Лефт.Ру |
Версия для печати |
В статье обсуждается возможные пути демократизации социально-экономического территориального развития России. Равномерное развитие регионов является одной из приоритетных задач государства. Однако ныне реализуемы национальные проекты, не обеспечивают комплексного развития регионов, так как ограничиваются поддержкой только территорий с конкурентными преимуществами. Вместе с тем, для решения проблемы комплексного развития регионов можно обратиться к советскому опыту экономического районирования и социалистической демократии Советов. Целью районирования было формирование единого экономического пространства и создание условий равномерного развития территорий всей страны. Одним из главных его недостатков было отсутствие демократической основы. В результате по мере обострения кризисных явлений в экономике у государства не было ни механизмов, ни социальной поддержки для их преодоления. Одним из возможных путей формирования демократической основы социально-экономического развития страны могло бы стать региональное сетевое со-управление. Для того чтобы максимально использовать демократический потенциал политических сетей рассматривается возможность объединения субъектов Российской Федерации в несколько межуправленческих сетей на основе их принадлежности к тому или иному экономическому району.
* * *
Территориальное развитие является одной из приоритетных задач государства. По мере усиление глобальной рецессии будет увеличиваться значимость внутренних ресурсов экономического и социального развития. В этой связи особую важность приобретает необходимость комплексного и равномерного развития всех регионов России. Это положение региональной политики отражено в различных государственных от «Программы 2020 года» до проектов «Территорий опережающего развития».
Однако ныне реализуемы национальные проекты территориального развития, не обеспечивают комплексного развития регионов. Предлагаемые стратегии развития и реализуемые проекты в основном направлены на поддержку территорий с конкурентными преимуществами, которые в перспективы должны обеспечить более быстрый рост экономики всей страны. Подобный подход основан на идее о том, что усиление экономической концентрации и неравенства регионов якобы является «объективным процессом» с которым невозможно бороться, на них можно лишь грамотно влиять [Зубаревич, Косарева, Эпштейн… 2012: 6 - 13]. Соответственно государство делает ставку на то, чтобы интегрировать территории и группы населения, которые по его мнению обладают такими конкурентными преимуществами. К ним относятся, например, крупные городские агломерации, территории с богатыми запасами полезных ископаемых, транспортной инфраструктурой, а также территории с особым налоговым и правовым режимом. Для этого правительство предлагает реализовать проекты «кластеров» [Борисенко 2012: 143-148; Греф 2006: 5 – 18; Прилипенко 2007: 28-64], «территорий опережающего развития» [Гусева 2012: 60 – 63; Российская газета 2014: 2 - 14] или «особых экономических зон» [Михайлушкин, Баранников, 2013: 1 – 22; Нарышкин 2006: 171 - 186] ,которые скорее всего будут иметь ограниченный характер по территории и социальному доступу.
Такая государственная политика является типичной для экономики периферийного капитализма. За последние двадцать лет страна заняла место поставщика природных ресурсов в мировом разделении труда. На этой основе сформировалась особая политическая система, обслуживающая данную экономику. Одной из главных отличительных черт государственности в странах капиталистической периферии является концентрация власти и капитала в руках высшей бюрократии [Canak 1984: 3-36]. В этих условиях настоящее развитие экономики означало бы усиления вертикальной мобильности и демократизации политической системы, что в свою очередь усилило бы социальные ожидания и требования общества к перераспределению власти и экономических благ. Капиталистическая периферийность является для высшей бюрократии гарантией сохранения настоящего статус-кво с помощью националистической идеологии.
Вместе с тем, для решения проблемы комплексного развития регионов можно обратиться к советскому опыту экономического районирования. Его целью, как в Российской Империи [Бабурин 2006], и особенно в советский период было прежде всего формирование единого экономического пространства с созданием условий для равномерного развития территорий всей страны. Это достигалось за счет разделения страны на экономические районы, и строительства территориально-промышленных комплексов, обладающих соответствующей специализацией промышленности отдельных территорий и существование производственных связей между предприятиями внутри экономических районов [Колосовский 2006: 26 - 137]. В результате это позволяло государству децентрализовать экономические ресурсы из столичных агломераций и постепенно обеспечивать равномерное развитие регионов.
