Дж. Сакай

Сетлеры: Мифология белого пролетариата

Перевод Вадима Штольца

в начало книги

Как только эти белые бедняки покинули поля и получили возможность помогать в управлении и надзоре над африканскими рабами, их бунтарский период подошел к концу. Значение этого опыта состоит в том, что он показывает материальные причины отсутствия классового сознания у ранних евроамериканских рабочих и то, как их политическое сознание было прямо связано с тем, насколько широко они могли пользоваться привилегиями поселенческого общества. Кроме того, этот опыт показал, к удовольствию капиталистов, что протест и бунтарство внутри поселенческого общества можно тушить за счет усиления колониальной эксплуатации других наций и народов. (Конец третьей главы первой части)

II.  СРАЖЕНИЯ И АЛЬЯНСЫ

История массовых политических сражений в поселенческой Америке - самым важным из которых была Война за независимость 1775-83 гг. – помогает понять характер первых альянсов между евроамериканскими диссидентами и угнетенными народами. Главное в этих альянсах – их чисто тактическая природа. Не единство, а мимолетное сплетение фундаментально разнящихся интересов некоторой части угнетателей и угнетенных.  В конце концов, национальное разделение между поселенцами-гражданами рождающейся Америки и их колониальными африканскими подданными было огромно, как и различия между интересами индейских наций и нации сетлеров, которая основывалась на их уничтожении.  Хотя тактические союзы временами перекидывали мостки через эту пропасть, необходимо ясно сознавать, насколько временными и расчетливыми были эти взаимные усилия.

Мы подчеркиваем это в целях опровержения сетлерской пропаганды о том, что Колониальная Америка якобы родилась из сражений «за представительную форму правления», за «демократию» или из «классовой борьбы», якобы объединявшей простых белых и африканцев. Заметим, что никто еще не осмелился заявить, что индейцы тоже желали сражаться и умирать за «демократию» поселенцев.  И тем не менее, именно это утверждается по отношению к африканским пленникам (рабам), как будто у них было больше общих интересов с рабовладельцами или им промыли мозги больше, чем индейцам. От этой лжи не останется камня на камне как только мы рассмотрим действительные конфликты и условия, в которых формировались альянсы между угнетателями и угнетенными.

Хороший пример дает Восстание Бэкона, одно из двух крупных восстаний до Войны за независимость. В этом восстании повстанческая армия буквально захватила государственную власть в колониальной Вирджинии в 1676 г. Повстанцы нанесли поражение силам лояльным английской короне, подожгли столицу Вирджинии и заставили бежать ее губернатора. В этом восстании приняли участие поселенцы всех классов, а также африканские рабы. К концу войны последние состравляли большинство ядра повстанческих сил. 

Герберт Аптекер, эксперт Компартии США по африканцам, без колебаний указывает на это восстание, как на чудесный, героический пример для всех нас. Ему явно по душе это раннее анти-капиталистическое восстание, в котором «белые и черные» встали плечом к плечу:

«...Но выдающимся примером народного восстания в период до Американской революции было Восстание Бэкона 1676 года.... , которое явилось предвестником еще большего восстания спустя точно столетие. Восстание в Вирджинии было направлено против экономического господства и эксплуатации этой колонии правителями Англии и против тиранической и коррумпированной колониальной администрации, которая осуществляла это господство.  Во главе восстания стоял молодой плантатор Натаниел Бэкон, и оно объединяло все классы, включая рабов, кабальных слуг, свободных фермеров и многих плантаторов. Это было восстание, в котором женщины случили, по выражению одного враждебного восстанию современника, «великими ободрительницами и помощницами», и в котором требования политических реформ в демократическом духе составляли его главное содержание.» [1]

Трудно не удивиться, что плантатор мог возглавлять настолько прогрессивное политическое движение. Аптекер – не единственный евроамериканский радикал, полюбивший это восстания. В другом случае, на конференции «новолевого» Союза радикальных политэкономистов (U. R. P. E.) в 1974. г. на эту тему был зачитан доклад, который сочли достаточно важным, чтобы затем опубликовать кэмбриджском журнале «Радикальная Америка», а затем переиздать в виде отдельной брошюры в издательстве Нью Ингланд Фрее Пресс.  В этом докладе Теодор Аллен пишет следующее:

«... решительное выступление народа против буржуазии произошло во время восстания Бэкона, которое началось в апреле 1676 г. как результат расхождений в “индейском вопросе” между элитой и неэлитными плантаторами, но которое в сентябре превратилось в гражданскую войну против англо-американского правящего класса..... Непреходящее значение этого события состоит в том, что в колониальной Вирджинии, сто двадцать лет до рождения Уильяма Ллойда Гаррисона, вооруженный рабочий класс, черный и белый, дрался плечом к плечу за отмену рабства.» [2]

Аптекер и Аллен, как два радикальных брата-сетлера, явно согласны друг с другом, что восстание Бэкона было важным революционным событием.  Но у Аллена мы неожиданно находим, без какого-либо объяснения, упоминание о конфликте между некоторыми плантаторами по поводу «индейской политики», который перешел в совместную вооруженную борьбу белых и африканских рабочих против рабства! Поверить этому нелегко. Тем более, что восстание Бэкона одна из святынь в истории белого Юга, и сам Бэкон – заметная фигура. В здании Палаты депутатов Вирджинии и по сей день можно увидеть внушительную мраморную доску с бронзовыми украшениями, на которой Бэкон выделен как «великий патриотический вождь народа Вирджинии.» [3]  Итак, даже белые расисты-политики Вирджинии согласны с Аптекером и Алленом в оценке этого «демократического» восстания. Поистине – вот пример единства, о котором нам нельзя забывать.

