От редактора. Предлагая нашим читателям статью Игоря Андрева, автора для нас нового, этот редактор не может ограничиться формальной оговоркой, что "публикуемые статьи не обязательно отражают точку зрения редакции". Критикуя с традиционных социалистических позиций идеологию буржуазной демократии, выдающую себя за демократию вoобще, автор остается в плену фальшивки под названием "советская власть", т.е. фигового листа, которым прикрывал себя режим терррористической диктатуры бюрократической верхушки партийно-государственного аппарата СССР. Неудивительно, что критика современной демократической формы буржуазного государства без признания этого несомненного факта может вести только в идейный и политический тупик. Казалось бы автор указывает на несомненную истину, говоря, что "в капиталистическом обществе буржуазия не стремится привлекать население к управлению государством". Но стоит только поставить это заявление в исторический контекст, рассмотреть его конкретно, в сравнении с существующими и существовавшими социалистическими обществами (как этого требует метод исторического материализма), сравнение оказывается убийственным для последних. Буржуазия действительно "не стремится" отдавать управление своим государством в руки некоего аморфного населения, атомизированных "избирателей". У нее для этого есть свой политический аппарат, привилегированная прослойка политических управленцев. Странно было бы упрекать буржуазию в том, что она "не стремится" отдать власть. Но демократический режим ее диктатуры не лишает эксплуатируемых права на политическую борьбы. Не только не лишает, но и защищает необходимые для этого права : свободу слова и организации. А вот в социалистических государствах пока еще мы таких свобод не наблюдали. Не потому ли антисоветская и антикоммунистическая диктатура партийно-государственных князей так легко конвертировала себя в буржуазную. И это в стране, где было 18 миллионов членов "коммунистической партии" и огромный индустриальный рабочий класс - "хозяев страны"!

редактор Валентин Зорин

* * *

Несколько лет назад довелось мне читать интервью одного минюстовского начальника. Среди прочего, начальник с важностью рассуждал, что раньше была социалистическая законность, а теперь просто законность, без всяких эпитетов, и это знаменует появление в России правового государства. Конечно, просто законность – это буржуазная законность, и в СССР ненужные с точки зрения современного чинуши определения как раз отражали классовую сущность таких понятий. Пособники буржуазии, называющие СССР тоталитарным государством, сами проявляют куда больший тоталитаризм, отрицая возможность существования иной законности, кроме буржуазной, иной демократии, кроме буржуазной, и объявляя ценности общества индивидуализма и неравенства общечеловеческими.

Рассмотрим, к примеру, просто демократию. Либералы даже противопоставляют демократию и социализм – несопоставимые по масштабам понятия, которые соотносятся как часть и целое. На все лады уверяя, что демократия – это власть народа, буржуазные болтуны отвлекают от того факта, что демократию нельзя рассматривать вне классовых интересов, идеологии, исторических обстоятельств.

В капиталистическом обществе буржуазия не стремится привлекать население к управлению государством. Всё, что дозволяется, - это выбирать из выдвигаемых олигархией кандидатов. По существу, это выбор без выбора, разница между кандидатами – та же, что между синим чёртом и желтым чёртом. Политики – наёмные менеджеры - обслуживают интересы тех, кто им платит. К тому же, в современном обществе имеют вес не политики-одиночки, а политические партии. Содержание политических партий доступно только крупным кланам буржуазии. Перед ними несут ответственность функционеры этих партий, от них зависит их общественный статус и личное благополучие. По отношению к рядовому избирателю партии безответственны, так как избиратель не в состоянии контролировать их деятельность и не может заставить политиков выполнять их предвыборные обещания. Смешно утверждать, что при таком раскладе рядовые избиратели имеют хоть какую-нибудь власть в государстве, не имеют ни малой её частички. Они не являются даже винтиками политической системы и находятся в полной зависимости от игроков политического рынка. Современная буржуазная демократия не только не является властью всего народа – её нельзя назвать и властью для народа, так как интересы большинства населения приносятся в жертву каждый раз, когда они вступают в противоречие с интересами крупной буржуазии.

