Лефт.Ру |
Версия для печати |
«Свобода лучше, чем несвобода»
(Дмитрий Медведев)
«Всем пора расслабиться. Это надолго…»
(Дмитрий Медведев)
1980-й год. СССР. Радиопередача «В рабочий полдень», концерт по заявкам.
Диктор:
«Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Начинаем программу «В рабочий полдень».
В редакцию пришло письмо от рабочих московского завода «Калибр». Они рапортуют о досрочном выполнении заданий десятой пятилетки, неуклонном повышении трудовой дисциплины, качества выпускаемой продукции и хотят услышать русскую народную песню «Валенки».
С радостью выполняем вашу просьбу, дорогие товарищи!»
Звучит песня «Валенки» в исполнении Лидии Руслановой.
Диктор:
«Нам пишет доярка совхоза «Заветы Ильича», Мария Сергеевна Сидорова. Мария Сергеевна сообщает о перевыполнении социалистических обязательств и рекордных надоях с одной коровы. Она просит исполнить для всей её бригады песню «Валенки».
Уважаемая Мария Сергеевна, с удовольствием выполняем вашу заявку!»
Звучит песня «Валенки» в исполнении Лидии Руслановой.
Диктор:
«А вот письмо от ученика девятого класса из Ленинграда, Дмитрия Медведева. Дмитрий учится на хорошо и отлично, принимает активное участие в жизни комсомольской организации школы, а по окончании школы мечтает поступить на юридический факультет Ленинградского государственного университета. В свободное время Дима увлекается танцами и вычислительной техникой.
Наш юный слушатель просит поставить для своих учителей и одноклассников песню «Женщина из Кентукки» в исполнении вокально-инструментального ансамбля «Дип Пёпл».
Дорогой Дима! Желаем тебе дальнейших успехов в учебе и приподнятого настроения. Как и у всей советской молодежи, у тебя впереди светлая, радостная, интересная жизнь, полная добра, любви и самоотверженного, творческого труда на благо Родины. Поэтому будь как все, не выебывайся, и слушай «Валенки»».
Звучит песня «Валенки» в исполнении Лидии Руслановой…
2008 год. Россия. На состоявшихся 2 марта президентских выборах убедительную победу, набрав более 70% голосов избирателей, одержал кандидат Дмитрий Анатольевич Медведев, выдвинутый партией «Единая Россия» и поддержанный президентом Владимиром Владимировичем Путиным, а также партиями «Справедливая Россия», «Аграрная партия» и «Гражданская сила».
2011 год. Россия. На съезде партии «Единая Россия», состоявшемся 24 сентября, президент Медведев предложил партии поддержать кандидатуру премьер-министра В.В. Путина на должность президента страны.
На президентских выборах 4 марта 2012 года убедительную победу (64% голосов) одержал В.В.Путин.
7 мая 2012 года в Москве состоялась инаугурация нового-старого президента В.В.Путина. Коронационные торжества были существенно подпорчены бурными и драматическими событиями предыдущего дня, когда робкие московские хомячки, самым внезапным и чудесным образом, будто в диснеевском мультфильме, преобразившиеся в разъяренных клыкастых львов, устроили в двух шагах от Кремля образцово-показательное сражение с отрядами полиции особого назначения. Кортеж с лидером нации следовал по обезлюдившей, оцепленной спецвойсками столице. Всё это действо производило крайне удручающее впечатление, оно вызывало у публики самые неблагоприятные ассоциации: у кого-то с нейтронной бомбой, а кое-кому на ум приходил злосчастный Бонапарт, который ровно 200 лет тому назад ошивался в наших краях со своим непобедимым воинством, тщетно пытаясь привить темному русскому мужику любовь к прогрессивным ценностям свободы, равенства и братства.
Церемония восшествия на престол прошла довольно сдержанно и невесело. Сам помазанник больше походил на весьма немолодого уже жениха, которому в силу неких идиотских обстоятельств и нелепых условностей пришлось сперва формально развестись с изрядно опостылевшей подругой жизни, а через некоторое время зачем-то вновь соединиться с ней тяжкими узами законного брака. Он был мрачен, суров и задумчив. Под стать главному герою были и гости – такие же постно-угрюмые и тоже весьма уже немолодые. Среди них выделялся престарелый «могильщик коммунизма», мистер Горби, что-то презрительно прошамкавший бледно-лиловыми губами в тот самый момент, когда хозяин упомянул о демократии.
И лишь один человек выглядел моложавым, довольным, жизнерадостным и даже, местами, счастливым. Это был сдавший пост президента и готовящийся принять пост премьера Дмитрий Анатольевич Медведев. Он излучал оптимизм и сиял как начищенный высокотехнологичный нано-самовар от фирмы «Эппл».
Инаугурация В.В.Путина поставила точку в конце первого этапа пребывания человека по имени Дмитрий Анатольевич Медведев на Олимпе российской власти. Каково значение этого этапа, каким государственным деятелем показал себя господин Медведев? Общее настроение от его четырехлетнего пребывания на посту президента РФ скорее можно охарактеризовать словом «разочарование». Многие весьма компетентные аналитики и эксперты вообще считают, что он на самом деле ничем существенным не руководил, а всего лишь выполнял волю Путина, назначившего его местоблюстителем. Служил путинской марионеткой. Другие эксперты и аналитики, пожалуй, не менее сведущие, нежели первые, полагают, что Медведев что-то таки сделать самостоятельно пытался, но, за исключением замены лампочек, отмены часовых поясов да переименования милиции в полицию его правление нашей стране ничего не принесло. Близкий к высоким сферам писатель Проханов в присущем ему метафорическом стиле сравнил медведевский президентский срок с «внематочной беременностью». Простой народ сложил и выложил в Интернет не один десяток едких анекдотов и оскорбительно-уничижительных частушек и коллажей о «Диме-презике». В общем и целом, как видим, оценки эпоха Медведева заслужила не слишком лестные…
И всё-таки, я бы предложил взглянуть на Д.А.Медведева и его место в непростой и нелегкой российской истории под немного другим углом. Давайте для начала вспомним основные события медведевской четырехлетки. Началась она с войны в Южной Осетии, когда в течение пяти дней российская армия разбила в пух и прах вооруженную и подготовленную Западом грузинскую армию Саакашвили. Затем, почти сразу после окончания войны, разразился мировой финансово-экономический кризис, больно ударивший по экономике РФ. На сегодняшний день Россия в основном оправилась от последствий кризиса, правда, скорее благодаря вновь возросшим ценам на энергоносители. А в самом конце президентства Дмитрия Анатольевича, после его публичного отказа от выставления собственной кандидатуры на второй срок и выборов в Думу, начались волнения московской интеллигенции, «среднего класса», «сетевых хомячков». Власти удалось, практически не применяя насилия, усмирить эти волнения, перевести их в безобидные митинги под руководством буржуазных лидеров и параллельно организовать даже более многочисленные провластные митинги, т.н. «путинги». Некоторые комментаторы ставят разработку и осуществление подобной «fine tuning» канализации народного протеста в заслугу господину Медведеву.
Если учесть, что за прошедшие 4 года в наш политологический лексикон прочно вошли понятия «тандем» и «тандемократия», то становится очевидным, что списывать Дмитрия Анатольевича со счетов было бы крайне неблагоразумно. Очень может быть, что он не такой уж «внематочный», и что, скорее всего, он не ошибается, когда говорит - «это надолго». Чтобы понять, что за исторические пружины вытолкнули эту личность на самую вершину российской власти, какие именно потребности в развитии современного российского капитализма она призвана удовлетворять, что за объективные и субъективные причины обусловили и сделали возможным эту головокружительную success story, необходимо взглянуть на феномен Медведева сквозь линзу историко-материалистического, классового подхода. Для этого нам предстоит окинуть взглядом не только новейший период российской истории, но также затронуть и советский её этап.