Однако под густым слоем риторики спрятаны действительные события восстания Бэкона, ее грязная и подлая история так хорошо знакомая нам из евроамериканской политики.  И тем не менее эта история весьма поучительна для нас. Он начинается летом 1675 года. Поселенцы колонии Виржиния были злы и насторожены. Из Массачуссетса все дальше на юг распространялось знаменитое индейское «восстание короля Филипа». К тому же колония находилась в экономической депрессии из-за низких цен на табак и сильной засухи (сократившей урожай на три четверти). [4]

Один из ведущих плантаторов на западных границах Вирджинии был Натаниел Бэкон-младший, новоприбывший член элиты этой колонии. Он эмигрировал из Англии лишь год назад и быстро приобрел две плантации на Джеймс-ривер.  Со своим партнером Уильямом Бёрдом (основателем позорной плантаторской династии) Бэкон также получил от губернатора Беркли лицензию на ведение прибыльной пушной торговли с индейцами.  Для Бэкона это было нетрудно, ведь он происходил из богатой английской семьи и приходился кузеном как жене губернатора Беркли, так и Натаниелю Бэкону-старшему (известному плантатору и члену государственного совета Вирджинии). 

Весной 1675 г. губернатор Беркли почтил молодого Бэкона, дав ему место в госсовете.  Но, как вскоре показали события, роскошный образ жизни Бэкона и его быстрая политическая карьера лишь подлили масла в огонь его высокомерия и безграничных амбиций.

В июле 1675 г. между поселенцами и индейцами-саскеханок началась война.  Как обычно, она была спровоцированна поселенцами.  Их милиция по ошибке пересекла границу Мэриленда и опять же по ошибке напала на саскеханок, своих союзников.  Индейцы сопротивлялись и отбили нападение вирджинцев.  Разозленные тем, что индейцы осмелились сопротивляться, вирджинцы, укрепленные милицией Мэриленда, вернулись в августе .  Эта новая армия силой в 1100 человек окружила форт саскеханоков.  Пять их вождей были обманом заманены под предлогом переговоров и казнены. 

Однажды ночью все осажденные саскеханоки – мужчины, женщины и дети – тайком покинули свой городок и неслышно проскользнули через оцепление. По пути они убили пятерых часовых. С тех пор саскеханоки перешли к партизанской войне, передвигаясь маленькими группами и устраивая засады против поселенцев. Натаниель Бэкон-младший был ярым «ястребом», чья страсть к преследованию индейцев выросла еще больше после того, как индейские партизаны убили одного из его надсмотрщиков. Для Бэкона этого было более, чем достаточно. 

В это время поселенцы Вирджинии раскололись на два лагеря в связи с разногласиями по поводу «индейской политики». Бэкон был лидером провоенной фракции, выступавшей против губернатора Беркли, который проводил курс Англии на временные союзы с индейцами и временные ограничения на экспансию поселенцев. Дело было не в королевской гуманности, а в тактическом расчете правителей Англии. В тот исторический момент индейские народы определяли баланс сил в Северной Америке между британскими, французскими и испанскими империалистами. Слишком агрессивная политика по отношению к индейцам могла толкнуть их на союз с французами. Кроме того, временный мир с индейцами имел и другие выгоды. Не прерывалась очень выгодная торговля мехами. Индейцев можно было натравливать друг на друга, так чтобы они шпионили и даже воевали на стороне поселенцев. От них можно было получить обязательство возвращать беглых африканских рабов (хотя в действительности это случалось редко). Итак по мирному договору 1646 г. (после поражений индейцев в войне 1644-46 гг. ) девятнадцать индейских племен в Вирджинии признали власть британской короны.  Эти подданные-индейцы должны были подчиняться законам сетлеров и были пассивными или активными союзниками в их войнах с индейцами, жившими дальше на западе.

К тому времени как надсмотрщик Бэкона был наказан [5] теперь уже отнюдь не дружески насторенными саскеханоками. политические разногласия между Бэкном и губернатором Беркли стали публичным достоянием. Еще раньше Бэкон и Берд тайком предложили Беркли отдать им монополию на покупку мехов у индейцев.  Даже со стороны насквозь коррумпированных плантаторов такое предложение было обречено по причине его слишком очевидного своекорыстия. Бэркли отверг его. А вскоре Бэкон и совсем вылетел из пушной торговли.  В марте 1676 Ассамблея Вирджинии забрала разрешения на торговлю с индейцами у всех трейдеров и постановила полностью обновить их состав. Это была реакция на слухи от том, что трейдеры нелегально продавали индейцам огнестрельное оружие.  Бэкон был вне себя от ярости. Страдали его гордость и карман. Гнев и честолюбие толкали плантатора на ответные действия.

