(на статью А. Мичурина «О капитализме с социализмом замолвим слово. И о коммунизме… (в связи с желанием социализма у «быстрых разумом невтонов»)».

В качестве эпиграфа:

[1] История – не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека 1 .

[2] Главный недостаток всего предшествующего материализма – включая и фейербаховский – заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно 2 .

[3] Совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика/ 3 .

[4] Общественная жизнь является по существу практической. Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят своё рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики 4 .

[5] Великая основная мысль, что мир состоит не из готовых, законченных предметов, а представляет собой совокупность процессов, в которой предметы, кажущиеся неизменными, равно как и даваемые головой мысленные их снимки, понятия, находятся в беспрерывном изменении, то возникают, то уничтожаются, – эта великая основная мысль со времени Гегеля до такой степени вошла в общее сознание, что едва ли кто-нибудь станет оспаривать ее в ее общем виде. Но одно дело признавать ее на словах, другое дело – применять ее в каждом отдельном случае и в каждой данной области исследования 5 .

[6] Превосходство пролетариата над буржуазией, которая превосходит его во всех прочих интеллектуальных, организаторских и т.д. отношениях, состоит исключительно в том, что он способен наблюдать за обществом, исходя из его центра, как взаимосвязанное целое и поэтому способен действовать центрально, изменяя действительность; в том, что для его классового сознания теория и практика совпадают, что сообразно с этим он может сознательно бросить на чашу весов исторического развития как решающий момент свою собственную деятельность. Когда вульгарные марксисты разрывают это единство, они перерезают тот нерв, который связывает пролетарскую теорию в одно целое с пролетарской деятельностью» 6 .

[7] Социализмом называется протест и борьба против эксплуатации трудящегося, борьба, направленная на совершенное уничтожение этой эксплуатации 7 .

[8] Никаких преобразований, не назревших абсолютно и в экономической действительности и в сознании подавляющего большинства народа, Коммуна, т. е. Советы рабочих и крестьянских депутатов, не «вводит», не предполагает «вводить» и не должна вводить 8 .

[9] В народной массе мы все же капля в море, и мы можем управлять только тогда, когда правильно выражаем то, что народ сознает. Без этого коммунистическая партия не будет вести пролетариата, а пролетариат не будет вести за собою масс, и вся машина развалится 9 .

[10] Лишь тот, кто призван и кто стремится приблизить будущее, может увидеть конкретную истину современности 10 .

Из статьи А. Мичурина: «…Очень важно для марксистов – теоретически начать различать социализм и капитализм, с одной стороны, и коммунизм с другой». «На это «различение» я лично могу в данный момент ответить только так: вот, благодаря этому не развиваемому длительное время диалектически различению данных феноменов и профукали мы (и автор, стало быть, в том числе) и СССР, и свой, т.е. пролетарский, социализм, и коммунизм».

А. Мичурин предлагает марксистам решить теоретическую задачку на различение феноменов капитализма, социализма и коммунизма, и здесь же дает решение: капитализм и социализм с «одной стороны», и коммунизм –  «другой», сетуя, что такое «различение» длительное время не развивалось диалектически. Почему А. Мичурин обращается к марксистам, не совсем понятно. Видимо, считает себя также марксистом. По его самооценке, он – диалектик и материалист, «всегда старающийся проверять идеи иных и своего собственного сознаний по возможности максимально «отстраненно», не заинтересованно, т.е. объективно». Правда, материализмом он, по-видимому, считает свою способность к максимально отстраненному, незаинтересованному, т.е. объективному взгляду на идеи «чужого и собственного сознания», что к диалектическому (в частности, историческому) материализму Маркса и Энгельса не имеет никакого отношения 11 . Его «незаинтересованность» также вызывает недоумение. Человек, стоящий на позиции определенного мировоззрения (например, диалектико-материалистического), не может считать себя и считаться другими «отстраненным» и «не имеющим интереса», хотя бы потому, что мировоззрения бывают разными, иногда противоположными, противоборствующими. Имеет ли его диалектика, выраженная в таком незатейливом виде как «с одной стороны, с другой стороны», какое-либо отношение к материалистической диалектике названных авторитетных товарищей, пусть решает осведомленный в этих вопросах читатель 12 . Остается выяснить, имеет ли отношение сам взгляд (точка зрения) 13  А. Мичурина на предложенный им вопрос и, соответственно, предлагаемое им решение, к традиционному, т.е. действительному марксизму, если под последним мы, все-таки, будем понимать научный социализм Маркса и Энгельса, данный в их произведениях.

Трудно с первого подхода разобраться в том, что имеет в виду А. Мичурин, соединяя капитализм и социализм на «одной стороне». Или идея слишком глубока и автор нам не помогает, или она лежит на поверхности: капитализм и социализм – это одно и то же, принципиальная основа у них одна – капитализм, – следовательно, ничем они друг от друга не отличаются, а если и отличаются, то несущественными признаками, т.е. случайными. Но возникает вопрос: о чем же тогда речь, в чем, так сказать, интрига? Если эти два феномена по сути одно и то же, тогда остается проблема «диалектического различения» капитализма и коммунизма. Но она, если не ошибаюсь, в марксизме уже разрешена. О чем же тогда статья А. Мичурина?

Нам видится, что эта статья о том, что никакого социализма вообще не существует. Вот этот глубокомысленный вывод, эту Истину и доказывает марксистам материалист и диалектик    А. Мичурин, не особенно утруждая себя ссылками на источники своей мудрости, общепринятым для таких случаев цитированием и соблюдением прочих условностей.

В марксизме Маркса и Энгельса с одной и прямо противоположной ей другой стороны «поставлены» капитализм и коммунизм:

капитализм – как принцип организации общественного производства, всей социальной жизни – индивидуальная частная собственность в наиболее развитой, «чистой» форме (основа гражданского общества), – определяющий механизм общественного развития, и

коммунизм – тоже как принцип организации общественного производства, всей социальной жизни – «положительное выражение упразднения частной собственности» 14 , ее полное и безусловное отрицание, включая социальные предпосылки, – порождающий, соответственно, новый механизм общественного развития.

И это единственное, что можно сказать о капитализме и коммунизме, рассуждая о них на предложенный манер как о чем-то, стоящем «с одной стороны, с другой стороны».

Читаем у Э. В. Ильенкова (все выделения жирным шрифтом наши. – Ю.К.):

[1] «Неправда, что Маркс «научно описал» лишь один «специфический случай отчуждения» – его «специфически капиталистическую разновидность»… Он именно показал («научно описал») тот факт, что отчуждение вообще, во всех его видах и разновидностях, неразрывно связано с одной, причем очень строго определенной формой собственности.

И вовсе не со специфически капиталистической ее формой… А с частной собственностью вообще. За это может поручиться сколько-нибудь внимательный «семантический анализ» текстов, написанных самим Марксом.

Капитализм же всегда понимался Марксом (как ранним, так и поздним) как высшая и последняя – как «предельная» – форма развития частной собственности вообще, как естественный и закономерный результат «свободного» от всех ограничений и потому беспрепятственного развития частной собственности. Потому-то и все беды «отчуждения», связанного с частной собственностью так же неразрывно, как южный полюс магнита с северным, также достигают здесь своего максимума.

Капитализм – это и есть частная собственность, превратившаяся во всеобщий и единственный принцип организации всей социальной жизни и потому охватившая буквально все элементы общественного производства – как материального, так и духовного. Если угодно, капитализм – это и есть частная собственность как таковая, в чисто всеобщей форме» 15 .

Однако сведение понятия коммунизма лишь к отсутствию частной собственности делает его крайне малосодержательным. Поэтому в «Немецкой идеологии» имеется уточнение: «…установление коммунизма, – пишут Маркс и Энгельс, – имеет по существу экономический характер: оно – создание материальных условий… объединения…» 16 . Следовательно, в их понимании, коммунизм есть определенные материальные условия (или определенность материальных условий) жизни общества, а его установление есть создание этих условий. Полное отрицание одних материальных условий, воплощенных в  частной собственности, приводит, в конечном счете, к установлению их противоположности – материальных условий, воплощенных в общей собственности коммунистического типа.

«... Все индогерманские народы начинают с общей собственности. Почти у всех народов она в ходе общественного развития отменяется, отрицается, вытесняется другими формами – частной собственностью, феодальной собственностью и т. д. Подвергнуть отрицанию это отрицание, восстановить общую собственность на более высокой ступени развития – такова задача социальной революции» 17 .

Но основоположники научного социализма часто и вполне обоснованно употребляли понятие коммунизма в смысле и самого процесса создания этих условий, деятельного отрицания частной собственности – сознательной социально-преобразующей деятельности, содержащей в себе это отрицание как свое положительное содержание.

[1] «Истинное – естественное, историческое и диалектическое – отрицание как раз и есть (рассматриваемое со стороны формы) движущее начало всякого развития: разделение на противоположности, их борьба и разрешение, причем (в истории отчасти, в мышлении вполне) на основе приобретенного опыта вновь достигается первоначальный исходный пункт, но на более высокой ступени. – Бесплодным же отрицанием является отрицание чисто субъективное, индивидуальное, представляющее собой не стадию развития самого предмета, а привнесенное извне мнение» 18 .

[2] «Для уничтожения идеи частной собственности вполне достаточно идеи коммунизма. Для уничтожения же частной собственности в реальной действительности требуется действительное коммунистическое действие. История принесет с собой это коммунистическое действие, и то движение, которое мы в мыслях уже познали как само себя снимающее, будет проделывать в действительности весьма трудный и длительный процесс» 19 .

Таким образом, мы вправе говорить о коммунизме и как о деятельности-процессе (создание определенных материальных условий), и как о деятельности-результате (наличие этих условий).

И все же, главной целью-ориентиром коммунистической социальной революции (превращения/преобразования капиталистического общества в коммунистическое или, иначе говоря, коммунистической трансформации капиталистического общества) у Маркса и Энгельса является не сама общая (общенародная) собственность («как таковая, в чисто всеобщей форме»), а «действительная человеческая эмансипация» 20 . Поэтому название одного из разделов «Экономическо-философских рукописей 1844 года» содержит формулу «коммунизм как социализм, совпадающий с гуманизмом» 21 . А в «Немецкой идеологии» прямо указано на тождество коммунизма с реальным гуманизмом («…«реальный гуманизм», т.е. коммунизм…» 22 ). И здесь без правильного понимания социализма с теоретическим коммунизмом до конца не разобраться.

Наиболее глубоким проникновением в природу социализма является, по нашему мнению, его определение как «самосознание человека» 23 . Добавим, и как становление подлинного самосознания человека в окружающем его и изменяемом им предметном мире.

Социализм как завершенное в своем становлении самосознание человека означает коренное изменение его отношения к «чувственному внешнему миру, предметам природы, как миру чуждому, ему враждебно противостоящему», а также коренное изменение отношения человека к «его собственной деятельности, как к чему-то чуждому, ему не принадлежащему». В конечном счете, он означает утверждение человеком самого себя как действительно родового существа, отношение человека (всех людей) к своему роду как своему предмету, к самому себе как «наличному живому роду», «существу универсальному и потому свободному».

«Человек есть существо родовое, не только в том смысле, что и практически и теоретически он делает своим предметом род – как свой собственный, так и прочих вещей, но и в том смысле – и это есть лишь другое выражение того же самого, – что он относится к самому себе как к наличному живому роду, относится к самому себе как к существу универсальному и потому свободному» 24 .

Но социализм – не только результат общечеловеческого развития, но и сам его процесс. И как таковой он есть становящееся самосознание – отрицание отчуждения от человека его родовой сущности, имеющего своей главной причиной отчуждение от человека его практической человеческой деятельности, которое Маркс называл «самоотчуждением труда», выраженное в (1) отношении труда (рабочего) к своему продукту, (2) отношении труда (рабочего) к акту производства в самом процессе труда.

«В чем же заключается отчуждение труда? Во-первых, в том, что труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развертывает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свой дух. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это – принудительный труд. Это не удовлетворение потребности в труде, а только средство для удовлетворения других потребностей, нежели потребность в труде. Отчужденность труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы. Внешний труд, труд, в процессе которого человек себя отчуждает, есть принесение себя в жертву, самоистязание. И, наконец, внешний характер труда проявляется для рабочего в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому. Подобно тому как в религии самодеятельность человеческой фантазии, человеческого мозга и человеческого сердца воздействует на индивидуума независимо от него самого, т.е. в качестве какой-то чужой деятельности, божественной или дьявольской, так и деятельность рабочего не есть его самодеятельность. Она принадлежит другому, она есть утрата рабочим самого себя» 25 .

Уточним, что означает отчуждение от человека его родовой сущности? Об этом Маркс пишет в разделе «Отчужденный труд» своих Экономическо-философских рукописей 1844 года, где указывает, что такое отчуждение порождает «отчуждение человека от человека».

 «Отчужденный труд отчуждает от человека его собственное тело, как и природу вне его, как и его духовную сущность, его человеческую сущность. … Непосредственным следствием того, что человек отчужден от продукта своего труда, от своей жизнедеятельности, от своей родовой сущности, является отчуждение человека от человека. Когда человек противостоит самому себе, то ему противостоит другой человек. То, что можно сказать об отношении человека к своему труду, к продукту своего труда и к самому себе, то же можно сказать и об отношении человека к другому человеку, а также к труду и к предмету труда другого человека. Вообще положение о том, что от человека отчуждена его родовая сущность, означает, что один человек отчужден от другого и каждый из них отчужден от человеческой сущности. Отчуждение человека, вообще любое отношение, в котором человек находится к самому себе, реализуется, выявляется лишь в отношениях человека к другим людям» 26 .

Отчуждение человека от человека выражается в том, что человек превращает свой род (родовую, производственную жизнь, «жизнь, порождающую жизнь») и другого человека в «средство для поддержания своего индивидуального существования». Маркс называет такого человека эгоистическим, ограниченным, замкнутым в себе индивидом 27 , для которого «сама жизнь оказывается лишь средством к жизни» 28 . Отчужденная форма социального общения, при которой общество выступает «цепью взаимных обменов», «торговым обществом», а отношение человека к человеку – «отношением частного собственника к частному собственнику», приводит к всеобъемлющему господству вещи над личностью человека и, значит, к обесцениванию последней.

[1] «Продукт каждого из нас есть, следовательно, средство, опосредствование, орудие, признанная власть потребностей каждого из нас друг над другом. Твой спрос и находящийся в твоем владении эквивалент – это, стало быть, равнозначные, тождественные для меня термины, и твой спрос имеет действенный характер, а потому и смысл лишь в том случае, если он имеет смысл и действенный характер по отношению ко мне. Если тебя рассматривать просто как человека, без этого орудия обмена, то твой спрос есть неудовлетворенное стремление с твоей стороны, а для меня пустая фантазия. В качестве человека ты не находишься ни в каком отношении к моему предмету, так как и я сам не имею к нему никакого человеческого отношения» 29 .

[2] «Наша взаимная ценность есть для нас стоимость имеющихся у каждого из нас предметов. Следовательно, сам человек у нас представляет для другого человека нечто лишенное ценности 30 .

[3] «Превращение отношения между товарами в вещь с «призрачной предметностью»… не может остановиться на том, что все предметы, удовлетворяющие потребности, становятся товарами. Оно запечатлевает свою структуру на всем сознании человека: его свойства и способности уже больше не сливаются в органическом единстве личности, а выступают как «вещи», которыми он «владеет» и которые он «отчуждает» точно так же, как разные предметы внешнего мира. И не существует, естественно, никакой формы отношений между людьми, ни одной возможности у человека проявить свои физические и психические «свойства», которая бы не подпадала все больше под власть этой формы предметности» 31 .

[4] «Предположим, что мы производили бы как люди. В таком случае каждый из нас в процессе своего производства двояким образом утверждал бы и самого себя и другого: 1) Я в моем производстве опредмечивал бы мою индивидуальность, ее своеобразие, и благодаря этому во время деятельности я наслаждался бы индивидуальным проявлением жизни, а в созерцании от произведенного предмета испытывал бы индивидуальную радость от сознания того, что моя личность выступает как предметная, чувственно созерцаемая и потому находящаяся вне всяких сомнений сила. 2) В твоем наслаждении, или твоем потреблении моего продукта я бы непосредственно наслаждался сознанием того, что моим трудом удовлетворена человеческая потребность, опредмечена человеческая сущность, и что поэтому создан предмет, соответствующий потребности другого человеческого существа. 3) Я был бы для тебя посредником между тобою и родом и сознавался бы и воспринимался бы тобою как восполнение твоей собственной сущности, как неотъемлемая часть тебя самого, – и тем самым я сознавал бы самого себя утверждаемым в твоем мышлении и в твоей любви. 4) В моем индивидуальном проявлении жизни я непосредственно создавал бы твое жизненное проявление, и, следовательно, в моей индивидуальной деятельности я непосредственно утверждал бы и осуществлял бы мою истинную сущность, мою человеческую, мою общественную сущность. Каждый из производимых нами продуктов был бы зеркалом, из которого наша сущность лучезарно сияла бы навстречу самой себе 32 .

Какова же взаимосвязь отчужденного труда и частной собственности?

[1] «…Посредством отчужденного, самоотчужденного труда рабочий порождает отношение к этому труду некоего человека, чуждого труду и стоящего вне труда. Отношение рабочего к труду порождает отношение к тому же труду капиталиста, или как бы там иначе ни называли хозяина труда. Стало быть, частная собственность есть продукт, результат, необходимое следствие отчужденного труда, внешнего отношения рабочего к природе и к самому себе.

Таким образом, понятие частной собственности получается посредством анализа из понятия самоотчужденного труда, т. е. самоотчужденного человека, отчужденного труда, отчужденной жизни, отчужденного человека.

Правда, понятие самоотчужденного труда (самоотчужденной жизни) мы получили, исходя из политической экономии, как результат движения частной собственности. Но анализ этого понятия показывает, что, хотя частная собственность и выступает как основа и причина самоотчужденного труда, в действительности она, наоборот, оказывается его следствием, подобно тому как боги первоначально являются не причиной, а следствием заблуждения человеческого рассудка. Позднее это отношение превращается в отношение взаимодействия.

Только на последней, кульминационной стадии развития частной собственности вновь обнаруживается эта ее тайна: частная собственность оказывается, с одной стороны, продуктом отчужденного труда, а с другой стороны, средством его отчуждения, реализацией этого отчуждения 33 .

[2]  «Отчужденный труд распался у нас на две составные части, которые взаимно обусловливают друг друга, или являются лишь различными выражениями одного и того же отношения: присвоение, освоение, выступает как самоотчуждение, а отчуждение выступает как присвоение, как подлинное приобретение прав гражданства.

Мы рассмотрели одну сторону, отчужденный труд в его отношении к самому рабочему, т.е. отношение отчужденного труда к самому себе. В качестве продукта или необходимого результата этого отношения мы нашли отношение собственности не-рабочего к рабочему и к труду. Частная собственность, как материальное, резюмированное выражение отчужденного труда, охватывает оба эти отношения: отношение рабочего к труду, к продукту своего труда и к не-рабочему и отношение не-рабочего к рабочему и к продукту его труда» 34 .

[3] «Эта материальная, непосредственно чувственная частная собственность является материальным, чувственным выражением отчужденной человеческой жизни» 35 .

[4] Это – не просто «одна из» эмпирически-возможных разновидностей частной собственности, а предельный случай ее – высшая и последняя фаза ее эволюции вообще. И именно поэтому – максимум «отчуждения вообще». Дальше по этому пути ехать, как говорится, уже просто некуда, ибо «отчуждено» – то бишь превращено в частную собственность – здесь буквально все. Включая деятельную энергию рук и мозга живого человека (под титулом «рабочая сила»), и «отчуждать» здесь попросту больше нечего. Буквально нечего, за исключением самих этих рук и самого этого мозга, т.е. за исключением факта принадлежности их «этому» – «неповторимому» – индивиду, за исключением голого факта существования этого неповторимого индивида» 36 .

Частная собственность как материальное, резюмированное, чувственное выражение отчужденного труда (как необходимый результат отчуждения, социальные корни которого в разделении труда, и, одновременно, материальная предпосылка этого отчуждения) постоянно воспроизводит отчуждение от человека его родовой сущности, следовательно, и дегуманизацию человеческих отношений («человек представляет для другого человека нечто лишенное ценности»).

[1] «Право человека на частную собственность есть, следовательно, право по своему усмотрению (a son gre), безотносительно к другим людям, независимо от общества, пользоваться своим имуществом и располагать им; оно – право своекорыстия. Эта индивидуальная свобода, как и это использование её, образует основу гражданского общества. Она ставит всякого человека в такое положение, при котором он рассматривает другого человека не как осуществление своей свободы, а, наоборот, как её предел» 37 .

[2] «…Ни одно из так называемых прав человека не выходит за пределы эгоистического человека, человека как члена гражданского общества, т. е. как индивида, замкнувшегося в себя, в свой частный интерес и частный произвол и обособившегося от общественного целого. Человек отнюдь не рассматривается в этих правах как родовое существо, – напротив, сама родовая жизнь, общество, рассматривается как внешняя для индивидов рамка, как ограничение их первоначальной самостоятельности. Единственной связью, объединяющей их, является естественная необходимость, потребность и частный интерес, сохранение своей собственности и своей эгоистической личности» 38 .

Отсюда следует вывод: уничтожение частной собственности (коммунизм) порождает утверждение человеком самого себя как действительно родового существа (социализм), а последнее – отношение человека к другому человеку как своей потребности (Маркс называет ее «человеческой потребностью»), как к себе-в-другом, или как другого-в-себе (реальный гуманизм). Поэтому мы и получаем в марксизме вывод: коммунизм есть социализм, совпадающий с гуманизмом, т.е. реальный гуманизм.

[1] «…Положительное упразднение частной собственности, как утверждение человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т.е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т.д. к своему человеческому, т.е. общественному бытию. Религиозное отчуждение как таковое происходит лишь в сфере сознания, в сфере внутреннего мира человека, но экономическое отчуждение есть отчуждение действительной жизни, – его упразднение охватывает поэтому обе стороны. Понятно, что если у различных народов это движение начинается либо в одной, либо в другой из этих областей, то это зависит от того, протекает ли подлинная признанная жизнь данного народа преимущественно в сфере сознания или же в сфере внешнего мира, является ли она больше идеальной или же реальной жизни» 39 .

[2] «…При предположении положительного упразднения частной собственности человек производит человека – самого себя и другого человека; как предмет, являющийся непосредственным продуктом деятельности его индивидуальности, вместе с тем оказывается его собственным бытием для другого человека, бытием этого другого человека и бытием последнего для первого» 40 .

[3] «Всякая эмансипация состоит в том, что она возвращает человеческий мир, человеческие отношения к самому человеку. Политическая эмансипация есть сведение человека, с одной стороны, к члену гражданского общества, к эгоистическому, независимому индивиду, с другой – к гражданину государства, к юридическому лицу. Лишь тогда, когда действительный индивидуальный человек воспримет в себя абстрактного гражданина государства и, в качестве индивидуального человека, в своей эмпирической жизни, в своём индивидуальном труде, в своих индивидуальных отношениях станет родовым существом; лишь тогда, когда человек познает и организует свои «собственные силы» как общественные силы и потому не станет больше отделять от себя общественную силу в виде политической силы, – лишь тогда свершится человеческая эмансипация» 41 .

В установлении реального гуманизма, воплощенного в теле всего общества, всей совокупности общественных отношений, включая базисные (материальные, производственные отношения), и состоит главная задача коммунистической трансформации капиталистического общества. Материализм Маркса и Энгельса в этом вопросе выражается в понимании всех процессов – экономического, развития самосознания человека, гуманизации человеческих отношений – как взаимосвязанных, взаимообусловленных и взаимодетерминирующих, при решающей роли процесса изменения материальных условий (коммунизм).

Теперь о коммунизме и социализме в форме предметной деятельности.

[1] «…Противоположность между отсутствием собственности и собственностью является еще безразличной противоположностью, она еще не берется в ее деятельном соотношении, в ее внутреннем взаимоотношении и еще не мыслится как противоречие, пока ее не понимают как противоположность между трудом и капиталом. Эта противоположность может выражаться в первой форме и без наличия развитого движения частной собственности (в Древнем Риме, в Турции и т.д.). В таком виде эта противоположность еще не выступает как обусловленная самой частной собственностью. Но труд, субъективная сущность частной собственности, как нечто исключающее собственность, и капитал, объективированный труд, как нечто исключающее труд, – такова частная собственность как развитая до степени противоречия форма указанной противоположности, а потому как энергичная, побуждающая к разрешению этого противоречия» 42 .