Возможно, два века назад роль простонародья была более значительной. Существует легенда, что первый американский президент потратил на свою избирательную кампанию всего несколько долларов. Деньги тогда не играли столь всеобъемлющей роли, как сейчас, и существенным фактором был авторитет у избирателей. Отсутствие развитых средств массовой информации обязывало кандидатов к частому непосредственному общению с населением. Кроме того, высвобожденная в эпоху перехода от феодального к капиталистическому строю энергия народных масс еще не поддавалась тотальному контролю буржуазии. Шло время, совершенствовалась техника манипуляции, демократия становилась все более управляемой и отчужденной от рядовых членов общества, и к настоящему времени она как форма народовластия полностью выродилась.

Демократия в буржуазном обществе выполняет несколько функций. Одна из них – декоративная. Буржуазия, представляя контролируемые ею демократические институты как идеально приспособленные для реализации воли населения, занимается саморекламой и ослабляет позиции своих идейных противников. В странах Запада с декоративной функцией демократии тесно связана её экспансионистская, империалистическая функция. Её сущность заключается в давлении или даже в прямой агрессии в отношении государств, чья политическая система в состоянии обеспечить их самостоятельное, независимое от Запада развитие.

Демократия сама по себе не является законченной и самодостаточной системой, а лишь частью общей политической структуры общества, средством согласования интересов, инструментом реализации целей тех, в чьих руках она находится. Кроме того, она складывается исторически; её невозможно навязать, исходя из идеалистических побуждений. Впрочем, за «мировыми стандартами демократии» стоит голый материальный интерес, а не мечты идеалистов. В зависимости от обстоятельств, демократия может использоваться как для укрепления, так и для ослабления государства. В связи с этим важно различать демократию метрополии и демократию колонии.

Предпосылка демократии - расколотое и разделенное на конкурирующие кланы общество, со слабой центральной властью. В условиях, когда отсутствует доминирующая политическая сила, способная стать авторитетной для всего общества и объединить людей, демократия может сыграть стабилизирующую роль, так как предоставляет борющимся за власть группировкам механизм разрешения споров без изматывающих междоусобных войн и перестрелок. В этом плане демократию можно сопоставить с феодальной раздробленностью, но при наличии инструментов смягчения конфликтов между суверенами. Любая драка в верхах ослабляет господствующие классы и грозит потерей контроля над эксплуатируемыми массами, поэтому элите важно разрешать столкновения между своими быстро и по четко определенным правилам. Этой цели служат демократические институты.

Стабилизирующая функция демократии подразумевает, что существует сила, гарантирующая неизменность целевых установок и вектора развития общества при любых результатах выборов. Невозможно устойчивое функционирование государства, в котором на выборах регулярно сталкиваются партии, представляющие антагонистические взаимоисключающие идеологии, - например, либералы и коммунисты. В этом случае каждая смена власти приводила бы к революционным потрясениям, сопровождающимся перманентной гражданской войной и чреватым гибелью государства. Если в реальной жизни борьба таких идейных противников всё же наблюдается, но проходит без потрясений, значит, одна из партий только имитирует оппозиционность, профанирует идеологию и обманывает своих сторонников. Например, лейбористская партия Великобритании именуется партией труда, хотя ей давно следовало бы заменить в своем названии Labour на Capital. Впрочем, вывеска лейбористов вряд ли способна сегодня кого-либо обмануть. Социал-демократические и социалистические партии Европы на протяжении всего XX века паразитировали на социалистических идеях, прикрывая ими комфортное существование своих функционеров в рамках буржуазного строя. Когда социализм стал бранным словом, они стали проповедовать социально ориентированную рыночную экономику - сказку о добрых волках-бизнесменах, нежно заботящихся об овцах.

