Left.ru __________________________________________________________________________


Ю.В. Миронов

НЕИЗВЕСТНЫЙ ФАШИЗМ
(Продолжение, начало в № 85)

Что может быть неизвестно нашему читателю о фашизме? Несколько поколений советских людей, ныне еще активных, выросли в атмосфере воспоминаний о великой борьбе и великой победе. И все же автор счел возможным вынести в заголовок определение «неизвестный», в виду отсутствия однозначных объяснений причин феноменального факта: как, на основе чего в центре «цивилизованной» Европы возникла и получила распространение эта звериная идеология и связанная с ней практика, сопровождавшаяся таким общественным признанием, что под эту форму иногда мимикрировали режимы, по сути, не имевшие с ним ничего общего. Даже полный ее крах не убил бациллы этой заразы в идеологии и политике. Поиcку ответов на эти вопросы и посвящена лежащая перед Вами работа.

Часть II. Политический проект

1. Программа

Достичь всеобщего благоденствия, естественно, можно лишь целенаправленным воздействием на общество, и инструментом такого преобразования могло быть лишь государство. Современный мещанин, в общем, не является государственником, государство его почти не защищает от социальных бед, а большей частью стесняет и обирает; не был строгим этатистом и немецкий бюргер начала XX века. К государству он относился вполне прагматически. При этом идеи о свободе, равенстве и братстве, носителями которых были горожане в эпоху борьбы с феодализмом, к тому времени реализованные уже во многих странах в форме представительной демократии, значительно поистерлись при столкновении с реальностью. Европейский либерализм обернулся для маленького жителя городов своим подлинным, наглым и хищным лицом.

Выражая это умонастроение, будущий вождь нации дает поистине уничтожающую характеристику институту парламентаризма, как таковому. «Все действительно важнейшие экономические вопросы – пишет он - ставятся на разрешение в таком собрании, где только едва десятая часть членов обладает каким-нибудь экономическим образованием.  Но ведь это и значить отдать судьбы страны в руки людей, которые не имеют самых элементарных предпосылок для разрешения этих вопросов».  И далее: «…идеалом современного демократического парламентаризма является не собрание мудрецов, а толпа идейно зависимых нулей…».

Наблюдая деятельность парламентов, современный читатель должен согласиться, что она носит чисто декоративный характер, и основные решения принимаются где-то за пределами собраний «народных представителей», а раз в четыре года рекламируемая всеми масс-медиа избирательная компания служит для поддержания иллюзий об участии народа в управлении государством, после чего: «Обманутая прессой, - пишет А. Гитлер, - ослепленная соблазнами "новой" программы голосующая скотинка - как "буржуазного", так и "пролетарского" происхождения - вновь возвращается в стойла своих господ и опять отдает голоса старым обманщикам».

Современные апологеты капитализма из числа бывших преподавателей научного коммунизма в нашей стране пытаются объяснить распространение подобного отношения к парламентаризму в Германии тем, что в этой стране «…не было глубоких традиций парламентской демократии и уровень политической сознательности широких слоев населения, особенно масс мелкой буржуазии, был очень низким» – (Е.Ф. Язьков. «История стран Европы и Америки в новейшее время», ИНФРА-М, 2000).

Однако, не говоря уж о логике аргументации, когда тип сознания определяют самим сознанием, это и фактически неверно. Цитированный нами ранее Ортега-и-Гассет, сам сторонник идей либерализма, вынужден, тем не менее, констатировать: «Говорят, что демократические учреждения утратили популярность… Во всех государствах бранят парламент …»  Впрочем, и в старейшей капиталистической стране - Англии лишь в 1917 году появился акт, который вводил всеобщее избирательное право и который, как говорит Ллойд-Джордж, бывший в то время премьр-министром Великобритании, «впервые обратил английский государственный строй в демократию». До этого времени в соответствии с избирательной реформой Гладстона (середина XIX века) лишь 16% потенциального электората Великобритании имели какое-то отношение к парламенту и его традициям.