[2] «…Только в общественном состоянии субъективизм и объективизм, спиритуализм и материализм, деятельность и страдание утрачивают свое противопоставление друг другу, а тем самым и свое бытие в качестве таких противоположностей; мы видим, что разрешение теоретических противоположностей само оказывается возможным только практическим путем, только посредством практической энергии людей, и что поэтому их разрешение отнюдь не является задачей только познания, а представляет собой действительную жизненную задачу, которую философия не могла разрешить именно потому, что она видела в ней только теоретическую задачу» 43 .

Коммунизм как отрицание частной собственности есть разрешающееся (деятельность-процесс) и разрешенное (деятельность-результат) противоречие между трудом и капиталом. Понятно, что первое есть классовая борьба пролетариата против буржуазии, выступающая в одних условиях борьбой за создание социалистического государства, в других – за революционное преобразование всей экономической жизни общества в условиях этого государства, а второе – ее конечный результат, полная ликвидация частной собственности.

Социализм как отрицание частной собственности есть разрешающееся (деятельность-процесс) и разрешенное (деятельность-результат) противоречие между индивидуальным (особенным) и родовым (всеобщим) сознанием человека. В результате происходит упразднение отчуждения человека в сфере сознания, «самоутверждение человека как сознательного родового существа, т.е. такого существа, которое относится к роду как к своей сущности, или к самому себе как родовому существу» 44 , т.е. присвоение человеком своей родовой сущности.

Взятые в форме предметной деятельности, коммунизм и социализм сущностно совпадают, выступая двумя ее неразрывно связанными сторонами: коммунизм –  экономической, социализм – духовной. Впрочем, по Марксу, коммунизм является (также) положительным упразднением отчуждения действительной жизни человека, которое охватывает обе ее стороны (как сферу внешнего, так и внутреннего мира человека).

«Коммунизм как положительное упразднение частной собственности – этого самоотчуждения человека – и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т.е. человечному. Такой коммунизм, как завершенный натурализм, = гуманизму, а как завершенный гуманизм, = натурализму; он есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом» 45 .

В данном случае нам важно подчеркнуть, что в своем единстве коммунизм и социализм выступают в форме сознательной деятельности-процесса, направленной на упразднение частной собственности 46 . Другими словами, они, в первую очередь, сама революционная социально-преобразующая практика пролетариата (единство пролетарской деятельности и пролетарской теории) и, во вторую очередь, – ее непосредственные результаты в изменении объективного и субъективного в действительной жизни общества.

Различие между ними, пожалуй, в одном: социализм как социальная практика может осуществляться в рамках капиталистического строя, коммунизм – лишь при выходе за них, поскольку сознательное изменение материальных условий жизни общества становится для пролетариата возможным только в условиях социалистического государства 47 , возникшего (генезис) и развивающегося (становление и развитие) социалистического строя как первой из необходимых предпосылок коммунистической трансформации общества – строя, понимаемого нами, прежде всего, в смысле механизма (внутренней формы) процесса развития.

Вообще-то, с этой точки зрения социализм выступает более широким понятием, чем коммунизм, который является здесь предметной формой социализма, возникающей и осуществляемой при наличии определенных социальных условий (исторических предпосылок), на этапе уже собственно коммунистической трансформации общества. Взятый в плане развития своего идейного содержания, социализм становится коммунизмом в момент, когда осознает (воспринимает) свою связь (и обусловленность) с определенным экономическим движением – отрицанием частной собственности как «материального, резюмированного выражения отчужденного труда».

Общественный строй есть форма объединения, следовательно, речь идет о создании социалистической по своей природе формы объединения, адекватного ей механизма общественного развития 48 . Через действие этого механизма и происходит непрерывная трансформация социалистического строя по направлению к завершенному коммунизму (социализму). Создание и утверждение (в ходе его становления) нового механизма общественного развития – главная задача действительных коммунистов, именуемых Марксом «практическими материалистами» 49 . Уточним взаимосвязь понятий коммунизма (социализма) и общественного строя. Из «Немецкой идеологии»:

«Строй, создаваемый коммунизмом, является как раз таким действительным базисом, который исключает всё то, что существует независимо от индивидов, поскольку существующий строй есть ведь не что иное, как продукт существовавшего до сих пор общения между самими индивидами» 50 .

Отсюда следует, что коммунизм как таковой не является общественным строем, он его создает, включая базисные отношения, выступая фундаментальным началом, основополагающим принципом, конституирующей материальной основой не самой организации общества, а его движения, исторического развития.

«Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние» 51 .

В одном из публичных выступлений Энгельса есть весьма любопытный момент. На вопрос корреспондента французской газеты «Le Figaro» «а какую вы, немецкие социалисты, ставите себе конечную цель?», Энгельс сказал буквально следующее: «У нас нет конечной цели. Мы сторонники постоянного, непрерывного развития, и мы не намерены диктовать человечеству какие-то окончательные законы. Заранее готовые мнения относительно деталей организации будущего общества? Вы и намека на них не найдете у нас» 52 .

Обратите внимание! Энгельса  спрашивают: какая у коммунистов конечная цель? И он отвечает: конечной цели у нас нет. Как нет! А коммунизм, социализм? Нет, господа, мы стоим только за постоянное и непрерывное развитие. И это был ответ коммуниста, знающего, что такое коммунизм (социализм) по его сути. Для Энгельса он – не цель, не умозрительная конструкция, а постоянное, непрерывное и сознательно направляемое развитие, совпадения субъекта и объекта общественного развития, управление развитием, сообразное объективной логике исторического процесса в развитии природы и общества.

Такой коммунизм (социализм) нельзя «построить» (он не «вещь»), но его можно осуществлять как непрерывный процесс, его можно ввести в социальную практику как основополагающий, конституирующий принцип, сделать внутренней формой этой практики, тем, что Ленин называл «социалистическим способом борьбы». Отсюда делается понятным тезис Маркса «коммунизм как таковой… не есть форма человеческого общества» 53 , становится ясно, что Маркс имел в виду, определяя коммунизм как «необходимый момент человеческой эмансипации и обратного отвоевания человека», «необходимую форму и энергетический принцип ближайшего будущего», а не «цель человеческого развития» или «форму человеческого общества» 54 .

Еще раз отметим, что коммунизм и социализм являются не экономическим базисом и соответствующей ему надстройкой, т.е. не формой общества в ее конкретно-исторической определенности (она также постоянно изменяется в процессе общественного развития), а именно принципом, лежащим в основе этого развития, выраженном на стадии становления коммунизма в отрицании (процесс и его результат) частной собственности как таковой, включая те социально-экономические условия (разделение труда), которые ее необходимо  (закономерно) порождают, и, следовательно, те обусловленные классовой структурой общества формы общественных отношений, которые необходимо (закономерно) порождает сама частная собственность.

Отсюда вытекает, что содержанием коммунистической социальной революции является такая сознательная организация непрерывного социально-экономического (всего общественного) процесса, в ходе которого происходит полное и безусловное отрицание (уничтожение) частной собственности как системообразующего принципа, порождающего соответствующий механизм общественного развития, свойственный в целом – главных своих чертах – всем трем фазам антагонистической формации (рабовладельческий строй, феодализм, капитализм).

Но это отрицание есть отрицание отрицания, выраженное в положительной форме, когда частная собственность (через ряд своих изменений) переходит в свою противоположность – общественную собственность 55  или «истинно человеческую собственность» 56 .

Маркс и Энгельс видели в этом процессе следующую последовательность: (1)  индивидуальная капиталистическая («чистая» частная 57 ) собственность – (2) государственная капиталистическая (корпоративная частная) собственность – (3) государственная социалистическая (всеобщая частная 58 ) собственность – (4) общественная (общая) собственность. При переходе капитализма в высшую фазу развития (империализм), когда революционный процесс необходимо смещается в периферийную область капиталистической миросистемы, второй момент в указанной последовательности, по всей вероятности, выпадает.

Теперь еще раз о «различении» коммунизма и социализма в марксизме. Для начала следует вспомнить, что Маркс и Энгельс не раз писали о том, что они полностью отождествляют понятие коммунизма с понятием революционного (рабочего, пролетарского) социализма. Но не с социализмом вообще, поскольку такой социализм – явление развивающееся, на каждой ступени своего развития соответствующее уровню самосознания трудящихся классов – от зараженного пережитками феодализма или буржуазным классовым сознанием, до классового сознания (самосознания) пролетариата, ставшего классом-для-себя. В этом развитии социализма вообще рабочий (пролетарский) социализм – как идейное течение и как социалистическая революционная практика пролетариата – выступает его высшей (конечной исторической) формой, а значит и его истиной 59 . Именно эту классовую форму социализма Маркс и Энгельс считали допустимым отождествлять с коммунизмом – как идейным течением, включенным в революционную социально-преобразующую практику пролетариата, или как саму эту практику, содержащую в себе в качестве важнейшего своего компонента научную теорию о социализме (или о коммунизме в его становлении).

Следует сказать, что социальная научная теории может появиться лишь тогда, когда ее предмет (некий выделяемый сознанием фрагмент реальности) вступает в высшую фазу своего исторического развития, что позволяет схватить, т.е. рационально освоить сущность (всеобщую природу) этого предмета – теперь она проявляет себя достаточно отчетливо, хотя содержательно и не полно. Попутно добавим, что любая теория оперирует конечными (предельными) понятиями, которые формируются на классическом этапе развития ее предмета, хотя сама эта реальность находится еще в своем движении, не имеет завершенной формы (не охватила пока еще все свое историческое пространство). Поэтому, теорию нельзя применять в практике непосредственно, как об этом иногда пишут в нашей исторической литературе («научились применять марксистскую теорию в практике российского рабочего движения», «приобрел немалый опыт применения этой теории в практике» 60  и т.п.), ибо последствия будут печальными. Особенно теорию, которая имеет своим предметом выделенную реальность во всемирно-историческом процессе, в изменении общественной тотальности, например, коммунистическую социальную революцию. Маркс, говоря о последствиях такого применения теории, писал как-то по одному поводу: «он создает видимость следующим образом: не будучи в состоянии разработать результаты этих открытий, он… швыряет эти результаты в виде готовых лозунгов в лоб еще находящимся в плену у философии писателям…» 61 . Что-то подобное произошло с понятиями социализма, пролетариата, диктатуры пролетариата в идеологическом обеспечении «строительства социализма» в СССР.

Отсюда следует, что научная теория социализма могла возникнуть (и возникла) лишь с появлением классовой борьбы пролетариата (вошедшей в свой «классический», с точки зрения развития ее собственных форм, этап), т.е. с переходом классовой борьбы в высшую форму ее исторического развития. Значит, такая теория могла стать научной лишь при условии, что она является теорией именно пролетарского революционного социализма. Поэтому, если у А. Мичурина капитализм и социализм на одной стороне, а коммунизм – на другой, то у Маркса и Энгельса на одной стороне капитализм и обслуживающий его реакционный (буржуазный и мелкобуржуазный) «социализм», а на другой – коммунизм, тождественный революционному (рабочему, пролетарскому) социализму.

Предваряя возможный вопрос, добавим: если рабочий класс «совершенствует» капитализм, не забывая при этом о своей всемирно-исторической миссии, т.е. действует с целью создания в рамках капитализма (переходных) условий для своей будущей успешной революционной деятельности, то он и при этом остается на позиции революционного социализма. Из этого следует, что феномен революционного социализма рождается в недрах капиталистического строя не только как теория, но и как революционная социалистическая практика пролетариата. При создании социалистического государства, т.е. после свержения власти капитала, она (практика) меняет свою организационную форму, выливаясь в соответствующие социальные преобразования в масштабах всего общественного целого, воплощаясь в новых формах общественных отношений, разумеется, в тех пределах изменения, которые определяются объективно (достигнутым уровнем развития производительных сил).

Диалектический подход к исследованию общественных явлений, в нашем случае – социализма, требует его рассмотрения: (1) в развитии (через собственное внутреннее противоречие), (2) во взаимосвязи со своей объективной основой (капиталистический способ производства, классовая противоположность пролетариата и буржуазии), (3) во взаимодействии с другими идейными направлениями и антикапиталистическими формами социального движения, (4) в диалектическом переходе от субъективной формы существования в объективную форму (и наоборот), и все это – (5) в конкретно-исторических условиях общественного развития.

У А. Мичурина этого нет. Потому социализм он берет вне развития общественных условий и самого социализма, т.е. его собственной истории.  Отсюда у него в качестве предмета рассмотрения являет себя социализм вообще, абстрактный социализм как сущность, не имеющая своей конкретно-исторической формы. Естественно, что от такого социализма остается лишь абстрактный принцип равенства («справедливость есть равенство»). Но А. Мичурин не задается вопросом об изменении его классового содержания в ходе исторического развития, а просто сводит внеисторический, абстрактный социализм к неким «общим», якобы присущим этому абстракту эмпирическим признакам, допуская при этом грубую логическую ошибку. К чему это приводит, увидим ниже 62 . Но можно быть уверенным, что социализм у А. Мичурина, при таком с ним обращении, выйдет и внеисторическим, и внеклассовым 63 . Между тем, именно пролетариат был тем (новым) общественным классом, который впервые (в единстве практической и теоретической форм) выдвинул требование социального равенства в качестве основополагающего принципа справедливого социального строя, т.е. требование истинного социализма.

Теперь подойдем к вопросу о социализме с другой стороны, основываясь на том же выводе Маркса о тождестве коммунизма с социализмом, совпадающим с гуманизмом. Если социализм, совпадающий  с гуманизмом, и есть коммунизм, а коммунизм, по Марксу, есть некая определенность материальных условий жизни общества, характеризуемая отсутствием частной собственности, то возникает вопрос: что предметно, не ограничиваясь простым знаком равенства, следует понимать под «гуманизмом, совпадающим с социализмом»? Ясно, что в завершенном социализме гуманизм объективируется во всей совокупности общественных отношений (общество), включая базисные, и выступает как важнейшая ее характеристика, фундаментальное качество или принцип существования. Гуманизм, объективированный в системе общественных отношений («теле» общества), проявляет себя как особое ценностное отношение общества к человеческой личности, индивидуальности, предметной формой которого является действительность (наличность) общественных условий, необходимых для полной ее самореализации – свободного проявления и развития.

Вместе с тем, в марксизме общественные отношения как таковые выступают формами человеческой деятельности, а взятые во всей своей совокупности (в целом) – ее структурой. Следовательно, по отношению к непосредственной (живой) деятельности гуманизм выступает ее принципом. Вне такой деятельности гуманизм существует (объективировано) как общественный идеал и его воплощение в реальных общественных отношениях. Таким образом, мы находим три формы существования гуманизма: (1) общественный идеал (система мировоззрения); (2) принцип деятельности (во внутренней структуре сознания); (3) действительное общественное отношение как результат такой деятельности. И получается, что если целью коммунистической социальной революции выступает объективация общественного идеала гуманизма в реальных общественных отношениях, образующих структуру (внутреннюю форму) общества, то вне гуманизма-деятельности, вне соответствующей социальной практики такая цель не может быть достигнута. Именно практика связывает цель (общественный идеал) и реальность (наличное общественное отношение), делает возможным переход одного в другое, снятие субъективного в объективном (и наоборот). Без гуманизма «в теле» практики данный переход не осуществим.

Такой практикой и выступает рабочий (пролетарский) социализм. Развиваясь от идеи к непосредственной деятельности, а затем, через эту деятельность, в реальные общественные отношения, социализм-практика вводит в общественную жизнь гуманизм в качестве основополагающего принципа жизнедеятельности, фундаментального качества всей общественной системы. Но не сразу, не в один момент, не в завершенном виде (полностью осуществленного идеала), а виде становления, поскольку и сам социализм является только становлением, точнее, последней фазой исторического процесса становления коммунизма как «формы будущего».

«…Все движение истории есть, с одной стороны, действительный акт порождения этого коммунизма (коммунизма как положительного упразднения частной собственности. – Ю.К.) – роды его эмпирического бытия, – а с другой стороны, оно является для мыслящего сознания коммунистов постигаемым и познаваемым движением его становления» 64 .

Итак, в марксизме подлинный (реальный) гуманизм имеет своим «телом» всю совокупность общественных отношений, включая базисные, производственные. Именно на создание такой совокупности, такого системного целого и направлена революционная социалистическая практика пролетариата, которую мы и считаем социализмом в его деятельной (или деятельностной) форме. Напомним, что у Маркса главной целью коммунистической социальной революции является «действительная эмансипация человека», т.е. «совпадение социализма с гуманизмом», т.е. «коммунизм как необходимая форма и энергетический принцип ближайшего будущего».

«Овеществление» коммунизма (социализма), т.е. сведение его лишь к неким объективированным формам-результатам социально-преобразующей деятельности, к понимаемому в этом смысле общественному строю 65 , приводит к утрате критериев социализма. У «овеществленного» социализма нет рационально-адекватных критериев, поскольку социализм-вещь – общественный строй с его конкретными характеристиками – есть лишь момент, «полностью растворенный»     (Г. Лукач) в социализме-процессе 66 .

«Овеществленный» коммунизм (социализм) требует создания образа опредмеченного (чувственно-осязаемого и завершенного в своем становлении) будущего, что противоречит принципам марксизма. Марксизм (в лице его основоположников) отрицает такое конструирование, называя его «фабрикацией проектов будущего», и видит будущее в настоящем как его (настоящего) необходимый продукт: (1) в назревших противоречиях, требующих адекватной формы, условий и средств их разрешения в соответствии со стратегическим целью коммунистической социальной революции, а также (2) в наличии этих условий и средств. Другими словами, будущее выступает в виде тех элементов нового общества, которые уже развились в лоне настоящего (генезис), имеют все необходимые предпосылки (материальные и духовные) для того, чтобы перейти из состояния необходимого и возможного (т.е. абстрактной действительности) в состояние действительного (т.е. реальной действительности), и нужно лишь высвободить их, открыв (обнаружив) в наличных общественных условиях необходимые для этого средства. Читаем у Ф. Энгельса:

[1] «Утописты, как мы видели, были утопистами потому, что они не могли быть ничем иным в такое время, когда капиталистическое производство было еще так слабо развито. Они были вынуждены конструировать элементы нового общества из своей головы, ибо в самом старом обществе эти элементы еще не выступали так, чтобы быть для всех очевидными; набрасывая свой общий план нового здания, они вынуждены были ограничиваться апелляцией к разуму именно потому, что не могли еще апеллировать к современной им истории. Но когда теперь, почти через 80 лет после их выступления на сцене появляется г-н Дюринг с претензией вывести «руководящую» систему нового общественного строя не из наличного, исторически развившегося материала как его необходимый продукт, а из своей суверенной головы, из своего чреватого «окончательными истинами» разума, то он, который повсюду чует эпигонов, сам является всего лишь эпигоном утопистов, самоновейшим утопистом. Великих утопистов он называет «социальными алхимиками». Пусть так. Алхимия в свое время была необходима. Но с тех пор крупная промышленность развила противоречия, дремавшие в капиталистическом способе производства, в столь вопиющие антагонизмы, что приближающийся крах этого способа производства можно, так сказать, осязать руками, а новые производительные силы могут быть сохранены и развиваемы далее только путем введения нового способа производства, соответствующего их нынешней стадии развития. Указанные противоречия развились в такой степени, что борьба между обоими классами, которые порождены существующим способом производства и постоянно воспроизводятся им со все более обостряющимся антагонизмом, охватила все цивилизованные страны и усиливается с каждым днем. Поэтому теперь уже достигнуто понимание этих исторических взаимосвязей, понимание условий социального преобразования, ставшего в силу этих взаимосвязей необходимым, а также и понимание обусловленных всем этим основных черт этого преобразования» 67 .

[2] «Пробуждающееся понимание того, что существующие общественные установления неразумны и несправедливы, что «разумное стало бессмысленным, благо стало мучением» является лишь симптомом того, что в методах производства и в формах обмена незаметно произошли такие изменения, которым уже не соответствует общественный строй, скроенный по старым экономическим условиям. Отсюда вытекает также и то, что средства для устранения обнаруженных зол должны быть тоже налицо – в  более или менее развитом виде – в самих изменившихся производственных отношениях. Надо не изобретать эти средства из головы, а открывать их при помощи головы в наличных материальных фактах производства» 68 .

Поэтому Ленин и называл социалистическую практику творчеством народных масс 69 . И в этом творчестве огромное значение приобретает (Г. Лукач) каждый правильно сделанный «ближайший» шаг, правильно выбранное (Ленин) «звено», правильно созданный момент в тенденции (процессе) общественного развития, адекватность которого создает условие для ее существования и предпосылку для ее продолжения. Одним из примеров «моделирования» будущего в марксизме (включая и его недостатки) может служить изложение Энгельсом основных черт социализма в «Анти-Дюринге», в главе II «Очерк теории» (см. приложение 2).

Создание образа будущего, отвлеченного от действительных (наличных) потребностей общества (назревших и осознанных им), несет в себе утопию, ошибку, обусловленную неизбежным экстраполированием (перенесением, распространением) черт настоящего на будущее, и на практике может обернуться  социальным (политическим) волюнтаризмом, навязыванием обществу непонятных ему форм жизнедеятельности.

Более того, «овеществление» социализма в принципе отрицает возможность непрерывного и последовательного вовлечения в социалистические преобразования (коммунистическую трансформацию общества) главного субъекта этих преобразований – всего народа, и, тем самым, создает возможность навязывания ему целей, внешних ему, не осознанных им. «Строительство социализма» становится «делом» правящей элиты (она неизбежно возникает) и создаваемым (ангажированным) ею экспертным сообществом, превращается в «революцию сверху». В таком «строительстве», в такой «революции» народ – истинный субъект социалистических преобразований – становится подчиненной силой, объектом управления и манипуляции. (По нашему мнению, сама умозрительная конструкция (выражение) «строительство социализма», несущая в себе образ социализма-вещи, зарождается в конкретно-исторической ситуации, когда народ, а вместе с ним и представляющий его интересы революционный класс, еще не стал подлинным субъектом социалистической практики. У Маркса и Энгельса его нет). Социалистическая практика теряет одно из своих имманентных (необходимо присущих ей, не зависящих от наших желаний) свойств. Общественный строй может еще нести в себе внешние (атрибутивные, вещественные) признаки социализма, но сам процесс преобразования в своем существе перестает быть им. Это  историческая ловушка для коммунистической партии, не освоившей законов социалистической формы развития. В нее все мы, следом за КПСС, и попали.

Восьмидесятые годы XX века характеризовались обострением противоречий, вызванных деградацией социализма именно как социальной практики, нарастанием требований социалистической демократизации общества. Социалистические производительные силы восстали против остановки в развитии социалистических производственных отношений, как это часто случается, в бессознательной форме. Коммунистической альтернативы для разрешения этих противоречий предложено не было, КПСС к тому времени деградировала и, как следствие, добровольно отдала социалистические завоевания – результаты самоотверженного (если не сказать жертвенного) труда трех советских поколений – частной собственности в ее персонифицированном выражении, т.е. в руки стремительно возрождавшейся (в «тени», а затем и полулегально) буржуазии. Итог известен.

Развитие социализма как революционной социалистической практики пролетариата немыслимо без постоянной и непрерывной демократизации общества на социалистической основе. Социализм как революционная практика пролетариата и социалистическая демократизация общества – неразрывно связанные общественные процессы. Принципы плановости и демократизма в общественном развитии являются необходимыми условиями (значит, и требованиями) социалистической формы развития, наиболее существенными «деталями» ее механизма 70 . Поясним, начав немного издалека.

Мы уже определили, что социализм, понимаемый как деятельность, есть сама революционная социалистическая практика пролетариата. Но о каком пролетариате может идти речь?

Основоположники научного социализма – науки о революционном преобразовании капиталистического общества в коммунистическое, науки о революционной социалистической практике пролетариата – не раз подчеркивали, что теоретическое понятие пролетариата содержит в себе указание на пролетариат в всемирно-историческом смысле 71 . Это следует понимать так, что коммунистическую социальную революцию в целом осуществляет мировой пролетариат, а на локальном, региональном уровне (в отдельной стране) его национальный отряд (его неотъемлемая часть и представитель – пролетариат данной страны), объединенный и организованный своей рабочей (политической) партией. Следовательно, когда мы говорим о классовом сознании пролетариата, то имеем в виду не эмпирически данное (массово-психологическое) сознание национального пролетариата, а именно того, о котором писали Маркс и Энгельс, – пролетариата в всемирно-историческом смысле, иначе говоря, пролетариата вообще, завершенного в своем становлении класса-для-себя. Зрелость рабочего класса данной страны (следовательно, и его политической партии) для осуществления социализма как социально-преобразующей практики, т.е. зрелость его как субъекта такой практики, определяется степенью прояснения в его массовом (коллективном) сознании классового сознания как объективно (исторически) данной ему формы адекватного 72  (Г. Лукач) общественного сознания.