В чем же заключалась суть спора между Бэконом и и губернатором Беркли?  Оба были за войну против своих бывших союзников саскеханоков.  Оба выступали за военные действия против любых индейцев, которые сопротивлялись господству сетлеров. Но Беркли считал, что покорные индейцы были могли быть полезными.  Как он сказал, «Я бы хотел сохранить тех индейцев, которые были бы ежечасно в нашей власти, чтобы они служили нашими шпионами и разведчиками и могли бы выведывать о наших проклятых врагах.»  Бэкон не соглашался с этими доводами и презрительно называл их проявлением робости и слабости, граничившими с изменой.  Он верил, что было необходимо уничтожить всех индейцев, включая союзников и подданных индейцев. Как он писал в своем «Манифесте»: «Нашим планом было сокрушить и искоренить вообще всех индейцев.» Такова была главная цель восстания Бэкона. Это был классический спор между либералом и консерватором, который отзывается эхом в наше время в спорах между Робертом Кеннеди и Джорджем Уоллесом, О.Е.О. [6] и ККК, ЦРУ против ФБР и так далее.

Беркли отказал Бэкону в звании офицера милиции на том основании, что последний отказывался следовать курсу британской политики.  Но в мае 1676 Бэкон вышел из повиновения.  Он стал харизматическим лидером поселенцев пограничных районов, которые были полны решимости достичь «окончательного решения» индейской проблемы. Эта программа завоевывала поддержку все более широких масс поселенцев. Ведь она обещала и конец экономической депрессии с помощью нового раунда грабежей индейских земель и имущества. Ничто не вызывает больше энтузиазма среди евроамериканских поселенцев, чем нападение на людей с другим цветом кожи. Для них это стало чем-то средним между групповым спортом и национальной религией. Так Восстание Бэкона победило сердца поселенческих масс.

В мае 1676 поселенцы получили известия от своих союзников племени оканичи, что отряд саскеханоков стоит лагерем недалеко от форта оканичи на реке Руанок.  Бэкон и его друзья в нарушение правительственных приказов быстро сформировали вооруженный отряд и выступили в поход на индейцев.  Так началось Восстание Бэкона.

Бэкон и его люди прибыли в форт оканичи изможденными, без продовольствия и явно не в состоянии драться. Пресмыкавшиеся перед ними оканичи устроили сетлерам роскошный обед. Они даже предложили отряду Бэкона отдохнуть пока они сами не разобьют для них саскеханоков. Естественно, что Бэкон согласился. С помощью предательства, оканичи нанесли поражение саскеханокам и убили около 30 из них. Оствашихся в живых пленных либо публично казнили, либо отдали Бэкону в качестве рабов.

Но на этом битва не закончилась. Ведь Бэкон и его банда пришли, чтобы убить и обратить в рабство всех индейцев. Ходили слухи, что у оканичи скопилось пушнины на тысячу фунтов стерлингов. По крайней мере, некоторые из людей Бэкона впоследствие сознались, что «главным планом было добыть бобровые шкурки.» В любом случае, Бэкон потребовал, чтобы оканичи отдали ему всю добычу и вдобавок дополнительных рабов из числа дружественных индейцев.  Но и тогда раболепные вожди оканичи продолжали тянуть время, предлагая отдать Бэкону заложников. Неожиданно отряд Бэкона напал на ни о чем не подозревавших оканичи.  Большинство индейцев в форте было убито, хотя они и сумели отбить нападение сетлеров. Однако, захваченные внезапным нападением оканичи за пределами форта были беспомощны. Как гордо сообщал Бэкон, его героические воины «набросились на мужчин, женщин и детей снаружи, обезоружили и уничтожили их всех...». Восстание Бэкона одержало свою первую победу, и плантатор со своими людьми, награбленными товарами и рабами вернулись домой героями.

Теперь Бэкон стал самой популярной фигурой в Вирджинии. Его уважали и прославляли как убийцу индейцев. Отказ Беркли дать ему военный пост не имел никакого значения, ведь Бэкона стали называть «народным генералом». Именно он, а не какой-то там губернатор или государственный советник, имел за своей спиной поддержку поселенческих масс. Стереть с лица земли и ограбить всех индейцев - это была программа понятная большинству белых, особенно с тех пор, как губернатор Беркли под давлением поселенцев заставил подданных индейцев разоружиться и сдать свои мушкеты. Убивать безоружных угнетенных людей доставляет евроамериканцам куда больше удовольствия, чем иметь дело с вооруженным противником. И действительно, как указал один историк: «Бэкон и его люди не убили ни одного враждебного индейца, и довольствовались тем, что запугивали, убивали и обращали в рабство дружественных индейцев живших по соседству, захватывая их пушнину и земли.»