В противоположность якобы демократической процедуре принятия государственных решений большинством голосов фашизм выдвигает, как он это называет, «аристократический» принцип правления, подразумевая под этим отнюдь не власть родовой, феодальной аристократии, а правление на каждом уровне государства «лучших представителей нации», решающих единолично в пределах своей компетенции и несущих, так сказать, персональную ответственность за принятые решения.  «То миросозерцание, которое отвергает демократический принцип массы и ставит своей задачей отдать власть над всем миром в руки лучшей из наций, т. е. в руки самых лучших людей, логически должно применить тот же аристократический принцип внутри самого данного народа. Другими словами, оно должно обеспечить наибольшее влияние и подлинное руководство за самыми лучшими головами в данном народе. А это значит, что такое мировоззрение все строит не на принципе большинства, а на роли личности», - пишет Гитлер.

Интересно отметить, что либерал Ортега-и-Гассет тоже жалуется на якобы демократизм эпохи, на вхождение вульгарной, неподготовленной массы во власть и сочувствует принципу аристократического правления, понимая под ним, примерно, то же, что и вождь национал-социалистов, хотя сам фашизм он причисляет к чисто массовым явлениям эпохи.
 
В этой конвергенции нет ничего удивительного, поскольку в наше время господствующий класс, класс капиталистов, в отличие от предыдущих эпох, не выработал самостоятельной идеологии, вернее его идеология настолько примитивна и аморальна, что выставлять ее на публичное обозрение опасно, да и просто неприлично. В сфере идеологического обеспечения своей власти капитал использует различные наработки мелких горожан, спектр которых всегда был достаточно широк – от социал-демократии и антиглобализма до последовательного фашизма. Однако все это разнообразие идеологий имеет общий знаменатель – менталитет мелкого горожанина и различается, помимо чисто технических, философских технологий, лишь степенью адаптации к текущим потребностям капитала.

Все эти идеологические построения не могут обойтись без элементов критики существующего строя и программ преобразования, но за столетия своего господства капитализм отработал в идеологии и политике, как и в других сферах, рыночную систему купли-продажи настолько, что ни критика, ни популистские программы уже не принимались зачастую всерьез ни продавцами, ни покупателями. Но в Германии в 30-ых годах XX века произошел прокол. Там обновленный класс мелких горожан в условиях всеобщего кризиса выдвинул собственную программу общественного переустройства, а капитал в силу обрисованных выше обстоятельств вынужден был вновь встать под защиту этого сословия. И таким образом впервые в эпоху финансово-монополистического капитала мелкий горожанин взял власть в обществе.

2. Перестройка общества

Фашизм пришел к власти в Германии в условиях экономического кризиса, охватившего практически все развитые империалистические страны. Однако в отличие от циклических процессов до первой мировой войны, этот кризис развивался среди в значительной степени монополизированных экономических структур, что обусловило его затяжной характер в виде длительной депрессии. В домонополистической экономике кризис перепроизводства приводил к быстрому разорению части производителей, падению цен на избыточно накопленные товары и к достаточно быстрому рассасыванию излишних запасов с последующим восстановление и ростом производства.  В 30-ые годы XX столетия монополии в условиях перепроизводства могли резко сокращать выпуск товаров с целью удержания цен на высоком уровне, выбрасывая при этом на улицы массу излишней рабочей силы. Мелкие производители по-прежнему разорялись или попадали в полную зависимость от крупных финансовых групп, но потребительский спрос оставался на очень низком уровне, монополии поддерживали минимальный уровень товарных запасов при высоких ценах, и экономическая депрессия длилась годами, создавая совершенно нетерпимое положение для всей массы трудящихся страны.

Экономические мероприятия фашистского правительства достаточно хорошо освещены в литературе, поэтому мы здесь лишь кратко перечислим основные пункты, имеющие отношение к теме данной статьи.

В первую очередь нацисты взяли под контроль управление экономическими субъектами, причем это было сделано без изменения формы собственности. Во главе каждого предприятия был поставлен вождь (фюрер) данного предприятия, как правило, его владелец или управляющий, обладающий всеми полномочиями по единоличному управлению предприятием, но включенный в систему партийной иерархии и государственного управления хозяйством. При нем создавался совещательный совет из доверенных лиц от рабочих и служащих, однако реальные права трудящихся, завоеванные в период Веймарской республики, были полностью ликвидированы. В частности, были распущены профсоюзы и фабрично-заводские комитеты и замененные нацистской организацией Трудовой фронт, находившейся под полным партийным контролем. В условиях единоначалия трудовые споры рассматривались специально назначенными партией функционерами.
Была проведена широкая картелизация мелких и средних предприятий, как явная – путем создания новых концернов или подчинения малых предприятий ведущим предприятиям в данной отрасли, так и неявная – путем включения формально независимых предприятий в систему государственного планирования и управления экономикой.