Вообще говоря, собственная история пролетариата – это история становления его субъектности в историческом процессе преобразования капиталистической действительности в коммунистическую. Именно в этом смысле и нужно понимать главный лозунг коммунистического движения «Пролетарии все стран, соединяйтесь!», призыв, который несет в себе идею выхода пролетариата из состояния своей экономической разобщенности, определяемой его положением в системе капитализма; идею, следовательно, выхода за рамки его капиталистического бытия, в которых он существует как элемент чисто капиталистический, а, значит, вне своей исторической субъектности.  Из статьи Г. Лукача «Классовое сознание».

[1] «Когда сознание устанавливает отношение к обществу в целом, то познаются те мысли, ощущения и т.д., которые имели бы люди в определенной жизненной ситуации, если бы они были способны полностью понять эту ситуацию, вытекающие из нее интересы как применительно к своей непосредственной деятельности, так и применительно к отвечающему этим интересам переустройству всего общества; стало быть, речь идет о мыслях и т.д., которые адекватны объективной ситуации людей. … Рационально адекватная реакция, которая таким образом вменяется (zugerechnet wird) определенной типичной ситуации в производственном процессе, и есть классовое сознание. Следовательно, это сознание не является ни суммой, ни усреднением того, что думают, воспринимают и т.д. отдельные индивиды, образующие классы. И тем не менее исторически значимая деятельность класса как тотальности в конечном счете определяется этим сознанием, а не мышлением и т.д. отдельного человека, и познается только исходя из этого сознания. Этим определением с самого начала устанавливается дистанция, которая разделяет классовое сознание и эмпирически-фактические, поддающиеся психологическому описанию и объяснению мысли людей об их жизненной ситуации» 73 .

[2] «…Классовое сознание является  не психологическим сознанием отдельных пролетариев или массово-психологическим сознанием всех их вместе, а осознанным смыслом исторического положения класса» 74 .

[3] «Призвание определенного класса к господству равносильно тому, что исходя из своих классовых интересов, из его классового сознания, можно организовать общество в целом сообразно этим интересам. И вопрос, который, в конечном счете, предрешает исход любой классовой борьбы, состоит в том, какой класс в данный момент обладает этой способностью» 75 .

[4] «…Способные к господству классы отнюдь не следует ставить на одну доску с точки зрения внутренней структуры их классового сознания. При этом дело состоит в том, в какой мере они в состоянии осознать действия, которые они вынуждены совершать для достижения и организации своего господства и которые они фактически совершают. Следовательно, дело – в вопросе: насколько данный класс совершает возложенные на него историей действия «сознательно», а насколько – «бессознательно», насколько – с «правильным» сознанием, а насколько – с «ложным»? Даже если совершенно отвлечься от проблемы культуры, где возникающие отсюда диссонансы имею решающую важность, для всех практических решений данного класса имеет судьбоносное значение, способен ли он прояснить и решить для себя те проблемы, которое ставит перед ним историческое развитие. Но здесь вновь совершенно отчетливо обнаруживается, что классовое сознание – это не мышление сколь угодно прогрессивных индивидов и не научное познание» 76 .

[5] «Именно следствие того, что пролетариат не способен освободиться как класс, не ликвидируя классовое общество вообще, его сознание, последнее классовое сознание в истории человечества, должно, с одной стороны, совпадать с раскрытием сущности общества, а с другой стороны, становиться все более тесным единством теории и практики. Для пролетариата его «идеология» не является знаменем, под которым он борется, не является прикрытием его настоящих целеполаганий, а представляет собой само целеполагание и само оружие. Вся непринципиальная или беспринципная тактика пролетариата низводит исторический материализм до простой «идеологии», навязывает пролетариату буржуазные (или мелкобуржуазные) методы борьбы, отнимает у него лучшие силы, отводя его классовому сознанию лишь побочную или сдерживающую роль, присущую буржуазному сознанию (для пролетариата, стало быть, она сводится к сдерживанию), а не побудительную функцию, свойственную пролетарскому сознанию» 77 .

[6] «…Никогда нельзя игнорировать ту дистанцию, которая отделяет состояние сознания даже революционного рабочего от истинного классового сознания пролетариата. Но и само это положение дел объясняется марксистским учением о классовой борьбе и классовом сознании. Пролетариат вполне становится самим собой благодаря тому, что себя упраздняет; доводя до конца свою классовую борьбу, он создает бесклассовое общество. Борьба за это общество, лишь первую фазу которой составляет также диктатура пролетариата, является не только борьбой с внешним врагом, с буржуазией, но также борьбой пролетариата с самим собой, с опустошительным и унизительным воздействием капиталистической системы на его классовое сознание. И только тогда, когда пролетариат преодолеет в себе самом это влияние, он добьется действительной победы» 78 .

Революция совершается пролетариатом при поддержке других трудящихся классов, всех демократических слоев населения, в интересах подавляющего числа граждан страны. Буржуазные революции в свое время совершались так же. Это означает, что классовый интерес пролетариата объективно совпадает с общенациональным интересом, интересами сохранения, восстановления или дальнейшего развития общества (нации) в целом. Но отличие социалистической революции от революции буржуазно-демократической заключается в том, что социально-экономические преобразования, которые осуществляет пролетариат на общегосударственном уровне, необходимо (закономерно) и сразу же направляются на самоликвидацию пролетариата как класса, порожденного буржуазным строем, т.е. на уничтожение всех классов. Эту закономерность прояснил еще Маркс.

[1] «Что значит – пролетариат, «возведенный в господствующее сословие»? Это значит, что пролетариат, вместо того чтобы в каждом отдельном случае бороться против экономически привилегированных классов, достиг достаточной мощи и организованности, чтобы в борьбе против них применять общие средства принуждения; однако он может применять лишь такие экономические средства, которые упраздняют его собственный характер как наемного рабочего, следовательно как класса; поэтому с полной его победой кончается и его господство, ибо кончается его классовый характер» 79 .

[2] «Для того чтобы угнетенный класс мог освободить себя, нужно, чтобы приобретенные уже производительные силы и существующие общественные отношения не могли долее существовать рядом. Из всех орудий производства наиболее могучей производительной силой является сам революционный класс. Организация революционных элементов как класса предполагает существование всех тех производительных сил, которые могли зародиться в недрах старого общества.

Значит ли это, что после падения старого общества наступит господство нового класса, выражающееся в новой политической власти? Нет.

Условие освобождения рабочего класса есть уничтожение всех классов; точно так же, как условием освобождения третьего сословия, буржуазии, было уничтожение всех и всяческих сословий.

Рабочий класс поставит, в ходе развития, на место старого буржуазного общества такую ассоциацию, которая исключает классы и их противоположность; не будет уже никакой собственно политической власти, ибо именно политическая власть есть официальное выражение противоположности классов внутри буржуазного общества.

А до тех пор антагонизм между пролетариатом и буржуазией останется борьбой класса против класса, борьбой, которая, будучи доведена до высшей степени своего напряжения, представляет собой полную революцию. Впрочем, нужно ли удивляться, что общество, основанное на противоположности классов, приходит, как к последней развязке, к грубому противоречию, к физическому столкновению людей?

Не говорите, что социальное движение исключает политическое движение. Никогда не бывает политического движения, которое не было бы в то же время и социальным. Только при таком порядке вещей, когда не будет больше классов и классового антагонизма, социальные эволюции перестанут быть политическими революциями. А до тех пор накануне каждого всеобщего переустройства общества последним словом социальной науки всегда будет: «Битва или смерть; кровавая борьба или небытие. Такова неумолимая постановка вопроса». (Жорж Санд)» 80 .

[3] «…Современный угнетенный класс, пролетариат, не может добиться своего полного освобождения, не освободив в то же время все общество от разделения на классы и тем самым от классовой борьбы» 81 .

В противном случае говорить о собственно коммунистической трансформации общества еще не приходится, ее НЕТ. А что есть? Социалистический процесс в его ранней стадии создания материальных и духовных предпосылок, необходимых для осуществления коммунистической трансформации («советский социализм») 82 . Но и в этом случае нельзя забывать, что речь идет уже о социалистическом процессе. Социалистическая форма развития требует стирания классовых барьеров (различий), препятствующих осознанию общих для всего народа направлений развития. В целом это означает, что классовая дифференциация общества препятствует созданию нового механизма общественного развития, который в политической фазе своего становления предполагает такую форму организации государственной власти, при которой в дела управления общественным развитием должны втягиваться все бoльшие массы трудящегося населения страны, в конечном счете, – все население.

[1] «Граждане должны участвовать поголовно в суде и в управлении страны. И для нас важно привлечение к управлению государством поголовно всех трудящихся. Это – гигантски трудная задача. Но социализм не может ввести меньшинство – партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами. Нашу заслугу мы видим в том, что мы стремимся к тому, чтобы помочь массе взяться за это самим немедленно, а не учиться этому из книг, из лекций» 83 .

[2] «Идти дальше сейчас, пускаться в конкретизацию отдельных мероприятий, мне кажется, нецелесообразно. После основных мер нового типа, после национализации банков, после приступа к рабочему контролю многое будет виднее, и опыт подскажет массу нового, ибо это будет опыт миллионов, опыт строительства новых порядков экономики сознательным участием миллионов. Разумеется, в статьях, брошюрах, речах намечать новое, выдвигать планы, оценивать их, разрабатывать местный и частичный опыт разных советов или комитетов снабжения и т. п. – все это весьма полезная работа. Но в программу вносить чрезмерную детализацию преждевременно и может даже повредить, связав нам руки в частностях. А руки надо иметь свободными, чтобы сильнее творить новое, когда мы вступим вполне на новый путь» 84 .

[3] «Мы не претендуем на то, что Маркс или марксисты знают путь к социализму во всей его конкретности. Это вздор. Мы знаем направление этого пути, мы знаем, какие классовые силы ведут по нему, а конкретно, практически, это покажет лишь опыт миллионов, когда они возьмутся за дело» 85 .

Социалистическое общество развивается через внутренние противоречия, как и любая другая форма общества. Но его первой особенностью является осознание этих противоречий в до-критической стадии их развития, определение рационально-адекватных способов их разрешения в соответствии с главной задачей социализма. Второй особенностью является обязательное участие всего общества в осуществлении социальных преобразований, направленных на разрешение этих противоречий. Последнее не менее (может быть, и более) важно, чем вовремя осознать общественную потребность. Участие всего общества в социально-преобразующей деятельности, участие именно СОЗНАТЕЛЬНОЕ и именно НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ, формирует ДЕЯТЕЛЬНЫЕ СПОСОБНОСТИ консолидированного субъекта преобразования, позволяющие на НОВОМ витке общественного развития уловить НОВУЮ проблему и своевременно принять социально необходимые меры к ее решению в интересах дальнейшего развития. И так с одной ступени развития  на другую. Таким образом, социалистическая демократия есть наиважнейшая часть механизма социалистического развития, поскольку обеспечивает выявление общественной потребности (обратная связь), назревающего противоречия, и формирует субъект преобразования, как для данного, так и для последующего этапа развития.

Рабочий класс (его политический представитель – партия), не стремящийся к ликвидации себя как класса (ввиду низкого уровня прояснения, или, как пишет Г. Лукач, – «вмененности» классового сознания), в дальнейшем неизбежно будет навязывать обществу (опираясь на силу государства) свой особый классовый интерес как интерес корпоративный, выдавая его за общенародный, даже в тех случаях, когда он таковым уже может не являться. Положение пролетариата как революционного класса в буржуазном обществе не является абсолютной гарантией сохранения им передовых позиций с началом проведения социалистических преобразований, если они сразу же не будут направлены на его самоупразднение как класса, т.е. на становление бесклассового общества. На начальной стадии социалистического развития насильственное проведение пролетариатом своего классового интереса на общегосударственном уровне необходимо и закономерно, на последующих, если этот интерес (соответствующая ему политика) не направлены на стирание классовых различий, – опасно, поскольку противоречит законам социалистического развития. «Замораживание» в социалистическом обществе классовых различий (установлением политических привилегий для отдельных категорий трудящихся) закономерно приводит к перерождению классового интереса в интерес узкокорпоративный, а затем откровенно сословный 86 , следовательно, приводит к деградации социализма-практики.

Особенно важно это знать, находясь в той (ранней) стадии социалистического развития, которая связана пока лишь с созданием материальных и духовных предпосылок к началу осуществления собственно коммунистической трансформации (которую, кстати, Ленин и называл первой или низшей стадией коммунизма, правильнее сказать, – стадией его становления), поскольку на этапе создания таких предпосылок одной из важнейших задач является формирование самого индустриального пролетариата, становление его субъектности, деятельной способности, необходимой для проведения коммунистической трансформации.

И эта наиважнейшая задача, решение которой всегда определяет судьбу социализма-практики, следовательно, и социализма-процесса, может остаться нерешенной, как это и произошло в СССР к моменту начала нового политического (в целом уже общесистемного) кризиса в конце 80-х годов (выйти из которого способом, который был использован в 30-х годах, было уже невозможно).

Следует в этой связи отметить, что пролетариат в социалистическом процессе уже не может оставаться тем пролетариатом, который мы находим в буржуазном обществе. Социалистический пролетариат формируется в рамках социалистической формы развития как все трудящееся население страны, делающееся «рабочим» у своего единственного «работодателя» – социалистического общества («абстрактного капиталиста») в его пока еще государственной форме развития, иными словами, социалистического государства 87 . В СССР, похоже, этого до конца не понимали. Даже после разрешения неантагонистического по своей природе противоречия с классом предыдущей исторической эпохи – мелким крестьянством – рабочий класс, и в идеологии, и в политической практике, оставался в том его «классическом» образе, который сформировался еще при домонополистическом капитализме, – классом рабочих (в профессиональной категории), что неизбежно превращало его в «социалистическое сословие» (при реальном социализме вещь совершенно абсурдная). Вот вам один из возможных ответов на вопрос, почему советский рабочий класс, когда пробил его час, не встал на защиту своего социализма.

Еще раз подчеркнем. Создание социалистическим способом условий (предпосылок) для начала коммунистической трансформации общества также требует социальных преобразований, направленных на стирание классовых различий. В противном случае мы теряем социалистический характер преобразования. Это – сложнейшая проблема при проведении преобразований в странах капиталистической периферии, где ближайшими задачами являются, как правило, те, которые должны решаться в ходе капиталистического развития (индустриализация и все с ней связанное в других сферах общества). Здесь и может возникнуть, казалось бы, парадоксальная ситуация, когда социалистические по своей исторической направленности, значит, и по своему содержанию, преобразования, необходимость в которых назрела еще ДО социалистической революции (работа, незавершенная капитализмом), могут осуществляться несоциалистическим способом. История дает примеры более или менее успешного решения этой проблемы, но дальше, когда необходимость следующего преобразования созревает уже на собственно социалистической почве, революционеров ожидает тупик... Потому, что дальше можно двигаться только социалистическим способом.

Резюмируем.

[1] Социализм – это (во-первых) революционная социалистическая практика пролетариата, характеризуемая ее основными (системообразующими) принципами, а также (во-вторых) объективированный результат этой практики, представленный в наличном бытии (конкретных формах) общественных отношений. Причем, первое, в конечном счете, является определяющим, а второе – определяемым. Сведение понятия социализма лишь к объективированному результату социально-преобразующей деятельности есть его «овеществление». Вне понимания социализма как особой формы социальной практики, направленной на достижение конечной цели коммунистической революции, природа социализма рационально не осваивается.

[2] Социализм как революционная социалистическая практика пролетариата есть сознательная (классовая) борьба пролетариата за достижение конечной цели коммунистической социальной революции, т.е. целенаправленная и планомерная деятельность по преобразованию капиталистического общества в коммунистическое. Следовательно, первым и основным критерием подлинного социализма (как и в любом виде деятельности) выступает его цель. Отсюда вытекает, что социализмом являются все виды социальной практики рабочего класса (его партии – организационной формой этой практики), которые отвечают требованию целеполагания при социализме. Отсюда также следует, что социализм рождается в недрах капитализма не только в форме идеального, но и в форме социальной практики, а возникновение социалистического государства есть лишь изменение ее организационно-политической формы, которая, в будущем, вместе с отмиранием государства, необходимо перерастает в (уже не политизированную) организационно-экономическую форму.

[3] Цель социализма-практики определяет его принципы и главные направления, которые вместе и являются его необходимыми признаками. Их отсутствие в структуре практики дает право на вывод об отсутствии в ней социализма как такового.

[4] Социализм как социальная практика направлен на социальные преобразования общества, капиталистического или социалистического (вставшего на путь уже социалистического развития). В первом случае речь идет о подготовке и осуществлении социалистической революции, во втором – о социальных преобразованиях, направленных на создание материальных и духовных предпосылок к началу коммунистической трансформации общества, или, при их наличии, о самой коммунистической трансформации.

[5] Интенцией на верное в социалистических преобразованиях является их направление по линиям развития: (1) последовательное и непрерывное 88  отрицание частной собственности, связанное с последовательной и непрерывной ликвидацией разделения труда, что достигается только развитием производительных сил; (2) последовательное и непрерывное изменение социальной структуры общества, связанное с ликвидацией общественных классов, что достигается ликвидацией разделения труда 89 ; (3) последовательная и непрерывная гуманизация общественных отношений, связанная со свободным  развитием и проявлением деятельных способностей каждого человека, нарастающей его ролью в делах управления общественным развитием, социализацией личности (немыслимой без ее индивидуализации), что достигается устранением классовых различий в их объективно-экономическом основании. Людям, знакомым с основами марксизма, известно, что все названные направления общественного развития являются взаимосвязанными, взаимообусловленными, взаимодетерминированными. Они – единый процесс.

[6] Социализм, понимаемый как революционная социалистическая практика пролетариата, нельзя «построить», его можно только «выстроить» как процесс, подчиняющийся определенным объективно определяемым требованиям, как деятельность, подчиненную определенным законам социалистической формы развития. Эти законы нужно знать и подчиняться им, как мы подчиняемся законам природы. В противном случае возникает деструкция, разрушающая сначала саму практику, а затем и все достигнутое ею в объективированной форме (общественные отношения, общественное сознание, формы материальной и духовной культуры). В этом случае неизбежно отбрасывание общества на раннюю ступень развития, что и произошло с социалистическими странами во второй половине прошлого столетия.

[7] То, что называется демократией и предполагает участие в управлении делами общества населения всей страны, является не воплощением идеала личной свободы, превозносимой буржуазными идеологами в качестве неотъемлемого свойства капиталистического строя 90 , не некоей абстрактной «общечеловеческой» ценностью, на которой настаивают идеологи мелкой буржуазии, а насущной производственной потребностью именно социалистической формы развития, поскольку, во-первых, такое участие способствует выявлению и осознанию назревших общественных потребностей (выявлению социальных противоречий и способов их разрешения), а, значит, и последовательному проведению принципа плановости в общественном развитии; во-вторых, формирует консолидированного субъекта социальной практики в новой, более совершенной (адекватной) форме консолидации; в-третьих, формирует способность этого субъекта к сознательной деятельности по разрешению новых противоречий на новом этапе развития. Отсюда объективное требование социалистической формы общества к самой демократии. Социалистическая демократия есть механизм непосредственного участия народных масс в делах управления обществом, как в принятии, так и в исполнении принятых решений (прямое народовластие). Возникающие на первом этапе формы народовластия, включающие в себя представительный элемент, являются преходящими, соответствующими определенному этапу развития общества на пути к его бесклассовому состоянию, который объективно определяется достигнутым на данный момент эффектом в ликвидации разделения труда.

[8] Проблема социализма, следовательно, есть проблема становления субъектности пролетариата в общем ходе изменения исторической действительности.

Но вернемся к статье А. Мичурина. Автор сразу предупреждает нас о том, что он не поклонник Сталина, ввиду того, что его (Сталина) политика и экономика могли быть умнее. Ценное замечание специалиста, ставящего в основном на энтузиазм трудящегося народа. Ну а какие, так сказать, объективные факторы могли определять эти политику и экономику? Учитывал ли их Сталин в полной мере? Например, положение дел в самой партии. Или этого не требовалось? По мнению автора, нет. Тогда Иосиф Виссарионович предстает перед нами этаким свободным от внешних обстоятельств, всемогущим творцом истории, но, правда, не шибко умным. Возникает нескромный вопрос к товарищу А. Мичурину: а может ли быть такое в действительном (а не в конструируемом в голове) историческом процессе? Вопрос о роли личности в истории в научном марксизме разобран и достаточно выяснен (Г.В. Плеханов и др.). Из его правильного уяснения следует, что для понимания смысла действий того или иного реального общественного деятеля требуется, прежде всего, осуществить «максимально объективный анализ» тех обстоятельств, исторически-конкретных реалий, тенденций, в рамках которых эти действия осуществлялись, проводилась определенная политика, в том числе экономическая. Может, и не стоило бы обращать внимание на мнение автора по данному вопросу, но пришлось, поскольку А. Мичурин заявил о себе как о материалисте (и опять вопрос: какого же рода материализм исповедует А. Мичурин?)

Далее автор признается нам, что Истина (с прописной буквы) принуждает его согласиться с тем фактом, что социализм в СССР в 30-е годы 20-го века был построен, и этот факт закрепила сталинская конституция. Ну, а объективные критерии социализма? Они-то вообще есть, или поверим конституции? Понятно, что автор противопоставляет свой вывод сторонникам идеи «государственного капитализма под управлением переродившихся коммунистов». Разбирать обоснованность такой квалификации советских реалий той эпохи мы не станем, поскольку здесь нечего разбирать – были коммунисты «чистыми», стали «нечистыми», – нет доказательств ни первого вывода, ни второго. Но на чем основаны возражения самого А. Мичурина, всегда проверяющего и свои собственные выводы максимально отстраненно, т.е. объективно? Объективно – значит, применяя некие объективные критерии. Каковы они? Нужно было раскрыть. Однако в статье мы их не находим, не считая того, что прочитывается в определениях социализма:

[1] «Он есть, по сути своей, социальные мероприятия буржуазного или пролетарского государства, направленные на поддержание благополучия социально нуждающихся граждан, а также на развитие здоровья и культуры граждан с совокупным доходом ниже среднего в государстве».

[2] «...Социализм есть всего лишь некие достаточно субъективно определяемые мероприятия государства… не более».

[3] «Социализм есть функция развитой капиталистической общественно-экономической формации…».

[4] «Пролетарский социализм характеризует высшую фазу развития капиталистической формации, которая в развитии ее правящим пролетариатом более или менее быстро уступает свое место коммунистической общественно-экономической формации в виде более или менее быстро разрастающейся коммуны. Поэтому помимо перечисленного выше пролетарский социализм делает дополнительные денежные (госбюджетные) траты на переходные мероприятия к коммунистическим воспроизводственным отношениям, а именно: на мероприятия по сокращению в обществе государственного управления (вмешательства государства в дела общества) и по сокращению массы наемного труда. Возможно, это последнее должно делаться за счет пролетарского классового налога на прибыль бесклассовой коммуны».

Если подытожить, то получается примерно следующее. Социализм – это: (1) социальные мероприятия государства, направленные на поддержание благополучия социально нуждающихся граждан (социализма, значит, может быть мало или много, – чисто количественная определенность); (2) функция развитого капитализма; (3) высшая фаза развития капиталистической общественно-экономической формации, в которой уже господствует (правит) пролетариат. Таково понимание социализма, вынесенное автором из произведенного им «диалектического различения данных феноменов», и предложенное нам в качестве Истины.

Представляется, однако, что такого рода истины никакого отношения к теории, тем более марксистской, не имеют. Примеры социальных мероприятий государства в пользу нуждающихся граждан (подданных) можно найти в истории еще древнего мира, например, Римской империи. Если кому-то нравится называть такую практику социализмом, то спорить не о чем. «Функция капитализма» вообще вызывает вопрос о смысле этого выражения. Другое дело социализм как «высшая фаза в развитии капитализма». Как утверждает автор, в этой «фазе» уже (политически, значит и экономически) господствует пролетариат, который «делает дополнительные денежные (госбюджетные) траты на переходные мероприятия». Но вот вопрос. Означает ли правление (классовое господство) пролетариата при капитализме, что в обществе (на общесистемном уровне) продолжает существовать буржуазия, а вместе с ней и капиталистические производственные отношения, обусловленная всем этим экономическая эксплуатация трудящихся? По логике автора, да, ведь капитализм же, хоть и в высшей фазе. Или, все-таки, уже не капитализм? Ведь получается какая-то ерунда: пролетариат правит, но по-прежнему остается в положении класса, экономически и социально угнетаемого. Известно, что капитализм есть общество, общественные отношения, основанные на антагонизме классов. Социализм тоже? Если да, то это нужно доказывать, исходя из научного понимания классового антагонизма (для марксистов – марксистского).