Гарантом неизменности существующего строя в странах золотого миллиарда является гражданское общество – альянс крупных собственников, обладающих мощными экономическими, финансовыми и информационными рычагами воздействия на государство и население. Этот альянс в состоянии устранять неугодных политиков и не позволит никакому вновь избранному президенту покушаться на основы капиталистического жизнеустройства. Экономической основой гражданского общества является частная собственность, духовной – власть денег. Трудно обозначить круг гражданского общества и назвать поименно тех, кто в него входит. В любом случае это не большинство населения, а лишь незначительная его часть. Когда-то в другой стране его образной характеристикой стала фраза «двести семейств, которые правят Францией» (про Россию утверждают, что таких семейств только 50). Гражданское общество – это те, кто может сместить любого официального представителя власти, включая президента, если он своими действиями наносит или только угрожает нанести ущерб его интересам. По существу это представители теневой, скрытой от глаз обывателя власти, которая могущественнее власти официальной, - власти, подмявшей или сконструировавшей для реализации своих целей государственный аппарат, сделавшей его ещё одним инструментом своего господства.

На Западе гражданское общество формировалось исторически, в течение веков. В России захватившие в 1991 году власть либералы стали выращивать его искусственно. Парадоксально, что государство способствовало становлению своего антипода. Но это вполне объяснимо, если учесть, что оккупировавшие государственные посты антикоммунисты обладали глубоко антигосударственным мышлением. Их кредо было выражено фразой некого пожелавшего остаться неизвестным чиновника: ”Мы должны создать слой сверхбогатых людей, которые будут определять экономику, политику, идеологию”. Дальнейший ход событий подтвердил эти слова.

Гражданское общество располагает обширными средствами для вербовки своих сторонников среди населения и активно этим занимается. Как выразился один, ныне покойный, его представитель в России, крупный бизнес должен обрастать защитным «жировым слоем» мелких предпринимателей. Кредиты МВФ 90-х годов способствовали формированию низовой социальной опоры капитализма, «разворовывались», говоря языком тогдашней оппозиционной прессы, хотя на самом деле распределялись в соответствии с целевым назначением. Ныне государство тратит большие средства на поддержку малого и среднего бизнеса, игнорируя интересы других групп населения, невзирая на кризис и насущную потребность решения многих важных для страны задач: классовые интересы олигархии важнее общенародных; бизнес-инкубаторы работают, чтобы «жировой слой» не уменьшался. Представителям мелкого и среднего бизнеса льстят, что они тоже входят в гражданское общество, но это не так. Процессы, происходящие в этой среде, направляются и контролируются олигархией, что означает несамостоятельность «жирового слоя», выполняющего функцию внешней охранной оболочки гражданского общества. Лавочники являются не единственной его опорой, другими являются чиновничество и силовые структуры.

