Недавно один знакомый, уехавший несколько лет назад на ПМЖ в Канаду, спросил меня, каково мое мнение о последних выпусках программы Дмитрия Киселева на канале «Россия». Я ответил, что ТВ смотрю крайне редко, а уж госпропаганду не смотрю вообще. Нет времени, да и не тянет, если честно. Настолько не в теме, что вполне могу спутать Киселева Дмитрия, допустим, с Евгением.

«Да ты совсем от жизни отстал, чудило!» - пристыдил меня приятель. «А ты знаешь, что эта программа пользуется сумасшедшим успехом среди русскоязычных эмигрантов? Они буквально тащатся от киселевского шоу, будто от хорошей травки. Обязательно посмотри хотя бы одну серию. Не пожалеешь, уж точно».

Заинтриговавшись, я нашел в Сети самый свежий выпуск «Вестей недели» и начал просмотр. На экране энергично передвигался по небольшой сцене немолодой бодрый мужчина с седой плешью, слегка подпрыгивая, периодически то разводя руки, то сводя их обратно. Слева над мужчиной-ведущим зловеще нависала огромная физиономия другого мужчины, также немолодого, но не бодрого и плешивого, а утомленного, заросшего и опухшего. В этой физиономии без труда можно было узнать господина Шендеровича, который, собственно говоря, и являлся главным объектом поношения со стороны плешивого мужчины. Последний темпераментно ругал Шендеровича за то, что тот посмел сравнить нашу славную Олимпиаду в Сочи с присной памяти Олимпиадой в Берлине. Помимо уже набившего оскомину Шендера с легендарным матрасом, под огонь праведного гнева ведущего попал поэт Иртеньев, тоже где-то то ли написавший, то ли сказавший о сочинском празднике спорта какую-то гадость. Поэту, как положено, напомнили, что его настоящая фамилия Рабинович, и что с такой распрекрасной фамилией в гитлеровской Германии ему бы не то что блог вести не позволили, а просто стерли бы на хер в лагерную пыль. Что, в общем, наверное, так бы и случилось – тут не поспоришь…

Свои критические излияния ведущий уснащал всякими шутками-прибаутками, время от времени с ехидной усмешкой зачем-то вставляя в свою речь английские слова и даже целые словосочетания, вроде «money talks», разумеется, с безупречным американским прононсом. Дескать, мы тоже не лаптем щи хлебаем, к цивилизации приобщились и общечеловеческие ценности нам не чужды, но при этом умеем и Родину любить – учитесь, либеральные сволочи!

Действо сие сильно отдавало фарсом, смахивая на опереточный вариант «пятиминутки ненависти» из романа «1984». Понятно, почему такие духоподъемные постановки радуют эмигрантов: глядя на всё это натужно-притворное, насквозь лживое, имитационное убожество тела и духа, они лишний раз убеждаются в том, что приняли верное решение, «свалив из Рашки». Такая себе своеобразная ностальгия навыворот. Ностальгия «по- настоящему»…

Тем не менее, кое-какую пользу от просмотра киселёвского шедевра я для себя извлек. Дело в том, что в конце передачи Киселев анонсировал очередной продукт своих коллег по пропагандистскому цеху, документальный фильм с оригинальным названием «Биохимия предательства». Что-то в показанных отрывках меня привлекло, и я решил поглядеть картину.

Итак, «Биохимия предательства». Не так давно, помнится, прошумела «Анатомия протеста», теперь вот анатомию изучили, перешли к биохимии. Похвально. Глядишь, такими вот улиточными темпами, гусиным шагом когда-нибудь и до политэкономии доберутся…

Введение в «Биохимию» выглядело многообещающе. Говорю это совершенно серьезно. Посудите сами.

Тему предательства авторы фильма начали раскрывать с обращения к классике жанра, бессмертному и гениальному произведению Аркадия Петровича Гайдара: «Сказке о военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твердом слове». Замелькали кадры из старой советской экранизации гайдаровской сказки. Беседуют с человеком, исполнившим в той постановке роль Мальчиша. Этот человек уже с перестроечных времен проживает в США, и беседа проходит на его просторной вилле в городе Тампа, штат Флорида.