[1] «Буржуазия начинает свое историческое развитие с таким пролетариатом, который, в свою очередь, является остатком пролетариата* феодальных времен. В ходе своего исторического развития буржуазия неизбежно развивает свой антагонистический характер, который вначале более или менее замаскирован, существует лишь в скрытом состоянии. По мере развития буржуазии в недрах ее развивается новый пролетариат, современный пролетариат; между классом пролетариев и классом буржуазии развертывается борьба, которая, прежде чем обе стороны со почувствовали, заметили, оценили, поняли, признали и открыто провозгласили, проявляется на первых порах лишь в частичных и кратковременных конфликтах, в отдельных актах разрушения. С другой стороны, если все члены современной буржуазии имеют один и тот же интерес, поскольку они образуют один класс, противостоящий другому классу, то интересы их противоположны, антагонистичны, поскольку они противостоят друг другу. Эта противоположность интересов вытекает из экономических условий их буржуазной жизни. Таким образом, с каждым днем становится все более и более очевидным, что характер тех производственных отношений, в рамках которых совершается движение буржуазии, отличается двойственностью, а вовсе не единством и простотой; что в рамках тех же самых отношений, в которых производится богатство, производится также и нищета; что в рамках тех же самых отношений, в которых совершается развитие производительных сил, развивается также и сила, производящая угнетение; что эти отношения создают буржуазное богатство, т. е. богатство класса буржуазии, лишь при условии непрерывного уничтожения богатства отдельных членов этого класса и образования постоянно растущего пролетариата» 91 .

[2] «Существование угнетенного класса составляет жизненное условие каждого общества, основанного на антагонизме классов. Освобождение угнетенного класса необходимо подразумевает, следовательно, создание нового общества» 92 .

А. Мичурин ничего в этом вопросе не доказывает, а просто объявляет о своем открытии: «Социализм вообще не требует уничтожение системы наемного труда, капитализма; ибо он сам базируется на капитализме»! Слово «базируется» можно понимать так, что экономическим базисом социализма являются капиталистические производственные отношения. Если тезис А. Мичурина понимать именно в этом смысле, то от социализма действительно ничего не остается кроме «достаточно субъективно определяемых мероприятий государства». Следовательно, и рассуждать здесь не о чем.

В обоснование своего теоретического вывода автор задает нам вопрос: «Почему Энгельс и пишет в «Анти-Дюринге» насчет социализма: ЕСЛИ он хочет освободить рабсилу от ее положения товара... Т.е. если «он» хочет перерасти из социализма в коммунизм… Ведь «он» вполне может и не захотеть такого поворота событий…».

Не поленимся, заглянем в «Анти-Дюринг», читаем:

«Для социализма, который хочет освободить человеческую рабочую силу от ее положения товара, очень важно понять, что труд не имеет стоимости и не может иметь ее. При таком понимании теряют почву все попытки регулировать будущее распределение средств существования как своего рода высшую форму заработной платы, – попытки, перешедшие к г-ну Дюрингу по наследству от стихийного рабочего социализма. Отсюда как дальнейший вывод вытекает, что распределение, поскольку оно управляется чисто экономическими соображениями, будет регулироваться интересами производства, развитие же производства больше всего стимулируется таким способом распределения, который позволяет всем членам общества как можно более всесторонне развивать, поддерживать и проявлять свои способности» 93 .

Как видим, нет у Энгельса никакого «ЕСЛИ». Есть социализм, а именно РАБОЧИЙ социализм, который в лице пролетариата, осуществляющего социалистические преобразования, должен понимать весьма важную в системе капитализма вещь – труд не имеет стоимости, ее имеет только рабочая сила (неотделимая от личности рабочего) – особый вид товара, возникающий только при капитализме и выступающий его главной характерной особенностью – полный разрыв между средствами производства и производителями, наемный труд 94 , заработная плата 95  – именно то, что требуется ликвидировать до основания.

«Наемный труд, существовавший раньше в виде исключения и подсобного промысла, стал правилом и основной формой всего производства; из побочного занятия, каким он был прежде, он превратился теперь в единственную деятельность работника. Работник, нанимающийся время от времени, превратился в пожизненного наемного рабочего. Масса пожизненных наемных рабочих к тому же чрезвычайно увеличилась благодаря одновременному крушению феодального строя, роспуску свит феодалов, изгнанию крестьян из их усадеб и т. д. Произошел полный разрыв между средствами производства, сконцентрированными в руках капиталистов, с одной стороны, и производителями, лишенными всего, кроме своей рабочей силы, с другой стороны. Противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением выступает наружу как антагонизм между пролетариатом и буржуазией».

Примечание. «…Наемный труд, в котором уже содержится в зародыше весь капиталистический способ производства, существует с давних времен; в единичной, случайной форме он существовал в течение столетий рядом с рабством. Но этот зародыш мог развиться в капиталистический способ производства только тогда, когда были созданы необходимые для этого исторические предпосылки» 96 .

И пролетарский социализм не может «рассуждать», хочет он «такого поворота событий», или нет, поскольку именно ТАКОЙ «поворот событий» составляет его собственную суть. Иными словами, пролетарский социализм не может не «хотеть» освобождения человеческой рабочей силы от ее положения товара, хотя бы потому, что в противном случае он перестает быть (по определению) пролетарским социализмом, т.е. социализмом в наиболее развитой его форме. Во что он, «не хотящий такого поворота событий», превращается, легко представить.

А. Мичурин не согласен с ленинским определением социализма как первой фазы коммунизма («годится… только для начальной школы марксизма»). Эмпирические данные, по его мнению, свидетельствуют: не первая фаза коммунизма, а последняя фаза капитализма. Теоретические доказательства? Не приводятся. Вместе с тем, марксисту следовало бы разобраться в логике ленинских рассуждений. Почему же все-таки Ленин пришел к такому выводу? Да потому, объясняет нам автор, что:

«Ленин, говоря о социализме, имел в виду власть исключительно классовую, власть в форме диктатуры пролетариата. Он и о госкапитализме писал, что он, как именно капитализм, совершенно безопасен «нам», если будет существовать диктатура пролетариата, пролетарское, а не какое-нибудь бесформенное «общенародное» государство. Следовательно, если исходить из классовой теории, то можно констатировать: в качестве первой фазы коммунизма Ленин понимал исключительно пролетарский классовый, а не какой-либо иной социализм, коих существовало в мире великое множество – в том числе и в аморфных, как бы неклассовых формах – уже даже ко времени написания «Манифеста».

Неожиданная новация. Социализм, оказывается, может быть «классовым» и «как бы неклассовым». Но если государство, проводящее «мероприятия, направленные на поддержание благополучия социально нуждающихся граждан» (одно из мичуринских определений социализма), штука очень даже классовая (в марксизме это так, у А. Мичурина, видимо, нет), то каким образом проводимые государством (в русле определенной и, безусловно, классовой политики) мероприятия могут оказаться «как бы неклассовыми»? Здесь какая-то недоговоренность, какой-то диалектический выверт. Но ломать голову нам не рекомендуется, потому как это – Истина. Ссылка на «Манифест» автора явно подводит, поскольку в нем «неклассового» социализма нет. Впрочем, со ссылками на авторитетные источники у автора, как это уже выяснилось выше, выходят явные недоразумения. Посмотрим, что выяснится ниже.

«Путаница в головах и изложенном на бумаге сегодня, как говорится, сплошная»! «Нет, – сетует автор на левых идеологов, – среди современных марксистов… кристально четкого различения понятий «социализм», «капитализм» и «коммунизм». С этим трудно не согласиться. Но интрига налицо. Нет, но должно быть, значит, появится… вот-вот. Сейчас мы узнаем, почему ленинское определение социализма годится лишь для учебников школьного образования.

Начинает автор издалека, с вопроса «какой же классовый социализм организовали в СССР под руководством сначала т. Сталина, а затем продолжали при других… партийных руководителях»? С тем, что под руководством Сталина социализм в СССР был построен, А. Мичурин согласен. Следовательно, это – Истина, сей факт не обсуждается. Но, вот какой именно из всего наличного «спектра» социализмов? «Если верить тому из агитпропа, что в СССР существовала действительная диктатура класса пролетариев…– то в СССР был организован поначалу именно пролетарский классовый социализм». Но А. Мичурин агитпропу не верит, и с наличием в СССР «пролетарского классового социализма» не вполне согласен. Не был он пролетарским, утверждает он, а был «полупролетарским». Почему «полу», а не на «треть», «четверть» или «одну восьмую», сие не обсуждается. Есть, оказывается, такая разновидность (их много, всех не перечесть), она-то в СССР и появилась. Далее. Поскольку со временем в партию проникли «полубуржуазные» элементы (это какие же именно и откуда? – Ю.К.), социализм перерос в «нечто совершенно бесформенное и имманентно застойное». Рискнем назвать это «нечто» полубуржуазным социализмом (есть «полупролетарский», значит, должен быть и такой). Далее. После того, как «полубуржуазная» политическая элита СССР была отстранена от власти «обычной буржуазной», социализм, через небольшой по меркам истории период «отсутствия всякого социализма» (?), перерос в «буржуазный», в котором «мы сейчас и купаемся». Классовый характер социализма, по Мичурину, вообще определяется только тем, какой класс его проводит, а проводить его может любой общественный класс – кто у власти, того и социализм, в большем или меньшем количестве. Придут (где-нибудь) к власти нацисты, социализм «перерастет» в национал-социализм. Все просто, хотя уже и не для ума школьников. Диалектика, знаете ли.

И еще один тестовый вопрос: «…а на каком таком основании автор статьи (А. Мичурин о себе. – Ю.К.) утверждает, что не только т. Сталин, но и г. Путин организовали в стране социализм»? Действительно, на каком? Даже в голову не приходит. После всего усвоенного из статьи А. Мичурина ответ почему-то не обескураживает: «…В том-то и дело, что социализм просто не может быть коммунизмом! Вообще»! Ну, да! А пролетарский? Может все-таки перерастет? (Робко). Но А. Мичурин не оставляет надежд: «ни последней фазой, ни первой». Никакой, и точка. Но Ленин…? Безнадежно. «Ленин имел некоторую возможность сказать про «социализм как коммунизм», и он использовал ее лишь для того, во-первых, чтобы хоть как-то пояснить не освоенное еще тогда даже революционерами в должной мере понятие «коммунизм» (в основном говорили тогда о социализме). Он связал коммунизм с социализмом, представляется, ради не теории, но практики быстрейшего свершения политической революции».

Как-то не убеждает. Ленин, оказывается, просто манипулировал терминами, помогая своим мало начитанным соратникам выяснить смысл их революционной деятельности. Однако почему термин «социализм» творцам Октября был более понятен чем «коммунизм»? Почему вообще замена терминов способствовала «быстрейшему свершению политической революции»? И как при таком состоянии умов в партии Ленин убедил большевиков переименовать ее, включив в название слово «коммунистическая» – ВКП(б)? Да и классовые враги большевиков, именуя последних, употребляли выражение «коммунисты», и не пугались слова «социалисты» («красная тряпка тореадора для быка»), видя, что те частенько выступали с явно контрреволюционных позиций, что они на их стороне, т.е. против коммунистов.

Вернемся, однако, к «диалектическому различению феноменов» коммунизма и социализма, т.е. к главной интриге в этой статье. А. Мичурин пишет: «…В отличие от социализма коммунизм – это устранение из общественной жизни не только государства…, но… радикальное устранение систем наемного труда и заработной платы с прибылью. Нормальный социализм – хоть буржуазный, хоть пролетарский – не ставит такой задачи». «Нормальный социализм» – это емко. Но, значит, существует и «ненормальный», который СТАВИТ такую задачу. Ну, с «буржуазным» социализмом (в толковании автора) как бы понятно, а как быть с рабочим (пролетарским) социализмом, который Маркс называл также революционным? Логика автора подсказывает, что «нормальный пролетарский социализм» не может быть революционным, каковым выступает только «ненормальный». Чьей нормой меряем? Без сомнения – буржуазной. Но это же есть и норма А. Мичурина. Так кто же Вы, Александр Мичурин, называющий себя коммунистом? Проговорился господин.

Апофеоз. «Социализм, если его не отождествлять неверно с коммунизмом (не нуждающимся ни в государстве, ни в государственном бюджете; не нуждающимся «даже» в первоначальной своей фазе) – это вовсе не противоположность капитализма, как многие ошибочно думают и поныне. Капитализм, а особенно государственный капитализм, это политико-экономическая основа как буржуазного, так и пролетарского социализма. Хорошо понимая это последнее, пролетарский интеллектуал Маркс, по-видимому, и уделил так много времени в своей жизни написанию своего «Капитала».

Ну вот, и Маркса, наконец, прояснил, правда, как обычно без ссылок и цитирования. Попробуем прояснить и мы.

Знакомство с трудами основоположников научного социализма, их письмами и выступлениями в период до появления «Манифеста Коммунистической партии» (важнейший в их творчестве период, связанный с формированием научной концепции коммунизма, выраженной в «Манифесте» уже в форме практико-политических принципов революционной социалистической деятельности пролетариата) приводит к выводу, что социализмом они называли те идейные и общественно-политические течения (теории и общественные движения), которые провозглашали своей главной целью улучшение (реформирование) капитализма, его социальное переустройство в интересах большинства, избавление народа от бедствий капитализма… но не от самого капитализма. В силу этого Маркс и Энгельс проводили определенную грань между современным им (донаучным) социализмом и коммунизмом. Вот, к примеру, как Энгельс (в 1847 г.) отвечает на вопрос, чем отличаются коммунисты от социалистов.

«Так называемые социалисты делятся на три категории. Первая категория состоит из сторонников феодального и патриархального общества, которое уничтожалось и уничтожается с каждым днем крупной промышленностью, мировой торговлей и созданным ими буржуазным обществом. Эта категория из бедствий современного общества делает вывод о том, что следует восстановить феодальное и патриархальное общество, так как оно было свободно от этих бедствий. Все ее предложения, прямыми или обходными путями, направлены к этой цели. Коммунисты всегда будут решительно бороться с этой категорией реакционных социалистов, несмотря на ее мнимое сочувствие нищете пролетариата и на проливаемые по этому поводу горючие слезы. Ибо эти социалисты:

1) стремятся к чему-то совершенно невозможному;

2) пытаются восстановить господство аристократии, цеховых мастеров и владельцев мануфактур, с их свитой абсолютных или феодальных монархов, чиновников, солдат и попов; они хотят восстановить общество, которое, правда, было бы свободно от пороков современного общества, но зато принесло бы с собой, по меньшей мере, столько же других бедствий, а к тому же не открывало бы никаких перспектив к освобождению угнетенных рабочих посредством коммунистической организации;

3) свои подлинные намерения они всегда обнаруживают, когда пролетариат становится революционным и коммунистическим. В этих случаях они немедленно объединяются с буржуазией против пролетариев.

Вторая категория состоит из сторонников нынешнего общества, которых неизбежно порождаемые этим обществом бедствия заставляют опасаться за его существование. Они стремятся, следовательно, сохранить нынешнее общество, но устранить связанные с ним бедствия. Для этого одни предлагают меры простой благотворительности, другие – грандиозные планы реформ, которые, под предлогом реорганизации общества, имеют целью сохранить устои нынешнего общества и тем самым само нынешнее общество. Против этих буржуазных социалистов коммунисты тоже должны будут вести неустанную борьбу, потому что их деятельность идет на пользу врагам коммунистов и они защищают тот общественный строй, который коммунисты хотят разрушить.

Наконец, третья категория состоит из демократических социалистов. Идя по пути с коммунистами, они хотят осуществления части мероприятий, указанных в ... вопросе*, но не в качестве переходных мер, ведущих к коммунизму (выделено нами. – Ю.К.), а в качестве мероприятий, достаточных для уничтожения нищеты и устранения бедствий нынешнего общества. Эти демократические социалисты являются либо пролетариями, которые еще недостаточно уяснили себе условия освобождения своего класса, либо представителями мелкой буржуазии, т. е. класса, который вплоть до завоевания демократии и осуществления вытекающих из нее социалистических мероприятий во многих отношениях имеет те же интересы, что и пролетарии. Поэтому коммунисты в моменты действий будут заключать соглашения с демократическими социалистами и вообще на это время должны придер­живаться по возможности общей с ними политики, если только эти социалисты не пойдут в услужение к господствующей буржуазии и не станут нападать на коммунистов. Разумеется, совместные действия не исключают обсуждения тех разногласий, которые существуют между ними и коммунистами.

*В рукописи пробел; имеется в виду 18-й вопрос. Ред.» 97 .

В самом «Манифесте» о социализме говорится только в разделе «Социалистическая и коммунистическая литература» как о явлении, противостоящем коммунизму в классовом отношении. О результатах влияния на пролетариат одной из разновидностей такого социализма Маркс, в частности, пишет:

 «Часть пролетариата пускается на доктринерские эксперименты, создание меновых банков и рабочих ассоциаций – другими словами, в такое движение, в котором он отказывается от мысли произвести переворот в старом мире, пользуясь совокупностью заложенных в самом старом мире могучих средств, а пытается осуществить свое освобождение за спиной общества, частным путем, в пределах ограниченных условий своего существования и потому неизбежно терпит неудачу» 98 .

Если социалисты стремятся избавить народ от недостатков капитализма, не уничтожая капитализм, то целью коммунистов, постоянно подчеркивали Маркс и Энгельс, является полное «…низложение всех привилегированных классов, подчинение этих классов диктатуре пролетариев путем поддержания непрерывной революции вплоть до осуществления коммунизма, который должен явиться последней формой устройства человеческого рода» 99 .

Теперь выскажем некоторые свои суждения по вопросу о происхождении и становлении социализма. Сначала небольшая выдержка из «Анти-Дюринга».

«Материалистическое понимание истории исходит из того положения, что производство, а вслед за производством обмен его продуктов, составляет основу всякого общественного строя; что в каждом выступающем в истории обществе распределение продуктов, а вместе с ним и разделение общества на классы или сословия, определяется тем, что и как производится, и как эти продукты производства обмениваются. Таким образом, конечных причин всех общественных изменений и политических переворотов надо искать не в головах людей, не в возрастающем понимании ими вечной истины и справедливости, а в изменениях способа производства и обмена; их надо искать не в философии, а в экономике соответствующей эпохи. Пробуждающееся понимание того, что существующие общественные установления неразумны и несправедливы, что «разумное стало бессмысленным, благо стало мучением» является лишь симптомом того, что в методах производства и в формах обмена незаметно произошли такие изменения, которым уже не соответствует общественный строй, скроенный по старым экономическим условиям. Отсюда вытекает также и то, что средства для устранения обнаруженных зол должны быть тоже налицо – в более или менее развитом виде – в самих изменившихся производственных отношениях. Надо не изобретать эти средства из головы, а открывать их при помощи головы в наличных материальных фактах производства.

Итак, как же, в связи с этим, обстоит дело с современным социализмом?

Всеми уже, пожалуй, признано, что существующий общественный строй создан господствующим теперь классом – буржуазией. Свойственный буржуазии способ производства, называемый со времени Маркса капиталистическим способом производства, был несовместим с местными и сословными привилегиями, равно как и с взаимными личными узами феодального строя; буржуазия разрушила феодальный строй и воздвигла на его развалинах буржуазный общественный строй, царство свободной конкуренции, свободы передвижения, равноправия товаровладельцев, – словом, всех буржуазных прелестей. Капиталистический способ производства мог теперь развиваться свободно. C тех пор как пар и новые рабочие машины превратили старую мануфактуру в крупную промышленность, созданные под управлением буржуазии производительные силы стали развиваться с неслыханной прежде быстротой и в небывалых размерах. Но точно так же, как в свое время мануфактура и усовершенствовавшиеся под ее влияние ремесла пришли в конфликт с феодальными оковами цехов, так и крупная промышленность в своем более полном развитии приходит в конфликт с теми узкими рамками, в которые ее втискивает капиталистический способ производства. Новые производительные силы уже переросли буржуазную форму их использования. И этот конфликт между производительными силами и способом производства вовсе не такой конфликт, который возник только в головах людей – подобно конфликту между человеческим первородным грехом и божественной справедливостью, – а существует в действительности, объективно, вне нас, независимо от воли или поведения даже тех людей, деятельностью которых он создан. Современный социализм есть не что иное, как отражение в мышлении этого фактического конфликта, идеальное отражение его в головах прежде всего того класса, который страдает от него непосредственно, – рабочего класса» 100 .

Итак, Энгельс пишет, что современный социализм есть отражение в мышлении фактического конфликта между выросшими производительными силами и капиталистическим способом производства, его «идеальное отражение в головах» прежде всего рабочего класса. А Маркс в «Нищете философии» называет социалистов и коммунистов теоретиками класса пролетариев 101 . Что из этого следует? У А. Мичурина социализм в том или ином количестве присутствует во всех исторических эпохах, где существует государство и классовое разделение общества. У Энгельса он в теоретической форме выступает выражением не просто общей противоположности между эксплуататорами и эксплуатируемыми, богатыми тунеядцами и трудящимися бедняками, а классовой противоположности, порождаемой именно капитализмом. В практической форме, считает он,  социализм нашел свое выражение в выступлениях пролетариата – от самостоятельных движений более или менее развитого предшественника современного пролетариата (анабаптисты и Томас Мюнцер во время Реформации и Крестьянской войны в Германии, левеллеры – во время великой английской революции, Бабёф – во время великой французской революции) до революционных выступлений пролетариата, развившегося в самостоятельный политический класс. Отметим, что по Энгельсу у социализма две формы – теоретическая (идейное течение) и практическая (социальное движение).

Появление теоретического социализма (в Англии) и коммунизма (во Франции) стало результатом развития определенного критического направления, начало которому положили произведения Т. Мора («Утопия», издано 1516 г.) и Т. Кампанеллы («Город солнца», издано в 1623 г.), содержавшие утопические конструкции идеального общественного строя, основанного на принципах справедливости и равенства всех людей, вытекающих, как считали эти мыслители, из самой природы. Особенность теоретической формы этого направления заключалась, по нашему мнению, во-первых, в критике капиталистических порядков и их негативных социальных последствий для подавляющего большинства трудящегося населения 102 ; во-вторых, в том, что объектом этой критики выступал весь общественный строй, а значит его коренные причины (как их себе представляли представители направления); в-третьих, в том, что эта критика выражалась не только в отрицательной, но и положительной форме, т.е. в конструировании идеального образа общественного строя, отвечавшего требованию справедливости (опять-таки, как ее понимали представители направления в данных им конкретно-исторических условиях); в-четвертых, понятие справедливости связывалось с равенством, т.е. равенство признавалось главным принципом справедливого социального строя. В практической форме данное направление выразилось в различных социальных экспериментах филантропического характера (создание образцовых коммун и колоний), примером которых может выступать деятельность Оуэна (Англия). Отметим, что критика (или отрицание) капиталистических порядков представлена здесь в виде отрицания их коренных причин, и выражена, главным образом, в идеальной форме предлагаемой социально-системной альтернативы.

Следующим этапом в развитии этого направления стали принципы организации общественной жизни, выдвинутые великими французскими просветителями XVIII века, и уже в их развитие, в том же XVIII веке, появляются, пишет Энгельс, первые «прямо коммунистические теории» Морелли и Мабли, в которых «требование равенства не ограничивалось уже областью политических прав, а распространялось на общественное положение каждой личности», «доказывалась необходимость уничтожения не только классовых привилегий, но и самих классовых различий». В целом, можно утверждать, что развитие данного критического направления общественной мысли уже было связано с развитием в понимании (в стремлении к осознанию) главных причин, которые порождали пороки капиталистического общества, а также развитием представлений о том, какое именно равенство должно стать фундаментальной основой нового общества.

