Очень давно, во времена существования СССР, годовщина Великой октябрьской социалистической революции (ВОСР) являлась всенародным праздником. Каждый год в день 7 ноября советские люди с утра шли на демонстрацию, а вечером собирались за праздничным столом, чтобы выпить, закусить, отведать разнообразных, как тогда говорили, «дефицитов» (черная икра, осетрина, крабы, финская салями, армянский коньячок и т.п.) и, разумеется, пообщаться, посудачить о том, о сем – о жизни, о политике, о литературе, о том же «дефиците» наконец… Весь этот размеренный, исполненный спокойствия, «уверенности в завтрашнем дне» и, даже, местами «чувства глубокого удовлетворения» церемониал происходил на фоне включенного телевизора (цветного или черно-белого, в зависимости от уровня благосостояния гостеприимных хозяев и их «вклада в дело строительства развитого социализма»), на экране которого шли подобающие торжественному случаю передачи: здравицы в честь Революции, её Вождя и СССР, репортажи о праздничных шествиях и мероприятиях в разных городах и странах мира, фильм «Ленин в Октябре», «Голубой Огонек».

Из советского детства и отрочества от этих благостных застолий в моей памяти ярко запечатлелся один эпизод. Дело было в эпоху позднего брежневского «застоя». Веселье шло своим чередом, когда из телеящика послышалась обычная в то время фраза-лозунг, произнесенная то ли диктором, то ли каким-то высоким госчиновником: «Октябрьская революция – величайшее событие 20-го века». Никто не обратил бы на неё внимания, но один из сидевших за столом мужчин вдруг, ехидно прищурившись, негромко, но внятно и с самодовольным скепсисом произнес: «20-й век то ещё не закончился…». «Намек» был немедленно понят и в большой, просторной комнате на несколько мгновений установилась недоуменная тишина. Оценив произведенный эффект и вдоволь им насладившись, скептический товарищ продолжил: «Да, да, вы правильно меня поняли. 20-й век ещё далеко не завершился. Вот увидите, в самое ближайшее время эту страну ожидает тяжелейший кризис, который она, скорее всего, не переживет». Эта тирада вызвала бурю удивления и даже негодования. На «пророка» зашикали, с ним стали спорить. 

Нет, собравшаяся компания вовсе не состояла сплошь из «ура-патриотов» и правоверных партийцев. То была обычная, средней руки позднесоветская «научно-техническая интеллигенция», с характерным для неё «критическим» отношением к действительности. Буквально за минуту до этого одна дама на чем свет стоит кляла очереди, два солидных джентльмена возмущались «цензурой», гонениями на диссидентов и отсутствием «свободы слова». Толстый инженер, увидев на экране знаменитого поэта Роберта Рождественского, жаловался на то, что вот, мол, у поэта есть персональная дача, а у детского сада, в который ходит его дочка, дачи нет. Другие ему объясняли, что поэту «положено», что он заслужил дачу и иные блага, т.к. чертовски популярен и написал целую кучу гениальных стихов, в частности великую поэму «210 шагов» и ещё песню о том, как нехорошо «думать о секундах свысока». И вообще, негоже образованному, интеллигентному человеку выступать с отсталых позиций «уравниловки». Инженер кипятился и в полемической горячке обидно называл суперзвезду советской поэзии и ведущего телепередачи «Документальный экран» «бородавкой»…

Несмотря на всю «критичность» и «свободомыслие», сама мысль о вероятном конце СССР представлялась людям дикой. Она просто не укладывалась у них в головах. Советская власть казалась незыблемой, чуть не вечной, а слово «кризис» уже давно и прочно ассоциировалось исключительно с рубриками «Там, где правит капитал» и «Их нравы». Не говоря уже о том, что называть нашу Родину «этой страной» было тогда не принято…

До горбачевской Перестройки оставалось лет пять-шесть. Еще столько же - до той страшной поры, когда «тяжелейший кризис» обрушит гигантскую советскую экономику, а великая советская держава распадется на 15 «независимых» «этих стран», в которых установится сначала дикий, уголовно-бандисткий, а потом «развитый», «суверенно-демократический» капитализм. И над всем этим кошмаром будут, как ни в чем не бывало, председательствовать практически те же персоналии, которые «сердечно поздравляли» советских граждан с очередной годовщиной Великого Октября. А вся королевская рать многоталанных, писучих и говорливых «бородавок», неустанно восславлявших «дело Октября» (и никогда не забывавших получать за это «справедливое вознаграждение по труду»), клявшихся в преданности этому делу, проклянёт его последними словами и примется воспевать «либеральную демократию», «новый мировой порядок» и уже тот, другой, не красный, а черный октябрь, в который алкаш Ельцин и его клика расстреляют из танков Верховный Совет.

