«Говорят, что у каждого человека имеются свои вкусы и взгляды. Подобно этому у каждого человека имеется свой взгляд и на красоту женщины. Ведь недаром люди рассуждают: «Она красива внешне и духовно», «Нравится не лицо, а работа», «Она более привлекательна знаниями, чем своей красотой» и т. д. . А я считаю, что настоящая красота женщины кроется в идейно-духовном отношении.»

(Чхон Чжэ Рен, заведующая женотделом Ассоциации корейцев в Китае)

«Я никогда не смогу сложить классовое оружие, так что ты не думай о моей демобилизации. Ты, как моя жена, должна переселиться ко мне»

(Чве ИнСу «Ким Чен Ир – народный руководитель», т. 2, с. 301)

- Ой! – только и вырвалось у меня.

- Ой да или ой нет? – уточнил Ри Ран.

- Может быть, это тебе жалко меня? - все еще не смея поверить услышанному, поинтересовалась я.

- От жалости на буксир берут, между прочим, а не руку и сердце предлагают...- обиделся Ри Ран.- Ты думаешь, я тебя позвал бы ради шутки в такое место?

Я еще раз огляделась. Нет, в такое место точно для шуток не позовут....

- Ты и вправду... - я не договорила: у меня ком подступил к горлу. Совсем как в корейских журналах. До этого я даже не представляла себе, что это такое – «ком в горле».

- В самую что ни на есть,- подтвердил Ри Ран.- Ну так как? Ты определилась? Если мне надо подождать, я подожду.

Вместо ответа я взяла его за руку. И почувствовала, как в самых кончиках его смуглых пальцев отдается биение его сердца.

- Тогда, пожалуй, ой да...- сказала я едва слышно, чувствуя, как мое собственное сердце тоже вот-вот выпрыгнет из груди и поскачет вниз по усыпанному в темноте цикадами склону словно мячик.

Другая рука Ри Рана мягко и неслышно опустилась мне сзади на талию. Теперь уже и мне вовсе не хотелось выходить из сосновых зарослей...

- Уважаемые посетители! Парк закрывается, просим пройти к выходу,- прокричал по-корейски чей-то голос. Это я, конечно, только догадалась, что он прокричал именно это.

Ри Ран поспешно отдернул руку, но лицо его так и светилось.

- Я успел,- сказал мне он.- Боялся, что так и не решусь до закрытия.

Я не чувствовала под собой ног, когда мы возвращались к автобусу.

- Случилось что-нибудь?- заботливо спросила Чжон Ок, посмотрев на меня. А Ри Ран весь прямо-таки излучал счастье. Мне было даже страшно на него смотреть - мне казалось, что любому постороннему человеку было совершенно очевидно, что между нами что-то произошло. Шофер Хиль Бу, видимо, был посвящен в план Ри Рана заранее, потому что понимающе улыбался. Но Чжон Ок так ничего и не поняла.

- Может, Вы ногу подвернули? - продолжала беспокоиться она.

Неужели у меня был такой убитый вид? Ведь в душе у меня в это время играла настоящая симфония! Я в растерянности посмотрела на Ри Рана: ну, скажи же ей что-нибудь!

Он перехватил мой взгляд, расплылся в улыбке еще шире и что-то сказал Чжон Ок.

- Что ты ей сказал? -прошептала я, видя, что Чжон Ок тоже улыбнулась и садится на место успокоенная.

- Что ты испугалась бурундука!- прошептал Ри Ран мне в самое ухо, прикасаясь горячими губами к моему виску.

И мне вдруг так захотелось, чтобы все на свете исчезли кроме него! Ненадолго, только на минуточку...

...Следуюшие несколько дней прошли словно во сне. Не может быть, чтобы все это происходило на самом деле! Я часто слышала от многих иностранных товарищей, что корейцам не разрешается вступать в брак с иностранцами...

-Изо всех правил бывают исключения, - загадочно улыбаясь, сказал Ри Ран.- Просто это у нас не принято, так же как не было принято у вас в советское время. Ведь иностранец носитель другой культуры, других традиций, с ним (или с ней) не так легко ужиться. А мы не вступаем в брак с мыслями в духе «подумаешь, не получится - разведусь!» Мы к этому относимся серьезно. И нужно разрешение. Но это не значит, что такие браки запрещены.

- И ты думаешь такое разрешение получить?

- Да, думаю. Тут дело не только во мне (хотя мой послужной список достаточно длинен), но и в тебе. Ты- достойный товарищ.

- Ты уверен в этом? Мы же вроде бы на одном фронте с тобой не воевали. Я вообще еще нигде не успела себя как следует проявить....

-Не скромничай. Ирландские товарищи нам все о тебе рассказали.

Час от часу не легче! Интересно, чего они ему наплели? Разве можно верить ирландским россказням? Они же как у Булычева – «все уменьшайте в 10 раз»! Но расспрашивать его я не посмела.

Нельзя сказать, что у меня совсем не было сомнений. С одной стороны, было совершенно бесспорно, что к Ри Рану я испытываю самые нежные чувства. Если бы мне было лет 20, я бы, конечно, бросилась в подобный союз с головой и не рассуждая. Но теперь, после всего пережитого, у меня закрадывались-таки сомнения: да, у нас одинаковые идеалы, но наши культуры же настолько разные! Сможем ли мы быть счастливы при таком раскладе факторов? Я даже не удержалась и поведала Ри Рану об этих своих мыслях.

-Понимаешь, если бы речь шла только о нас с тобой... Но у нас обоих еще и дети. Смогу ли я, не будучи кореянкой...

- Женя, а ты думаешь, я не думал обо всем этом прежде, чем распахнуть перед тобой свое сердце? – мягко пожурил он меня.

- Но ведь я не знаю всех ваших традиций, обычаев, обрядов, даже языка... Ты знаешь намного больше о наших традициях, чем я о твоих! Мне даже неловко...

- Язык - это дело наживное, тем более для тебя. А что касается традиций, на то он и человек, чтобы познавать новое и неизвестное. Не волнуйся, никто не будет ожидать от тебя автоматически, что тебе известна традиция новогоднего поклона. Или что ты умеешь качаться на корейских качелях. Такие вещи узнают постепенно.

- А ты отдаешь себе отчет в том, что мне скоро уезжать? И, наверно, надолго...

- Ничего страшного. Жены ждали наших долговременно заключенных в южнокорейских застенках по тридцать и больше лет...

«Типун тебе на язык!»- не удержавшись, подумала я.

- Главное- что ты хочешь сюда, ко мне вернуться, моя ласточка. А я буду ждать. Я терпеливый.

И я сдалась. Как мне было не сдаться на милость такого победителя?

Будучи здесь всего полгода я, конечно, не знаю об этой стране еще многого, думала я. Многое, наверно, идеализирую. Но в одном я была совершенно уверена - в том, что меня не ждет здесь разочарование. Потому что, какими бы ни были материальные и прочие трудности , здесь есть главное - люди здесь живут по-людски. Помогая друг другу, друг о друге заботясь, друг друга поддерживая. А не как в «свободном мире», жизнь в котором - вне зависимости от количества приобретенных тобой новейших прибамбасов - напоминает дикий лес. В котором каждый сам за себя, и каждого интересует только как физически выжить. По-моему, просто недостойна людей XXI века такая жизнь, и пусть эти «цивилизованные» двуногие засунут себе свои прибамбасы и банковские счета знаете куда?...

... Между прочим, Ри Ран не обманул меня - они действительно научили меня, как готовить кимчхи. Его мама с сестрами.

****

К концу недели в Корею приехали мама с Лизой. Мы с Чжон Ок поехали встречать их в Пхеньянский аэропорт. Аэропорт этот маленький и какой-то домашний, уютный. Почти как был когда-то аэропорт у нас в городе (в советское времыа от нас полстраны можно было облететь, а теперь к нам самолеты не летают вообще: это стало людям просто не по карману..)

Я очень нервничала - те из вас, кто помнит мамин характер (« у меня такой характер – ты со мною не шути!» - одна из ее любимых песен) и наши прежние трения, без труда поймет, почему. Я решила сообщить ей свою новость только уже после того, как увижу, какую реакцию у нее вызовет сама эта страна. Зная ее критический настрой, можно было опасаться чего угодно.

Мама вышла из дверей аэропорта- похудевшая и похорошевшая, несмотря на свой возраст, - ведя Лизу за руку. Лиза стала ростом уже с нее - как же быстро бежит время! Она узнала меня сразу, хотя не видела полгода, и радостно заулыбалась. А мама огляделась вокруг, глубоко вдохнула свежий корейский воздух и сказала:

- Ой, хорошо-то как! Прямо не верится.

И у меня упал с души камень....

****

Конечно, она осталась все-таки верной себе и потом уже в квартире сделала мне несколько выговоров: и этаж-то слишком высокий, и как работает здешнее отопление (в квартирах корейских тоже был пол-ондур), она не знает, и на циновке не спала со времен моего детства, когда к нам приходила ночевать на Новый год Тамарочка...

Но мне уже не терпелось поделиться с ней своей радостью.

- Мам, - я на секунду замялась, - мне тут предложение сделали...

- Опять, - констатировала сухо мама, - И кто же это осмелился?

- Скоро я вас с ним познакомлю.

Мама окинула меня взглядом с головы до ног.

- Кореец, небось?

- Кореец, мам...

-Так... ну что ж, корейцев у нас в семье еще не было, между прочим...

- У него в семье русских - тоже!- уточнила я.

- Тогда, значит, cчет один-один...

Тут зазвонили в дверь.

- Это он, это он, ленинградский почтальон...- уверенно сказала мама, - Ну, чего ты стоишь, беги, открывай!

Действительно, на пороге стоял Ри Ран. В форме. И с цветами.

- Дорогая теща!- начал он по-русски с порога.

- Ишь ты, уже теща!- удивилась мама.- И по-русски он как говорит...Вы только посмотрите!

- Иностранный язык - оружие в жизни и в борьбе!- без малейшего акцента отчеканил Ри Ран. Мама схватилась за сердце, а он продолжал:

- Меня зовут Сон Ри Ран, я просил руки вашей дочки, и она согласна. Теперь если еще будет согласно наше правительство, будем скоро с вами родственниками...

- С ума сойти!- сказала мама. - Для того, чтобы стать моим родственником, уже нужно правительственное разрешение...

Через некоторое время она полюбила его чуть ли не больше, чем я. Ри Рана нельзя не любить, если узнать его хорошенько.

****

.. К вечеру, когда ребята заснули, а мне удалось подпоить маму гадючьим ликером в 60 градусов (гадюку Ри Ран предусмотрительно вынул из бутылки еще вчера- специально ради мамы, сам он был непьющий), мы втроем вышли посидеть на огромном по величине балконе. О таком я когда-то могла только мечтать.

Огромное красное все еще по-летнему жаркое солнце медленно опускалось за горизонт. Над домом какой-то корейский голубятник гонял своих голубей.

Ри Ран и мама к тому времени уже разговаривали друг с другом вполне по-свойски (думаю, здесь свою роль сыграл гадючий ликер, но окончательно мамино сердце растаяло, когда я шепнула ей, что Ри Ран хранит в душе незабываемые воспоминания о прочитанном в детстве «Тимуре и его команде»). Он даже продемонстрировал ей, как работает пол-ондур.

- Расскажите о Советском Союзе. Вот какая у Вас была жизнь в детстве, в юности? - попросил вдруг Ри Ран маму.