«Способ понимания, свойственный утопистам, долго господствовал над социалистическими воззрениями XIX века и отчасти господствует еще и поныне. Его придерживались до недавнего времени все французские и английские социалисты, а также прежний немецкий коммунизм, включая Вейтлинга. Социализм для них всех есть выражение абсолютной истины, разума и справедливости, и стоит только его открыть, чтобы он собственной силой покорил весь мир; а так как абсолютная истина не зависит от времени, пространства и исторического развития человечества, то это уже дело чистой случайности, когда и где она будет открыта. При этом абсолютная истина, разум и справедливость опять-таки различны у каждого основателя школы; особый вид абсолютной истины, разума и справедливости у каждого основателя школы обусловлен опять-таки его субъективным рассудком, жизненными условиями, объемом познаний и степенью развития мышления. Поэтому при столкновении подобных абсолютных истин разрешение конфликта возможно лишь путем сглаживания их взаимных противоречий. Из этого не могло получиться ничего, кроме некоторого рода эклектического межеумочного социализма, который действительно господствует до сих пор в головах большинства социалистов-рабочих Франции и Англии. Этот эклектический социализм представляет собой смесь из более умеренных критических замечаний, экономических положений и представлений различных основателей сект о будущем обществе, — смесь, которая допускает крайне разнообразные оттенки и которая получается тем легче, чем больше ее отдельные составные части утрачивают в потоке споров, как камешки в ручье, свои острые углы и грани. Чтобы превратить социализм в науку, необходимо было прежде всего поставить его на реальную почву» 103 .

Начиная с утопических проектов «городов солнца», социализм неуклонного эволюционировал в сторону революционного (рабочего) социализма, коммунизма, признававшего коренной причиной системных пороков капитализма разделение труда, частную собственность и отчуждение, а идеалом равенства – бесклассовое общество. Революционность рабочего социализма заключается в том, что устранение названных причин приводило к революционной ломке капиталистического способа производства, его полной ликвидации как препятствия развитию общественных производительных сил, к переходу буржуазного строя в его противоположность – коммунистический строй. Именно этим революционный (рабочий) социализм отличался от других исторических форм социализма, содержавших идеи улучшения капитализма без отказа от его принципиальной основы – частной собственности.

Таким образом, имеется основание полагать, что научный социализм возникает сначала именно как обоснование необходимости устранения классовых различий. Его начало здесь. Получив материалистическое решение этой теоретической задачи (Маркс и Энгельс), указавшее также на способ и средства ее практического решения, он обретает свою высшую форму в теории пролетарского (рабочего) социализма.

«Пока пролетариат не настолько еще развит, чтобы конституироваться как класс, пока самая борьба пролетариата с буржуазией не имеет еще, следовательно, политического характера и пока производительные силы еще не до такой степени развились в недрах самой буржуазии, чтобы можно было обнаружить материальные условия, необходимые для освобождения пролетариата и для построения нового общества, – до тех пор эти теоретики являются лишь утопистами, которые, чтобы помочь нуждам угнетенных классов, придумывают различные системы и стремятся найти некую возрождающую науку. Но по мере того как движется вперед история, а вместе с тем и яснее обрисовывается борьба пролетариата, для них становится излишним искать научную истину в своих собственных головах; им нужно только отдать себе отчет в том, что совершается перед их глазами, и стать сознательными выразителями этого. До тех пор, пока они ищут науку и только создают системы, до тех пор, пока они находятся лишь в начале борьбы, они видят в нищете только нищету, не замечая ее революционной, разрушительной стороны, которая и ниспровергнет старое общество. Но раз замечена эта сторона, наука, порожденная историческим движением и принимающая в нем участие с полным знанием дела, перестает быть доктринерской и делается революционной» 104 .

Развитие идеи социального равенства, обусловленное развитием капиталистического способа производства и противоположности между буржуазией и пролетариатом, позволяет выделять в теоретическом социализме определенные ступени и соответствующие им различные исторически обусловленные формы социалистических теорий.

«Незрелому состоянию капиталистического производства, незрелым классовым отношениям соответствовали и незрелые теории. Решение общественных задач, еще скрытое в неразвитых экономических отношениях, приходилось выдумывать из головы. Общественный строй являл одни лишь недостатки; их устранение было задачей мыслящего разума. Требовалось изобрести новую, более совершенную систему общественного устройства и навязать ее существующему обществу извне, посредством пропаганды, а по возможности и примерами показательных опытов. Эти новые социальные системы заранее были обречены на то, чтобы оставаться утопиями, и чем больше разрабатывались они в подробностях, тем дальше они должны были уноситься в область чистой фантазии» 105 .

Возникновение в середине XIX века теории пролетарского социализма (с началом ее проникновения в рабочие массы), стимулировало появление контр-идеологии  – буржуазных и мелкобуржуазных (социал-демократических) теорий социализма, – назначением которой было одно –  ослабление влияния пролетарского социализма на сознание поднимающегося к революционной деятельности рабочего класса 106 . Это – другой процесс, начало борьбы в сфере идей, на территории, которая шаг за шагом захватывалась передовой социалистической, т.е. теперь уже коммунистической  идеологией.

[1] «…Социализм теперь стал рассматриваться не как случайное открытие того или другого гениального ума, а как необходимый результат борьбы двух исторически образовавшихся классов – пролетариата и буржуазии. Его задача заключается уже не в том, чтобы сконструировать возможно более совершенную систему общества, а в том, чтобы исследовать историко-экономический процесс, необходимым следствием которого явились названные классы с их взаимной борьбой, и чтобы в экономическом положении, созданном этим процессом, найти средства для разрешения конфликта» 107 .

[2] «Но точно также, как в свое время мануфактура и усовершенствовавшиеся под ее влиянием ремесла пришли в конфликт с феодальными оковами цехов, так и крупная промышленность в своем более полном развитии приходит в конфликт с теми узкими рамками, в которые ее втискивает капиталистический способ производства. Новые производительные силы уже переросли буржуазную форму их использования. И этот конфликт между производительными силами и способом производства вовсе не такой конфликт, который возник только в головах людей – подобно конфликту между человеческим первородным грехом и божественной справедливостью, – а существует в действительности, объективно, вне нас, независимо от воли или поведения даже тех людей, деятельностью которых он создан. Современный социализм есть не что иное, как отражение в мышлении этого фактического конфликта, идеальное отражение его в головах прежде всего того класса, который страдает от него непосредственно – рабочего класса» 108 .

[3] «Под более или менее одинаково звучащими общими социалистическими фразами «партии анархии» скрывается, во-первых, социализм газет «National», «Presse», «Siecle», который более или менее последовательно стремится свергнуть господство финансовой аристократии и освободить промышленность и торговлю от старых пут. Это – социализм промышленности, торговли и земледелия, интересами которых жертвуют их заправилы, входящие в партию порядка, поскольку эти интересы больше уже не совпадают с их частными монополиями. От этого буржуазного социализма, который, как всякая другая разновидность социализма, естественно привлекает к себе известную часть рабочих и мелких буржуа, отличается собственно социализм, мелкобуржуазный социализм, социализм par excellence*. Капитал преследует этот класс главным образом в качестве кредитора, поэтому этот класс требует кредитных учреждений; капитал душит его своей конкуренцией, поэтому он требует ассоциаций, поддерживаемых государством; капитал побеждает его концентрацией, поэтому он требует прогрессивных налогов, ограничения права наследования, выполнения крупных работ государством и других мер, насильственно задерживающих рост капитала. Так как этот класс мечтает о мирном осуществлении своего социализма, – допуская разве лишь какую-нибудь непродолжительную вторую февральскую революцию, – то он, естественно, представляет себе грядущий исторический процесс в виде осуществления систем, которые выдумывают или уже выдумали социальные теоретики, будь то компаниями или в одиночку. Таким образом, эти социалисты становятся эклектиками или сторонниками наличных социалистических систем, сторонниками доктринерского социализма, который был теоретическим выражением пролетариата лишь до тех пор, пока пролетариат еще не дорос до своего собственного свободного исторического движения.

Эта утопия, этот доктринерский социализм, подчиняющий все движение в целом одному из моментов, заменяющий совокупное, общественное производство мозговой деятельностью отдельного педанта, а, главное, устраняющий в своей фантазии при помощи маленьких фокусов и больших сентиментальностей революционную борьбу классов со всеми ее необходимыми проявлениями, этот доктринерский социализм в сущности лишь идеализирует современное общество, дает лишенную теневых сторон картину его и старается осуществить свой идеал наперекор действительности этого же общества. И вот в то время как пролетариат уступает этот социализм мелкой буржуазии, а борьба между различными социалистическими вождями обнаруживает, что каждая из так называемых систем есть претенциозное подчеркивание одного из переходных моментов социального переворота в противоположность другим, – пролетариат все более объединяется вокруг революционного социализма, вокруг коммунизма, который сама буржуазия окрестила именем Бланки. Этот социализм* есть объявление непрерывной революции, классовая диктатура пролетариата как необходимая переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще, к уничтожению всех производственных отношений, на которых покоятся эти различия, к уничтожению всех общественных отношений, соответствующих этим производственным отношениям, к перевороту во всех идеях, вытекающих из этих общественных отношений» 109 .

[4] *В «Заявлении редактору «Neue Deutsche Zeitung», цитируя последнее предложение из приведенного выше отрывка, Маркс дополняет его начало вставкой в скобках: «Этот социализм (т.е. коммунизм)…» 110 .

Историческое развитие теоретических форм социализма и коммунизма шло в одном направлении. На высшем уровне они пересеклись и совпали, образовав одно идейное течение, которое Маркс называл «коммунизмом» или «революционным социализмом», а Энгельс (позднее) – «современным рабочим социализмом»  111 и «партийной доктриной рабочего класса» 112 .

Таким образом, Маркс и Энгельс отождествляли понятия (всеобщую природу) революционного социализма и коммунизма. Но понимали их не как «общественный строй», а как революционный процесс, «непрерывную революцию», «движение, которое уничтожает теперешнее состояние». Результатом этого движения является не столько развивающийся общественный строй, сколько развивающаяся деятельная способность пролетариата в осуществлении коммунистической социальной революции. Сутью  этого движения является уничтожение частной собственности и классового неравенства.

 «Г-н Гейнцен воображает, что коммунизм есть некая доктрина, которая исходит из определенного теоретического принципа, как из своего ядра, и делает отсюда дальнейшие выводы. Г-н Гейнцен жестоко ошибается. Коммунизм не доктрина, а движение. Он исходит не из принципов, а из фактов. Коммунисты имеют своей предпосылкой не ту или другую философию, а весь ход предшествующей истории и, в особенности, его современные фактические результаты в цивилизованных странах. Коммунизм есть следствие крупной промышленности и ее спутников: возникновения мирового рынка и обусловленной этим безудержной конкуренции; принимающих все более разрушительный, все более всеобщий характер торговых кризисов, которые теперь уже окончательно стали кризисами мирового рынка; формирования пролетариата и концентрации капитала; вытекающей отсюда классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией. Коммунизм, поскольку он является теорией, есть теоретическое выражение позиции пролетариата в этой борьбе и теоретическое обобщение условий освобождения пролетариата»  113 .

Понять, какую реальность Маркс и Энгельс называли революционным социализмом можно также из их высказываний о социализме научном.

[1] «1-й вопрос: Что такое коммунизм? Ответ: Коммунизм есть учение об основных условиях освобождения пролетариата» 114 .

[2] «Пролетарская революция, разрешение противоречий: пролетариат берет общественную власть и обращает силой этой власти ускользающие из рук буржуазии общественные средства производства в собственность всего общества. Этим актом он освобождает средства производства от всего того, что до сих пор было им свойственно в качестве капитала, и дает полную свободу развитию их общественной природы. Отныне становится возможным общественное производство по заранее обдуманному плану. Развитие производства делает анахронизмом дальнейшее существование различных общественных классов. В той же мере, в какой исчезает анархия общественного производства, отмирает политический авторитет государства. Люди, ставшие, наконец, господами своего собственного общественного бытия, становятся вследствие этого господами природы, господами самих себя – свободными. Совершить этот освобождающий мир подвиг – таково историческое призвание современного пролетариата. Исследовать исторические условия, а вместе с тем и самое природу этого переворота и таким образом выяснить ныне угнетенному классу, призванному совершить этот подвиг, условия и природу его собственного дела – такова задача научного социализма, являющегося теоретическим выражением пролетарского движения» 115 .

В конспекте книги М. Бакунина «Государственность и анархия», отвечая на иронию автора о беспрестанно употребляемых в сочинениях марксистов словах, Маркс пишет: «…слова «ученый социализм», не употреблявшиеся никогда, и «научный социализм», употребляемые только в противовес социализму утопическому, стремящемуся навязать народу новые бредни и иллюзии, вместо того, чтобы ограничить область своего познания изучением социального движения самого народа; смотри мою книгу против Прудона…» 116 . В противовес – значит для того, чтобы быть лучше понятым, т.е. в угоду традиции.

Следует все же отметить, что в эпоху Маркса и Энгельса термину «социализм» не довелось обрести своего строго очерченного предметного содержания, стать теоретическим выражением какой-то особой исторической реальности. В этом качестве оно осталось неразработанным и, что закономерно, невостребованным. Именно поэтому в марксистской литературе присутствует довольно широкое толкование понятия социализма, и можно отметить весьма произвольное, если не сказать беспорядочное, его использование. Какова причина?

Думается, она в следующем: теория социализма может развиваться только как теория практики (деятельности) 117 . Каковой, кстати, является и весь теоретический марксизм, совершенно правильно определяемый марксистами как теория научного социализма. Так ли это? Попробуем обобщить.

Что же все-таки Маркс и Энгельс считали социализмом? Термин «социализм» означал для них, пожалуй, то же, что означал и до них: (1) теорию, (2) идейное течение (направление, движение), (3) общественное (общественно-политическое) движение, а, в конечном счете, теоретическую и практическую деятельность. В этой связи можно вспомнить работы Энгельса, посвященные социализму в его, так сказать, предметно-практическом выражении: «Социализм в Германии», «Социализм г-на Бисмарка», «Социализм международный и социализм итальянский. (Письмо в редакцию журнала «Critica sociale») и др. В частности в статье «Социализм в Германии» Энгельс пишет:

[1] «Немецкий социализм  возник задолго до 1848 года. Сначала в нем существовало два независимых течения. С одной стороны – чисто рабочее движение, ответвление французского пролетарского коммунизма; плодом этого движения был утопический коммунизм Вейтлинга, явившийся одним из этапов его развития. Затем – теоретическое движение, возникшее в результате распада гегелевской философии; в этом направлении с самого начала господствует имя Маркса. «Коммунистический манифест», появившийся в январе 1848 г., знаменует собой слияние обоих течений, слияние, которое было завершено и скреплено неразрывными узами в горниле революции, когда все они, и рабочие, и бывшие философы, одинаково рисковали своей жизнью во имя общего блага. После поражения европейской революции в 1849 г. социализму в Германии пришлось ограничиться нелегальным существованием» 118 .

[2] «…Главная сила германского социализма заключается отнюдь не в количестве избирателей. Избирателей у нас становятся только в 25 лет, а солдатом – уже в 20 лет. А так как наибольшее пополнение дает партии именно молодое поколение, то отсюда следует, что германская армия все более и более заражается социализмом» 119 .

[3] «В один прекрасный день немецким буржуа и их правительству надоест пассивно наблюдать все возрастающий подъем социализма; они прибегнут к беззаконию, к насильственным действиям» 120 .

Из других источников:

[4] «Переворот, к которому стремится современный социализм, состоит, коротко говоря, в победе пролетариата над буржуазией и в создании новой организации общества путем уничтожения всяких классовых различий» 121 .

[5] «Между тем наступил новый период, начало которому положила Германия, период революций сверху, а вместе с тем период быстрого роста социализма во всех европейских странах» 122 .

 [6] «Рабочие, становясь наемными рабочими крупных капиталистов, начинали составлять постоянный класс, подлинный пролетариат. Но кто говорит – пролетариат, говорит – социализм. К тому же сохранились еще остатки свобод, которые рабочие завоевали в 1848 г. на баррикадах. Благодаря этим двум обстоятельствам немецкий социализм, который до 1848 г. должен был ограничиваться тайной пропагандой и подпольной организацией, члены которой насчитывались единицами, мог теперь проявить себя открыто и проникнуть в массы» 123 .

В конце концов, понятие социализма стало для Маркса и Энгельса равнозначным понятию коммунизма. Но в теории термин «коммунизм» вошел в определение (формулу) новой общественной формации. Поэтому его использование для характеристики межформационного перехода (превращения капитализма в коммунизм) создавало, по всей вероятности, определенные неудобства. В этом случае классики и говорили о социалистических задачах, социалистических мероприятиях, социалистической революции, социалистическом переустройстве, переустройстве капиталистического общества в социалистическое, социалистической организации общества, грядущем социалистическом обществе, социалистическом будущем и т.д.

На чем же споткнулся А. Мичурин, предлагая марксистам отождествить понятия капитализма и социализма, лишая, тем самым, понятие социализма вообще какого-либо теоретического содержания?  Без сомнения – на «советском социализме», в котором не усмотрел ничего существенного, отличающего от капитализма. «СССР был первым в мире государством, начавшим открыто и, что называется, во всеуслышание облагораживать капитализм, т.е. осуществлять социализм, социалистические государственные мероприятия по улучшению жизни населения. Как было выяснено, с классовой точки зрения это был полупролетарский социализм».

Ничего, конечно, из того, что утверждает А.Мичурин, им выяснено не было. Но выяснять особенности советского социализма нужно. Это отдельный разговор. И его, кажется, пора начинать.

Приложение 1

«…Остановимся здесь вкратце на существе обоих методов мышления.

Когда мы подвергаем мысленному рассмотрению природу или историю человечества или нашу духовную деятельность, то перед нами сперва возникает картина бесконечного сплетения связей и взаимодействий, в которой ничто не остается неподвижным и неизменным, а все движется, изменяется, возникает и исчезает. Таким образом, мы видим сперва общую картину, в которой частности пока более или менее отступают на задний план, мы больше обращаем внимание на движение, на переходы и связи, чем на то, что именно движется, переходит, находится в связи. Этот первоначальный, наивный, но по сути дела правильный взгляд на мир был присущ древнегреческой философии и впервые ясно выражен Гераклитом: все существует и в то же время не существует, так как все течет, все постоянно изменяется, все находится в постоянном процессе возникновения и исчезновения. Несмотря, однако, на то, что этот взгляд верно схватывает общий характер всей картины явлений, он все же недостаточен для объяснения тех частностей, из которых она складывается, а пока мы не знаем их, нам не ясна и общая картина. Чтобы познавать эти частности, мы вынуждены вырывать их из их естественной или исторической связи и исследовать каждую в отдельности по ее свойствам, по ее особым причинам и следствиям и т. д. В этом состоит прежде всего задача естествознания и исторического исследования, т. е. тех отраслей науки, которые по вполне понятным причинам занимали у греков классических времен лишь подчиненное место, потому что грекам нужно было раньше всего другого накопить необходимый материал. Только после того как естественнонаучный и исторический материал до известной степени собран, можно приступать к критическому отбору, сравнению, а сообразно с этим и разделению на классы, порядки и виды. Начатки точного исследования природы получили дальнейшее развитие впервые лишь у греков александрийского периода, а затем, в средние века, у арабов. Настоящее же естествознание начинается только со второй половины XV века, и с этого времени оно непрерывно делает все более быстрые успехи. Разложение природы на ее отдельные части, разделение различных процессов и предметов природы на определенные классы, исследование внутреннего строения органических тел по их многообразным анатомическим формам, – все это было основным условием тех исполинских успехов, которые были достигнуты в области познания природы за последние четыреста лет. Но тот же способ изучения оставил нам вместе с тем и привычку рассматривать вещи и процессы природы в их обособленности, вне их великой общей связи, и в силу этого – не в движении, а в неподвижном состоянии, не как существенно изменчивые, а как вечно неизменные, не живыми, а мертвыми. Перенесенный Бэконом и Локком из естествознания в философию, этот способ понимания создал специфическую ограниченность последних столетий – метафизический способ мышления.

Для метафизика вещи и их мысленные отражения, понятия, суть отдельные, неизменные, застывшие, раз навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после другого и один независимо от другого. Он мыслит сплошными неопосредствованными противоположностями; речь его состоит из: «да – да, нет – нет; что сверх того, то от лукавого». Для него вещь или существует или не существует, и точно так же вещь не может быть самой собой и в то же время иной. Положительное и отрицательное абсолютно исключают друг друга; причина и следствие по отношению друг к другу тоже находятся в застывшей противоположности. Этот способ мышления кажется нам на первый взгляд совершенно очевидным потому, что он присущ так называемому здравому человеческому рассудку. Но здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования. Метафизический способ понимания, хотя и является правомерным и даже необходимым в известных областях, более или менее обширных, смотря по характеру предмета, рано или поздно достигает каждый раз того предела, за которым он становится односторонним, ограниченным, абстрактным и запутывается в неразрешимых противоречиях, потому что за отдельными вещами он не видит их взаимной связи, за их бытием – их возникновения и исчезновения, из-за их покоя забывает их движение, за деревьями не видит леса. В обыденной жизни, например, мы знаем и можем с уверенностью сказать, существует ли то или иное животное или нет, но при более точном исследовании мы убеждаемся, что это иногда в высшей степени сложное дело, как это очень хорошо известно юристам, которые тщетно бились над тем, чтобы найти рациональную границу, за которой умерщвление ребенка в утробе матери нужно считать убийством. Невозможно точно так же определить и момент смерти, так как физиология доказывает, что смерть есть не внезапный, мгновенный акт, а очень длительный процесс. Равным образом и всякое органическое существо в каждое данное мгновение является тем же самым и не тем же самым; в каждое мгновение оно перерабатывает получаемые им извне вещества и выделяет из себя другие вещества, в каждое мгновение одни клетки его организма отмирают, другие образуются; по истечении более или менее длительного периода времени вещество данного организма полностью обновляется, заменяется другими атомами вещества. Вот почему каждое органическое существо всегда то же и, однако, не то же. При более точном исследовании мы находим также, что оба полюса какой-нибудь противоположности — например, положительное и отрицательное — столь же неотделимы один от другого, как и противоположны, и что они, несмотря на всю противоположность между ними, взаимно проникают друг друга. Мы видим далее, что причина и следствие суть представления, которые имеют значение, как таковые, только в применении к данному отдельному случаю; но как только мы будем рассматривать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия, в котором причины и следствия постоянно меняются местами; то, что здесь или теперь является причиной, становится там или тогда следствием и наоборот.

Все эти процессы и все эти методы мышления не укладываются в рамки метафизического мышления. Для диалектики же, для которой существенно то, что она берет вещи и их умственные отражения главным образом в их взаимной связи, в их сцеплении, в их движении, в их возникновении и исчезновении, – такие процессы, как вышеуказанные, напротив, подтверждают лишь ее собственный метод исследования. Природа является пробным камнем для диалектики, и надо сказать, что современное естествознание доставило для такой пробы чрезвычайно богатый, с каждым днем увеличивающийся материал и этим материалом доказало, что в природе все совершается в конечном счете диалектически, а не метафизически, что она движется не в вечно однородном, постоянно снова повторяющемся круге, а переживает действительную историю. Здесь прежде всего следует указать на Дарвина, который нанес сильнейший удар метафизическому взгляду на природу, доказав, что весь современный органический мир, растения и животные, а следовательно также и человек, есть продукт процесса развития, длившегося миллионы лет. Но так как и до сих пор можно по пальцам перечесть естествоиспытателей, научившихся мыслить диалектически, то этот конфликт между достигнутыми результатами и укоренившимся способом мышления вполне объясняет ту безграничную путаницу, которая господствует теперь в теоретическом естествознании и одинаково приводит в отчаяние как учителей, так и учеников, как писателей, так и читателей.

Итак, точное представление о вселенной, о ее развитии и о развитии человечества, равно как и об отражении этого развития в головах людей, может быть получено только диалектическим путем, при постоянном внимании к общему взаимодействию между возникновением и исчезновением, между прогрессивными изменениями и изменениями регрессивными. Именно в этом духе и выступила сразу же новейшая немецкая философия. Кант начал свою научную деятельность с того, что он превратил Ньютонову солнечную систему, вечную и неизменную, – после того как был однажды дан пресловутый первый толчок, – в исторический процесс: в процесс возникновения Солнца и всех планет из вращающейся туманной массы. При этом он уже пришел к тому выводу, что возникновение солнечной системы предполагает и ее будущую неизбежную гибель. Спустя полстолетия его взгляд был математически обоснован Лапласом, а еще полустолетием позже спектроскоп доказал существование в мировом пространстве таких раскаленных газовых масс различных степеней сгущения.

Свое завершение эта новейшая немецкая философия нашла в системе Гегеля, великая заслуга которого состоит в том, что он впервые представил весь природный, исторический и духовный мир в виде процесса, т. е. в беспрерывном движении, изменении, преобразовании и развитии и сделал попытку раскрыть внутреннюю связь этого движения и развития. С этой точки зрения история человечества уже перестала казаться диким хаосом бессмысленных насилий, в равной мере достойных – перед судом созревшего ныне философского разума – лишь осуждения и скорейшего забвения; она, напротив, предстала как процесс развития самого человечества, и задача мышления свелась теперь к тому, чтобы проследить последовательные ступени этого процесса среди всех его блужданий и доказать внутреннюю его закономерность среди всех кажущихся случайностей.

Для нас здесь безразлично, что гегелевская система не разрешила этой поставленной перед собой задачи; ее историческая заслуга состояла в том, что она поставила эту задачу. Задача же эта такова, что она никогда не может быть разрешена отдельным человеком. Хотя Гегель, наряду с Сен-Симоном, был самым универсальным умом своего времени, но он все-таки был ограничен, во-первых, неизбежными пределами своих собственных знаний, а во-вторых, знаниями и воззрениями своей эпохи, точно так же ограниченными в отношении объема и глубины. Но к этому присоединилось еще третье обстоятельство. Гегель был идеалист, т. е. для него мысли нашей головы были не отражениями, более или менее абстрактными, действительных вещей и процессов, а, наоборот, вещи и развитие их были для Гегеля лишь воплотившимися отражениями какой-то «идеи», существовавшей где-то еще до возникновения мира. Тем самым все было поставлено на голову, и действительная связь мировых явлений была совершенно извращена. И поэтому, как бы верно и гениально ни были схвачены Гегелем некоторые отдельные связи явлений, все же многое и в частностях его системы должно было по упомянутым причинам оказаться натянутым, искусственным, надуманным, словом — извращенным. Гегелевская система как таковая была колоссальным недоноском, но зато и последним в своем роде. А именно, она еще страдала неизлечимым внутренним противоречием: с одной стороны, ее существенной предпосылкой было воззрение на человеческую историю как на процесс развития, который по самой своей природе не может найти умственного завершения в открытии так называемой абсолютной истины; но, с другой стороны, его система претендует быть именно завершением этой абсолютной истины. Всеобъемлющая, раз навсегда законченная система познания природы и истории противоречит основным законам диалектического мышления, но это, однако, отнюдь не исключает, а, напротив, предполагает, что систематическое познание всего внешнего мира может делать гигантские успехи с каждым поколением.

Уразумение того, что существующий немецкий идеализм совершенно ложен, неизбежно привело к материализму, но, следует заметить, не просто к метафизическому, исключительно механическому материализму XVIII века. В противоположность наивно революционному, простому отбрасыванию всей прежней истории, современный материализм видит в истории процесс развития человечества и ставит своей задачей открытие законов движения этого процесса. Как у французов XVIII века, так еще и у Гегеля господствовало представление о природе, как о всегда равном себе целом, движущемся в одних и тех же ограниченных кругах, с вечными мировыми телами, как учил Ньютон, и с неизменными видами органических существ, как учил Линней; в противоположность этому представлению о природе современный материализм обобщает новейшие успехи естествознания, согласно которым природа тоже имеет свою историю во времени, небесные тела возникают и исчезают, как и все те виды организмов, которые при благоприятных условиях населяют эти тела, а круговороты, поскольку они вообще могут иметь место, приобретают бесконечно более грандиозные размеры. В обоих случаях современный материализм является по существу диалектическим и не нуждается больше в стоящей над прочими науками философии. Как только перед каждой отдельной наукой ставится требование выяснить свое место во всеобщей связи вещей и знаний о вещах, какая-либо особая наука об этой всеобщей связи становится излишней. И тогда из всей прежней философии самостоятельное существование сохраняет еще учение о мышлении и его законах – формальная логика и диалектика. Все остальное входит в положительную науку о природе и истории.

Но в то время как указанный переворот в воззрениях на природу мог совершаться лишь по мере того, как исследования доставляли соответствующий положительный материал для познания, – уже значительно раньше совершились исторические события, вызвавшие решительный поворот в понимании истории. В 1831 г. в Лионе произошло первое рабочее восстание; в период с 1838 по 1842 г. первое национальное рабочее движение, движение английских чартистов, достигло своей высшей точки. Классовая борьба между пролетариатом и буржуазией выступала на первый план в истории наиболее развитых стран Европы, по мере того, как там развивались, с одной стороны, крупная промышленность, а с другой – недавно завоеванное политическое господство буржуазии. Факты все с большей и большей наглядностью показывали всю лживость учения буржуазной политической экономии о тождестве интересов капитала и труда, о всеобщей гармонии и о всеобщем благоденствии народа как следствии свободной конкуренции. Невозможно уже было не считаться со всеми этими фактами, равно как и с французским и английским социализмом, который являлся их теоретическим, хотя и крайне несовершенным, выражением. Но старое, еще не вытесненное, идеалистическое понимание истории не знало никакой классовой борьбы, основанной на материальных интересах, и вообще никаких материальных интересов; производство и все экономические отношения упоминались лишь между прочим, как второстепенные элементы «истории культуры».

Новые факты заставили подвергнуть всю прежнюю историю новому исследованию, и тогда выяснилось, что вся прежняя история, за исключением первобытного состояния, была историей борьбы классов, что эти борющиеся друг с другом общественные классы являются в каждый данный момент продуктом отношений производства и обмена, словом – экономических отношений своей эпохи; следовательно, выяснилось, что экономическая структура общества каждой данной эпохи образует ту реальную основу, которой и объясняется в конечном счете вся надстройка, состоящая из правовых и политических учреждений, равно как и из религиозных, философских и иных воззрений каждого данного исторического периода. Гегель освободил от метафизики понимание истории, он сделал его диалектическим, но его понимание истории было по своей сущности идеалистическим. Теперь идеализм был изгнан из своего последнего убежища, из понимания истории, было дано материалистическое понимание истории, и был найден путь для объяснения сознания людей из их бытия вместо прежнего объяснения их бытия из их сознания.

Поэтому социализм теперь стал рассматриваться не как случайное открытие того или другого гениального ума, а как необходимый результат борьбы двух исторически образовавшихся классов – пролетариата и буржуазии. Его задача заключается уже не в том, чтобы сконструировать возможно более совершенную систему общества, а в том, чтобы исследовать историко-экономический процесс, необходимым следствием которого явились названные классы с их взаимной борьбой, и чтобы в экономическом положении, созданном этим процессом, найти средства для разрешения конфликта. Но прежний социализм был так же несовместим с этим материалистическим пониманием истории, как несовместимо было с диалектикой и с новейшим естествознанием понимание природы французскими материалистами. Прежний социализм, хотя и критиковал существующий капиталистический способ производства и его последствия, но он не мог объяснить его, а следовательно, и справиться с ним, – он мог лишь просто объявить его никуда не годным. Чем более возмущался он неизбежной при этом способе производства эксплуатацией рабочего класса, тем менее был он в состоянии ясно указать, в чем состоит эта эксплуатация и как она возникает. Но задача заключалась в том, чтобы, с одной стороны, объяснить неизбежность возникновения капиталистического способа производства в его исторической связи и необходимость его для определенного исторического периода, а поэтому и неизбежность его гибели, а с другой – в том, чтобы обнажить также внутренний, до сих пор еще не раскрытый характер этого способа производства. Это было сделано благодаря открытию прибавочной стоимости. Было доказано, что присвоение неоплаченного труда есть основная форма капиталистического способа производства и осуществляемой им эксплуатации рабочих; что даже в том случае, когда капиталист покупает рабочую силу по полной стоимости, какую она в качестве товара имеет на товарном рынке, он все же выколачивает из нее стоимость больше той, которую он заплатил за нее, и что эта прибавочная стоимость в конечном счете и образует ту сумму стоимости, из которой накапливается в руках имущих классов постоянно возрастающая масса капитала. Таким образом, было объяснено, как совершается капиталистическое производство и как производится капитал.

Этими двумя великими открытиями – материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистического производства посредством прибавочной стоимости мы обязаны Марксу. Благодаря этим открытиям социализм стал наукой, и теперь дело прежде всего в том, чтобы разработать ее дальше во всех ее частностях и взаимосвязях» 124 .

Приложение 2

[1] «Все более и более превращая громадное большинство населения в пролетариев, капиталистический способ производства создает силу, которая под угрозой гибели вынуждена совершить этот переворот. Заставляя все более и более превращать в государственную собственность крупные обобществленные средства производства, капиталистический способ производства сам указывает путь к совершению этого переворота. Пролетариат берет государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность. Но тем самым он уничтожает самого себя как пролетариат, тем самым он уничтожает все классовые различия и классовые противоположности, а вместе с тем и государство как государство. Существовавшему и существующему до сих пор обществу, которое движется в классовых противоположностях, было необходимо государство, т. е. организация эксплуататорского класса для поддержания его внешних условий производства, значит, в особенности для насильственного удержания эксплуатируемого класса в определяемых данным способом производства условиях подавления (рабство, крепостничество или феодальная зависимость, наемный труд). Государство было официальным представителем всего общества, его сосредоточением в видимой корпорации, но оно было таковым лишь постольку, поскольку оно было государством того класса, который для своей эпохи один представлял все общество: в древности оно было государством рабовладельцев — граждан государства, в средние века — феодального дворянства, в наше время — буржуазии. Когда государство наконец-то становится действительно представителем всего общества, тогда оно само себя делает излишним. С того времени, когда не будет ни одного общественного класса, который надо бы было держать в подавлении, с того времени, когда исчезнут вместе с классовым господством, вместе с борьбой за отдельное существование, порождаемой теперешней анархией в производстве, те столкновения и эксцессы, которые проистекают из этой борьбы, – с этого времени нечего будет подавлять, не будет и надобности в особой силе для подавления, в государстве. Первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества – взятие во владение средств производства от имени общества, – является в то же время последним самостоятельным актом его как государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за другой излишним и само собой засыпает. На место управления лицами становится управление вещами и руководство производственными процессами. Государство не «отменяется», оно отмирает. На основании этого следует оценивать фразу про «свободное народное государство», фразу, имевшую до известной поры право на существование в качестве агитационного средства, но в конечном счете научно несостоятельную. На основании этого следует оценивать также требование так называемых анархистов, чтобы государство было отменено с сегодня на завтра.

С тех пор как на историческую сцену выступил капиталистический способ производства, взятие обществом всех средств производства в свое владение часто представлялось в виде более или менее туманного идеала будущего как отдельным личностям, так и целым сектам. Но оно стало возможным, стало исторической необходимостью лишь тогда, когда материальные условия его проведения в жизнь оказались налицо. Как и всякий другой общественный прогресс, оно становится осуществимым не вследствие осознания того, что существование классов противоречит справедливости, равенству и т. д., не вследствие простого желания отменить классы, а в силу известных новых экономических условий. Разделение общества на классы – эксплуатирующий и эксплуатируемый, господствующий и угнетенный – было неизбежным следствием прежнего незначительного развития производства. Пока совокупный общественный труд дает продукцию, едва превышающую самые необходимые средства существования всех, пока, следовательно, труд отнимает все или почти все время огромного большинства членов общества, до тех пор это общество неизбежно делится на классы. Рядом с этим огромным большинством, исключительно занятым подневольным трудом, образуется класс, освобожденный от непосредственно производительного труда и ведающий такими общими делами общества, как управление трудом, государственные дела, правосудие, науки, искусства и т. д. Следовательно, в основе деления на классы лежит закон разделения труда. Это, однако, отнюдь не исключало применения насилия, хищничества, хитрости и обмана при образовании классов и не мешало господствующему классу, захватившему власть, упрочивать свое положение за счет трудящихся классов и превращать руководство обществом в эксплуатацию масс.

Но если разделение на классы имеет, таким образом, известное историческое оправдание, то оно имеет его лишь для известного периода и при известных общественных условиях. Оно обусловливалось недостаточностью производства и будет уничтожено полным развитием современных производительных сил. И действительно, упразднение общественных классов предполагает достижение такой ступени исторического развития, на которой является анахронизмом, выступает как отжившее не только существование того или другого определенного господствующего класса, но и какого бы то ни было господствующего класса вообще, а следовательно, и самое деление на классы. Следовательно, упразднение классов предполагает такую высокую ступень развития производства, на которой присвоение особым общественным классом средств производства и продуктов, – а с ними и политического господства, монополии образования и духовного руководства, – не только становится излишним, но и является препятствием для экономического, политического и интеллектуального развития. Эта ступень теперь достигнута. Политическое и интеллектуальное банкротство буржуазии едва ли составляет тайну даже для нее самой, а ее экономическое банкротство повторяется регулярно каждые десять лет. При каждом кризисе общество задыхается под тяжестью своих собственных производительных сил и продуктов, которые оно не может использовать, и остается беспомощным перед абсурдным противоречием, когда производители не могут потреблять потому, что недостает потребителей. Свойственная современным средствам производства сила расширения разрывает оковы, наложенные капиталистическим способом производства. Освобождение средств производства от этих оков есть единственное предварительное условие беспрерывного, постоянно ускоряющегося развития производительных сил, а благодаря этому – и практически безграничного роста самого производства. Но этого недостаточно. Обращение средств производства в общественную собственность устраняет не только существующее теперь искусственное торможение производства, но также и то прямое расточение и уничтожение производительных сил и продуктов, которое в настоящее время является неизбежным спутником производства и достигает своих высших размеров в кризисах. Сверх того, оно сберегает для общества массу средств производства и продуктов путем устранения безумной роскоши и мотовства господствующих теперь классов и их политических представителей. Возможность обеспечить всем членам общества путем общественного производства не только вполне достаточные и с каждым днем улучшающиеся материальные условия существования, но также полное свободное развитие и применение их физических и духовных способностей, – эта возможность достигнута теперь впервые, но теперь она действительно достигнута.

Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продукта над производителями. Анархия внутри общественного производства заменяется планомерной, сознательной организацией. Прекращается борьба за отдельное существование. Тем самым человек теперь – в известном смысле окончательно – выделяется из царства животных и из звериных условий существования переходит в условия действительно человеческие. Условия жизни, окружающие людей и до сих пор над ними господствовавшие, теперь подпадают под власть и контроль людей, которые впервые становятся действительными и сознательными повелителями природы, потому что они становятся господами своего собственного объединения в общество. Законы их собственных общественных действий, противостоявшие людям до сих пор как чуждые, господствующие над ними законы природы, будут применяться людьми с полным знанием дела и тем самым будут подчинены их господству. То объединение людей в общество, которое противостояло им до сих пор как навязанное свыше природой и историей, становится теперь их собственным свободным делом. Объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самих людей. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины буду иметь в преобладающей и все возрастающей мере и те следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы.

Совершить этот освобождающий мир подвиг – таково историческое призвание современного пролетариата. Исследовать исторические условия, а вместе с тем и самоё природу этого переворота и таким образом выяснить ныне угнетенному классу, призванному совершить этот подвиг, условия и природу его собственного дела – такова задача научного социализма, являющегося теоретическим выражением пролетарского движения» 125 .

[2] «14-й вопрос: Каков должен быть этот новый общественный строй?

Ответ: Прежде всего, управление промышленностью и всеми отраслями производства вообще будет изъято из рук отдельных, конкурирующих друг с другом индивидуумов. Вместо этого все отрасли производства будут находиться в ведении всего общества, т. е. будут вестись в общественных интересах, по общественному плану и при участии всех членов общества. Таким образом, этот новый общественный строй уничтожит конкуренцию и поставит на ее место ассоциацию. Так как ведение промышленности отдельными лицами имеет своим необходимым следствием частную собственность и так как конкуренция есть не что иное, как такой способ ведения промышленности, когда она управляется отдельными частными собственниками, то частная собственность неотделима от индивидуального ведения промышленности и от конкуренции. Следовательно, частная собственность должна быть также ликвидирована, а ее место заступит общее пользование всеми орудиями производства и распределение продуктов по общему соглашению, или так называемая общность имущества. Уничтожение частной собственности даже является самым кратким и наиболее обобщающим выражением того преобразования всего общественного строя, которое стало необходимым вследствие развития промышленности. Поэтому коммунисты вполне правильно выдвигают главным своим требованием уничтожение частной собственности» 126 .

[3] «20-й вопрос: Каковы будут последствия окончательного устранения частной собственности?

Ответ: Тем, что общество изымет из рук частных капиталистов пользование всеми производительными силами и средствами общения, а также обмен и распределение продуктов, тем, что оно будет управлять всем этим сообразно плану, вытекающему из наличных ресурсов и потребностей общества в целом, — будут прежде всего устранены все пагубные последствия, связанные с нынешней системой ведения крупной промышленности. Кризисы прекратятся, расширенное производство, которое при существующем общественном строе вызывает перепроизводство и является столь могущественной причиной нищеты, тогда окажется далеко не достаточным и должно будет принять гораздо более широкие размеры. Избыток производства, превышающий ближайшие потребности общества, вместо того чтобы порождать нищету, будет обеспечивать удовлетворение потребностей всех членов общества, будет вызывать новые потребности и одновременно создавать средства для их удовлетворения. Он явится условием и стимулом для дальнейшего прогресса и будет осуществлять этот прогресс, не приводя при этом, как раньше, к периодическому расстройству всего общественного порядка. Крупная промышленность, освобожденная от оков частной собственности, разовьется в таких размерах, по сравнению с которыми ее нынешнее состояние будет казаться таким же ничтожным, каким нам представляется мануфактура по сравнению с крупной промышленностью нашего времени. Это развитие промышленности даст обществу достаточное количество продуктов, чтобы удовлетворять потребности всех его членов. Точно так же земледелие, для которого, вследствие гнета частной собственности и вследствие дробления участков, затруднено внедрение уже существующих усовершенствований и достижений науки, тоже вступит в совершенно новую полосу расцвета и предоставит в распоряжение общества вполне достаточное количество продуктов. Таким образом, общество будет производить достаточно продуктов для того, чтобы организовать распределение, рассчитанное на удовлетворение потребностей всех своих членов. Тем самым станет излишним деление общества на различные, враждебные друг другу классы. Но оно не только станет излишним, оно будет даже несовместимо с новым общественным строем. Существование классов вызвано разделением труда, а разделение труда в его теперешнем виде совершенно исчезнет, так как, чтобы поднять промышленное и сельскохозяйственное производство на указанную высоту, недостаточно одних только механических и химических вспомогательных средств. Нужно также соответственно развить и способности людей, приводящих в движение эти средства. Подобно тому как в прошлом столетии крестьяне и рабочие мануфактур после вовлечения их в крупную промышленность изменили весь свой жизненный уклад и сами стали совершенно другими людьми, точно так же общее ведение производства силами всего общества и вытекающее отсюда новое развитие этого производства будет нуждаться в совершенно новых людях и создаст их. Общественное ведение производства не может осуществляться такими людьми, какими они являются сейчас, – людьми, из которых каждый подчинен одной какой-нибудь отрасли производства, прикован к ней, эксплуатируется ею, развивает только одну сторону своих способностей за счет всех других и знает только одну отрасль или часть какой-нибудь отрасли всего производства. Уже нынешняя промышленность все меньше оказывается в состоянии применять таких людей. Промышленность же, которая ведется сообща и планомерно всем обществом, тем более предполагает людей со всесторонне развитыми способностями, людей, способных ориентироваться во всей системе производства. Следовательно, разделение труда, подорванное уже в настоящее время машиной, превращающее одного в крестьянина, другого в сапожника, третьего в фабричного рабочего, четвертого в биржевого спекулянта, исчезнет совершенно. Воспитание даст молодым людям возможность быстро осваивать на практике всю систему производства, оно позволит им поочередно переходить от одной отрасли производства к другой, в зависимости от потребностей общества или от их собственных склонностей. Воспитание освободит их, следовательно, от той односторонности, которую современное разделение труда навязывает каждому отдельному человеку. Таким образом, общество, организованное на коммунистических началах, даст возможность своим членам всесторонне применять свои всесторонне развитые способности. Но вместе с тем неизбежно исчезнут и различные классы. Стало быть, с одной стороны, общество, организованное на коммунистических началах, несовместимо с дальнейшим существованием классов, а, с другой стороны, само строительство этого общества дает средства для уничтожения классовых различий.

Отсюда вытекает, что противоположность между городом и деревней тоже исчезнет. Одни и те же люди будут заниматься земледелием и промышленным трудом, вместо того чтобы предоставлять это делать двум различным классам. Это является необходимым условием коммунистической ассоциации уже в силу весьма материальных причин. Распыленность занимающегося земледелием населения в деревнях, наряду со скоплением промышленного населения в больших городах, соответствует только недостаточно еще высокому уровню развития земледелия и промышленности и является препятствием для всякого дальнейшего развития, что уже в настоящее время дает себя сильно чувствовать.

Всеобщая ассоциация всех членов общества в целях совместной и планомерной эксплуатации производительных сил; развитие производства в такой степени, чтобы оно удовлетворяло потребности всех; ликвидация такого положения, когда потребности одних людей удовлетворяются за счет других; полное уничтожение классов и противоположностей между ними; всестороннее развитие способностей всех членов общества путем устранения прежнего разделения труда, путем производственного воспитания, смены родов деятельности, участия всех в пользовании благами, которые производятся всеми же, и, наконец, путем слияния города с деревней – вот главнейшие результаты ликвидации частной собственности» 127 .

Приложение 3

1.Устранение анархии в общественном производстве.

[1] «Мы видели, что капиталистический способ производства вклинился в общество, состоявшее из товаропроизводителей, отдельных производителей, общественная связь между которыми осуществлялась посредством обмена их продуктов. Но особенность каждого общества, основанного на товарном производстве, заключается в том, что в нем производители теряют власть над своими собственными общественными отношениями. Каждый производит сам по себе, случайно имеющимися у него средствами производства и для своей индивидуальной потребности в обмене. Никто не знает, сколько появится на рынке того продукта, который он производит, и в каком количестве этот продукт вообще может найти потребителей; никто не знает, существует ли действительная потребность в производимом им продукте, окупятся ли его издержки производства, да и вообще будет ли его продукт продан. В общественном производстве господствует анархия. Но товарное производство, как и всякая другая форма производства, имеет свои особые, внутренне присущие ему и неотделимые от него законы; и эти законы прокладывают себе путь вопреки анархии, в самой этой анархии, через нее. Эти законы проявляются в единственно сохранившейся форме общественной связи – в обмене – и действуют на отдельных производителей как принудительные законы конкуренции. Они, следовательно, сначала неизвестны даже самим производителям и могут быть открыты ими лишь постепенно, путем долгого опыта. Следовательно, они прокладывают себе путь помимо производителей и против производителей, как слепо действующие естественные законы их формы производства. Продукт господствует над производителями» 128 .

[2] «С расширением же товарного производства и в особенности с появлением капиталистического способа производства дремавшие раньше законы товарного производства стали действовать более открыто и властно. Старые связи были расшатаны, былые перегородки разрушены, и производители все более и более превращались в независимых, разрозненных товаропроизводителей. Анархия общественного производства выступила наружу и принимала все более и более острый характер» 129 .

[3] «…Движение производства идет скорее по спирали и, подобно движению планет, должно закончиться столкновением с центром. Движущая сила общественной анархии производства все более и более превращает большинство человечества в пролетариев, а пролетарские массы, в свою очередь, уничтожат в конце концов анархию производства» 130 .

[4] «Овладев всеми средствами производства в целях их общественно-планомерного применения, общество уничтожит существующее ныне порабощение людей их собственными средствами производства. Само собой разумеется, что общество не может освободить себя, не освободив каждого отдельного человека. Старый способ производства должен быть, следовательно, коренным образом перевернут, и в особенности должно исчезнуть старое разделение труда. На его место должна вступить такая организация производства, где, с одной стороны, никто не мог бы сваливать на других свою долю участия в производительном труде, этом естественном условии человеческого существования, и где, с другой стороны, производительный труд, вместо того чтобы быть средством порабощения людей, стал бы средством их освобождения, предоставляя каждому возможность развивать во всех направлениях и действенно проявлять все свои способности, как физические, так и духовные, – где, следовательно, производительный труд из тяжелого бремени превратится в наслаждение» 131 .