На высшем уровне был первоначально создан Генеральный совет экономики, куда на паритетных началах вошли хозяева крупных монополий (такие, как Крупп, Тиссен и др.) и высшие партийные руководители. Однако, этот паритет не устраивал мелких горожан из партийной номенклатуры, и вскоре все руководство хозяйством перешло в Имперское министерство экономики, разветвленный аппарат которого заполнялся партийными функционерами. 

 Разумеется, подобное ограничение прав собственников осуществлялось отнюдь не на добровольной основе, а под силовым давлением нацистских организаций на всех уровнях, что нисколько не смущало пришедшего к власти мелкого горожанина, но фюрер не опасался встретить серьезное сопротивление со стороны класса капиталистов: «Как ни жалка наша так называемая национальная буржуазия, как ни слабо развито в ней истинно национальное чувство, - ясно, что с этой стороны не приходится опасаться сколько-нибудь серьезного сопротивления, если мы сумеем повести сильную внутреннюю и внешнюю национальную политику. Да если даже эти слои со свойственными им тупоумием и близорукостью и стали бы оказывать пассивное сопротивление, как они это в известной степени делали и в эпоху Бисмарка, то при их баснословной трусости серьезно считаться с этим не пришлось бы», И они не считались. Вплоть до того, что один из промышленных олигархов - фон Тиссен, сам ранее финансировавший нацистское движение, вынужден был вскоре эмигрировать во Францию, а после падения Парижа оказался в концлагере.

 В монографии Е.Ф. Язькова( «История стран Европы и Америки в новейшее время», ИНФРА-М,2000, стр. 228) приводится по этому поводу одно высказывание Гитлера: «Что значит владение собственностью, если я твердо охватил всех людей дисциплиной, из которой они не могут выбраться. Пусть владеют землей и фабриками, сколько им угодно. Решающий момент – это то, что государство распоряжается через партию всеми, независимо от того, собственники они или рабочие. Наш социализм изменяет не внешний порядок вещей, а только отношение человека к государству. Собственность и доходы – экая важность, очень нужна нам социализация банков и фабрик! Мы социализируем людей».

Но и в отношении рабочего класса мелкий горожанин старался выполнить свои обещания, поскольку у лидеров нацизма присутствовало ясное понимание того, что без смычки, без союза с промышленным пролетариатом мелким горожанам в длительной перспективе власть не удержать. 

Для преодоления кризиса фашистское правительство начало интенсивную накачку капитала в национальное хозяйство, сначала в организацию общественных работ (строительство дорог и т.п.), а затем в развитие промышленности, в первую очередь «оборонки». Это позволило решить проблему занятости в такой мере, что уже через год-два правительство могло принять законодательные меры по ограничению произвольных увольнений рабочих и служащих, а затем ввести общие трудовые книжки и перейти к всеобщей трудовой повинности, что избавляло многих представителей класса капиталистов от паразитического, праздного образа жизни. 

 В первые же годы были приняты меры по социальному страхованию трудящихся, улучшению техники безопасности; был запрещен труд детей до 14 лет и работа молодых рабочих (до 18 лет) в ночные смены и создан благотворительный фонд Адольфа Гитлера для оказания помощи нуждающимся, в который предприниматели в добровольно-принудительном порядке отчисляли 0.5% от фонда заработной платы. 

 Позднее была развернута государственная организация «Сила через радость», которая непосредственно в трудовых коллективах занималась тем, что мы называли соцкультбытом: организовывала отдых трудящихся в туристических походах или домах отдыха, поддерживала и развивала спортивные секции и кружки, распределяла подарки по случаю общественных и личных праздников, организовывала коллективные посещения театров и т.п. Особая поддержка оказывалась молодежи: была отменена плата за обучение в средних школах и производственное обучение на рабочих местах, снижена плата за обучение в высших учебных заведениях для детей из многодетных семей, при вступлении в брак молодоженам выдавалась довольно крупная денежная ссуда на весьма льготных условиях, причем при рождении ребенка четверть ее считалась погашенной, для многодетных семей с 1936 года были введены пособия …

В соответствии с принципом, объявлявшим, что «И рабочие национал-социалисты, и работодатели национал-социалисты одинаково являются только слугами общества и выполняют его поручения» законом о регулировании национального труда (1934 г.), запрещавшим все рабочие организации времен республики, «… создавались так называемые “социальные суды чести”, - пишет Е.Ф. Язьков, - в которых должны были рассматриваться случаи нарушения своих “социальных обязанностей” как рабочими, так и предпринимателями, причем последние могли быть в этом случае даже лишены звания фюрера предприятия» Это, конечно, содействовало реализации принципа равенства прав предпринимателей и рабочих, хотя бы перед лицом гестапо.