Советская экономика, на первый взгляд, представляла собой слаженный, хорошо скоординированный, функционирующий по единому плану народнохозяйственный механизм. «Одна фабрика, одна контора», по ленинскому определению. Однако под внешней мощью и кажущейся неуязвимостью скрывались острейшие противоречия. По мере усложнения задач, качественного и количественного роста производительных сил, а также усиления внешнего давления на страну со стороны консолидированных сил западного империализма, эти противоречия не разрешались через взаимное отрицание, приводя к образованию новых, более совершенных форм производства и управления, а, наоборот, лишь углублялись, приобретая все более антагонистический характер, тормозя экономический рост и научно-технический прогресс. К середине 1970-х годов произошло существенное замедление темпов прироста ВВП, а технологическое отставание СССР от передовых стран Запада, особенно в отраслях, не связанных напрямую с ВПК, становилось просто катастрофическим. Производительность труда советских рабочих и инженеров, и без того относительно невысокая, практически перестала увеличиваться. А ведь именно и только за счет более высокой производительности труда социалистический строй мог одержать историческую победу.
«Производительность труда, это, в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя. Капитализм создал производительность труда, невиданную при крепостничестве. Капитализм может быть окончательно побежден и будет окончательно побежден тем, что социализм создает новую, гораздо более высокую производительность труда» - писал В.И.Ленин в работе «Великий почин» (1919 год).
Росло скрытое напряжение и открытая рассогласованность между различными частями экономического организма: противоречия между городом и селом, оборонкой и «гражданской» промышленностью, простым и сложным трудом, управляющими и управляемыми. «Контора» все высокомернее воротила нос от «фабрики», презирая её за лень, разгильдяйство и пьянство. «Фабрика» в ответ пеняла на нерасторопность и безынициативность, организационное бессилие и низкую квалификацию «конторы», на тотальную неспособность и нежелание последней наладить как следует современное производство и потребление. «Фабрика» усиливала «пассивное сопротивление» конторе и «верхам», в результате чего в стране воцарялся всеобщий цинизм, пофигизм, наплевательство и безалаберность. Безответственность, падение трудовой и технологической дисциплины в сочетании с всё возрастающей сложностью производственных процессов, вели к огромным потерям материальных и человеческих ресурсов, к чудовищным технологическим катастрофам, таким как трагедия Чернобыля.
Советские газеты и журналы, телевидение и радио, литература и киноискусство нещадно бичевали «бесхозяйственность», «бюрократизм», «головотяпство» и т.п. «отдельные недостатки», мешающие «поступательному движению к коммунизму». Постановления партийных съездов и пленумов настойчиво призывали к «увеличению эффективности», «повышению качества продукции» и «укреплению трудовой дисциплины». Однако все эти хорошие и правильные инициативы верхов практически никак не сказывались на положении дел в народном хозяйстве, продолжавшем буксовать в застойной трясине и упорно не желавшем удовлетворять «растущие потребности трудящихся». На «неформальном» уровне, в кулуарах высоких собраний и заводских курилках, за праздничным столом и просто в личных досужих разговорах советские люди на чем свет поносили «бардак» (разумеется, отнюдь не в значении дома терпимости) и его, этого всемогущего бардака, как теперь говорят, «социальные последствия» - «дефицит», блат, произвол вездесущих косных бюрократов, неравенство в доступе к элементарным жизненным благам (жилье, одежда, бытовая техника, продукты питания) и прочие «прелести» «развитого социализма». Лейтмотивом этих бесплодных сетований всё чаще и чаще становилась короткая и убийственная, как диагноз онколога, фраза: «Нет хозяина». Её произносили - кто с укором, кто с затаенной надеждой, а кто и с напористой решимостью – представители самых различных классов и прослоек советского общества: директор завода, мечтающий прогнать взашей пьяницу-слесаря и рабочий, годами мающийся с семьей в очереди на квартиру, секретарь парторганизации какой-нибудь области или района, сорвавшей выполнение плана по заготовкам зерна и «простой инженер» при виде выброшенных на свалку бракованных изделий «своего» предприятия. «Бардак! А почему бардак? Да потому что нет хозяина! Будет хозяин – исчезнет и бардак» - так, или приблизительно так рассуждали многие люди в позднем СССР.
И, надо сказать, что по главному, по гамбургскому счету, они были, конечно, правы. Правы по той простой причине, что думая подобные мысли и высказывая их вслух, они руководствовались своим классовым чутьем. В рабочих и колхозниках, в «фабрике», говорила оскорбленная гордость производителя, беспомощно наблюдающего как бездарно гибнет, разбазаривается, уходит в песок, в мусор значительная часть его бесценного, тяжелого труда. Инженер, конструктор, экономист и прочая «контора», из тех её представителей, которым не все ещё было «по барабану», испытывал похожие чувства. Видя, как годами, ни шатко, ни валко, с огромными издержками и опозданиями внедряются его изобретения и рацпредложения, наблюдая рядом с собой огромную армию бездельников с высшим образованием, полученным на общественный счет, в рабочее время забивающих козла, бегающих по магазинам, вяжущих носки и свитера, использующих приобретенную за валюту в капстранах множительную технику для распечатывания вздорной антисоветской литературы - такой специалист приходил в ужас и отчаяние, зачастую ясно отдавая себе отчет в том, что долго весь этот «праздник жизни» продолжаться просто не сможет…
Что касается верхних слоев, «высшей конторы» - директоров, партийных и государственных начальников, высших номенклатурщиков – с этими представителями «нового класса» дело обстояло посложнее, нежели с работягами или спецами. Находясь на вершине управленческой иерархии, эти люди, вполне естественно, обладали наиболее полной картиной происходящего с советской экономикой. К ним стекалась вся важнейшая информация, у них в руках были инструменты планирования и декретирования, они монопольно распоряжались гигантским аппаратом принуждения и всей пропагандисткой машиной советского государства. Казалось бы, по всем параметрам именно этот слой советских граждан, именно этот «новый класс», и должен был быть тем самым «хозяином», способным взять на себя всю полноту ответственности и решить структурные проблемы растущей социалистической экономики. В конце концов, ведь так оно и было в годы индустриализации, послевоенного восстановления, освоения Целины и т.д. и т.п.
Нет, конечно, по официальной идеологии, Хозяином Страны Советов, первого в мире социалистического государства, являлся «великий советский народ – строитель коммунизма». «Но мы-то с вами, товарищи, знаем, что это, гмм…, ну не совсем так, что пока ещё наш народ недостаточно созрел для такой важной функции, как управление огромной державой. Да, в прекрасной, замечательной, любимой всеми нами песне поется, что «человек проходит как хозяин необъятной Родины своей». Но, заметьте, товарищи, он ведь только «проходит», и притом «как хозяин», т.е. вроде бы не совсем ещё хозяин, а только «как». И вот пока наш великий народ ещё не дозрел окончательно до того, чтобы быть не «как хозяином», а подлинным Хозяином, с большой буквы, он доверил управление страной нам, своему преданному идеалам коммунизма ленинскому Авангарду» - как-то так могли мыслить себе свое положение советские партократы брежневской поры.
Однако чтобы они там о себе не думали, истинным хозяином страны они все равно не были. Ибо хозяин – это, прежде всего, владелец, полноправный собственник средств производства. Он – выше всех, он никому не подчиняется, он нанимает по своему усмотрению начальников, «контору», которая от его имени и в его интересах управляет его делом, «фабрикой». Над ним – только господь Бог со своей невидимой рукой и объективные законы экономического развития. Советский новый класс, при всей своей колоссальной власти, при всей своей неподконтрольности, невыборности и никому-неподотчетности, не владел советскими заводами, фабриками, колхозами, совхозами, НИИ, телебашнями и редакциями газет. Он ими только распоряжался. Следовательно, он не был и не мог быть настоящим правящим классом, ибо господствующий класс без собственности – это не господствующий класс, а какое-то историческое недоразумение. Рояль без клавиш, бык без рогов…
Подобно тому, как в святой троице помимо сына и святого духа наличествует Бог-отец, в современном общественном производстве кроме фабрики и конторы должен обязательно присутствовать хозяин – правящий класс, собственник орудий производства.
Сами понятия «фабрики» и «конторы», как известно, были порождены развитием капитализма, переходом человечества от мелкотоварного к крупнотоварному производству. Естественно, что разделение работников на управленцев и подчиненных существовало и в докапиталистическую эпоху. Капитализм, проделавший колоссальную историческую работу по объединению разрозненных мелких товаропроизводителей, средневековых городских ремесленников, цеховых мастеров в единые производственные комплексы, создавший из мелкой мануфактуры крупную промышленность, развил примитивное разделение труда между рабом с мотыгой и надсмотрщика с кнутом до самых сложнейших, многоступенчатых форм управления, осуществляемого на основе достижений передовой науки и техники. Развитие этих форм шло под руководством класса буржуазии и служило в первую голову её экономическим интересам, однако, помимо её воли, в силу объективного усиления общественного характера производства, постепенного перехода от средств производства, применяемых отдельными лицами к средствам производства, применение которых возможно лишь совместными усилиями масс людей, одновременно с совершенствованием форм и методов управления производством в процесс управления вовлекались все более широкие слои трудящихся.
На возросшую доступность задач управления крупным промышленным производством (а, по его образу и подобию – и государством), на их значительное упрощение и демократизацию, достигнутые благодаря высокому уровню развития производительных сил при монополистическом капитализме, обратил внимание В.И.Ленин в работе «Государство и революция». Прообраз будущего социалистического хозяйства Владимир Ильич увидел в государственно-капиталистической монополии, одним из ярких примеров которой в те времена была обыкновенная почта. Ленин писал:
«Империализм постепенно превращает все тресты в организации подобного типа. Над "простыми" трудящимися, которые завалены работой и голодают, здесь стоит та же буржуазная бюрократия. Но механизм общественного хозяйничанья здесь уже готов. Свергнуть капиталистов, разбить железной рукой вооруженных рабочих сопротивление этих эксплуататоров, сломать бюрократическую машину современного государства - и перед нами освобожденный от "паразита" высоко технически оборудованный механизм, который вполне могут пустить в ход сами объединенные рабочие, нанимая техников, надсмотрщиков, бухгалтеров, оплачивая работу всех их, как и всех вообще "государственных" чиновников, заработной платой рабочего. Вот задача конкретная, практическая, осуществимая тотчас по отношению ко всем трестам, избавляющая трудящихся от эксплуатации, учитывающая опыт, практически уже начатый (особенно в области государственного строительства) Коммуной.
Все народное хозяйство, организованное как почта, с тем, чтобы техники, надсмотрщики, бухгалтеры, как и все должностные лица, получали жалованье не выше "заработной платы рабочего", под контролем и руководством вооруженного пролетариата - вот наша ближайшая цель.»
Итак, капитализм, вошедший в свою последнюю, империалистическую фазу, создает основные материально-технические и организационные предпосылки для перехода к строительству единого социалистического хозяйства. Львиная доля общественного богатства создается гигантскими монополиями, в которых давно устранена присущая мелкотоварному производству анархия и весь производственный процесс осуществляется строго по плану. Однако за пределами монополий, этих разросшихся до немыслимых прежде размеров «фабрик», делающих всё и вся, планирование заканчивается и начинается безраздельное господство анархии в виде рынка товаров и рабочей силы, зиждущегося на стихии игры спроса и предложения и без конца порождающего безжалостную конкуренцию производителей. Для устранения рынка, а вместе с ним и всей системы товарного производства, необходимо сделать последний шаг – обобществить монополии. Сделать этот шаг мешает Хозяин капитализма – класс буржуазии. Ведь акт слияния всех контролируемых буржуазией монополий в одну, последнюю Монополию, станет отрицанием не только самой капиталистической монополии, но также и отрицанием существования буржуазии как класса. Вместе с превращением всей экономики в «одну фабрику, одну контору» исчезнет всякая потребность в узкой группе паразитов, единолично и безраздельно присваивающих и по своему усмотрению распределяющих производимый всем обществом продукт. Архаичная, заимствованная ещё из средних веков, частнособственническая форма присвоения будет приведена в соответствие с современным общественным характером производства.
Буржуазный хозяин-паразит отстраняется политическим путем – через социалистическую революцию. Остается вопрос: а кто будет новым хозяином общества, под чьим руководством завершится дело объединения всей экономики в одну монополию, кто будет присваивать и распределять производимый ею продукт, составлять для неё план, контролировать её деятельность, нанимать администрацию и спецов? Ленин дает на этот вопрос однозначный ответ: «сами объединенные рабочие». Т.е. легким движением руки, «фабрика», в лице объединенных пролетариев, превращается в коллективного владельца, в Хозяина всего огромного треста под названием «социалистическая экономика». «Фабрика»-хозяин нанимает «контору» - бухгалтеров, начальников, чиновников, бригадиров, инженеров и т.п., оплачивая их труд заработной платой рабочего. Значительно ускоряется процесс приобщения как можно более широких масс трудящихся к выполнению управленческой работы. «Учет и контроль», которые капитализм сводит, по сути, к простым операциям умножения и деления, становятся доступны почти каждому грамотному рабочему. Таким образом, управленческая функция постепенно лишается своего привилегированного статуса. Виды деятельности, требующие специального образования и высочайшей квалификации, конечно, не могут с сегодня на завтра начать выполняться всеми работниками. Здесь ещё долго будет существовать разделение труда на физический и умственный, творческий и простой. Поэтому, в отношении этих видов занятий продолжает работать механизм найма. Рабочие сами решают, сколько и какие именно специалисты им необходимы для налаживания дела и, если требуется, то платят таким спецам зарплату, значительно превышающую средний заработок рабочего. В этом нет ничего страшного, т.к. контроль над такими высокооплачиваемыми специалистами осуществляется новым Хозяином – пролетариатом. Для него, как и прежде для хозяина-капиталиста, наемный инженер, директор или ученый-академик есть не «младший господин», приказы которого следует беспрекословно исполнять, а обыкновенный служащий, которого всегда можно призвать к ответу, а то и прогнать, если не справится с порученным заданием. Впрочем, с введением всеобщего бесплатного высшего образования и появлением новых поколений специалистов, воспитанных и обученных в необходимом для хозяйства количестве на счет всего общества, само собой исчезнет и оправдание для выплаты таким «особо ценным» кадрам повышенного жалования.
Вышеописанный порядок работы единой монополии, «одной фабрики, одной конторы», представляет собой суть политического режима под названием «диктатура пролетариата». Диктатура огромного большинства над незначительным меньшинством должна стать диктатурой «отмирающей», последней формой диктатуры в человеческой истории. Диктатура пролетариата есть единственно возможная форма производственных отношений, соответствующая характеру производительных сил переходного периода от монополистического капитализма к бесклассовому обществу, коммунизму. Такую стадию своего развития, которую общество должно пройти с момента свержения власти буржуазии до наступления коммунизма, принято называть социализмом – первой или низшей фазой коммунизма. Главной отличительной чертой социалистической фазы является полное и безраздельное владение рабочим классом – классом-Хозяином, орудиями производства, осуществляемое им посредством институтов своей политической власти.
Совершив экскурс в марксистскую теорию, вернемся в предперестроечный СССР. Как мы уже выяснили, основная причина экономического и политического тупика, в котором оказалась наша страна в 70-80-е годы прошлого столетия, была в отсутствии класса-Хозяина. Это прискорбное обстоятельство в те времена отнюдь не составляло какой-либо ужасной тайны мадридского двора. Оно тем или иным образом отражалось в общественном сознании, т.е. осознавалось самыми широкими слоями советских людей. Эти слои и прослойки, в меру своих сил и возможностей, обуславливавшихся отношением различных групп населения к т.н. «общенародной собственности», искали пути выхода из тупика.
Кризис «бесхозяйственности», разумеется, не разразился «вдруг, ни с того, ни с сего». Он возник исторически, став продуктом поражения советского рабочего класса и его несостоявшейся диктатуры. Победившая в октябре 1917 года диктатура русского пролетариата была в течение нескольких лет фактически свернута и подменена диктатурой пролетарских вождей, бывших профессиональных революционеров, и их партии. Теоретическим обоснованием этой диктатуры стала, как ни удивительно, теория автора «Государства и революции», В.И. Ленина о «партии как авангарде рабочего класса». Мы далеки от того, чтобы объявить эту теорию неким «злом» или «заговором» против российских рабочих. Напротив, теория «авангарда над авангардом» органично вытекала из отсталого, зависимого, периферийного характера российского капитализма, оказавшегося, по известному определению, «слабым звеном» мировой империалистической системы.