- И правда, - поддержала я, - Бабушка никогда не хотела рассказывать особенно много о своей молодости потому что «кому это интересно?» А теперь ее нет, и мы многого никогда уже не узнаем. А ведь это так важно - знать о том времени, даже самые мелкие детали! Каждое твое слово - это исторический источник, мам!

-Ой ребята, да ладно вам... Какой из меня рассказчик?

Но мы не отступали и все-таки уговорили ее.

- Прямо не знаю, с чего начать,- нерешительно сказала мама,- Может, с 1964 года? Я тогда как раз закончила школу и поступала в наш политехнический. В 64-ом году, когда решили скинуть Хрущева (борьба за власть, как известно, идет во всех странах и при всех режимах), перед этим решили показать народу, что тот не способен управлять государством. Вообще-то, конечно, это так и было. Попрятали все продукты, вплоть до хлеба и молока. Хлеб развозили по домам, по спискам. Это единственный раз на моей памяти.

Как вы знаете, Хрущева успешно сняли в октябре 1964-го. - и сразу же все появилось в магазинах, а когда ты родилась, практически был коммунизм, в магазинах изобилие и разнообразие продуктов необыкновенное; все натуральное, естественно. И так длилось вплоть до Олимпиады-80. Все остальное ты, Женя, сама помнишь. Я, конечно, уже могу забыть точные цены на отдельные продукты, но городская булка (вес около 300 грамм) стоила 7 копеек, батон белый - 22 копейки, 23 копейки, 18 копеек (в зависимости от сорта), белый хлеб (буханка весом в килограмм) - 22 копейки, пеклевань (сейчас такого хлеба нет, а народ его очень любил, он был белый, но чуть кисловатый, как черный, и совсем не крошился, в народе у нас его звали «паклеванка», весом тоже в килограмм)- 18 копеек. Бородинский хлеб (800- граммовая буханка)- 18 копеек, а вот ржаной хлеб - то ли 14, то ли 9 копеек, не помню точно. Молоко было повышенной жирности (5,6%), обычное (3%), топленое, сливки, кефир, снежок, ряженка. Разливное молоко стоило 28 копеек за литр, поллитровая бутылка молока - по-моему, 30 (15 копеек из них стоила бутылка, которую можно было сдать обратно) . А сырок творожный с изюмом стоил 10 копеек. Сдал обратно бутылку, добавил 5 копеек - купил себе два сырка. Мясо в магазине стоило около 2 рублей - правда, костей там бывало многовато. Если мама хотела сэкономить, то шла покупать мясо на базар, где можно было и купить подешевле, и выбрать свежатинки, ведь продавали мясо из своего хозяйства, перекупщиков как сейчас на базаре в то время не было. Сахар стоил от 90 копеек то рубля десяти за килограмм - в зависимости от белизны. Карамель без обертки развесная - от 65 копеек до 90 копеек за килограмм, в обертке - рубль тридцать, конфеты мои любимые соевые «Кавказские» - рубль сорок пять кило, шоколадные - около 3 рублей, с вафлями внутри («Мишка на севере», «Красная Шапочка») - около 4-х. Плитка шоколада «Аленка» или «Мишка» - 80 копеек, другие виды - от рубля десяти до рубля тридцати за стограммовую плитку. Бананы стоили рубль десять килограмм (помнишь, мы один раз купили 10 кило, еле до дома дотащили?), столько же- мандарины, а апельсины - рубль двадцать килограмм, яблоки болгарские и венгерские - рубль пятьдесят, а наши на базаре можно было купить от 30 копеек до рубля за килограмм. Ягоды (крыжовник, смородина, малина , вишня) - 10 копеек стакан, клубника - 2 рубля кило на базаре, в магазине дешевле, но там надо было стоять в очереди, виноград - 90 копеек кило, груши - 50, арбузы - 30. Печенье - 90 копеек килограмм, торт килограммовый - рубль двадцать семь... Заказной торт в 2 килограмма весом стоил три тридцать. Водка была с красной и с белой головкой (сургуч такого цвета), по цене 2, 52 и 2.87 за поллитра, «Столичная» стоила 3,20...

- В мое время, помню, были бутылки по 3.62 и по 4.12....

- Ну, это уже в твое... Бутылка вина красного виноградного - от 90 копеек до полутора рублей, шампанское - от 3.60 до 4.20. Рыба - 90 копеек кило, картошка - 10 копеек, свекла, морковь и прочее - 5-6 копеек килограмм.... Лук зеленый - 10 копеек кило. Мороженое - от 6 до 18 копеек у нас в городе, а в Москве были сорта и подороже - например, в 22 копейки. Сыр - от 2.30 до 3.60, сортов в мое время еще было очень много, и все сильно отличались друг от друга. Помнишь тот случай с вырусским сыром?

- Еще бы! Такое не забывается!

Это было уже где-то в период Олимпиады, когда выбор в магазинах стал поскромней. Один покупатель при мне спросил продавщицу в продуктовом около кинотеатра «Спартак», какой это у нее в витрине сыр.

- Вырусский, - сказала она, с ударением на «у». Это от названия эстонского города Выру. Вообще-то, наверно, правильнее было сделать ударение на «ы».

Но покупатель совершенно растерялся, замялся и наконец промямлил:

- Да я-то русский... Я у Вас спрашиваю, сыр у Вас какой?...

- ... Трамвай стоил 3 копейки за поездку, троллейбус - 4, автобус - 5. Электричка до Москвы - полтора рубля, потом два , на поезде - рубль восемьдесят. А сейчас в этом поезде билет первого класса стоит 300 рублей. За твой детский сад я платила 12 рублей в месяц, но это был максимум, так как я была высокооплачиваемая. Самые низкие оклады были у уборщиц, секретарей, бухгалтеров, кассиров. 57 рублей, потом подняли до 80, столько же получали низкоквалифицированные подсобные рабочие, ученики различных рабочих профессий Люди, закончившие техникум, получали 90 рублей в месяц (это оклад, а ведь были еще и премиальные), после ВУЗа - около 100 рублей, начальник бюро у нас в отделе - 140-150, начальник отдела - 200-220, главный инженер крупного завода - 350 рублей в месяц. Причем ни от кого это не скрывалось, никакой тайны из этого не делали. Профессор получал 600 рублей, доцент (папочка твой недоделанный!) -320. Кроме того, были рабочие-сдельщики, так у нас на заводе на сборке сдельщики получали до 700 рублей в месяц! Я при окладе в 140 получала тогда с премиями около 300 рублей в месяц. Билет в кино детский стоил 10 копеек, взрослый - от 30 до 50 копеек. За квартиру платили около 5 рублей в месяц (а сейчас 2000, при пенсии в 4500!), за радио - 50 копеек в месяц, причем это было высококультурное, высокоинформативное, качественное вещание. А сейчас - 30 рублей в месяц- за пошлую, вульгарную, примитивную, лживую, реакционную брехаловку. Сейчас со всех сторон (по радио, по ТВ) только и слышишь, как они плохо жили при советской власти, ничего не было якобы, одеты были плохо. А тогда метр ситца стоил 65 копеек, а сатина – 90, крепдешина - 2.70, шерсти очень хорошей - от 3 до 3 с полтиной, драп на пальто был от 4 до 6 рублей за метр! Я сначала думала, что они брешут, а потом поняла, что они жили в деревнях. А там, где хотели жить полегче, попроще, то есть, воровать и поменьше и кое-как работать, выбирали удобного для себя председателя - пьяницу, вора, чтобы воровал и пьянствовал сам и давал другим. Примерно как первый российский президент. А потом орут, что советская власть у них виновата!

- Сейчас покажу тебе газету с информацией о снижении цен. Сталинского времени. Вот, посмотри... – и мама полезла за ней в сумочку. Неужели специально для меня ее сюда везла?

- Скажу одно: указ правительства о нем всегда зачитывали вечером накануне первого марта - кажется, в 9 часов, - продолжала мама. - Звучали позывные , затем торжественный голос Левитана читал указ о снижении цен - полностью. Все люди собирались у радиоприемников, все с интересом слушали его.

К слову, я за свою жизнь помню только 3-4 стихотворения или песни со словами о Сталине, а у меня ведь память хорошая. Помню, что я тогда учила, читала. Значит, нам ничего особенно не навязывали о Сталине.

Недавно у нас по телевизору показывали замечательный фильм – «Красная площадь», но не современную пошлятину, а старый, с Любшиным в главной роли.Там герой-матрос говорит о себе, что раньше он жил примитивной жизнью: «Напитки, мордобой, продажная любовь...» (как похоже на Россию сегодняшнюю!) , а потом начал читать, учиться, работать над собой: «При революции человек должен быть прочным и цельным как кристал» Кажется, так он сказал.

А если бы ты сейчас видела наш одемокраченный народец: XIX век, дореформенная Русь, забитые, зачуханные, одетые не поймешь как, серые, темные, отсталые, поголовная матерщина на улицах ( в моем детстве за такое в милицию забирали и правильно делали - нечего оскорблять окружающих собственной некультурностью!) Холопский язык! Работы в городе нет. Интересы у них тоже- поесть , выпить и описать подьезд, так как заборов в городе уже практически не осталось, все растащили на дрова. Говорят, с молодежью никто не занимается, а в наше время кто занимался? Мы сами шли на поле, но не чтобы понюхать клей, а поиграть в футбол, лапту.. Шли после работы и взрослые парни с заводов и фабрик играть в футбол. А какие были у нас споры, диспуты спонтанные! А сейчас только и слышишь, что купили, что еще хочется купить, что съели, что еще хочется съесть. Тоска смертная! Как можно так жить, не понимаю. Хуже насекомых. Насекомые хоть едят себе и не рассуждают об этом вслух.

- М-да... Как на ирландцев похоже! Да и на голландцев тоже. Впрочем, те все-таки дискуссии все еще ведут. На жизнетрепещущие темы вроде того надо стричь волосы в интимных местах для съемки в кино или не надо 1 . Приобщились мы, видимо, наконец-то к цивилизации, понимаешь... – не выдержав, съехидничала я.

- Да, знаешь еще о чем я забыла сказать? А прочность! Так и кажется, что все эти хваленые западные вещи сошли со страниц фантастического рассказа «Этот непрочный, непрочный, непрочный мир..»! Выкрасить да выбросить. Купил - оно почти тут же сломалось. У нас дома уже в 80е годы обыкновенная лампочка накаливания, советская на кухне проработала 15 лет! А какой-нибудь «Филипс» наше производство закроет и будет свое барахло у нас производить - ему же невыгодны такие лампочки, которые не перегорают по 15 лет! Ему как раз надо, чтобы они перегорал, и чтобы их люди покупали как можно чаще! У меня были три тети и мама и у каждой из них были лакированные туфли, изготовленные местными сапожниками -кустарями. Все 4 пары - разные, и резные, и с цветами, и с пестиками какими-то, и отделанные цветным лаком, нигде ни зазоринки. Износа им не было. Давно уже нет моих милых родственниц, хотя прожили они долгие и славные жизни, а лакировки те еще и до сих пор целы. А у тебя западная пара обуви сколько держится?

- Год от силы. Да и то не всегда.

Я вспомнила, как мне покупали зимнее пальто, когда я училась в школе. Мне и в голову не пришло бы менять его каждый год потому только, что изменилась мода. Пальто покупали на 3-4 года - до тех пор, пока не вырастешь из него, и не понадобится новое. И оно прекрасно эти 3-4 года выдерживало, а потом бабушка отдавала мои старые вещи Марусиным сестричкам. И они еще тоже долго носили их. Мы не покупали каждый год новое пальто или сапоги не потому, что мы были какие-то «бедные» - просто какой смысл был в покупке этих вещей каждыи год? Одежда для меня носила функциональный характер - в случае с пальто была призвана защищать меня от холода. И с этой задачей мое советское пальто прекрасно справлялось. И внешний вид его меня тоже вполне устраивал.

- Мама шила сама нам одежду, вплоть до пальто. У нас дома иногда папа заводил свиней, овец, гусей, но всегда были куры, всегда были яйца, а кур не убивали, так как я знала всех кур «в лицо», и папа не хотел меня расстраивать. Делали это только в случае тяжелой болезни кого-то из членов семьи - когда нужен был свежий суп на курином бульоне. У нас дома всегда были или рыба, или мясо, всегда- молоко, творог, каши, то есть, наш обед . Иногда пекли рулет с маком, сладкие пироги. Всегда очень ждали мы Новый год, всегда в доме была елка и мандарины, конфеты, грецкие орехи на ней... Круглый год были на столе котлеты - большие, сочные, студень, колбасы, на Новый год - красная икра, буженина, соленья разные. Помидоры и огурцы солили со своего огорода, варенья делали на всю зиму. А соленья были такого вкуса, что сейчас ничего подобного ни у кого нет - видимо, сказывалось еще и то, из какого дерева были бочки. Хорошо помню рыбный магазин на улице Коммунаров, в котором были два больших аквариума. С очень красивыми рыбами.

Много времени и внимания у нас уделялось спорту. Не проходило ни одного выходного без турнира по какому-нибудь виду спорта: летом велогонки, легкая атлетика, волейбол, баскетбол, лапта, городки, теннис, на водной станции - плавание, прыжки с вышки, гребля на байдарках и каноэ. Я занималась легкой атлетикой и художественной гимнастикой, Шурек наш играл в шахматы. Футбол... Улица играла против улицы, школа- против школы, завод - против другого завода. Профессионального спорта у нас тогда не было, а футболисты не пользовались женским вниманием. Наоборот, была присказка такая: «Были у отца 3 сына, два умных, а третий – футболист». Зимой у нас в городе самым популярным спортом был конькобежный, но были и лыжники, и фигуристы, и хоккеисты. В хоккей играли преимущественно в русский - с мячом (сейчас его, кажется, называют норвежским), причем все на открытом воздухе, в любой мороз - и при тысячах зрителей!

Мы, дети, несмотря на то, что после войны прошла всего пара лет, имели санки, коньки, лыжи, велосипеды (ну правда, велосипед был один на всю улицу, но зато все учились на нем кататься). Любимое наше место отдыха - река, где тогда еще водилась всякая рыба и огромные раки. В выходные на берегу реки яблоку было негде упасть - как в 70-е-80е годы в Сочи. Все с утра шли на реку семьями с дневным запасом провианта. Играли на берегу в волейбол, в догонялки, катались по реке на катере, ходили в лес за ягодами, в засеку, где были чудесные пруды.. Часто в лесу встречались окопы - остались после войны, и нам, детям, становилось не по себе... Но быстро забывалось. А еще мы, дети, все умели плавать....

- Не все! Шурек до сих пор не умеет!

- Это он из-за своего упрямства. Я хотела было его научить. А он начал вопить на всю улицу «Отстань, маме скажу!» А так бы я обязательно его научила... Все слушали по радио детские передачи очень интересные, по выходным - трансляции футбольных матчей, по вечерам - или опера, или «Театр у микрофона». Старались не пропускать ничего. Телевидение в домах у нас появилось в 1954-55 годах. Было очень интересно, мы всех актеров уже знали- по голосам. Ходили в кино, Кто постарше, хорошо помнит трофейные фильмы. Мы одними из первых видели «Кубанских казаков», «Чука и Гека», «Далеко от Москвы». Первый зарубежный фильм на моей памяти - индийский «Бродяга» с Раджем Капуром.

О жизни при Сталине мне судить сложнее. Я пошла в школу в тот год, когда Сталин умер. Я себя помню где-то с полутора лет. Очень я боялась нищих, которых сразу после войны было много. Постепенно жизнь стала лучше, и они исчезли. А воровства и разбоев практически не было. Помню салют 1947 года, когда у нас за линией стояли пушки, помню, как летали в небе стратостаты и дирижабли. Все детство я смотрела на небо, авиация была для меня как для твоего Че - автомобили. А в 1997 году, в голландском Катвейке я поняла, что авиации у нас больше нет - когда там над головой каждые 5 минут взлетали самолеты НАТО, практиковались... И до меня только тогда дошло: а у нас-то ведь этого больше нет, а ведь только вчера еще было, да причем как! При Сталине все дети руководителей были связаны с авиацией, а не с шоу-тусовкой.

В марте 53-го года Сталин заболел. Мы с нетерпением ждали сводки о состоянии его здоровья, которые передавали по радио регулярно - и взрослые, и дети приникали к приемнику. И вдруг он умер! Я в тот год пошла в школу и помню, несколько лет после этого 21 января и 5 марта на пионерских галстуках и флагах были черные траурные полоски. Кстати, у нас в городе никогда не было ни одного памятника Сталину- вот тебе и культ. А памятник царю Петру Первому даже во время войны изо всех сил старались сохранить. Вот тебе и «диктатура»! А сейчас у памятников по частям крадут все, что могут - на металлолом. Вот тебе и «демократия»!

- Вы знаете, Надежда Ильинична, - сказал Ри Ран, который все это время со вниманием слушал маму, почтительно затушив сигарету. - Ваши слова меня очень затронули по живому. Многие советские книги и фильмы оставили нестираемые воспоминания в душе корейского народа. Даже сегодня наш корейский народ любит смотреть советские фильмы, сберегая в своем сердце те славные дни, когда социализм занимал большую часть земного шара. И все те личные чувства, которые Вы сохранили в адрес Советского Союза равнозначно драгоценны и разделяются не только мною, но и всеми прогрессивными силами человечества. Вы не обижайтесь, но мне все еще трудно осознать, как такая катастрофа могла произойти с таким великим народом, который победил нацизм и держал в страхе Соединенные Штаты на протяжении нескольких десятилетий. Ведь хорошо известно, что единственный язык, который понимают империалисты - это язык силы, и в конечном итоге им ничего не останется, кроме как покориться воле всего человечества. Сегодня капиталистический мир уже дрожит оттого, чтобы пережить свой фатальный кризис. Мир не принадлежит им, и решающая победа не будет за капиталистами и империалистами, я в этом уверен.

Эту свою речь он выдал на одном дыхании, и лицо у него при этом было честное, открытое, уверенное. Было видно, что он не притворяется, говорит все это не от страха и не от желания кому-то угодить или сделать карьеру. Что это именно то, что у него на сердце. То, что возможно, звучало бы несколько натянутым в устах позднего советского человека (и поэтому в СССР даже я, которая не раздумывая уже тогда бы подписалась бы под каждым словом Ри Рана обеими руками, в то время сама так говорить все-таки постеснялась бы - побоялась бы, что сочтут меня притворяющейся, не поверят мне собеседники без обычной тогда уже в наших повседневных разговорах легкой иронии, которая к концу 80-х помимо воли таких как я, вырвалась в русло мерзопакостного, дебильного ерничания и издевательств над всем и всеми, кто сохранил еще чистоту души и веру в идеалы), в устах Ри Рана звучало совершенно естественно – именно словно само дыхание. И как раз это не переставало меня в корейцах КНДР так радостно поражать. Я вспомнила Анечку Боброву и себяё когда нам было по 20: то, каким смешным казалось нам, двум упитанным избалованным советским девицам, не нуждавшимся в своих жизнях никогда и ни в чем существенном тоё что «с сегодняшнего дня каждый житель Пхеньяна будет есть по одному яйцу в день» - хотя мы не представляли себе тогда ни уровня развития этой страны до того, как она встала на путь социализма, ни того, как бедствовали здесь люди, ни масштабов разрушительной войны 1950-53 годов.... И мне стало стыдно, так стыдноё что просто захотелось умолять Ри Рана о прощении – хотя он этой некрасивой истории вовсе не знал.

На улице уже совсем сгустились сумерки.

- Ну, мне пора... - со вздохом сказал Ри Ран и начал собираться. - Хорошо с вами, товарищи женщины, но еще ждут меня дома дела.

Мама понесла на кухню пустые чашки - она весь вечер учила Ри Рана чаевничать так, как это умеют только в моем родном городе. «Водохлебы мы,» - любила говаривать моя тетя Женя, наливая себе двенадцатую чашку чая за вечер. А еще она называла нас, коренных горожан, казюками – потому что когда-то наши предки-оружейники были казенными рабочими...

Я нерешительно посмотрела на Ри Рана.

- А может быть, останешься? Места у нас тут теперь много, а на улице уже темно... Как ты будешь добираться?

- А чего же тут добираться? - удивился Ри Ран. - Перешел через мост, а потом по короткой дороге, парком. Фонарик у меня с собой есть.

- Поздно все-таки, мало ли чего...

- Женя, ты забыла где мы? Это же тебе не Амстердам. В парке сейчас народу еще полно. Гуляют, занимаются спортом. Хочешь, пойдем вместе, а потом я тебя обратно до дома провожу?

Пройтись с Ри Раном по вечернему парку! Естественно, эта идея пришлась мне по душе, но тут как на грех вмешалась мама. Мамы, они такие - для них ты уже чуть ли не на пятом десятке жизни все равно остаешься ребенком.

- Да ну, Женя, поздно же уже. Да и товарищ наверняка за день устал. Завтра увидитесь.

- Конечно, увидимся, Женя! Я и забыл, какой у тебя сегодня был напряженный день – чурбан я эдакий!- подхватил Ри Ран, - Завтра суббота. После школы я обещал Хян Чжин и Ген Ок покатать их на лодке по реке, а потом придем к вам всей своей семейной бригадой, будем вас учить делать рисовые хлебцы. У вас молоток есть или с собой приносить?

- Наверно, нету, - еще более смущенно сказала я, - Во всяком случае, такого, который нужен для хлебцев. Я на картине видела.

- Ладно, принесем. А потом еще и караоке устроим.

- О, это у нас по маминой части! Голоса у нее нет, но петь она обожает. А еще она когда-то на практике работала на баянной фабрике. Один раз сидит,  нажимает себе на клавиши и поет: «На твою ли на приятну красоту, на твое ли да на белое лицо...»...

- ... Поднимаю голову – а надо мной стоит высоченный такой африканец! И очень серьезно на меня смотрит -перебила меня мама, - Их привели к нам на фабрику на экскурсию!

- А еще с ними проходили практику два азербайджанца и армянин по имени Аристоник. Мамина подруга Катя пообедала вместе с Аристоником в фабричной столовке, а азербайджанцы говорят: «Мы с вашим Катем больше не разговариваем. Она сидела за одним столом с этим грязным армяшком Аристоником». Так мама с девчатами на них как напустились! «Ишь какие чистенькие нашлись! А ну-ка, берите свои слова обратно!»