Огромные средства фашистское правительство вкладывало в идеологическое и физическое воспитание молодежи преимущественно через Гитлерюгенд, организацию, которая первоначально объединила в себе все молодежные организации страны, а затем превратилась в государственно-партийную организацию с охватом более всеобъемлющим и глубоким, чем даже мы можем представить себе из опыта нашей пионерии и комсомола, поскольку членство в ней было фактически обязательным, а исключение означало гражданскую смерть и могло привести в концлагерь. Краткий, но весьма насыщенный обзор деятельности этой организации появился недавно на сайте Омского областного обкома КПРФ ( В.В. Зелев. "Власть и молодежь"), здесь же отметим лишь следующее: в воспитании национального коллективизма в сочетании с принципом жесткой индивидуальной конкуренции немецкий бюргер видел, конечно, с одной стороны, как бы прививку против коммунистического менталитета, изначально свойственного рабочему классу, но, с другой стороны, обеспечивал своим детям условия равного и справедливого старта в борьбе за жизненные блага, за положение в обществе по отношению к наследникам родительских капиталов.

3. Результативность

Примерно в то же время, когда Гитлер перестраивал экономику Германии, по другую сторону Атлантического океана президент Рузвельт начал осуществления своего знаменитого «нового курса». Несмотря на явное различие политических систем, экономические мероприятия в обеих странах, на первый взгляд, имеют много общего. 
Во-первых, в обеих странах были приняты меры по установлению государственного контроля над банковской системой, причем в Америке это было особенно актуально в виду исторически сложившейся раздробленности банковской системы Штатов. Но если в Германии это привело к установлению полного правительственного контроля над деятельностью финансового капитала, то в США политика санации банков проводилась с целью укрепления наиболее мощных из них. Установление государственного надзора над деятельностью банков, усиление роли Федеральной резервной системы, запрет на участие в биржевых спекуляциях на средства вкладчиков коммерческим банкам, создание комиссии по торговле акциями для надзора за соблюдением биржевых правил в сочетании с интенсивной финансовой поддержкой наиболее крупных корпораций – все это привело к усилению роли крупного финансового капитала в американской экономике.

Во-вторых, для рассасывания безработицы в обеих странах широко применялась практика общественных работ.

В-третьих, государство в обеих странах напрямую вмешивалось в процесс производства. В США это осуществлялось на основе Национального закона о восстановлении производства (НИРА-1933 г.), в соответствии с которым сроком на два года для подавляющего большинства предприятий были установлены объемы производства и минимальный уровень цен. «Неизбежным результатом государственного регулирования промышленности на основе НИРА стало принудительное картелирование промышленности и укрепление позиций корпоративного бизнеса», - отмечает Е.Ф. Язьков в цитированной выше работе. В Германии это были достигнуты в результате прямой деятельности Имперского министерства экономики.

В-четвертых, были приняты существенные меры в области трудовых отношений, ограничивающие произвол предпринимателей и повышающие социальную защищенность работников. В США было значительно усилено влияние профсоюзов.

Реформы в США протекали в условиях острой политической борьбы, и лишь в 1937 году экономика страны несколько превысила  докризисный уровень 1929 годя. Однако, в следующем году в экономике США вновь начался спад, который с помощью возобновления чрезвычайных мер удалось преодолеть лишь к концу года. Но в этот период заметно усилились финансово-монополистические группы, противостоявшие новому курсу президента, несмотря на то, что это политика, по сути, выражала стратегические интересы крупного монополистического капитала при некоторых совершенно уже необходимых социальных уступках трудящимся классам.

Отметим, что в Германии были достигнуты более стабильные экономические результаты в отношение развития народного хозяйства и социального обеспечения трудящихся, однако и здесь начали проявляться некоторые негативные эффекты: принцип единоначалия (упоминавшийся выше «аристократизм») приводил к нарастающей бюрократизации общественной и экономической жизни, государственное управление экономикой в сочетании с амбициозными планами вождя нации вело к инфляционным явлениям, которые в условиях жесткого контроля над ценами вызывали вымывание товаров повышенного спроса и развитие черного рынка, так что вскоре были введены «карточки потребителя», аналог карточной системы распределения наиболее важных товаров. Впрочем, инфляционные явления в конце 30-ых годов стали проявляться под влиянием «нового курса» и в США.