Теперь Бэкон перешел в наступление на губернатора Бэркли и его клику. Снова и снова он публично проклинал Бэркли как предателя сетлеров. Он уже замахивался на верховную власть. Его главным оружием против губернатора было обвинение последнего в том, что тот якобы являлся «другом» индейцев. Более тяжелого обвинения нельзя было представить. Как мы все знаем, когда евроамериканцы начинают драться между собой, самые злобные обвинения, которые они бросают друг другу, это «любитель негров» или «любитель индейцев» и т.п.

Бэкон заявил, что губернатор был изменником в буквальном смысле этого слова, что он продал индейцам ружья, чтобы те могли нападать на поселенцев. Здесь мы наблюдаем параллель с 60-ми годами нашего века, когда белых либералов обвиняли в том том, что они помогают народам Третьего мира деньгами, юридической поддержкой и даже оружием, чтобы те могли убивать белых. Бэкон утверждал, что Беркли настолько запугал поселенцев, что «ни один мужчина не осмеливался убивать индейцев...пока я не разрубил этот узел, что заставило людей смотреть на меня как на своего друга». А жена Бэкона, чья страстная поддержка его восстания позволила современным евроамериканским радикалам обнаружить в этом первые ростки феминизма, кричала: «Слава Тебе, Господи» за то, что ее муж «уничтожил множество индейцев». [7]  Итак, убийства, закабаление и грабежи составляли главную цель этого движения, на которое евроамериканцы указывают нам как на пример нашего единения с ними! Пусть эта книга послужит предостережением тем, кто хочет купиться на него.

Бэкона объявили нарушителем закона и мятежником, и тем не менее он легко победил на выборах в Ассамблею Виргинии, которая должна была приступить к работе 5 июля 1676 года. Следуя своему стилю, Бэкон обеспечил свою победу, приказав своему вооруженному отряду захватить избирательный пункт графства Энрико, от которого он баллотировался. Хотя Бэкон и выступал за отмену решения Ассамблеи 1670 года, которое отказывало свободным людям без собственности в праве голосования, выборы и ассамблеи были для него лишь прикрытием своих диктаторских амбиций.

7 июня 1676 г. восстание потерпело свою первую серьезную неудачу. Бэкона с пятидесятью вооруженными сторонниками схватили, когда они пытались тайком пробраться в Джеймстаун. А затем началась головокружительная вереница маневров, переворотов и контрпереворотов.  Предпочитая позор казни, Бэкон перед всей Ассамблеей, на коленях молил губернатора Беркли о прощении. Он не только быстро получил его, но и был восстановлен в своем прежнем качестве члена Госсовета. Что же делает Бэкон? Он сразу же покидает Джеймстаун и 23 июня, вернувшись с 500 вооруженными сторонниками, легко захватывает город и самого губернатора. Но теперь Бэкону в свою очередь приходится освободить Беркли и его сторонников, так как они заявили о своих сетлерских правах вернуться домой, чтобы защищать свои плантации и женщин от индейцев. 

Именно в этот момент на сцене появляются белые кабальные слуги. Оказавшись без армии и покинутый почти всеми плантаторами, губернатор Беркли обращается за поддержкой именно к этой группе населения. Он обещает свободу всем кабальным слугам сторонников Бэкона, если они убегут от своих хозяев и присоединятся к вооруженным силам лоялистов. Он также разрешает им грабить своих хозяев, обещая каждому кабальному слуге долю в их конфискованном имуществе. Благодаря этому ловкому шагу и удачному перезахвату трех военных судов, губернатору удается быстро восстановить свою армию.

Уже 6 сентября лоялисты подходят к Джеймстауне и хитрый Беркли предлагает амнистию всем мятежникам за исключением Бэкона и двух его помощников. И хотя люди Бэкона держат в своих руках укрепленный город, они оставляют его без боя. Большинство из них с готовностью принимают предложение губернатора.

Теперь наступает черед Бэкона оказаться практически без армии, покинутым своими сторонниками. Создается впечатление, что многие сетлеры поддерживали и предавали то ту, то другую сторону в зависимости от того, кто брал верх. Это были оппортунисты, главным для которых был их собственный близкий интерес. Месяцем раньше Бэкон строил планы сходных восстаний в Мэриленде и Южной Каролине и даже создания независимой нации в том случае, если Лондон откажется удовлетворить их требования.  Кстати, именно поэтому, Джефферсон и другие патриоты 1776 года видели в Бэконе одного из первых архитекторов Соединенных Штатов. [8]  Но сейчас он находился в опасной ситуации. 

По примеру губернатора Беркли, Бэкон отказывается смириться с поражением или пойти на компромис. Своим ответным шагом он даже обскакивает первого, призывая в свои ряды не только белых кабальных слуг своих противников, но и их африканских рабов. В его армию вступают сотни новых рекрутов, и 19 сентября Джеймстаун снова в его руках.  И опять обошлось без битвы. Солдаты Беркли бросили его также, как это сделали в свое время сторонники Бэкона. Последний, прекрасный психолог, выставил на осадный вал своих новых слуг-индейцев с захваченными им женами лоялистов. Этой ночью торжествующий Бэкон приказал предать Джеймстаун огню, и пожары, поглотившие столицу, стали драматическим подтверждением того, что он был опять хозяином Виргинии. 