Одним из главных недостатков отечественного районирования было отсутствие демократической основы. Деление территории страны на районы происходило по инициативе и под контролем государства в лице высшей бюрократии (например, аристократии в период Российской Империи или партийной номенклатурой в советский). Следовательно, то как должен развиваться тот или иной район или регион также решало государство. Особенно эта тенденция проявилась в Советском Союзе где был создан единый народнохозяйственный комплекса, который управлялся централизовано с помощью планирования [Тихонов 1982: 17-31]. В результате стал доминировать унифицированный подход к модернизации разнородных в природном, хозяйственном и культурном отношении регионов. По существу, применялась одна и та же модель индустриализации, типовое проектирование и администрирование [Меерович 2012: 63 - 79].
Другим важным последствием централизованного управления является политизация экономики. Это значило, что экономические риски переносились в политическую сферу самим государством и управлялись политическими средствами. В Российской Империи экономика политизировалась через попытки государства совместить экономическое развитие и сословную структуру общества, где главной задачей было не допустить несоответствие между сословной иерархией и рынком [Гессен 1912; Ремнев 1997: 52-66]. В Советском Союзе именно политические противоречия, в форме классовой борьбы между трудом и капиталом стали главным принципом организации экономической деятельности и трудовой деятельности [Орджоникидзе 1935; Ерманский 1940]. Другими словами, оценка эффективности или неэффективности экономики приобретало политическое описание и, следовательно, требовала политических решений, которые диктовались логикой классовой борьбы [Постановление 1930].
В результате по мере обострения кризисных явлений в экономике у государства не было ни механизмов, ни социальной поддержки для их преодоления. Новые реалии требовали создание системы управления, которая гармонично сочетала бы централизованные и децентрализованные формы принятие решений, например, совмещая, государственное планирование и рынок. Однако, ни Российская аристократия в начале двадцатого века ни Советская бюрократия в конце двадцатого века не нашли способы как деполитизировать экономику без утраты легитимности государственной власти. Это объясняется тем, что и успехи, и неудачи государства с одной стороны усиливали экономические ожидания и одновременно увеличивали разочарования, которые в свою очередь легко политизировались и тем самым ставили под сомнения легитимность самой власти [Курков 2005: 65-94; Dickhut 1988]. С другой стороны, удовлетворить эти ожидание государство с помощью централизованной системы уже не могло чисто по техническим причинам. При политизированной экономике стирается грань между экономической информацией и политической. Следовательно, становится сложно оценивать экономические ожидания общества и принимать адекватные решения [Luhmann 1996:62].
Вместе с тем советский период дает пример создания демократических основ развития.
Социалистическая демократия советов [Коток 1957: 118 - 169] берет свое начало с времени первой русской революции 1905 – 1906 годов. В этот период местные советы стали одной из главных движущих сил революционного движения и вместе с тем самоорганизации общества [Тереньев 1985]. В результате диктатура пролетариата как форма максимального демократизма для рабочих и крестьян» стала основой новой власти. Это было отражено в Конституции РСФСР 1918 года 10я статья которой говорила, что «Российская Республика есть свободное социалистическое общество всех трудящихся России. Вся власть в пределах Российской Социалистической Федеративной Советской Республики принадлежит всему рабочему населению страны, объединенному в городских и сельских Советах».
Недостатки данной системы были продолжением ее достоинств. С одной стороны, классовая борьба внутри Советов позволяла включить население в политическую жизнь страны. С другой успехи советского самоорганизации могли усиливать политическую власть на местах в ущерб общесоюзных институтов. Политические риски и неспособность советского руководство найти адекватный баланс между предоставлением власти советами и центральным аппаратом вынудили руководство страны централизовать принятие решений. Это нарушало обратные связи между властью и обществом, которые создала Октябрьская революция. Закрытость власти была закреплена Конституцией СССР 1936 года, которая «отказалась от формирования Советов от трудовых коллективов, от основного принципа построения коммунизма – диктатуры пролетариата».