Спустя почти 100 лет после Великого Октября, нам, сегодняшним коммунистам, сидящим на обломках советского мира и наблюдающим погружение ещё совсем недавно торжествовавшего свою победу капитализма в пучину глобального кризиса, необходимо уяснить смысл и значение нашей революции - великой, прекрасной и трагической. Наше нынешнее ничтожество позволяет нам оценить истинное величие того события. Горький опыт последних десятилетий позора и разочарований дает нам возможность увидеть не только изумительную красоту и невиданный масштаб исторического прорыва, совершенного Октябрем, но и понять, хотя бы в самых общих приближениях, суть его противоречий, а также корни и причины тех явлений, которые его погубили.

Буквально только что на наших глазах был безжалостно растоптан один из самых последних осколков той эпохи, которую открыла Октябрьская революция. Зверская расправа евро-американского империализма над Ливией продемонстрировала всю пропасть политического беспредела и морального падения, в которую скатился мир, лишенный революционно-социалистической перспективы. Небольшая, благополучная страна, мирно шедшая своим, относительно независимым курсом, приглянулась заправилам нового мирового порядка и была методично, планомерно и хладнокровно уничтожена. Финансовые и природные ресурсы Ливии оказались в распоряжении политиков и банкиров «мирового сообщества», а развитая инфраструктура и своеобразная политическая система – разрушены и отброшены в средневековье. Лидер Джамахирии  был убит после того, как в течение нескольких часов подвергался нечеловеческим истязаниям. Вид окровавленного, запытанного, содомизированного пожилого полковника привел в садистский экстаз зловещую старуху клинтониху, и её ведьмин смех жутким эхом раскатился по планете: «Мы пришли, мы увидели, и он умер…»

Дежурная шавка на «Эхе Москвы» радостно протявкала: «Мировые СМИ обсуждают смерть ливийского диктатора Каддафи». У них, в «мировых СМИ», так принято – если «свой», «цивилизованный», то президент, премьер, председатель и т.п., ну а раз «чужой», «не наш», значит надо эдак выразительно и с осуждением припечатать его эпитетом «диктатор», пусть даже и после того, как «цивилизация» уничтожила его семью и растерзала в клочья его самого. А как же, скажут, ведь это же «правда» - покойник и в самом деле был диктатором. Что ж, не будем спорить. Вещи надо всегда называть своими именами. Истина превыше всего, а в «свободной журналистике» - тем более. Но тогда, господа демжуры, давайте следовать сему благородному принципу во всех случаях, без исключения. Не сталинисты же мы какие-нибудь замшелые? Давайте восклицать, черт возьми, друг дружкой не восхищаться и бранных слов не опасаться! Будем же честными до конца и научимся обходиться с политической жизнью по-свойски, не лицемеря, без ложной политкорректности и всяческих политесов. Будем резать правду-матку без разбора, невзирая на личности, на симпатии-антипатии. Какая, в конце концов, нам, таким объективным, непродажным и смелым работникам пера, клавиатуры и микрофона разница – наш или не наш «сукин сын»?

Предлагаю вам, дамы и господа, заценить следующий вариант непредвзятой и в тоже время эмоциональной подачи информации:

«Сегодня диктатор Медведев и узурпатор Путин проехали 10 километров на комбайне и сыграли 5 партий в бадминтон. Общий счёт: 3-2 в пользу узурпатора». Недурно, а?

Или такая, к примеру, новость:

«Кровавый деспот Саркози обсудил с вором и развратником Берлускони проблему внешней задолженности Италии, Испании и Греции».

Или вот хоть так:

«Вчера массовый убийца Обама поздравил военного преступника Нетаниягу с очередной годовщиной Большой этнической чистки коренного населения Палестины. Убийца заверил преступника в том, что он лично, Полицейское государство США и все его последующие диктаторы будут оказывать террористическому сионистскому образованию безвозмездную военную, политическую, дипломатическую и финансовую поддержку вплоть до последнего рулона туалетной бумаги в печатающем устройстве ФРС».

Что, хорошенькая новостная лента у нас получается? Не знаю как вам, а мне так очень-очень нравится. Задорно, эмоционально и, главное, объективно! Припал бы ухом к приемнику и слушал бы, и слушал…

Но довольно «о дряни». Вернемся к нашей революции. Несмотря на своё временное поражение, Великая Октябрьская Социалистическая Революция вошла в историю не только «величайшим событием 20-го века». Она была и остается важнейшим культурно-историческим явлением, высшим достижением политической, духовной, интеллектуальной жизни и деятельности не только русского и других, входивших в состав СССР народов, но и всего человечества. Очутившись в эпицентре сосредоточения острейших противоречий, скопившихся в мире за несколько веков бурного развития капитализма, Великий Октябрь сумел развязать гордиев узел и направить гигантскую разрушительную энергию в русло созидания новой, невиданной прежде жизни, основанной на иных экономических и морально-этических началах. Насколько успешным оказался путь к неизведанным вершинам?