[5] «Общественные силы, подобно силам природы, действуют слепо, насильственно, разрушительно, пока мы не познали их и не считаемся с ними. Но раз мы познали их, поняли их действие, направление и влияние, то только от нас самих зависит подчинять их все более и более нашей воле и с их помощью достигать наших целей. Это в особенности относится к современным могучим производительным силам. Пока мы упорно отказываемся понимать их природу и характер, – а этому пониманию противятся капиталистический способ производства и его защитники, – до тех пор производительные силы действуют вопреки нам, против нас, до тех пор они властвуют над нами, как это подробно показано выше. Но раз понята их природа, они могут превратиться в руках ассоциированных производителей из демонических повелителей в покорных слуг. Здесь та же разница, что между разрушительной силой электричества в грозовой молнии и укрощенным электричеством в телеграфном аппарате и дуговой лампе, та же разница, что между пожаром и огнем, действующим на службе человека. Когда с современными производительными силами станут обращаться сообразно с их познанной, наконец, природой, общественная анархия в производстве заменится общественно-планомерным регулированием производства сообразно потребностям как общества в целом, так и каждого его члена в отдельности. Тогда капиталистический способ присвоения, при котором продукт порабощает сперва производителя, а затем и присвоителя, будет заменен новым способом присвоения продуктов, основанным на самой природе современных средств производства: с одной стороны, прямым общественным присвоением продуктов в качестве средств для поддержания и расширения производства, а с другой — прямым индивидуальным присвоением их в качестве средств к жизни и наслаждению» 132 .

[6] «…Во всяком бесплановом и хаотическом производстве законы экономики до сих пор противостоят людям как объективные законы, по отношению к которым люди бессильны, следовательно – в форме естественных законов 133 .

[7] «Коммунизм отличается от всех прежних движений тем, что совершает переворот в самой основе всех прежних отношений производства и общения и впервые сознательно рассматривает все стихийно возникшие предпосылки как создания предшествующих поколений, лишает эти предпосылки стихийности и подчиняет их власти объединившихся индивидов» 134 .

2.Регулирование отдаленных последствий производственной деятельности.

[1] «…На каждом шагу факты напоминают нам о том, что мы отнюдь не властвуем над природой так, как завоеватель властвует над чужим народом, не властвуем над ней так, как кто-либо находящийся вне природы, – что мы, наоборот, нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим ей и находимся внутри ее, что все наше господство над ней состоит в том, что мы, в отличие от всех других существ, умеем познавать ее законы и правильно их применять.

И мы, в самом деле, с каждым днем научаемся все более правильно понимать ее законы и познавать как более близкие, так и более отдаленные последствия нашего активного вмешательства в ее естественный ход. Особенно со времени огромных успехов естествознания в нашем столетии мы становимся все более и более способными к тому, чтобы уметь учитывать также и более отдаленные естественные последствия по крайней мере наиболее обычных из наших действий в области производства и тем самым господствовать над ними. А чем в большей мере это станет фактом, тем в большей мере люди снова будут не только чувствовать, но и сознавать свое единство с природой и тем невозможней станет то бессмысленное и противоестественное представление о какой-то противоположности между духом и материей, человеком и природой, душой и телом, которое распространилось в Европе со времени упадка классической древности и получило наивысшее развитие в христианстве.

Но если уже потребовались тысячелетия для того, чтобы мы научились в известной мере учитывать заранее более отдаленные естественные последствия наших, направленных на производство, действий, то еще гораздо труднее давалась эта наука в отношении более отдаленных общественных последствий этих действий. Мы упомянули о картофеле и о сопровождавшей его распространение золотухе. Но что может значить золотуха в сравнении с теми последствиями, которые имело для жизненного положения народных масс целых стран сведение питания рабочего населения к одному только картофелю? Что значит золотуха в сравнении с тем голодом, который в 1847 г. постиг, в результате болезни картофеля, Ирландию и который свел в могилу миллион питающихся исключительно – или почти исключительно – картофелем ирландцев, а два миллиона заставил эмигрировать за океан! Когда арабы научились дистиллировать алкоголь, им и в голову не приходило, что они этим создали одно из главных орудий, при помощи которого будут истреблены коренные жители тогда еще даже не открытой Америки. А когда Колумб потом открыл эту Америку, то он не знал, что он этим пробудил к новой жизни давно исчезнувший в Европе институт рабства и положил основание торговле неграми. Люди, которые в XVII и XVIII веках работали над созданием паровой машины, не подозревали, что они создают орудие, которое в большей мере, чем что-либо другое, будет революционизировать общественные отношения во всем мире и которое, особенно в Европе, путем концентрации богатств в руках меньшинства и пролетаризации огромного большинства, сначала доставит буржуазии социальное и политическое господство, а затем вызовет классовую борьбу между буржуазией и пролетариатом, борьбу, которая может закончиться только низвержением буржуазии и уничтожением всех классовых противоположностей. – Но и в этой области мы, путем долгого, часто жестокого опыта и путем сопоставления и анализа исторического материала, постепенно научаемся уяснять себе косвенные, более отдаленные общественные последствия нашей производственной деятельности, а тем самым мы получаем возможность подчинить нашему господству и регулированию также и эти последствия.

Однако для того, чтобы осуществить это регулирование, требуется нечто большее, чем простое познание. Для этого требуется полный переворот в нашем существующем до сего времени способе производства и вместе с ним во всем нашем теперешнем общественном строе» 135 .

[2] «Взгляд, согласно которому будто бы идеями и представлениями людей созданы условия их жизни, а не наоборот, опровергается всей предшествующей историей, в которой до сих пор результаты всегда оказывались иными, чем те, каких желали, а в дальнейшем ходе в большинстве случаев даже противоположными тому, чего желали. Этот взгляд лишь в более или менее отдаленном будущем может стать соответствующим действительности, поскольку люди будут заранее знать необходимость изменения общественного строя (sit venia verbo*), вызванную изменением отношений, и пожелают этого изменения, прежде чем оно будет навязано им помимо их сознания и воли» 136 .

* – да будет позволено сказать так. Ред.

«Демократия есть истина монархии, монархия же не есть истина демократии. Монархия есть по необходимости демократия как непоследовательность в отношении самой себя, монархический же момент не существует как непоследовательность в демократии. Монархия не может быть понята из неё самой, а демократия может быть понята из неё самой. В демократии ни один из её моментов не приобретает иного значения, чем то, которое ему принадлежит. Каждый момент есть действительный момент демоса в целом. В монархии же часть определяет характер целого. Весь строй государства вынужден здесь приспособиться к одной неподвижной точке. Демократия есть государственный строй как родовое понятие. Монархия же – только один из видов государственного строя, и притом плохой вид. Демократия есть содержание и форма. Монархия будто бы является только формой, в действительности же она фальсифицирует содержание.

В монархии целое, народ, подводится под один из способов его существования, под его политический строй. В демократии же сам государственный строй выступает как одно из определений, и именно – как самоопределение народа. В монархии мы имеем народ государственного строя, в демократии – государственный строй народа. Демократия есть разрешённая загадка всех форм государственного строя. Здесь государственный строй не только в себе, по существу своему, но и по своему существованию, по своей действительности всё снова и снова приводится к своему действительному основанию, к действительному человеку, к действительному народу и утверждается как его собственное дело. Государственный строй выступает здесь как то, что он есть, – как свободный продукт человека. Можно было бы возразить, что это в известном смысле верно и по отношению к конституционной монархии. Однако специфическим отличием демократии является то, что здесь государственный строй вообще представляет собой только момент бытия народа, что политический строй сам по себе не образует здесь государства.

Гегель исходит из государства и превращает человека в субъективированное государство. Демократия исходит из человека и превращает государство в объективированного человека. Подобно тому как не религия создаёт человека, а человек создаёт религию, — подобно этому не государственный строй создаёт народ, а народ создаёт государственный строй. Демократия в известном смысле относится ко всем другим государственным формам так, как христианство относится ко всем другим религиям. Христианство есть религия ???’ ??????*, сущность религии, обожествлённый человек как особая религия. Точно так же и демократия есть сущность всякого государственного строя, социализированный человек как особая форма государственного строя. Она относится ко всем другим формам государственного строя, как род относится к своим видам. Однако здесь самый род выступает как нечто существующее, и поэтому в отношении других форм существования, не соответствующих своей сущности, он сам выступает как особый вид. Демократия относится ко всем остальным государственным формам как к своему ветхому завету. В демократии не человек существует для закона, а закон существует для человека; законом является здесь человеческое бытие, между тем как в других формах государственного строя человек есть определяемое законом бытие. Таков основной отличительный признак демократии.

Все остальные государственные образования представляют собой известную, определённую, особую форму государства. В демократии же формальный принцип является одновременно и материальным принципом. Лишь она, поэтому, есть подлинное единство всеобщего и особого. В монархии, например, или в республике, рассматриваемой только как особая государственная форма, политический человек имеет своё особое бытие рядом с неполитическим, частным человеком. Собственность, договор, брак, гражданское общество выступают здесь (как это совершенно правильно доказывает Гегель для этих абстрактных форм государства, полагая, однако, при этом, будто он развивает идею государства) как особые способы существования наряду с политическим государством, как содержание, к которому политическое государство относится как организующая форма, собственно говоря, относится только как определяющий, ограничивающий, то утверждающий, то отрицающий, но сам по себе бессодержательный рассудок. В демократии же политическое государство в том виде, в каком оно становится рядом с этим содержанием и отличает себя от него, само является в отношении народа только особым его содержанием, как и особой формой его существования. В монархии, например, это особое – политический строй – имеет значение всеобщего, определяющего и подчиняющего себе всё особое. В демократии государство, как особый момент, есть только особый момент, как всеобщее же оно есть действительно всеобщее, т. е. оно не есть данное определённое содержание в отличие от другого содержания. Французы новейшего времени это поняли так, что в истинной демократии политическое государство исчезает. Это верно постольку, поскольку в демократии политическое государство как таковое, как государственный строй, уже не признаётся за целое.

Во всех отличных от демократии государственных формах государство, закон, государственный строй, является господствующим моментом без того, чтобы государство действительно господствовало, т. е. без того, чтобы оно материально пронизывало содержание остальных, неполитических, сфер. В демократии государственный строй, закон, само государство, поскольку оно представляет собой определённый политический строй, есть только самоопределение народа и определённое его содержание.

Понятно, впрочем, само собой, что все государственные формы имеют в демократии свою истину и что именно поэтому они, поскольку не являются демократией, постольку же и не являются истинными.

В государствах древности политическое государство представляло собой содержание государства, с исключением других сфер, современное же государство есть взаимное приспособление политического и неполитического государства.

В демократии абстрактное государство перестаёт быть господствующим моментом. Спор между монархией и республикой есть всё ещё спор в пределах абстрактного государства. Политическая республика есть демократия в пределах абстрактной государственной формы. Поэтому абстрактной государственной формой демократии является республика, но она перестаёт здесь быть только политическим строем.

Собственность и т. д., словом, всё содержание права и государства в Северной Америке, с немногими изменениями, те же самые, что и в Пруссии. Там, следовательно, республика является просто государственной формой, как здесь монархия. Содержание государства лежит вне рамок этих форм государственного строя. Гегель поэтому прав, когда говорит: политическое государство есть государственный строй. Это значит: материальное государство не является политическим. Здесь имеет место лишь внешнее тождество, взаимное определение. Из различных моментов народной жизни с наибольшим трудом совершилось формирование политического государства, государственного строя. Он развивался по отношению к другим сферам как всеобщий разум, как нечто потустороннее по отношению к ним. Исторической задачей стало затем – вернуть политическое государство в реальный мир, но особые сферы не сознают при этом, что с упразднением потусторонней сущности государственного строя, или политического государства, упраздняется и их частная сущность, что потустороннее существование политического государства есть не что иное, как утверждение их собственного отчуждения. Политический строй был до сих пор религиозной сферой, религией народной жизни, небом её всеобщности в противоположность земному существованию её действительности. Политическая сфера была единственной государственной сферой в государстве, единственной сферой, содержание которой, подобно её форме, было родовым содержанием и представляло собой подлинно всеобщее, но поскольку эта сфера противостояла другим сферам, то и содержание её становилось формальным и особым. Политическая жизнь в современном смысле есть схоластицизм народной жизни. Монархия есть законченное выражение этого отчуждения, республика же есть отрицание этого отчуждения внутри его собственной сферы. Понятно, что политический строй как таковой развился только там, где частные сферы достигли самостоятельного существования. Там, где торговля и земельная собственность ещё не свободны, ещё не достигли самостоятельного существования, – там, собственно, нет ещё и политического строя. Средние века были демократией несвободы» 137 .

* – по преимуществу. Ред.

Приложение 5

                [1] «Никогда не следует забывать о том, что только ставшее практическим классовое сознание пролетариата обладает этой преобразующей функцией. Всякое контемплятивное, сугубо познающее поведение в конечном счете находится в двойственном отношении к своему предмету; и простое привнесение раскрытой тут структуры в любое другое поведение, нежели деятельность пролетариата, – ибо практическим класс способен быть только соотносясь с совокупным развитием, – может породить только новую понятийную мифологию, только откат к преодоленной Марксом точке зрения классической философии. Ведь всякое чисто познающее поведение несет на себе позорное пятно непосредственности; это значит в конце концов, что оно противостоит целому ряду готовых, не растворенных в процессах предметов. Его диалектическая сущность может выражаться только в тенденции поворота к практике, в направленности на деятельность пролетариата. Она может выражаться в том, что критически осознается эта его собственная, присущая всякому непрактическому поведению тенденция к непосредственности, что постоянно критически проясняются опосредствования, отношения к тотальности как процессу, к действию пролетариата как класса.

                Возникновение и реализация практического характера в мышлении пролетариата также является диалектическим процессом. Самокритика для этого мышления есть не только самокритика его объекта, самокритика буржуазного общества, но одновременно критическое осмысление того, в какой степени проявилась его собственная практическая сущность, какой уровень истинной практики является объективно возможным и какая часть объективно возможного осуществлена на практике. Ведь очевидно то, что сколь угодно правильное постижение процессуального характера общественных феноменов, сколь угодно правильное разоблачение видимости их косной вещественности не в состоянии практически снять «действительность» этой видимости в капиталистическом обществе. Именно процессом общественного развития определяются те моменты, где это постижение и разоблачение действительно способно перейти в практику. Таким образом, пролетарское мышление есть прежде всего только теория практики, которая лишь постепенно (и, конечно, зачастую скачкообразно) способна впервые превратиться в практическую теорию, изменяющую действительность (выделено нами. – Ю.К.). Отдельные этапы этого процесса (которые невозможно наметить тут даже пунктиром) впервые могли совершенно отчетливо показать путь диалектического развития пролетарского классового сознания (конституирования пролетариата в класс). Только тут впервые высвечиваются интимные диалектические взаимосвязи между объективным, общественно-историческим положением и классовым сознанием пролетариата; только здесь получает реальную конкретизацию утверждение, что пролетариат является тождественным субъектом-объектом процесса общественного развития» 138 .

                [2] «Применительно к сознанию пролетариата вообще нельзя говорить о каком-то автоматическом развитии: для пролетариата в особо высокой мере верно то, чего не мог постичь старый созерцательно-механистический материализм: а именно, что изменение и освобождение могут быть только собственным делом пролетариата, что «воспитатель сам должен быть воспитан». Объективное экономическое развитие оказалось способным только создать для пролетариата то место в производственном процессе, которое определяет его точку зрения; оно способно лишь дать в руки пролетариата возможность и необходимость изменения общества. Однако само это изменение может быть только свободным деянием самого пролетариата» 139 .

Приложение 6

[1] «…Для Маркса (как «раннего», та и «позднего») – а потому и для всякого марксиста – процесс преодоления «отчуждения»… совпадает, сливается, отождествляется с процессом преодоления «частной собственности», достигшей имманентного ей предела развития.

Для Маркса это не два разных (хотя бы и «тесно связанных друг с другом») процесса, а один и тот же процесс. Всемирно-исторический процесс преодоления частнособственнической формы отношений между людьми, т.е. формы «присвоения через отчуждение», через ее собственную противоположность…

Это вовсе не «догма», за которую упрямо цепляются «косные ортодоксы», а конкретное существо марксистской концепции «отчуждения», специфически отличающее эту концепцию от любой другой.

Адам Шафф с этим не согласен. Он считает этот вывод «логически неправомерным». Почему? Да просто потому, что он своим «семантическим анализом» обессмыслил марксовское понятие собственности вообще (а потому, естественно, и «частной собственности»).

Элементарный «семантический анализ» его собственных высказываний с очевидностью показывает, что под словом «собственность» он повсюду имеет в виду исключительно юридическую, правовую категорию.

Иначе он не говорил бы, что «частная собственность» уже ликвидирована во всех известных ему социалистических странах. Ведь по Марксу, «упразднение частной собственности» вовсе не тождественно упразднению «института» частной собственности, оно вовсе не достигается одним ударом, одним актом переворота в правовой и политической сфере на следующий же день после политической революции.

Упразднение частной собственности (или, что то же самое, действительное обобществление собственности) Марксом всегда понималось как процесс органического, революционного преобразования всей «совокупности общественных отношений». А вовсе не только и не столько как однократный политический акт, лишающий часть индивидов (= класс капиталистов) узаконенного за ними права бесконтрольного распоряжения производительными силами нации. С этого процесс обобществления собственности только начинается.

Политическая революция создает лишь правовые и политические предпосылки, необходимые условия «упразднения частной собственности» во всех ее видах и разновидностях (т.е. все видов «отчуждения»). Чтобы довести дело до конца, кроме политической революции требуется еще и культурная революция, революция в сфере разделения труда, преодолевающая социальную «стратификацию» между «материальным» и «духовным» трудом, между городом и деревней и т.д. и т.п., т.е. все по необходимости унаследованные от мира «частной собственности» формы взаимных отношений между людьми, между классами и слоями индивидов.

Все это и обнимается емким понятием собственности у Маркса. Ибо под словом «собственность» Маркс всегда – и в юности, и в старости – понимал не «вещь» или «сумму вещей», находящихся в чьем-то владении и распоряжении, а процесс» 140 .

[2] «Все наследие мира «частной собственности» не так легко одолеть, как хотелось бы. Труднее, чем совершить политически-правовой акт экспроприации капиталистической собственности в ее крайне развитых формах – в формах, уже при капитализме полностью созревших для обобществления и даже отчасти «обобществленных».

Но обобществление собственности этим ведь не ограничивается и тем более не кончается, а только начинается. Так, по крайней мере, представлял себе суть дела «ортодоксальный» марксизм. Реальное «обобществление» – в отличие от формально-юридического, которое происходит сравнительно быстро и легко, – дело трудное. Оно включает в себя очень многое – и культурную революцию (в ее подлинном, разумеется, а не в карикатурно-пекинском виде), и процесс полной демократизации управления общественными делами, доведенный до конца, т.е. до «отмирания государства», и преодоление всех и всяческих видов «социальной стратификации», унаследованных социалистическими странами от мира частной собственности, и многое, многое другое.

 Здесь-то как раз и требуется максимально грамотный марксистский взгляд на вещи, – на те ситуации, которые в этой связи могут возникать и возникают в разных странах, вступивших на путь коммунистического развития в разных исторически унаследованных ими условиях и в разных степенях подготовленности к нему» 141 .

[3] «Позицию же марксиста специфически отличает… принципиально-ясное понимание того обстоятельства, что ситуация сия, именуемая словом «отчуждение», – органически – и по происхождению и по существу – связана с частной собственностью, т.е. с разделением труда между «частными» индивидами, между людьми в качестве частных собственников, – что, стало быть, если «отчуждение» вообще и одолимо, то только на пути радикального обобществления собственности, т.е. всей системы отношений между людьми, внутри которой и посредством которой совершается «присвоение индивидом предметов природы».

Там, где этого понимания нет, – ни о каком марксизме говорить не приходится» 142 .

Примечания

1  Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство, или Критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 2. – С. 102.

2  Маркс К. Тезисы о Фейербахе. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 3. – С. 1.

3  Там же. С. 3.

4  Там же. С. 2.

5  Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 21. – С. 302.

6  Лукач Г. Классовое сознание. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 222.

7  Ленин В. И. Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов. / Полн. собр. соч. Т. 1. – С. 281.

8  Ленин В. И. Задачи пролетариата в нашей революции (Проект платформы пролетарской партии). / Полн. собр. соч. Т. 31. – С. 163-164.

9  Ленин В. И. Политический отчет Центрального комитета РКП(б) 27 марта. / Полн. собр. соч. Т. 45. – С. 112.

10  Лукач Г. Овеществление и сознание пролетариата. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 387.

11  Материализм – философское мировоззрение. «Вопрос об отношении мышления к бытию, о том, что является первичным: дух или природа, – этот вопрос, игравший, впрочем, большую роль и в средневековой схоластике, вопреки церкви принял более острую форму: создан ли мир богом или он существует от века? Философы разделились на два больших лагеря сообразно тому, как отвечали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы, и которые, следовательно, в конечном счете, так или иначе признавали сотворение мира, – а у философов, например у Гегеля, сотворение мира принимает нередко еще более запутанный и нелепый вид, чем в христианстве, – составили идеалистический лагерь. Те же, которые основным началом считали природу, примкнули к различным школам материализма. Ничего другого первоначально и не означают выражения: идеализм и материализм, и только в этом смысле они здесь и употребляются». (Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 21. – С. 283.)Исторический материализм – выражение, применяемое «для обозначения того взгляда на ход всемирной истории, который конечную причину и решающую силу всех важных исторических событий находит в экономическом развитии общества, в изменениях способа производства и обмена, в вытекающем отсюда разделении общества на различные классы и в борьбе этих классов между собой». (Энгельс Ф. Введение к английскому изданию «Развития социализма от утопии к науке». / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 22. – С. 306.)  «…Это понимание истории заключается в том, чтобы, исходя именно из материального производства непосредственной жизни, рассмотреть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порождённую им форму общения – то есть гражданское общество на его различных ступенях – как основу всей истории; затем необходимо изобразить деятельность гражданского общества в сфере государственной жизни, а также объяснить из него все различные теоретические порождения и формы сознания, религию, философию, мораль и т. д. и т. д., и проследить процесс их возникновения на этой основе, благодаря чему, конечно, можно изобразить весь процесс в целом (а потому также и взаимодействие между его различными сторонами). Это понимание история, в отличие от идеалистического, не разыскивает в каждой эпохе какую-нибудь категорию, а остаётся всё время на почве действительной истории, объясняет не практику из идей, а объясняет идейные образования из материальной практики и в силу этого приходит также к тому результату, что все формы и продукты сознания могут быть уничтожены не духовной критикой, не растворением их в «самосознании» или превращением их в «привидения», «призраки», «причуды» и т. д., а лишь практическим ниспровержением реальных общественных отношений, из которых произошёл весь этот идеалистический вздор, – что не критика, а революция является движущей силой истории, а также религии, философии в всякой иной теории. Эта концепция показывает, что история не растворяется в «самосознании», как «дух от духа», а что каждая её ступень застаёт в наличии определённый материальный результат, определённую сумму производительных сил, исторически создавшееся отношение людей к природе и друг к другу, застаёт передаваемую каждому последующему поколению предшествующим ему поколением массу производительных сил, капиталов и обстоятельств, которые, хотя, с одной стороны, и видоизменяются новым поколением, но, с другой стороны, предписывают ему его собственные условия жизни и придают ему определённое развитие, особый характер. Эта концепция показывает, таким образом, что обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства». (Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 3. – С. 36-37.)

12  Диалектический метод мышления – см. Приложение 1.

13  Маркс: «Спроси себя, как ты пришел к этому вопросу; спроси себя, не продиктован ли твой вопрос такой точкой зрения, на которую я не могу дать ответа, потому что она в корне неправильна».

14  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 340.

15  Ильенков Э.В. О «сущности человека» и «гуманизме» в понимании Адама Шаффа. / Ильенков Э.В. Философия и культура. – М.: Политиздат, 1991. – С. 190-191.

16  Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 3. – С. 71.

17  Энгельс Ф. Из подготовительных работ к «Анти-Дюрингу». / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 640.

18  Там же. С. 640-641.

19  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 42.

20  «…Сама по себе политическая эмансипация не есть ещё человеческая эмансипация». (Маркс К. К еврейскому вопросу. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 1. – С. 398.

21  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 339.

22  Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 3. – С. 70.

