- Парша?

 

- Ну да, это такая заразная болезнь у растений. В нашем саду дома росли груши. Сначала немного запаршивело одно дерево, но никто из нас не обратил на это внимания. Через год все груши на нем покрылись черными пятнами, и их невозможно стало есть. Кто-то из соседей сказал нам: «Это ничего, у вас же есть еще одно грушевое дерево, за домом». И действительно, до него болезнь еще не добралась. «Нет,»- сказал мой дедушка- «Если мы сейчас ничего не сделаем, то на следующий год запаршивеет и то, здоровое дерево.»... Понимаешь, Ри Ран

 

Он кивнул:

-Понимаю.

 

- Дело не только в том, что я хочу чувствовать себя полезной, хочу помогать людям, которым нужна моя помощь. Для этого можно было бы стать и санитаркой в больнице. Дело в том, что пора ставить захватившую наши сады паршу на место. Отвоевывать их у нее. Шаг за шагом. Ты можешь спросить - а почему тогда не дома. Это очень болезненный для меня вопрос, но я тебе на него отвечу. Мне ничего в жизни не хотелось бы больше, чем это. Но очень многие люди у нас все еще пребывают в состоянии зимней спячки: там им легче, ведь просыпаться слишком страшно, а во сне может даже привидеться что-нибудь приятное. Сейчас молодежь начинает просыпаться. Начинает интересоваться нашей историей - не по учебникам Сороса. Начинает задавать вопросы. Начинает задумываться. Слава богу, перестают думать, что Запад - это рай на земле, а «рыночная демократия» - панацея от всех бед. Для этого нужно время. Если спящего человека растолкать посреди глубокого сна и сказать ему, что он должен делать- то или другое, то даже если вы абсолютно правы, знаете, куда он вас спросонья пошлет? Дайте ему проснуться - оглядеться вокруг а потом уже начинайте вырабатывать план совместных действий. Ну и так что же, все это  время сидеть сложа руки, когда сами-то вы уже давно проснулись ? Или же помогать в это время тем,  кто  ведет жестокую битву за собственный сад, потихоньку отвоевывая его у паразитов? Помнишь учение Ленина о слабом звене в цепи империализма?  Моя страна была когда-то таким звеном, но на сегодняшний день им являются другие страны. И помочь их жителям разорвать эту цепь -  даже если твоя эта помощь и кажется тебе совсем незначительной - святое дело...

 

К этому времени мы уже поднялись пешком на мой гостиничный этаж, не дожидаясь лифта. Ри Ран улыбнулся:

 

- Помнишь, в вашей сказке для того, чтобы вытащить репку в огороде, понадобилась помощь мышки? Без нее дело ну никак не шло...

 

- Ну, если хочешь, считай меня мышкой. Но главное - не сидеть сложа лапки... то есть руки! А домой я еще обязательно вернусь, ты не беспокойся!

 

При этих словах Ри Ран отчего-то заметно погрустнел.

 

- Я что-нибудь не так сказала? - забеспокоилась я.

 

- Нет, нет, все так, Женя...Все абсолютно и совершенно так.  И ты совсем не мышка из сказки- ты Елена из романа Тургенева «Накануне».

 

Но выражение лица его оставалось печальным. Мне захотелось сказать ему что-нибудь хорошее.

 

 - Ри Ран, да если бы ваша страна нуждалась во мне, то я бы...Раз уж ты вспомнил про Елену Стахову.

 

Он не дал мне договорить.

 

- Женя... Ах ты моя ласточка весенняя! - сказал он проникновенно. Крепко пожал мне руку и побежал вниз по гостиничной лестнице...

 

Ри Ран ушел, а я еще долго не могла успокоиться. И от его «ласточки» в том числе. Сам того не зная, Ри Ран задел очень чувствительную для меня струну. Что будет дальше - потом, когда моя миссия на Кюрасао подойдет к концу?

 

Точно я знала только одно: ирландская сага в моей жизни подошла к концу. Ветеранка-партизанка Вайолет сказала как-то, что «удовлетворение должно быть в том, чтобы найти способ противостоять тому, что нас окружает - где бы это ни было».  И она, конечно, была права. Это при условии, что ты не чувствуешь себя преданной теми, кого ты считала своими товарищами...