Но Бэкон неожиданно умирает от болезни. Его преемник по руководству восстанием теряет присутствие духа и заключает тайную сделку с короной, обязуясь разоружить повстанцев. До конца сражаются только около 80 африканских рабов и человек 20 из кабальных слуг. Они отказываются сдаться, хорошо понимая, какая судьба их ожидает. В конце концов, их заманивают на борт корабля, который выходит на середину реку, и там дулом пушек принуждают сложить оружие.  Восстание Бэкона заканчивается так же внезапно, как оно началось.

Из обломков этой хаотической распри мы теперь можем отобрать самое важное. Прежде всего, очевидно, что не было никакой демократической программы или движения. Восстание Бэкона было массовым движением, представлявшим интересы большинства поселенцев. Оно стремилось решить серьезные экономические и социальные проблемы посредством усиления эксплуатации угнетенных народов. По своему характеру оно не имело ничего общего с «демократическим» движением, а, напротив, приближалось к фашистскому. Бэкон был вождем наиболее реакционной части плантаторов. То, что его планы предусматривали формальное право на участие в выборах для несколько большего числа свободных людей и бывших рабов, не имело большого значения. Восстание Бэкона совсем не стремилось уничтожить рабство. Наоборот, восставшие надеялись увеличить число рабов за счет захватов индейских земель.

И, наконец, в этом восстании не было никакого «единства белых и черных». Бэкон нуждался в солдатах и под самый конец предложил сделку рабам своих врагов, пообещав им свободу в случае своей победы.  Африканцы, записавшиеся в его армию, не питали к нему ни любви, ни уважения, ни доверия. Они не считали его своим вождем.  С их стороны это был тактический ход, позволявший им использовать противоречия в рядах своих угнетателей, дававший им свободу маневра для достижения свободы. Интересно отметить, что те индейцы, которые объединились со своими угнетателями и стали лакеями и союзниками поселенцев, нашли в этом союзе свою гибель, а не спасение.

Мы видим здесь также противоречивый характер «демократических» реформ в контексте капитализма сетлеровского типа. Много шума было поднято вокруг реформ «Ассамблеи Бэкона» (июньская сессия 1676 года, названная так, потому что большинство на ней составляли только что избранные сторонники Бэкона). Евроамериканские историки особенно восхваляют принятый Ассамблеей «Акт 7» , который восстановил избирательное право свободных людей не имевших собственности. Ведущий евроамериканский радикальный историк рабочего движения Филипп Фонер пишет:

«...это восстание... завоевало ряд демократических прав для народа. Были отменено постановление, которое лишало свободных людей без собственности иметь право голоса на выборах членов городской думы.  Свободные люди каждого прихода получили право избирать церковный совет. Ни одна из этих демократических реформ не была сохранена после поражения восстания, но память о них продолжала жить. Бэкон был поистине «факельщиком Революции», и поэтому последующие поколения звали народных вождей «бэконистами». [9]

Легко понять насколько ничтожны эти псевдомарксистские измышления белого расизма. Достаточно рассмотреть всю законодательную деятельность той ассамблеи в совокупности, чтобы увидеть, что первые три принятых ею акта вели к усилению геноцида индейского населения.  Акт 3 легализировал захват поселенцами индейских земель, прежде охраняемых договором, которые были «оставлены» индейцами, спасавшимися от набегов Бэкона. Какое смысл может иметь «демократическое» расширение избирательных прав посреди дикой экспансии капиталистического общества, основанного на геноциде и порабощении? Это все равно как дать избирательные права белым фермерам в качестве «демократического» ответа на Вундед-Ни или как «свобода слова» для тюремщиков в ответ на восстание в тюрьме Аттики. *

Правда заключается в том, что евроамериканцы рассматривают эти буржуазно-демократические меры как исторические достижения, потому что они являлись таковыми для них. Но не для нас. Внутренним содержанием, сущностью этих реформ была консолидация новой сетлерской нации. Отчасти, этот процесс состоял в наделении полными гражданскими правами всех евроамериканских групп и классов поселенческого общества. Борьба за эти права шла в Колониальной Америке повсюду и была для сетлеров куда важнее обычных конфликтов вокруг заработной платы.

Например, ранние английские поселенцы в Виргинии были вынуждены импортировать немецких, польских и армянских ремесленников на этот плацдарм своего континентального вторжения для производства стеклянных бус, которые они использовали в торговле пушниной (как и смолу для кораблестроения и т.д.).  Так как эти ремесленники не были англичанами, они рассматривались как подданые, а не члены этой колонии. Поэтому в 1619 году эти европейские ремесленники объявили забастовку и быстро добились полных гражданских прав «в качестве таких же свободных людей как и все остальные жители». [10]

Такого же рода борьба наблюдается в течение всего колониального периода, как на Севере, так и на Юге. В 1689 г. восстание Лейслера (во главе с купцом-иммигрантом из Германии) в Нью-Йорке привело к тому, что демократы-поселенцы выгнали британский гарнизон из г. Олбани и несколько лет удерживали в своих руках столицу штата. Ассамблея штата Нью-Йорк ведет свое начало от законодательных уступок Короны сетлерам после того, как это восстание закончилось. Род Рузвельтов впервые занялся политикой в качестве сторонников Лейстера.