Подобные политические риски особенно сильно проявились в национальном вопросе. Логика классовой борьбы насаждала новую организацию сотрудничества народов, где политическая власть принадлежит, как государству, так и национальным меньшинствам. Это стало возможным благодаря тому, что сама этническая культура стала формой классовой борьбы между трудом и капиталом внутри каждой этнической общности [Ленин 1967:113-150]. В результате, подобная система предполагала постоянный риск обострения политических противоречий между общегосударственным и местным уровнем по вопросу о распределении полномочий в управлении классовой борьбой. Другими словами, было неясно, кто обладает большей легитимностью в применении негативных и позитивных санкций на территории этнического образования: местное руководство или общесоюзное. Это приводило к противоречию в соответствии, с которым чем больше политических полномочий было у государства, тем меньше полномочий оставалось у национальных меньшинств и наоборот.
Кроме этого, политика на основе «классовой борьбы» в конечном итоге порождает проблемы, которые не в состоянии решить. Социализм предлагает отнятие власти у верхнего класса или перераспределение ресурсов в качестве решения этого парадокса. При этом, классовые различия являются сильным источником морального требования солидарности. Другими словами, невозможность решить проблему социального неравенства национальным государством возвращается в его политический дискурс в форме требования социальной справедливости. Это, в свою очередь, «становится принципом единения обделенных, но в тоже время и перспективой увещевания тех, кто получает выгоду от неравенства распределения. По мере того, как социалистические партии формируются и доказывают в политической конкуренции, что они могут быть правящими, в конечном итоге выравнивание жизненных условий всех слоев превращается в политический постулат, который должен реализоваться благодаря государственным учреждениям социального обеспечения» [Луман 2009: 208].
При реализации социалистических проектов выясняется, что полученная власть и перераспределенные ресурсы не приводят к формированию искомого единства. Появляются социальные неравенства, которые уже нельзя свести к традиционным классовым различиям. В результате этого, моральный императив классовой солидарности теряет легитимность. Ее место занимают протестные движения, которые ситуативно реагируют на различные социальные проблемы, которые ставят задачу не столько борьбу за власть, сколько требование компенсаций в буржуазном государстве «всеобщего благоденствия». В результате борьба труда против капитала, начиная с послевоенного периода в Европе встала в один ряд с борьбой против расовой, гендерной и других видов дискриминации в виде экологических, феминистских, ЛГБТ-движений [Laclau, Chantal 1985; Phelan 1989]. В Советском Союзе отход от классовых позиций в государственном управлении закрепился в период «застоя», когда государство, возникшее «как диктатура пролетариата, переросло в общенародное государство» [Брежнев 1978: 375]. Во время перестройки, дискурс «политической идентичности» нашел выражение, например, в критике преступлений тоталитарного режима против собственного народа [Яковлев 1995] , а также требованием компенсаций для отдельных репрессированных граждан [Закон РCФCHH от 18.10.1991 №1761-1] и целых народов [Закон РСФСР от 26.04.1991№ 1107-I].
В этой связи понятие «классовая борьба» и подходы к ее воплощению в государственном управлении требует модификации. Как показала история преодоление экономического неравенства порождает другие неравенства, которые в свою очередь уже не могут быть преодолены только под лозунгами классовой борьбы. Это значит, что следующее поколение системы Советов должна преодолевать не только классовые, но и другие социальные противоречия. В этой связи необходимо более широко рассмотреть понятие «классовой борьбы» с точки зрения ее функций. Одной из возможных расширенных интерпретаций ее функций может быть увеличение противоречий внутри общества. Вместе с тем, чтобы подобная система не выродилась в «культурный марксизм» необходимо, чтобы Советы имели экономическую основу в форме территориально промышленных комплексов и социальную в форму трудовых коллективов, с ясно выраженными интересами и способность их отстаивать в долгосрочной перспективе.
Это требует организации советов не только по вертикальному принципу, как это было сделано в советский период, но также и по горизонтальному. Советы должны быть организованы таким образом, чтобы генерировать противоречия, но вместе с тем, иметь механизмы их эффективного разрешения. При этом сами решения также должны возвращать противоречия обратно внутрь советской системы на качественно новом уровне. Одним из возможных решений могло бы быть соединение советского опыта комплексного развития и социалистической демократии в форме политических сетей [O’Toole, Meier 2004: 469-494]. Это позволит создать демократический фундамент территориально промышленным комплексам страны, которые будут развиваться не столько в соответствии с центральными директивами, сколько в форме взаимного со-управления.
