Для начала несколько аксиом, во всяком случае, с моей точки зрения. Первая это то, что историю делают массы, а не личности, не зависимо от роли этих личностей в истории. Второе: личности способные оказывать значительное влияние на развитие общества, если и не выдвигаются (не зависимо каким образом) доминирующим слоем общества то, как минимум, не отторгаются им. Как известно даже цари и короли, не отвечающие запросам знати, свергались и уничтожались. Третье, что насколько бы гениальными не были исторические личности они, как и все люди, периодически ошибаются. Как говориться, не сотвори себе кумира, хотя бы для того, чтобы не жить его ошибками. И четвёртое, психология масс, оказывающая существенное влияние на выбор путей развития общества, и соответственно его руководящего состава, вещь инерционная. Даже при бурном изменении сознания масс в революционные эпохи, психология меняется значительно медленнее.

Теперь несколько моментов из классики. Маркс, как известно, придерживался мнения, что социалистическая революция должна произойти сразу в нескольких наиболее развитых странах. Плеханов как истинный последователь Маркса, утверждал, что Россия того времени была не готова к социалистической революции, и если смотреть на результаты её развития по сегодняшний день, то получается, что и он был прав. Но Ленин практически создал социалистическое государство, получается, что и он был прав, что такое возможно. А то, что мы вновь откатились назад в капитализм, это, само по себе, не доказывает того, что этого нельзя было избежать, и что Ленин был не прав.

Возникает вопрос, как могут быть все правы при столь противоречивых позициях?  Маркс как учёный рассматривал общие закономерности развития общества, которые по своей природе проявляются на достаточно длительных исторических интервалах. На основе открытых им же наиболее общих законов развития общества он делал выводы о неизбежности очередной смены общественно-экономической формации и, исходя из этого, делал прогноз на дальнейшее развитие событий. Но это прогноз общий, фундаментальный, не учитывающий возможных флуктуаций. Плеханов, похоже, придерживался именно этих подходов, и на длительном промежутки времени его позиция вроде бы нашла подтверждения. Ленин, умевший буквально бегло анализировать текущую ситуацию, быстро понял, что революция в России может пойти гораздо дальше просто буржуазной. А в конце 1917 года, судя по конституции 1918 года, он уже в целом представлял, как первое в мире социалистическое государство должно быть устроено.

Но что это было? Реально ли он нашёл возможность, исходя из реальных обстоятельств, в рамках краткосрочных флуктуаций  в долгосрочных процессах, опирающихся на фундаментальные законы развития общества, ускорить наступление социалистического этапа его развития, или это всё же было ошибкой, и возврат к капитализму был неизбежен? Вписывалось ли это в общие марксистские законы развития общества, являясь только одной из особенностей их проявления, соответствующей конкретно сложившейся ситуации в конкретном обществе, или это, какими бы то благими мотивами не обуславливалось, всё же не научный подход и, следовательно, рано или поздно был обречён на поражение? Но тогда в чём его не научность?

Если исходить чисто из марксистских (научных) прогнозов на развитие общества, то социалистическое государство определяется как отмирающее государство диктатуры организованного в господствующий класс пролетариата. Стоит наверно отметить и то, что диктатура пролетариата классиками никогда не рассматривалась как власть исключительно только в интересах самого пролетариата. Пролетариат рассматривался как наиболее организованный класс, как класс, наиболее полно выражающий коренные интересы подавляющего большинства трудящихся, чьи интересы в целом и должно отражать отмирающее государство диктатуры пролетариата. И Конституция РСФСР 1918 года, подготовленная Лениным, полностью соответствует такому пониманию отмирающего государства диктатуры пролетариата. В ней чётко изложено как трудящиеся, при доминирующей роли пролетариата (разные нормы представительства по сравнению с крестьянством и ограничения для некоторых других слоёв общества) организуются в господствующий класс, как они сами, на полном самоуправлении, осуществляют власть в стране. Но реальные события внесли определённые поправки в эти планы, показав, что возражения Плеханова были вовсе не беспочвенны. Россия оказалась действительно, во всяком случае, в классическом понимании этого, не готова к социализму в связи с тем, что не прошла соответствующего этапа капиталистического развития. Рабочий класс со своей специфической коллективистской психологией, с осознанием своих классовых интересов, только начал формироваться, да к тому же его лучшие представители были в значительной степени выбиты в ходе гражданской войны. При восстановлении промышленности и её бурном росте рабочий класс начал интенсивно пополняться выходцами из села с соответствующей, во многом частнособственнической,  психологией. Даже в партии значительное число её членов стали составлять рабочие с одним – двумя годами рабочего стажа. Всё это вело к тому, что появилась угроза перерождения Советов из пролетарских институтов власти в буржуазные и потери основных завоеваний Октябрьской революции. К тому же и откат этот, скорее всего, снова бы стоил большой крови.