Отмеченная аналогия экономических мер в Германии и в США представляется еще менее случайной, если вспомнить нереализованную правда программу выхода из кризиса, предлагавшуюся большевиками летом 1917 года и изложенную в статье В.И. Ленина «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». Она включала всего несколько пунктов: слияние частных банков с государственным банком России, национализацию естественных монополий (нефтяной, угольный, сахарный и т.п. синдикаты), отмена коммерческой тайны, принудительное трестирование средних промышленных предприятий, а также ограничение потребления богатых (равномерное распределение тяжести существовавшей карточной системы) и трудовая повинность для высших сословий, дабы компенсировать нехватку образованных служащих в России. Это была жесткая программа, направленная на спасение демократической республики в России.

Но программа эта не была оригинальной разработкой большевиков. Еще в мае экономический отдел Исполнительного комитета Петроградского Совета, как пишет Троцкий в своей «Истории русской революции», разработал программу государственного регулирования хозяйства: «Под давлением угрожающей обстановки предложения очень умеренных экономистов оказались гораздо радикальнее их авторов». 

Эсеровско-меньшевистский Совет предложил даже этот план для реализации Временному правительству. Но кадеты и мелкобуржуазные партии России в 1917 году так и не решились осуществить его. Но и после Октябрьского переворота большевики не смогли реализовать эту программу, встретив отчаянное сопротивление и саботаж капиталистов и полностью примкнувшим к ним мелких горожан. Эти классы были сознательно готовы на некоторые жертвы с тем, чтобы, как тогда говорили, «костлявой рукой голода» задушить пролетарскую революцию.

Все это показывает, что в рамках капиталистического хозяйства в кризисной ситуации существует довольно общий набор мер, позволяющий преодолеть или сдержать развитие экономического коллапса, при этом результат качественно зависит от того, кто, какие сословия осуществляют эти мероприятия.

4. Война

История не позволила нам рассмотреть развитие рассмотренных экономических сюжетов в Германии и в США в долгосрочном аспекте. Начавшаяся война прервала их на наиболее интересном этапе, когда общество в некоторой мере оправилось от политического и экономического шока и начало наступление на вновь установленные порядки – в открытой политической борьбе в США и в скрытой, невидимой на первый взгляд работе по перевариванию национальной революции мещан в Германии, перевариванию с помощью личных связей, знакомств, родства и такого сильного фермента, как денежные купюры.

Война, - она прервала, казалось, все сюжетные линии, но ведь война не с неба свалилась, она была спланирована и начата, по общему мнению, именно фашистской Германией, но была ли она так уж необходима монополистическому капиталу, как это было принято утверждать в советской историографии? Скорее всего – нет, напротив, именно установление полного контроля национального мещанства над экономикой и финансово-монополистическим капиталом и привело к развязыванию второй мировой войны. 

После первой мировой войны среди марксистов была популярна экономическая модель, в которой конечным результатом концентрации монополистического капитала является его сращивание с государственным аппаратом и возникновение государственно-капиталистических трестов. «Конкуренция переходит в наивысшую, последнюю из мыслимых ступеней развития – конкуренцию “государственно-капиталистических трестов” на мировом рынке. В пределах “национальных хозяйств” она доводится до минимума …» - писал Н. И. Бухарин еще в 1915 году («Мировое хозяйство и империализм» – Проблемы теории и практики социализма. М., Политиздат, 1989 г., стр. 79). 

Хотя подобные процессы иногда и имели место, однако наряду с ними в Европе развивался процесс интернационализации финансового капитала, как в форме экспорта капитала из одних стран в другие, так и в форме образования, как мы сейчас говорим, «транснациональных корпораций». При этом национальные границы, да и вообще национализм и унаследованная чуть ли еще не из Средних веков политическая карта Европы, постепенно становились помехой свободному развитию капитала. Это начинали понимать наиболее чуткие идеологи капитализма. Ллойд-Джордж в 1922 году сетовал: «… мир не изменился и не выучил ни одного слова из преподанного ему страшного урока. Подозрительность продолжает существовать между народами сильнее, чем до войны, ненависть между разными национальностями растет; повсеместно делаются комбинации ввиду предстоящей войны, большие армии стоят под ружьем…» - ситуация, вполне естественная еще за полвека до этого, теперь вызывала возмущение – «все это представляет собой глубоко задуманный заговор против цивилизации, открыто организуемый на глазах у всех». А в 1930 году Ортега-и-Гассет уже прямо декларирует новое миропонимание европейца: «…преграды для развития германского, французского, английского хозяйства – политические границы стран. Затруднения не в экономических проблемах, но в том, что формы общественной жизни, в которых должна развиваться экономика, не соответствуют ее размаху»  И далее: «Государственные образования, которые до сих пор называются нациями, достигли наивысшего развития сто лет тому назад. Они дали все, что могли, теперь им остается лишь перейти в новую, высшую стадию. Они уже только прошлое, облепившее Европу; они связывают и обременяют ее. Наделенные большей свободой, чем когда-либо, мы чувствуем, что внутри наших наций нечем дышать, как бы в тюрьме. … Весь мир чувствует, как необходимы новые основы жизни. Некоторые – как всегда бывает в подобных кризисах – пытаются спасти положение, искусственно оживляя те самые, изжитые, принципы, которые привели к кризису. Именно этим объясняются вспышки “национализма” в последние годы» (Ортега-и-Гассет «Восстание масс»).

И вот маленький человек, немецкий бюргер, встал поперек закономерного исторического потока. По-видимому, западные магнаты финансового капитала и обслуживающие их политики, как и их германские коллеги, не сразу распознали это, они видели эффективность национал-социализма в борьбе с рабочим движением в Германии, надеялись направить эту энергию на подавление угрозы, исходившей из красной России, а что касается риторики и «отдельных эксцессов», то мораль никогда не определяла политики…

Западные «демократы» легко пошли на демонтаж версальской системы и на еще большие уступки в известной политике умиротворения. И даже после вторжения Германии в Польшу они продолжали эту политику в форме «странной» войны вдоль линии Мажино, ведь хозяевам Сити и финансовых контор Парижа нечего было делить военным способом с магнатами Рура. Лишь немногие из западных политиков типа Черчилля поняли, что по ту сторону фронта стоят совсем другие силы, но большинству это стало ясно лишь после Дюнкерка и падения Парижа.

Война привела к краху фашизма, но остался вопрос, а зачем она вообще была нужна немецкому мещанству, или той его части, которая активно вошла в фашистское движение? Разве не мог национал-социализм в длительной перспективе существовать более или менее мирно в достаточно широко раздвинутых границах третьей империи? И вновь история не дает прямого, эмпирического ответа. И при этом не следует апеллировать к опыту генерала Франко или Салазара – «фашистские» режимы в Испании и Португалии, просуществовавшие долгие годы, по сути, таковыми не являлись, это были военно-полицейские диктатуры, лишь слегка мимикрировавшие под фашизм, мы ведь в политическом обиходе обычно называем так любой тиранический режим с камерами пыток, концлагерями и расстрелами оппозиционеров, но это не имеет никакого научного содержания.

Капитал извлек уроки из истории с национал-социализмом, больше он никогда не пытался встать под защиту мелкого горожанина и на корню пресекал все его самостоятельные движения, как левого, так и правого толка – примером чему служит история генерала Перрона в Бразилии или РНЕ у нас. Впрочем, и нынешние горожане в так называемых «цивилизованных» странах уже не те, они привыкли к своему служебному положению – стареют ведь не только люди, стареют и народы, и цивилизации, стареют, накапливают опыт невзгод, забывают взлеты прошлого и сословия… И разве не о нынешних горожанах говорил мудрый Заратустра в этюде о последних людях: 

«И вот земля стала маленькой и по ней скачет вприпрыжку последний человек, который все делает маленьким…Еще трудятся, ибо труд развлечение. Но заботятся, чтобы развлечение не утомляло. Уже нельзя стать ни бедным, ни богатым: то и другое обременительно. Да и кому охота управлять? Да и кому охота повиноваться? То и другое обременительно. …Ни одного пастуха, и одно лишь стадо!…»

Тогда зачем же они пошли воевать?

(Продолжение следует)
 
 
 
 

Ваше мнение

 При использовании этого материала просим ссылаться  на Лефт.ру 

Рейтинг@Mail.ruRambler's Top100 Service