Для этого можно объединить субъекты Российской Федерации в несколько межуправленческих сетей Советов на основе их традиционной принадлежности к тому или иному экономическому району. Целью собирания регионов в межуправленческие сети, которые условно можно назвать Губернией, является создание условий взаимозависимости, совместного распределения и совместного контроль над развитием экономического района на межрегиональном, региональном и муниципальном уровнях. Региональная власть легко может закрыться от общества, но не сможет закрыться от другой региональной власти. Автономность губернских Советов будет источником их политической воли, а также даст им возможность опираться на свои собственные ресурсы (политические, экономические, интеллектуальные и культурные). Благодаря этому развитие будет происходить не столько в рамках вертикальной иерархии, а в форме горизонтальных связей между регионами.
Программы развития будут приниматься каждым регионом самостоятельно исходя из собственных интересов и интересов экономического района. Защита программ будет происходить на Губернском Собрании. В Собрание входят все губернские советы, на котором они утверждают программы развития всего экономического района и финансирование. Отчет о проделанной работе также осуществляется на Губернском Собрании, где каждый Совет отчитывается перед другими Советами о проделанной работе. От степени успешности реализации программ развития каждым Советом за каждый прошедший год будет зависеть финансирование на будущий год. От этого также будет зависеть и состав руководства данного регионального Совета эффективность которого будет видна собственным избирателям, и всей Губернии. На основе результатов работы возможен отзыв депутатов Совета и перевыборы новых.
Собирание в регионов в межуправленческие сети будет означать открытость и взаимный контроль. Любой губернский совет может начать в отношении другого совета расследование по вопросу об эффективности использовании бюджетных средств в течение всего финансового года. Расследование осуществляется Губернской прокуратурой в сотрудничестве с местной прокуратурой при наблюдении представителей от других губернских советов.
Похожая система воспроизводится и на муниципальном уровне каждого регионального Совета. Муниципальные Советы совместно распределяют, и совместно контролируют использование бюджетных средств на местах. Решение о распределении бюджетных средств принимаются на съезде регионального Совета с участием всех глав муниципальных Советов и обязательны для исполнения.
Отчет о проделанной работе также осуществляется на съезде регионального Совета. На съезде каждый глава муниципального Совета отчитывается перед другими главами муниципальных Советов о проделанной работе. От эффективности использования бюджетных средств каждым в прошедшем финансовом году зависит объем выделяемых бюджетных средств в будущем году, а также руководящий состав, члены которого могут быть отозваны в зависимости от результатов работы.
Система советского со-управления позволит заложить демократическую основу экономического развития, а также позволит обеспечить комплексное развитие страны на разных уровнях от федерального до муниципального. Кроме этого, она даст возможность государству работать в условиях высокой неопределенности и риска, более эффективно взаимодействовать с обществом, привлекая широкие массы людей в процесс принятия политических и экономических решений.
Вместе с тем следует отметить, что предложенная модель не претендует на законченность. Она является лишь одной из попыток найти баланс между развитием институтов народовластия с экономическим развитием страны, то есть такого развития которое бы не уменьшило, а наоборот усилило политическую власть народа.
Бабурин В.Л. (Ред.). 2006. Неизвестные и малоизвестные страницы отечественного районирования. М.: Ленанд, 400 с.
Баранов А.В. 2012. Региональные политические режимы России в системе властных отношений: проблемы типологии. - Человек. Сообщество. Управление. №4.C. 62 – 73
Белоусова С.В. 2013. Байкальский регион: Подходы к развитию. - Материалы II Международной научно-практической конференции, 5 апреля 2013 г. Н. Новгород. НИСОЦ. С. 551.
Борисенко О.К. 2012. Кластерное развитие регионов России. - Вестник МГТУ, том 15, №1. C.143-148
Брежнев Л.И. «Ленинским курсом» Т.6 // Л. И. Брежнев. «Ленинским курсом»: Речи и статьи. (В 9-ти томах. М.: Политиздат, 1970—1983. С. 5523
Гессен В. М. 1912. Губернатор как орган надзора. СПб. 38 с.
Греф Г.О. 2006. От макроэкономической стабильности к инвестиционному росту. - Экономическая политика, №4. С. 5-18.
Гусева М.С. 2012. Зона опережающего экономического развития как инструмент пространственной кластеризации экономики. - Вестник Самарского государственного экономического университета, №10. С.60 – 63.