Октябрьская революция дала огромный импульс антиколониальной борьбе порабощенных империализмом народов. Лозунг «Мир народам», начертанный на её знамени, означал, как это было и в предшествующих революциях, «не мир, но меч» - т.е. не немедленное окончание войны, а изменение её классового характера. Братоубийственная война трудящихся разных национальностей друг против друга, ведущаяся в интересах господствующих классов, превращалась в войну угнетенных против угнетателей, порабощенных против поработителей, с целью полного и окончательного уничтожения всякого угнетения и рабства. Результатом этой новой войны стало исчезновение в течение нескольких десятилетий классической колониальной системы, с её легитимным и опоэтизированным «бременем белого человека», открытым отрицанием гражданских, политических, экономических и культурных прав «нецивилизованных народов» и прямым, неопосредованным закабалением колоний метрополиями. Гибель Советского Союза в известной степени прервала процесс национального освобождения, нанеся ощутимый удар по антиимпериалистической борьбе. Тем не менее, большая часть человечества, включая такие в ещё не очень далеком прошлом «классические» колонии, как Китай, Индия, Южная Америка сегодня достаточно самостоятельны. Ставшие относительно недавно суверенными страны и регионы интенсивно развиваются и даже задают тон во многих сферах глобальной капиталистической экономики. Хотя империализм не только существует, но и наступает, проводя открытые и скрытые агрессии по всему миру, такие «грубые» технологии колониального господства, как долговременная («вечная») военная оккупация, экспроприация и лишение гражданских прав коренного населения, признаны «неэффективными» и безвозвратно (будем надеяться) отошли в темное прошлое. В тех случаях, когда эти репрессивные практики все ещё продолжают применяться (например, на оккупированных Израилем палестинских землях), они вызывают отторжение и осуждение у большей части мирового сообщества, включая даже правящие круги многих стран имперского центра.

Таким образом, международный аспект октябрьского «проекта» в общем и целом, даже после десятилетий тотальной всепобеждающей реакции, следует признать относительно успешным. Возвращение империализмом утраченных позиций и «достижений» (восстановление колониальной системы образца19-го-первой половины 20-го века) выглядит сегодня крайне маловероятным.

Гораздо сложнее обстоит дело с, как сейчас принято выражаться, «социальной повесткой дня» нашей великой революции. Речь идет о её коммунистической программе, выраженной в лозунгах «Вся власть Советам!», «Фабрики рабочим!» и «Земля крестьянам!». Сегодня на планете не сыскать места, где рабочие владели бы средствами производства, крестьяне – землей, а трудящийся люд осуществлял бы свою власть посредством прямой демократии в виде рабоче-крестьянских советов или иных подобных институтов. Заводы, фабрики и природные ресурсы повсюду принадлежат капиталу, использующему наемный труд и присваивающему прибавочный продукт, а вся власть находится в руках монополистической буржуазии и осуществляется назначенными и содержащимися крупными и крупнейшими собственниками профессиональными политиками, т.н. «политическим классом». Очевидно, что в вопросе наделения трудящихся властью и собственностью дело Октября потерпело, во всяком случае, на данном этапе, полное поражение. Почему так произошло?

Ответ, по-видимому, следует искать в исторических перипетиях, сопровождавших русскую революцию, в сложной и запутанной диалектике борьбы скрытых в ней противоположностей. Тема это чрезвычайно обширная, заслуживающая многих томов исследований и диссертаций. Понятно, что в нашей небольшой статье невозможно исчерпать и тысячной доли обширной проблематики, связанной с трагической судьбой идеалов и задач ВОСР. Тем не менее, сделать некие общие наброски, с помощью которых можно хотя бы подойти к решению данной темы, мы себе позволим.

Характер, перспективы и судьба всякой революции определяются её классовым содержанием. Чтобы понять суть революции - чьи интересы она выражает, против кого направлена, какие задачи она перед собой ставит, какую тактику использует и кому, конечном итоге, достаются её плоды - необходимо выяснить, что за общественная прослойка является её движущей силой, какое место занимает эта прослойка в общественном разделении труда. Также следует принять в расчет уровень развития производительных сил эпохи и соответствующее этому уровню классовое сознание. Так, в рабовладельческую эпоху главной революционной силой являлись рабы, однако из-за низкого уровня развития производительных сил классовое сознание рабов было неразвитым, они не имели и не могли иметь ясные представления о путях создания иного общественного устройства. Поэтому их восстания и бунты носили в основном стихийный характер и лишь опосредованно приводили к изменениям в общественной формации.