Чиновничество долгое время вызывало недоверие либеральных контрреволюционеров, хотя сразу после августа 1991 года на ключевых государственных постах утвердились их сторонники. Считалось, что государственные служащие среднего и низового звена сохранили социалистические «предрассудки» и могут тормозить реформы. Возможно, эти страхи имели под собой почву в 90-е годы, но за двадцать лет реформ кадровый состав чиновничества стал совсем другим, существенно изменился менталитет этой группы. Современный чиновник не помышляет о каком-либо протесте, он вполне адекватен господам по образу мыслей и целевым установкам. Теперь это делец, который на государственной должности преследует свои личные цели, и если и признает существование государственных интересов, то, как правило, отождествляет их с интересами своего клана. Разделять государство и население либералы начали ещё со времен перестройки. Они внушали обывателю мысль, что государственный аппарат является чуждой враждебной силой по отношению к рядовым членам общества. Часто соответствующие проповеди транслировались по каналам государственных радио и телевидения, звучали из уст высокопоставленных государственных деятелей. До сих пор помню шабаш, устроенный либералами и правозащитниками на государственном вроде бы «Радио России» в день начала движения российских воинских подразделений к Грозному 11 декабря 1994 года. Колонна ещё не успела дойти до Грозного, а те, накликая беду, истошно верещали: «Поражение! Поражение!». Патетически лил демагогию Явлинский, а в программе «Время» со злорадством показывали сюжеты пленения русских солдат чеченцами. А чего стоят глупые метафоры президента Медведева вроде «государство не должно само рвать плоды с древа экономики, другие это сделают лучше его», или регулярно повторяемые чиновниками, в том числе и министерского ранга, заявления, что государство во всем неэффективно и население не вправе на него рассчитывать. Раз вы неэффективны, господа, уйдите – освободите место тем, кто будет эффективен и кто будет думать обо всех гражданах страны, а не только о членах своего клана. Создается впечатление, что, начиная с ельцинских времен и до наших дней, назначение на государственные должности производится с одной целью – не допустить появления на этих должностях людей, стоящих на уровне понимания государственных задач и не разделяющих людей на своих и чужих, на элиту и плебс. Пусть на государственной должности будет непрофессионал, циничный карьерист, нравственно разложившийся тип, которого можно подкупить или скомпрометировать, но это будет свой, классово близкий элемент, не представляющий угрозы существующему режиму. Это неудивительно, ведь гражданское общество боится появления других людей, боится, и не без оснований, что сильное государство сумеет уничтожить его теневые структуры. Средства массовой информации на протяжении многих лет создают негативный образ государственного служащего. Двадцать лет они разглагольствуют о коррупции, но даже в 90-е годы, не говоря о перестроечных, эта язва не была столь велика, как она изображалась в тенденциозных статьях и передачах. Сейчас, конечно, другое дело: уж если достаточным основанием назначения некоторых дам на пост министра является министерская должность их мужей, и этот довод, не стесняясь, приводят во всеуслышание, то чего остаётся ждать от их подчинённых. Коррупция год от года прогрессирует, и в этом отчасти есть «заслуга» и средств массовой информации. Недаром существует поговорка: «Назови человека сто раз свиньёй, и он захрюкает», а СМИ с подачи направляющего их гражданского общества растиражировали байку об имманентном взяточничестве чиновников в миллионах экземпляров.

В наш лексикон за годы реформ прочно вошло слово «чиновник». На протяжении многих лет это слово вбивалось в сознание людей средствами массовой информации в рамках все той же стратегии дискредитации органов государственной власти и государственных служащих. Дело в том, что до либеральных реформ слово «чиновник» звучало нечасто и имело отрицательную эмоциональную окраску, означая, как правило, чёрствого бездушного человека, служебное положение которого позволяло иметь определённую власть над людьми. В советское время это слово употреблялось только в связи с учреждениями царской эпохи. Вводя его в оборот, либералы преследовали цель создать раскол между государственными служащими и основной массой трудящихся, не допустить их совместных действий в борьбе с разрушителями государства. К сожалению, своей цели они добились. Глубокий раскол, какого не было при социализме, - реальность. Современный обыватель почти убежден во враждебности и ненужности государства, хотя и не забывает регулярно предъявлять ему свои потребительские претензии. Для понимания того, что государство до августа 1991 года и после него – диаметрально противоположные вещи, требуется, чтобы в голове обывателя совершилась революция …