Похожее жилище, по идее, мог предоставить Главный Буржуин Мальчишу-Плохишу в оплату за предательскую услугу. Можно вообразить, как мистер Плохиш, вдоволь наевшись печенья с вареньем, выходит на тщательно постриженную лужайку и, сытно отрыгнув, погладив круглый животик, с чувством глубокого удовлетворения выговаривает: «Money talks, bullshit walks…». А затем комфортно усаживается в мягкое кресло, чтобы посмотреть по «Sky news» и «CNN» красочный репортаж об очередной «победе демократии над тоталитаризмом» на просторах своей бывшей Родины.

Такая сцена органично вписалась бы в классический сюжет. Но в нашем случае на просторной вилле поселился не иуда Плохиш, а герой Кибальчиш! Конечно не сам он, а актер, исполнявший его роль, но, тем не менее, символично. Немного на этой символичности потоптавшись, авторы «Биохимии» перешли к династии Гайдаров. Ход, несомненно, правильный: нигде так точно и рельефно не отражается история классового общества, как в судьбах представителей аристократических фамилий. Буржуазное общество, с одной стороны, разлагает институт семьи до нуклеарного союза двух разнополых (сегодня это условие уже необязательно) наемных рабов с целью производства новых рабов, а с другой стороны, сохраняет расширенные, феодально- родового типа семьи, необходимые для воспроизводства господствующего порядка, закрепления «культурной матрицы» и «одушевления» механического процесса накопления капитала. В классической буржуазной литературе эта тенденция запечатлена в образах Форсайтов и Буденброков, в реальной жизни существуют кланы Рокфеллеров, Кеннеди, Бушей и им подобных.

В советском обществе, носившем, особенно во времена зрелости и упадка, ярко выраженный сословный характер, где «кадры решали всё», а семейственность и блат местами подменяли собой закон и право, роль элитных семей и династий была огромной, «системообразующей».

Если говорить о теме «предательства», то пример династии Гайдаров, пожалуй, наилучшим образом может её проиллюстрировать. Авторы фильма начали с конца династической цепочки, с «последней из могикан» - Маши Гайдар. Маша расценила «Сказку о Мальчише» как «не самое лучшее» произведение своего прадеда, насчет же явления предательства высказалась не слишком вразумительно. «Предательство – понятие очень размытое» - резюмировала Маша.

Следует ли из этих слов правнучки советского писателя, что для машиного поколения проблема предательства более не существует? А, следовательно, не существует противоречия между личным и общественным, долгом и совестью, свободой и необходимостью. Следовательно, по большому счету, отмирает, становится излишней и ненужной сама мораль, по крайней мере, в областях, выходящих за пределы сугубо личных отношений.  

Неужто наступила в нашей стране такая благодать, что все эти жгучие, вечные дилеммы, которые в повседневной жизни облекаются в нудные моральные проповеди, вот так разом, сами собой добровольно подали в отставку, снялись с повестки дня?

Или, возможно, что все пока далеко не так благостно, а наша Маша вместе со своими товарищами по либеральной тусовке выдает желаемое за действительное, либо просто не осознает, не желает забивать голову этими, в общем, мутными, «размытыми» и крайне болезненными вопросами?

Давайте посмотрим, как диалектически преломлялась история советского общества, и, в частности,  тема предательства, в 4-х поколениях гайдаровской фамилии. Основатель династии, Аркадий Петрович Гайдар (Голиков) – яркий представитель героического периода русской революции, энтузиаст, романтик и певец созидания государственного социализма, т.н. «сталинской модели». В расколе революционных элит оказался на «правильной» стороне. Вопрос о предательстве стоял в ту эпоху очень жестко, бескомпромиссно и однозначно – «кто не с нами, то против нас». Так его ставил в своих произведениях и Аркадий Гайдар. «Шпионами и предателями» величали своих противников победители, побежденные платили им той же монетой: Троцкий в изгнании написал книгу под названием «Преданная революция», характеризуя правящую в СССР группировку как «предателей революции и ленинизма».