Картина существенно изменилась в феодальную и позднефеодальную эру. Бурное развитие торговли и промышленности на европейском континенте привело к появлению городской буржуазии, быстрому росту классового сознания которой способствовала её ведущая, революционизирующая роль в создании качественно новой производственной базы капиталистического общества. К 17-18 веку буржуазия ведущих европейских государств превратилась не только в крупнейшего владельца средств производства, но и в самый политически сознательный и организованный класс (оставаясь таковым и по сей день).

Параллельно с ростом политического и экономического могущества буржуазии креп и развивался класс наемных работников – городской пролетариат. Вот как описали этот процесс Маркс и Энгельс в «Манифесте»:

«В той же самой степени, в какой развивается буржуазия, т. е. капитал, развивается и пролетариат, класс современных рабочих, которые только тогда и могут существовать, когда находят работу, а находят ее лишь до тех пор, пока их труд увеличивает капитал. Эти рабочие, вынужденные продавать себя поштучно, представляют собой такой же товар, как и всякий другой предмет торговли, а потому в равной мере подвержены всем случайностям конкуренции, всем колебаниям рынка.»

Т.е. создалась качественно новая историческая ситуация: возник и стал стремительно развиваться класс, руками которого создавалось невиданное прежде по масштабам общественное богатство и который, при этом, не владел и малой толикой этого богатства и, поэтому, был «вынужден продавать себя поштучно». Столь вопиющее противоречие общественного бытия просто обязано было самым драматически образом повлиять на классовое сознание пролетариев. Господствовавший порядок, с одной стороны, нещадно эксплуатируя «новых рабов», с другой абсолютно ничего не давал им взамен, зачастую лишая их возможности даже «влачить своё рабское существование». У пролетариата оставался единственный выход – сломать этот порядок, «разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность», чтобы самому стать полновластным хозяином общественных производительных сил.

Почему же тогда в Западной Европе, вопреки ожиданиям основоположников марксизма, не восторжествовала пролетарская революция? Ответ, как всегда, даёт история. События складывались таким образом, что, начиная где-то с середины 19-го века, пролетариям ведущих европейских капиталистических держав стали доставаться от правящих классов не только пинки и зуботычины, но и определенные блага. Дело в том, что капитализм в Европе развивался в форме национальных государств. Конкурируя друг с дружкой, ведя войны за рынки сбыта и сферы влияния, буржуазия разных стран была вынуждена обращаться за помощью к собственному народу, искать его поддержку, действуя не только кнутом, но и пряником. Необходимо было сплотить людей, как имущих, так и бедняков, на борьбу с «внешним врагом», объединить их идеей принадлежности к чему-то общему, «возвышающемуся» над классовыми противоречиями. Так возник национализм.

Однако главным фактором «адаптации» западного пролетариата к системе явился империализм. Именно имперское строительство позволило европейскому рабочему стать хоть и далеко не полноправным, но всё же активным и заинтересованным соучастником в делах и делишках своей буржуазии. Империализм и национализм способствовали расцвету буржуазной демократии и создали надежную основу для казавшегося невообразимым «классового сотрудничества» эксплуататоров с эксплуатируемыми. Джеймс Петрас пишет в статье «Империализм и демократия» 1 :

«В 19-м веке евро-американская империя покрыла весь мир. Параллельно с расширением империи крепли и расширялись демократические институты: избирательное право распространилось на рабочий класс, появились конкурирующие между собой партии, возникло социальное законодательство, и пролетариат обзавелся собственным политическим представительством.»

Петрас подчеркивает, что, вопреки распространенному убеждению, империя вовсе не обязательно противоречит демократической республике. Напротив, на определенной стадии империализм стимулирует развитие демократических институтов: «империализм объединяет страны, сглаживает классовые различия и создает прослойку привилегированных рабочих, которые его активно поддерживают и голосуют за имперские партии».

Став деятельным и мотивированным участником имперского проекта своей буржуазии, западный рабочий класс обзавелся мелкобуржуазным сознанием и, в значительной мере, утратил свою революционность. Политические структуры, представлявшие интересы евро-американского пролетариата, на протяжении всей своей истории либо активно поддерживали имперскую экспансию правящих классов, либо никак ей не противодействовали. Это обстоятельство впоследствии самым драматическим образом отразилось на судьбе мирового коммунистического движения.

К началу 20-го столетия центр мировой антикапиталистической революции переместился в Россию. Развитие российского капитализма, в сравнении с западноевропейским и североамериканским, происходило крайне неравномерно и сопровождалось целым рядом острейших противоречий. Главное отличие русского капитализма заключалось в том, что его структуры и отношения не вызревали постепенно «снизу», в рамках феодального способа производства, а как бы «насаждались сверху», навязывались обществу в принудительном порядке, посредством инициируемых монархическим государством буржуазно-демократических реформ. Эти реформы сочетали безусловно прогрессивные меры с косностью и непоследовательностью, возникавшие капиталистические институты сосуществовали с многочисленными пережитками феодально-крепостнических отношений. В таких условиях социальные противоречия приобретали особенно острый, антагонистический характер. Опережая по темпам экономического развития многие ведущие западные державы, Россия к концу 19-го века вступила в стадию империализма. Особенности российского империализма обуславливались не только молодостью капитализма, но и гремучим соединением капиталистических  противоречий с помещичьим и национальным гнетом, с произволом и насилием самодержавия. В отличие от западного пролетариата, молодой и относительно малочисленный русский пролетариат, не говоря об огромных массах бедного и беднейшего крестьянства, не получал от имперской экспансии своих господствующих классов никакой выгоды. Российский империализм произрастал на почве отсталого, сырьевого, периферийного капитализма, поэтому он не был и не мог быть столь «эффективен», как империализм Запада или даже набиравшей силу Японии. Россия быстро становилась узловым пунктом империалистических противоречий, «слабым звеном в цепи империализма». Всё это создавало благоприятную почву для развития в российской империи революционной ситуации.

Мотором русской революции стал молодой и бурно развивавшийся рабочий класс. Неравномерность капиталистического развития в России и тяжелые кризисы перепроизводства, усугублявшиеся поражениями царского империализма сначала в русско-японской, а затем и в первой мировой войнах, способствовали радикализации русского пролетариата, вышколили и укрепили его классовое сознание. Крайне важным было и то, что революционность российского рабочего класса родилась не на голом месте: за ней стояла богатейшая традиция русского революционного движения, восходившая от крестьянских бунтов, через декабристов, Герцена, разночинцев и народников к первым российским марксистам. Наконец, наш пролетариат опирался на всю великую классическую русскую культуру 19-го века, с её всечеловечностью, открытостью всем ветрам, нутряной антибуржуазностью и вечными поисками «высшего смысла». Имея такой багаж за спиной, передовой русский рабочий конца 19-го- начала 20-го столетий воспринял идеи «свободы, равенства и братства» не в буржуазно-мещанском, собственническом изводе, т.е. не увидел в них один лишь призыв к «улучшению условий труда и потребления» и «увеличению доступа к благам цивилизации». Он понял и усвоил эти идеи в их универсальной, всемирной, мессианской ипостаси, разглядел в них обещание всеобщего и окончательного освобождения от всех пут, оков и несправедливостей, которыми полнилась веками скорбная людская жизнь. Он не готов был удовлетвориться комфортной, компромиссной полусвободой буржуазной республиканской демократии, т.н. «народовластия», которой соблазнился западный пролетариат, клюнувший на жирные подачки с имперского стола. Истинная свобода не может быть куплена ценой чужого рабства и горя. К тому же правящие круги российской империи в силу своей «отсталости» и косности просто не могли предложить своим подданным, даже принадлежавшим к «титульной нации», хотя бы слабое подобие взаимовыгодной сделки «классового согласия».

Таким образом, уникальные исторические, политические и культурные условия сформировали уникальный исторический класс – русский революционный пролетариат начала 20-го века. Этот класс воплотил в себе всё самое передовое, гуманистическое, возвышенное и благородное из того, что выработал род человеческий веками своей сложной, многоступенчатой эволюции. В нем слились воедино все «объективные предпосылки» грядущих потрясений. Этому классу, в союзе с беднейшим крестьянством, с которым он был накрепко связан родственными узами, удалось даже создать свою собственную, принципиально отличную от всех прежних, форму самоуправления – Советы.

Ему оставалось лишь дождаться созревания «субъективных условий» - всяких там «верхи не могут, низы не хотят» и, конечно, некоей организованной силы, которая хотела бы и могла возглавить и направить его прорыв в прекрасное далеко. Такой силой и оказались большевики. Они обладали боевой, сплоченной организацией и марксистской теорией, дополненной и переработанной Лениным, Троцким и другими вождями в новых условиях «высшей и последней стадии капитализма». Эта теория более-менее складно разъясняла угнетенным трудящимся, что именно те должны предпринять, дабы скинуть опостылевший и прогнивший порядок и приступить к строительству нового общества.

Преимущество большевиков-ленинцев состояло в том, что им как никакой другой общественной силе того времени удалось понять чаяния и устремления юного русского пролетариата и облечь их в четкую, последовательную политическую программу, придать им вид, как бы сейчас сказали, «политтехнологии». Большевики, прежде всего В.И.Ленин, вбросили в массы передовых рабочих идеи научного коммунизма и марксово учение о диктатуре пролетариата, которую предполагалось осуществлять через Советы. Впервые в истории трудящееся большинство должно было диктовать свою волю паразитическому меньшинству, а не наоборот. «Кто был ничем – тот станет всем!». В этом состоял главный смысл готовящегося броска в новую, свободную жизнь.