Ещё одной опорой гражданского общества являются бывшие правоохранительные органы, ныне – силовые структуры, которые правильнее было бы назвать репрессивными. Президент Медведев, аргументируя переименование милиции в полицию, сказал: «Еще со времен Октябрьской революции органы правопорядка в нашей стране стали именоваться милицией, тем самым подчеркивался их народный, как принято говорить, рабоче-крестьянский характер. Это, по сути, дружинники в погонах. Но нам нужны профессиональные люди, нам нужны сотрудники, которые работают эффективно, честно, слаженно …» Если бы чины российского МВД сохранили хоть малую долю чести и совести, они бы поняли, что избалованный профессорский сынок походя оскорбил несколько поколений их коллег, надежно защищавших всех граждан страны от преступников. Вместе с тем, президентская фраза содержит противопоставление понятий «народный» и «профессиональный» и неявное утверждение, что представители рабочих и крестьян не могут работать честно и эффективно. Непонятно, откуда возьмутся профессионалы, если не из народа, - может быть, Медведев и его окружение полагают, что их выведут в каких-то особых инкубаторах или пришлют готовыми с любимого ими Запада. В любом случае речь идет о формировании профессиональной касты: народная милиция гражданскому обществу не нужна – ему нужна элитная антинародная полиция, чтобы подавлять возмущение «лодырей» и пролетариев. Формированию контингента новой полиции способствует то, что за два десятилетия из сознания населения вытравлены все элементы высокой мотивации к труду и раздут до безобразных размеров один-единственный стимул – деньги. Естественно, бизнесменам проще строить отношения с наёмными работниками на чисто денежной, «экономической», основе: система становится более примитивной, предсказуемой и манипулируемой. В космос с такой системой не полетишь, но найти исполнителя на роль карателя, штрейкбрехера или доносчика можно. От полицейского не приходится ждать большого ума и высокой культуры, равно как совести и сострадания к тем, по чьим головам он бьёт дубинкой. Но вот то, что зарплата полицейского будет в пять раз выше зарплаты милиционера, все российские держиморды быстро усвоили.

Сильно изменился за годы демократии менталитет представителей силовых структур. Когда-то я беседовал с бывшим командиром ОМОН одного из областных центров и услышал от него следующую историю. В 1989 году в одном селе уголовник-рецидивист, начитавшись перестроечной прессы, захватил в заложники женщину с ребёнком, заперся в доме и требовал большую сумму денег. Был вызван снайпер, чтобы в момент переговоров и мнимого согласия на передачу денег застрелить преступника. Однако операцию пришлось отменить, так как снайпер не смог выстрелить в человека. Советское воспитание не позволило ему преодолеть психологический барьер и стать убийцей даже худшего члена общества. Нынешним суперменам силовых структур эти колебания покажутся смешными. Ощущение власти над невооруженными людьми, возможность унизить человека, поиздеваться над немощным и слабым составляют, в дополнение к окладу, ещё одну приятную сторону их профессии.

Где-то в 1994 году в статьях газеты «Правда» неоднократно встречался термин «демофашизм». Употребляли его недолго; видимо, постоянная угроза закрытия оппозиционной газеты вынудила журналистов отказаться от столь резкого выражения. Вместе с тем этот термин и тогда верно отражал дух реформ и является вполне подходящим для характеристики современного российского общества. Если в 90-е годы остатки советского сознания сдерживали фашизацию, и вздорными были заявления либералов, пытавшихся поставить знак равенства между недавними советскими людьми и нацистами, то со временем реформы подготовили реальную базу фашизма. В последние 10 лет её присутствие ощутимо, и возможность уничтожения части населения под расистскими лозунгами уже не выглядит столь невероятной, как раньше. В современной России множество людей, порвавших с культурными традициями ушедших поколений и принявших человеконенавистническую мораль реформаторов. Агрессивный индивидуализм, замена товарищества корпоративизмом, стаи и команды вместо коллектива, культ силы, убежденность в том, что кто силен, тот и прав, - всё это сформировало идейную основу, на которой совершилась смычка между верхами и низами, акулами и клопами бизнеса. Пропаганда, которая на протяжении двадцати лет создает ореол исключительности вокруг бизнесменов, в немалой степени способствует фашизму. Бизнесмены не в состоянии воспринимать других людей равными себе. Кроме того, их всегда будет объединять страх лишиться источников эксплуатации и паразитирования. Современное чиновничество, для которого характерна кастовость, по своему менталитету мало отличается от бизнесменов. Банда, действовавшая в станице Кущевской, была ликвидирована только тогда, когда совершила убийство семьи предпринимателя. 10 лет издевательств над простыми людьми не вызывало противодействия властей. Чванство и высокомерие, пренебрежение и презрение к рядовым согражданам в определённой ситуации могут перейти в дикие формы подавления и произвола, сравнимые с действиями оккупантов в годы Великой Отечественной войны.

Не только полиция противостоит трудящимся. К полутора миллионам полицейских следует прибавить два миллиона наёмников частных охранных агентств и военизированных подразделений. Их численность давно превысила количество военнослужащих и, в отличие от постоянно подвергающейся травле и сокращениям армии, имеет тенденцию к росту. Внутренний враг, пролетарии, для гражданского общества страшнее врага внешнего, в котором российские бизнесмены наоборот видят своих союзников и опору. Кроме того, режим в состоянии вывести на улицы сотни тысяч погромщиков – сынков бизнесменов, чиновников, офисных работников, уголовную и паразитическую шваль.

Этот фашизм прекрасно уживается с фарисейскими разглагольствованиями о демократии и «социальном» государстве, ведь «социальное» оно только для своих, а демократия уже давно приобрела странный эпитет «управляемая» и сочетается с употреблением такого недемократического термина, как «элита». Этот второсортный фашизм направлен на подавление и геноцид «неудачников» и «быдла», всех тех, кто не может или не хочет строить своё благополучие на эксплуатации чужого труда, и сопровождается лакейскими расшаркиваниями перед «цивилизованным сообществом».

Характерной чертой российской демократии является вторичность, зависимость от Запада. Оттуда реформаторами копируются организационные формы, технологии, правовые нормы, лозунги, названия, манеры поведения; насаждаются чужие образ жизни и мировоззрение. «Стратеги» вроде Юргенса рассчитывают, что к середине 20-х годов XXI века восприятие демократии россиянами будет соответствовать европейскому. Принято, что аргумент «как в цивилизованных странах» исключает рассмотрение альтернатив и применение критического анализа: всё западное непременно должно быть перенесено в Россию, и это, безусловно, правильно. Сегодня требуется мужество, чтобы публично хотя бы осуждать такой подход; чтобы противостоять ему, нужна достаточно мощная структура. В массовом сознании бездумный западный эпигон представляется интеллектуалом, а человек, настаивающий на самостоятельном развитии, без оглядки на чужие страны, - дураком. Такой вот «синдром Чацкого» в стране, ещё недавно бывшей маяком передовой части человечества. За право жить не «как в цивилизованных странах» предстоит долгая и трудная борьба.

Устойчивость российской демократии зависит от положения в странах Запада. Если бы произошло чудо, и на Западе победила социалистическая революция, дни буржуазного режима в России были бы сочтены: он лишился бы самого мощного своего ресурса.

Либеральная демократия не имеет в России исторических корней. Либералам особенно ненавистна советская эпоха, но им также чужда вся полуторатысячелетняя история нашей страны. У современной России нет истории, а есть набор мифов, которыми оперирует обслуживающая режим интеллигенция для решения конъюнктурных задач своих хозяев. Ускоренными темпами идет насаждение в России западной модели цивилизации. В ходе четвертьвековой реализации заявленного ещё в пору перестройки преступного «проекта» по смене ментальности населения режим чудовищно развратил людей, низвел до малозаметной величины их творческий потенциал. Хороша же цивилизация, для вхождения в которую надо нравственно и интеллектуально деградировать …

Существующая в России «суверенная» демократия – это колониальная демократия, удел слабых государств, попавших под пяту Запада.

Полезно рассмотреть вопрос, как функционирует колониальная демократия, почему она выгодна США и их евросоюзникам.

Но об этом в следующей статье.