Сын Аркадия Гайдара, Тимур, олицетворяет более спокойный, стабильный, зажиточный период советского социализма. Классовая структура советского общества уже устоялась: под узкой кастой высших бюрократов образовался и расцвел как бы «средний класс», состоявший из управленцев, военачальников, идеологической обслуги, ученых, инженеров, звезд спорта и эстрады и т.п. относительно привилегированных категорий лиц непроизводительного труда. Эта благополучная, сытая и спокойная прослойка, принимая в целом идеологию и практику предыдущего поколения, в значительной мере отрицала революционный пафос отцов-основателей СССР. Понятие предательства для неё, конечно, существовало, но по большей части как проблема литературных героев, пропагандистский штамп, нечто абстрактное, теоретическое и «размытое». Наиболее «смелые» представители среднего класса даже позволяли себе иронически подтрунивать над «классовой бдительностью» отцов и сочинять на эту тему презрительные анекдоты.

Тем временем, под покровом «стабильности» и «застоя», в советском обществе накапливались структурные противоречия, разрешить которые эволюционным путем, т.е. без радикального слома всей системы госсоциализма, если и было возможно, то «коллективное руководство» не ведало, как это сделать. Зато наиболее активная, молодая и классово сознательная его часть все отчетливее ощущала, откуда и куда дует «ветер истории». В тихих коридорах мрачного здания на Старой площади, в светлых и просторных редакциях ведущих партийных изданий полным ходом шла идейная, организационная и кадровая («кадры решают всё!») подготовка ультра-либеральной «революции сверху». В одной из таких редакций тихо и незаметно выполнял свои должностные обязанности представитель третьего поколения династии Гайдаров – Егор Тимурович Гайдар. Насмешнице-истории было угодно из этого, в общем, неприметного, на первый взгляд совершенно заурядного человека, сделать одного из главных вождей, организаторов и идеологов неотвратимо надвигавшегося распада СССР и реставрации на его обломках зависимого, периферийного капитализма.

Историческая миссия поколения номенклатурных антикоммунистов, одним из наиболее выдающихся представителей коего являлся Егор Гайдар, состояла в тотальном отрицании и разрушении дела их отцов и дедов – большевиков ленинцев и сталинцев. При этом пафос отрицания был в значительной мере революционный, радикальный, заимствованный у дедов. Предвижу возмущенные возгласы – мол, как я посмел сравнивать предательскую шушеру типа Гайдара с пламенными революционерами-большевиками. Отвечу, что Егор Тимурович был не менее пламенным революционером, чем, допустим, его дед Аркадий. Он был либералом-идеалистом, абсолютно искренне уверовавшим в чудодейственную, спасительную силу «невидимой руки» свободного рынка. Каким образом подобное чудо природы могло сформироваться в самом сердце советского идеологического аппарата – есть вопрос, требующий отдельного исследования. Хотя, если подумать, то откуда же ещё ему было взяться, как не из редакции журнала «Коммунист»?

Егор Тимурович отчетливо понимал, что народ его и его «реформы» ненавидит. Отдадим ему должное, он относился к народным чувствам с пониманием. Ведь он делает людям больно, леча общество посредством «шоковой терапии». Кому же приятно терпеть боль. Но терпеть нужно, ибо «иного не дано», «альтернативы реформам нет», а главное, после шока непременно наступит эпоха долгожданной свободы и частнособственнического процветания. Но чтобы дожить до этого счастья, товарищи, необходимо потерпеть.

А вы как хотели? В конце концов, ведь и царь Петр Первый делал народу больно. А большевики? Те ещё как больно делали. Своими продразверстками, коллективизациями и индустриализациями совсем народ русский изнасиловали. Правда, безжалостно разрушая и насилуя, они кое-что и создавали, было дело. Днепрогэс там, Магнитка, атомная бомба, космос, наука, образование. Так и мы создадим, чем мы хуже. Но сперва разрушим до основанья – без этого никак. Диалектика-с.  

Промчались несколько бурных реформационных лет, и положение стало потихоньку устаканиваться: новый русский капитализм  постепенно обретал более-менее устойчивые формы, как экономические, так и социальные. В классовой структуре нового общества, между узким слоем олигархов и ограбленным бывшим советским народом, образовалась довольно внушительная прослойка т.н. «среднего класса» - опять же из людей непроизводительного труда, обслуги крупного отечественного и иностранного капитала. По мере роста ВВП и цен на энергоресурсы прирастала и эта средняя, мелкобуржуазная прослойка.

Политическое сознание «среднего класса» складывалось в условиях относительно улучшения внутреннего и внешнего положения страны, и поэтому было, в целом, оптимистическим и прокапиталистическим. С другой стороны, это сознание как бы раздваивалось, раскалывалось по линии разделения правящего класса – на прозападно-либеральное и «национал-патриотическое». Впрочем, острота этого и так достаточно условного и размытого раскола притуплялась относительно благополучной финансово-экономической ситуацией.

Помимо сырьевого олигархата и высшей бюрократии, мелкобуржуазный средний класс стал основным выгодополучателем гайдаро-чубайсовской «революции», вошедшей во времена правления Путина в свою, так сказать, «термидорианскую стадию». Потребительский бум, изобилие товаров ширпотреба, автомобили, поездки заграницу, целый пакет редко и кратковременно  выдававшихся прежде в нашей истории политических и культурных свобод – все эти блага придавали и придают существованию определенный смысл и поднимают его самооценку на достаточно высокий уровень. С этого уровня можно позволить себе до поры до времени игнорировать жгучие вопросы общественной морали, как это делают либеральные мелкие буржуа типа Маши Гайдар.

С другой стороны, постоянное соприкосновение с политикой, желание принимать в ней активное участие, помноженное на реальное политическое бессилие и слабую степень организации, побуждают нашу мелкую буржуазию время от времени впадать в моралистическую истерию, погружаться в самокопание и поиски смысла окружающей жизни. Необходимо отметить, что в этих занятиях её поддерживает и поощряет российский правящий класс, который и сам чувствует себя пока ещё весьма неуверенно.

Марксистам вообще-то следует относиться к вопросам морали скорее критически-скептически. Мораль есть искаженная форма общественного сознания, не выражающая, а прикрывающая истинное положение вещей – таков классический подход марксистов к морально-этическим проблемам.

Тем не менее, в истории все было не так просто. Мораль, как институт, посредничающий между «чистым» частным интересом господствующего класса и мировосприятием подавляемого большинства, не только не утрачивала своей актуальности, но и обретала новые общественные функции, в том числе и в странах «победившего социализма».

Вскоре после гибели своего сына и незадолго до собственной гибели Троцкий пишет работу под названием «Их мораль и наша», в которой определяет классовый характер моральной проповеди как интеллигентско-мелкобуржуазный, а в качестве её политической основы указывает на «бессилие и растерянность перед наступлением реакции». Подобно человеку, потеющему от страха, мелкая буржуазия в предчувствии кризиса «начинает выделять из себя в удвоенном количестве испарения морали».

Троцкий подчеркивал сугубо функциональный, утилитарный характер морали в буржуазном обществе, подчеркивал, что мораль есть лишь одна из идеологических функций классовой борьбы.  

И хотя Троцкий имел в виду  в основном мелкобуржуазную интеллигенцию левого толка, его суждения о классовой сути моральной проповеди можно с полным основанием отнести к мелкой буржуазии вообще (к последней Троцкий причислял и правящую в СССР партийно-хозяйственную олигархию).

«Господствующий класс навязывает обществу свои цели и приучает считать безнравственными все те средства, которые противоречат его целям. Такова главная функция официальной морали. Она преследует "возможно большее счастье" не большинства, а маленького и все уменьшающегося меньшинства. Подобный режим не мог бы держаться и недели на одном насилии. Он нуждается в цементе морали. Выработка этого цемента составляет профессию мелкобуржуазных теоретиков и моралистов» - так утверждается в работе.

Это в целом верная, да что там, достаточно очевидная даже для не марксиста мысль. Её следует лишь немного уточнить.

Дело в том, что буржуазии вообще, в идеале, буржуазии как чистой идее себя самой, т.е. выразителя сути капитализма, состоящей в накоплении капитала путем присвоения прибавочной стоимости - такой «идеальной» буржуазии никакая мораль вообще не нужна. Raison d’etre, смысл существования буржуазии - делать деньги. Money talks, а все что сверх того – чушь собачья, bullshit.

И поначалу казалось, что так оно и будет: капитал покончит со всем, что выходит за границы процесса его накопления и, следовательно, этому процессу мешает: с религией, душой, моралью, искусством и т.п.

Классики марксизма писали в «Манифесте»:

«Буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его "естественным повелителям", и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана". В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и благоприобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли. Словом, эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, черствой».

Такова сущность капитализма, не совпадающая, однако, с его бытием. Историческое бытие капитализма не знает «чистого», идеального рынка, и, соответственно, его диалектического отрицания – полной, «идеальной», тотальной монополии. Не ведает реальный капитализм никакого «вообще» буржуа, реализующего свой чистый интерес, заключающийся исключительно в делании денег. Конкретный, исторический капиталист живет и действует не в вакууме. Ему приходится конкурировать с такими же капиталистами, а его классу соперничать с национальными классами буржуев других государств, подавлять сопротивление эксплуатируемых пролетариев, налаживать взаимодействие со всякого рода промежуточными общественными группами и прослойками. В качестве господствующего меньшинства буржуазия вынуждена навязывать свою волю подавляющему большинству населения. Для этого она нуждается в машине подавления, т.е. в государстве, которое обслуживает т.н. «политический класс», а также в сложном и разветвленном аппарате культурной гегемонии и духовно-психологического подавления эксплуатируемых классов. Возникает потребность в «цементе морали». Задача производства такого цемента ложится на плечи наемников из среды мелкой буржуазии, в основном т.н. творческой интеллигенции. В эту среду вытесняются, сублимируются страхи крупной буржуазии за свое существование, её всевозможные комплексы и предрассудки. Содержа мощную и дорогостоящую индустрию производства ложного сознания и моральной проповеди, буржуазия освобождает свое время для основного занятия – делания денег.

В СССР проблемы морали и предательства всегда стояли крайне остро. Причина такого положения вещей крылась в том, что, вопреки общепринятой трактовке Октябрьской революции как пролетарской, в результате неё, как известно, власть пролетариата установлена не была. Вместо власти пролетариата едва ли не с первого дня после Октября в стране утвердилась власть партии большевиков – «авангарда» рабочего класса. Со временем государственная власть, продолжавшая вплоть до начала 1960-х годов носить официальное название «диктатуры пролетариата», все более и более сосредотачивалась в руках узкого круга партийных начальников, никем, по сути, не избираемых и никому, кроме себя самих, не подотчетных. Такое противоречие между легендой и действительностью порождало неуверенность господствующего слоя, власть и привилегии которого не подкреплялись полноправной собственностью на средства производства, в своем настоящем и будущем, а также постоянные сомнения правящего режима в поддержке его народом. Отсюда возникала насущная необходимость в т.н. «промывании мозгов»: в «укреплении социалистической морали», в постоянном муссировании темы предательства и патриотизма.

Люди постарше помнят, как в конце 70-х, начале 80-х годов прошлого столетия, когда дела в советской стране пошли совсем худо, в советских СМИ усилилась травля т.н. «диссидентов», которых выставляли как главную внутреннюю опасность для государства, как предателей и пособников западного империализма (что во многом было правдой).

В конце концов, советская верхушка нашла выход из двусмысленного положения. В ходе реставрации капитализма и разрушения СССР она сбросила свою мелкобуржуазную лягушачью шкурку и превратилась в настоящую буржуазию. Причалив к одному из классовых берегов, советская партийно-государственная верхушка совершила невиданное в истории национальное предательство (какие уж там диссиденты!) – разрушение государства силами его руководителей. Такая вот вышла диалектическая загогулина…

Но вернемся к фильму «Биохимия предательства». Как мы уже отметили, его начало было достаточно перспективным. Подход создателей фильма к снаряду, т.е. к теме предательства, выглядел очень даже обнадеживающе. Что последует дальше: рывок, толчок, жим? Вот сейчас наш пан спортсмен рванет массивную хреновину вверх и, поднатужившись, возьмет рекордный вес.

К сожалению, высоким ожиданиям не суждено было оправдаться. Победный клич тяжеловес издал, а вот вес взять у него не получилось.

После короткой беседы с Машей, сюжет фильма начал выстраиваться по прежним лекалам, повествование потекло  по старому руслу, прорытому, освоенному,  высохшему и заросшему бурьяном ещё в незапамятные времена. Обсуждение темы предательства шло в одномерном контексте, не выходя за рамки банальной пропагандистской дихотомии «они плохие - мы хорошие». Проклятые вопросы о том, как и почему хорошие становятся плохими, каким образом кибальчиши поселяются в виллах, предназначенных для плохишей, не говоря уж о проблеме попадания плохишей в руководящие кресла антиплохишеского государства, если и рассматривались, то самым поверхностным образом, вроде теории «дурного влияния» и «психологической войны». Социально-классовую природу метаморфозы морали и предательства создатели «Биохимии» предпочли не затрагивать.

Центральной фигурой повествования стал генерал Власов. Все остальные персонажи разделились на хороших и плохих парней по критерию отношения к образу генерала-предателя. Съемочная группа совершила на средства российского налогоплательщика длинный и увлекательный тур, так сказать «по власовским местам». Ближнее Подмосковье, где какой-то шизанутый предприниматель в своем поместье устроил роскошный музей нацистских коллаборационистов. Прага, где Власов лично председательствовал в 1944 году на Конгрессе освобождения народов России. Тихое местечко под Нью-Йорком – кладбище ветеранов РОА. Уютное местечко в Чехии – снова кладбище тех же героев. Германия - опять что-то связано с деяниями «генерала и его армии». И так дальше, с перерывами на комментарии и интервью.

Под гигантской тенью главного Плохиша сгруппировались плохиши помельче. Показали Резуна, Новодворскую, Гаврилу Попова, коего отыскали аж в тибетском монастыре, совсем старенького уже Сергея Ковалева, запальчиво утверждавшего, что после вхождения советских войск в Восточную Пруссию там не осталось ни одной(!) не изнасилованной немки. Несколько раз появлялся Игорь Чубайс, отрицавший блокаду Ленинграда.

Были и личности куда как менее популярные, во всяком случае, я их до «Биохимии» никогда не видел и не слышал. Уже упомянутый бизнесмен с коллаборационистским музеем. Какой-то жирный, похожий на свинью блоггер, требовавший, чтобы советские пенсионеры выплачивали ему и его единомышленникам пожизненную ренту за понесенный ущерб от проклятого совка. Какие-то «национал-демократы», сетующие на несправедливый исход Второй мировой войны. Зачем надо было тратить народные деньги, чтобы прославить доселе никому не известных, маргинальных извращенцев на всю страну? В конце концов, у этих господ есть полное право иметь собственные взгляды на те или иные события нашей истории и современности, а также право выражать эти взгляды, желательно за свой счет. Государственных должностей они вроде бы не занимают, так что пусть себе думают, говорят и пишут на здоровье. Никакого предательства их действия не содержат.

От Власова создатели «Биохимии» перешли по строгой логической цепочке к февралю 1917 года, который, по их мнению, является источником всех зол современной и не очень современной российской истории. Здесь на орехи досталось двум совсем уж вроде бы случайным людям – поэту Бальмонту и композитору Гречанинову – за написание слов и музыки «Гимна свободной России». Мелодия этого гимна стала впоследствии позывными радио «Свобода», и это обстоятельство стало решающим доводом для определения двух известных и почитаемых деятелей культуры в список предателей Родины.

Странно, что в оный список авторы фильма не зачислили Льва Толстого за непочтительную характеристику патриотизма, не говоря уж о «лондонском сидельце» Герцене, которого в среде любящих Родину профессионально уже давно принято ставить в один ряд с Резуном, Гордиевским и Березовским. То ли ума хватило не углубляться в исторические дебри и остановиться на феврале 1917, то ли командировочные закончились.

В общем, с понятием «предательства» авторы «Биохимии» набиохимичили от всей души. Мешанина получилась знатная, из самых различных фигур русской истории и современности. Кому-то может быть такая окрошка и по вкусу, но людям опытным, пожившим, кое-что на своем веку повидавшим блюдо сие не может не показаться подозрительным. Мы уже писали, что такого же пошиба морализаторской пропагандой заканчивал свой век брежневско-андроповский СССР, когда в до кадра, до фразы, до буквы похожих изделиях главной угрозой существованию страны объявлялась жалкая кучка т.н. «диссидентов» - те же самые Ковалевы и Новодворские, только были они тогда существенно моложе. А завтра была «Перестройка»… А послезавтра был Гайдар… А после послезавтра была Маша…

В эйфорической атмосфере последних дней и недель, на фоне присоединения Крыма к РФ и ожидаемой схватки с Империей за мировое господство, мои скептические рассуждения о фальшивом морализаторстве госпропаганды и назойливом педалировании темы «предательства», могут показаться неуместными. Какой тут Гайдар, какая может быть Маша, когда мы сейчас объединимся с «патриотической» частью наших «элит», и выметем поганой метлой всю эту либеральную нечисть с нашей земли на веки вечные.

Что тут можно сказать? Следует признать, что в украинском кризисе российский правящий класс в лице путинской группировки повел себя достойно. Понятно, что дело тут не в каком-то всплеске патриотизма или классовой морали. Осуществив насильственный, фашистско-неолиберальный переворот на Украине, западный империализм фактически припер путинский режим к стенке, поставив его перед роковым выбором: либо полная капитуляция, т.е. встраивание в «новый мировой порядок» на условиях победителей в Холодной войне, либо открытая борьба с Империей её же методами. В создавшейся ситуации уже не могла идти речь, как прежде, об «асимметричном ответе». Пришло время применять вполне симметричные, империалистические меры. Такой мерой стала аннексия Крыма. Этот ход следует рассматривать как полноценную заявку российского правящего класса на свою, пусть и неравную долю в дележе мирового пирога.

Разумеется, определение «империалистические меры» следует закавычить, т.к. настоящего, классического империализма в РФ нет и быть не может. Настоящий империализм требует наличия крупной национальной буржуазии, опирающейся на монополистический финансовый капитал. Ничем подобным периферийный российский капитализм не обладает. В нашем случае вакантное место крупной национальной буржуазии замещают Путин и его администрация, которые посредством лояльных власти олигархов управляют сырьевым сектором и остатками советской промышленности. Проводить активную самостоятельную империалистическую политику, не имея на то необходимой финансово-экономической базы, эта прослойка, естественно, не может. Но отстаивать свой, пусть и ограниченный, суверенитет, осуществляя политику, империалистическую по форме (но не по содержанию), она просто вынуждена. Т.е. речь идет о некоем контр-империализме, внешней политике периферийной буржуазии, пытающейся ослабить свою зависимость от имперского центра. Неплохим примером подобного рода конфликта между центральным и периферийным империализмом может служить фолклендский кризис 1982 года. Правившая тогда в Аргентине хунта Галтьери попыталась вернуть захваченные Англией Мальвинские острова. Хотя, конечно, сравнение хромает, в том смысле, что и режим Путина иной (его историческая миссия сегодня несомненно прогрессивная, антифашистская), да и Россия во всех отношениях намного сильнее и мощнее тогдашней Аргентины.

Украинский кризис стремительно ускорил процессы «самоопределения» и разложения постсоветских элит – наследников советской партноменклатуры. Одна их часть окончательно перешла на сторону евро-американского империализма, заняв крайне правые, националистические и даже откровенно фашистские позиции, очистив свои ряды от полностью обанкротившихся как политически, так и морально, позорно предавших свой класс и свой народ половинчато-умеренных буржуазно-олигархических деятелей, вроде Януковича.

Другая часть сосредотачивается вокруг Путина. Учитывая периферийный характер российского капитализма и его сильнейшую зависимость от западного финансового капитала, процесс консолидации русской буржуазии в новых условиях будет нелегким и противоречивым. Тема «предательства» будет становиться актуальней день ото дня…

Обострение противоречий между различными группировками буржуазии почти всегда приводит к возрастанию политической активности народа. В спокойные времена люди сторонятся политики, доверяя свою судьбу тем или иным представителям капиталистического класса, обычно нанятым крупной буржуазией профессиональным функционерам. Наш народ ещё с советских времен назубок выучил две поговорки: «начальству виднее» и «политика – дело грязное». Кризис и раскол украинской буржуазии, выразившиеся в открытом предательстве режимом Януковича не только своих избирателей, но и лояльных власти силовых структур, заставили простых граждан, жителей юго-восточных регионов Украины, оставшихся без какой-либо защиты государства, один на один с махровым фашизмом, самим пойти в политику, пытаться брать свою судьбу в собственные руки. Для этих людей известная фраза «спасение трудящихся – дело рук самих трудящихся» из отвлеченной книжной мудрости вдруг превратилась в злобу дня. И хотя все эти выступления пока слабо организованны, стихийны, с отчетливым привкусом отчаяния и упования на помощь «старшего брата» - они достойны не только уважения, но и искреннего, неподдельного восхищения! Переломные моменты истории ставят перед народами и классами судьбоносные, роковые вопросы, требующие не назойливой, лицемерной моральной проповеди, а быстрых, однозначных и решительных ответов. Готовы ли мы к такому повороту событий?

Хочется повторить вслед за великим гуманистом-антифашистом: «Люди, будьте бдительны!».