Мировая война, распад царской империи, слабость, неорганизованность, разрозненность - пресловутая «ублюдочность» российской буржуазии - создали благоприятные условия для быстрого и относительно бескровного перерастания февральской революции в Великий Октябрь, те самые «10 дней, которые потрясли мир».

Любое действие порождает противодействие, любая революция вызывает контрреволюцию. История развивается не линейно, «от плохого - к хорошему, от хорошего - к лучшему», а диалектически – в единстве и борьбе противоположностей. Прогрессивные изменения всегда и повсюду сопровождает реакция, вызванная, с одной стороны, нежеланием старых сил уходить с исторической сцены, а с другой стороны, расколом внутри самих «прогрессивных сил», под которыми подземные толчки апокалипсических потрясений разбивают в крошки казавшийся ещё совсем недавно прочным и незыблемым фундамент. Ни одной революции не удавалось сразу добиться полного успеха и немедленно решить все основные задачи, которые она перед собою ставила. Задача Октября была втройне сложной, ведь предстояло не только разрушить, «разбить в дребезги» старый порядок, старую государственную машину, но и создать принципиально новое мироустройство. Причем создать сознательно самим восставшим людям, не полагаясь на разгул стихийных исторических сил, которые сами собой выведут, в конце концов, на верный путь.

На Великий Октябрь страшные удары контрреволюции посыпались едва ли не с первого дня. Естественно, что основная тяжесть этих ударов падала на движущую силу революции – русский пролетариат. Гражданская война, с её разрухой и кровопролитием, физически истребила огромное число наиболее сознательных, преданных делу революции рабочих. На истощенный рабочий класс обрушилась ещё одна беда – потерпела поражение революция в Германии, похоронив последнюю надежду на помощь европейского пролетариата, которую так ждали большевики. Оказавшаяся в практически полной международной изоляции, с разрушенной войной экономикой, с полуголодным населением, молодая Советская Россия была вынуждена отказаться от перехода к коммунизму и взять курс на госкапитализм. Был введен НЭП, разочарование от которого вызвало волну самоубийств среди революционно настроенных пролетариев. Самым дальновидным из них становилось ясно, что в создавшейся обстановке с мечтой о новом обществе равных тружеников, в котором не будет ни товарно-денежных отношений, ни собственности, ни разделения труда, придется расстаться надолго, если не навсегда…

Тем не менее, поскольку старая госмашина, прежняя армия, полиция и иные структуры царской и буржуазной России были порушены в ходе революции и гражданской войны, а частная собственность помещиков и капиталистов была экспроприирована в пользу трудового народа, постольку возможность контрреволюции со стороны свергнутых эксплуататорских классов была устранена. Отныне противодействие диктатуре пролетариата могло возникнуть только изнутри послереволюционного, советского общества. Классовой базой новой, уже «советской» контрреволюции могла стать мелкая буржуазия, стремительно нарождавшаяся в ходе нэповского восстановления народного хозяйства и форсированного создания централизованной, огосударствленной индустриальной экономики. Так, по сути, и произошло. После смерти Ленина в партию большевиков пришло новое пополнение. Большинство в нём составляли люди, стремившиеся сделать карьеру при победившей власти, стать начальством, «элитой», «руководящей и направляющей силой». Хотя эти люди происходили из рабочих и крестьян, заняв чиновничьи и руководящие должности, они довольно быстро изменяли своему классу и отращивали себе соответствующее их новому бытию бюрократическое, мелкобуржуазное сознание. Вскоре им удалось образовать сплоченную группу и, выбрав себе в вожди Сталина, сперва потеснить ленинских единомышленников, а впоследствии и истребить их физически. Ослабленный морально и физически революционный пролетариат уже ничего не мог противопоставить этой нахрапистой, хорошо организованной не слишком стеснявшейся в средствах «красной аристократии», вместо пролетарской установившей собственную диктатуру. К середине 1930-х годов, с принятием сталинской конституции, фактически аннулировавшей власть Советов с диктатурой пролетариата и заменившей их «внеклассовым» буржуазным парламентаризмом (один человек – одни голос), хребет октябрьской революции был окончательно сломан.

Однако даже с искореженной хребтиной революция продолжала держаться и сражаться. Победившая контрреволюционная бюрократия не могла сразу реставрировать капитализм и завладеть средствами производства, которыми она управляла. Советскому обществу под руководством уже не ленинской, но все же частично сохранявшей дух ленинизма партии, удалось добиться выдающихся успехов, проведя в рекордные строки индустриализацию промышленности и сельского хозяйства и затем разгромив в самой страшной в человеческой истории войне передовые отряды мирового империализма – нацизм и фашизм.

При этом СССР уже давно не являлся рабочим государством. Советский рабочий класс был практически полностью отстранен от управления страной. Вплоть до самого краха СССР он пребывал в политическом небытии, влачил жалкое существование политического овоща. Его судьбой распоряжались привилегированные прослойки советского общества - партийно-государственная номенклатура и «творческая интеллигенция». Первая решала, что он должен делать, а вторая за него думала и говорила. При таком раскладе классовых сил советская страна была обречена. Остатки октябрьского революционного проекта безостановочно разъедались раковой опухолью главного структурного конфликта «реального социализма» - противоречия между огромной, почти неограниченной властью партбюрократии и государственной, «ничейной» собственностью. Эта самая собственность сладкой песней сирены безудержно влекла к себе освободившийся от последних оков коммунистической идеологии «новый класс» «квазисобственников». Ему оставалось лишь отвязаться от опостылевшей мачты «марксизма-ленинизма» и, очертя голову, броситься в объятия прекрасной соблазнительницы – т.е. присвоить себе созданное самоотверженным трудом нескольких поколений советских людей богатство.

Сегодняшним левым и коммунистам необходимо понимать истоки Октября, причины его триумфа и трагедии. Нам надо ясно отдавать себе отчет в том, что рожденный Октябрем СССР был не монолитной «тоталитарной Империей» - «Империей зла», «Четвертой Империей», «Красной империей» и т.п. Он был, прежде всего, полем непрекращающейся классовой битвы между революцией и контрреволюцией. Победа одной из двух всегда оставалась временной, открывая новые возможности для очередного подъема и развития своей «проигравшей» противоположности.

Непонимание классовой природы советского общества приводит к тому, что многие российские публицисты левого направления, пытаясь нащупать главный конфликт современности и, вроде бы, активно и с негодованием отвергая навязанную империализмом и его компрадорской идеологической обслугой лживую дилемму «демократия-тоталитаризм», все равно остаются в своих поисках истины внутри этой мифической, сфабрикованной нашими врагами дихотомии.

Вот что, к примеру, пишет в своем блоге в МК талантливая журналистка Елизавета Александрова-Зорина 2 :

«Советский «тоталитаризм» стремился к социальной «уравниловке», сдерживая животные инстинкты, вовлекая весь народ в управление государством и распределение благ. И в этом была его ошибка.»

Нет, Елизавета, ошибка советского «тоталитаризма» была не в том, что он «вовлекал весь народ в управление и распределение» и, якобы, стремился к «уравниловке». Если бы так оно было, то жить бы сегодня нашей с вами эсэсэрше и здравствовать. Управляла страной и распределяла блага в Советском Союзе, как известно, партийная и государственная бюрократия, пуще дьявола боявшаяся равенства (и поэтому для его дискредитации пустившая в оборот оскорбительно-пренебрежительное словцо «уравниловка»). Народ же с каждым годом все больше и больше отчуждался от рычагов власти и управления «общенародной собственностью». Распределение при советском социализме осуществлялось «по труду», т.е. по введенной теми же бюрократами шкале «вклада в общее дело». На этой «научно обоснованной» шкале, «неоценимому вкладу в дело строительства развитого социализма» «слуг народа», «выдающихся руководителей», «верных ленинцев» и прочих неутомимых сдерживателей «животных инстинктов» отсталого быдла, само собой, присваивался наивысший разряд. Оно и понятно: разве можно «сдерживать животные инстинкты» за «зарплату простого рабочего»?

Да и существовал ли когда-либо на свете такой режим, такое правительство, которое бы по доброй воле «вовлекало» широкие массы народа в свои дела, отдавало бы ему власть, ущемляло бы свой класс, свою прослойку в том, что касается распределения общественных благ? Власть, это все-таки не свальный грех и не банда малолетних преступников, в неё не «вовлекают». Её берут, отнимают силой. В октябре 17-го русский пролетариат в союзе с беднейшим крестьянством силой отобрал власть у ослабевшей буржуазии, у помещиков и попов, и установил свою диктатуру – диктатуру большинства над меньшинством. Но в силу известных исторических обстоятельств «атакующий класс» не сумел удержать власть и довести до конца дело пролетарской диктатуры.

Накануне очередной годовщины Великого Октября я заглянул в один из крупных книжных магазинов в центре Москвы. Уже выходя, решил осмотреть отдел общественно-политической литературы. Ассортимент предлагавшейся там идейно-духовной продукции поверг меня в глубокое уныние. Многочисленные полки и стеллажи отдела были плотно уставлены томами, томиками и томищами почти исключительно реакционного, черносотенно-фашистско-конспирологического содержания. Бесконечные кара-мурзы, калашниковы, кремлевы и т.п. гуру «державно-имперского» направления перемежались желтой «аналитикой» на все случаи жизни и яростной антисоветчиной в духе Соворова-Резуна и Марка Солонина. Обратил внимание на цены: они в среднем существенно ниже, чем, например, в отделе художественной литературы. Эта макулатура кем-то субсидируется? На неё меньше спрос, её хотят поскорее сбыть?