 

Строго говоря, это не было предательством как таковым - я просто приняла их не за тех, кем они оказались. Почти как когда-то Саида. Кто-то ведь говорил, что русская женщина всегда найдет грабли, чтобы на них наступить!

 

Это не меня они предали - это было предательство ими своих собственных идеалов во имя американских инвестиций. Но в моем мироощущении предательство идеалов можно было как-то понять, чем-то оправдывать, только простить было нельзя. Это то же самое, что и предательство живого человека, твоего товарища.

 

Но обращение Дермота ко мне за помощью смутило меня: так может быть, они все-таки действительно притворяющиеся барабанщики?

 

Я терялась в догадках на этот счет. Но у меня не было ни времени, ни возможности, ни, честно говоря, желания допрашивать его на эту тему. В таких разговорах Дермот был скользким и извилистым, что твой морской угорь. Я чувствовала, что всей правды мне не скажут все равно. Всей правды они не говорят никому. Ни президентам, ни премьерам, ни даже собственным избирателям.

 

В конце концов, да и нужна ли она мне? Я знаю выделенный мне участок сада - участок, который мне поручено защищать. И знаю, что если со мной что-то случится, они не оставят меня в беде. А разве это и не есть товарищество?  Как не оставили они в беде Финтана. К этому времени он уже вернулся в Ирландию - правда, тайком: знойный латиноамериканский суд в высшей инстанции приговорил его с товарищами почти к 20-летнему заключению. Без каких бы то ни было дополнительных доказательств. Латиноамериканские судьи напоминают юнионистов с их « А мы верим, что это «ж-ж-ж» неспроста». Только вот выпущенные после первой стадии суда под залог, ирландцы испарились... И правильно сделали. Материализовались они только уже дома.

 

Перед отъездом я упросила Дермота позволить мне с Финтаном повидаться. Хотя он возражал и говорил, что это может опять привлечь ко мне внимание кого не надо. Но я сказала ему, что кто не надо гораздо больше был бы удивлен, если бы, учитывая уровень моей дружбы с Финтаном, я вдруг не захотела бы с ним теперь повидаться.

 

Почти в то же самое время неожиданно умер фермер Фрэнк. Где-то за год до того мы с ним сильно повздорили  из-за неполитической ерунды, не стоящей выеденного яйца. Я часто думала о том, как мы помиримся. Я думала, что у меня в запасе много времени. Я же не знала, что он умрет! 

 

Фрэнк умер в Португалии. Он отродясь не ездил отдыхать по европам, а тем летом вдруг почему-то  решился. Наверно, его уговорила новая подруга – зажиточная вдова.  Еще в дублинском аэропорту он почувствовал себя плохо. Но со свойственным ему упрямством все равно решил лететь... В непривычно для него жарком Лиссабоне его прямо с трапа самолета увезли в реанимацию. Сердце.  Когда я узнала об этом - случайно, в интернете - мне чуть не стало дурно. Я закрывала глаза  - и видела Фрэнка перед собой живым и так, казалось, и слышала его: «Wait till I tell you, Missus!»...

 

Ужасная несправедливость  того, что он умер, едва дожив до 60-и - умер и никогда уже не увидит объединенной Ирландии, которой он посвятил всю свою жизнь, - разъедала мне сердце.  Как это ни странно, но именно его смерть вернула меня, как сказал бы Ри Ран, в объятья партии. Хотя сама партия об этом так и не узнала. Просто я вспоминала, как Фрэнк ругал своих партийных товарищей за их оппортунизм - и в хвост, и в гриву, - но тем не менее никогда даже не помышлял выходить из их рядов. Значит, он все -таки продолжал считать их своими товарищами!... И в память него продолжила считать их таковыми и я. Закусив губу.

 

Финтан уже знал о смерти Фрэнка и был расстроен ею не меньше моего. Он сильно похудел и постарел за те годы, что я его не видела. У меня просто сердце сжалось при виде того, каким он стал. Хотя его и выручили из беды, но ото всех дел отстранили. Он больше не обучал молодежь - ему оставалось только писать мемуары. Они с Вайолет в одночасье превратились в отставных почетных ветеранов национально-освободительной борьбы.

 

Мы молча обнялись. Я не хотела его расспрашивать, что он там делал в джунглях и не могла ему рассказать, что скоро и сама отправлюсь почти туда же. Мне вспомнился старик Том с его пьяненьки-драматическим  «На его месте должен был быть я!» , которым он пытался произвести на меня впечатление когда Финтан томился в застенках «лучшего друга американского слона». Вот уж где действительно – «напьешься - будешь!»

 

- Уезжаешь, Женя? - спросил Финтан.

 

- Уезжаю.

 

- Насовсем?

 

- Как получится.

 

Мы помолчали.

 

- Да нет, мне придется еще вернуться! – попыталась разрядить обстановку я. – Ведь Вы еще не сказали мне, как решить самый главный вопрос - что делать с общиной, которая не хочет «to be empowered»? Что делать с людьми, которые не хотят сами решать свою судьбу? Которые не хотят жить и трудиться для общего блага? Что делать с людьми, которым все до лампочки?

 

- Если бы я это знал, - рассмеялся Финтан, - Мне можно было бы давать Нобелевскую премию мира.

-

- А вот тут Вы и неправы - возразила я, - Потому что ее дают только прозападным мерзавцам. Которые делают мир «мирным» на западных условиях.

 

- Давай лучше пить чай...

 

Мы встретились с ним в пабе «Козлиная голова». Я не могла пересилить себя и сказать ему, что я думаю о современной политике партии и о том, в какой потребительский тупик зашли мы под ее чутким руководством. Это было бы для него оскорбительно  - даже если в душе он и был бы со мной согласен. Это означало бы фактически, что он зря прожил свою жизнь. А уж кто-то, а он-то точно прожил ее не зря! И поэтому я оставила свои мысли при  себе.

 

Если я не вернусь в Ирландию, я никогда больше Финтана не увижу. Потому что он теперь не может ее покинуть - в другой стране его могут арестовать и экстрадировать в Латинскую Америку. Но возвращаться в Ирландию на этой стадии моей жизни было выше моих сил. Может, пройдет, если немного отлежаться?

 

- Вас узнают на улицах теперь? - поинтересовалась я у Финтана.

 

- Да, бывает....

 

- Ну и как, какие у людей реакции?

 

- Враждебных не было ни разу еще. А иногда подходят и пожимают мне руку.

 

Точно так же мне теперь хотелось бы пожать руку в Корее Джо Дресноку[13]...

 

- Я уже не успею съездить на могилу к Фрэнку перед отъездом, - сказала я Финтану, - Отвезете ему от меня букет цветов?

 

Я покидала Ирландию не в поисках легкой жизни, а в поисках товарищей по борьбе. Вот чего мне не хватало там для счастья. Соратников. Чтобы их были не только героические единицы.

 

Мысли о Финтане и о Фрэнке не выходили у меня из головы и на следующий день - такой же жаркий и солнечный, когда Ри Ран и Чжон Ок повезли нас с мальчиками в Детский Дворец в Мангэнде.

 

Знаменитый Детский Дворец в Мангэнде (у нас бы его назвали Дворцом Пионеров) - это действительно Дворец,  в полном смысле слова!  У входа в него высится «Цветочная повозка счастья», бронзовая скульптура, изображающая счастливое детство корейских ребят. Повозка, запряженная 2 лошадьми, в которой раньше разъезжали только короли, везет в себе 11 детей, символизирующих (в Корее все символизирует что-нибудь, здесь ничего просто так не делается!) 11-летнее обязательное всеобщее образование. К зданию примыкает огромный крытый бассейн. Дворец состоит из 6 восьмиэтажных зданий, с несколькими сотнями залов для занятий самыми различными интересными делами - от игры на национальном музыкальном инструменте каягым до художественной вышивки и таеквондо. Здесь же имеется зрительный зал на 2000 мест, каток для роликовых коньков и даже площадка для обучения автовождению.  Ежедневно во Дворце занимаются 5000 детей,  с ними работают 500 преподавателей. Занятия бесплатны и открыты для всех желающих.

 

Сначала мы прошлись по различным залам, поражаясь таланту и трудолюбию корейских детей. А потом они выступили перед нами с неповторимым концертом, который трудно даже описать словами...

 

Всем известно, что в Корее охотно демонстрируют посещающим ее иностранцам, какие здесь талантливые, артистичные и спортивные дети. Практически невозможно посетить эту страну без того, чтобы стать свидетелем того или иного детского концерта. «Ну, это, конечно, только в столице такое бывает! Здесь отбирают самых талантливых и создают для них все условия!»- говорят циничные иностранцы, задетые за живое тем, что дети в этой маленькой «бедной» стране легко декламируют стихи, танцуют, поют, играют на музыкальных инструментах, рисуют или занимаются акробатикой в таком возрасте, в котором их собственные «цивилизованные» дети еще ходят в памперсах и с соской во рту и едва только начинают говорить (я не преувеличиваю, это действительно так!) 

 

Но циничные иностранцы ошибаются. В сельских детских садах КНДР дети встретят вас такой же красочной и разнообразной программой, как  и в столице. И по уровню своего развития сельские дети ничуть столичным не уступают!  А больше всего западных гостей поражает то, что детей в Корее учат доверять людям. Там , откуда они приехали, детям сейчас уже стало опасно просто играть на улицах, а уж о том, чтобы доверять незнакомцам, не может быть и речи. Даже на коленях у Деда Мороза на рождественские праздники теперь сидеть нельзя: есть шанс, что Дед Мороз - переодетый педофил... Грустная картина современной «цивилизации», приобщить КНДР к которой так мечтают Буш & Co. ....

 

Если кто-нибудь еще помнит, у нас в советское время тоже в любой торжественный концерт непременно включалась детская часть. Пионерки с бантиками и бравые пионеры читали стихи (литературный монтаж), пели хором и танцевали. Но у нас это была только часть концерта - не целый концерт. И выглядели дети наши все-таки милой самодеятельностью (за исключением очень профессиональных пионерских хоров), а вот дети корейские были в полном смысле слова настоящими профессионалами высокого  класса. Все без исключения из выступавших и во всех жанрах, в которых им доводилось выступать.

 

Я видела, какой гордостью засветилось лицо Ри Рана, когда на сцене в составе ансамбля каягымисток оказалась Хян Чжин и как вдохновленно она ударяла по струнам. А когда на сцену озорно выбежала малышка Ген Ок в красном платьице и с кувшином на голове, я почувствовала, как у меня защипало в глазах. Она так напомнила мне мою Лизочку – то, какой она была до проклятой болезни, изуродовавшей ее жизнь!...

 

Иностранные гости смотрели на сцену все полтора часа на одном дыхании, не отрывая глаз: так высок был артистический уровень корейских школьников, многие из которых были не старше 8-9 лет. А потом, когда в конце представления они вышли на поклон, а на заднем фоне вдруг появился огромный портрет товарища Ким Чен Ира, окруженного цветами, такой натуральный, словно это сам он стоял перед нами, я вдруг увидела, как бурно зааплодировала ему одна из группы западных гостей, остановившихся в нашей гостинице,  которой еще вчера казалась довольно скучной «вся эта говорильня о Любимом Руководителе». На глазах у нее стояли слезы. «Вот и еще один человек «попался на удочку северокорейской пропаганды»! - улыбнулась я. А Че вдруг встал со своего места и завопил по-английски на весь зал:

 

-Руководитель! Это же руководитель!

 

И весь зал зааплодировал еще громче – теперь уже и ему!

 

...Во время моего пребывания в КНДР я побывала в нескольких средних школах, в консерватории, в различных библиотеках, в том числе – в библиотеке Народного Дворца Учебы и в новой, недавно открытую электронной библиотеке, где мне, среди прочего, продемонстрировали созданную корейскими программистами операционную систему, используемую в КНДР наряду с микрософтовской Windows . Называется она «Красная звезда». Все крупные учебные заведения и библиотеки КНДР соединены между собой интранетом. В одном из лингафонных кабинетов библиотеки Народного Дворца Учебы мы попали на урок русского языка - и мне неожиданно даже довелось услышать комплимент на русском языке в адрес наших женщин от одного из корейских студентов: «Русские девушки очень красивые!» 

 

Народный Дворец Учебы- это не просто библиотека. Здесь можно прослушивать лекции на расстоянии (видео-лекции), с помощью специально оборудованного телевизорами учебного зала. Также при Дворце работает большая группа переводчиков, имеется огромная коллекция звукозаписей из различных стран. И пользование всем этим культурным богатством для всех граждан КНДР - тоже совершенно бесплатное. Многие люди здесь продолжают учиться всю жизнь - в том числе на вечерних факультетах и заочно. 

 

Было только одно место в Корее, которое я не захотела видеть. Кэсонская «свободная» индустриальная зона.

 

-Наотрез не хочешь? - спросил меня перед поездкой туда Ри Ран. Донал просто-таки мечтал там побывать. Он и настоял на нашей туда поездке.

 

- Еще на какой отрез! - подтвердила я, - На платье хватит!

 

Я крепилась, но когда мы въехали на территорию этого индустриального чудовища, мне стало совсем  худо. Тут и не пахло детсадами рядом с мамиными цехами. Тут не разрешали фотографировать в цехах – и причем не северные корейцы, а самые что ни на есть раздемократические южные – бывшие там менеджерами. А когда я увидела рекламу на стенке - со слоганом вторгшейся в эту мирную страну фирмы  «Opening the way», меня охватила такая ярость, что я сказала себе: я не пойду на их презентацию даже если меня туда потащат силой. Я впала в кока-кольное настроение, как я его называю. Распускать сусальные слюнки по поводу  того, как хорошо «открывать пути» - это не для меня. Мы слишком хорошо знаем, для кого именно это хорошо!

 

Но в Корее нельзя так просто отказаться -этим можно обидеть хозяев. И я прибегла к излюбленному самими корейцами в таких случаях методу - сделала вид, что мне стало нехорошо. В общем-то, так оно и было.

 

Вокруг меня бегали южнокорейские менеджеры и верещали на языке своих хозяев:

 

-  Would you like some water[14]?

 

А я делала вид, что не понимаю английского. Мы не в США, не в Канаде, не в Британии и даже, черт побери,  не в Тбилиси эпохи Саакашвили.

 

Они принесли мне кофе со льдом, но я не стала его пить. В доме врага – ни капли воды, как говаривал граф Монте-Кристо!

 

-... Ну и как, объяснили вам, Микки-Мауса с собой приносить или профком обеспечит? - сердито спросила я Ри Рана, когда наша маленькая группа вернулась в автобус..

 

Ри Ран начал смеяться, да так сильно, что чуть не сполз по сиденью на пол.

 

-Ой, Женя! - на глазах у него от смеха выступили слезы, - Ну откуда ты только взялась, такая прелесть?

 

-По-моему, это не смешно совсем, - сказала я, - С этого все и начинается. Неужели ты не понимаешь? Я понимаю, что вашей стране нужны деньги, но не заставляйте меня лицезреть эту порнографию.

 

Ри Ран посерьезнел. Подсел ко мне и взял меня за руку.

 

- Женя, поверь мне, мой дорогой друг: мы никогда не дадим им тут волю. У нас все под очень строгим контролем, - и всю обратную дорогу до Пхеньяна расписывал мне его детали,от того, когда здесь введут профсоюзный контроль и до того,  что именно будет сделано на полученные от этой зоны средства. – Посмотри, это же как резервация тут у нас. И им из этой резервации не выбраться. Пусть помечтают об этом, если хотят,со своими слоганами. Но мы-то знаем...

 

Он был настолько убежден в том о чем говорил и приводил такие сильные аргументы, что к Пхеньяну я ему уже поверила. Почти на 100%.

 

                                                ****

 

До моего отъезда оставалось только три недели, а я еще до сих пор не знала, кто будет моим спутником. Я начинала нервничать. А вдруг мы не сойдемся характерами?

 

Чтобы отвлечь меня от мрачных мыслей, Хильда, которая сама была не в курсе, что это за человек (Донал как раз уехал в Китай ему навстречу)  подарила мне книжку о корейцах.

В книжке описывалась разница между корейской культурой и американской. Написана она была о южных корейцах, но Хильда сказала мне, что по сути это по-прежнему один народ. И очень многие традиции и нормы у них одни и те же.

 

Чем больше я читала эту книжку, тем больше понимала, что несмотря на все различия, с корейцами у нас все-таки гораздо больше общего чем с американцами. Даже с южными! Американцы вообще представляются мне теперь какой-то тупиковой ветвью в развитии человечества. Хорошо еще, если они не угробят его вместе с собой!

 

Вскоре нас с мальчиками переселили из гостиницы в квартиру - просторную, заполненную солнечным светом, на 20 этаже. Я представила себе, каково будет подниматься наверх, если будут перебои с электричеством - и мне стало слегка не по себе. После родов я очень располнела, к огромному собственному неудовольствию. Хотя я никогда не была худой по западным канонам красоты и никогда этого и не хотела, теперь я стала действительно слишком тяжеловатой, и от этого было просто физически неудобно. Но похудеть все не получалось, как я ни старалась и что я только ни делала.

 

- «Россия, которую мы потеряли»! - пошутила я как-то, показав Ри Рану свое фото всего лишь 5-летней давности.

 

-  Ну, так в чем дело? Мы можем ее обратно обрести, - совершенно серьезно сказал Ри Ран.

 

И теперь Ри Ран приходил за мной рано по утрам, и мы с ним отправлялись на утреннюю пробежку в парке. Скоро благодаря тренировкам с ним я скинула килограммов 10, не меньше. Я подозревала, что такой эффект вызвали не только физические нагрузки, но и мое подсознательное желание произвести впечатление на этого непроницаемого корейца.

 

Прохожие оглядывались на нас – настолько необычной комбинацией мы были.

Пробегав час, мы обычно переходили на шаг и еще минут через 15 садились отдохнуть на берегу пруда. Ри Ран садился по-корейски, на корточки; я сначала стеснялась последовать его примеру, но потом привыкла и сама тоже стала так сидеть.

 

В то утро мы тоже сидели так в парке – на корточках. Над нами свисали почти до земли ветви плакучих ив.

 

- Каждое воскресенье я провожу время с дочками по «плану семейного отдыха», организуя разные культурно-эмоциональные меры.- сказал Ри Ран. – Но давно я не был в Мангэнде...

 

Согласно моей книжке о корейцах, это означало: а почему бы нам туда не съездить?

 

- Когда? – спросила я.

 

- Что когда?

 

- Когда бы ты хотел туда поехать?

 

Он рассмеялся на мою догадливость.

 

- Да вот хоть сегодня часов в половине пятого, между прочим. Если у тебя нет занятий, конечно. Занятия важнее всего.

 

День пролетел незаметно - мы были в тире, потом Ри Ран учил меня каким-то самым основам таэквондо, потом был обед, потом - экскурсия на захваченный корейцами американский корабль-шпион «Пуэбло».... Наконец подошло время ехать в Мангэнде.

 

После того, как мы обошли еще раз маленький домик товарища Ким Ир Сена, который теперь утопал не в цвету, как в апреле, а в густой зелени деревьев, Ри Ран повернулся к Чжон Ок и что-то сказал ей. Она повернулась и пошла к автобусу.

 

- Пойдем с тобой наверх, в беседку, Женя. А Чжон Ок подождет в автобусе. Пусть подождет нас, ей надо отдохнуть. Она ведь в интересном положении, если ты еще не знаешь.

 

Я не удивилась (Чжон Ок была замужем уже больше года), но почувствовала, что по-хорошему ей завидую. Мне с моим детским садом и в моем возрасте о таких вещах уже даже и мечтать не стоит.

 

Мы довольно быстро поднялись к небольшой беседке на вершине холма. Из нее открывался удивительный по красоте вид на город и его окрестности. На 10 сценических видов Хвачона: Мангэнде в цвету весной (это мы уже видели раньше!), ночной вид на 3 островка на реке, освещенные луной (но для этого надо было здесь остаться на ночь), ловлю рыбы в Понгпо, коров, пасущихся на холме У, дым очагов в деревне Кванчон (теперь уже традиционных очагов почти не осталось), лодки в Сокхо, зелень на горе Ян, красную скалу- гору Вонам, посадку семян в Чуге и наконец, вид на то, как провожают гостей на паром Тонгрим... По крайней мере, так гласит предание.

 

 Я была уверена, что Ри Ран ведет меня именно туда, но он почему-то направился не в саму беседку, а к маленькому балкончику под ее подножием, который был почти совершенно скрыт от окружающего мира в густом сосновнике.  Недоумевая, я направилась за ним. Что, интересно, он надеялся разглядеть оттуда? Какие «сценические виды»?

 

- Хорошо тут, - сказала я с иронией, потирая ободранный сосновой веткой лоб, потому что Ри Ран молчал. Я хотела добавить «Великий Вождь знал, где родиться», но побоялась его обидеть. Это для нас такие слова означают одобрение данного места, а корейцы очень чувствительные, и кто его знает, как он меня поймет. 

 

Мимо меня по дереву пропрыгал бурундук. Ри Ран моей иронии не заметил.

 

- Постоим здесь немного? - спросил Ри Ран.

 

- Постоим, - согласилась я, по-прежнему не понимая, зачем это нам надо стоять  здесь, когда можно подняться наверх, в беседку, и сесть там. И вид оттуда намного красивее.

 

Здесь же в полумраке нас никто не видел, но и нам не было видно почти ничего. Вкусно пахло от нагретой за день на солнце низко склонившей над нами свои ветки сосны - так низко, что мы с трудом под ними подлезли.

 

Молчание затягивалось. Было немного неловко. Это было очень непохоже на Ри Рана, который обычно не лез за словом в карман. Я видела, что он чем-то взволнован и смущен, но понятия не имела, чем именно. Когда наши рукава случайно соприкоснулись, Ри Ран чуть было не подпрыгнул – его сдержал только каменный потолок-  и быстро сказал:

 

- Тебе у нас нравится?

 

- Очень, - сказала я откровенно.

 

- Думаешь, смогла бы жить у нас?

 

 - Что за вопрос!  Только мне пока этого никто не предлагал, - пошутила я.

 

 - Подождем, пока взойдет луна[15],- сказал Ри Ран.

 

Я не возражала. Хотя мне очень хотелось спросить его, что случилось. Уже начало темнеть, а мы стояли в каких-то зарослях непонятно зачем. И при чем здесь луна? Сейчас на нас еще и комары налетят...

 

Бледная луна показалась на небе неожиданно. Мы с трудом разглядели ее через густые сосновые ветки. И так же неожиданно Ри Ран взял вдруг мою ладонь между двумя своими, помолчал немного, а затем сказал ровным теплым голосом:

 

- Слушай меня, Женя, Женечка и даже в каком-то смысле Катюша[16].У нас с тобой и мысли одинаковы, и дорога одна[17]. Так что выходи-ка ты за меня замуж!

 

Земля священного холма Мангэн поплыла у меня под ногами...

 

- Но я не умею готовить кимчхи! - слабо запротестовала я.

 

Он  еще раз взял мою руку в свои натруженные ладони, нежно посмотрел на меня  и сказал серьезно и уверенно:

 

- Научим!

 

[1] Корейское народное блюдо

[2] Спасибо (кор.)

[3] корейская острая квашеная капуста

[4] «Корея ХХ века: 100 фактов и материалов», Пхеньян 2002, с. 165

[5] «твои друзья в других странах»- название рассказа из учебника «Родная речь» советского времени

[6] Чо Сон Бек, «Философия руководства Ким Чен Ира»,1999, с.149

[7] корейская пословица

[8] http://www.belfasttelegraph.co.uk/great-schools-debate/article2181556.ece

[9] Чо Сон Бэк  «Философия руководства Ким Чен Ира», с. 264-265

[10] там же, с. 271

[11] корейский национальный музыкальный инструмент

[12] Корейская Народная Армия

[13] американский солдат, перебежавший в 1962 году в КНДР и живущий там и по сей день

[14] Не хотите ли воды? (англ.)

[15] Когда восходит луна, можно загадывать желания (корейское предание)

[16] Название советского фильма о  войне – «Женя, Женечка и Катюша»

[17]  корейская пословица