Нужно понять диалектическое единство демократии и угнетения в развитии сетлерской Америки. Завоевание гражданских прав сетлерской беднотой формально выглядит демократическим достижением Но превращение этих белых масс в инструмент массовых репрессий, таких как гнусные Патрули для охоты на рабов (Slave Patrols), созданные в Виргинии в 1729 г., имело анти-демократический и реакционный характер. И тем не менее эти противоречия составляли сущность единого процесса формирования новых граждан Вавилона. Вот почему наше отношение к «демократической» борьбе среди белых поселенцев так двояко.

Это опять было подтверждено опытом Войны за независимость 1776 г., в которой большинство индейцев и африканцев выступили против независимости для сетлеров и консолидации американской нации и с радостью присоединились к британским войскам в надежде сокрушить сетлеров.

Это столкновение между старой европейской империей и рождающейся евроамериканской стало неизбежным намного раньше. Поворотным пунктом стало решение британских капиталистов подрезать крылья новой евроамериканской буржуазии. Для этого они ограничили эмиграцию в Америку, создали препятствия для развития промышленности и торговли и разработали долгосрочную стратегию для того, чтобы удержать сетлерское население в пределах контролируемой полосы территорий вдоль Атлантического побережья. Ради своих имперских интересов Британия решила навсегда ограничить развитие Америки ее младенческой фазой. Ведь в результате захвата европейцами лишь только восточных берегов Северной Америки к началу Войны за независимость тамошнее население равнялось уже одной трети всего населения Англии и Ирландии. Британские капиталисты опасались, что, если не принять решительных мер, придет день, когда их американские колонии укусят руку, создавшую их. И они не ошиблись. В то время как некоторые патриоты, вроде Самуэля Адамса, были давно убеждены в необходимости завоевать независимость от Англии, сетлерская буржуазия в целом оставалась консервативной и колебалась. В конце концов именно земельный вопрос склонил ее в пользу войны.

Сначала, Объявительным актом от 1763 года (Proclamation Act ) , а затем Квебекским аком 1773 г. британские капиталисты постарались зарезервировать исключительно за собой огромные участки индейских к западу от реки Аллегейни.  Для сетлерской буржуазии это было катастрофой, именно в это время она страдала от первой значительной депрессии в истории американской экономики. В то время, как и сейчас, спекуляция недвижимостью была манией, прибыльной страстью евроамериканских патриотов.  Бен Франклин, Уортоны и другие знаменитости буржуазной Филадельфии стремились приобрести как можно больше земли для спекуляции. Джордж Вашингтон, вместе с Лисами и Фицхафами, основал Миссисипскую компанию, которая намеревалась приобрести два с половиной миллиона акров земли для последующей продажи новым сетлерам. Находясь в глубокой задолженности у британских купцов-банкиров, сетлерская буржуазия надеялась поправить свои дела захватом новых индейских земель на западе, вплоть до Миссисипи. [11]

Однако Квебекский акт 17773 г. объявил весь американский Средний Запад частью британской Канады. Тринадцать колоний предполагалось не допускать к захвату континентальных областей. Вся добыча предназначалась их британским сородичам. Что же касается плантаторской буржуазии на Юге, она была поставлена перед верным банкротством, как класс, лишенный доходов от новых завоеваний и расширения рабовладельческой системы. Именно это и заставило их в конечном счете присоединиться к восстанию. [12]  

Анализируя связь между вопросом границ сетлерских колоний и Войной за независимость, историк Ричард Уэйд так пишет о британских ограничениях на захват индейских земель сетлерами: «...поселенцы жаждали пересечь горы и их злили все попытки остановить их. Революция произошла частично для того, чтобы дать им эту возможность». [13]

Как и в случае с восстанием Бэкона, «свобода», за которую сражались американские революционеры 1770 х гг. была в большой степени свободой завоевывать новые индейские земли и наживаться на работорговле без каких-либо ограничений.  Иначе говоря, это была буржуазная свобода угнетать и эксплуатировать других. Успешное будущее сетлерских капиталистов зависело от завоевания национальной независимости.

Но как только первоначальный энтузиазм сетлеров поугас и они поняли, какой суровой и кровавой будет эта война «жизнерадостные солдаты» сетлерской армии стали разбегаться по домам. Почти одна треть Континентальной армии дезертировала в Вэлли Фордж. Чтобы набрать солдат, стали широко применять взятки. Штат Нью-Йорк обещал новым рекрутам по 400 акров индейской земли. Виргиния предлагала одного раба-африканца (не моложе 10 лет) и 100 акров. В Южной Каролине генерал Зумтер изобрел схему, по которой сетлер-доброволец получал свою часть от грабежа сторонников Короны (одного африканца). Но даже эти щедрые посулы не нашли большого отклика со стороны сетлерских масс. [14]

Зато африканцы встретили войну с огромным энтузиазмом. В то время, как рабовладельцы-сетлеры стремились к «демократии» путем завоевания независимости от Англии, их рабы хотели разрушить Америку или убежать из нее, чтобы освободить себя. Они были ни патриотическими американцами, ни пассивными в своем рабстве нейтралами. Африканские массы страстно и смело бросились в самый эпицентр войны, войны против рабовладельческой Америки за свою свободу. 

Испытывая нехватку солдат и работников, британцы решили использовать индейцев и африканских рабов для подавления восставших сетлеров. В этом не было ничего необычного. Французы широко прибегали к тактике военных союзов с индейцами, а англичане с африканскими рабами во время своей войны 1756-1763 гг за северную Америку (которая в сетлерских учебниках истории зовется «Франко-индейской войной»).  Но евроамериканские сетлеры, сидевшие на вулкане неспокойного, национально угнетенного африканского населения, были испуганы и возмущены "предательством" англичан.

Это решение британцев стало для них последним доказательством злого тиранства Георга III. Одна английская леди, путешествовашая в то время по колониям, писала, что возмущение сетлеров было так велико, что оно даже объединило восставших поселенцев с поселенцами-тори (т.е. лояльными Короне – пер.). [15]  Том Пейн, в своем революционном памфлете «Здравый смысл». негодовал против «...той варварской и дьявольской силы , которую разбудили, чтобы уничтожить нас». [16]  Но угнетенные народы видели эту войну как замечательное противоречие в рядах евроамериканских капиталистов, которое необходимо было использовать.

Лорд Данмор (Dunmore) был королевским губернатором Виргинии, но его власть была настолько мала, что он был вынужден жить на борту британского военного корабля. Срочно нуждаясь в подкреплениях, он издал 5 ноября 1775 г. прокламацию об освобождении любого раба, который вступит в ряды его войск. Сэр Генри Клинтон, командующий британскими силами в Северной Америке, позже сделал еще более широкое предложение:

«Я строжайше запрещаю любому человеку продавать или входит в права собственности любым негром, который является собственностью мятежника и кто может просить убежища в любой из частей этой Армии; и я обещаю любому негру, который оставит знамя мятежников, полную свободу перемещения и занятий». [17]

Более ясного сигнала было трудно придумать. Тысячи африканцев теперь пытались достичь территорий, находящихся под британским контролем.  Один из историков этого исхода писал: « Американцы ответили на этот шаг британцев повышением бдительности по отношению к своим рабам; всех работоспособных из них перевели в отдаленные районы, подальше от театра военных действий, и пригрозили самыми страшными наказаниями для тех, кто попытается присоединиться к врагу.  Для негров, которые делали такую попытку, альтернатива «свобода или смерть» имела буквальный смысл. И все-таки, по суше и по морю они бежали к британским частям». [18]

Война означала удар по рабовладельческой Америке, создавала хаос в лагере европейских капиталистов. Африканцы схватились за этот шанс, не десятками и сотнями, а тысячами. Америка сотрясалась от их движения. Авторы Декларации независимости горько жаловались на свои личные потери. Томас Джеферсон потерял многих своих рабов; губернатор Виргинии Бенджамен Гарисон лишился тридцати своих «лучших рабов»; Уильям Ли недосчитался 65-ти и сообщал, что двое его соседей потеряли всех; от Артура Мидлтона из Южной Каролины убежало 50 невольников. [19]

Африканцы писали свою собственную Декларацию независимости... ногами. Многие патриоты-сетлеры обращались к британцам с призывами проявить европейскую солидарность и изгнать восставших рабов из своих частей.  Джордж Вашингтон даже был вынужден публично осудить своего брата за то, что тот поставил британским войскам продовольствие в надежде, что они вернут рабов, принадлежащих семейству Вашингтонов.  Да, патриоты-сетлеры были определенно напуганы, когда настоящая свобода посетила их землю.

По сей день никто точно не знает, сколько рабов освободили себя во время той войны. Считается, что сетлеры Джорджии потеряли более десяти тысяч рабов, в то время как число африканцев вырвавшихся из Южной Каролины и Виргинии могло намного превысить пятьдесят тысяч.  В беспорядке военных лет многие рабы смогли выдать себя за свободных людей и переселиться в другие места: в британскую Флориду и Канаду или найти убежище в поселениях маронов (беглых рабов – пер.) и среди индейских племен. По некоторым подсчетам, сто тысяч африканских узников – или около 20% всех рабов Северной Америки – освободили себя во время той войны. [20]

Тысячи мятежных африканцев поддерживали работу британской военной машины. В конце концов, если помощь британцам была платой за убежище от своего рабовладельца, в ней не было ничего неприятного.  У лорда Данмора был «эфиопский полк», состоявший из бывших рабов (они шли в атаку под девизом «Свободу рабам!», нашитом на их мундирах). Этот полк помог британцам захватить и сжечь Норфолк, штат Виргиния на Новый год 1776 г. [21]  Это должно быть доставило им немало удовольствия. Повсюду африканцы шли с британскими частями как солдаты, носильщики, строители дорог, проводники и разведчики. Вашингтон заявил, что если массовое бегство рабов не будет остановлено, британская армия будет расти «как снежный ком». [22]

Только под влиянием этой угрозы - оказаться не просто побежденными, но побежденными вооруженными массами своих бывших рабов – сетлеры поспешно перестроились и начали набирать африканцев в Континентальную армию США.  Абсурдность вооружения своих рабов, чтобы они защищали своих владельцев, была очевидна для многих. Боясь развала всей культуры плантаторских концлагерей, а еще больше страшась массы вооруженных африканцев, многие сетлеры предпочитали проиграть своим британским сородичам, чем подвергать опасности институт рабства. Но теперь у них не было полной свободы выбора, джин уже наполовину вылетел из бутылки.