Реагируя на всё это, Ленин находит вроде бы гениальное решение, он определяет диктатуру пролетариата не непосредственно, а через диктатуру партии, как его передового отряда. К марксистской теории приделывается ещё одна ступень. Если по Марксу интересы трудящихся масс выражаются отмирающим государством диктатуры их передового отряда, т.е. отмирающим государством диктатуры организованного в господствующий класс пролетариата, то, в силу сложившихся обстоятельств, Ленин саму диктатуру пролетариата решает осуществлять через диктатуру уже его передового отряда – партии. Представители РКП(б) открыто заявляют об этом в Коминтерне, заслужив при этом вполне справедливую критику, поскольку в сущности это был явный отход от марксистских (научных) позиций. Вероятно, в тех конкретных условиях это было единственное спасение от неминуемого отката в капитализм уже в самом ближайшем будущем. Но проблема в том, что это не было обозначено как временная мера, как изгиб, как флуктуация, внутри общей закономерности развития общества с последующим выравниванием курса, с обеспечением условий для последующего неизбежного перехода к господству в обществе непосредственно пролетариата, организованного в господствующий класс.

На мой взгляд это вторая серьёзная ошибка Ленина. Первая, это попытка растянуть военный коммунизм за пределы объективно необходимого времени, перейти сразу на бестоварный обмен и распределение. Это тоже прямо противоречило марксизму, и Ленин эту ошибку признал на съезде Культпросвета, сказав: «мы сделали ту ошибку, что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению. … Это, к сожалению, факт. … В теоретической ли­тературе … подчеркивалось определенно, что длинный и сложный переход от капиталистического общества (и тем более длинный, чем менее оно развито), переход через социалистический учет и контроль хотя бы к од­ному из подступов к коммунистическому обществу необходим». (ПСС, т. 44, стр. 157-158)

А эту, вторую серьёзную ошибку, похоже, не успел осознать, тем более что тактически-то всё вроде бы было сделано правильно.

Многие хулители Сталина винят именно его в создании той бюрократической системы, которая в конечном счёте и уничтожила социалистическое государство. Я вначале тоже так думал, пока мои оппоненты не натыкали меня носом в то, что установка на господство пролетариата через свой авангард – партию, была взята ещё Лениным, и что Сталин и его окружение только бездумно следовали ей. Ведь разложение социалистического общества началось именно с формирования господствующего в обществе слоя стоящего над трудящимися и оторванного от них. Вначале это было не так заметно, но с принятие в 1936 году Конституции с указанием руководящей роли партии в этом вопросе была поставлена жирная точка.

В заключительном слове по отчёту ЦК РКП(б) на десятом съезде Ленин сказал: «После того, что мы все эти бедствия пережили, что мы все это практически видели, мы знаем, как чертовски трудно с ними бороться. Мы после двух с половиной лет Со­ветской власти перед всем миром выступили и сказали в Коммунистическом Интерна­ционале, что диктатура пролетариата невозможна иначе, как через Коммунистическую партию. И нас тогда бешено ругали анархисты и синдикалисты …». Но критиковали, вообще-то, не только анархисты и синдикалисты и это стоит отдельного внимания.

В Коминтерне позицию Руководства РКП(Б) по этому вопросу озвучил Бухарин. Несколько отрывков из его выступления.

«Далее, перед нами стоит вопрос о партийной диктатуре. Как марксисты и ортодоксальные коммунисты, мы все убеждены в том, что диктатура класса возможна только, как диктатура авангарда этого класса, т.-е. диктатура рабочего класса может быть осуществлена только через диктатуру коммунистической партии». («Третий всемирный конгресс Коммунистического Интернационала» стенографический отчёт, Петроград, государственное издательство, 1922 г. стр. 265)

На счёт марксистов и ортодоксальных коммунистов Бухарин явно передёргивает, поскольку нигде ранее в марксистской литературе не делались какие либо, не только научно обоснованные выводы на этот счёт, но даже сама возможность такой постановки вопроса не рассматривалась, пока этот вопрос не стал практическим в связи с победой социалистической революции в России. И встал он именно в связи с проблемами в России, связанными с Кронштадтским мятежом, прошедшим под лозунгом «Вся власть Советам, а не партии» и, в какой-то степени, с возникновением внутри РКП(б) так называемой Рабочей оппозиции, которая так же считала концентрацию всей власти в руках партии неправильным.

Далее Бухарин продолжает: «Мы давно отвергли нелепую идею о противопоставлении диктатуры класса диктатуре партии. Это действительно нелепость. И Леви (Германская Коммунистическая Рабочая Партия, ГКРП, прим. моё) в этом был совершенно с нами согласен. Теперь же мы находим в его последней брошюре мысль о русских делах, в которой он пытается обобщить русский опыт. Мы читаем: «Всякая диктатура пролетариата будет диктатурой коммунистов, но не всякая диктатура коммунистов есть диктатура пролетариата». Итак, если у нас налицо разрыв между пролетариатом и коммунистической партией, то диктатура партии не будет диктатурой пролетариата». (Там же) На последнюю фразу стоит обратить особое внимание. Похоже, в то время этот «разрыв между пролетариатом и коммунистической партией» который в последние (да и не только) годы Советской власти стал очевидным, казался им немыслимым.

Далее Бухарин пускается в рассуждения, суть которых выражается в его фразе: «Раз она партия коммунистическая, то она защищает интересы пролетариата. Каков же тогда смысл этой фразы Леви? Эта фраза имеет и может иметь только один смысл, а именно: она направлена против партийной диктатуры». (Там же, стр. 266) И далее: «Среди этих брошюр мы находим книжку её (ГКРП, прим. моё) главного теоретика Германа Гортера «Классовая борьба и организация пролетариата». … В конце своей брошюры Гортер говорит: «Если и теперь ещё мы будем следовать русской тактике и диктатуре партии, диктатуре вождей, после всех их роковых последствий, то это будет уже не глупость, а преступление. Преступление против революции». Итак, вначале Гортер говорит, что для земледельческой России диктатура партии будет единственно правильной тактикой. Естественно, что для западных, капиталистически развитых стран это не годится. Поэтому было бы преступлением перед Интернационалом и перед революцией смешивать столь разные вещи». («Там же, стр. 266-267) Из того как Бухарин резюмирует Гортера видно, что для него, оценка допустимости осуществления диктатуры пролетариата через диктатуру партии в зависимости от уровня развития промышленного производства и, соответственно, рабочего класса, кажется чем-то неестественным.

То есть вопрос о диктатуре класса и диктатуре партии возник не вчера, он возник сразу после того, как в результате реально сложившейся ситуации в России диктатура пролетариата была подменена диктатурой партии. Поразительно дальновидно высказался и другой представитель ГКРП Закс: «Внутри России никакая политическая партия, как бы не была сильна и крепка её дисциплина, никогда не будет совершенно свободной от экономической базы, на которую она опирается. С этим мы, как марксисты, должны согласиться. Партийная и политическая жизнь не может оставаться долгое время вне влияния изменяющихся экономических условий, отражающихся и на политической жизни, и поэтому, наше первое опасение заключается в том, что строжайшая замкнутость русской Коммунистической Партии, её суровая дисциплина, её непреклонная и абсолютная власть – не могут дать безусловной гарантии в том, что эта партия, при изменении экономических условий, останется верной самой себе». (Там же, стр. 363-364) Как мы видим, эти мрачные предсказания полностью оправдались.

К сожалению, упомянутую брошюру Гортера найти не удалось, но судя по высказыванию Бухарина, он придерживался именно той точки зрения, что в России, ввиду неразвитости капитализма и, соответственно, рабочего класса, диктатура партии являлось единственно возможным путём сохранения завоеваний революции, поскольку иначе Советы захлестнёт мелкобуржуазная стихия. К тому же этому способствовало и враждебное окружение. Идеологи социалистической революции, в том числе и в России, ни как не рассчитывали, что это произойдёт в одной единственной стране в капиталистическом окружении. Там же в Коминтерне Ленин говорит: «Нам было ясно, что без поддержки международной мировой революции победа пролетарской революции невозможна. Ещё до революции, а так же и после неё, мы думали: или сейчас же, или, по крайней мере, очень быстро, наступит революция в остальных странах, капиталистически более развитых, или, в противном случае, мы должны погибнуть». (Там же, стр. 354) Но судя и по позиции, как Гортера, так и  Закса они видели в осуществлении диктатуры пролетариата через диктатуру партии, как единственный выход из реально сложившейся ситуации, так и серьёзную опасность, и отступление от научного понимания формирования социалистического государства в долгосрочной перспективе. То есть, это могло рассматриваться только как выход из создавшегося положения, но ни как не долгосрочная политика.

Противники такой политики были и в России, и это не только левые Эсеры. Рабочая оппозиция внутри РКП(б) тоже усматривала в этом отступление от марксизма. Там же в Коминтерне представитель «Рабочей оппозиции» Коллонтай сказала: «Я выступаю здесь не от имени русской делегации, но от небольшого меньшинства Российской Коммунистической Партии. … И я говорю здесь для того, чтобы товарищи из других стран знали, что и в рядах нашей РКП есть известное число людей относящихся с большим опасением к текущей политике России, к повороту во внутренней её политике;». (там же стр. 367-368) И хотя Рабочая оппозиция критиковала выстраиваемую государственную систему несколько с других позиций, с позиций оттеснения от руководства обществом рабочего класса и усиления бюрократии, но в основе этого лежала всё та же проблема - подмена руководящей роли класса руководящей ролью партии. Рабочая оппозиция обвиняла руководство партии в частности в «отрыве от партийных масс», «недооценке творческих сил пролетариата», «перерождении партийных верхов».

Для развития бюрократии и формирования своеобразного господствующего слоя, не имеющего ни какого отношения к трудящимся массам, в Российском обществе того времени, почва была вполне благодатная. Патерналистический  настрой масс в обществе, только что вынырнувшем из царизма, в обществе, в котором ещё совсем недавно, по историческим меркам, господствовали феодальные отношения, был очень силён. И это касалось не только крестьян или рабочих выходцев из крестьян, это касалось и большинства руководящих и управленческих работников, в том числе и входящих в руководство РКП(б). Поэтому, в среде, в подавляющим большинстве слабо знакомых с марксизмом, подмена диктатуры класса диктатурой партии мало у кого вызвала отторжение.

Но если бы это решение было чисто тактическим в рамках общенаучных (марксистских) представлений о социалистическом государстве, как флуктуация внутри его, то наверно это было бы действительно очень удачное, возможно даже гениальное, решение. Решение способное доказать, что, вопреки мнению Плеханова и ему подобных, в конкретных исторических ситуациях может быть найден путь становления и развития социалистического государства даже в такой капиталистически слабо развитой стране каковой являлась Россия.  Но распространение этого, вопреки марксизму, на неоправданно длительный период привело к катастрофическим последствиям. 

Если рассуждать логично, то в такой ситуации надо было открыто объявить, что это временный и вынужденный отход от марксистских воззрений на сущность социалистического государства и, соответственно, скорректировать основные принципы функционирования партии, сдвинув их в сторону максимальной демократии и открытости. Но и тут тоже возникает дилемма. Для того чтобы партия могла оказывать в обществе ключевую роль, она должна быть многочисленной. Но тогда в партии возникают те же проблемы, что и в Советах. После гражданской войны членов партии с дореволюционным стажем, а это были наиболее теоретически подготовленные, осталось крайне мало, и значительная часть партии состояла из выходцев из крестьян, даже если они на момент вступления и были уже рабочими.

Вряд ли в настоящее время кто-то может точно сказать, что и как надо было тогда делать, для этого надо было самому прожить то время в гуще всех событий, чтобы ощущать их во всех деталях, во всех тонкостях. Возможно, в таком случае оглядываясь назад из современности человек и смог бы с уверенностью сказать, что и как можно было сделать, чтобы избежать столь плачевных последствий. Люди же жившие в то время делали всё так, как они понимали, это касается и масс и руководителей, и винить кого-то за это нелепо. Психология меняется медленно. Ведь до сих пор многие жаждут хорошего вождя, с ностальгией оглядываясь в прошлое и идеализируя тех или иных личностей. Патерналистические настроения живы и по сей день. Сплошь и рядом на политических форумах можно встретить обсуждения о том, кто должен возглавить организацию. То есть они решают вопрос эффективности работы своих организаций не путём совершенствования механизма её функционирования, а чисто с патерналистических позиций, путём подыскания хорошего руководителя и наделения его (или сохранения за ним) ключевыми правами по организации их деятельности.

Исходя из изложенного, я думаю, пора прекращать как поиски претензий, так и восхваление тех или иных исторических личностей. Пора, и уже давно, переходить к поиску ошибок как таковых в строительстве социалистического государства, позволивших создать условия, при которых основная масса трудящихся была отстранена от управления государством, что и привело к таким печальным итогам, и искать пути построения социалистического общества избегая хотя бы тех ошибок, которые удастся осознать.

С этих позиций надо оценивать и программы действующих коммунистических партий и их низкую продержку массами. Большевики пришли к власти не под лозунгом «Вся власть партии!», а под лозунгом «Вся власть Советам!», иначе ни кто бы за ними не пошёл, как и в настоящее время, когда коммунистические партии пользуются поддержкой весьма незначительных слоёв населения. Массы достаточные для проведения тех или иных преобразований в обществе возможно объединить только целью власти самих этих масс, их диктатурой, диктатурой подавляющего большинства трудящихся, того самого пролетариата, в новом его понимании. Даже коалиции левых сил, как таковые, могут оказаться (да скорее всего и окажутся) малоэффективными. Нужно новое осмысление устройства и функционирования социалистического государства с марксистских позиций и за отправную точку в этом можно взять, так никогда и не реализованную, Конституцию РСФСР 1918 года.

Материалы по Коминтерну можно скачать здесь http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3774914

С. Бобров. 30.01.2012 г.