23  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 358. Самосознание – сознание субъектом самого себя в отличие от иного – других субъектов и мира вообще; это осознание человеком своего общественного статуса и своих жизненно важных потребностей, мыслей, чувств, мотивов, инстинктов, переживаний, действий. В философии самосознание есть осознание сознанием самого себя, рефлексия сознания относительно себя. Самосознание одновременно понимается и как акт (деятельность) рефлексии сознанием себя и как результат этой рефлексии – знание себя. (см. Википедия). Ю.К. – «Знание себя» (т.е. познание себя и его результат) есть пассивная сторона самосознания. Активной стороной подлинного (завершенного в своем становлении) самосознания человека (современного революционного класса, общества) мы считаем такую активность (деятельность) самосознания, которая направлена на формирование в своей собственной структуре деятельной способности к сознательному преобразованию действительности, т.е. на самоосуществление своей сущности. «Самосознание пролетариата, – пишет Г. Лукач, - …есть одновременно объективное познание сущности общества. Выполнение классовых целей пролетариата означает одновременно сознательное осуществление – объективных – целей развития общества, которые, однако, без его сознательного содействия должны были бы остаться абстрактными возможностями, объективными границами».  (Лукач Г. Овеществление и сознание пролетариата. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 320.)

24  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 329.

25  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 328-329.

26  Там же. С. 332-333.

27  Маркс К. К еврейскому вопросу. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 1. – С. 400.

28  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 331.

29  Маркс К. Заметки по поводу книги Джемса Милля.  / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 381.

30  Там же. С. 383.

31  Лукач Г. Овеществление и сознание пролетариата. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 261-262.

32  Маркс К. Заметки по поводу книги Джемса Милля.  / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 383.

33  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 335-336.

34  Там же. С. 338-339.

35  Там же. С. 344-345.

36  Ильенков Э.В. О «сущности человека» и «гуманизме» в понимании Адама Шаффа. / Ильенков Э.В. Философия и культура. – М.: Политиздат, 1991. – С. 191.

37  Маркс К. К еврейскому вопросу. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 1. – С. 401.

38  Там же. С. 401-402.

39  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 345.

40  Там же. С. 345-346.

41  Маркс К. К еврейскому вопросу. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 1. – С. 406.

42  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 339-340.

43  Там же. С. 352-353.

44  Там же. С. 331.

45  Там же. С. 343-344.

46  Революционная победа пролетариата, – пишет Георг Лукач, – не является, как у прежних классов, непосредственным осуществлением социального данного бытия класса». Следовательно, социально преобразующая деятельность пролетариата, хотя и осуществляется в русле объективно данных общих условий и направлений развития, но, поскольку впервые в истории особый классовый интерес полностью совпадает с общим интересом, является непосредственным проявлением сознательного фактора истории. (См. Лукач Г. Классовое сознание. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 227.)Об упразднении (уничтожении) частной собственности см. приложение 6.

47  «…Чтобы человек делал сознательно то, что он обычно делает бессознательно, принуждаемый природой вещей, – необходимо, чтобы движение государственного строя, его прогрессивное движение стало принципом государственного строя, следовательно, чтобы принципом государственного строя стал действительный носитель государственного строя – народ». (Маркс К. К критике гегелевской философии права. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 1. – С. 284.)

48  О механизме общественного развития – см. Приложение 3.

49  Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 3. – С. 42.

50  Там же. С. 71.

51  Там же. С. 34.

52  Интервью Ф. Энгельса корреспонденту французской газеты «Le Figaro» 11 мая 1893 года. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 22. – С. 563.

53  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 358.

54  Там же. С. 358.

55  «…Человек не теряет самого себя в своем предмете лишь в том случае, если этот предмет становится для него человеческим предметом, или опредмеченным человеком. Это возможно лишь тогда, когда этот предмет становится для него общественным предметом, сам он становится для себя общественным существом, а общество становится для него сущностью в данном предмете». (Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 350.)

56  Там же. С. 338.

57  «У народов, ведущих своё происхождение от средневековья, племенная собственность проходит ряд различных ступеней – феодальной земельной собственности, корпоративной движимой собственности, мануфактурного капитала – прежде чем превратиться в современный, порождённый крупной промышленностью и всеобщей конкуренцией, капитал, в чистую частную собственность, отбросившую всякую видимость общности [Gemeinwesen] и устранившую какое бы то ни было воздействие государства на развитие собственности. Этой современной частной собственности соответствует современное государство, которое, посредством налогов, постепенно бралось на откуп частными собственниками и, благодаря государственным долгам, оказалось совершенно в их власти; самое существование этого государства, регулируемое повышением и понижением курса государственных бумаг на бирже, целиком зависит от коммерческого кредита, оказываемого ему частными собственниками, буржуа. Так как буржуазия уже не является больше сословием, а представляет собой класс, то она вынуждена организоваться не в местном, а в национальном масштабе и должна придать своим обычным интересам всеобщую форму. Благодаря высвобождению частной собственности из общности [Gemeinwesen], государство приобрело самостоятельное существование наряду с гражданским обществом и вне его; но на деле государство есть не что иное, как форма организации, которую неизбежно должны принять буржуа, чтобы – как вовне, так и внутри государства – взаимно гарантировать свою собственность и свои интересы». (Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 3. – С. 62.)

58  «…Всеобщая частная собственность. Беря отношение частной собственности в его всеобщности, коммунизм 1) в его первой форме является лишь обобщением и завершением отношения частной собственности». «…Капитал – как признанная всеобщность и сила всего общества». (Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 340-341, 342.) Ю.К. – Превращение государственной капиталистической частной собственности в государственную социалистическую частную собственность предполагает в качестве предварительного условия политическую форму эмансипации пролетариата, т.е. создание социалистического государства. А следующая фаза – социальную форму эмансипации, т.е. отмирание государства. Если фаза превращения «чистой» частной собственности в государственную капиталистическую частную собственность (при названных условиях) выпадает, возникает сложный процесс, когда социалистическое государство сначала должно создать предпосылки своего собственного экономического бытия, выступая на первых порах идеологической формой эмансипации. Из этого, по всей видимости, следует, что в фазе превращения индивидуальной капиталистической («чистой») частной собственности непосредственно в государственную социалистическую частную собственность пролетариат политически в полной мере не эмансипируется. Социалистическое государство должно обеспечить такой уровень развития производительных сил, когда дальнейшее управление производством частными собственниками становится невозможным по чисто экономическим причинам, точно также, как (теоретически) оно перестает быть необходимым при развитии производительных сил в условиях капитализма, когда частный собственник (буржуазия) вытесняется, как писал Маркс, в «разряд излишнего населения» (см. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 288-290).

59  «…Более высокий момент всегда является истиной момента, который в системе находится на более низком месте». (Лукач Г. Овеществление и сознание пролетариата. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 368.)

60  Емельянов Ю.В. Разгадка 1937 года. – М.: Вече, 2013 – С. 76, 77.

61  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 305-306.

62  Примерно по такому же случаю, Маркс писал: «Надо ли удивляться тому, что в последней степени абстракции, – так как мы имеем здесь дело с абстракцией, а не с анализом, – всякая вещь представляется в виде логической категории? Надо ли удивляться тому, что, устраняя мало-помалу все, составляющее индивидуальную особенность данного дома, отвлекаясь от материалов, из которых он построен, от формы, которая составляет его отличительную черту, мы получаем, в конце концов, лишь тело вообще; что, отвлекаясь от границ этого тела, мы имеем в результате лишь пространство; что, отвлекаясь от измерений этого пространства, мы приходим, наконец, к тому, что имеем дело лишь с количеством в чистом виде, с логической категорией количества»? (Маркс К. Нищета философии. Ответ на «Философию нищеты» г-на Прудона. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 4. – С. 130.)

63  «…Равенство оказывается не вечной истиной, а историческим продуктом и отличительным признаком определенных исторических состояний. Буржуазное равенство (уничтожение классовых привилегии) весьма отличается от пролетарского равенства (уничтожения самих классов). Требование равенства, идущее дальше этого пролетарского равенства, т. е. абстрактно понятое, становится нелепым». (Энгельс Ф. Материалы к «Анти-Дюрингу». / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 638.)

64  Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 344.

65  «Так называемое «социалистическое общество» не является, по моему мнению, какой-то раз навсегда данной вещью, а как и всякий другой общественный строй его следует рассматривать как подверженное постоянным изменениям и преобразованиям. Решающее его отличие от нынешнего строя состоит, конечно, в организации производства на основе общей собственности сначала отдельной нации на все средства производства». (Энгельс – Отто Бёнигку в Бреславль. 21 августа 1890 г. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 37. – С. 380.)

66  Примером может служить новая экономическая политика (НЭП), проводимая советским государством в 20-х годах и создавшая строй (общественно-экономический порядок), не соответствовавший упрощенному доктринальному пониманию коммунизма (социализма) многих активных участников революции (воспринималась ими как отступление от революционной линии, предательство революции и принесенных ей жертв). Между тем, и НЭП, и порожденный ею строй были по своему существу именно социалистическим преобразованием, поскольку являлись социально обусловленным, значит, и необходимым моментом социалистического процесса, следовательно, не отступлением от социализма, а его непосредственным проявлением в данных конкретно-исторических условиях. «Если, говоря языком Гегеля, становление выступает как истина бытия, процесс – как истина вещей, то это означает, что тенденции развития общества обладают более высокой действительностью, нежели «факты» голой эмпирии». (Лукач Г. Овеществление и сознание пролетариата. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 359.) «В этом учении о действительности, которое рассматривает осуществляющиеся тенденции совокупного развития как нечто более «действительное, чем факты эмпирии, приобретает свой настоящий научный облик та противоположность, которую мы подчеркивали при рассмотрении отдельных вопросов марксизма (конечная цель и движение, эволюция и революция ит.д.). Ибо такая постановка вопроса впервые позволяет исследовать понятие «факта» действительно конкретно, то есть с точки зрения социальной основы его возникновения и существования». (Там же. С. 362.) «…В «факте»…находит та направленность овеществленного мышления, которая ведет к косности, к исключению процесса». (Там же.) «…В «факте» отчужденная, застывшая, ставшая непроницаемой вещью сущность… кристаллизуется в такой форме, которая делает застывание и отчуждение само собой разумеющейся, не подлежащей никакому сомнению основой действительности и миропонимания. Перед лицом косности этих «фактов» каждое движение кажется движением около них, каждая тенденция к их изменению - сугубо субъективным принципом (желание, ценностное суждение, долженствование). И только тогда, когда пускается на слом методологический приоритет «фактов», когда познается процессуальность каждого феномена, может стать понятным: что обыкновенно называют «фактами», то также состоит из процессов, тогда впервые становится понятным, что именно факты суть не что иное, как части, отрешенные, искусственно изолированные и зафиксированные моменты совокупного процесса. Вместе с тем становится понятным, почему совокупный процесс, в котором процессуальная сущность выступает в своем не искаженном виде, не затуманивается никакой вещественной косностью, представляет собой подлинную, более высокую, нежели факты, действительность». (Там же. С. 362-363.)

67  Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 276-277.

68  Там же. С. 278.

69  «Мы должны следовать за жизнью, мы должны предоставить полную свободу творчества народным массам». (Ленин В. И. Доклад о земле 26 октября (8 ноября). / Полн. собр. соч. Т. 35. – С. 27.)

70  О демократии – см. Приложение 4.

71  «Пролетариат может существовать… только во всемирно-историческом смысле, подобно тому как коммунизм – его деяние – вообще возможен лишь как «всемирно-историческое» существование». (Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 3. – С. 35.)

72  «…Адекватное, правильное сознание равносильно изменению своих объектов, в первую очередь – самого себя». (Лукач Г. Овеществление и сознание пролетариата. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 381.)

73  Лукач Г. Классовое сознание. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 199-200.

74  Там же. С. 227-228.

75  Там же. С. 202.

76  Там же. С. 202-203.

77  Там же. С. 224.

78  Там же. С. 236-237.

79  Маркс К. Конспект книги Бакунина «Государственность и анархия». / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 18. – С. 615.

80  Маркс К. Нищета философии. Ответ на «Философию нищеты» г-на Прудона. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 4 – С. 184-185.

81  Энгельс Ф. К истории Союза коммунистов. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 21. – С. 221.

82  О наиболее важном условии для начала коммунистической трансформации общества см. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 288-290. «Тот факт, что общественная организация производства внутри фабрик достигла такой степени развития, что стала несовместимой с существующей рядом с ней и над ней анархией производства в обществе, – этот факт становится осязательным для самих капиталистов благодаря насильственной концентрации капиталов, совершающейся во время кризисов посредством разорения многих крупных и еще большего числа мелких капиталистов. Весь механизм капиталистического способа производства отказывается служить под тяжестью им же самим созданных производительных сил. Он не может уже превращать в капитал всю массу средств производства; они остаются без употребления, а потому вынуждена бездействовать и промышленная резервная армия. Средства производства, жизненные средства, рабочие, находящиеся в распоряжении капитала, – все элементы производства и общего благосостояния имеются в изобилии. Но «изобилие становится источником нужды и лишений» (Фурье), потому что именно оно-то и препятствует превращению средств производства и жизненных средств в капитал. Ибо в капиталистическом обществе средства производства не могут вступать в действие иначе, как превратившись сначала в капитал, в средство эксплуатации человеческой рабочей силы. Как призрак, стоит между рабочими, с одной стороны, и средствами производства и жизненными средствами, с другой, необходимость превращения этих средств в капитал. Она одна препятствует соединению вещественных и личных рычагов производства; она одна мешает средствам производства действовать, а рабочим – трудиться и жить. Следовательно, с одной стороны, капиталистический способ производства изобличается в своей собственной неспособности к дальнейшему управлению производительными силами. С другой стороны, сами производительные силы с возрастающей мощью стремятся к уничтожению этого противоречия, к освобождению себя от всего того, что свойственно им в качестве капитала, к фактическому признанию их характера как общественных производительных сил.Это противодействие мощно возрастающих производительных сил их капиталистическому характеру, эта возрастающая необходимость признания их общественной природы принуждает класс самих капиталистов все чаще и чаще обращаться с ними, насколько это вообще возможно при капиталистических отношениях, как с общественными производительными силами. Как периоды промышленной горячки с их безгранично раздутым кредитом, так и самые крахи, разрушающие крупные капиталистические предприятия, приводят к такой форме обобществления больших масс средств производства, какую мы встречаем в различного рода акционерных обществах. Некоторые из этих средств производства и сообщения, как, например, железные дороги, сами по себе до того колоссальны, что они исключают всякую другую форму капиталистической эксплуатации. На известной ступени развития становится недостаточной и эта форма: государство как официальный представитель капиталистического общества вынуждено взять на себя руководство указанными средствами производства и сообщения. Эта необходимость превращения в государственную собственность наступает прежде всего для крупных средств сообщения: почты, телеграфа и железных дорог.Если кризисы выявили неспособность буржуазии к дальнейшему управлению современными производительными силами, то переход крупных производственных предприятий и средств сообщения в руки акционерных обществ и в государственную собственность доказывает ненужность буржуазии для этой цели. Все общественные функции капиталиста выполняются теперь наемными служащими. Для капиталиста не осталось другой общественной деятельности, кроме загребания доходов, стрижки купонов и игры на бирже, где различные капиталисты отнимают друг у друга капиталы. Если раньше капиталистический способ производства вытеснял рабочих, то теперь он вытесняет и капиталистов, правда, пока еще не в промышленную резервную армию, а только в разряд излишнего населения.Но ни переход в руки акционерных обществ, ни превращение в государственную собственность не уничтожают капиталистического характера производительных сил. Относительно акционерных обществ это совершенно очевидно. А современное государство опять-таки есть лишь организация, которую создает себе буржуазное общество для охраны общих внешних условий капиталистического способа производства от посягательств как рабочих, так и отдельных капиталистов. Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капиталистов, идеальный совокупный капиталист. Чем больше производительных сил возьмет оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие останутся наемными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки. Но на высшей точке происходит переворот. Государственная собственность на производительные силы не разрешает конфликта, но она содержит в себе формальное средство, возможность его разрешения».Ю.К. – Сказанное Энгельсом проясняет следующее. Предпосылки коммунистической трансформации общества в локальных условиях страны, находящейся на периферии капиталистической миросистемы (предреволюционная и современная Россия и др.), могут быть созданы лишь социалистическим способом (ранний, в своем роде подготовительный этап социалистических преобразований, тот, который Ленин называл «преддверием» социализма).

83  Ленин В. И. Доклад о пересмотре программы и изменении названия партии 8 марта. / Полн. собр. соч. Т. 36. – С. 53.

84  Ленин В. И. К пересмотру партийной программы. / Полн. собр. соч. Т. 34. – С. 376.

85  Ленин В. И. Из дневника публициста. / Полн. собр. соч. Т. 34. – С. 116.

86  «…Отношение к целому, которое реализуется в… «сословном сознании», направлено на иную тотальность, нежели действительное, жизненное единство экономики: на прежнюю фиксацию общества, которая в свое время конституировала сословные привилегии. Сословное сознание, как реальный исторический фактор, перекрывает классовое сознание; оно служит препятствием для того, чтобы последнее вообще появилось на свет.

87  На вопрос, что из себя будет представлять пролетариат в социалистическом высокоиндустриальном обществе, Маркс ответил: «…каждый является только рабочим, как и все другие…». (Маркс К. Критика Готской программы. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 19. – С. 19.) «В обществе с обязательном для всех производительным трудом  … эти рабочие, то есть все члены общества…». (Энгельс Ф. Маркс и Робертус. Предисловие к первому немецкому изданию работы К. Маркса «Нищета философии.  / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 21. – С. 191.) Ю.К. – Представляется, что в данном случае термин «рабочий» уже не связан с конкретным родом занятий или профессией.

88  «…Нельзя ни идти назад, ни стоять на месте, а можно только существовать, идя вперед». (Ленин В. И. Речь об отношении к Временному правительству 4(17) июня. / Полн. собр. соч. Т. 32. – С. 264-265.)

89  [1] «…В основе деления на классы лежит закон разделения труда». «Но если разделение на классы имеет, таким образом, известное историческое оправдание, то оно имеет его лишь для известного периода и при известных общественных условиях. Оно обусловливалось недостаточностью производства и будет уничтожено полным развитием современных производительных сил. И действительно, упразднение общественных классов предполагает достижение такой ступени исторического развития, на которой является анахронизмом, выступает как отжившее не только существование того или другого определенного господствующего класса, но и какого бы то ни было господствующего класса вообще, а следовательно, и самое деление на классы. Следовательно, упразднение классов предполагает такую высокую ступень развития производства, на которой присвоение особым общественным классом средств производства и продуктов, – а с ними и политического господства, монополии образования и духовного руководства, – не только становится излишним, но и является препятствием для экономического, политического и интеллектуального развития». (Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 293.)

90  «При господстве буржуазии индивиды представляются более свободными, чем они были прежде, ибо их жизненные условия случайны для них; в действительности же они, конечно, менее свободны, ибо более подчинены вещественной силе». (Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 3. – С. 77.) «Это право беспрепятственно пользоваться, в рамках известных условий, случайностью называли до сих пор личной свободой». (Там же: с. 76.)

91  Маркс К. Нищета философии. Ответ на «Философию нищеты» г-на Прудона. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 4 – С. 144.

92  Там же. С. 184.

93  Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 206.

94  Маркс писал о необходимости устранения (уничтожения) труда, определяя его как «деятельность для заработка», как «навязанное пролетарию жизненное условие», «что-то внешнее, не принадлежащее сущности человека», как «отрицательную форму самодеятельности». В противовес такому понятию труда он говорил о труде как самодеятельности, т.е. свободной деятельности. (Экономическо-философские рукописи 1844 года, Немецкая идеология и др.)

95  «…Мы видим также, что заработная плата идентична частной собственности, ибо система заработной платы, где продукт, предмет труда оплачивает самый труд, есть лишь необходимое следствие отчуждения труда: ведь в заработной плате и самый труд выступает не как самоцель, а как слуга заработка». [1] (Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. / Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический проект, 2010. – С. 336-337.)

96  Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 282.

97  Энгельс Ф. Принципы коммунизма. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 4 – С. 337-338.

98  Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 8 – С. 126-127.

99  Всемирное общество коммунистов-революционеров. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 7 – С. 551.

100  Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 278-279.

101  Маркс К. Нищета философии. Ответ на «Философию нищеты» г-на Прудона. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 4 – С. 146.

102  «Новый способ производства находился еще в начале восходящей линии своего развития; он был еще нормальным, единственно возможным при данных условиях способом производства. А между тем он уже тогда породил вопиющие социальные бедствия: скопление бездомного населения в трущобах больших городов; разрушение всех унаследованных от прошлого связей по происхождению, патриархального уклада, семьи; ужасающее удлинение рабочего дня, особенно для женщин и детей; массовую деморализацию среди трудящегося класса, внезапно брошенного в совершенно новые условия». (Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 271-272.)

103  Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 19. – С. 201.

104  Маркс К. Нищета философии. Ответ на «Философию нищеты» г-на Прудона. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 4 – С. 146.

105  Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 19. – С. 194.

106  «…За поведением социал-демократии, какими бы социалистическими ни были все те содержания, которыми оно задрапировано, кроется полнейшая капитуляция перед буржуазией. Ибо классовым интересам буржуазии целиком отвечает ситуация, при которой отдельные сферы общественного существования остаются обособленными друг от друга, а люди фрагментируются сообразно этому строгому разделению сфер. Специально проявляющийся тут дуализм экономического фатализма и «этического» утопизма в отношении «человеческих» функций государства как такового (который в другой словесной оболочке, но, по сути, будучи неизменным, лежит в основе поведения социал-демократии) означает, что пролетариат стал на почву буржуазных взглядов; а на этой почве буржуазия, естественно, сохраняет свое преимущество. Опасность, которая нависает над пролетариатом со времени его выхода на историческую арену, а именно, что он застрянет в – общей у него с буржуазией – непосредственности своего существования, вместе с социал-демократией приобрела политическую организационную форму, которая искусственно элиминирует уже завоеванные в муках опосредствования, дабы низвести пролетариат к его непосредственному наличному бытию, где он является лишь элементом капиталистического общества, а не одновременно с этим – мотором его саморазрушения и уничтожения». (Лукач Г. Овеществление и сознание пролетариата. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 377-378.)

107  Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 19. – С. 208-209.

108  Там же. С. 211.

109  Маркс К. Классовая борьба во Франции. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 7 – С. 90-91.

110  Маркс. К. «Заявление редактору «Neue Deutsche Zeitung». / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 7 – С. 339.

111  Энгельс Ф. Введение к работе К. Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 22 – С. 532.

112  Предисловие ко второму немецкому изданию «Положения рабочего класса в Англии» 1892 года. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 22 – С. 331.

113  Энгельс Ф. Коммунисты и Карл Гейнцен. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 4 – С. 281-282.

114  Энгельс Ф. Принципы коммунизма. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 4 – С. 322.

115  Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 19. – С. 229-230.

116  Маркс К. Конспект книги Бакунина «Государственность и анархия». / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 18. – С. 617.

117  Этот класс теорий появился относительно недавно. В монографии «Системный подход и принцип деятельности» (Наука, 1978 г.) советский философ-марксист Э.Г. Юдин отмечал пока еще недостаточную разработку их методологического инструментария. О теории практики см. приложение 5.

118  Энгельс Ф. Социализм в Германии. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 19. – С. 250.

119  Там же. С. 253.

120  Там же. С. 254.

121  Энгельс Ф. О социальном вопросе в России. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 18. – С. 537.

122  Энгельс Ф. Послесловие к работе «О социальном вопросе в России». / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 22. – С. 451.

123  Энгельс Ф. Социализм г-на Бисмарка. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 19. – С. 177.

124  Энгельс Ф. Развития социализма от утопии к науке. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 19. – С. 202-209.

125  Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 291-295.

126  Энгельс Ф. Принципы коммунизма. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 4. – С. 329-330.

127  Энгельс Ф. Принципы коммунизма. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 4. – С. 334-336.

128  Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 283.

129  Там же. С. 284.

130  Там же. С. 285.

131  Там же. С. 305.

132  Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 290-291.

133  Энгельс Ф. Из подготовительных работ к «Анти-Дюрингу». / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 653.

134  Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 3. – С. 70-71.

135  Энгельс Ф. Диалектика природы. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 496-497.

136  Энгельс Ф. Из подготовительных работ к «Анти-Дюрингу». / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20. – С. 639.

137  Маркс К. К критике гегелевской философии права. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 1. – С. 251-254.

138  Лукач Г. Овеществление и сознание пролетариата. / Лукач Г. Ленин и классовая борьба. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 388-389.

139  Там же. С. 393.

140  Ильенков Э.В. О «сущности человека» и «гуманизме» в понимании Адама Шаффа. / Ильенков Э.В. Философия и культура. – М.: Политиздат, 1991. – С. 191-192.

141  Там же. С. 196-197.

142  Там же. С. 197-198.