31 декабря 1775 года генерал Вашингтон издал приказ о наборе африканцев в Континентальную армию, обещая им свободу по окончании войны. Многие сетлеры послали своих рабов служить вместо себя. Один офицер-наемник из Гессена, воевавший в британской армии, заметил, что: «негры могут замещать своих хозяев на поле боя и поэтому в каждом полку видно множество негров...» Более 5 тысяч африканцев служили в армии рабовладельцев, составляя значительный процент наиболее закаленных частей (ведь сетлеры обычно служили не более 90 дней, тогда как рабы обязывались это делать до конца войны или смерти). [23]

Угнетенные заплатили за эту войну своей кровью. Потери у африканцев были тяжелые (половина из тех, кто служил у британцев в Виргинии, погибла от эпидемии). [24]  Индейские племена, вставшие на сторону Британии, пострадали очень сильно, когда ход войны склонился в противоположную сторону. Такой же была судьба многих африканцев, попавших в плен после поражения британских войск. Часть из них продали в Вест-Индию, остальных казнили. Не менее легкой была участь тех, кого захватили в процессе бегства к англичанам. Массовые местные организации сетлеров, вроде пресловутых «Комитетов по переписке» (Committees of Correspondence) в Нью-Йорке и Массачусетсе, играли такую же роль на Севере, какую имели «Патрули» на Юге, следившие и арестовывавшие мятежных африканцев. [25]

Даже те, кто присоединился к победившим сетлерам, далеко не обязательно оказались в выигрыше. В конце войны многие африканцы были разоружены и закованы в кандалы, несмотря на торжественные обещания сетлеров.  Джон Хэнкок, президент Континентального конгресса, презентовал африканские войска армии США знаменем с похвальной надписью, но это не спасло таких африканцев, как капитан Марк Старлин.  Он стал первым африканцем, получившим чин капитана американских ВМС и многочисленные награды за почти что самоубийственные ночные рейды на британскую эскадру (поэтому сетлеры и позволяли ему и его исключительно черной команде делать это без их надзора).  Но как только война окончилась, его хозяин потребовал его назад в свою собственность. Остаток своей жизни Старлин прожил в рабстве. По иронии Старлин известен среди историков, как исключительно самоотверженный «патриот», сверхлояльный новой сетлерской нации. [26]

Главным для африканских масс было их стратегическое партнерство с Британской Империей против сетлерской Америки. Для большинства здравый смысл состоял в том, чтобы использовать старую европейскую державу против евроамериканских поселенцев, которые были их самым близким и прямым врагом. 65 тысяч африканцев примкнули к британским силам – более десяти на каждого записавшегося в Континентальную армию сетлеров. [27]  Как сказал Ленин, обсуждая национальный вопрос: «Массы голосовали ногами». И в этом случае они голосовали против Америки.

Наконец, на индивидуальном уровне африканцы присоединялись к обеим сторонам в обмен на освобождение от рабства. Здесь нельзя говорить о «политическом союзе» или каких-то блоках, а только взаимовыгодных сделках.  Это относится, естественно, и к европейцам.  Если бы британцы и патриоты имели возможность разрешить конфликт между собой своими собственными силами, не прибегая к освобождению рабов и не рискуя стабильностью рабовладельческой системы, они бы были только рады избежать этого. Так же как и в случае привлечения рабов к распрям господ во время восстания Бэкона, альянсы Войны за независимость продемонстрировали, что национально-патриотическая борьба евроамериканцев противоречила фундаментальным интересам и политическим устремлениям угнетенных.

Эту точку зрения подтверждает и поведение африканцев, когда победа сетлеров стала  очевидной. Пока ликующие патриоты наблюдали за эвакуацией англичан из города Нью-Йорка в 1783 г. к последним присоединились 4 тысячи африканцев. Они наполнили британские корабли, желая убежать из Америки. Еще 4 тысячи ушли с британцами из Саванны, 6 тысяч из Чарлстона и 5 тысяч уплыло на британских кораблях еще до капитуляции. [28]  Так кто же «проиграл» эту войну? Они, или их братья и сестры, оставшиеся на плантациях?

Были и другие, выбравшие третий путь. На протяжении всей войны по сетлерам наносили удары индейские и африканские партизаны.  В одном случае триста бывших рабов вели партизанскую борьбу против плантаторов на территории Джорджии и Южной Каролины.  Первоначально они координировали свои действия с англичанами, но продолжали сражаться еще долго после поражения последних.  Этот отряд разбили только в 1786 г., когда был обнаружен их секретный форт у Медвежьего ручья. И это был лишь один из фронтов в подлинно демократической борьбе против Америки.

(Продолжение следует.)