- А один раз мой брат, Женин дядя был после института призван на военные сборы. Их в армию тогда не забирали, у них в институте военкафедра была, а после окончания института забирали на сборы и сразу давали офицерское звание. И вот стоит наш новоиспеченный офицер, ему надо команду дать взводу, а у него нужное слово вылетело из головы,и все тебе. Хоть плачь! Стоял он, стоял, смотрел на солдат – ну, надо же что-то говорить... Они уже перешептываются. Думал он, думал, да как гаркнет на них: «Па-а-а-шли! 2 »

- А как-то я до смерти перепугала маму: ждала ее после работы в заводских проходных, а пришла слишком рано и от скуки начала считать, сколько кнопочек в кабинках с пропусками - там такие кабинки были, и каждый рабочий когда входил на завод, нажимал кнопочку, выскакивал его пропуск, он показывал его на проходной и шел на рабочее место - так вот, я начала считать ряды этих кнопочек и умножать в уме, и к тому времени, когда мама наконец вышла, я так спокойненько ей говорю (довольная своими математическими способностями): « У вас на заводе работает около 10.000 человек». Вижу, она в лице переменилась: «Ты откуда знаешь? Кто тебе сказал? Это секретная информация!»

Ри Ран расхохотался. И воспоминания о советской жизни- милые, славные, домашние воспоминания о разных небольших запомнившихся нам случаях, из которых, собственно, и состояла наша тогдашняя жизнь – вдруг так и хлынули из нас непрерывным потоком. Мне вспоминались такие вещи, которые я, казалось, уже забыла напрочь. Все те вещи, о которых я предпочитала не вспоминать не потому, что воспоминания эти были тягостны, а напротив, потому, что после них тягостно было возвращаться в сегодняшнюю действительность. Из каких укромных уголков памяти, почему вдруг выбрались они снова на свет? Наверно, потому, что рядом с нами наконец-то был человек, который мог понять их и оценить. Которому не надо было растолковывать, что такое ветеран труда, переходящий вымпел передовика производства и рабочая династия.

К тому времени, когда Ри Ран наконец-таки собрался домой, на небе уже сияла яркая, огромная, почти оранжевая луна.

- Посмотри на небо, Женя, - сказал Ри Ран, взяв на прощание обе мои ладони в свои -и загадай желание. Только не говори мне, какое.

- Ну конечно, не скажу! Даже и не рассчитывай!

И я загадала... нет, не расскажу даже вам!

Прощаясь с мамой, Ри Ран галантно, по-восточному ей поклонился

- Ожидаю, что Вы будете здоровы и проведете в моей стране радостные дни.

А когда Ри Ран ушел, мама долго смотрела ему вслед, а потом с одобрительным удивлением сказала мне:

- Ты где его такого нашла?

****

... На следующий день мама настояла-таки на том, чтобы ее свозили на местный рынок.

- К нам же придут гости, и надо их чем-то угощать!

Есть у нее такая маленькая несоветская слабость. Для меня с самого детства хождение на базар было хуже любого наказания - я просто ненавидела туда ходить. Я всегда относилась к базару как к месту злачному. Я ничего не имела против базарных товаров - свежих, не от перекупщика овощей и фруктов чуть ли не со всех концов страны (недаром рынок назывался колхозным, люди везли туда на продажу лично ими выращенное), местных меда, сметаны, молока, творога и мяса, вязаных варежек, валенок и шапок. Просто мне неприятно было смотреть на кучку собравшихся там мещан, для которых эти воскресные визиты туда были чуть ли не смыслом жизни. Я не только не получаю никакого удовольствия от процесса именуемого «торговаться» - я терпеть его не могу. Если мне называют цену, или плачу ее сразу, или, если мне кажется, что это дорого, то просто ухожу к другому продавцу.

А еще это было место, где на радость этим самым мещанам реализовывалась продукция нашей теневой экономики – все эти маечки с аляповатыми, пошловатыми портретами поп-здезд, сумки с их фотографиями и просто сами фотографии (большое черно-белое фото Бобби, переснятое с цветной вкладки в подростковый немецкий журнал - увеличенное и отглянцеванное - стоило рубль. 5 буханок хлеба, грубо говоря.) Мама, конечно, покупала мне его, но ощущение от этой части базара у меня все равно было препротивное - что я имею дело с людьми, которые занимаются чем-то незаконным и наживаются фактически не пошевелив и пальцем. Какие уж тут трудовые доходы! Я брезговала ими так же, как и фарцовщиками.

Иногда мещане наши покупали фото какой-нибудь звезды, даже фактически и не зная толком, а кто это - только за одно то, что она «выглядит по-западному». Порнографии или эротики (хрен редьки не слаще!), правда, в открытую не водилось. Были на некоторых сумках слегка пикантные фото каких-нибудь польских красоток, и мы от души смеялись, видя как та или иная бабуля в панамке нагружает такую сумку рыночной картошкой с верхом, и как безобразно растягиваются от этого красоткины формы. В своих сумках с «Бони М» я не носила ничего - они лежали у меня на шкафу для коллекции. Иногда я доставала их, рассматривала фотографии и клала их обратно.

...Интересно, изменилось ли бы что-нибудь в истории нашей страны, если бы мы тогда не стали покупать у них всю эту в общем-то совсем не нужную для жизни ерунду - и не создали бы им таким образом «стартового капитала»?...

Торговля вообще была в СССР занятием почти презираемым. Для людей, которые больше ни на что не способны и которых мы лишь терпели как необходимое зло, со всеми их выкрутасами, вроде хамства, обвешивания и обсчитывания. Даже какого-нибудь завбазой считали важной персоной только все те же мещане, которых мы брезгливо называли «вещичниками», да профессиональные парторги и комсорги вроде Лидиного Власа, для которых партия была всего лишь только кормушкой. В продавщицы шли, как правило, неисправимые троечницы. У меня была только одна неплохо учившаяся одноклассница, которая пошла работать в ту сферу - и она почти сразу стала чуть ли не директором рынка.

Все понимали посредническую, вспомогательную функцию торговли по сравнению с ролью производителя – и советское государство совершенно справедливо просто никогда бы не позволило торгашам, как мы их называли, делать такие накрутки на цены, которыми они нас грабят сегодня. Именно поэтому они и решили его уничтожить.

Союз торгашей с партийными функционерами, которым не терпелось прибрать к своим рукам то, что им не принадлежало, и погубил нашу страну. Все мы видели, что этот союз складывается, и что это ни к чему хорошему в перспективе не приведет. Я иногда задавала себе вопрос, а что будет, когда количественные изменения в нашем обществе начнут перерастать в качественные. Но никто и представить себе не мог, что все это произойдет настолько в историческом масштабе быстро. Буквально на наших глазах - и без малейшей серьезной попытки кого-нибудь этому противостоять....

И поэтому мне вовсе не хотелось видеть корейский базар. Я боялась, что он напомнит мне все это. Для меня базар был и остается необходимым злом, которое надо держать под контролем. И с которым надо ухо держать востро.

Чжон Ок попросила нас там не фотографировать. Это было единственное место в Корее, где она нас об этом попросила. К слову говоря, когда я увидела-таки этот базар, я не сразу поняла, почему.

Пхеньянский рынок был полон товарами - и покупающими их людьми, и выглядел намного чище и опрятнее большинства базаров российских. Корейским предприятиям разрешается продавать там продукцию, произведенную сверх плана. Но много и китайских товаров, примерно того же ассортимента, что в России. Открывается этот рынок, кстати, ближе к вечеру - чтобы не отрывать людей от работы. И, по-моему, совершенно правильно! Это у нас людей уже стало не от чего отрывать.....

Потом уже я поняла, что попросили нас не фотографировать не потому, как выглядел базар, а потому, что буржуазные писаки приделают к этим форографиям, если они попадут им в руки, свои собственные, антикорейские комментарии, как они обычно это делают. Если они даже к фотографиям работающих в поле целые сказки сочиняют, то можно представить себе, каким кладом для их сочинительства окажутся фотографии места, связанного с товарно-денежными отношениями!

Я ходила по забитым товарами и покупателями рядам и мысленно считала овец. Не для того, чтобы заснуть, а для того, чтобы эту пытку выдержать и не сказать никому ничего резкого. Включая маму. Но она не обращала на мои душевные страдания внимания и купила себе что она там собиралась.

Зато вечер выдался на славу. Мы вдоволь настучались деревянным молотом по рисовому тесту, наелись маминых пирогов и Ри Ранового синсолло, вдоволь напелись и даже натанцевались. Танцевали, собственно говоря, не мы, а только Хян Чжин и Ген Ок. Они привели маму в совершенный восторг:

- Какие куколки!

На этот раз нам удалось-таки их уговорить, и все трое они заночевали у нас.

Ри Ран остался на кухне и долго не спал. Когда я проснулась посреди ночи и зашла туда , чтобы выпить водички, он все еще сидел там, склонившись над книгой. На носу у него были тонкие очки, делавшие его умное одухотоворенное лицо еще более привлекательным. Книга, наверно, была очень интересная: его тонкие брови то поднимались, то хмурились, а периодически на губах его появлялась улыбка. Он был невыразимо хорош . Я даже зажмурилась: неужели мне действительно выпадет такое счастье - провести вместе с этим человеком остаток моей жизни?

- Что это ты читаешь с таким интересом? - поинтересовалась я.

- Роман. Называется «Всегда облачное небо». Захватывающая вещь. Знаю, что утром надо вставать, а не могу оторваться. Жалко, что у меня он есть только на корейском. Но ничего... Вот подожди, Женя, выучишь корейский и тогда... Сама увидишь, насколько лучше ты станешь нас понимать. Просто удивишься.

- Этого-то я и хочу - научиться лучше понимать вас.

Я немного помялась, не зная, как начать разговор. И, конечно, начала его с того, что сморозила глупость.

- Ты еще не передумал, Ри Ран? Я имею в виду, насчет нас с тобой...

- С какой это стати я буду передумывать? – удивился он. И снял очки.

- Ну, например, с такой, что из меня домашняя хозяйка совершенно катастрофическая...

- Женя, ты разве никогда не слышала о таком предприятии... сейчас вспомню, как это по-русски называется, - Ри Ран на секунду задумался - Вспомнил! Фабрика-кухня!

- Слышала, конечно. Не только слышала - помню. Бабушка там творожники покупала, которые потом только чуть надо было разогреть. И печенку жареную. И пончики. И всякие там полуфабикаты – например, готовое тесто для пирогов.

- Вот именно. А ведь твоя бабушка, наверно, была хорошая хозяйка, а? И у нас тоже есть фабрики-кухни. Они, конечно, не заменяют хозяйку дома совсем, но это существенное подспорье. А вообще домашние дела можно делать по графику. У нас с дочками так и заведено. Так что не думай, пожалуйста, что мы все дружно сядем тебе на шею.

- Ну спасибо!

На любой мой вопрос, на любые мои сомнения у него, казалось, всегда был готов ответ. Ну, Ри Ран...

- Как ты себе это вообще представляешь - нашу жизнь? - спросила я, - Наше будущее.

- Хорошо себе представляю, - отозвался он, - Работать будем оба, заниматься любимым делом. Детей растить в революционном духе. Настоящими людьми. Помогать будем друг другу, друг с другом советоваться. Помогать тем, кто в этом нуждается. У нас будет много хороших друзей. В выходные будем ходить на реку кататься на лодке, зимой - на коньках. В музеи ходить будем, в кино, в оперу. Ездить по стране - когда выдастся возможность. Делиться друг с другом наболевшим. Будем друг другу соратниками. И будем очень счастливы. Может быть даже и еще дети будут у нас, кто знает.

Он еще раз посмотрел на меня и опять взял мою руку в обе свои.

- Знаю, Женя, что ты тоскуешь по СССР. Если бы мог, звезду достал бы для тебя с неба. И хотя я Советский Союз вернуть не могу, хочу, чтобы ты знала: твоя боль - это и моя забота, а твое удовольствие -это и мое счастье. И мы будем вместе закладывать фундамент в здание новых советских союзов - пусть даже они будут называться по-другому. Обещаю тебе. Э, да у тебя глаза совсем закрываются!....Ты очень устала, моя искорка. А я тебе подаю плохой пример своим ночным чтением. Давай-ка спать. Спокойной ночи, моя ласточка...

И он чуть прикоснулся к моему лбу губами и исчез за дверью. А я осталась стоять там в смущении.

Его слова звучали как сказка... нет, сказка - это не то, сказка- это что-то такое, что не может стать былью, а это было в миллион раз лучше! О таком я не могла мечтать даже в мечтательные свои подростковые годы. Вот только... правда ли он меня любит, или же это только соратничество?

Я привыкла к африканцам и к их темпам развития личных отношений, скажем так. Да что африканцы...Возьмите любого среднестатистического мужчину, которому женщина только что ответила согласием на его предложение вступит в брак. Как бы он себя с ней после этого повел? Вот то-то и оно...

А Ри Ран не делал никаких попыток к сближению.

*****

...Осень тем временем постепенно вступала в свои права. Днем еще по-прежнему было жарко и душно, но уже сушились на крышах сельских домов собранные с полей красный перец и кукуруза. А с их стен свисали огромные тыквы-горлянки, так напоминавшие мне о корейских сказках Гарина-Михайловского.

- Можно нам будет на прощание еще раз съездить в Кэсон? Хочу запомнить, какие они, корейские дома...- спросила я Ри Рана с замиранием сердца, когда до моего отъезда оставалось совсем уже немного времени.

- Думаю, без проблем, - заверил меня Ри Ран.

Света в Кэсоне в тот вечер опять не было. В кои-то веки я почти этому обрадовалась.

Весь день мы бродили по женьшеневым плантациям. К вечеру ноги у меня гудели. Я сидела на полу на циновке в своей комнате, когда после долгого экскурсионного дня Ри Ран позвал меня из нашего внутреннего дворика - на ужин.

- Женя, ужинать пора. Женьшень в меду на ужин будет.

- Что-то не хочется, - отозвалась я, не открывая двери, - Не обижайся, но я сегодня не голодная.

- Точно знаешь? Я все равно тебе чего-нибудь принесу, - отозвался он, - Нельзя так весь день натощак.

И принес мне после ужина горячий отваренный початок кукурузы, который ему дали местные колхозники.

Спасибо!- сказала я, впиваясь зубами початку в горячий бок.

- Хочешь, посидим на улице, посмотрим на звезды? - предложил Ри Ран. Ночь только начиналась - и она действительно была тихая и звездная. - Помнится, у вас люди тоже загадывают желания -но не при виде Луны, а когда с неба падают звезды. Сейчас как раз для этого самое время. Я тоже хочу загадать желание - может, по вашим приметам оно сбудется быстрее?

- А мы никому не мешаем, если мы так будем сидеть?

- А кому мы тут можем помешать?- резонно ответил Ри Ран.

Он вывел меня на улицу - точнее, не совсем на улицу. Мы все еще были на территории Этнографической гостиницы, но не во дворике, замыкающем в кольцо за тяжелой дверью наши номера, а на берегу ручья или небольшой речки, поросшем виноградными лозами. Под ними стояла небольшая лавочка. Мы сели на нее и начали считать падающие звезды - кто насчитает больше.

Вдали, в сплошной тьме, кто-то играл на аккордеоне, и слышался веселый смех.

- Да, вот так смотришь на Млечный путь - и действительно петь хочется, -негромко сказал Ри Ран, - Специально для тебя. Вашу, советскую.

«Снова замерло всё до рассвета -

Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.

Только слышно - на улице где-то

Одинокая бродит гармонь:

То пойдёт на поля, за ворота,

То обратно вернется опять,

Словно ищет в потёмках кого-то

И не может никак отыскать.

Веет с поля ночная прохлада,

С яблонь цвет облетает густой...

Ты признайся - кого тебе надо,

Ты скажи, гармонист молодой.

Может статься, она - недалёко,

Да не знает - её ли ты ждёшь...

Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,

Что ж ты девушкам спать не даёшь?»

Эта песня (когда-то в детстве мне ее пела мама вместо колыбельной) настолько гармонировала со всем, что нас окружало, что я про себя еще раз поразилась его удивительному внутреннему чутью на создание гармонии.

- Я тоже знаю одну вашу песню, только у меня ужасный голос, - сказала я.

- Во-первых, неправда, что ужасный, а во-вторых, не стесняйся, я хочу послушать- ободрил меня Ри Ран. И я спела ему «Ответ солдат», чем-то неуловимо напоминающий мне наше «Полюшко-поле»- любимую песню маминого «красного директора».... Со второго куплета Ри Ран начал мне негромко подпевать, и закончили мы эту песню уже дуэтом.

«В марше надвигающихся железных рядов.

Вождь обращается к солдатам и спрашивает:

"Товарищи ! Вы готовы к грядущим сражениям ?"

И солдаты отвечают, что они обязательно победят !

Он сказал, что очень рад этой встрече,

Солдаты ответили ему:

"Наш полководец - залог нашей победы,

Быть с ним всегда - наша судьба".

Так от души они сказали ему.

И даже грозный рёв орудий не смог заглушить

Слова великой клятвы победоносных войск,

Когда сказал он: "Родина верит вам !",

А солдаты ответили: "Наш полководец - это и есть наша Родина !"

- Здорово, я даже не знал, что ты знаешь наши песни!- удивился он.- Давай еще что-нибудь вместе споем.

Происходящее казалось мне фильмом. Еще никогда мне не встречался такой целомудренный, такой неиспорченный человек. Воспоминания об извращенных фантазиях Дермота остались в каком-то далеком дурном сне. Я ощущала как и сама рядом с ним я становлюсь чище, благороднее. И даже более женственной.

- Ну, вот и зацвело старое дерево 3 … - сказал Ри Ран, имея в виду себя. Нет, пожалуй, нас обоих!

Я даже не представляла себе, что это может быть так прекрасно – просто сидеть и смотреть вместе на звезды! Настолько испортило меня постсоветское время.

Чувства переполняли меня уже буквально через край. Оттого, что он открыл для меня вот эти простые, но такие волнующие вещи, которым не было, увы, в моей жизни места тогда, когда оно должно бы было быть... Я не выдержала и придвинулась к Ри Рану поближе.

- Женя, если ты это для меня... Я терпеливый, мне спешить некуда.

Мне стало стыдно до глубины души.

- Просто очень хотелось с тобой попрощаться. Бог знает, когда мы теперь увидимся... Понимаешь... как тебе это объяснить? Там, где я теперь живу...

Я совсем запуталась в словах и замолчала. Но Ри Ран понял меня.

- Женя, пусть они живут как хотят. Но ты, ты – советский человек. Пожалуйста, всегда помни об этом!

Ох, умеет же он нагонять на людей краску...

Тем временем звезды заволокло тучами, и внезапно с неба хлынул дождь - тропический, сплошной, непроницаемой стеной. Казалось, что в небесах прорвалась дыра. Моментально мы оба вымокли до нитки. И галопом вбежали в тяжелую дверь – в наш дворик. Влетели в его номер –самый к нам ближний,- но было поздно: дождь успел промочить нас до самых костей.

- Вот тебе халат сухой, Женя, накинь,- сказал Ри Ран, - Извини меня, я переоденусь, рубашка совсем намокла. Нитки сухой днем с огнем не сыщешь...

Он отвернулся от меня, чтобы переодеться, и через секунду рубашка его повисла на стуле. Я смотрела точно во сне, как Ри Ран стягивает через голову белеющий в темноте тельник - медленно, плавно. У меня закружилась голова: он был так близок, так дорог мне - и по-прежнему так недоступен. Как скала в море, поросшая редкими цветами – вроде бы недалеко от берега, но добраться к ней можно было только вплавь, через бушующие волны. Я поколебалась и отважилась наконец-то нырнуть: осторожно, почти его не касаясь, провела кончиком пальца по мокрой от дождя ложбинке его позвоночника. Ри Ран вздрогнул и резко повернулся ко мне лицом.

- Женя, не надо этого... Трудно так. У меня вот здесь словно вулкан бушует,- сказал Ри Ран, взяв мою руку и прижимая ее к своей груди в области сердца. Сказал как-то просто, по-домашнему, ни капельки не рисуясь.Даже дышал он по-прежнему ровно - только глаза его причудливо сверкали в темноте. Я почувствовала, как он немного отстранился от меня. И тут же снова приблизился.

- Но если ты думаешь, что я не жду этого дня так же сильно, как ты.... То пусть у тебя не будет сомнений... Норуль саранхэ 4 , - тихо добавил Ри Ран, заключая меня в крепкие объятья.

В ответ я прижалась к нему еще сильнее, и Ри Ран негромко охнул:

- Ох, Женя.... Будем жить вместе до тех пор, пока черные волосы не станут похожи на белые корешки лука 5 . ... Моя голубка...

От звука его глуховатого низкого голоса у меня замирало сердце. А еще он шептал незнакомые мне, но такие красивые корейские слова.

Мне казалось, что все это происходит впервые в моей жизни - и потому было даже немножко страшно. А когда он в первый раз поцеловал меня в губы, мне почудилось, будто Земля сходит со своей орбиты! Ах, Ри Ран!...

... А потом... потом мы, накинув плащ-палатки (да, они у него тоже нашлись!) до рассвета босиком бродили по лужам, держась за руки. И говорили, говорили - о наших странах, о наших семьях, о наших жизнях, о наших революциях... Никогда еще я не была так счастлива, как в ту ночь. Она была ни с чем не сравнимая – такая же, как и его страна!

- Хоть сто раз умирать, только вместе 6 !- сказал Ри Ран, бережно прижимая меня к себе, когда рассеялись тучи, и над Кэсоном взошло утреннее солнце.

****

Тем утром в автобусе я спала как убитая. А дорога была неблизкая – из Кэсона в горы Мехян! За это время вполне можно было выспаться.

Мне снились всевозможные – туристические и не очень – уголки Южной Африки и Зимбабве, на которые я почти до головокружения насмотрелась по настоянию Хильды, на выделенной ею мне видео дисках. Я «наматывала их на корочку», по методу Леднева из «Большой перемены». На всякий пожарный случай.

Я даже во сне теперь упражнялась на африкаанс. Наверное, так же к своей засылке в тыл врага готовился когда-то Николай Иванович Кузнецов. Вот только он был профессионал высокого класса, а я... что я? Любительская самодеятельность.

- Только ради бога, не показывайте мне больше ваши национальные парки!- умоляла я Хильду. - Ваши львы с гиенами мне уже поперек горла. Откуда у вас, у западных людей такой нездоровый интерес к животным? Неужели нельзя показать что-нибудь о людях, о коренных жителях страны? Об их культуре?

Но Хильда только бормотала что-то вроде:

- Тяжело в ученьи - легко в бою, - и подсовывала мне очередной диск.

Потом она краснела и признавалась:

- Ты права, Женя, среднего белого южноафриканца действительно гораздо больше интересуют львы и мартышки на сафари, чем его собственные сограждане - зулусы или коса....Увы... Но ведь ты и должна походить на среднюю южноафриканку!

- А не хотите, я Вам про музей апартеида в Йоханнесбурге еще раз расскажу? - елейным голоском говорила я, когда мне становилось уж совсем невмоготу. И это срабатывало безотказно: Хильда менялась в лице и отвечала, что пора нам сделать рекламную... извините, обеденную паузу....

Сегодня утром, когда мы сели в автобус, она спросила меня:

- Ну как, выучила вчера, чем славится провинция Лимпопо?

«Доктором Айболитом!»- чуть было не сказала я в сердцах - так мне хотелось спать после нашей с Ри Раном бессоной ночи . «Лимпопо... и Филимонов»- услужливо закрутилось у меня в голове.

- Вчера не было света, - не без удовольствия вспомнила я.- Я не могла читать.

- А фонарик взять с собой ты не догадалась? Эх ты, Пассионария!

- Ну уж, зачем трогать имена героев?- вспылила я,- Придумали бы лучше мне собственный псевдоним. Хотя бы Араукария какая-нибудь.

Зачем Араукария? А Совьетика разве не подходит?....

...Автобус едет, в раскрытое окно веет свежим ветерком...

.... Зимбабве делится на 8 провинций и два города с административным статусом провинции.... Булавайо... рэгби...Иан Смит... Джошуа Нкомо...мбира... мусеве 7 ...

Я клюю носом, и в голове у меня начинает звучать почему-то назойливая песенка Леона Шустера из фильма «Квагга наносит ответный удар» 8  - «Here comes UNTAG». О том, чтобы я ознакомилась с кинематографом, милым сердцу среднестатистического белого южноафриканца, Хильда тоже позаботилась. В этом фильме мне пришлось очень по душе, каким там изображен голландец: “Moeder! Ik wil niet een bok dragen in Afrika 9 !” Весьма близко к действительности. Сначала - настойчиво «застрелить козла – это моя мечта! Наслаждение!» - а потом, в панике – «мама, я не хочу таскать козла по Африке!» Сейчас они испытывают нечто похожее и ну очень похоже себя ведут в афганском Урузгане....

.... probeer Afrikaans leer...Ek kom van Suid Afrika 10 …ммммм...спать... спать... спать...

-Не спи, вставай, кудрявая..

В цехах, звеня,

Страна встает со славою

На встречу дня!- вдруг негромко пропел у меня кто-то над ухом.

Я открыла глаза и увидела склонившееся надо мной лицо Ри Рана. Нежность в его глазах говорила больше слов. И я еще раз поняла, почему в Корее так часто употребляют выражение «подступил ком к горлу». У меня он раньше никогда в жизни к горлу не подступал, а тут...

В то утро я смотрела на Ри Рана новыми глазами. Когда я проснулась в автобусе в горах Мехян, рядом со мной сидел мой муж.

Он был явно смущен своим новым положением – в хорошем смысле слова.

Когда мы выходили из автобуса, я шепнула ему:

- Только не чувствуй себя виноватым, Ри Ран! Ты такой... такой замечательный!

В ответ Ри Ран чуть слышно вздохнул:

- Женя, красавица моя! Как же мне с тобой хорошо...

Нам предстоял пикник в горах Мэхян. Чжон Ок заранее запаслась всем необходимым. Продукты для пикника она приобрела по дороге - в магазине, который почему-то (не иначе, как «для конспирации»!) назывался «Цветы». Корейская земля в этот все еще почти по-летнему теплый день была неповторимо красива - как бы стараясь показать мне себя во всей красе, чтобы я никогда ее не забывала...

Название «Мэхян» означает в переводе нечто вроде «причудливый и душистый». И действительно, воздух здесь оказался необыкновенно ароматным, а от пейзажа просто захватывало дух! Здесь только кино снимать!

У подьезда к этим горам утопает в зелени здание местной гостиницы, похожее на подмосковный мотель «Солнечный», построенный к московской Олимпиаде.

А у самого подножья гор находится Выставка дружбы между народами. Вот как описывает это великолепное произведение корейской архитектуры, построенное в 1978 году, туристский путеводитель: «Здание - не деревянное, но снаружи кажется будто оно точно сложено из древесины. В нем нет ни одного окна, но кажется, что есть и окна. Под углами стрех звенят колокольчики, колыхаясь на ветру»

Подарки руководителям страны расположены на этой выставке по залам в географической последовательности. Среди советских и российских подарков было и несколько сделанных в моем родном городе. Как отрадно было видеть их так далеко от дома!

В отдельном помещении стояли два железнодорожных вагона - подаренных Ким Ир Сену Сталиным и Мао Цзе Дуном. Глядя на них, я невольно еще раз вспомнила, как девчонкой видела поезд с товарищем Ким Ир Сеном, проезжавший мимо моего дома... Славные были времена! Неспешные, добрые, с такими же добрыми, отзывчивыми людьми, как сегодня в Корее. А сейчас... И ведь не оправдаешься даже словами легендарного Камо: «Не я, мама, плохой, царь плохой!»... Не снимает это ответственности за случившееся с каждого из нас.

В одном из залов были вывешены портреты Ким Ир Сена с различными лидерами стран мира, и при виде их знакомые имена сами собой стали всплывать у меня в памяти. Самора Машел, Жозе Эдуарду душ Сантуш, Ахмед Секу Туре, Дидье Рацирака, Менгисту Хайле Мариам... Мы всех их знали в лицо. Донал и Хильда смотрели на меня, вытращив глаза, когда я без запинки называла эти имена. А память подсказывала мне уже и дни национальных праздников в каждой из их странах, и то, какие прогрессивные реформы там тогда осуществлялись...

Кто это там все вопит сегодня о «красном терроре» полковника Менгисту? А как насчет вот этого: «В 1995 среди взрослых эфиопов грамотными были 35,5%, что явилось результатом общенациональной кампании по ликвидации неграмотности, которая началась в 1980, когда лишь ок. 10% взрослого населения умело читать и писать»  11  .

И как ни крути, это были плоды политики правительства Менгисту. В Венесуэле неграмотность была ликвидирована при Чавесе за считанные годы. А у нынешних «демократических» правителей Эфиопии, видимо, совсем другие приоритеты: Менгисту был отстранен от власти вот уже 16 лет назад, а «воз и ныне там».... Зато эфиопские войска «таскают каштаны из огня» для янки в соседней Сомали! В сегодняшней «свободной демократической Эфиопии» обязательное образование - всего лишь шестилетнее, а затраты из бюджета на него составляют 4,6% 12 . Правда, и то больше в %-ном отношении, чем в не менее свободной и демократической России, где на него выделяется всего 3,8% национального бюджета. 13  Для сравнения: на Кубе эти расходы составляют больше, чем в любой другой стране мира -18.7% бюджета. 14  . По Корее у меня бюджетных данных нет, но уровень грамотности в КНДР даже по оценкам ЦРУ - 99%, и вся страна, от мала до велика, продолжает учиться: здесь создана широкая сеть вечерних школ для взрослых, заочных курсов и пр. А обязательное образование в КНДР - 11-летнее...Накося, выкуси, бедная «демократическая» Эфиопия!

...- А можно посмотреть на подарки из Эфиопии? - спросила я.

- Можно, - Чжон Ок была немного удивлена. - Ты жила когда-нибудь в Эфиопии?

- Нет, не жила. Но в свое время учила язык - и надеялась, что смогу принести какую-то пользу эфиопской революции. Не успела...

Вот они, смотрят на нас с портретов - молодые, полные сил и решимости, жизнерадостные... «Да, были люди в наше время - не то, что нынешнее племя...»

Такие, за которыми не страшно пойти и в огонь, и в воду. Такие, в честь которых хочется называть детей. Разве они могли предвидеть, что их так подло предадут?...

Наверху здания выставки - огромный открытый балкон. Свежий ветерок продувает здание, тихо позванивают колокольчики под крышей. Смотришь отсюда на все четыре стороны, на яркую зелень гор и журчащие водопады, на солдата с автоматом Калашникова- похожего на того, встреченного нами у озера, по стволу автомата которого мирно ползла гусеница, на веселых пионеров, на женственных и мягких корейских девушек, застенчиво прикрывающих рукой рот, когда они смеются, на мужественных и скромных бронзовых от загара корейских парней, на старых бабушек и дедушек, которых они бережно поддерживают под руки, - и такая любовь к людям, такое желание изменить жизнь на нашей планете к лучшему охватывает тебя, что если бы тебе об этом рассказали до твоего приезда в Корею, ты бы высмеяла тебе такое предрекавших. Ой как неприятно должны себя чувствовать в такой стране все доморощенные «либералы» и «демократы», кичащиеся своим «здоровым цинизмом»! Скребет здесь у них на душе словно зуд от чесотки, а от чего и что такое, им непонятно...

После выставки мы отправились в горы на пикник. Для пикников здесь были оборудованы вдоль горной речки специальные площадочки, причем корейцы и иностранцы - все мы были здесь вместе, и никто нас друг от друга не отделял.

Вода в реке аппетитно журчала. На противоположном от нас берегу расселась группа уже встречавшихся нам раньше южных корейцев (которые так позорно похрапывали во время необыкновенного детского концерта в Мангэнде), и ветер доносил до нас вкусные запахи их шашлыков... Наш провиант был немного скромнее, но мы не жаловались: кимчхи, холодная курятина, рыба, рисовые шарики, завернутые в сьедобные водоросли, бисквитный пирог, лимонад и пиво...

- Мы уезжаем послезавтра, Дженни, - сказал вдруг мне Донал (он так и не научился за все это время выговаривать мое имя правильно), и я от неожиданности чуть не поперхнулась рисовым шариком. - Я сегодня получил сообщение, что наш товарищ, с которым тебе предстоит встретиться, выезжает в Пекин.

У меня сжалось сердце. Да, я знала, что момент этот скоро наступит, но эмоционально я была совершенно к этому не готова. В особенности после вчерашнего.... Если честно, мне совсем не хотелось сейчас никуда уезжать. Тем более неизвестно с кем.

Я растерянно посмотрела на Ри Рана. Он уставился в землю и не поднимал от нее глаз, машинально раскатывая пальцами в руке рисовый шарик. Чтобы никто не заметил, какую реакцию вызвало у него это сообщение.

- Завтра встретимся с тобой в 10 утра в нашей прежней гостинице, я проведу заключительный инструктаж.

- Хорошо, - только и сказала я.

Все оставшееся время мы молчали. Чжон Ок, не расслышавшая толком, в чем было дело, сначала еще смеялась и пробовала было разговорить Ри Рана, но он только печально посмотрел на нее и выдал на-гора очередную русскую поговорку:

- Когда я ем, я глух и нем....

После пикника можно было свободно - и даже без всяких гидов рядом, кто это там говорил, что «в Северной Корее никуда без гида нельзя»? - ходить по горам.

Но мне не хотелось никуда уходить без гида. Моего гида по этой стране и моего маяка - по жизни. И ему без меня, видно, тоже, потому что Ри Ран вразвалочку подошел ко мне и спросил:

- Пройдемся? Здесь есть очень красивый мостик над речкой.

Мостик действительно был хоть куда. Он висел высоко, полумесяцем над бушующим горным речным потоком. Но мне не хотелось стоять на нем. Я сошла на берег и присела на камень.

Ри Ран последовал за мной и тоже присел рядом. Мы молчали еще минут десять - собираясь с мыслями. А потом у меня неожиданно брызнули слезы из глаз. Я хотела их скрыть и изо всех сил от Ри Рана отворачивалась, но он взял меня за плечи и развернул к себе, и я не выдержала и уткнулась лицом ему в плечо.

- Не хочу уезжать от тебя!- шептала я, пачкая Ри Рану слезами его новую светло-голубую рубашку. Он глубоко вздохнул:

- Надо, Женя, надо!

- Я сама знаю, что надо, но так не хочется...

- А я буду с тобой всегда. Веришь? Закрой глаза- и увидишь меня, где бы ты ни была. Я буду не просто думать о тебе – я буду оберегать тебя на расстоянии. А еще пока тебя не будет, я обязательно получу разрешение на нашу свадьбу, и...

Я невольно засмеялась, вспомнив старую любимую нашу с мамой присказку:

- «Все будет хорошоё и мы поженимся»?

- Именно так. И только так.

Он излучал такую уверенность - не самоуверенность, а именно спокойную, твердую уверенность, - что я тоже постепенно успокоилась. Действительно, я же дала слово. «Не давши слова, крепись, а давши, держись!»- напомнил мне нашу поговорку Ри Ран. И – самое главное – это же нужно людям! Они ждут меня, они на меня надеются. И я не имею права раскисать!

Мы просидели с Ри Раном на берегу, болтая ногами в ледяной горной воде, до самого нашего возвращения в Пхеньян.

А когда мы с ним вернулись к автобусу, мы впервые держались в открытую за руки и впервые сели рядом друг с другом на сиденья, и я впервые осмелилась положить голову ему на плечо, когда почувствовала, что засыпаю.

Хиль Бо уже был в курсе дела, Чжон Ок тоже догадывалась, а вот Донал с Хильдой лишились на какое-то время дара речи.

- Женя, это у вас с ним серьезно? - шепнула мне Хильда с сиденья сзади, когда подумала, что Ри Ран спит. А он обернулся к ней и ответил вместо меня - на английском:

- А как же еще? По-другому у таких, как мы, не бывает!

Другую культуру узнаешь по-настоящему не когда можешь уже предсказать то или иное поведение людей, а когда начинаешь понимать, почему они поступают именно так, а не иначе. И по этому критерию я была ближе к пониманию корейской культуры через 6 месяцев, чем когда-либо была к пониманию культуры ирландской...

.Да, я провела в этом удивительном мире всего 6 месяцев. А мне казалось, что прошла уже целая жизнь.

Да, было грустно. Но это была светлая грусть – как стволы березок в русском лесу. Не хотелось уезжать - даже если бы в моей жизни и не было Ри Рана. Просто это были 6 месяцев, прожитых в другом измерении. Там, где люди живут настоящей жизнью, а не проходит она мимо, как у нас. Я с самого первого дня в Корее начала считать дни, остававшиеся до конца моего здесь пребывания - и не так, что «скорее бы оно закончилось!», а в плане «слава богу, у меня есть еще целый месяц!» И в эти последние дни я была почти в трауре.

Мы возвращались в Пхеньян, а солнце все светило, и дул в окна автобуса летний ветер, и так не хотелось, чтобы день этот кончался... Я вдыхала в себя запах корейской земли, стараясь навсегда его запомнить. И даже - о ужас!- увезла с собой ее горсточку...

Маленький совет посещающим КНДР: если что-то здесь делать не положено, не настаивайте, не спрашивайте, почему. Будьте тактичными. Не уподобляйтесь западным великовозрастным недорослям, которые начинают топать упитанной ножкой: «А почему нельзя? А мне хочется!» Некрасиво так себя вести в гостях. Не опускайтесь до такого поведения. Уважайте себя - и своих гостеприимных хозяев, которые хотят показать вам все самое лучшее; все чем по праву может гордится эта страна!

*****

...На следующее утро Донал ждал меня не по-ирландски точно в назначенное время в одном из красных уголков гостиницы. Когда я вошла в нее, я почувствовала себя как дома: все работники ее узнавали меня и радостно со мной здоровались. Она действительно фактически стала моим вторым домом за эти месяцы.

- Женя, повторю тебе все еще раз. Приедешь, начнешь работать в местной PR фирме - место для тебя уже есть. Там у нас свой человек. Жилье вам тоже уже присмотрели, но оформлять договор будете сами, когда окажетесь на месте. От нас вам будут приходить весточки раз в месяц - через нашего человека, ирландку, которая работает на круизном корабле. Кстати, ее зовут Сирше. Очень подходящее имя 15 ! Раз в месяц ее корабль заходит в порт Курако...

- Не Курако, а Кюрасао, - и я вспомнила Сонни. - А вдруг меня узнает кто-нибудь? Все таки у меня много было там знакомых, хоть и уже больше 15 лет назад.

- Твой бывший муж там?

- Нет, в Голландии.

- Его родители?

- Тоже.

- Ну, а от других избавимся как-нибудь. Скажешь в случае чего, похожа, наверно, мол, просто на вашу знакомую. Кроме того, в Лиссабоне тебе перекрасят волосы и сделают другую прическу...

- Что-о-о?

- А ты как думала? Это для твоей же безопасности! И паспорт Саскии получишь там же. С твоим фото уже в новом виде.

У меня за всю жизнь не было другой прически. И красилась я только в свой естественный, натуральный цвет. Скрывая проступающую уже кое-где седину...

- Да-да, и не спорь. В блондинку!

- Вы не знаете антильцев. Они проходу блондинке не будут давать!

- Ничего, для дела потерпишь.

Я чуть было не заскрежетала зубами. Но делать было нечего.

- Твои родные пусть передают весточки тебе через... - Донал на секунду замялся - твоего молодого человека. А ты будешь получать их от Сирше. Ей же будешь передавать сообщения обо всех новостях. О поведении американских солдат, о том, какие в народе по отношению к ним настроения. По возможности – о том, какие будут передислокации. Вообще любая военная информация – на вес золота. Слишком велика угроза Венесуэле.

И он начал перечислять мне, где и когда мы должны будем с Сирше видеться, в какой форме передавать сообщения, пароль и прочие детективные атрибуты.

- А на случай экстренной связи у нас....

Мне было трудно сосредоточиться, мысли были заняты моими родными и Ри Рином. Как-то они будут здесь без меня? Не затоскуют ли? Не захочет ли мама уехать с ребятами домой? Ри Ран клятвенно заверил меня, что он организует им всем такой культурный досуг, что маме уже больше в жизни никуда не захочется!

Разрешат ли ему вступить со мной в брак? И даже если разрешат, все-таки есть ли у нас будущее? Сможем ли мы, представители двух таких совершенно разных культур, быть счастливыми вместе? .Такими счастливыми, как мы хотели бы быть...

Я встряхнула головой, чтобы вернуться к действительности.

- Прости, Донал... Что ты там говорил насчет экстренной связи?

- Дженни, кончай витать в облаках! Слушай и запоминай. От этого зависит не только твоя жизнь, но и жизнь многих других людей!

Донал был прав, что рассердился, конечно. И я начала слушать его так, как было надо с самого начала....

****

Мы с мамой решили попрощаться дома. Точнее, в квартире, которая стала нашим новым домом.

- Дальние проводы - лишние слезы, - сказала она, - И потом, твоя малышня разбежится по перрону, как я их буду ловить?

- Странная ты, мам. Здесь столько людей - неужели ты думаешь, что их никто не поймает?

- Ну все равно.. И они будут переживать зря. Я скажу им, что мама уехала чтобы купить им машинки. А купит машинки и сразу вернется.

Это была хорошая идея, особенно в отношении Че. Даже его первым словом было «car» , а не мама. Глядя на то, как он устраивает на полу масштабные автогонки со своими игрушечными автомобильчиками, мама, заядлая любительница «Формулы-1», часто радовалась:

- Шумахер растет!

Вот чего не хватало ей здесь, так это «Формулы-1» по телевизору... Мне просто повезло что Шумахер уже ушел к тому времени из большого спорта. А то бы я скорее всего никуда не смогла поехать..

Рано утром, когда все трое ребята мои еще спали, я на цыпочках подошла к каждому из них и потихоньку поцеловала их в такие милые их личики. В этот момент я чувствовала себя очень виноватой, что уезжаю. Хотя и знала, что они очень любят бабушку, а она избалует их в мое отсуствие до безобразия....

Мы присели перед дальней дорогой, как у нас полагается.

- Мам, ничего, мне обещали, что у меня два раза в год будет отпуск, и что мы с вами обязательно в это время будем видеться. Не знаю, где и как, но тебе скажут. Хорошо? Жди меня, и я вернусь. До встречи через 6 месяцев. И пожелай мне, пожалуйста, ни пуха, ни пера....

- Ну, ни пуха тебе, Женька! Смотри, не лезь в перестрелки и пожалуйста, ничего не взрывай! – пошутила мама.

- К черту!- с чувством сказала я.

...На вокзале тоскливое чувство не покидало меня. Оно только усилилось, когда я увидела среди будущих пассажиров своих »соотечественников за рубежом» - россиян, погружавших в вагон какое-то жуткое количество ящиков с накупленным добром. Их жадные лица. Наших женщин издали узнаешь по накрашенным, как у клоунов, красным щекам, по надменным взглядам - и пегим, выстриженным клоками, разноцветным волосам. Видно, такая в России новая мода.

Глядя на них, я понимала ту белорусскую девочку из «чернобыльских детей», что наивно пряталась в Ирландии под стол, чтобы не возвращаться домой . Но она хотя бы ехала домой к родителям. А куда еду я?

Дело в том, что в отличие от белорусской девочки, я-то возвращалась не домой, а «в брюхо к зверю» («belly of the beast”)... Ведь моего дома больше нет. Почти 20 лет назад я уехала оттуда радостно и бездумно, как это свойственно юности, «посмотреть мир» - а теперь некуда возвращаться. И я так и осталась «в брюхе» большого, жадного империалистического зверя, у которого моя страна как и КНДР стоит костью поперек горла. Как ни старались «дружить с Западом» в отличие от нее наши правители.

А я устала от жизни в зверином брюхе! Сколько бы жира там ни было, брюхо оно брюхо и есть. И поездка в Корею стала для меня как поднятие на поверхность моря - чтобы вдохнуть свежего воздуха. Эта поездка встряхнула меня, очистила от капиталистической «шелухи», наросшей помимо моей воли в душе за эти годы, напомнила мне, что в жизни действительно важно, а что - ерунда. И придала мне веры в то, что если такие, как я, -и наши дети и внуки! -поднажмут на зверя с другой стороны, то и «кость» эта вылетит наружу из его вонючей клыкастой пасти...

.Мы с Ри Раном и Чжон Ок стояли на перроне. А вокруг нас дружно шагали группы задорно поющих детей, маршировали бодрые солдаты, звучала полная жизнерадостности музыка... И я поняла вдруг, почему так сильно - до топанья ногами, до бешенства!- боятся империалисты всех мастей эту маленькую и никому не угрожающую страну. Страну женственных женщин и мужественных мужчин. Потому что здесь как ни в одном другом месте в мире всей кожей ощущаешь, какую силу представляет из себя народ, когда народ этот един!

Когда мне уже надо было окончательно прощаться с моими корейскими друзьями, я не выдержала и несмотря на всю принятую в Корее сдержанность и этикет, бросилась Ри Рану на шею:

- Ри Ранчик, солнышко! Жди меня, я обязательно вернусь! Побереги тут моих, им трудно будет с непривычки на новом месте...

Оба мы, не стесняясь, вытирали слезы. Только у него они были по-мужски скупыми. В Корее для мужчины не считается зазорным не прятать своих эмоций.

- Женюша... -видимо, он так разволновался, что у него из головы вылетели в тот момент все русские слова, - Урунун пандуси сунрихалькосида. Хочжаго немсимхамен мотхенел ири опсумнида. 16 

- Ну, пора! - он вытер слезу и обнял меня еще раз.- Перед смертью не надышишься.

- А кто это из нас собирается умирать? - сказала я, сквозь слезы улыбаясь, - Вот как раз теперь-то - да ни за что на свете! Дудки! Спасибо тебе. За то, что ты напомнил мне, какой прекрасной может быть жизнь!

За его спиной утирала слезы Чжон Ок.

- Ваша страна - единственная в мире, где провожая меня, плачут. В других странах обычно этому только радуются!- сказала я ей, чтобы ее развеселить. И запрыгнула на подножку поезда.

Я пробежала через весь вагон, благо ехали мы в последнем, и успела поймать взглядом их стремительно уменьшающиеся фигурки. Оба они долго-долго махали руками мне вслед. Пока не превратились в далекие точки на горизонте. Я махала им, а новорусские дамы, успевшие увидеть, как мы с Ри Раном плакали друг у друга в объятьях, смотрели на меня с чувством глубокого осуждения. Только мне на это было еще глубже наплевать.

*****

...И вот я - снова в Китае... Корейская земля кончилась как-то сразу, неожиданно: после небольшой стоянки на границе, где с нами тепло попрощались корейские пограничники (я успела-таки выучить несколько слов на корейском языке, чем. произвела на них большое впечатление!), когда поезд наш выехал на мост, разделяющий КНДР и КНР. Уже посередине реки мы увидели прогулочные катера с праздной публикой. На другом берегу поезд поехал быстрее - здесь были более новые рельсы и шпалы. Но на окнах домах появились такие же, как в России, решетки – и я вздохнула: значит, точно, начался Китай...

Так оно и было. С перронов с рекламных плакатов на нас смотрели глуповатые рожицы наамериканенных тинейджеров со взбитыми по последнему писку здешней моды, как будто бы они неделю не причесывались, крашеными волосами, выражающие бурную радость по поводу приобретения какой-нибудь очередной новомодной фиговины. А поля, хотя и тоже были здесь аккуратными, время от времени перемежались с огромными кучами мусора, издававшими едкий «аромат». Новые дома, выстроенные для крестьян, напоминали по форме коровники, только со спутниковыми «тарелками» то там, то здесь на крышах. А где они не были похожи на коровники, там они напоминали солдатские казармы. И вагон наш сразу мощно огласили звуки электронных игр: это дорвавшиеся до них наконец китайцы включили свои мобильники...

Китай за окнами был похож на огромную, но достаточно уродливую стройку: то там, то здесь среди кукурузы и персиковых садов прокладывались широкие дороги, рылись котлованы, возводились небоскребы (в отличие от корейских новостроек, совершенно лишенные национального характера). Но делалось все это как-то без огонька. Видимо, люди почувствовали, что хотя Китай - это держава будущего, будущее это строится здесь не для всех....

Постоянно мелькали на стенах надписи на английском, уверяющие «спонсоров» в том, что они не ошиблись, остановив на Китае свой выбор. Печальная картина.Особенно удручающее впечатление на меня произвел официальный девиз здешних Олимпийских игр – «Один мир, одна мечта!» У меня не одна и та же мечта с Кондолизой Райс! Знаем мы, какая мечта у этого «однополярного мира»...

Мне очень не по себе становится всякий раз, когда в той или иной стране бедные люди, вынужденные добывать себе на пропитание любым способом, изо всех сил пытаются тебе что-то навязать. КНДР - единственная в мире известная мне страна, в которой тебе никто, даже официальная сторона, не стремилcя ничего продать. В Китае это начинается еще в поезде: сразу после пересечения границы «ходоки» по вагонам пытаются продать тебе корейские почтовые марки или банкноты (причем все ходоки эти - китайцы, хотя вагон полон корейцами из КНДР: те спокойно занимаются себе своими делами: читают книжки, едят, разговаривают стоя у окна, шутят...). Ну, а на выходе из вокзала в Пекине тебя чуть не растерзывают на кусочки водители-частники, предлагающие тебе такси. На улицах тебя чуть только не дергают за полы всяческие рикши, продавцы чая и «красных книжек» Мао. Заискивают перед иностранцами. И со всеми надо торговаться.

Донал с Хильдой радуются: они наконец-то вернулись в знакомую им «цивилизацию». А мне противно. Противно видеть, как люди вынуждены зарабатывать себе на хлеб таким образом.

И потому в Пекине мне просто не хотелось выходить на улицу. Не хотелось увидеть даже знаменитую Китайскую стену. При всем моем уважении к новой супердержаве, после КНДР Китай навел на меня сильную тоску, а так хотелось ехать на задание с хорошим настроением!

По этой причине я и поехала на следующий день в аэропорт за целых 12 часов до первой встречи с моим товарищем по миссии. Мавзолей Мао был закрыт, а смотреть на «Пекин- город контрастов» просто уже не было сил.

Пока я за 10 минут прошла по одному этажу аэропорта, мне 4 раза предложили меня помассировать - и 3 раза попытались затянуть в ресторан.

В аэропорту я насмотрелась вдоволь на «новых китайцев», летающих за рубеж. Китайцы моего возраста и старше были очень вежливы, предупредительны, причем ненавязчиво. Но китайская молодежь, а дети в особенности оказалась нахальным поколением «выбравших МакДоналдьс». Дети обоих полов терриризировали меня почти час, пытаясь продемонстрировать свои познания английского («my mother”.... (дальше китайское слово, - видимо, неприличное, потому что все они сразу начинали хохотать), «my father”... (другое китайское слово, видимо, из той же серии), причем по-английски молодые китайцы говорят, изо всех сил стараясь подражать американскому акценту. Просто ухо режет. Потом родители пристыдили их, и они пришли угощать меня кукурузой.

Мне бросилось в глаза, что в Китае, в отличие от КНДР, уже образовался ощутимый разрыв между молодым и старшими поколениями - разрыв, погубивший в свое время мою страну. Это видно было и по тому, как молодые люди ведут себя, и по тому, как одеваются, и по тому, кому они стараются подражать. «Процесс пошел», как любил говаривать Михаил Сергеевич...Остальное - только дело техники для империалистов.Дай бог, чтобы я была неправа. Просто я уже слишком часто видела такой процесс в других странах.

Только не ловите меня на слове- я вовсе не испытываю никаких антикитайских чувств. Нам надо дружить с этой страной. Китай – страна мощная, самостоятельная, гордая– словно огромный противовес на нашем планетарном маятнике, и ее нельзя не уважать уже хотя бы за одно только это. Но вот останется ли эта страна социалистической? Я видела элитные поселки за заборами и под охраной за городом – и городских бездомных.... И это усиливало мои сомнения.

Китай больше всего напомнил мне карикатуру Херлуфа Бидструпа об экономическом прогрессе в эксплуататорском обществе: где с течением веков трудящиеся люди постепенно становятся все более прилично одетыми, и потому довольны своей жизнью - но тем временем доход «хозяев жизни» растет не просто, а в астрономических пропорциях.

Есть ли смысл в экономическом прогрессе, если результаты его изначально предназначены «не для всех»?.....

В Китае у меня не было ощущения того, что твое дело - общее дело. Не было чувства, что народ здесь - хозяин. Не возникало желания тушить за собой в туалете свет, закрывать кран с водой и выключать кондиционер. Не было желания работать на субботнике - «на чужого дядю». Не возникало внутреннее чувство, не позволяющее тебе бросить мусор просто на улице. По большому счету казалось, что тебе нет здесь дела до людей, а им - до тебя (если от тебя нельзя получить деньги) и друг до друга.

И тем не менее по большому счету я все равно - на китайской стороне. Этот Запад уж помалкивал бы со своим избирательным фарсом «прав человека» в тряпочку. А всех протестующих в защиту «свободы Тибета» американских, британских и прочих натовских болванчиков я на месте китайских властей депортировала бы исключительно в «свободный» Ирак! Пусть-ка там попротестуют.

Но КНДР показала мне, что «другой мир» действительно возможен. Но для этого другим должен стать человек. Если отвлечься от национальных особенностей этой страны (которые, к сожалению, зачастую мешают людям из других стран правильно понимать происходящее там), то главное - в том, что там растят и воспитывают именно нового человека, которому не все равно. Не все равно, что происходит вокруг него, не все равно, как живут другие люди. Человека, для которого главное - именно это: как живут все люди в обществе, что нужно сделать для того, чтобы никому не было плохо. И ради этого он готов отказаться от наимоднейших аксессуаров и «прибамбасов», причем с его стороны- это вовсе не жертва. Они по-настоящему не интересуют его. И потому он в неизмеримое количество раз свободнее нас, всех тех, кто стал рабами вещей и денег. Свободнее – и счастливее.

****

...А товарищ не пришел. Донал объявил мне о перемене планов – мы должны будем встретиться с ним завтра в известном Доналу месте у Великой Китайской стены. Стоило ли так сюда торопиться?

.... Я заснула в пекинском отеле, и мне приснилось корейское утро: с гудками паровозов, с начинающимся почти на рассвете раздающимся с улицы хоровым пением детей и военных, со стуком каблуков людей, идущих на работу....Это было такое утро, когда хочется вставать. Как в советской песне, которую так здорово пел мне Ри Ран: «Не спи, вставай, кудрявая! В цехах, звеня, страна встает со славою на встречу дня!!» Именно так.

Я проснулась с неиспытанным мною уже долгие годы ощущением покоя на душе и внутреннего, тихого счастья. И еще что-то напоминало мне это радостное чувство, но что именно, я не сразу смогла понять. А поняв, удивилась: Неужели же я так крепко влюбилась? Только не просто в одного человека, а в целый народ, в целую страну! Такого со мной еще никогда не бывало...

Корея, любовь моя!

В тебя, как и в CCCР, действительно можно только верить.

Примечания

1  Об этом действительно была пространная статья в голландской газете «Algemeen Dagblad» в октябре 2008 года.

2  На случай если кто-то еще не понял: сказать надо было «шагом марш!»

3  корейская пословица

4  «Я тебя люблю» (кор.) 424 те

5  корейская пословица

6  корейская пословица

7  Зимбабвийские музыкальные стили

8  Южноафриканская комедия о войсках ООН в регионе

9  мама, я не хочу таскать козла по Африке! (голл.)

10  Я учу африкаанс... я из Южной Африки... (африкаанс)

11  http://www.109.com.ua/info/strani164.htm

12  http://www.nationmaster.com/country/et-ethiopia/edu-education

13  http://www.nationmaster.com/country/rs-russia/edu-education)

14  http://www.nationmaster.com/country/cu-cuba/edu-education

15  Saoirse – свобода (ирл.)

16  «Мы непременно победим. Если решиться на что-то, то нет ничего неосуществимого» (кор.)