Ни одной работы Маркса или Ленина я, как ни старался, не обнаружил. За все марксистское наследие отдувались брошюрка Энгельса «Происхождение семьи» и несколько увесистых, солидно и со вкусом отделанных фолиантов свежепереизданного собрания сочинений И.В.Сталина.

Одна из книг даже на общем желто-кричащем, базарном фоне выделялась своим удивительным названием - «От декабристов до моджахедов». Что же это такое может быть? Взял в руки, полистал. Ну да, очередной (какой же по счету?) антиреволюционный пасквиль. Гадости о Герцене, о Чернышевском, о народовольцах (хотели «развалить Россию на части»), выдумки, передергивания и, конечно, заговоры, заговоры, заговоры…

Все куплено, подстроено, схвачено и на столетия вперед проплачено. Вся наша славная революционная история предстает сплошной куплей-продажей Родины оптом и в розницу всяким темным, таинственным и злобным «закулисам». Хотите, граждане, узнать, «на какие средства Ленин всей семьей(!) отдыхал на самых престижных европейских курортах»? Читайте, родные, на здоровье, мы вам обо всем расскажем, ничего не утаим. Только не устраивайте никогда больше плохих революций – ни-ни! Даже и не думайте, ведь все революции скверно заканчиваются, от них всегда выигрывают одни лишь враги России.

В аннотации автор, естественно, характеризуется как «патриот». Ничего себе «патриот», додумавшийся поставить благородных русских аристократов, передовых людей своего времени на одну доску с обученными и вооруженными ЦРУ темными религиозными фанатиками, убившими и покалечившими десятки тысяч советских солдат! О времена, о нравы…

Когда ставил сиё творение обратно на полку, из него неожиданно выпал упакованный в конверт CD-ROM. Так этот суперпатриотический шедевр ещё и экранизировали? Вот это да! Можно себе представить: вот на экране Чернышевский, получивший солидный грант от Сороса, ведет на Сенатскую площадь «марш несогласных». Николай Гаврилыч дает интервью Би-Би-Си, затем на митинге и в своем твиттере зовет Россию к топору. За кадром слышатся звуки «God Save the Queen»…

А вот и Ильич со всей своей многочисленной мишпухой оттягивается в Куршавеле. Тут же Троцкий, Бухарин, Свердлов – все пьяные и веселые. Развязно шутят, хохочут, жрут «Хенесси», лапают девок. Как же, ведь Ротшильд на пару с Кайзером отвалили бабла немеренно – на революцию! Пломбированный вагон в спешном порядке оборудуется спутниковой связью и беспроводным Интернетом. Звучит «Хава-Нагила»…

А если без шуток, то вся эта бульварная, лживая и реакционная писня разномастных «патриотов», якобы радеющих за Россию (а на самом деле преданно служащих её настоящим душителям и угнетателям – буржуям и чиновникам), уже смертельно надоела. Не проходит года, чтобы очередная посредственность не взгромоздилась бы верхом на ассенизационную цистерну, чтобы совершить на ней «сентиментальную прогулку» по пантеону русского революционного движения. С известной целью, так сказать, «самоутвердиться» путем охаивания великих мертвецов, а заодно получить в глазах обывательской толпы титул офигеннейшего «державника» и «охранителя Империи». Скучно, девушки… Скучно, мерзко, тоскливо и противно…

Великая октябрьская социалистическая революция была прервана. Нашим врагам удалось убить её дух, «приватизировать» её достижения, втоптать в грязь её ценности и идеалы, осмеять и опорочить её славное имя. Целая свора наглых, беспринципных и продажных борзописцев кормится от подлого бизнеса поругания памяти нашей революции, её вождей и идеологов. Но дело Октября не погибло. Оно продолжается сегодня, и оно будет продолжено следующими поколениями. «Человек – это вечный революционер, вечный созидатель на вечно разрушаемом…» - писал в 1919 году, на заре великой советской эры двадцатилетний Андрей Платонов. Пускай платоновским думающим и сомневающимся пролетариям не довелось увидеть победу своей диктатуры - их самоотверженный почин уже навсегда вписан золотыми буквами в историю человечества. И он непременно будет продолжен. Вот увидите…

Примечания

1  http://left.ru/2011/7/petrasimp209.phtml

2  http://www.mk.ru/blog/posts/718-demokratiya-i-totalitarizm.html