Ерманский О. А. 1940. Стахановское движение и стахановские методы. М.: Соцэкгиз, 370 с.
Зубаревич Н.В, Косарева Н.Б. , Эпштейн А.А., Высоковский А.А. Ясин Е.Г. 2012. Территориальное развитие России: перспективы, проблемы и пути их решения. - Практика муниципального управления, № 10. C. 6 – 13.
Коваленко Е Г. 2013. Региональная экономика и управление. Спб: Питер., 288 с.
Колосовский Н. Н.,2006. Избранные труды. Смоленск: Ойкумена, 336 с.
Коток, В. Ф. 1957. Социалистический демократизм Советского государства. -Вопросы советского государства и права, 1917 - 1957. М. : Изд-во АН СССР.,С. 118 - 169
Курков Н.К. 2005. Адаптация Российского дворянства к условиям модернизационного процесса начала ХХ веке. – М.: Готика, С.536.
Ленин В.И. 1967.Критические заметки по национальному вопросу. Полное собрание сочинений. Том 25. – Москва.
Луман Н. Самоописания. М., Логос, Гнозис. 2009. C. 320.
Меерович М.Г. 2012. «Генетики» и «Телеологи» - дискуссия о районирования СССР. - Архитектон: известия вузов, №40. C. 63 – 79.
Михайлушкин П.В., Баранников А. А. 2013. Создание особых экономических зон – перспективное направления государственного стимулирования экономики в России. - Научный журнал КубГАУ, №90. C.1 – 22.
Нарышкин С.Е. 2006. Особые экономические зоны в системе привлечения иностранных инвестиций в России. – Федерализм, № 4. С 171-186.
Орджоникидзе С. 1935. Стахановское движение: возглавляемое великим Сталиным, пойдет семимильными шагами. М.: Партиздат, 38 с.
Пилипенко И.В. 2007. Кластерная политика в России. - Общество и экономика, №8. С. 28-64.
Постановление ЦК ВКП(б) от 14 марта 1930 г. О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении.
Ремнев А.В. 1997. Генерал-губернаторская власть в 19 столетии. К проблеме организации регионального управления Российской империи. - Имперский строй России в региональном измерении. М.: С. 52-66.
Российская газета. Регион: Приморский край, 27 февраля 2014 № 46 (6318) 2 – 14
Сморгунов Л.В. 2012. Сравнительная политология: учебное пособие для бакалавров. Спб. Питер, С.447.
Терентьев В.П. (ред). 1985. Первый Совет рабочих депутатов: Время, события, люди. Иваново-Вознесенск, 1905 . М., Советская Россия. С. 254.
Тихонов Н. 1982. Единый народнохозяйственный комплекс многонационального советского государства. – Коммунист, №2. C.17-31.
Яковлев А.Н. 1995. По мощам и елей (Преступления КПСС против народов России). М.: Молодая гвардия, С. 191.
Canak W. L. The Peripheral State Debate: State Capitalist and Bureaucratic- Authoritarian Regimes in Latin America Latin American Research Review Vol. 19, No. 1 (1984), pp. 3-36
Dickhut W. 1988. Die Restauration des Kapitalismus in der Sowjetunion. Verlag Neuer Weg. 565 p.
Laclau Ernesto, Mouffe Chantal. 1985. Hegemony and Socialist Strategy. Towards a Radical Democratic Politics. London: Verso. 197 p.
Luhmann N. Protest: Systemtheorie und soziale Bewegungen. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1996, 62.
O’Toole L., Meier K. 2004. Public Management in Intergovernmental Networks: Matching Structural Networks and Managerial Networking. Journal of Public Administration Research and Theory, no. 14 (4), pp. 469-494
Phelan Shane. 1989. Identity Politics: Lesbian Feminism and the Limits of Community. Philadelphia: Temple University Press. 206 p.
Stoker, G. 2006. Public Value Management: A New Narrative for Networked Governance? American Review of Public Administration 36(1). pp.41–47
Sommerville, P., Haines, N. .2008. Prospects for Local Co-Governance. Local Government Studies 34(1). pp. 61–79
Thompson E. P. 1963. Making of the English Working Class. New York: Vintage, 848 p.
При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна |