18 мая 1973 года в стамбульском пыточном застенке  Диярбакыр был казнен лидер турецких коммунистов  Ибрагим Кайпаккая. Взятый в плен с боя, он мужественно и стойко выдержал трехмесячную изощренную пытку и ушел в небытие гордо, как боец, как убежденный коммунист. Так же ушли  из жизни годом раньше другие турецкие революционеры, командиры  Красной  Армии, вожаки революционного студенчества: Махир Чаян, Дениз Гезмиш, Улаш Бардакчи. В петле палача, в неравных огневых схватках со  специальными подразделениями турецкой армии, в кинжальных перестрелках со  стамбульской полицией они явили миру товарищеское самопожертвование, несгибаемость настоящего бойца и непоколебимую веру в праведность дела, ради которого приняли смерть.

Без малого двадцать лет спустя, на другом берегу Черного  моря  в подлом августе 91 года, тогдашний первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС  Маслов сдал без боя и парторганизацию, кстати, третью по численности в КПСС, и советскую власть на Кубани. За это от властей получил свою нишу в экспобизнесе. Выставки устраивает различные сегодня в рекламных целях: то винцо изысканное  пропагандирует, то мебеля славит дорогие, то котятами породными и щенками элитными удивит взыскательную публику. Процветает, наверное, хотя мог бы получить за свое предательство и кус пожирнее. Явно продешевил Маслов, в то время ельцинизм и всю сопутствующую псевдодемократию кубанцы в массе своей отвергали, со всей, что называется, пролетарской ненавистью. Бойцы то были, а вот  руководителя единого не хватало в ту пору, лидера коммунистического, чтоб повести, вызов  бросить и предел положить сатанизму нарождающегося капитализма. Может и история того дня, да и нынешнего, писалась бы по-другому. За предательство свое Маслов мог бы с полным основанием и поболе запросить, поторговаться выгодно.

Ну, например, как  последний советский лидер Кубани  Николай Кондратенко, который оказался на порядок расчетливее.  Спустя полтора  десятилетия после масловского предательства он сначала выгодно предложил себя КПРФ.  В обмен на свою популярность в регионе он получил третье место в думской фракции зюгановцев, а потом также выгодно продал себя путинистам, пропагандирую уже партию власти. Кресло сенатора за это получил, со всем вытекающим благополучием. Сынка в парламент  региональный  устроил все от той же партии власти. Это значит, что бы племя кондратенковское у власти прочно стояло, на века.  О вечности предстоящей не думает Кондратенко, все в делах и заботах скользких, глядишь, и второго сынка к делу прибыльному правления пристроит, к кормушке неисчерпаемой бюджетной. А как клял он в свое время Мишку Горбачева за измену, популярность набирал на  этом обличительстве горбачевского  курса. А сам уже загодя готовил измену на порядок более подлую и низкую. Это в личном плане, а в общественной жизни  он просто деморализовал значительную часть протестного населения, которая верила его «патриотическому»  словоблудию. У Булгакова в «Мастере и Маргарите» в главе «великий бал у сатаны» есть известный персонаж, что с «детства отличался странными фантазиями, мечтатель и чудак. Его полюбили одна девушка, а он взял и продал ее в публичный дом». На мой взгляд – это  из одной серии, размеры только разные.

Ибрагим Кайпаккая, 1949 - 1973

Самому старшему  герою турецкой Красной Армии было двадцать пять лет. Давно уже они под могильными камнями. Кубанским типажам предательства, что вещали от имени советской власти и компартии, уже восьмой десяток.  На добрые полвека они пережили казненных революционеров с другого берега Черного моря. Надо полагать,  еще поживет и Маслов и Кондратенко, при деньгах они, хватит и на врачей и на лекарства дорогие. Только вот жизни эти очень разные,  уж совсем не похожие друг на друга. Каждый май на стамбульской площади Таксим, вспоминая своих погибших командиров, сходятся красные манифестанты. Несут они как самые драгоценные реликвии, как священные хоругвии и иконы, рядом с портретами Сталина, Ленина, Маркса и Энгельса на алом бархате  лики своих убитых героев.  В одном строю с ними казнённые  Дениз Гезмиш, Махир Чаян, Улаш Бардакчи, Ибрагим Кайпаккая. Первыми  среди  демонстрантов идут самые сильные и отчаянные бойцы, им  выпадает непростая участь начать бой с  полицией, первыми идти под метель дубинок, под калечащие струи водометов, в облака слезоточивого газа. Они гордятся своей долей, это честь – начать схватку, а по существу тризну, поминки по убитым товарищам. За ними идут другие красные манифестанты, мужчины и женщины, юноши и девушки. И этот бой  для них так же драгоценен, как поклонение святыням для людей религиозных. Каждый май содрогается Стамбул памятью о своих казнённых сынах, командирах и вождях турецкой Красной Армии.

Насчет Маслова не знаю, а у Кондратенко, когда придет час, будут пышные похороны. Сильные мира сего, что владеют банками, газетами, латифундиями и заводами таких услуг, какие были оказаны капиталу Кондратенко, не забывают. Попы прибегут гладенькие, жирными голосами псалмы распевать, ряженных  в форму казачью, что жируют на бюджете многострадальном,  понабьется. О вечной памяти болтать будут. Только зря все это, о предателях нет вечной памяти, ну разве на манер иудиной. Только нет там поклонения, нет уважения элементарного. Помянут разве как проныру – шкурника, ловко обстряпавшего свои делишки.

Стамбульские палачи из Диярбакыра горьким маем 73 года передали матери Ибрагима Кайпаккая два мешка расчленённых останков сына. Когда мать не поверила, что эти куски человеческого мяса  - это все, что осталось от родного человека, ей показали отрезанную голову сына. И эта история еще всколыхнет ни одно юношеское сердце, отзовется слезой чистой сострадания и гордости за героев прошлого, поведет на новую борьбу. Жизнь Маслова и Кондратенко не отзовется ни слезой, ни порывом высоким душевным. Потому как нет там ни чистоты, ни благородства, описаны они будут разве что  в новой главе про бал у сатаны. И остается только недоумевать, отчего на разных берегах Черного моря, в трех сотнях километров рождаются и живут такие разные люди.  

Был такой философ, Лев Гумилев, создатель теории пассионарности. О том говорил ученый, что есть такая неведомая энергия, которая ведет народы сквозь все беды и трудности, страстно, жертвенно к великим целям. Дается эта пассионарность далеко не всем, потому и есть внушающее восхищение и  благоговейное уважение в мировой истории, ну и то, мимо чего проходят без всякого сожаления. Умом гумилевскую теорию принять не могу, по причине закоренелого материализма, вижу во всем первопричиной социально – экономическое, поддающееся точным марксовым формулам.  А вот сердцем  от нее отказаться не могу, сравнивая и сопоставляя людей, что проходят через жизнь. Все вопросом мучаюсь безысходным о том, в чем разница между представителями, в общем-то, одной эпохи, живущими по соседству, рядом. И ответа найти не могу, почему одни живут красиво и ярко, а другие черви червями.  И завидую тем, на стамбульской площади Таксим. Им под дубьем полиции в ранах и увечьях лучше и чище, чем нам, в тине и миазмах предательства.