Ещё в 1905 году Ленин в статье «Две тактики социал-демократии в демократической революции» отмечал, что «в таких странах, как Россия, рабочий класс страдает не столько от капитализма, сколько от недостатка развития капитализма». Благодаря совершенному владению историко-диалектическим методом, Ленину впоследствии удалось в слабом, недоразвитом периферийном капитализме разглядеть потенциал будущих радикальных общественных трансформаций. Открытый Лениным закон неравномерного развития капитализма в условиях империализма оставлял зависимым от имперских центров странам и народам (слабым звеньям) исторический шанс на самостоятельное национальное развитие: шанс на то, чтобы не стать строительным материалом, живым фундаментом для возведения на нем «высокоразвитой цивилизации господ» и, тем самым, избежать печальной судьбы американских индейцев или австралийских аборигенов.
20-й век - век периферийных, антиколониальных и антиимпериалистических революций, национально-освободительных войн и движений – принес убедительнейшие подтверждения правоты и прозорливости ленинских выкладок. Однако, все эти революции, без малейшего исключения, заканчивались не установлением диктатуры пролетариата или трудового крестьянства, а приходом к власти революционных вождей, которые впоследствии образовывали сплоченную социальную группу правящих бюрократов - т.н. «новый класс», выступавший и правивший от имени и по поручению «всех трудящихся», но при этом не подпускавший этих самых трудящихся к власти на пушечный выстрел. Историческое призвание «нового класса» состояло в осуществлении «догоняющего развития»: модернизации, проведения аграрной реформы, радикального слома остатков феодальных общественных институтов, руководстве национально-культурным строительством. Кроме революционной бюрократии все эти жизненно необходимые вещи сделать было просто некому, т.к. с одной стороны, национальная буржуазия в периферийных странах была слишком слаба и зависима от имперских центров, а с другой, местный пролетариат (там, где он вообще существовал) не был достаточно силен («страдал от недостатка развития капитализма») для установления своей диктатуры.
Несмотря на политическую зрелость и высочайшую сознательность российского пролетариата, авангарда российских трудящихся, создавшего органы своей прямой власти, Советы, возглавившего три революции и свергнувшего 300-летнюю романовскую династию, ему предстояло строить социализм в полуфеодальной, преимущественно крестьянской стране с разрушенной мировой и гражданской войной экономикой. В довершение ко всему, после поражения революции в Германии молодая Советская республика оказалась во враждебном империалистическом окружении, фактически в блокаде. Согласимся, что все это – далеко не лучшие условия для расцвета институтов рабоче-крестьянской демократии. В такой ситуации установление диктатуры вождей революции и постепенное оттеснение ими от власти широких пролетарских и крестьянских масс – было вопросом недолгого времени.
Диктатуре «нового класса» пришлось в кратчайшие исторические сроки решать насущные задачи «догоняющего развития»: доделывать то, что периферийный российский капитализм не смог, в силу объективных причин, сделать своими, капиталистическими методами. Противоречивость ситуации состояла в том, что Советской стране предстояло довершать работу капитализма посредством его отрицания – через антикапитализм. Единовластие большевиков значительно облегчало процессы обобществления, концентрации производства, позволяло в условиях относительной неразвитости производительных сил внедрять механизмы централизованного планирования, пусть порой и в крайне несовершенных, примитивных формах.
В то время как империалистический мир впал в глубочайшую экономическую депрессию, советское народное хозяйство под руководством консолидированного «нового класса» демонстрировала впечатляющие темпы роста. Задачи модернизации, индустриализации, коллективизации, национальные проблемы решались ударно, в невиданные никогда прежде сроки, хотя и, зачастую, взимая с трудового народа тяжелейшую цену. Кому-то может показаться удивительным, что советский народ, фактически отстраненный от управления своим «общенародным» государством, лишенный многих политических прав, доступных даже гражданам западных демократий, тем не менее, сохранял единство общества, не восставая против воцарившейся над ним жесткой диктатуры партийной бюрократии. Это происходило потому, что господство «нового класса» осуществлялось на основе государственной собственности на средства производства, управление которой наделяло бюрократию необходимой легитимностью, делало её до некоторой степени орудием несостоявшейся диктатуры пролетариата. Советские люди прощали своему руководству даже самые грубые, подчас чудовищные стратегические ошибки и промахи. Крепость и жизнестойкость советского строя подтвердила Великая Отечественная война, в которой советский народ под руководством большевистской партии одержал победу над самыми реакционными силами западного империализма и японского милитаризма. Массовый героизм советских людей, их преданность существующему строю оказались отчасти неожиданностью даже для самих большевистских руководителей. Недаром сразу по окончании войны Сталин, провозглашая тост за советский народ, отметил, что любой другой народ в первые, трагические месяцы войны, сверг бы такое правительство. Дело в том, что подавляющее большинство советского народа не видело в «новом классе» эксплуататора, паразита, ощущало общность главных интересов и воспринимало его направляющую роль как само собой разумеющуюся.
Сложившаяся в 1920-30-е годы модель «догоняющего развития», претерпев некоторые изменения в послевоенный, особенно в послесталинский период, продолжала довольно успешно функционировать вплоть до середины 1970-х годов. Постепенно в ней начинали накапливаться и проявляться структурные противоречия. Закосневшие формы бюрократического управления страной приходили во все большее несоответствие с усложнявшимися год от года производительными силами. Задачи экстенсивного развития экономики во много были решены, а интенсификация производства, стержневым элементом которой являлось требование быстрого роста производительности труда, требовала иных подходов к управлению, прежде всего вывод на новый уровень методов хозяйственного планирования. Скрытая до поры до времени проблема «отсутствия класса-Хозяина» начинала вставать в полный рост, делая невозможным переход на качественно иную ступень общественного строя. Диктатура «нового класса», по сути, исчерпала свой созидательный потенциал. Она превращалась в тормоз общественного развития и требовала немедленной замены на полноценную диктатуру трудящихся. Однако советские рабочие и служащие были не в состоянии взять в свои руки власть. Они были лишены собственных организаций, у них не было соответствующей идеологии, наконец, им противостояла на редкость сплоченная, прекрасно организованная, распоряжавшаяся неограниченной властью группировка партийно-хозяйственной номенклатуры, быстрыми темпами превращавшаяся в «класс для себя». Она постепенно нащупывала выход из создавшегося тупика, но, разумеется, отнюдь не на путях перехода к истинному социализму через установление демократии трудящихся масс. Стагнировавшая советская экономика, будучи не в состоянии удовлетворять растущие потребности народа, естественным образом порождала крепнувшую день ото дня «альтернативную экономику» - т.е. формально противозаконные теневые хозяйственные структуры, в некоторой мере бравшие на себя частичное удовлетворение потребностей, которые скверно поставленное планирование удовлетворять либо не могло, либо не считало нужным. Эти структуры становились прообразом, зародышем будущего постсоветского капитализма. Они являлись центрами «первоначального накопления» капитала, а в их все более тесных взаимоотношениях с вырождающимся «новым классом» возникали и доводились «до ума» те самые коррупционные схемы, которыми всё наше общество проживается и по сей день. Таким образом, в недрах советского социалистического способа производства зарождался новый, «революционный», номенклатурно-капиталистический строй. Оставалось только дождаться «большого взрыва», который переведет количество противоречий в иное «качество». Таким взрывом стала Перестройка, во время которой неуклюжие и безответственные (преднамеренные?) действия номенклатурной верхушки до предела обострили противоречия «развитого социализма» и сделали его крах непредотвратимым: пробил час государственной собственности, а советский народ был окончательно экспроприирован партийно-бюрократическими экспроприаторами…
Не существует единого мнения относительно характера общественного строя, господствовавшего в СССР и странах советского блока. Среди «левых» и «патриотов» наиболее распространена позиция, согласно которой в Советском Союзе был построен социализм с общественной (в виде т.н. «общенародного государства») собственностью на средства производства и диктатурой трудящихся, осуществлявшейся через правление коммунистической партии, неразрывно связанной с народными массами. Кризис и крушение СССР сторонники такой точки зрения обычно объясняют «предательством» номенклатурной верхушки («Горбачев и Яковлев продались Западу», «Хрущев предательски дискредитировал Сталина и увел страну с единственно верного ленинско-сталинского пути строительства социализма», «Сталин уничтожил ленинскую гвардию и раздавил внутрипартийную демократию» и т.п.). В целом подобные теории страдают идеалистическим подходом, выпячивая субъективный фактор, нередко злоупотребляя конспирологией и уклоняясь от анализа объективных, материальных факторов, сыгравших решающую роль в разрушении советской системы.
Большим успехом среди постсоветской интеллигенции пользуются всевозможные разновидности теории «манипуляции сознанием», являющиеся в основном результатом эпигонского прочтения и путаного пересказа концепций реакционных (нередко откровенно профашистских) западных обществоведов 20-го столетия. Согласно этим теориям, советский народ был якобы сбит с толку, злонамеренно охмурен при помощи хитроумных технологий воздействия на общественное сознание, разработанных в секретных лабораториях империалистических спецслужб. В результате манипуляционной кампании, врагам советского социализма (вариант – «Евразийской Империи») удалось через своих агентов навязать советским людям чуждые им «ценности» и заставить их идти за «неправильными» вождями, вроде Горби, Ельцина и «демократов». Выходом из создавшейся ситуации представляется возврат к «исконным ценностям», устранение неправильных вождей, замена их правильными и возрождение «обновленного» СССР («проект СССР-2»). Миссия по насаждению «исконных ценностей» возлагается на некий отряд передовой интеллигенции (своего рода интеллектуально-нравственный «авангард», добросовестно вникший в «суть времени»), который, что архиважно, обязательно должен пользоваться сочувствием и негласной поддержкой «государственно-патриотической» части правящих «элит».
Несмотря на то, что данное идеологическое направление пользуется очевидной поддержкой части «здоровых» сил в российских верхах, у него вряд ли есть будущее, ибо оно носит ярко выраженный идеалистический, антинаучный (если не сказать - мракобесный) характер, открыто и бесстыже спекулирует на ностальгии наших сограждан по советскому прошлому и обращается преимущественно к слепой вере, а не к разуму. Впрочем, в истории бывает всякое, и далеко не всегда в ней торжествуют разум и наука…
Более интересные, хотя и не всегда плодотворные подходы к проблеме демонстрируют исследователи, выступающие с классово-материалистических позиций. Это, прежде всего, последователи Троцкого, развивающие идеи «Преданной революции». В этой своей работе Троцкий охарактеризовал сталинский СССР как «деформированное рабочее государство», где власть захватила бюрократия, которая экспроприировала пролетариат политически, достигла небывалой в истории степени независимости от господствующего класса, но сама, при этом, господствующим классом так и не стала, т.к. не являлась законным владельцем средств производства, а только управляла ими от имени трудящихся. Поскольку бюрократия продолжает опираться на государственную собственность и защищать её, постольку, по мнению Троцкого, она остается орудием диктатуры пролетариата. Для превращения в «нормальный» буржуазный класс, бюрократии необходимо восстановить институт частной собственности, т.е. реставрировать в полной мере капитализм. Единственной силой, способной предотвратить такое развитие событий, Троцкий считал советский рабочий класс, который на пути к социализму должен был низвергнуть бюрократию. Тут он явно переоценивал возможности советских рабочих, выдавая желаемое за действительное, по-видимому, из-за того, что сам был частью революционной бюрократии и видел себя и своих сторонников вождями потенциальной «антибюрократической» революции.
В борьбе со сталинской фракцией троцкисты потерпели сокрушительное поражение. Тем не менее, марксистская критика, которой Троцкий подверг советское общество, во многом оказалась пророческой. Во всяком случае, главный её вывод история подтвердила буквально на наших глазах:
«Падение нынешней бюрократической диктатуры, без замены ее новой социалистической властью, означало бы, таким образом, возврат к капиталистическим отношениям, при катастрофическом упадке хозяйства и культуры.»
Среди других попыток трактовать характер и противоречия советского общественного строя следует выделить теорию «государственного капитализма», согласно которой советский строй оставался капиталистическим, только, в отличие от остальных капстран, в Советском Союзе единственным, коллективным капиталистом выступало государство. Оно присваивало прибавочный продукт, нанимало работников, выплачивало им зарплату, распределяло ресурсы и готовую продукцию, решало, что, как и сколько производить.
Слабость этой концепции заключается в том, что в СССР отсутствовали многие ключевые, структурные, системосозидающие элементы, без которых капитализм просто невозможно представить. Это, прежде всего, частная собственность на средства производства, класс полноправных собственников этих средств, конкуренция между частными производителями, рынок товаров и рабсилы, биржа, банковский процент и многое другое.
В «нормальном» капитализме по мере усиления общественного характера производства, роль государства постоянно возрастает. Однако капиталистическое государство, даже владея значительной частью производительных сил общества, все-таки остается лишь совокупным капиталистом, действующим по правилам капиталистической игры и находящимся под полным контролем правящего класса. Когда буржуазии выгодно, она проводит национализацию части орудий производства, крупных фабрик, заводов, банков, объектов инфраструктуры, т.к. в этих предприятиях наиболее остро проявляется противоречие между общественным характером производства и частной формой присвоения. При этом правящие классы строго следят, чтобы чрезмерное огосударствление экономики не приводило к резкому падению нормы прибыли, не оставляло бы слишком большую долю прибавочного продукта в руках трудящихся. И когда такое случается (яркий пример – 1970-80-е годы), происходит откат, «приватизация», возвращение государственных активов в частные руки. Произвести подобную экспроприацию всего общества монополистической буржуазии сегодня гораздо легче, нежели в прошлом, т.к. существенно усилилась роль финансового капитала, появились новые, усложненные финансовые инструменты (акционирование, опционы, фьючерсы и т.д.), позволяющие концентрировать капиталы, как бы «размывая» собственника, создавая иллюзию «коллективного владения».
В СССР, напротив, государство полностью доминировало в хозяйственной, политической и культурной жизни общества. Ни о какой конкуренции, ни о каких альтернативных формах собственности и речи идти не могло. Количество государственной монополии в СССР изменяло её качество, делая её совершенно непохожей на монополию капиталистическую. Капиталистические тенденции в советском обществе, разумеется, имели место, однако они до поры до времени были загнаны в подполье, в теневые структуры, и ждали своего часа, чтобы соединиться с растущими аппетитами и амбициями правящей номенклатуры.
Ведущая роль государства в советском обществе, его всепроникающий, тотальный характер, позволили некоторым исследователям и публицистам, преимущественно в перестроечный период с его модой на обличительство и сильные эпитеты, утверждать о господстве в СССР особых форм феодализма и даже рабовладения. Не думаю, что сегодня имеет смысл всерьез рассматривать подобные построения, ибо уровень развития производительных сил и, соответственно, характер решаемых социально-экономических задач в Советском Союзе и бесконечно далеких от нас «азиатских деспотиях» никоим образом несопоставимы. Вряд ли такого рода исторические параллели, даже приправленные умными и сочными терминами вроде «суперэтатизма», «неофеодализма» и т.п., могут сегодня помочь нам разобраться в действительных причинах взлета и падения советского общественного строя.
В 1990-е годы в бывших республиках СССР развернулся процесс первоначального накопления. Крупного национального капитала, как такового, фактически ещё не существовало. России, в который уже раз в её истории, выпал незавидный удел: бежать вдогонку за «цивилизованным миром», промчаться в считанные годы по пути, пройденному иными странами и народами за долгие столетия, «догнать и перегнать» Запад, только теперь не по мясу и молоку, а по капитализации средств производства. Заложение «основ капитализма» сопровождалось катастрофическим упадком, подлинным разгромом созданных несколькими поколениями советских людей производительных сил. Буквально за считанные годы в России и других советских республиках произошел невиданный в истории откат от передового общественного строя с мощной промышленностью, развитым сельским хозяйством, развитой наукой, общедоступным образованием и здравоохранением к состоянию дикого, домонополистического капитализма, а кое-где и феодализма. Были ликвидированы социальные завоевания советских трудящихся – те остатки загубленной диктатуры пролетариата, которые советская правящая бюрократия не решалась трогать, т.к. они базировались на господстве государственной собственности, являвшейся одновременно основой бюрократической власти. При переходе к частнособственническим отношениям социальные гарантии – право на труд, на отдых, на бесплатное образование и т.п. - утрачивали всякий смысл. Они препятствовали капиталистическому накоплению и мешали «пролетаризации» экспроприированного и брошенного в нищету советского народа.
В кровавом хаосе и мраке передела и уничтожения колоссальной советской госсобственности полным ходом шло формирование нового правящего класса. Он составлялся из представителей партийно-государственной номенклатуры, заправлявшей т.н. «приватизацией», т.е. передачей за бесценок крупнейших предприятий и учреждений в руки приближенных, из уголовников и дельцов теневого бизнеса, обзаведшихся ещё в советский период кое-какими капитальцами, имевшими навыки примитивно-бандитского дележа награбленной добычи и «эффективного управления», а также из наиболее оборотистых представителей научно-технической и гуманитарной интеллигенции. Процесс «классообразования» проходил настолько «успешно», что уже к середине 1990-х путем «естественного отбора» в России выкристаллизовалась «социальная группа» сверхбогатых дельцов, т.н. «олигархов». На какое-то время им удалось отодвинуть на вторые роли ещё не до конца вошедшую в курс дела госбюрократию и даже заставить последнюю служить интересам новой буржуазии. Олигархи не только полностью контролировали Ельцина и его режим, но и буквально срослись с ним.
Однако сложившаяся политическая система оказалась крайне неустойчивой. Прослойка «новых русских» явно не годилась на роль класса-Хозяина: ей не хватало классового сознания, культуры правления, традиций, авторитета, в общем, всей той идейно-политической надстройки, которую западная буржуазия выработала столетиями господства в условиях независимого национального развития. Под властью олигархии Россия не столько обретала могущество, сколько деградировала и расползалась по швам. Народ катастрофически беднел, разгорались национальные конфликты, а огромные богатства утекали заграницу. Над страной нависла угроза потери суверенитета.
В этот драматический момент на историческую сцену вернулась бюрократия, в лице путинской группировки силовиков. Ей удалось нейтрализовать самых оголтелых, прозападных, компрадорских олигархов, погасить чеченский сепаратизм, угрожавший целостности РФ, существенно укрепить институт государства, остановить пауперизацию населения.
В известной степени повторилась история революции 1917 года, когда революционный класс был политически экспроприирован своими вождями. Повторилась, как и положено, в фарсовой форме. На сей раз новая русская буржуазия, не сумевшая самостоятельно управлять страной, была оттеснена от власти прослойкой, которая по всем понятиям обязана была буржуазии служить – государственной бюрократией. Вновь роковую роль сыграла пресловутая «незрелость» нашего периферийного капитализма.
Первые годы правления режима Путина по удачному стечению обстоятельств совпали с началом очередной «фазы роста» мировой экономики, сопровождавшейся резким скачком цен на энергоносители, нефть и газ – главные источники валютных поступлений. Произошло массивное увеличение капитализации российской экономики.
Если в 2000 году капитализация российской экономики составляла 250 миллиардов долларов, то на сегодняшний день она составляет уже триллион и 250 миллиардов[i].
Столь мощный рост производительных сил не мог не привести к качественному скачку в характере производственных отношений, в особенности в тех их аспектах, которые связаны с формированием классовой структуры современного общества. Речь идет не только о значительном усилении позиций крупной российской буржуазии, но и о возникновении т.н. «среднего класса» - относительно обеспеченной прослойки мелких бизнесменов и наемных работниках, занятых в непомерно разросшейся сфере обслуживания, торговле и финансах. Укрепление этих слоев российского общества, рост их самосознания, политизации и стремления к участию в управлении обществом постепенно входили во все более острое противоречие с довольно косной, архаичной, командно-бюрократической системой власти, с т.н. «суверенной демократией». Всё большее отторжение в «гражданском обществе» вызывала всепроникающая коррупция, этот извечный способ присвоения госбюрократией своей части прибавочного продукта.
Коррупция существует в капиталистическом мире повсеместно, но доминантной формой присвоения она является только в странах с т.н. «бонапартистским» режимом, т.е. там, где национальная буржуазия недостаточно сильна для осуществления своего прямого господства и поэтому вынуждена передать политическую власть прослойке государственной бюрократии, правящей как бы от лица «всего народа». В «награду» за свои ценные услуги бюрократия (силовые структуры, чиновники, госаппарат) взимает с общества приличную дань в виде «коррупционной составляющей», размер которой сами же бюрократы и устанавливают. Бонапартистский режим, как правило, вынужден надевать на себя маску «общенародного государства», нередко подкрепляя внешний образ «ответственной власти» популистскими мерами, волюнтаристски перераспределяя ресурсы и далеко не всегда считаясь с финансовой дисциплиной и «требованиями рынка».
Однако в нынешних условиях ослабления института национального государства и усиления роли мировых рынков распространение коррупции становится основной причиной оттока капиталов из периферийных стран в глобальные центры накопления. Засилье коррупционной составляющей начинает препятствовать развитию местных производительных сил и вступает в конфликт с интересами национальной буржуазии. Нелегитимность сверхдоходов заставляет касту бюрократов искать для своих барышей «надежные» убежища заграницей, во всякого рода «оффшорах», откуда потом национальные капиталисты вынуждены черпать средства для инвестиций, платя за это банковский процент. Если крупнейшие сырьевые монополисты вполне могут компенсировать подобные издержки за счет гигантских сверхприбылей, то для предпринимателей, вынужденных сталкиваться с жесткой и беспощадной конкуренцией на мировых рынках, необходимость делиться значительной частью прибавочной стоимости с «правильными пацанами» зачастую становится приговором.
Серьезными пороками бюрократической власти также являются засилье блата и протекционизма, резко понижающее возможности вертикальной мобильности для среднего класса, а также непомерное разрастание госаппарата, ведущее к огромным непроизводительным затратам и низкой эффективности услуг.
Власть госбюрократии создает определенные проблемы и для класса наемных работников, главным образом тем, что не позволяет до конца развиться основному противоречию капитализма между трудом и капиталом, тормозит рост классового сознания трудящихся.
В тех местах, где господствует «правильный капитализм» и класс буржуазии является безраздельным, полноправным и безоговорочным Хозяином, единственным владельцем собственности и источником власти, там сознательным трудящимся гораздо проще разглядеть своего настоящего противника. У нас, на постсоветском пространстве, где отсутствие класса-Хозяина стало уже чуть ли не историческим «проклятием», с поиском классового врага дело обстоит куда сложнее. Вот на благословенном Западе, возникло движение «Оккупай Уолл-Стрит». И ни у кого не возникнет вопроса, почему «оккупай» следует именно Уолл-Стрит, а не что-либо иное, ибо Уолл-Стрит есть источник мирового зла, главное средоточие процесса капиталистического накопления, самая укрепленная цитадель мировой буржуазии, в которой, в одном из многочисленных золотых сейфов с платиновыми замкАми, хранится кощеево яйцо капиталистической формации в её современном виде.
В России тоже стали образовываться движения по образу-подобию западного «Оккупая». Но сразу же возникла трудность: а что именно оккупировать российскому среднему классу? Ну не «Сбербанк» же ему идти брать штурмом или осаждать какую-нибудь РТС. Ведь даже пятилетнему ребенку понятно, что данные учреждения мало чего у нас решают самостоятельно, и, хотя сейфы в их помещениях будут, возможно, и покруче, и понавороченнее, нежели на Уолл-Стрит, однако никакого кощеева яйца в них днем с огнем не сыскать. Одни доллары, евро, рубли, тугрики и прочие бренности. Народ это чует спинным мозгом, и устремляется к Кремлю – куда же ещё? Кто-то скажет, что это его Госдеп туда злонамеренно направляет с целью подрыва российской государственности, кому-то больше по душе версия с «агентами мировой закулисы» Немцовым, Навальным и Удальцовым – дескать, они, гады, воду мутят. Всё может быть, все может статься…
Мы, однако, не будем чрезмерно усложнять картину, прибегая к конспирологическим построениям. Дело обстоит, на наш взгляд, куда проще, товарищи.
В Кремле у нас испокон веков сидит власть, головка государственной бюрократии. Она то и рулит всеми сбер, альфа и бета банками, она то и разруливает все финансовые потоки: этому дала, этому тоже дала, но поменьше, этому вообще ни хрена не дала, т.к. не положено, а кого-то глядишь, и посадила лет эдак на десять, чтоб неповадно было. «Цивилизованный рынок», так сказать, во всей красе… Вот наш средний класс и вымещает злобу свою на Кремле и его скромных обитателях.
Ну, разумеется, народ от Кремля гонят взашей - газом, дубинками, ОМОНом и прочими средствами умеренного физического воздействия. Народ впадает в депрессию и беспорядочно рассеивается по Москве и другим крупным городам. Но инстинкт «оккупая» продолжает работать, и люди оккупируют все, что под руку попадется: памятник гениальному казахскому поэту, сквер на Баррикадной, Исаакиевский собор и т.п. совершенно случайные и не имеющие никакого отношения к классовой борьбе объекты культуры и архитектуры. Сторонники легендарной панк-группы «Пусси Райот» разбили небольшой табор напротив здания Мосгорсуда. Возникло движение «Оккупай суд». Правда вышло так, что гораздо ближе, чем к суду, табор расположен к ограде Богородского кладбища, и по этой причине движение вполне можно было бы переименовать в «Оккупай кладбище».
С другой стороны, в нашей стране уже долгие годы и с огромным успехом действует общественное движение «Покупай суд». В результате его бурной деятельности стало возможным обычного, среднего россиянина упрятать в тюрьму всего за несколько десятков тысяч долларов, и приблизительно за такую же сумму вызволить из неволи! Но не будем отвлекаться от темы…
В верхних эшелонах российской власти, безусловно, тоже присутствовало понимание и осознание противоречивой, двусмысленной роли госбюрократии в процессе становления национального капитализма. Не будем забывать, что нынешнее межеумочное положение в классовой структуре по большей части не есть результат неких изначальных устремлений или реализации продуманной коллективной стратегии, выработанной в недрах бюрократической прослойки. Скорее оно является следствием стечения ряда объективных обстоятельств, уходящих своими корнями глубоко в российскую историю. Главная цель бюрократии, все-таки, есть конвертация самой себя в правящий класс, во владельца средств производства, в полноправного капиталиста-Хозяина, а никак не вечное пребывание в роли пусть и властной, пусть и привилегированной, но «прислуги», хозяина не реального, а номинального, в ипостаси временного исполнителя чужих исторических обязанностей. Сознательно или бессознательно, но бюрократия тоже желает создания «нормального» капитализма с «правильными» отношениями власти и собственности, с четким и ясным разделением труда между Хозяином, «конторой» и «фабрикой».
Не случайно ведь глава российских бюрократов, В.В.Путин, постоянно подчеркивает (вызывая вздох разочарования у т.н. «державников»), что он, дескать, никакой ни «царь», ни «вождь» и ни «отец народов», а, всего лишь, «наёмный менеджер». Притом менеджер настолько крутой и незаменимый, что довольный народ постоянно перезаключает с ним трудовой договор. Правда, ему уже мало кто верит, но всё же стремление быть только наемным управленцем, по крайней мере, декларативное, налицо.
Именно такой вот попыткой продемонстрировать, что у нас «всё как у людей», что в нашей стране не «контора» рулит, а самый что ни на есть всамделишный правящий класс-Хозяин, стало в 2008 году решение Путина не менять Конституцию и не идти на третий срок, а выдвинуть кандидатом в президенты Дмитрия Анатольевича Медведева. Человек доселе не самый известный, Дмитрий Анатольевич, тем не менее, вполне подходил на роль «президента от буржуазии». Он не принадлежал к славной когорте силовиков, служил в бизнесе, исповедовал либеральные взгляды, не имел «темных пятен» в биографии, опирался на такие неолиберальные мозговые центры, как ИНСОР. Буржуазия и либеральная интеллигенция первоначально приняли кандидатуру Медведева на ура. В его повестку дня входили такие насущные задачи строительства либерального капитализма, как «борьба с коррупцией», «развитие высоких технологий», «либерализация законодательства», «укрепление институтов рынка», «десталинизация» и т.д. и т.п. Все эти наполеоновские планы объединялись под рубрикой «Модернизации», как бы подчеркивавшей необходимость доведения российского капитализма до «современных», «цивилизованных» стандартов.
Насколько реформистский поход Медведева увенчался успехом – можно судить по сегодняшнему отношению к Дмитрию Анатольевичу нашего «гражданского общества», возлагавшего на его скромную персону столь грандиозные надежды. Хотя, на мой взгляд, претензии «среднего класса» и прочих сторонников «нормального капитализма» к бывшему президенту и нынешнему премьеру основательно завышены (о претензиях противников капитализма и говорить нечего). Будь Дмитрий Анатольевич даже выдающейся исторической личностью, творческой, сильной и харизматичной, каким-нибудь, черт его знает, Бисмарком или Гинденбургом, которым палец в рот не клади, то и тогда ему вряд ли бы удалось в полной мере осуществить свою «модернизацию». Согласитесь, что провернуть в одиночку «буржуазную революцию» сверху, сделать целый общественный класс Хозяином огромной страны – такое вряд ли под силу бывшему доценту юриспруденции, вселись в него сразу хоть десять Гинденбургов.
Но кое-что Медведеву сделать уже удалось. Своей беспрестанной либеральной болтовней он таки возбудил фантазии широких масс московской интеллигенции, часть которой видела в нем полноценную замену Путину. И теперь никаким fine tuning-ом Дмитрий Анатольевич от «среднего класса» и стоящих за ним группировок буржуазии так просто не отделается…
Сегодня в России запрос на «нормальный капитализм», на диктатуру класса-Хозяина будет, пожалуй, посильнее, чем был когда-то в СССР. По-своему этой диктатуры желают и националисты, и либералы и даже некоторые левые. В самый канун мартовских выборов президента Лефт.ру опубликовал статью Антона Баумгартена «Голосую за Прохорова». Тов. Баумгартен усмотрел в Михаиле Прохорове ту самую фигуру, которой в кои-то веки удастся поставить во главе России не ту или иную группировку чиновников, а полноценный исторический класс, класс Прохоровых: злых, жадных, целеустремленных и решительных, которым «надо, чтоб все было «по закону», по их закону, чтобы государство защищало их собственность, а не перераспределяло ее в пользу той или иной чиновной группы». Надо сказать, тов. Баумгартен озвучил мысли и чаяния значительной части российского электората: в Москве и Санкт-Петербурге господин Прохоров занял второе место, а на некоторых участках даже обошел Путина. Народ наш, поди, здорово истосковался по Хозяину – суровому, но справедливому (пусть и по буржуйски справедливому)!
Я не думаю, что подобным «радужным» перспективам у нас суждено сбыться. Во всяком случае, в одиночку, без мощной поддержки низов, российская буржуазия не способна совершить буржуазную революцию и полностью отказаться от услуг своего «врио» - госбюрократии. Дело здесь даже не в особенностях исторического развития.
Буржуазный класс по своей общественной природе довольно труслив. Таким он всегда был, таким он и останется, пока капитализм не испустит дух. Объясняется это очень просто: к моменту завоевания своей политической власти буржуазия подходит уже имущим классом, ей есть что терять. Помимо этого, снизу её подпирает неимущий пролетариат, который, чуть зазеваешься – норовит эту самую власть перехватить. Поэтому, провозглашая устами своих идеологов и глашатаев далеко идущие политические изменения, когда доходит до дела, буржуазия действует с оглядкой, зачастую не доводя до конца и половины намеченного. Для успеха буржуазной революции необходимо активное участие в ней, помимо самой буржуазии, других угнетенных классов и прослоек. Так было во время Великой французской революции, когда не принадлежавшие к буржуазии слои горожан боролись за осуществление интересов буржуазии, применяя, по словам Маркса, «плебейские методы». Якобинский терроризм, писал Маркс - есть «плебейский способ разделаться с врагами буржуазии».
Считанным буржуазным революциям удалось довершить свою работу до конца. Посмотрите – в самых супер-пупер демократических европейских государствах до сих пор сохраняется институт монархии, давая подчас пищу для разнообразных конспирологических теорий.
В тех местах, где буржуазия порушила «до основанья» феодальные формы власти (Франция, США), там как раз заправляли «плебеи», даже и не обязательно пролетарские - бандиты, террористы, поселенцы-головорезы, продукты разложения британской аристократии, не хотевшие унижаться до наемного труда.
Но, даже в эти образцово-показательные республики монархия возвратилась, пролезла через черный ход: в них был учрежден пост президента, обладающего фактически королевскими полномочиями. Так что «свободолюбие» и «либерализм» буржуазии – это предприятия с весьма и весьма «ограниченной ответственностью»…
Главная мысль Антона Баумгартена ясна: преодоление капитализма возможно только путем исчерпания его внутренних противоречий, через доведение классового антагонизма между пролетариатом и буржуазией до прямого, неопосредованного влиятельными промежуточными прослойками, столкновения, переходящего в пролетарскую революцию. В сегодняшней России такое столкновение предотвращает подушка безопасности путинского бонапартизма. Вместо того, чтобы позволить рабочим Пикалево самим разобраться с Дерипаской, добрый царь Владимир Владимирович приезжает и, к радости трудящихся, устраивает показательную порку зарвавшегося олигарха, принуждая того выдать работникам зарплату. И волки сыты, и овцы целы… Классовому противоречию в данном случае (как и во многих других) не дают разрешиться «естественным» путем, благодаря чему система продолжает жить и работать.
Однако существует и другая возможность, иной вариант развития классовых противоречий. Мы уже писали о нем, анализируя последствия Октября и приводя слова Ленина про «недостаток развития капитализма» в России. Этот «недостаток», как мы видели, может не только «мешать» рабочему классу, но, при определенных обстоятельствах, обернуться своей противоположностью и стать, так сказать, мотором революции.
Так ли уж стоит расстраиваться из-за того, что у нас нет «нормальной» буржуазии и, соответственно, «нормального» капитализма? Многие представители т.н. «среднего класса» любят порассуждать на тему: как же жаль, что наш капиталистический класс состоит практически сплошь из олигархов-паразитов, ничего не производящих, а только истощающих невосполнимые природные ресурсы. И как счастливы люди в «нормальных» странах, ведь у них есть такие творческие, созидательные капиталисты, такие инноваторы, такие вежливые, культурные и политкорректные душки, как Майкл Цукерберг, Стив Джобс, Элон Маск и многие другие. Все они, разумеется, обогащаются, но ведь и пользу обществу приносят огромную – кто социальную сеть создаст, кто айфончик изобретет, кто к нему операционную системку напишет, а кто на свои кровные даже космический корабль запустит! Вот это да! Не то, что у нас – один сплошной Ё-мобиль с Суперджетом. Коррупционеры, жулики и воры, «срань господня»!
А я вам скажу – и хорошо, и слава Создателю, что лицо нашего капитализма определяют не изобретательные Джобсы и сладкие, общительные цукерторты, и даже не хитрожопые «финансовые гении» вроде Уоррена Баффета, а чистопородные, неприкрашенные паразиты, всякие отмороженные олигархи да распоясавшиеся «топ-менеджеры», без малейшего зазрения совести сосущие из народа кровь, глумящиеся над ним, давящие его (не щадя вот уже и младенцев!) своими бронированными, позолоченными членовозами, конченные твари, не гнушающиеся никакой мерзости и подлости. Эти подонки рода человеческого своим вызывающим паразитизмом и мерзопакостным поведением, своей непролазной тупостью и неутолимой алчностью способны довести до белого каления даже долготерпеливый, кроткий и всепрощающий русский народ. С такой буржуазией, пусть и пальцем деланной, пусть и недозревшей до статуса Хозяина, наши противоречия дойдут до нужной кондиции ещё и побыстрее, чем кое-где в «цивилизованном» мире.
Хотя, если бы наши буржуи построили вскладчину космический корабль, погрузились бы в него, желательно прихватив своих кремлевских опекунов и менторов, а также культурно-идеологическую обслугу, и отлетели бы в бессрочную экспедицию на какую-нибудь забытую богом галактику – я бы не возражал.
Но уж коли выпала судьба выбирать между сранью господней и «правильным» Цукертортом, то я голосую за срань! Тем более что если самый красивый и аппетитный цукерторт вилочкой немного подковырнуть, то внутри та же самая срань окажется, а может и что похуже...
Что ни говори, а диалектический подход часто позволяет увидеть свет в конце самого темного и кажущегося нескончаемым тоннеля. Стоит лишь мысленно поменять концы местами…
Возьмем популярную ныне тему - религию. Представим себе на минуточку, что вместо комичных, колоритных, щекастых и животастых прохиндеев, ежедневно развлекающих нас всяческим эпохальным мега-вздором, уверенных с поистине детской непосредственностью, что если брегетовские часики замазать фотошопом, то о них никто ничего не узнает - вместо всей этой экстравагантной шпаны гундяевых, чаплинов и схожих с ними по уму чести и совести главарей других «конфессий», нашу «духовную жизнь» примутся окучивать «истинные», «порядочные и честные», «возвышенные» служители культа. Ну, хоть такие как аскетические тибетские монахи, борцы с китайским империализмом, спящие на раскаленных углях. Или суровые ребята наподобие жертвенных моджахедов, готовых отдать единоверцу последнюю рубаху, а неверного изорвать в клочки своими руками. Станет ли нам радостно и счастливо от подобного перевоплощения наших, погрязших в чревоугодии, сребролюбии и лицемерии святых отцов? Не возопим ли мы в отчаянии: «Милый Гундяй, славный Чарли, простите нас грешных, вернитесь, пожалуйста! Мы подарим вам новые роскошные авто, дадим целый контейнер со швейцарскими часами, брюликами, с самыми изысканными побрякушками, запишем на имя ваших родственников, друзей и подруг весь Дом на набережной, вместе с примыкающими к нему улицами, будем неистово лобызать любые священные причиндалы, какие только вам не заблагорассудится притаранить в наши края! Только избавьте нас от этих безумных «правильных» фанатиков…»
Что поделаешь… Когда-то очень давно титаны материалистической диалектики учили: «всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни».
И продолжали свою мысль так:
«когда общество, взяв во владение всю совокупность средств производства и планомерно управляя ими, освободит этим путём себя и всех своих членов от того рабства, в котором ныне их держат ими же самими произведённые, но противостоящие им, в качестве непреодолимой чуждой силы, средства производства, когда, следовательно, человек будет не только предполагать, но и располагать, — лишь тогда исчезнет последняя чуждая сила, которая до сих пор ещё отражается в религии, а вместе с тем исчезнет и само религиозное отражение, по той простой причине, что тогда уже нечего будет отражать»
В общем, как ни смотри, а корень всех наших бед сегодняшних и бед будущих – не на небе, не в религии, не в Кремле и даже не на Уолл-Стрит. Хотя своя немалая доля ответственности за человеческие страдания и унижения лежит на всех этих местах и учреждениях (кроме неба). Источник зла заключается в капиталистических отношениях, которые нам, или нашим потомкам, предстоит сбросить в мусорный бак истории путем радикального общественного действия.
Необходимо противопоставить буржуазно-номенклатурной success story невеликого ростом и недалекого умом баловня судьбы, поклонника либеральной идеологии и британской поп-музыки, и той «социальной группы», интересы которой он нанят представлять, Историю успеха атакующего класса наемных работников, производителей, истинных Хозяев всех богатств планеты, триумф их великой, очистительной и созидающей революции.
В конце концов, в одном то этот ясновельможный сибарит, несомненно, прав: свобода и в самом деле лучше, чем несвобода…
При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна |